Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Понятия «благоприятствование», «равенство сторон» и «благоприятствование защите» в уголовном судопроизводстве: правовая природа, сущностные характеристики и их взаимосвязь 20
1. Правовая природа понятия «благоприятствование» и особенности его проявления в уголовно-процессуальном праве России 20
2. Равенство сторон в уголовном судопроизводстве как правовая ценность 42
3. «Благоприятствование защите»: история становления понятия, его правовая природа и концептуальная основа 59
Глава II. «Благоприятствование защите» в отечественном уголовном процессе: ретроспектива функционирования, способ правовой реализации, нормативное наполнение и классификация элементов 81
1. «Благоприятствование защите» в ретроспективном анализе досоветского, раннесоветского и позднесоветского уголовно-процессуального законодательства 81
2. Способ правовой реализации и нормативное наполнение феномена «благоприятствование защите» в современном отечественном уголовном процессе 109
3. Теоретическая классификация (структура) элементов процессуального механизма благоприятствования защите 140
Глава III. «Благоприятствование защите» в уголовно-процессуальном законодательстве зарубежных стран, практике ЕСПЧ и пути его совершенствования в уголовном процессе России 164
1. Элементы процессуального механизма благоприятствования защите в уголовном процессе зарубежных стран во взаимосвязи с задачами по обеспечению равенства сторон в уголовном судопроизводстве 164
2. Влияние процессуального механизма благоприятствования защите на обеспечение равенства сторон в решениях Европейского Суда по правам человека 189
3. Нормативно-правовое развитие и совершенствование элементов процессуального механизма благоприятствования защите как способ достижения максимально высокого уровня обеспечения равенства сторон в отечественном уголовном судопроизводстве 206
Заключение 231
Список литературы 240
Приложение 1 285
Приложение 2 296
Приложение 3 307
Приложение 4 319
Приложение 5 340
- Правовая природа понятия «благоприятствование» и особенности его проявления в уголовно-процессуальном праве России
- «Благоприятствование защите» в ретроспективном анализе досоветского, раннесоветского и позднесоветского уголовно-процессуального законодательства
- Теоретическая классификация (структура) элементов процессуального механизма благоприятствования защите
- Нормативно-правовое развитие и совершенствование элементов процессуального механизма благоприятствования защите как способ достижения максимально высокого уровня обеспечения равенства сторон в отечественном уголовном судопроизводстве
Правовая природа понятия «благоприятствование» и особенности его проявления в уголовно-процессуальном праве России
Уголовно-правовой спор во все времена предполагал наличие прав и обязанностей у сторон, участвующих в нем, но далеко не всегда предусматривал равенство этих прав и возможностей для сторон в таком споре. Конфигурация материально-правовых и процессуальных правоотношений сторон в системе уголовной юстиции формировалась в зависимости от социальных ценностей, разделяемых обществом в конкретный период времени, а равно от стиля и методов его государственного управления и власти. В этом, как справедливо указывают Н.И. Матузов и А.В. Малько, проявляется «важнейшее свойство правовой политики – ее государственно-волевой характер и властно императивное содержание»8. Вопросы благоприятствования в праве рассматривались в определенный момент с субъективистской точки зрения, формировавшейся, как было отмечено академиком В.С. Нерсесянцем, еще «софистами «младшего поколения» (Пол, Калликл, Критий), отвергавшими правовое равенство с позиций аристократических и тиранических представлений о свободе, как праве лучших на привилегии и произвол, как праве сильных господствовать над слабыми и т.д.»9.
При этом элементы благоприятствования применительно к науке о праве имеют вполне древнюю историю, обусловленную на первоначальном этапе, как правило, желанием законодателя обеспечить чему-либо или кому-либо более выгодное положение10. Правовые феномены, наполняющие синтетический по своей природе режим благоприятствования11, выступают, в данном случае, в качестве универсальных юридических средств, устанавливающих дополнительные гарантии, изъятия и облегчения из общего порядка12. В тоже время ранее благоприятствование стороне, как правило, было обусловлено не попыткой законодателя достичь равенства положений участников спора, а социально обусловленным понятием сословной справедливости13 в конкретный промежуток исторического времени. Это является дополнительным подтверждением тезиса о прямой взаимосвязи между публичным интересом в праве (независимо от нравственных оценок такого интереса) и элементами благоприятствования, закрепленных в нем.
