Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Правовые основания криминализации посягательств на свободу совести и вероисповедания 17
1. Международно-правые основы уголовно-правовой защиты свободы совести и вероисповедания 17
2. Конституционные стандарты уголовной ответственности за посягательства на свободу совести и вероисповедания 47
Глава 2. Законодательство об ответственности за преступления, нарушающие право на свободу совести и вероисповедания: генезис и компаративистика 78
1. Ответственность за преступления, нарушающие право на свободу совести и вероисповедания, по российскому законодательству X – XX веков 78
2. Ответственность за преступления, нарушающие право на свободу совести и вероисповедания, в законодательстве зарубежных стран 109
Глава 3. Уголовно-правовая характеристика нарушения права на свободу совести и вероисповедания по действующему российскому законодательству 134
1. Ответственность за публичное неуважение к религии 134
2. Ответственность за воспрепятствование деятельности религиозных организаций или проведению религиозных обрядов 168
Заключение 199
Список источников и литературы
- Конституционные стандарты уголовной ответственности за посягательства на свободу совести и вероисповедания
- Ответственность за преступления, нарушающие право на свободу совести и вероисповедания, в законодательстве зарубежных стран
- Ответственность за публичное неуважение к религии
- Ответственность за воспрепятствование деятельности религиозных организаций или проведению религиозных обрядов
Конституционные стандарты уголовной ответственности за посягательства на свободу совести и вероисповедания
Учение М. Лютера о свободе духовного опыта человека, который подчиняется лишь воле Бога и потому внутренне независим от всех светских регламентаций, зафиксировало прорыв в понимании свободы. Дальнейшее развитие идея свободы совести получила в работах философов Нового времени. Д. Локк выдвинул требование отделения церкви от государства, которое, по его мнению, должно предоставить людям право религиозного самоопределения и не должно лишать своих подданных гражданских и политических прав в зависимости от определенной принадлежности к религии. Ф. Вольтер в 1763 году провозгласил, что свобода совести есть право, которое человек получил от природы и никто не может принуждать его в вопросах веры.
Нормативное воплощение эти важнейшие философские идеи и концепции получили в американском Билле о правах (1791) и французской Декларации прав человека и гражданина (1794)2. Так Первая поправка к американской Конституции установила: «Конгресс не должен издавать ни одного закона, относящегося к установлению религии либо запрещающего свободное ее исповедание, либо ограничивающего свободы слова, печати или право народа мирно собираться и обращаться к правительству с петициями об удовлетворении жалоб»3. В ст. 10 Декларации прав человека было закреплено предписание о том, что: «никто не должен быть притесняем за свои взгляды, даже религиозные, при условии, что их выражение не нарушает общественный порядок, установленный законом». Согласно ст. 11 документа, «свободное выражение мыслей и мнений есть оно из драгоценнейших прав человека; каждый гражданин поэтому может свободно высказываться, писать, печатать, отвечая лишь за злоупотребление этой свободой в случаях, предусмотренных законом»1.
Важно отметить, что нормативное воплощение идей веротерпимости и свободы совести встречалось и в более ранних документах (Потсдамский эдикт 1685 г. в Германии, «Акт о веротерпимости» 1689 г. в Англии, манифест Петра I 1702 г. в России и др.), но, пожалуй, ни один из них не оказал столь масштабного, глобального влияния на развитие права на свободу совести. Упомянутые французские и американские памятники отличались универсальным характером и весьма тонкой проработкой основных компонентов содержания этого права, что предопределило их роль в качестве его основных источников. Их влияние ощущается едва ли не во всех конституциях и основных государственных законах, принятых в европейских странах в период XVIII – начала XX веков. Россия, Германия, Франция, Англия, Бельгия, Бельгия, Нидерланды, США, Колумбия, Бразилия, многие иные государства в той или иной форме закрепили право своих подданных на свободу вероисповедания. Можно смело утверждать, что к середине прошлого столетия это право стало едва ли не общепризнанным и получило прочный правовой фундамент в национальном законодательстве.
Конечно, содержание этого права и степень подлинной свободы граждан в его реализации не были одинаковы во всех странах. Но сам факт обращения к нему со стороны многих стран мира послужил хорошей основой для утверждения права на свободу совести и вероисповедания в качестве универсального права, имеющего международно-правовое признание.
