Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 (Спист. 8 - 73). "Конституционный статус субъектов канадской федерации. "
1). "Становление федеративного Доминиона в британской Северной Америке (исторические предпосылки)." (Ст. 8).
2). "Квебекская конференция 1864 г." (Ст. 28).
3). Общая характеристика Акта о британской Северной Америке 1867 года (Конституционного Акта 1867 г.) (Ст. 60).
Глава 2. (Ст.ст. 74 - 157). "Роль судебного толкования Конституции в развитии канадского федерализма."
1). Основные черты правового статуса Судебного комитета Тайного Совета и Верховного Суда Канады (Ст. 74).
2). Судебное толкование клаузулы "мир, порядок и хорошее управление." (Ст. 93).
3). Гражданские права и свободы и судебный федерализм (Ст. 114).
4). Разграничение компетенции между Федерацией и провинциями в сфере "торговли и коммерции" (Ст. 129).
Заключение (Ст. 152).
Библиография.
Приложение 1.
- "Становление федеративного Доминиона в британской Северной Америке (исторические предпосылки)."
- "Квебекская конференция 1864 г."
- Основные черты правового статуса Судебного комитета Тайного Совета и Верховного Суда Канады
- Судебное толкование клаузулы "мир, порядок и хорошее управление."
Введение к работе
Актуальность темы диссертационного исследования определяется всевозрастающей ролью в последнее время в демократических странах органов судебного конституционного контроля не только в деле охраны, обеспечения верховенства и прямого действия конституции, в защите основных прав и свобод человека и гражданина, но и в разработке и апробации форм и методов решения конституционных коллизий, споров, приёмов толкования конституционных норм, т.е. всего того, что составляет активный элемент теории (доктрины) конституционного права. В этом плане особый интерес представляют федеративные государства, в которых, согласно традиционным воззрениям британского конституционного права, судебное толкование конституции заменяет формальную конституцию. Представляется, что при всей предметной и методологической обособленности конституционного права зарубежных стран как науки и учебного курса от конституционного права России (отрасль права, наука и учебный курс), взаимное тяготение, связь между ними как раз и проходит по линии естественного разделения - если предмет первого - избирательно синтетичен, то предмет второго -собирательно синтетичен. В одном случае структура и содержательная часть в большей степени определяется априорно заданным представлением учёного о системе конституционных ценностей, то в другом случае - позитивным конституционным правом конкретной страны (России). Именно поэтому, хотя конституционалист-зарубежник оказывается формально более свободным в выборе те-
мы исследования и направления научного поиска, в отсутствие прямого позитивного влияния национальной конституционно-правовой системы, всё же косвенно он связан прикладной мотивацией последующей рецепции данных зарубежного опыта. В этом плане относительно меньшая политизированность науки зарубежного конституционного права, отстранённость от перипетий общественной практики, позволяет достичь большей степени абстраги-рованности самого процесса научного исследования, но не его результатов. Следует отметить, что доктрина конституционного права пока ещё не является одним из источников конституционного права РФ. Здесь нельзя принципиально не согласиться с мнением Ж.И.Овсепян, о том, что "в плане заимствования зарубежного опыта функционирования судебного конституционного контроля в странах с аналогичной формой государственного устройства" наибольший интерес представляют государства, " в которых федеративное устройство служит формой решения национального вопроса... и отягощенных бременем сепаратизма", к которым она относит в том числе Канаду. Правда, следует, в опережающем порядке, уточнить, что в Канаде федерализм никогда концептуально не рассматривался как средство решения национального вопроса (в отличие от России), хотя политико-территориальная организация страны и опиралась на иные, не менее конфликтогенные, факторы самоидентификации региональных сообществ (религия и, позднее, язык). Страноведческая и юридико-функциональная направленность темы не исключает, а наоборот предполагает использование, в качестве вспомогательных приёмов, методы сравнения и сопос-
1 Овсепян Ж.И. "Конституционный Суд России : реформа правового статуса (сравнительный анализ процессов становления и функционирования конституционного контроля в России и
тавления. Применение данного метода предполагает выявление общих, особенных и единичных свойств (качеств) исследуемых объектов, явлений и институтов. Как отмечает Тихомиров Ю.А., "законодательство... любого государства в современных условиях нельзя рассматривать вне его связи с другими национальными правовыми системами и с международным правом. Такой "правовой треугольник" служит общим правовым пространством, на котором соприкасаются, взаимодействуют, сталкиваются, сосуществуют разные нормативно-правовые массивы. В их связях есть немало устойчивого и закономерного, противоречивого и случайного. В основе лежат общие интеграционные процессы и укрепляющееся сотрудничество государств в экономической, социальной и иных сферах. Бесспорна тенденция выделения сферы правового сотрудничества и взаимоотношений, включающей в себя взаимопроникнове-ние правовых теорий, учений и взглядов..." Именно благодаря правовому сотрудничеству формируется система международного права, где ключевое место занимают нормы-принципы, нормы-дефиниции и нормы-цели. Правовое же сотрудничество, взаимный интерес в сфере конституционного права гораздо реже ведёт к международно-правовой фиксации общих конституционных ценностей, идей и взглядов, но его результатом является качественное обогащение теории конституции каждой конкретной страны. Исходя из этого, в "правовой треугольник" исследования целесообразно включить и понятия, дефиниции, которые пока лишь претендуют на статус общепринятых и отражают авторскую позицию. Централь-
в некоторых зарубежных странах)." "США : экономика, политика и идеология." 1995, №9.