В этой связи вызывает интерес предложенная А.В. Смирновым авторская градация справедливости на «высшую» и «элементарную», где «высшая» является источником всех публичных отраслей права, а «элементарная» представляет механизм, обеспечивающий «сохранение гомеостаза общества» и «внутреннее равновесие системы, предотвращая возмущение отдельных ее элементов»14. При этом, как отмечается А.В. Смирновым, «элементарная справедливость» может иметь ретрибутивную характеристику и проявлять себя в неравной мере15.
Как справедливо отмечал В.В. Субочев, «индивидуальные интересы «производят» интересы общественные, поэтому без первых последние существовать просто не смогут. Общественным интересам, какими бы самодостаточными они не были, необходимо на что-то опираться. Подобной опорой, с определенными оговорками, предстают интересы индивидуальные»16, что подтверждает важный тезис о роли благоприятствования в праве как способа достижения общественных интересов через детерминацию интересов индивидуальных. В теории права и процесса такие отношения рассматриваются через категорию триалектики, при которой общественные и индивидуальные интересы относятся друг к другу и как целое, и как часть, не теряя при этом собственной автономии17.
Современное право, в особенности международное, феномен «благоприятствование» как способ регулирования соответствующих правоотношений использует достаточно широко, употребляя его непосредственно в наименованиях нормативных актов18 и отдельных нормах19. При этом феномен «благоприятствование» во всех случаях предусматривает в качестве неотъемлемого признака свое обязательное нормативно-договорное закрепление, а в качестве составных элементов, наполняющих данный феномен содержанием, как правило, предусматривает дополнительные права, преимущества, привилегии и иммунитеты20.
Одновременно с этим благоприятствование во всех случаях рассматривается как режим, который, по словам О.С. Родионова, подразумевает «установленный законодателем особый порядок регулирования, представленный специфическим комплексом правовых средств, который при помощи … сочетания стимулирующих и ограничивающих элементов создает конкретную степень благоприятствования или неблагоприятствования в целях… реализации субъектами права своих интересов»21.
В этой связи вполне допустимо рассмотрение феномена «благоприятствование» через призму процессуального режима, который, говоря словами В.М. Горшенева, будучи необходимым компонентом любой правовой формы деятельности государства, является комплексным структурным сложным образованием, конструкция которого объединяет принципы процесса, гарантии их соблюдения, а также средства и способы реализации принципов22. При этом Н.Н. Вопленко отмечает, что «каждое правоприменительное производство имеет свой особый процессуальный режим оформления прав и обязанностей сторон. Режим создает, таким образом, своеобразную процессуальную атмосферу правореализации, характеризующуюся степенью или уровнем свободы выражения и осуществления объективной воли участников процесса»23. Правоприменение при таком режиме осуществляется через синтез правовых средств, дозволений, запретов, а также позитивных обязываний, создающих своеобразие правоприменительного производства24.
Рассматривая сущностную характеристику и правовую природу феномена «благоприятствование», включающих в себя такие формальные категории процессуального права25 как процессуальный режим26, исключения27, привилегии28 и поощрения29 в праве, необходимо определить все основные признаки благоприятствования в широком понимании форм их существования. Это, на наш взгляд, позволит оценить роль и значение феномена «благоприятствование» применительно к уголовно-процессуальным правоотношениям, а равно обеспечит понимание способностей этого феномена позитивно влиять на проблему преодоления дефицита равенства сторон при публично-правовой форме организации уголовного судопроизводства в стране.
С.Ю. Суменков предлагает называть всю совокупность стимулирующих или ограничивающих элементов, составляющих феномен «благоприятствование», исключениями в праве, цель которых в выведении «из-под действия общего правила определенного компонента из тех общественных отношений, которые в целом подпадают под юрисдикцию этого правила»30.
