Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Концептуальные основания и диалектика развития модели возмездия 14-111
1.1. Причины и условия возникновения модели возмездия 14-40
1.2. Кровная месть и талион как первые содержательные наполнители модели возмездия 40-74
1.3. Вытеснение концепции возмездия криминологической моделью покаяния (теологическим подходом) 74-88
1.4. Понятийная структура модели возмездия как одного из подходов к проблеме преступления 89-112
Глава 2. Модель возмездия и российская уголовно-правовая доктрина 112-182
2.1. Модель возмездия и первичные этапы формирования отечественной уголовно-правовой культуры 112-127
2.2. Элементы модели возмездия в современном российском уголовном законодательстве 127-143
2.3. Проблема соотношения идеи возмездия и целей наказания 143-160
2.4. Принципы модели возмездия в современной социальной практике и правосознании 160-181
Заключение 182-192
Библиографический список использованной литературы 193-222
- Причины и условия возникновения модели возмездия
- Кровная месть и талион как первые содержательные наполнители модели возмездия
- Модель возмездия и первичные этапы формирования отечественной уголовно-правовой культуры
- Элементы модели возмездия в современном российском уголовном законодательстве
Введение к работе
Актуальность и научная значимость темы диссертационного исследования.
Человеческая цивилизация за время своего развития выработала несколько подходов к проблеме преступления; объясняемое исторической изменчивостью, социально-экономической обусловленностью, политико-правовой и культурно-формационной опосредованностью, явной сложностью изучения криминально-криминогенного феномена и противостояния ему, многообразие известных нам способов реагирования на преступные посягательства представлено в общности моделей, которые разрабатываются и исследуются в криминологии. Представляя собой мысленные, абстрактные образы, идеализированные формы отображения вариативных способов воздействия, криминологические модели вбирают в себя не только разнящиеся воззрения, взгляды на преступное деяние, представления о его причинах и последствиях, но и методы, приемы и средства их устранения, а потому данные теоретические конструкции отличает нацеленность на активное преобразование действительности, им присуща направленность на практическое применение в сфере, часто обозначаемой как область борьбы с преступностью. Криминологические концепции, модели соотношения социума и преступности не только претворяются в реальность в ходе пенитенциарной деятельности, они оказывают воздействие на уголовную политику государства в целом вследствие проникновения их принципов и концептов в уголовно-правовую доктрину - тот набор, систему основополагающих и руководящих идей и ориентиров, которые обеспечивают потребности юридической практики, и влияют на формирование устойчивых и преобладающих научных парадигм на метатеоретическом уровне уголовного права и соответствующих последним стилей научного мышления.
Появившиеся в итоге длительного неприятия, табуирования использования и приращения теоретических и опытных наработок зарубежной криминологии, тенденции вскрыть причины преступлений, предложить пути их нейтрализации лишь на основании частной объяснительной концепции (теории общественных противоречий или идеи экзистенциальных переживаний), облечь какую-нибудь
4 одну функционально-прикладную либо умозрительную однобокую концепцию в личину универсальной, общенаучной, наделить ее монополией на истинность, проблемы и трудности в развитии отечественного криминологического знания постепенно преодолеваются. К сумме факторов и обстоятельств, что составили первоначальный, стартовый импульс процесса преодоления, в первую очередь, относится осознание необходимости расширения предметной области науки за счег отражения в ней всех известных моделей реагирования социума на деяние, признаваемое в нем преступным, осмысления и систематизации таковых, отказа от очерчивания иллюзорных границ в сфере криминологических исследований, необходимости пересмотра догматичных метафизических идей и стереотипных теоретических взглядов на основе предложения новых подходов и конструкций, использования различных методов познания. Обогащение области приложения научных усилий новыми, ранее не подвергавшимися узко криминологическому изучению пластами социального бытия, теми фрагментами реальности, которые запечатлели различные варианты и схемы соотношения общества и преступного полюса, привело к пополнению перечня основных, разработанных и достаточно освещенных в криминологической литературе моделей контроля преступности, изоляции и возмещения вреда, классической, социогенной, виктимологической, психоаналитической концепций, теорий общественной защиты, некарательного воздействия и других подходов не подвергавшимися всестороннему анализу и подробному изучению моделями (теориями возмездия, примирения, покаяния). Среди подходов к проблеме преступления, часть которых образовалась еще в донаучный период развития, не входивших ранее в сферу исследовательских интересов ученых-криминалистов, но в настоящий момент относящихся ими к числу актуальных, перспективных направлений научного поиска, выделяется модель возмездия (кары). Возникнув на первоначальном этапе пенитенциарной практики, данная концепция вывела ее на магистральный путь развития; в ней находили свою идейную опору первые поведенческие реакции на общественно-