С.79-80.
2Тихомиров Ю.А. "Курс административного права и процесса." М., 1998. С.114.
ным понятием, вынесенным в название темы, является судебный
федерализм. Судебный федерализм понимается как система процессуальных, юридико-технических и организационных приёмов (методов) и форм разрешения конституционно-правовых споров между Федерацией и её субъектами, уяснения и разъяснения содержания конституционных норм и устранения (или преодоления) между ними коллизий с целью фиксации и расширения позитивного конституционно-правового пространства для сотрудничества и взаимодействия центрального и региональных уровней власти в федеративном государств. Новизна данного подхода заключается в том, что основной акцент делается не на организационном и судоустройственном аспектах судебного федерализма, а на процессуальном и юридико-техническом, т.к. именно эти аспекты наиболее соответствуют пониманию сущности федерализма как динамичного государственно-правового явления^ а также в силу того, что процессуальный фактор является в наибольшей степени системообразующим для такой формы осуществления судебной власти как конституционное судопроизводство.
При написании диссертации автором использовались и творчески переосмысливались работы отечественных конституционалистов и специалистов по теории государства и права : Александренко Г.В., Белоусовой Е.В., Егорова С.А., Ильина И.А., Коркунова Н.М., Кряжкова В.А., Кутафина О.Е., Мишина А.А., Овсепян Ж.И., Осавелюка А.В., Спиридонова Л.И., Страшуна Б.А., Тихомирова Ю.А., Чиркина В.Е., Шаповала В.Н., и др., а также таких зарубежных авторов, как Г.Адамс, X. Армстронг, Р.Гнейст, Б.Ласкин, К.Кахоу, Г.Кельзен, У.Кеннеди, Дж.Кингдом, Н.Лайон, Р.Липсет, Дж. Лоприто, Дж.Лэмбтон, Х.МакКлоуки, Дж.Мэллори, Д.Ольсен, К.Пэдфилд, П. Рассел, С.А.Скотт, Ф.Р.Скотт, К.Уэр, М. Флетчер, Л. Фо-рест, К.Фридрих, Р.Фройнд, Дж. Харвей, Р.Чеффин ,У. Эгглстон и др.
3 См. также определение федерализма, как динамичного процесса - Чиркин В.Е. "Модели современного федерализма : сравнительный анализ." "Государство и право", 1994. № 8-9. С. 153.