Им же в теоретическое поле этого вопроса введена соответствующая классификация, которая все исключения в праве подразделяет на исключения-ограничения (обязанности, запреты и сами ограничения) и исключения-дозволения, которые, в свою очередь, делятся на льготы, привилегии, иммунитеты31.
Запреты и ограничения являются неотъемлемым методом правового регулирования любых правоотношений, включая уголовно-процессуальные. В.П. Божьев писал, что «регулирование нормами права общественных отношений при производстве по уголовному делу означает, прежде всего, наделение участвующих в нем лиц (должностных лиц и граждан) соответствующими правами и обязанностями»32, при этом между возможностью реализовать свои права одним участником уголовно-процессуальных правоотношений и исполнением обязанностей другим участником существует тесная взаимосвязь. Так, в частности, реализация права стороны допросить лицо, явившееся в суд по ее инициативе, находится в прямой взаимосвязи с нормативно установленным запретом для суда отказать стороне в ее ходатайстве о производстве такого допроса (часть 4 ст. 271 УПК РФ33), право лица на защиту обеспечено запретом адвокату-защитнику отказаться от принятой на себя защиты подозреваемого или обвиняемого (ст. 49 УПК РФ) и т.д.
«Благоприятствование защите» в ретроспективном анализе досоветского, раннесоветского и позднесоветского уголовно-процессуального законодательства
В русском направлении уголовно-процессуальной науки терминология «favor defensionis» - благоприятствования защите – как некая индивидуально выделенная концепция практически не применялась, а составляющие ее элементы стали предметом рассмотрения и соответствующего научно-теоретического описания отдельных ученых-процессуалистов лишь со второй половины XIX -начала XX века204. Далеко не всегда этот феномен воспринимался как русскими, так и зарубежными процессуалистами как нечто позитивное для отправления уголовного судопроизводства205, несмотря на то, что важнейшие его элементы, такие как толкование сомнений в пользу обвиняемого (in dubio pro reo)206, вопросы распределения бремени доказывания (onus probandi), были непосредственным предметом анализа ученых- процессуалистов207.
Архаическая картина уголовного судоустройства в России была кардинально переписана в 1864 году. При этом основу предполагаемых изменений уголовного судоустройства видели, в первую очередь, именно во введении правил, «имеющих целью как ограждение подсудимых от напрасных притеснений, так и доставление им действительных и надежных средств законной защиты»208. С этого периода – конца 1860 года – началось теоретическое и практическое формирование и внедрение элементов уголовно-процессуальной защиты в отечественный уголовный процесс. Официальное признание уголовного процесса юридическим публично-правовым отношением во всех его частях209 не могло не дать старт формированию и наполнению процессуального феномена «favor defensionis», что было обусловлено, как верно подметил В.Д. Спасович, общественным пониманием «неодинаковости шансов состязания между прокурором, снабженным могущественными средствами розыска, и подсудимым, который изолирован в обществе уже по самому падающему на него подозрению, который часто лишен свободы, которому неизвестен ход следствия, который большей частью не знает и закона, и когда виноват, не умеет привести для смягчения уголовной ответственности уменьшающих его вину обстоятельств»210.
В этой связи очевиден вывод, что именно преодоление объективно существующего дефицита равенства в системе складывающихся уголовно-процессуальных правоотношений и стало главным катализатором формирования и наполнения уголовно-процессуального законодательства нормативными положениями, обеспечивающими «благоприятствование защите».
Устав Уголовного Судопроизводства (далее Устав, УУС) от 20 ноября 1864 года211, провозгласивший совершенно инновационные состязательные начала при отправлении уголовного судопроизводства и изменение парадигмы доказывания с концепции формальных доказательств на принцип их свободной оценки по внутреннему убеждению212, тем самым «открыл новый период нашей общественности и начал новую эру в истории нашего процесса»213. Впервые была нормативно сформулирована и закреплена процессуальная конструкция института уголовной защиты с достаточно широкими правовыми возможностями обвиняемого в уголовном процессе214. В сложившихся условиях это уже формулировалось как благоприятствование защищающемуся от обвинения, так как отдельные элементы «favor defensionis» рассматривались учеными того времени внутри института уголовной защиты без какого-либо вычленения феномена «благоприятствование» в индивидуальную составляющую, направленную на достижение специфической цели в виде выравнивания положения заведомо неравных сторон в уголовно-правовом споре.