Пожалуй, первым документом, в котором исследуемое право было закреплено волей всего мирового сообщества стала Всеобщая декларация прав человека, принятая резолюцией 217 А (III) на Генеральной Ассамблее ООН 10 декабря 1948 г. Согласно статье 18 этого документа, «каждый имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как индивидуально, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в богослужении, обучении, отправлении религиозных и культовых обрядов». Вслед за этим положением Декларация логично расположила предписание о том, что «каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ» (статья 19); а равно о том, что «каждый человек имеет право на свободу мирных собраний и ассоциаций» (статья 20)1.
Эти декларативные установки в совокупности с иными предписаниями документа о равенстве о недискриминации заложили основы современного подхода к регламентации и защите права на свободу совести и вероисповедания. Они получили развитие в последующих нормативных источниках международного права универсального и регионального характера.
Ответственность за преступления, нарушающие право на свободу совести и вероисповедания, в законодательстве зарубежных стран
В конституционной практике эти вопросы стали предметом отдельного и глубокого осмысления в знаковых для настоящего исследования документах – определениях Конституционного Суда РФ, возникших в связи с резонансным делом Алехиной и Толоконниковой («дело Pussy Riot»).
Рассматривая обращения лиц, осужденных фактически за «оскорбление чувств верующих», Конституционный Суд России отметил, что вопросы, касающиеся религиозного самоопределения человека, роли и значения религии в личной и общественной жизни, равно как и конкретные, формируемые в рамках тех или иных религиозных течений подходы и оценочные суждения в отношении актуальных проблем социального, нравственно-этического и иного плана признаются составной частью конституционного правопорядка, на основе которого обеспечивается свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними. При этом Конституция Российской Федерации, не устанавливая для свободы слова и свободы распространения информации какие-либо идеологические или мировоззренческие, в частности религиозные, критерии или ограничения и не предполагая навязывание большинством своих убеждений и предпочтений меньшинству, исключает введение запрета на публичные дискуссии по религиозной тематике, включая свободное выражение мнений, в том числе критических, по поводу характера и содержания деятельности религиозных организаций, притом что участники подобных дискуссий должны принимать во внимание деликатный характер обсуждаемых вопросов, которые могут непосредственно затрагивать религиозное достоинство других лиц, исповедующих ту или иную религию, в связи с чем во всяком случае оскорбляющая общественную нравственность форма подачи информации, касающейся религиозной сферы, недопустима применительно к религиозным убеждениям как большинства членов общества, так и тех его членов, которые придерживаются иных религиозных предпочтений или не исповедуют никакую религию. Соответственно, в тех случаях, когда конкретный способ распространения информации, в том числе исходя из обстоятельств места и времени ее распространения, основан на демонстративном грубом пренебрежении принятыми в обществе представлениями о приемлемом поведении в конкретных, включая связанные с религией, местах, лишен какой-либо эстетической и художественной ценности и сам по себе является оскорбительным, подобная деятельность выходит за границы гарантированного Конституцией Российской Федерации правомерного пользования свободой выражения мнений. Конституция России, повторил Конституционный Суд, предусматривает возможность ограничения прав и свобод в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Эти конституционные требования соотносятся со стандартами, закрепленными в международно-правовых актах, которые, провозглашая право каждого человека на свободу мысли, совести и религии, право беспрепятственно придерживаться своих убеждений и право на свободное выражение своего мнения, включая свободу искать, получать и распространять всякого рода информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ, одновременно устанавливают, что осуществление этих прав и свобод может быть сопряжено с определенными ограничениями, предусмотренными законом и необходимыми в демократическом обществе, в частности, в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, прав других лиц. Кроме того, непосредственно из закрепленных Конституцией Российской Федерации основ конституционного строя вытекает необходимость принятия адекватных мер, направленных на ее защиту, а также обязанность государства по установлению правовых механизмов, в максимальной степени способствующих обеспечению общественной безопасности, предупреждению и пресечению преступлений, предотвращению их негативных последствий для охраняемых законом прав и интересов граждан.
Соответственно, если гражданин, осуществляя свои конституционные права и свободы (в том числе свободу мысли и слова, свободу творчества, право иметь и распространять убеждения и действовать сообразно с ними), при этом нарушает права и свободы других лиц и такое нарушение (независимо от того, направлено оно против конкретных лиц или против общественного порядка в целом) носит общественно опасный и противоправный характер, то виновный может быть привлечен к публично-правовой (в том числе уголовной) ответственности, которая преследует цель охраны публичных интересов1.
Таким образом, Конституционный Суд подтвердил, что право на свободу совести и вероисповедания, с одной стороны, и право на свободу мысли и слова, с другой стороны, в равной степени признаются и гарантируются государством, которое, в известном смысле выступая арбитром между гражданами и социальными группами, обязано создать разумную систему «сдержек и противовесов», ограничения прав и свобод1, чтобы реализация прав одних лиц не нарушала прав других. Необходимым элементом этой системы выступает установление уголовной ответственности за действия, связанные с нарушением прав граждан на свободу совести и вероисповедания, и за злоупотребление этим правом.