Отдельные аспекты развития канадского федерализма исследуются в российской научной литературе. Так, исторические аспекты были изложены в монографиях Соро-Цюпа, С.В.Данилова, С.Ф. Молочкова, В.Е.Шило, экономические -в работах Л.А.Немовой, этнологические - в статьях Е.В.Белоусовой и др. Документальную и нормативную основу диссертационного исследования составили : Акты о Судебном Комитете 1833 и 1844 г.г., Акт о действительности колониального законодательства 1845 г., официальное систематизированное издание материалов парламентских слушаний по проекту Конфедерации ("Дебаты по Конфедерации 1865 г."), Акт о Британской Северной Америке 1867 г., Акт о Верховном Суде 1875 г. (с изменениями и дополнениями), Уэстминстерский статут 1931 г., Билль о правах 1961 г., Акт о Канаде 1982 г. (Конституционный Акт и Канадская Хартия прав и свобод ), материалы судебной практики Тайного Совета и Верховного Суда Канады, а также высших провинциальных судебных органов, конституционно-правовые акты стран Содружества Наций, России и США. В диссертации предпринята попытка специального комплексного исследования роли института судебного конституционного контроля в структурной и функциональной оптимизации (канадской) федеральной системы, проведён анализ основных организационных форм судебного конституционного контроля, принципов организации и деятельности, юридической силы решений Тайного Совета и Верховного Суда Канады. Автор ставит перед собой задачи :
раскрыть причины противоречивости и непоследовательности судебной практики в распределении фактического баланса публичной власти между центром и провинциями (на начальном этапе формирования судебной доктрины федерализма).
проанализировать предпосылки постепенного усложнения приёмов и методов интерпретационной техники в практике Тайного Совета и Верховного Суда Канады; причинно -следственные взаимосвязи между данным процессом и объективными причинами перехода от концепции дуалистического федерализма к концепции кооперативного федерализма в 1920-30-х г.г.; судебное восполнение консти-
'I* туционных пробелов в подразумеваемой сфере предметов совместного ведения
(методы системного, телеологического толкования и др.).
дать понятие судебного федерализма (см. выше).
исследовать канадский опыт в установлении соотношения между индивидуальными и коллективными правами в контексте взаимодействия судебных доктрин конституционно-правового статуса личности и доктрины федерализма (параграф 3 гл. 2).
выявить возможность использования канадского опыта в деятельности российских органов судебного конституционного контроля, прежде всего КС РФ, а также конституционных (уставных) судов субъектов РФ, в законотворческой деятельности по функциональной оптимизации и структурному реформированию российской федеральной системы.
"Становление федеративного Доминиона в британской Северной Америке (исторические предпосылки)."
Авторы большинства работ, в которых исследуется генезис канадской государственности, следуют в основном английской конституционной традиции, в соответствии с которой выделение самого понятия "государство" долгое время оставалось за рамками научно-академического интереса и политико-правового контекста. Дело в том, что вплоть до принятия Уэстминстерского Статута 1931 г. наиболее исчерпывающим и всеобъемлющим определением совокупности государственно-правовых связей и отношений, их субъектов и объектов на всём пространстве, подвластном Короне, являлось понятие Британская Империя.
Термином Британская Империя охватывались все колонии, владения, зависимые территории и протектораты, которые в разное время находились под суверенной юрисдикцией Великобритании. Очевидно, что далеко не повсеместное и несинхронизированное развитие атрибутивно присущих британской концепции государственного устройства институтов, например, представительных учреждений власти; а также специфика процессуальных взаимоотношений судебных юрисдикции колоний, провинций и метрополии и другие объективные причины не позволили британским конституционалистам распространить на всё пространство Империи понятие "государства" как универсальной территориальной и публично-властной организации. Однако термин "государство" столь же атрибутивно "с незапамятных времён" присутствует в определении должностного положения членов Правительства - государственный секретарь, государственный министр (формально - слуги Монарха), что подчёркивает универсальный характер реализации функций и полномочий прежде всего исполнительной ветви власти в рамках Британской Империи.4 Государство, как координирующий центр, форма решения "общих дел", в условиях колониальной системы могло локализоваться исключительно в метрополии в лице Монарха, Суверена, формального главы "государства" и единственном источнике всей суверенной власти. В этой связи уместно процитировать аналитическое наблюдение Шаповала В.Н., который замечает, что "в настоящее время Корона ассоциируется с идеей исполнительной власти, и такое её значение гораздо уже смысла того "общего интереса", который буржуазная политико-правовая традиция обычно связывает с предназначением государства". Данная ассоциация была бы вполне корректной и в отношении периода до крушения британской колониальной системы. Поэтому, её следует принять с небольшой оговоркой, что "настоящее время" в русском языке иногда может соответствовать британской обычно-правовой конструкции "прошедшего продолженного времени". Вызывает сомнения и достоверность истоков данной традиции, поскольку, как справедливо отмечает, Л.