Нами отмечалось, что, например, Л.Е. Владимиров даже выражал определенное недоумение относительно каких-либо ожиданий стороны защиты в формировании в отношении нее некоего элемента благоприятствования215. Мы полагаем, что такое отношение ученого-процессуалиста к понятию «благоприятствование защите» было обусловлено весьма расширительным толкованием этого феномена как любого нормативно закрепленного препятствия, которое само по себе или в совокупности не позволяет суду высказаться о доказанной виновности лица. Такой вывод проистекает из иной позиции Л.Е. Владимирова, в соответствии с которой при господстве законной (формальной) теории доказательств благоприятствование защите было настолько широко, что оправдательные доказательства не теряли своего значения даже в том случае, когда не имели формальных условий достоверного доказательства вообще216.
Данная позиция, на наш взгляд, нарушает онтологический смысл «favor defensionis», его правовой дух, который кроется за этим лингвистическим носителем217 и который при построении уголовного судопроизводства по системе формальных доказательств по своему внутреннему наполнению существенно разнится от онтологической составляющей феномена «благоприятствование защите» при обвинительном процессе с состязательным судопроизводством, рассмотрением доказательств по внутреннему убеждению суда и, что особенно важно, при нормативно закрепленном процессуальном неравенстве сторон, выполняющих функции уголовного преследования и защиты от обвинения на досудебных стадиях уголовного судопроизводства.
Бытие «благоприятствования» при господстве законной теории доказательств, называвшееся порой «благоприятствованием искусному обвиняемому»218, было обусловлено общей структурой построения уголовного судопроизводства, демонстрировавшей весьма странный для сегодняшнего дня симбиоз из древних элементов доказывания (таких как очистительная присяга, пришедшая от старинной роты, веры, крестного целования и пр., и происходившей в своем наличии от веры в то, что нравственная пытка от ложной присяги, гарантировавшей муки вечные, должна удержать лицо от лжи на суде) и строго формализованной системы формирования сомнительных доказательств219. Такая взаимосвязь, даже по мнению достаточно либерально настроенных процессуалистов того времени, позволяла говорить о главном отрицательном качестве уголовного судопроизводства того времени, заключавшемся в его нерепрессивности220.
Уголовно-процессуальная политика того времени «благоприятствовала виновному», а не обвиняемому, что не одно и то же ни в правовом, ни в социально-общественном смысле. Ее сущностное наполнение было обусловлено в большей степени недоверием к судебной власти221, сформированной по сословному принципу, нежели желанием обеспечить выравнивание положения сторон обвинения и защиты при их нормативно закрепленном процессуальном неравенстве. Именно в этом, на наш взгляд, и кроется онтологическое заблуждение Л.Е. Владимирова, рассматривавшего «благоприятствование защите» как общую невозможность уголовной юстиции преодолеть нормативные предписания для достижения целей правосудия.
В этой связи стоит согласиться с позицией М.А. Михеенковой, которая верно обозначила причину появления в тексте Л.Е. Владимирова латинской лингвистической формулы феномена «благоприятствование защите», указав на безусловное влияние на отечественных процессуалистов того времени немецких толкователей римского права222. Отказавшись от формулирования единого понятия «благоприятствование защите», ими был создан некий собирательный образ этого феномена, позволявший, вследствие такой расплывчатости его дефиниционных границ, «прикладывать» его к совершено разным элементам института права на защиту в таких же разных по типам и формам построения уголовных процессах того исторического периода.
При этом теоретическое обоснование «благоприятствование защите» через его целеполагание в системе процессуальной конструкции реализации права на защиту в уголовном процессе необоснованно, на наш взгляд, поглощало важнейшее и автономно существующее целеполагание «favor defensionis» как специфического вида регулирования правоотношений.
Теоретическая классификация (структура) элементов процессуального механизма благоприятствования защите
Сквозной характер механизма благоприятствования защите, зависимость частного целеполагания конкретной нормы от стадии её применения, а равно разница как в способах, так в универсальности влияния этих норм, формирует необходимость применения классификации353 как метода научного познания, позволяющего систематизировать элементы «favor defensionis» по определенным критериям.