1 См , в частности Криминология Учебник / Под ред С М Иншакова - М Юриспруденция, 2000 Стр 34 , Родионова О H Предмет криминологии в работах М И Ковалева // Уголовное право прошлое, настоящее, будущее Материалы междунар паучно-практ конф памяти М И Ковалева - Екатеринбург изл УрІ ЮА, 2004 Стр 47
5 опасные посягательства, однако многие ее принципы, постулаты и императивы, к которым на протяжении длительного времени обращается карательный опыт, наличествуют в области современной уголовной репрессии, они присутствуют не только в общественном сознании в виде символов публичного карательного права, стандартов воздающей справедливости, но и в метафизических остовах распространившихся пенологических, уголовно-правовых учений (гегельянства, кантианства, неоклассицизма), рассматриваются как часть правовой культуры и нравственных предписаний, приковывая к себе внимание не только правоведов и криминологов, но и этиков, философов, этнологов, социологов1. Актуальность детального исследования и осмысления концепции возмездия связана не только с необходимостью разрешения проблемной ситуации, сложившейся в процессе постижения новых явлений, элементов действительности при недостаточности уже имеющегося криминологического знания, прежних теоретических взглядов, представлений для решения насущной задачи их научного объяснения. Изучение и криминологический анализ модели возмездия, идеальные основания которой отразились в преобладающих сегодня воззрениях на сущность, цели и свойства социального института публичного наказания, являются злободневными также в силу распространения в уголовно-правовой и криминологической литературе еще с конца 20 в. мысли о том, что «рациональная политика в области борьбы с преступностью требует заново определить роль уголовного права как средства социального контроля, имеющего характер возмездия...» . Совершенствование системы средств противодействия преступности, ее реформирование, пересмотр приоритетов, социальных функций и назначения уголовного наказания должны производиться с опорой на науковедческие составляющие человеческого опыта и основываться на данных, полученных по результатам проведенных уголовно-
1 К идеи вошездия как побуждению к торжеству справедливости, должному воздаянию, расплате за злодеяния,
руководству к взаимным, реактивным действиям либо как самодовлеющей сущности, составляющей компонент
фатума, рока, непреложному закону жизни и человеческих отношений обращались многие драматурги, писатели
и полы в частности, она является центральной в драматургии Ф Шиллера и проходящей через все творчество
А А Блока (особенно показательны его поэма «Возмездие» и одноименный цикл стихов 1907-1913 гг)
2 Ковалев M И, Воронин Ю А Криминология и уголовная политика - Свердловск, изд УрГУ, 1980 Стр 49 См
об этом также Шур Э Наше преступное общество Социальные и правовые источники преступности в Америке -
М Прогресс, 1977 Стр 20, Ковалев М И , Козаченко И Я , Воронин Ю А. Проблемы эффективности уголовного
наказания По материалам XI Международного конгресса уголовного права//Известия вузов Сер Праюведение
-1975. №6 Стр 131
6 правовых и криминологических исследований, а потому нельзя не согласиться со словами профессора Л.Я. Драпкина о том, что актуальность темы последних представляет собой «обобщающий комплексный параметр, включающий в себя несколько составляющих и, прежде всего, ее научную новизну и практическую значимость. Без этих двух важнейших показателей даже самая злободневная и животрепещущая тематика ничего не значит» .
Проведение настоящего исследования потребовало привлечения большого количества, образовавших информационно-теоретическую базу данной работы, научных трудов отечественных ученых-криминалистов: Г.Н. Аванесова, А,И. Алексеева, Ю.М. Антоняна, ММ Бабаева, В.М Бозрова, Ю.А. Воронина, А.А. Герцензона, Я.И. Гилинского, П.И. Гришаева, А.И. Долговой, Н.Д. Дурманова, А.Э. Жалинского, СМ. Иншакова, И.И. Карпеца, В.Е. Квашиса, МИ. Ковалева, И.Я. Козаченко, В.Н. Кудрявцева, Н.Ф. Кузнецовой, Д.А. Ли, В.В. Лунеева, СВ. Максимова, Г.М. Миньковского, Б.С. Никифорова, И.С Ноя, B.C. Овчинскою, А.А. Пионтковского, А.Д. Прошлякова, А.Л. Ременсона, ФМ. Решетникова, СН. Сабанина, А.Б. Сахарова, Л.В. Спиридонова, О.В. Старкова, Н.А. Стручкова, В.Д. Филимонова, Г.Ф. Хохрякова, М.Д. Шаргородского, Д.А. Шестакова, А.С Шляпочникова, В.Е. Эминова, A.M. Яковлева и многих других. Также в работе были использованы данные исследований зарубежных авторов: И. Анденеса, Э. Аннерса, Ч. Беккариа, Э. Беллинга, К. Биркмайера, Э. Бухгольца, М. Вермеша, Г. Зейферта, Г.Г. Йешека, Г. Кайзера, Н. Кристи, Д. Лекшаса, Ф. фон Листа, Ч. Ломброзо, Г. Кельзена, А. Меркеля, Т. Селлина, Г. Тарда, К. Уэды, Э. Ферри, В. Фокса, Р. Хартмана, Б. Холыста, Д. Шели, Г.Й. Шнайдера, Й. Штрайта, Э. Шура и иных. Изучались труды, принадлежащие к творческому наследию российских правоведов и классиков уголовно-правовой и пенологической мысли, писавших на рубеже XIX-XX вв.: Л. Белогриц-Котляревского, А. Бернера, С Будзинского, С Викторского, М. Владимирского-Буданова, Г. Геймбергера, М. Гернета, Д.А. Дриля, М.В. Духовского, А.А. Жижиленко, Н.П. Загоскина, М.М. Исаева, А.Ф.
