Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Конституционно-правовая природа запрета цензуры
1.1. Теоретико-правовая модель конституционного запрета цензуры 38
1.2. Значение концепта «цензура» для понимания объекта конституционного запрета 50
1.3. Правовая типология цензуры 70
1.4. Содержание категории «запрет цензуры» в Конституции РФ 1993 года и современных зарубежных конституциях 90
1.5. Запрет цензуры в системе конституционных запретов 109
Глава 2. Запрет цензуры в системе гарантий и ограничений прав человека
2.1. Формирование системы гарантий и ограничений печати в условиях цензурной политики России XVIII – XX веков 122
2.2. Запрет цензуры в системе гарантий и ограничений свободы массовой информации в проектах Российской Конституции (1990-1993 гг.) и материалах Конституционного совещания (1993 г.) 155
2.3. Запрет цензуры в системе конституционных гарантий прав и свобод человека и гражданина 171
2.4. Конституционные ограничения свободы массовой информации в условиях запрета цензуры 186
Глава 3. Свобода массовой информации как предмет конституционного запрета цензуры: российский и зарубежный опыт
3.1. Конституционно-правовой режим свободы массовой информации и правовой режим цензуры: сравнительно-правовой анализ 200
3.2. Запрет цензуры в системе международно-правовых гарантий и ограничений свободы массовой информации 223
3.3. Запрет цензуры как гарантия свободы массовой информации в современных государствах 240
3.4. Конституционно-правовые механизмы защиты свободы массовой информации: российский и зарубежный опыт 260
Глава 4. Реализация конституционного запрета цензуры в современной России
4.1. Конституционный запрет цензуры в решениях Конституционного Суда РФ и Пленума Верховного Суда РФ 286
4.2. Проблемы реализации запрета цензуры и других гарантий свободы массовой информации 305
4.3. Ответственность за нарушение запрета цензуры 327
4.4. Проблемы соблюдения конституционного запрета цензуры при реализации ограничений свободы массовой информации 344
4.5. Перспективы совершенствования правового регулирования в сфере реализации свободы массовой информации с учетом российского и зарубежного опыта 367
Заключение 383
Библиографический список 390
Приложение 1 446
Приложение 2 452
Приложение 3 453
Приложение 4 455
Приложение 5 457
- Теоретико-правовая модель конституционного запрета цензуры
- Запрет цензуры в системе гарантий и ограничений свободы массовой информации в проектах Российской Конституции (1990-1993 гг.) и материалах Конституционного совещания (1993 г.)
- Конституционно-правовые механизмы защиты свободы массовой информации: российский и зарубежный опыт
- Перспективы совершенствования правового регулирования в сфере реализации свободы массовой информации с учетом российского и зарубежного опыта
Теоретико-правовая модель конституционного запрета цензуры
Исследование проблематики, связанной с конституционным запретом цензуры, на наш взгляд, следует начать с рассмотрения феномена правового запрета как базовой общетеоретической категории и выявления отличительных черт конституционного запрета цензуры.
В отечественной юридической науке исследование природы правового запрета проводилось в пределах предмета общей теории государства и права, прежде всего в работах С.С. Алексеева, А.Г. Братко, О.С. Вырлеевой-Балаевой, В.Н. Кудрявцева, А.В. Малько, А.С. Пиголкина, Н.Н. Рябушкина, М.М. Султыгова, В.В. Толмачева и др.6.
Современные теоретико-правовые интерпретации правового запрета выделяют в рассматриваемой категории как минимум три относительно самостоятельных аспекта: запрет как особый вид норм права, запрет как метод правового регулирования и запрет как принцип права. Выделение указанных аспектов отражает основные сложившиеся теоретико-методологические подходы к рассмотрению содержательной, формальной и функциональной составляющих правовых запретов. В то же время актуальным является единый системный подход к пониманию сущности правового запрета: как указывает В.В. Толмачев, на практике «все формы проявления запрета образуют единый комплекс нормативных предписаний, закрепленных в законодательстве, элементы которого имеют различную функциональную нагрузку»7. Современной правовой наукой теория правового запрета определяется как «синтез концептуальных идей…, позволяющих комплексно оценить природу, признаки, социально-правовой механизм формирования, функционирования запрета в праве, его эффективность и условия применения»8.