И.Спиридонов, именно в раннем марксизме, в меру избавленном от классовых предрассудков, было выработано "понятие государства как носителя функции "общих дел".6 Впрочем, К.Маркс, как известно, рассматривал принцип разделения властей не более, чем банальное разделение труда в "производственной" сфере управления государством. Данная идеологема, препарированная для нужд исследования британского конституционно-правового механизма осуществления публичной власти, вполне могла бы служить примером апробации научных выводов на практике. Ведь именно в Великобритании можно иногда наблюдать действие принципа не разделения, а скорее совмещения властей и полномочий. Идея персональной консолидации власти через совмещение должностных полномочий (или "трудовых функций") является характерной чертой британской конституционной системы. Поэтому, собственно, должен возникать не вопрос ассоциируется ли институт лорда-канцлера с идеей исполнительной, судебной или законодательной власти, а вопрос о том, реализация каких должностных полномочий ( законодательных, исполнительных или судебных) в тот или иной исторический период в наибольшей степени характеризует сущность данного института в его эволюционном развитии. Институт губернаторства (или шире - колониального управления) до введения представительных учреждений в колониях мог реализовываться исключительно через осуществление исполнительных и распорядительных полномочий. Ввиду этого, нами не может приниматься не только попытка "осовременивания" политико-правовой традиции, но и применение в отношении колониальной системы понятий ветвей власти (в отсутствие их реального организационно-институционального обособления) вместо соответствующих им полномочий. Так, весьма спорным представляется утверждение о том, что в представлении американских колонистов до "бурных 70-х и 80-х годов 18 в." доктрина разделения властей Дж. Локка, с его основной идеей о верховенстве законодательной власти, "рассматривалась как средство обуздания ненавистной ис-полнительной власти, ассоциировавшейся с британским королём." Ненавистным для колонистов была не исполнительная власть как таковая, а безответственный и непредставительный институт губернаторства в его колониальном виде, т.е. по сути её (исполнительной власти) суррогатная форма реализации через патентные грамоты (основной источник должностных полномочий губернатора) и инструкции Колониального ведомства.
Можно сделать вывод, что традиционное понимание государства как персонифицированного (институт губернаторства) центра "общих дел" зародилось именно в условиях британской колониальной системы.
Власть Монарха, в соответствии с британской Конституцией, ограничена принципом "парламентского верховенства", из которого логично вытекает другой конституционный принцип "ответственного правительства". В силу Акта об устроении 1701 г. все акты Королевы (Короля) подлежат контр-ассигнатуре (соподписа-нию) Премьер-министра, поэтому коллективную ответственность за решения, оформляемые приказом в Совете, несёт Правительство.9 Таким образом, обеспечивается эффективное функционирование системы сдержек и противовесов. Однако Монарх, как и прежде, опирается при осуществлении своих конституционных функций на ряд прерогатив- исключительных полномочий, не производных от власти Парламента. Прерогативы делятся на : личные (корона, мантия, трон, скипетр, держава, титул, королевский двор и цивильный лист) и политические (право санкционирования законов, абсолютного вето, роспуска Палаты общин и др.). Данная форма правления, именуемая конституционной или парламентарной монархией и явившаяся результатом длительного конституционного развития, объективно нуждалась в корректировке баланса властей в сторону исполнительной власти исходя из потребностей эффективного управления подконтрольными территориями, находящимися на значительном удалении от метрополии. Территория многих британский владений на протяжении многих веков являлась предметом споров, войн за колониальное господство, и Канада здесь не составляет исключение. Решение вопроса об объявлении состояния войны или заключении мира осуществлялось Монархом на основе реализации своей компетенции главы государства через механизм исполнительной ветви власти. Кстати собственно Кабинет - узкий орган в составе Правительства, включающий 20-23 наиболее влиятельных министров и государственных секретарей, выделился из состава Тайного Совета (далее - ТС- см. Гл.2 пар. 1) монарха, где он был структурно обособлен в качестве комитета в конце 17 в. Роль Парламента заключалась в основном в утверждении конституционно-правового статуса территорий в процессе либо им-плементации (исполнения) международных договоров ( например: Парижский мирный договор 1763 г.), либо придания конституционного значения управленческим по своей целевой направленности решений (законодательных инициатив) Британского правительства Её Величества, точнее, его колониальной администрации, по пространственному планированию колониально зависимых территорий.