1 Драпкнн Л Я Научная проблема как основа диссертационного исследования // Сборник «Актуальные проблемы современной юридической науки (теоретический и практический аспекты)» Маїериальг регион научно-нрактич конференции -Ркатеринбурс шд УрЮИ МВД России, 1998 Стр 4
7 Кистяковского, А. Лохвицкого, И. Малиновского, С. Мокринского, Г. Мэна, П. Новгородцева, И. Оршанского, СВ. Познышева, Н. Сергеевского, В. Спасовича, Н. Таганцева, А.Н. Трайнина, Е. Трубецкого, И.Я. Фойницкого, АЛ. Чебышева-Дмитриева, Б.Н. Чичерина, М.П. Чубинского и других научных деятелей.
Специфика предмета данного комплексного исследования и поставленные цели обусловили обращение к работам философов и теоретиков права; в основу исходных посылок, аргументации легли идеи таких метафизиков и ученых, как: С.С. Алексеев, Д.Ж. Валеев, М.В. Вартофский, А.Б. Венгеров, Г.В.Ф. Гегель, Р. Давид, И.А. Ильин, К.Д. Кавелин, И. Кант, Л.П. Карсавин, Д.А. Керимов, С.Ф. Кечекьян, А.И. Ковлер, В.М. Корельский, В.В. Лазарев, П. Лафарг, А.Ф. Лосев, B.C. Нерсесянц, А.В. Малько, М.Н. Марченко, Н.И. Матузов, Е.Б. Пашуканис, А.С. Пиголкин, В.М. Розин, А.П. Семитко, B.C. Соловьев, Э.Ю. Соловьев, Н.Н. Тарасов, М. Фуко, А.Ф. Черданцев, В.Е. Чиркин, О. Шпенглер, Ф. Энгельс и др., а также данные и наработки видных представителей антропологии, этнографии, социологии, психологии, этики, истории права: А.Ф. Анисимова, Р.Г. Апресяна, Р. Барта, М. Блока, Ф. Боаса, Я. Голосовкера, А.А. Гусейнова, Э. Дюркгейма, Ж. Карбонье, М.М. Ковалевского, М.О. Косвена, Л.Е. Куббеля, Д. Кэмпбслла, A.M. Ладыженского, Л. Леви-Брюля, К. Леви-Строса, Б. Малиновского, Л. Моргана, М. Мосса, А.П. Окладникова, А.И. Першица, Р. Пэнто, Д. Радклифф-Брауна, Н. Рулана, Б.А. Рыбакова, Л.Г. Свечниковой, Ю.И. Семенова, П.А. Сорокина, С.А. Токарева, Э. Тэйлора, 3. Фрейда, О.М. Фрейденберга, Д. Фрэзера, Е. Хартлэнда, К. Хюбнера, М.А. Чельцова-Бебутова, Р. Черри, К.Г. Юнга и иных ученых.
Проведение настоящего диссертационного исследования преследует цели в русле комплексного рассмотрения представить подробную криминологическую и уголовно-правовую характеристику, осуществить теоретическое обобщение и изучение существующих закономерностей и связей в формировании, развитии, применении и репрезентацию научной модели одного из способов социального реагирования на проблему преступления; сформулировать на основе выводов и полученных результатов ряд предложений, направленных на совершенствование норм действующего уголовного законодательства и повышение эффективности
8 уголовно-правового воздействия на область воспроизводства представляющих общественную опасность архаичных конфликтно-разрешительных механизмов; и разработать практические рекомендации, ориентированные на следование им в проведении государственной уголовной политики и при преподавании курсов криминологии и пенологии в высших учебных заведениях. Поставленные цели и предопределили сумму следующих конкретных задач, решению которых была подчинена работа над диссертацией:
Вскрыть и проанализировать причины, детерминанты формирования модели возмездия в секторе публичного преследования нормативной системы архаических обществ;
Представить через призму криминологического и уголовно-правового знания видение институтов кровомщения и талиона, в которых нашел свое первое воплощение идейный комплекс модели возмездия;
Описать и объяснить процесс замещения в пенитенциарной практике принципов модели возмездия концептами теологического подхода к проблеме преступления (модели покаяния);
Выделить понятийно-категориальный ряд модели возмездия в момент ее становления и объяснить особенности присутствующих элементов, сравнить их с частями понятийного аппарата иных моделей;
Исследовать влияние основополагающих идей концепции возмездия на первоосновы, а также процесс становления самобытной российской уголовно-правовой культуры;
Выявить принципы, идеалы и иные структурные компоненты модели возмездия в нормах ныне действующего уголовного законодательства и охарактеризовать их современное значение;
Изучить теоретико-правовую проблему соотношения идеи возмездия с практическими целями уголовного наказания и предложить пути ее решения на основании полученных данных;
8. Обозначить причины консервации предлагаемых моделью возмездия поведенческих стандартов, присущих ее внутренней логике формул и схем реагирования в карательной практике и правовом сознании.