Анализ исследований, посвященных теории правового запрета, позволяет заключить, что юридическая природа правовых запретов определяется теоретиками права следующими характерными чертами:
Во-первых, отмечается пресекательная функция правовых запретов: юридические нормы, в диспозиции которых содержится запрещение, направлены на предупреждение антисоциального поведения. Определяя правовую сущность запретов, А.В. Малько характеризует их как «государственно-властные сдерживающие средства, которые под угрозой ответственности должны предотвращать возможные нежелательные, противоправные деяния, причиняющие вред как личным, так и общественным интересам»9. Пресечение антисоциального поведения, по мнению С.С. Алексеева, обусловливает само появление правовых запретов: «Запрет появляется там, где существует опасность для общества… в юридическом запрете заложена нацеленность на то, чтобы создать преграду недозволенному поведению, предотвратить его»10.
В этом смысле, как указывал В.М. Витченко, запреты являются «предостерегающим приемом», посредством которого достигается эффективная защита общественных отношений11. Функции запретов определяются их содержанием, которое, по мнению Т.С. Яценко, «включает в себя признание недопустимым определенного действия (бездействия) и санкцию за его совершение. Причина того, что действие запрещается, кроется в тех негативных последствиях, которые оно может повлечь за собой для государства и общества в целом»12.
Во-вторых, в теоретико-правовой литературе указывается на императивный характер запретов. Установление запретов лишает субъектов правоотношений свободы выбора. Запреты должны соблюдаться в полном объеме, их нельзя нарушать ни полностью, ни частично.
В-третьих, запрет понимается как юридическая обязанность воздерживаться от совершения определенных в законе действий. Реализация запрета связывается теоретиками права с такой формой как соблюдение: устанавливая запрет на совершение определенных действий, законодатель тем самым возлагает на субъекта, которому адресован запрет, обязанность воздерживаться от их совершения. Эту особенность запретов отмечал С.С. Алексеев, давший классическое определение запрета: «всякий запрет в праве – юридическая обязанность. Вместе с тем своеобразие содержания запретов, выраженное в пассивном поведении, т.е. в бездействии тех или иных лиц по данному кругу вопросов, ставит запреты в особое положение. Это и предопределяет особенности многих юридических средств и механизмов, призванных обеспечивать и проводить в жизнь юридические запреты»13.
В научной литературе соблюдение запрета именуется «пассивной» или «отрицательной обязанностью»14, и характеризуется «повседневным поведением субъектов в соответствии с юридическими запретами»15.
Приведенный выше (классический) подход к пониманию правового запрета, подвергается критическому осмыслению некоторыми современными учеными, позиция которых состоит в том, что юридический запрет представляет собой лишение права на определенное действие16.
В-четвертых, целью установления запрета является защита прав и интересов человека, достижение общественного согласия, безопасность государства. Наличие позитивной цели – необходимое условие установления запрета. По мнению Н.И. Матузова, социально-правовое назначение правовых запретов заключается в охране общих интересов, благ, ценностей, а также в защите жизни, здоровья, чести и достоинства личности17. А.В. Малько неоднократно указывал, что «запрет, препятствуя удовлетворению интересов индивида, в отношении которого он действует, направлен на реализацию интересов противоположной стороны»18. Таким образом, правовой запрет, ограничивая действия одних субъектов, тем самым защищает права и свободы других, и в этом смысле «запреты проявляют себя как инструменты сбережения общества»19.
Имманентно присущие правовому запрету черты в полной мере проявляются в конституционных запретах. Р.Г. Нурмагамбетов трактует конституционно-правовые запреты как «установленные государством способы конституционно-правового регулирования, имеющие императивный характер, направленные на предупреждение и предотвращение совершения субъектами конституционных правоотношений неправомерных действий, нарушающих или создающих угрозу нарушения норм Конституции РФ»20.
Каждый запрет является элементом нормативной системы, установленной Конституцией Российской Федерации и в то же время – это самостоятельное нормативно-правовое предписание, закрепляющее недопустимость вариантов противоправного поведения. В этом смысле каждый конституционно-правовой запрет – цельная, логически завершенная норма конституционного права.
Отличительными чертами конституционных запретов являются их лаконичность, обобщенный характер, направленность на регулирование наиболее значимых общественных отношений. Запреты, установленные в Основном законе страны, касаются наиболее негативных, неприемлемых явлений и призваны способствовать полному вытеснению таких явлений из общественной жизни (Приложение 1).