А.Л. Субботин отмечал, что «классификация выступает не просто как констатация уже достигнутого знания, но выполняет важную методологическую функцию: осуществляя систематизацию определенной предметной области, она, вместе с этим, задает общее направление на ее дальнейшее целенаправленное исследование и может провоцировать создание новых дисциплин»354, что является крайне актуальным в исследовании исключений в уголовно-процессуальном праве, в том числе той их группы, которая сущностно наполняет и формирует процессуальный механизм благоприятствования защите.
О способности исключений в праве к классификации говорил и С.Ю. Суменков, обусловливая этот довод наличием у исключений важных категорий самой классификации - универсальности и фундаментальности, которые в свою очередь коррелируются с такими базовыми характеристиками исключений в праве, как всеобщность и объективность355.
В этой связи стоит обратить внимание, что весь набор правовых исключений, формирующих совокупность нормативных положений процессуального механизма благоприятствования защите в уголовном судопроизводстве, своим «сквозным» характером говорит о всеобщности этого феномена для уголовно-процессуальных правоотношений в целом, а следовательно свидетельствует о его универсальности. Объективность присутствия в нормативном регулировании уголовного судопроизводства элементов феномена «благоприятствование защите», обусловленная конституционными положениями о личности и ее правах и свободах как о высшей ценности в государстве (ст. 2 Конституции РФ), в свою очередь, образует пару с таким исходным началом классификации, как фундаментальность, представляющим собой «конституирующее свойство не только познания, но и бытия человека»356.
Множественность форм проявления элементов «favor defensionis», их неоднородность и вариативность правоприменения позволяет не только классифицировать по группам, но и систематизировать внутри данных групп.
Надо отметить, что отсутствие серьезного внимания к классификации право-социальных феноменов в отраслевых правовых науках357, в том числе и в уголовном процессе, где принято применять метод классифицирования, как правило, к объектам материального мира (субъектному составу участников уголовного судопроизводства358, доказательствам359, видам процессуальных решений360 и т.д.), существенно сужает процессуально-правовой инструментарий, в том числе и для правоприменительной деятельности.
Проблема дефицита средств процессуально-дефиниционной классификации феноменов права весьма ярко проявляется на примере анализа принципа презумпции невиновности.
Так, Конституция РФ (часть 1 ст. 49) и уголовно-процессуальное законодательство РФ (часть 1 ст. 14 УПК РФ), полностью повторив смысловую конструкцию исторически сформулированной дефиниции презумпции невиновности, дополнительно наполнили ее еще несколькими положениями, которые, на наш взгляд, имеют совершенно иную процессуальную природу, так как составляют нормативную основу именно процессуального механизма благоприятствования защите, а не являются составными частями презумпции невиновности.
Таковыми, в частности, являются положения об освобождении обвиняемого от обязанности доказывания своей невиновности (часть 2 ст. 49 Конституции РФ, часть 2 ст. 14 УПК РФ), толковании неустранимых сомнений в виновности лица в пользу обвиняемого (часть 3 ст. 49 Конституции РФ, часть 3 ст. 14 УПК РФ), недопустимости обоснования обвинительного приговора на предположениях (часть 4 ст. 14, часть 4 ст. 302 УПК РФ) и целый ряд других (например, часть 5 ст. 348 УПК РФ, устанавливающая полномочия суда распустить коллегию присяжных, вынесших обвинительный вердикт, тогда когда судья будет считать, что подсудимый невиновен и имеются достаточные основания для вынесения оправдательного вердикта), которые процессуалистами характеризуются именно как проявление презумпции невиновности в уголовном судопроизводстве361.