Объектом данного диссертационного исследования являются общественные отношения и закономерности в сфере социального реагирования на преступные посягательства, его предметом выступает модель возмездия (кары) как один и і подходов к проблеме преступления, отображающие таковую источники (формы) права, теоретические представления, элементы правосознания, доктринальные и криминологические аспекты пенитенциарной практики.
Работа над диссертацией проведена с опорой на принципы диалектического познания реальности, воспроизводящего развитие действительности во времени историзма, методологическую основу исследования образуют распространенные парадигмы философии уголовного права, правоведения и антропологии, а также общенаучный и частнонаучный методологический инструментарий; структурно-генетический анализ и синтез, которые позволяют наиболее глубоко проникнуть в сущность явлений и процессов, призванный «не к обогащению истории права новым материалом, а к объяснению факта происхождения тех или иных явлений юридического быта»1, сравнительно-исторический метод, методы ретроспекции и моделирования, компаративистский, функциональный, логико-семантический.
Теоретико-эмпирический и нормативный базис диссертации сформировали массив научной, учебной и справочно-эниклопедической литературы в области теории уголовного права, криминологии, пенологии, социальной антропологии, философии и истории права, этнографии и психологии, опубликованной в виде монографий, диссертаций, учебников, пособий, статей в периодической печати, законодательные памятники древней эпохи и сборники обычно-правовых норм, положения действующего российского и зарубежного уголовного и уголовно-исполнительного законодательства.
Научная новизна настоящей работы заключается в целостности разработки проблемы, которая ранее не подвергалась специальному, целенаправленному и
' Цит по Куприн Н Я Максим Максимович Ковалевский -М Юридическая литература, 1978 Стр 113
10 всестороннему ее исследованию в отраслях наук криминалистического цикла, в комплексном методологическом подходе к ее изучению. Диссертация является первым в криминологии и уголовно-правовой теории исследованием концепции возмездия как способа реагирования на общественно-опасные посягательства, ее научную новизну подтверждает наличие новых теоретических идей, наработок и выводов, которые впервые сформулированы, затрагивают сферу проблемных вопросов научного знания и способствуют его дальнейшему развитию, а также высказанных на их основании конкретных предложений по совершенствованию российского уголовного закона.
Научной новизной отличаются выносимые на защиту основные положения, в число которых входят следующие:
Модель возмездия относится к числу криминологических моделей, которые направлены на ликвидацию последствий преступного акта. Исходным для модели выступает понятие преступления, а ее понятийно-категориальный аппарат, включающий также понятия преступника, жертвы и наказания, не содержит понятий преступности и причин преступности.
Достижение посредством уголовного наказания прагматических целей не противоречит его возмездной сущности, однако гиперболизация целевой ориентации, утилитарно-практических аспектов наказания и утверждение примата идей целесообразности, рациональности приводят к отрицанию его самодовлеющего начала.
Идея возмездия апеллирует к опосредованным их культурно-историческим контекстом представлениям о справедливости и поэтому удовлетворяется как стремлением к идентичности, тождеству, симметрии преступного акта и наказания за него путем приложения стандартов материального талиона, так и эквивалентным, пропорциональным соотношением и адекватностью наказания в рамках его законодательных пределов.
Возведенные требованиями воздающей справедливости высший и низший пределы наказания, препятствуют, способному повлечь нарушения личных
прав и законных интересов осужденных, произвол в сфере применения мер государственного принуждения, размыванию границ наказуемости.
Для повышения эффективности противодействия кровомщению как одной из рудиментарных форм модели возмездия и части архаичного механизма коллективной ответственности, представляющего в современных условиях значительную социальную опасность, предлагается обратиться к средствам модели примирения, практике функционирования медиаторских органов.
Динамика социальных процессов способна привести к обращению этноса к давно не применяющимся регулятивным нормам, включая кровную месть, которая воспроизводится не только на национальной, но и на религиозной почве, в ч. 1 ст. 26 Конституции РФ декларируется свобода национальной самоидентифиции, поэтому квалификация преступного деяния по п. «л» ч. 2 ст. 105 УК РФ должна производиться вне зависимости от национальной принадлежности субъекта данного преступления.
Нарушение основного, фундаментального для модели возмездия принципа соразмерности между преступлением и наказанием в рамках существующих системы нравственных ценностей, общественных установок, противоречит идее социальной справедливости.
Наличие атрибутивных элементов модели возмездия в области устойчивых стереотипов макрогруппового и индивидуального правосознания должно учитываться при построении санкций статей уголовного закона.