Все вышеперечисленные черты будут характерны и для конституционного запрета цензуры.
Представляется возможным выработать теоретико-правовую модель конституционного запрета, с тем, чтобы на ее основе проанализировать конституционный запрет цензуры21. Предложенная теоретико-правовая модель конституционного запрета была положительно воспринята представителями отечественной правовой науки22.
Обязательными элементами конституционного запрета будут следующие:
1) объект запрета (действие, от совершения которого должны воздерживаться субъекты запрета);
2) предмет запрета (общественные отношения, на защиту которых направлен запрет);
3) субъекты запрета (те, кому адресован запрет, и на кого возлагается обязанность воздерживаться от определенных действий);
4) ответственность за нарушение запрета.
Запрет цензуры в системе гарантий и ограничений свободы массовой информации в проектах Российской Конституции (1990-1993 гг.) и материалах Конституционного совещания (1993 г.)
Социально-политические перемены конца 1980-х годов на первый план выдвинули требования модернизировать политическую систему в стране и коренным образом изменить сложившиеся в советский период развития государства отношения по поводу получения и распространения информации. Поэтому одним из символов информационной политики перестроечного периода становится «гласность».
На январском (1987 г.) Пленуме ЦК КПСС была поставлена задача разработки «правовых актов, гарантирующих гласность»230. Проект закона «О гласности» был подготовлен рабочей группой Института государства и права АН СССР под руководством доктора юридических наук А.М. Васильева231.
В преамбуле проекта «гласность» определялась как «необходимое условие активного участия граждан в обсуждении и решении вопросов государственной и общественной жизни, способ демократического контроля трудящихся за деятельностью государственных органов, общественных организаций, администрации предприятий и учреждений»232.
Законопроект содержал ряд гарантий и ограничений свободы массовой информации, в том числе:
1) обязательное обнародование законодательных актов (ст.9);
2) доступность архивных материалов для граждан (ст. 13);
3) обеспечение беспрепятственного доступа к печатным изданиям и аудиовизуальной продукции, находящимся в фондах государственных и общественных библиотек (ст. 14);
4) открытость информации о подготовке и проведении выборов и др. (ст. 11, 12);
5) право на публичное выражение мнений по вопросам, выносимым на обсуждение (ст. 7);
6) деятельность СМИ на основе закона о печати и других средствах массовой информации (ст. 8).
Таким образом, хотя законопроект не содержал нормы об отмене цензуры, однако существенно расширял объем и виды социально значимой информации, которая могла свободно циркулировать в обществе.
В качестве ограничений гласности проект предусматривал сохранение различных видов тайн (государственной, служебной, врачебной, адвокатской, нотариальной, данных предварительного следствия, дознания и др.)
Устанавливалось так же, что «не допускается использование гласности для пропаганды войны и расизма, национальной и религиозной нетерпимости и человеконенавистничества, насилия, жестокости, порнографии, а так же для подстрекательства к совершению преступлений»233.
В целом, положения проекта содержали совершенно новые для советского законодательства гарантии получения и распространения информации; устанавливали вполне разумные и необходимые ограничения по доступу к некоторым видам сведений; содержали основные виды информации, распространение которой запрещено.
По различным причинам Закон о гласности так и не был принят, но его основные положения получили дальнейшее развитие в российском законодательстве о доступе к информации о деятельности органов государственной власти, библиотечном и архивном деле.
В 1988-1989 гг. была предпринята очередная попытка создания Закона СССР о печати. Официальный проект Закона, получивший одобрение Идеологической комиссии ЦК КПСС, сохранял принцип партийного руководства прессой, предусматривал сохранение предварительной цензуры, которую по-прежнему должен был осуществлять Главлит. В это же время был разработан инициативный авторский проект закона о печати (авторы – Ю.М. Батурин, М.А. Федотов, В.Л. Энтин), в котором устанавливались принцип свободы массовой информации и запрет цензуры (ст. 3), подробно регулировались процессы учреждения (ст.ст. 10, 11, 12), регистрации (ст.ст. 21-26), а так же приостановления (ст. 14, 16) и прекращения (ст.ст. 15, 16) деятельности СМИ234. Указанные нормы призваны были сделать невозможным произвол партийных или государственных органов на всех этапах деятельности СМИ.