Каждый из вышеперечисленных элементов, находящийся в настоящий момент под объединительным началом презумпции невиновности, не может, в отличие от самой презумпции невиновности, рассматриваться как некое просто постулируемое предположение, а, напротив, представляет собой набор активно действующих право-ограничивающих, право-обязывающих, запретительных или право-предоставляющих нормативных элементов, сконструированных именно через нормотворческий прием исключений в праве и формирующих в системе уголовного судопроизводства динамичную конфигурацию процессуального механизма благоприятствования защите. В указанных нормах обозначены исключения, имеющие конкретно-целевой характер, соблюдение которых при отправлении уголовного правосудия только и позволяют утверждать о строгом следовании конституционному положению о презумпции невиновности. Таким образом, эти нормо-положения, говоря словами П.С. Элькинд, как раз и указывают, каким образом должна осуществляться уголовно-процессуальная деятельность, чтобы она соответствовала общему способу отправления уголовного судопроизводства, коим является презумпция невиновности362.
Кроме того, каждый из указанных элементов имеет свою стадию, при которой начинает оказывать влияние на сущность возникающих процессуальных правоотношений. Совершенно очевидно, что статичная конструкция презумпции невиновности не может соответствовать такому гибкому и подвижному механизму, а, следовательно, не может выступать той «генеральной нормой», внутри которой аккумулируются элементы, предусматривающие варианты процессуального поведения для особых условий.
Отсутствие надлежащей классификации данных элементов, являющихся составными частями именно процессуального механизма благоприятствования защите, а не презумпции невиновности, на наш взгляд приводит к необоснованному сужению использования этих норм в правоприменительной деятельности, так как субъекты этой деятельности не соотносят эти исключительные положения феномена «favor defensionis» с реализацией назначения уголовного судопроизводства, а рассматривают их исключительно через призму ст. 14 УПК РФ, то есть в качестве общей концепции, не имеющей четкой классификации и не устанавливающей в понятийном смысле некой правоустановки на обязательное правоприменительное поведение. Этот наш вывод коррелируется с позицией Н.Н. Алексеева, который еще в 1919 году отмечал, что «социальные феномены лишены самостоятельного бытия и определяются именно как отношения личностей»363.
Крайне ярким подтверждением заявленного тезиса являются результаты проведенного анкетирования профессиональных участников уголовного судопроизводства. Так, из 158 опрошенных следователей 98 (64,1%) ответили, что им не приходилось мотивировать постановление о прекращении дела необходимостью толкования неустранимых сомнений в пользу обвиняемого, а 6 человек (3,9%) указали, что все сомнения можно устранить364. Аналогичные в процентном соотношении результаты на этот же вопрос были получены и при анкетировании прокуроров, участвующих в поддержании государственного обвинения в суде: 46 прокурорских работников (62,2%) из 77, принявших участие в анкетировании, заявили, что никогда не использовали указанный довод для мотивировки своей позиции, а 5 человек (6,8%) также придерживались позиции, что все сомнения можно устранить365.
В то же самое время 119 судей (67,6%) из 177 проанкетированных заявили, что им, напротив, приходилось мотивировать свое решение по делу доводом о необходимости толкования неустранимых сомнений в пользу обвиняемого (подсудимого)366. Помимо того, что полученные результаты являются ярким подтверждением нашего тезиса о том, что элементы процессуального механизма благоприятствования защиты вступают в активную фазу своего влияния на уголовно-процессуальные правоотношения именно в стадии судебного разбирательства уголовно-правового спора, когда в свою полную силу начинает действовать конституционный принцип состязательности и равноправия сторон (часть 3 ст. 123 Конституции РФ), здесь стоит отметить еще одно важное обстоятельство.
Редкое использование субъектами правоприменения, выполняющими функцию уголовного преследования и обвинения, правила толкования неустранимых сомнений в пользу обвиняемого дает основание считать, что такой способ оценки доказательств по делу не воспринимается ими как относящийся к их компетенции, что это исключительно прерогатива судебной власти, а их правоприменительная деятельность направлена на устранение этих сомнений, а не на их толкование, да еще в пользу обвиняемого.