Сущность уголовного наказания (содержащийся в нем смысл, начальную и внутреннюю его основу) составляет возмездие, суть уголовного наказания (первостепенное свойство, ведущую и характерную его черту) составляет принуждение, исходящее от формы политической организации общества -государства. Возмездная сущность отличает уголовное наказание от иных способов принуждения, имеющих публичный характер.
10. Исходя из вывода о необходимости более четкого отражения возмездной
сущности уголовного наказания в тексте действующего законодательства,
предлагается новая редакция ч. 2 ст. 43 УК РФ:
12 Статья 43. Понятие и цели наказания
2. Уголовное наказание, будучи возмездием за совершенное преступление,
применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также в
целях исправления осужденного и предупреждения совершения преступлений.
Научная и практическая значимость проведенного исследования состоит в
том, что изложенные в данной диссертации положения, выводы и предложения
могут быть использованы и применены:
в законотворческой деятельности по правовому очерчиванию функций и приоритетов государства в сфере противодействия преступности, обеспечения безопасности общества от преступных посягательств и по совершенствованию действующих уголовно-правовых норм;
в учебном процессе, при преподавании курсов криминологии, уголовного права, пенологии и юридической антропологии в образовательных учреждениях высшего и среднего профессионального звена, при подготовке лекций, учебных пособий, учебников, программ и иных материалов по данным дисциплинам;
в научно-исследовательской деятельности, при дальнейшей теоретической разработке проблем общей теории криминологии и уголовного права, изучении вопросов и проведении научных изысканий в области социального реагирования на преступные проявления.
Апробация результатов работы осуществлялась в ходе преподавательской, научно-исследовательской деятельности диссертанта, при проведении научных конференций, круглых столов и иных мероприятий. Диссертация подготовлена на производившей ее рецензирование и обсуждение кафедре уголовного права Уральской государственной юридической академии. Ее содержание и основные положения докладывались в научных сообщениях, выступлениях на ежегодной конференции молодых ученых и аспирантов «Актуальные вопросы публичного права» в 2004 г. и в 2005 г., на международных научных конференциях памяти уральского профессора М.И. Ковалева «Методология и межотраслевые аспекты уголовного права», «Философские и исторические основы уголовного права» в
2005 и 2006 гг., всероссийской конференции «Судебная и правоохранительная системы: проблемы и перспективы развития в современной России» в 2006 г. и в ходе работы Летней школы для молодых преподавателей уголовного права и аспирантов, проведенной юридическим факультетом СПбГУ в 2006 г. Основные выводы, полученные автором по итогам проведенного исследования, изложены в его опубликованных научных, словарных статьях и докладах общим объемом 2,7 п.л. и были обсуждены на заседаниях кафедры уголовного права Уральской государственной юридической академии. Результаты труда использовались при подготовке и чтении лекций по курсу криминологии, проведении семинарских и практических занятий со студентами очной и заочной форм обучения, а также в работе по составлению программы семинарских занятий по курсу криминологии и учебно-методического комплекса для факультета магистерской подготовки по дисциплине «Предупреждение преступности в России».
Структура диссертационного исследования определена целями и задачами, которые были поставлены автором. Диссертация состоит из введения, двух глав, объединяющих восемь параграфов, заключения и библиографического списка использованной ее автором литературы, имеющего особое значение для круга специалистов, интересующихся данной проблематикой.
Причины и условия возникновения модели возмездия
Репрезентируемая криминологическая модель отражает первый, известный человечеству, способ реагирования на преступные проявления, в отличие от выработанных впоследствии пенитенциарной практикой либо выведенных умозрительно, с помощью приемов метафизики, которая «в свободном порыве формирует действительность»1, моделей примирения, изоляции, социальной защиты, покаяния, контроля, и других подходов. Ее история ведет свой отсчет из глубины веков, от колыбели мировой цивилизации - первобытного строя, в котором «зародились и окрепли беспощадные теории наказания, как то: теория физического возмездия равным за равное, теория искупления и очищения больших и малых преступлений только кровью...» , эпохи мифологического мировоззрения (в данной связи российские криминологи нередко называют ее трансцендентной3) и требует при своем изучении обращения к материалам, накопленным не только юридической наукой, но и нормативной этнографией, компаративистикой, на необходимость возрождения и развития которой в науке криминологии и в области уголовно-правовой теории указывал М.И. Ковалев4, правовой философией, которая «обобщает все единичные и особенные факты науки о праве и объединяет их логически, дает общую картину исторической жизни и действия права»5, философией истории права, верно называемой М.А. Дамирли «высшим уровнем историко-правового познания»6, антропологией, а также ряда других сфер знания. Недостаток точной информации относительно первичных форм социальной регуляции, ее отрывочность, проявления в ней эволюционизма, а также недопустимой модернизации в интерпретировании и этноцентризма (против него возражали не только зарубежные ученые, такие как Ф. Боас, К. Леви-Строс, но и отечественные, среди которых были Н.А. Бутинов и Л.Е. Куббель) обусловили обращение к этнографическим данным о правовых обычаях народностей, сохранивших пережитки родового строя (работам М.М. Ковалевского, A.M. Ладыженского, В.М. Ионова, А.И. Першица и др.)1.