Инициативный проект закона СССР о печати предусматривал дополнительные гарантии деятельности журналиста как лица, выполняющего общественный долг (ст. 48): введение административной ответственности за воспрепятствование со стороны должностных лиц государственных органов и общественных организаций законной профессиональной деятельности журналиста, и введение уголовной ответственности за принуждение журналиста должностным лицом государственных органов или общественных организаций к распространению либо отказу от распространения массовой информации.
В ст. 55 инициативного проекта давалось определение цензуры и предпринималась попытка установить такой специфический вид ответственности как предание гласности действий должностных лиц, осуществивших акт цензуры.
Этот проект значительно повлиял на Закон СССР «О печати и других средствах массовой информации», принятый 12 июня 1990 г. Статья 1 Закона СССР «О печати» устанавливала принцип свободы печати и других средств массовой информации, в который включались:
- право высказывания мнений и убеждений,
- право поиска, выбора, получения и распространения информации и идей в любых формах;
- недопустимость цензуры235.
Кроме того в законе устанавливались следующие гарантии свободы печати: право на учреждение СМИ не только государственными органами, но и политическими партиями, религиозными организациями, отдельными гражданами (ст. 7); обязанность государственных органов, должностных лиц предоставлять СМИ имеющиеся сведения и возможность ознакомления с документами (ст. 24); запрет монополизации СМИ (ст. 7); запрет изъятия тиража или его части иначе как на основании вступившего в законную силу решения суда (ст. 22); запрет обязания СМИ опубликовать отклоненный редакцией материал (ст. 25), а так же запрет принуждения журналистов к распространению либо отказу от распространения информации (36).
Впервые в законодательстве нашей страны предусматривалась уголовная ответственность за воспрепятствование со стороны должностных лиц, государственных и общественных органов законной профессиональной деятельности журналистов.
Статья, содержащая определение цензуры и устанавливающая ответственность за ее осуществление, не вошла в текст закона. В связи с чем положение о недопустимости цензуры имело скорее значение нормы-принципа, ее практическое применение было бы затруднено.
Тем не менее, значение Закона о печати трудно переоценить: впервые в российской истории был принят законодательный акт, устанавливающий правовое положение печати и провозглашающий в качестве основополагающих принципов свободу печати и недопустимость цензуры.
Закрепление в законе злоупотреблений свободой слова (ст. 5) фактически представляло перечень видов информации, распространение которой запрещено в средствах массовой информации. Тем самым ограничения деятельности СМИ устанавливались на законодательном уровне, что позволяло в полной мере использовать судебные механизмы разрешения споров.
На смену Закону СССР «О печати» пришел Закон РФ «О средствах массовой информации», в котором закреплялись основные достижения закона СССР, и в то же время появились некоторые важные правовые новеллы. Вместо термина «свобода печати» использовалось понятие «свобода массовой информации», что позволяет говорить о существенной трансформации базового принципа, положенного в основу закона о СМИ. Кроме того, в Законе о СМИ запрет цензуры составлял содержание отдельной статьи, где давалось ее определение и запрещалось создание и финансирование организаций, учреждений, органов или должностей, в задачи либо функции которых входит осуществление цензуры массовой информации. В целом в законе о СМИ была закреплена развернутая система гарантий и ограничений деятельности учредителей, редакции, издателей СМИ и журналистов.
Конституционно-правовые механизмы защиты свободы массовой информации: российский и зарубежный опыт
Защита свободы массовой информации может осуществляться как в судебном, так во внесудебном порядке. Судебный порядок тесно связан с нормативным определением видов ответственности за нарушение конституционного запрета цензуры и ущемление свободы массовой информации. Подробнее виды ответственности и практика их применения будут рассмотрены нами в параграфе 4.3., посвященном ответственности за нарушение конституционного запрета цензуры.
В настоящем параграфе проводится анализ сложившихся механизмов защиты свободы массовой информации с использованием внесудебного порядка рассмотрения информационных споров.
Изучение российского и зарубежного опыта позволило выделить следующие основные модели внесудебной защиты свободы массовой информации: 1) пресс-омбудсмены и медиакритики, 2) саморегулируемые организации СМИ, издателей, рекламодателей, 3) публичные органы государственно-общественного сорегулирования.
Деятельность пресс-омбудсменов получила наиболее широкое развитие в США, кроме того, эта модель действует в Великобритании, Нидерландах, Франции, Швеции, Турции, Бразилии, Канаде, Дании, Израиле, Испании, Португалии и Японии.