Ответственность за публичное неуважение к религии
Вероотступничество (иртидад или ридда) совершает мусульманин, добровольно отказывающийся от ислама и переходящий в другую религию. За вероотступничество установлено определенное наказание хадд в виде смертной казни с конфискацией имущества. При этом, к примеру, Федеральный Уголовный кодекс Объединенных Арабских Эмиратов, разработанный Высоким комитетом исламизации и принятый в 1987 году, прямо ссылается на то, что преступления категории хадд преследуются по нормам шариата2. В Судане же смертная казнь за вероотступничество предусмотрена непосредственно в уголовном законе3.
Вместе с тем, крупнейшие представители основных толков мусульманского права не настаивают на определенной другими необходимости смертной казни, а допускают прощение отступников в случае его раскаяния и возвращения в лоно ислама. Если же изменник ислама не раскаивается, то его ждет беспощадная жестокая кара.
Современные мусульманские исследователи обращают особое внимание на то, что измена исламу угрожает вере – главной ценности, охраняемой исламом и, поэтому, является правонарушением, представляющим наибольшую общественную опасность. На состоявшемся в 1976 году в Саудовской Аравии симпозиуме по проблемам предупреждения преступности было подтверждено: «нет никаких различий между лицом, отошедшим от ислама, и тем, кто непосредственно или в идеологическом отношении встал на сторону врага»4. Исламские юристы утверждают, что без сурового наказания за это преступление не может быть обеспечена независимость и свобода мусульман, которые следуя дурному примеру отступников, могут оказаться в плену пагубных страстей и попасть под влияние материализма, отвращающего верующих от «духовных ценностей» и «проповедующего вседозволенность». Поэтому, еще одна опасная сторона измены исламу, по их мнению, заключается в том, что этот грех лежит в основе всех иных нарушений предписаний ислама. Такие решения закономерно следуют из религиозной природы уголовного права, но очевидно, вступают в определенный конфликт с правом человека на свободу совести и вероисповедания1. В этой связи надо прямо признать, что уголовное законодательство стран, придерживающихся шариата, не содержит норм, которые непосредственно были бы направлены на обеспечение этой свободы. Однако, как и любое иное цивилизованное религиозное право, оно учитывает начала веротерпимости. В области религии веротерпимость предписана непосредственно Кораном и Сунной2, соблюдение которых в повседневной жизни – есть священная обязанность верующих. Что касается светского законодательства, то здесь в некоторых случаях формулируется общая норма об ответственности за нарушение равноправия. Так, в уголовном законе Ирана статья 570, включенная в раздел «Правонарушения, совершенные представителем власти», устанавливает наказание до трех лет лишения свободы за нарушение представителем власти личной свободы или иных конституционных прав граждан. б) уголовное законодательство, определившее отношения в области религии самостоятельным объектом охраны
В некоторых странах (причем, господствующая религия в данном случае не имеет определяющего значения) уголовное законодательство в своей структуре предусматривает самостоятельную главу, в которой сосредоточены предписания об ответственности за посягательства на отношения, связанные с верой, церковью и религиозным культом. Важно обратить внимание, что такая глава должна во многом рассматриваться как свод некоторых специальных правовых норм, поскольку законы всех этих стран формулируют общие правовые запреты на дискриминацию по какому-либо, в том числе религиозному принципу, на преследование граждан по мотиву их принадлежности к той или иной религии, и кроме того, содержат не имеющий аналогов в нашей правовой системе общий состав принуждения. К примеру, статья 223 УК Японии, расположенная в главе о преступлениях, состоящих в угрозах, устанавливает: «Лица, которые заставляли других людей делать то, что они не обязаны делать, или препятствовали осуществлению их прав, кои должны быть осуществлены, угрожая тем, что может быть причинен вред их жизни, здоровью, свободе, чести или имуществу, или применяя насилие, наказываются лишением свободы с принудительным физическим трудом на срок до трех лет. Так же наказываются лица, которые заставляли других людей делать то, что они не обязаны делать, или препятствовали осуществлению их прав, кои должны быть осуществлены, угрожая тем, что может быть причинен вред жизни, здоровью, свободе, чести или имуществу их родственников. Покушение на совершение преступлений, указанных в предыдущих двух частях, наказуемо». Близкие по содержанию нормы предусмотрены и в иных странах (статья 172 УК Испании, 105 УК Австрии, 240 УК ФРГ1). Они, как представляется, создают вполне надежный общий правовой фундамент защиты прав граждан на принуждение в сфере реализации права на свободу совести и вероисповедания.