Интерес юридической науки к архаической общественной организации не ослабевал со времен И.Я. Бахофена, а в последние годы, на фоне изменения имевшихся методологических установок, парадигмальных перемен, тенденции к междисцишшнарности, комплексности в исследованиях, причины которой М.И. Ковалев и В.Н. Кудрявцев объясняли не только потребностями практики, но и тем, что юридические науки «переросли стадию «самопознания» и теперь в состоянии осмыслить свой предмет как часть единого сложного объекта исследования - общества во всех его проявлениях» , несомненно, усилился. Обращение к реалиям первобытного, догосударственного общества долгое время не было присуще криминологии и наукам о праве, однако без него они «не смогли бы понять действительные процессы возникновения и развития... конкретных правовых институтов» , одним из которых и является институт наказания в современном уголовном праве. «Уголовное право - подчеркивал еще М.Ф. Владимирский-Буданов, - исходит не из искусственных воспрещений законом тех или других деяний. Оно не есть явление позднейшей цивилизации, наступившее вслед за падением института мести: напротив, оно зарождается вместе с самим обществом: рукою мстителя действует чувство права».
Осознание человеком своего несовершенства, ограниченности, конечности существования, неспособности влиять на природные процессы появилось еще на самых ранних ступенях его развития (после перехода от жившего стадами предчеловека - homo habilis (человека умелого) - к обретшему социальность homo sapiens (неоантропа, человека кроманьонского типа), примерно 40 тыс. лет назад, в начале позднего палеолита2), когда он выработал способность воспроизведения действительности в мышлении и «был пронзен хрупкостью жизни посреди всесильного, все умерщвляющего хаоса, тяготился... явной его беспомощностью перед смертью» . Все это, а также имманентное человеку стремление к гармонизации бытия, порядку, самоорганизации, солидарность и необходимость регламентирования взаимоотношений с окружающим его, и породило такие абсолюты, как право, в его широком понимании, мораль, справедливость, привело к возникновению мифологии и религии, рожденных «из влечения к сопричастности, из тоски одиночества и оставленное»4.
Кровная месть и талион как первые содержательные наполнители модели возмездия
Свое первое практическое воплощение идея возмездия получила в виде кровной (или кровавой) мести, зародившейся в лабиринтах мифологического сознания, в недрах родовой организации, глубинах инстинкта и возникшей, согласно мнению многих исследователей (Д. Радклифф-Браун, СВ. Жильцов), за десятки тысяч лет до образования государств1. Известный этнограф, труды которого были высоко оценены классиками марксизма, юрист по образованию, Л.Г. Морган не раз отмечал: «Суды для преследования преступников и законы, устанавливающие их наказание, возникли поздно в родовом обществе, однако они появились до установления политического общества. С другой стороны, преступление убийством так же древне, как и человеческое общество, и наказание за его в порядке мести кровных родственников так же древне, как и само преступление»2. Представляя собой универсальное социальное средство защиты от преступных посягательств, кровная месть, как было показано нами выше, отвечает и природе человека, тому естественному чувству самозащиты, из которого «вытекало у всех без исключения стремление мстить за вред» , и закономерностям социогенеза, требованиям становления общественной жизни. Кровомщение нетождественно талиону (нередко в юридической литературе между ними ставится знак равенства4): возведенное обычаем в определенные процедурные рамки, оно не является сугубо стихийным порождением, но в то же время не знает границ, несоразмерно причиненному преступлением вреду, может быть направлено не только против самого преступника, но и иных лиц -любых представителей его рода , что соответствует системе коллективной (солидарной) ответственности. Вопреки распространенному мнению, кровная месть, являясь элементом групповой борьбы за самосохранение, применяется не только в случае убийства, но и любого насилия в отношении сородича: его ранения, истязания, похищения2, и преследует возмездные цели только путем искупления (смывания) последствий общественно опасных деяний кровью. Нацеленность на такой результат, как и сам выбор именно такого варианта реагирования, проникнутого идеями воздаяния, был обусловлен не столько тем, что нанесенный посягательством ущерб, нарушая паритет, изменял имевшееся соотношение сил, ослаблял род, а безответность и безнаказанность порождали новые опасные для общины действия, что могло привести ее к гибели, сколько особым, насыщенном суеверным страхом отношением архаических людей к крови человека и проблеме смерти.