Нормативно-правовое развитие и совершенствование элементов процессуального механизма благоприятствования защите как способ достижения максимально высокого уровня обеспечения равенства сторон в отечественном уголовном судопроизводстве
Квалифицировав для интересов отправления уголовного судопроизводства феномен «равенство сторон» в качестве правовой ценности, стоит отметить, что внутри аксиологического дискурса давно сформировалась так называемая «платформа Протагора», требующая подчинения ценностей человеку, ибо «человек – есть мера всех вещей: для реальных – их реальности, для нереальных – их нереальности»539. Наличие человека в системе получения, оформления и представления некоего правоважного знания лишает систему общественных взаимоотношений возможности пользоваться ценностями, не подчиненными человеку.
Ей в аксиологической плоскости противостоит «платформа Платона» с девизом подчинения человека ценностям, так как «нельзя человека ценить больше, чем истину»540, что, применительно к уголовному процессу, безусловно есть модель теоретических представлений процессуалистов, ратующих за механическое уравнивание прав потерпевших и обвиняемых с одновременным подчинением всей деятельности уголовной юстиции установлению истины в объективной форме541.
Здесь, по нашему мнению, стоит отметить, что «платоновская доктрина» даже в сугубо аксиологической компоненте рассматривается как неадекватная во всех ипостасях: и эпистемологически, и фактически, и генетически, и функционально, так как вектор «идеал выше человека», по справедливому замечанию В.В. Ильина, в особенности в праксиологической плоскости во всяком случае влечет за собой насилие, террор и разрушение «практического гуманизма»542, чему есть объективные свидетельства и в истории уголовного процесса как отечественного, так и зарубежного. «Попрание права это искушение, которому легче всего поддается человеческий дух», писал Генрих Манн.
Принятие 12 декабря 1993 года Конституции Российской Федерации, закрепившей статус человека, его прав и свобод как высшей ценности в государстве (ст. 2 Конституции РФ), свидетельствует о приоритете в организации правого регулирования именно по «протагоровской доктрине», в связи с чем, на наш взгляд, в настоящий момент существует безусловная необходимость сформировать в системе уголовной юстиции дополнительные элементы процессуального механизма благоприятствования защите, развитие которых могло бы способствовать достижению максимально высокого уровня обеспечения равенства сторон в отечественном уголовном судопроизводстве. Такая деятельность государства, в свою очередь, безусловно позитивно скажется и на достижении назначения уголовного судопроизводства в части защиты личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод, так как внутри кодифицированной уголовно-процессуальной системы будет сформирован и сформулирован конкретный уголовно-процессуальный механизм, стабилизирующий проявления объективно существующего конвенционального неравенства сторон внутри этой системы в соответствии с её типом.
Такая потребность подтверждается и данными проведенного нами эмпирического исследования, в соответствии с которыми на вопрос: «Должен ли УПК РФ содержать требование, обязывающее орган расследования устанавливать обстоятельства, оправдывающие подозреваемого (обвиняемого) или смягчающие его ответственность?», большая часть прошедших анкетирование профессиональных участников уголовного судопроизводства, либо утвердительно ответила на данный вопрос543, либо указала, что такое требование уже содержится в УПК РФ544.
Конституционный Суд РФ отмечал, что возможность защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещёнными законом (часть 2 ст. 45 Конституции РФ), во взаимосвязи с отправлением судопроизводства на основании состязательности и равноправия сторон (часть 34 ст. 123 Конституции РФ), в то же время не образует «возможность выбора обвиняемым по своему усмотрению любых способов и процедур защиты, особенности которых применительно к отдельным видам судопроизводства определяются, исходя из Конституции РФ, федеральным законом»545. Данный подход, по справедливому мнению Конституционного Суда РФ, сам по себе не нарушает право обвиняемого на защиту и не образует ситуации неравноправия сторон именно в связи с тем, что уголовно-процессуальный закон содержит определенные процессуальные механизмы, позволяющие через иные праворегулирующие элементы преодолеть априорно существующий дефицит равенства. В этой связи увеличение количества нормативных элементов процессуального механизма благоприятствования защите в действующем уголовно-процессуальном законодательстве не только не создаст дисбаланса с точки зрения правовой ценности «равенства сторон» в уголовном судопроизводстве, а, напротив, позволит обеспечить более тонкую настройку процессуальных правоотношений заведомо неравных сторон в уголовно-правовом споре.