В качестве пресс-омбудсмена выступает представитель редакции, сотрудник отдела по связям с общественностью или специально нанимаемое лицо, которое рассматривает обращения читателей с конкретными жалобами, претензиями и проблемами, адресованные тому изданию, с которым он сотрудничает. В его полномочия входит осуществление связи между сотрудниками СМИ и потребителями информации, исправление фактических ошибок, сбор и анализ критических замечаний пользователей, разрешение конфликтов между читателями и журналистами383. Главная роль пресс-омбудсменов состоит в осуществлении «внутреннего контроля качества», способствует тому, чтобы издание представляло максимально полную и точную информации, отражало существующие в обществе плюрализм и многообразие мнений, обеспечивало соблюдение прав читателей и героев публикаций. Пресс-омбудсмен защищает права пользователей и доносит их оценки и критику деятельности СМИ до руководства редакции и журналистов.
Схожие функции выполняет и медиакритика – «область современной журналистики, осуществляющая критическое познание и оценку социально значимых, культурно-творческих, профессионально-этических, правовых, экономических и технологических аспектов информационного производства в средствах массовой информации»384. Как отмечают Л.Н. Селиверстова и А.А. Левицкая, в журналистике «нередки случаи нарушения как профессиональной, так и общечеловеческой этики. Медиакритики, делая эти случаи достоянием общественности, осуществляют своего рода контроль качества журналисткой деятельности»385.
Медиакритика получила наибольшее распространение в Швейцарии, Франции, Финляндии, США. На примере исследования швейцарских медиа Р.Блум демонстрирует, что с помощью медиакритической деятельности разворачивается публичный диалог между медиапроизводителями и обществом, в результате формируется общественное доверие к СМИ386.
Профессор Фордемского университета (Нью-Йорк) А. Хейс в своей книге «Критики прессы - пятая власть. Стражи медиа в Америке» («Press Critics Are the Fifth Estate: Media Watchdogs in America») на примере девяти случаев описывает результаты деятельности американских медиакритиков: увольнение недобросовестных журналистов; изменение редакционной политики в СМИ, к которому было привлечено внимание; реформа деятельности медиакомпании; проведение общественных дебатов по затронутой теме387. С.Фенглер на основе исследования, включавшего данные социологического опроса журналистов, приходит к выводу, что медиакритики, призывая журналистов к ответственности за свои слова, критикуя политику той или иной медикомпании, осуществляют гражданское регулирование медиа388. Д. Кеннеди, профессор Северо-восточного университета (Бостон) полагает, что развитие телекоммуникационных сетей существенно повлияло на отношения гражданского общества и СМИ, «подъем блогерства изменил медиакритику, …материал можно прокомментировать в режиме реального времени, в случае несогласия, читатели так же могут сразу выразить свое мнение»389 подобная возможность интерактивного обсуждения информационных материалов превращает медиакритику в гражданский мониторинг медиапространства.
В России подобные модели воздействия на СМИ почти не используются. В Законе о СМИ и в Законе об информации отсутствует определение такого субъекта правоотношений как потребитель информации, в том числе массовой, что, по мнению некоторых исследователей «затрудняет процесс юридизации тех отношений, которые возникают между журналистом (СМИ, в целом) и массовой аудиторией (или даже отдельным читателем, зрителем, слушателем и т.п.)» 390.
Согласно нормам Закона о СМИ редакция не обязана отвечать на письма граждан (ст. 42); гражданин или организация вправе потребовать от редакции опровержения не соответствующих действительности и порочащих их честь и достоинство сведений, если редакция не располагает доказательствами того, что распространенные сведения соответствуют действительности (ст. 43); кроме того, гражданин может воспользоваться правом на ответ (реплику, комментарий) в предусмотренном законодательством случаях (ст. 46).
На практике, российские СМИ стараются избегать публикаций опровержений и ответов граждан, поэтому подобные споры решаются в суде. Отсутствие механизмов читательского влияния на редакционную политику СМИ, отсутствие практики досудебного разрешения индивидуальных споров ведет к росту недоверия граждан к распространяемой СМИ информации.
Другой очень распространенной за рубежом моделью гражданского контроля со стороны общества за деятельностью СМИ являются органы саморегулирования. В качестве примеров могут быть приведены Шведский Совет по делам прессы (основан в 1916 г.), Норвежский Совет прессы (1936 г.), Германский Совет прессы (1956 г., реорганизован в 1985 г.), Австрийский Совет по делам прессы (1961) и др.