Прежде всего, обратим внимание на то, что кровь наделялась магическими свойствами, олицетворяла собой единое жизненное начало, тотемную связь, непрерывность в смене поколений, поэтому даже непроизвольное кровотечение вызывало у каждого первобытного человека очень сильный страх и тревогу, причем количество вытекшей крови не имело никакого значения, а «всякий, вольно или невольно вызвавший потерю крови у другого, подвергался тяжелой ответственности» . Освещая данный вопрос, этнограф Д. Драйберг отмечал: «Человеческая кровь, пролитая во время гнева, неизбежно навлекает зловредных и опасных духов. Следовательно, наличие этой крови представляет весьма серьезную опасность, подвергающую людей действию влияний, способных умертвить их немедленно или впоследствии. Вот почему всякая небрежность, когда имеют дело с человеческой кровью, - преступление, и, если следствием его стала смерть, хотя бы через несколько лет, она должна быть искуплена как убийство»1. По мнению отечественного криминолога А.А. Конева, кровь «несет в себе социальные свойства», представляет собой не только вместилище души, но и резервуар, фокусирующий все переживания человека, отражающий его характер, через нее наследуются грехи родителей и «их проклятья, лежащие на них или их роде, а порой и воздаяние за грехи»2. Во-вторых, существует явная связь между актами кровной мести и культом предков, представлениями о требующей отмщения душе убитого сородича, согласно которым душа неотомщенного человека не найдет успокоения, обречена на скитания, а последний не сможет получить статус предка в потустороннем мире, слиться с тотемным божеством-покровителем рода. Известный исследователь осетинского уголовного права, способного «служить иллюстрацией к любому из арийских законодательств в древнейший период его истории», М.М. Ковалевский приводит интересный пример: алан, совершив кровомщение, отказ от которого означал для него оскорбление тени погибшего, спешил на могилу родственника и произносил слова: «Теперь ты можешь быть спокоен: я отомстил за твою смерть». Именно адаты проживающих на Кавказе ираноязычных этносов (потомков роксоланов и сарматов), и прежде всего, осетин (ясов), в их сравнении с картвельскими и вайнахскими обычаями, отличаются подчеркиваемой принципиальностью в вопросах кровной мести, проявляющейся в неприятии системы выкупов («мы не торгуем кровью наших братьев»), в полном безразличии к материальному и численному превосходству клана убийцы, что явно затрудняет реализацию криминологической модели примирения (медиаторской деятельности)
Модель возмездия и первичные этапы формирования отечественной уголовно-правовой культуры
Развитие модели возмездия в рамках самобытной отечественной уголовно-правовой традиции обладает своей спецификой, сопряженной с особенностями как общеиндоевропейского (или арийского) языческого мировосприятия, так и собственно славянской мифологии, в которой, согласно разделяющемуся нами мнению А.П. Семитко, лежат «глубинные истоки правовых представлений о правильном, справедливом, нормальном»1, и нерасторжимая связь которой с правогенезом, формированием правосознания обусловила проникновение в правовую систему и насыщение ее структурными элементами этнопсихологии, различными ментальными архетипами, «наиболее устойчивыми и глубокими мифологическими образами и представлениями древних людей о порядке, гармонии и дисгармонии, нарушении порядка и его восстановлении, о деянии и воздаянии, норме, обычае и последствиях их нарушения»2. Изучение данных особенностей будет способствовать не только постижению ряда сущностных элементов модели возмездия, но и пониманию той роли, которая отводится, весьма отличным от западноевропейских, воззрениям на справедливость в нашем правовом сознании, при характеристике которого Б.А. Кистяковский не раз замечал, что «нормы права и нормы нравственности в сознании русского народа недостаточно дифференцированы и живут в слитном состоянии».
Подобно древнерусскому праву, помимо восточнославянского субстрата, включавшему менее выраженные византийский и скандинавский (варяжский) компоненты, российская (евразийская) культура стремилась соединить в себе традиции восточной и западной цивилизаций1, давно сумев постичь, что без этого соития образ человеческого бытия не будет полным, универсальным; и этой черте она, не замыкавшаяся на себе и всегда открытая для проникновения нового, во многом была обязана отличавшим древнеславянское язычество вере в нерасторжимое единство космоса и человека, во вселенскую гармонию, идее взаимосвязи всего живого. В восточнославянской языческой культуре, корни которой уходят не во времена обособления протославянских племен в недрах индоевропейского единства и в монокультурный период существования этой целостности (арийской общности), а, как отмечал в своих трудах Б.А. Рыбаков , в эпоху палеолита, вселенная, космос как царство порядка противопоставляется миру хаоса, анархии. Для нее является свойственным поклонение первопредку, предстающему в образе мифического героя, который помимо воспроизводства «акта космического творения в масштабе социума»3, учреждает, а затем следит за соблюдением поведенческих норм, экзогамных запретов, различных культов. Благодаря древнерусским летописным сводам, эпосу и фольклору, которые не раз становились объектом научного анализа, известно, что находившийся (до момента возвеличивания в 9-10 вв. н.э. Перуна) во главе восточнославянского языческого пантеона бог неба Сварог, помимо дарования славянам Прави, трактующейся как истина, сумма непреложных законов, управляющих земным, материальным миром, называемом Явью, выполнял и функции поддержания гармонии, мирового порядка, вмешиваясь в ход событий, происходящих в мире людей. Поэтому в правовой жизни славянских племен весьма продолжительное время существовал принцип, названный М.