Так, превентивный, право-обязывающий, общий элемент в классификации феномена «благоприятствование защите», установленный в части 3 ст. 7 УПК РФ, и обращенный к правоприменителям, выполняющим функцию уголовного преследования и обвинения, формирует обязанность безусловного соблюдения ими закона в ходе осуществления доказывания. Предупреждающий, превентивный эффект этого элемента «favor defensionis» заключается в установлении процессуальной санкции546 за допущенные при доказывании нарушения закона в виде признания недопустимыми полученных таким путем доказательств547.
В то же время преодоление дефицита равенства сторон в действующем отечественном уголовном судопроизводстве является имманентной проблемой, которая требует постоянной деятельности, направленной на формирование дополнительных способов уменьшения её влияния на положения сторон обвинения и защиты.
Такое неравенство положений сторон наблюдается и при формировании в материалах уголовного дела доказательств, которыми сторона обвинения обладает в полном объеме, а сторона защиты, по справедливому замечанию М.А. Михеенковой, может участвовать в процессе доказывания исключительно через заявление соответствующих ходатайств в адрес органа расследования, прокурора или суда548.
В этой связи важным дополнительным элементом справедливого судебного разбирательства может стать нормативное закрепление в действующем уголовно-процессуальном законодательстве понятия асимметрии правил о допустимости доказательств, проводником идеи которого в отечественном уголовном процессе являлся А.М. Ларин549, отметивший возможность использования стороной защиты оправдательного доказательства, даже если при его получении стороной обвинения были допущены нарушения закона.
Споры о целесообразности закрепления данного феномена в уголовном судопроизводстве550 имеют как своих сторонников551, так и противников552, однако, на наш взгляд, проблема такого разнополярного отношения к указанному правилу обусловлена именно отсутствием в уголовно-процессуальном законодательстве соответствующего понятия, которое объясняло бы его правовую природу, определяло бы его классификацию, и формировало бы сущностное значение его присутствия в отечественном уголовном процессе553.
В свою очередь, единственный процессуальный механизм, который способен включить в себя в качестве составного элемента асимметрию правил о допустимости доказательств, это механизм благоприятствования защите, так как даже семантически «асимметрия» является безусловным исключением, которое в нашем случае «устанавливает альтернативный правилу вариант регуляции»554 процессуальных правоотношений, будучи облеченным в нормативную форму.
Именно через процессуальный механизм благоприятствования защите только и возможно объяснение присутствия асимметрии правил о допустимости доказательств в уголовном судопроизводстве. Толкование этого феномена через принципы презумпции невиновности555, состязательности и равноправия сторон556 не позволяет до конца понять правовую природу такого сложного феномена, коим является любое исключение в праве. Ряд процессуалистов уже отмечали, что «асимметрия правил о допустимости доказательств» в более широком смысле охватывается процессуальной конструкцией «favor defensionis»557, однако, как нами уже указывалось, восприятие этими процессуалистами феномена «благоприятствование защите» через призму статичной процессуальной конструкции558, а не динамичного процессуального механизма лишило их возможности применить гибкий и широкий характер нормо-закрепления этого вида исключений, направленного, в первую очередь, именно на преодоление дефицита равенства сторон в уголовном процессе.
Асимметрия правил о допустимости доказательств – это безусловный элемент процессуального механизма благоприятствования защите. А.В. Смирнов отмечал, «что при оценке последствий конкретного нарушения следует руководствоваться правилом асимметрии, вытекающим из принципа favor defensionis (лат., - привилегии защиты), а, в конечном счете, из баланса конституционно-правовых ценностей (курсив наш – С.С.), отдающего приоритет интересам личности над интересами государства»559. В этой связи доводы отдельных процессуалистов о проблеме соотношения этого правила и прав потерпевших560, о сложностях применения асимметрии к информации, получаемой стороной защиты с нарушением закона561, на наш взгляд, при классификации этого правила в качестве непосредственно действующего (период действия), преимущественного (способ процессуальной реализации) и смешанного (форма влияния) элемента процессуального механизма благоприятствования защите снимает все имеющиеся процессуальные претензии, предъявляемые противниками к феномену асимметрии правил допустимости доказательств.