Советы формируются либо исключительно представителями медиасообщества, либо на основе объединения представителей СМИ и общественности.
Например, германский Совет прессы был создан четырьмя организациями: Союзом издателей газет, Союзом издателей журналов, немецким союзом журналистов и профсоюзом работников масс-медиа и культуры. Штат сотрудников формируется наполовину из представителей издательств и наполовину из журналистов391.
Более распространенным является формирование советов из представителей медиа-сообщества и представителей общественности. Количество членов советов, направленных в совет от СМИ и от общественных организаций примерно одинаково: Нидерланды – из 16 членов Совета 8 журналистов и 8 нежурналистов; Норвегия – из 7 членов 4 представляют интересы печатных СМИ, а 3 – общественность; Швеция – из 6 человек 3 – от газет и 3 – от общественности392, Швейцария – из 21 членов только 6 человек являются представителями медиаудитории, а остальные – представители СМИ393.
Такой способ формирования советов помогает, с одной стороны, учитывать специфику деятельности СМИ, а с другой – осуществлять общественный контроль за соблюдением этических стандартов медиаиндустрии.
В состав европейских советов по прессе традиционно входят судьи. Как отмечает О.И. Мамонтова, «для некоторых советов участие судьи и является обязательным и прописано в уставе (Швеция. Дания, Эстония)», по мнению исследовательницы, «фигура судьи не несет никакой идеологической нагрузки, а скорее влияет на вопросы организации четкого процесса принятия решений и формирования собственной прецедентной базы»394.
Перспективы совершенствования правового регулирования в сфере реализации свободы массовой информации с учетом российского и зарубежного опыта
Совершенствование правового регулирования в сфере реализации свободы массовой информации должно, на наш взгляд развиваться в следующих направлениях.
1) Совершенствование законодательства необходимо проводить в два этапа: в ближайшее время, до принятия федерального закона «О свободе массовой информации» следует, на наш взгляд, внести изменения, направленные на усиление гарантий свободы массовой информации и установление ответственности за нарушение гарантий свободы массовой информации. Конкретные предложения по изменению правовых норм действующего законодательства обосновывались нами в предыдущих параграфах.
В дальнейшем должно последовать принятие федерального закона «О свободе массовой информации», в котором будут установлены принципы реализации свободы массовой информации, правовой статус субъектов, участвующих в производстве, распространении и осуществлении доступа к массовой информации, гарантии и ограничения их деятельности, развивающие конституционные нормы.
В настоящее время в России сложилась законодательная практика, согласно которой, базовым законом, регулирующим деятельность редакций средств массовой информации, выступает Закон о СМИ, а деятельность других субъектов, занимающихся производством и распространением информации в сети «Интернет», регулируется Законом об информации.
Тем самым процесс распространения информации законодательно разделен на два различных вида деятельности: распространение с помощью СМИ, и распространение «без использования средств массовой информации» (ст. 10 Закона об информации, информационных технологиях). Такое искусственное разделение правового регулирования единого по сути процесса приводит в одних случаях к дублированию правовых норм, а в других к противоречиям в подходах к правовому регулированию деятельности СМИ и других источников информации525.
В практике зарубежных государств используются различные модели правового регулирования деятельности «новых СМИ». Одна из них – установление правового статуса этих субъектов. Например, в Законе Литовской Республики «Об общественной информации» представлен правовой статус как традиционных субъектов: журналистов, редакций и вещателей, так и «производителей» и «распространителей» публичной информации, определение которых включает в себя большое количество лиц, чья деятельность связана с созданием и распространением такой информации.
Другая модель правового регулирования деятельности «новых СМИ» состоит в распространении правового подхода, сложившегося по отношению к традиционным СМИ, на деятельность субъектов, занятых производством и распространением информации в сети «Интернет». Например, предоставление блогерам прав и обязанностей журналистов. Такой подход применяется в США, в частности в Законе «О свободе информации» (FOIA) указывается, что представителем средств массовой информации является любое лицо, которое собирает информацию, представляющую потенциальный интерес для определенного сегмента общественной аудитории, использует профессиональные приемы редактирования и обработки информации и преследует цель публичного распространения этой информации ( 552)526.