М. Ковалевским в его работах по обычному праву картвелов (грузинских племен - пшавов, сванетов, хевсуров) «теологическим» и заключавшийся в «допущении сверхчувственной неземной силы в решении тяжб»1. Древнеславянскую мифологию отличают натурализм, антропоморфизм, она носит ярко выраженный аграрно-природный характер и сосредоточена «главным образом на осознании и понимании природных явлений и процессов»2, что вполне объясняет то обстоятельство, что древние славяне были носителями взглядов на любое преступление не только как деяние, противостоящее воле высших сил, нарушающее всеобщий порядок, гомеостаз, посягающее на их общественный уклад, но и порочащее неизбежно затрагиваемую им сферу природы. По мнению В.В. Иванова и В.Н. Топорова, этот синкретизм социального, природного и трансцендентного, при очевидном превалировании последних, можно отнести к тексту основного мифического сюжета (первопреступление и возмездие за него, столкновение доброго и злого начал, того, что дозволено, и того, что запрещено), который «изображает суд, приводящий к победе правого и восстановлению нарушенной гармонии или равновесия»3. Названный центральный мифологический сюжет, отображающий борьбу хаоса и порядка, ложного и правдивого, в котором победе последнего придается сакральное значение, восходит к общеиндоевропейскому фону, в его космогонических циклах присутствуют начальные образы всеразрушающего хаоса и вселенского порядка, добра и зла, которым соответствовали славянские Правда и Кривда. Проведенные археологами и представителями лингвистики исследования выявили индоарийское происхождение таких слов, как «правда», означавшее в старорусских летописных текстах справедливость, и «закон»1, учеными также было выявлено наличие у славян близкой древнеиранским мифологическим верованиям и зороастризму дуалистической картины мира, основанной на противопоставлении двух извечных стихийных начал - всего, относящегося к Прави, порядку, добру, и его обратной стороны
Элементы модели возмездия в современном российском уголовном законодательстве
Прошедшие испытание и проверку в ходе обращения к ним человеческой практикой на протяжении тысячелетий, идейные основы криминологической модели возмездия наряду с фрагментами концептуального базиса иных схем и подходов к проблеме преступления - моделей примирения, возмещения вреда, контроля и социогенной концепции, - были восприняты как законотворческой, так и научной мыслью наших дней, и нашли свое отражение в отечественном уголовном кодексе; также часть их наличествует в публично-правовой сфере в виде атавистических форм, представляющих собой нерастворимую эволюцией часть пенитенциарного опыта. Прежде всего, об обращении к разработанной на метатеоретическом уровне уголовно-правового знания концепции возмездия, являющейся плодом абстрагирования, умозрительных заключений, выведенных с опорой на идеальный остов модели возмездия как социального порождения, формировавшегося и развивавшегося не на сугубо метафизической основе, и непосредственно к последней, свидетельствует содержащаяся в ч. 2 ст. 43 УК РФ декларативная норма права, посвященная планируемым результатам, целям уголовного наказания как мере принуждения, в которой реализуется уголовная ответственность. Нами полностью разделяется мнение В.Д. Филимонова, Б.В. Волженкина и А.В. Наумова1, согласно которому прежнее указание в законе на возмездие (кару) как сущность наказания либо как его цель модифицировалось в провозглашение цели восстановления социальной справедливости, и отчасти мы согласны с суждением профессора В.К. Дуюнова о том, что «термин кара... цепко держит нас за фалды сюртука, несмотря на наши попытки уйти от этого скомпрометированного родством с местью и талионом термина или каким-либо образом облагородить его; происходит простая замена терминов - неудобного термина кара его оборотом: восстановление социальной справедливости»2, но допускаем, что изменения были внесены законодателем в результате признания возмездия сущностью наказания, которая и раскрывается через его объективное содержание, а потому как всякое содержание и цели находятся в неразрывном единстве, в статье закона об ожидаемом эффекте, задачах наказания говорится не о возмездии, а восстановлении социальной справедливости как цели, прямо вытекающей из самой сути наказания. Тем не менее, на наш взгляд, признание возмездия сущностью наказания должно быть отражено в понятии наказания, содержащемся в тексте кодификации, в его законодательной формулировке во избежание вполне оправданных замечаний о том, что «положения ч. 2 ст. 43 УК не раскрывают действительной сущности наказания, маскируя идею возмездия, которая фактически присутствует в наказании, под... лозунгом восстановления социальной справедливости»1. С учетом обозначенного выше нами предлагается следующая редакция части 2 ст. 43 УК РФ: «Наказание, будучи возмездием за совершенное преступление, применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также в целях исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений». Несправедливым видится воспроизводимое на страницах печати суждение 0 том, что «признание возмездия неизбежно приведет к превалированию задач устрашения и к умалению задач исправления и перевоспитания преступника»", так как, будучи сущностью института уголовного наказания, проявляющейся в его конкретном содержании, которое составляют обременения, ограничения и лишение благ, ущемление правового статуса виновного, возмездие в наши дни не должно быть его исключительной самоцелью, оно отнюдь не отрицает и не препятствует постановке и преследованию указанных задач, и выступает, о чем уже говорилось выше, антагонистической по отношению к модели устрашения, попирающей идею эквивалентности и принцип меры.