Ответственность за воспрепятствование деятельности религиозных организаций или проведению религиозных обрядов
Таким образом, преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 148 УК РФ (в отличие от деяния, описанного в п. «б» ч. 1 ст. 213 УК РФ) представляет собой публичное грубое нарушение общественного порядка, сопровождающееся осквернением предметов культа, кощунством, богохульством, выражающее явное неуважение к обществу, не сопровождающееся применением насилия, угрозой применения насилия или уничтожения имущества в крупном размере.
Исходя из этого определения: а) действия, не связанные с нарушением общественного порядка, будут квалифицированы как административный проступок; б) действия, не связанные с осквернением, кощунством или богохульством, - как хулиганство; в) действия, связанные с причинением физического или имущественного вреда, будут требовать дополнительной квалификации по соответствующим статьям уголовного закона.
Стоит отметить, что особые свойства и характеристики публичности признаны в настоящий момент законодателем квалифицирующим признаком анализируемого преступления. В ч. 2 ст. 148 УК РФ установлена повышенная ответственность за деяния, совершенные в местах, специально предназначенных для проведения богослужений, других религиозных обрядов и церемоний. С одной стороны, это вполне логичный и ожидаемый (с учетом предпосылок принятия нормы) шаг. Между тем, полагаем, что это неверное решение. Место совершения преступления в исследуемом деликте должно выступать конститутивным (обязательным) признаком, свидетельствуя о публичности и о направленности умысла виновного. В данном случае оно будет иметь тоже значение, что и время. К примеру, когда преступные действия совершаются во время проведения так называемого «крестного хода» или во время «праздничной молитвы». Место преступления здесь не обязательно совпадает с местом, специально предназначенным для проведения религиозных мероприятий (ст. 16 Закона «О свободе совести и религиозных объединениях»). Но эффект возмутительного поведения, очевидно будет тем же, а иной раз и большим, нежели бы соответствующие действия были совершены в небольшой приходской церкви. Таким образом, если законодатель предполагал усиление ответственности в зависимости от тяжести потенциальных последствий в виде оскорбления чувств верующих, то он явно недооценил иные возможности причинения большего вреда, чем совершение преступления в определенном месте. Если же законодатель планировал обеспечить этим признаком некоторые материальные, имущественные интересы религиозных организаций, сохранность культовых помещений и объектов почитания, то расчет также не оправдан, поскольку для этих целей, как мы уже указывали, существуют общие нормы об ответственности за повреждение имущества и объектов культурного наследия.
Таким образом, совершение преступления в местах, специально предназначенных для проведения культовых мероприятий, стоит признавать одним из типичных, неквалифицированных случаев совершения деликта.
В завершение анализа отметим, что в уголовно-правовой литературе (и в некоторых материалах судебной практики), как представляется, допускается неоправданная ошибка, когда специалисты описывают объективную сторону преступлений, предусмотренных ч. 1 или ч. 2 ст. 148 УК РФ, как оскорбление чувств верующих. Например, А.В. Шилин пишет: «Оскорбление религиозных чувств может совершаться различными способами (посредством средств массовой информации, сети Интернет, устных заявлений, совершения активных действий). ... Оскорбление религиозных чувств может осуществляться посредством непристойных высказываний, текстов, рисунков, адресованных представителям религиозной группы, демонстрации фильмов, организации зрелищ, проведения кощунственных для христианства акций, нанесения оскорбительных надписей»1. Ю.Е. Федотова замечает: «Оскорбление религиозных чувств верующих можно определить как отрицательную оценку того или иного религиозного учения, выраженную в неприличной унизительной форме (например, с употреблением бранных слов), то есть под действие данной статьи не должно подпадать выражение мнений, взглядов, суждений, даже публично и среди верующих и продиктованных неприятием какого-либо религиозного учения, но выраженных в «приличной» форме, а также не несущей признаков явного неуважения к обществу, не нарушающей общепризнанных норм и правил поведения2.
Рассуждения такого рода, на наш взгляд, не основаны на законе. Согласно УК РФ, «оскорбление чувств» - не действие виновного, а цель действий виновного. Оскорбить чувство (если это и можно сделать) возможно совершенно любым действием. Для состава же преступления, предусмотренного ст. 148 УК РФ, необходимы публичные, явно неуважительные, нарушающие общественный порядок.