Такой подход неоднозначно оценивается в странах, где он принят. Рассматривая судебную практику различных штатов США, исследователи указывают, что суды далеко не всегда готовы распространить медиапривилегии журналистов на блогеров527.
По мнению Б. Дж. Висчновски, при установлении правового статуса субъектов, распространяющих информацию в сети «Интернет» необходимо учитывать два момента. Во-первых, целью правового регулирования их деятельности должно стать обеспечение свободы слова, свободы массовой информации при достаточном уровне точности и надежности размещаемых в Сети информационных материалов. Во-вторых, важно принимать во внимание различия, существующие в редакционном процессе СМИ и блогосферы528.
В России в основном используется первая модель, т.е. установление правового статуса субъектов, занятых распространением информации в сети «Интернет». Анализ норм, регулирующих деятельность организатора распространения информации, владельца сайта, владельца новостного агрегатора, владельца аудиовизуального сервиса, позволяет сделать вывод о дисбалансе в установлении их прав и обязанностей: правой статус «новых» субъектов, осуществляющих производство и распространение массовой информации, характеризуется наличием большого количества обязанностей и почти полным отсутствием каких-либо гарантий их деятельности.
Ранее предпринималась попытка установления правового статуса блогера: ст. 10.2 Закона об информации, содержащая права и обязанности этого субъекта, просуществовала в российском законодательстве с 2014 по 2017 гг. Именно комплекс прав и обязанностей этого нового для российского законодательства субъекта подвергался критике в научной литературе, в частности, указывалось на отсутствие правовых гарантий деятельности блогера, а так же на необоснованность возложения на блогеров многих обязанностей журналиста без обеспечения условий их реализации 529.
В дальнейшем ведение реестра блогеров было признано «неэффективным»530, результатом чего стала отмена ст. 10.2 Закона об информации. Тем не менее правовое регулирование деятельности блогеров, устанавливающее более точное определение их обязанностей и установление правовых и организационных гарантий их деятельности, остается актуальной проблемой.
В целом, необходимо заметить: владельцы сайтов, блогеры, владельцы новостных агрегаторов и др. выполняют важную общественную функцию по производству и распространению массовой социально значимой информации, обеспечивают формирование и развитие общественного диалога по наиболее актуальной тематике, являются необходимыми участниками современного информационного общества, и потому их деятельность так же должна получить определенные законом гарантии их деятельности.
2) Совершенствование правоприменительной практики имеет несколько аспектов.
Первый аспект обозначим как повышение правосознания правоприменителей. По мнению Председателя Конституционного Суда Российской Федерации В.Д. Зорькина, проблемой является незнание или непонимание правоприменителями решений Конституционного и Верховного Судов РФ531. В.В. Еремян, А.А. Клишас указывают, что причины многих проблем в сфере правового регулирования «следует искать не в конституционно-правовой регламентации, а в том, как они реализуются в повседневной жизни»532.
Борьба с дефектами правоприменения, как указывает С.А. Авакьян, может идти двумя путями: «Первый – предание общественной гласности, общественному осуждению, пресечение путем судебного решения… второй путь – нормативно-правовой»533, т.е. посредством изменения законодательства. В связи с этим следует обратить внимание, что Конституционный и Верховный Суды РФ в своих решениях выработали ряд важных правовых позиций, касающихся гарантий и ограничений свободы массовой информации, правомерности или незаконности деятельности субъектов в информационной сфере. Особая значимость этих решений, как верно отмечает Г.Н. Комкова, в том, что «эти решения распространяются на огромное количество граждан, чьи права нарушены»534. Как отмечалось в научной литературе применительно к решениям Конституционного Суда РФ посредством своей деятельности он формирует, толкует, развивает конституционные принципы, способствует их большей определенности, облегчает их правильное понимание и применение, способствует формированию стимулов к отказу от их нарушения535.
Однако решения Конституционного и Верховного Судов РФ в недостаточной степени учитываются правоприменительной системой. Подобная ситуация характерна для дел о признании информационных материалов экстремистскими, а так же для дел о защите чести и достоинства должностных лиц. Такая практика приводит к использованию косвенных форм цензуры. Преодоление указанных проблем видится в правовом просвещении правоприменителей, прежде всего судей, с целью более полного осознания ими позиций Конституционного и Верховного Судов РФ по вопросам реализации гарантий и ограничений свободы массовой информации.