"Квебекская конференция 1864 г."
Характерно, что в некоторых литературных источниках, в основном отражающих мнения авторов, придерживающихся британских академических традиций, присутствует стремление, скорее сознательное, нежели являющееся результатом беспристрастного научного поиска, объяснять различия в принципиальных подходах участников Конференции идеологическими и дисциплинарными императивами партийной принадлежности. Тем самым практически отрицается возможное влияние на формирование их позиций региональных партикуляризмов и чувств местного патриотизма.34 Искусственное перенесение на в то время ещё невозделанную канадскую почву логики действия, modus operandi, британской политической системы представляется неоправданным, с методологической точки зрения, приёмом историко-правового исследования. Хотя, конечно, нельзя и недооценивать, несмотря на межпровинциальную организационную разобщённость, изолированность (или, точнее, "автокефальность") структур додоминионной партийной системы и её специфические особенности ", определённое мировоззренческое воздействие партийной идеологии и программных установок на формирование концепции БСА Акта.
К моменту проведения Квебекской Конференции на политическом пространстве британской Северной Америки состоялась институционализация двух основных политических групп, квази-партий. Первая из них - в соответствии с устоявшимся самоназванием- консервативная партия, реже называемая партией тори. В Нижней Канаде за нею закрепилось название Bleu. Вторая партия имела несколько названий : "реформаторы" использовалось в основном в Северной Америке, наравне с ним применялось также британское название "либеральная" партия. Крайние оценки её деятельности отображались в двух обиходных названиях : "Clear grit" в Верхней Канаде и "Rouge" в Нижней Канаде. Что же касается ещё одного названия - "радикальная", то оно использовалось в основном в критической по отношению к партии риторике.
Консервативная партийная программа была проникнута духом этатизма, декларированием государственной организации в качестве главной общесоциальной ценности, добродетеля. Либералам была свойственна тенденция обожествления индивидуума. Таким образом, если первые провозглашали примат обязанностей гражданина как проявление лояльности к государству, то вторые, напротив, утверждали приоритет гражданских прав и свобод, трактуемых обычно как мера свободы от государственного вмешательства в частную жизнь, но также указывали на незыблемость принципа гражданского участия в осуществлении публичных функций. Наиболее ёмкой формулой этатистской философии консерваторов может служить известное выражение, претендующее на статус крылатого, "кто умирает, если живёт Англия". Для либералов же государство предстаёт в качестве механизма осуществления единственной функции - обеспечение благополучия индивида. Консерваторы поддерживали концепцию "истеблишмента", хотя сам термин не получил ещё широкое распространение в Новом свете в начале 19 в; восхваляли англиканскую церковь, Корону и выступали за сохранение единства с британской Империей. В теории государственного управления они придерживались весьма оригинальной идеи соединения законодательных и исполнительных советов, в которых бы провинциальные судьи, назначаемые Короной имели доминирующее положение, т.е. соединения, нежели разделения властей. Прообразом данной модели им виделась Палата Лордов британского Парламента.
Либералы придерживались антиклерикальных взглядов, боролись за большую провинциальную автономию, выборность должностных лиц исполнительных органов власти и расширение полномочий выборных ассамблей. Они также ратовали за введение принципа "ответственного правительства" для всех провинций, при котором представительный орган власти имел бы право выражения вотума недоверия исполнительному органу власти провинции или Федерации. Несмотря на твёрдую приверженность либералов идеи полной автономии провинций, они были вынуждены считаться с позитивно сдерживающим фактором увязки британским правительством предоставления самоуправления и принятия соответствующим субъектом ответственности по самообороне своей территории. Поэтому либералы разделяли взгляды консерваторов на необходимость сохранения связи с британской Империей, что могло бы избавить провинции от обязанности нести бремя военных расходов.
Реализация идеи "ответственного правительства" в 1840-х г.г. привела к росту популярности либеральной партии, что выразилось в том числе и в их периодическом доминировании в составе исполнительных органов власти провинций, но уже в 1864 г. их позиции значительно ослабли, чем не преминули воспользоваться их политические конкуренты - консерваторы, занявшие образовавшуюся нишу.
Среди делегатов от провинций большинство, за исключением частного случая с делегацией от Нью-Брансуика, составляли консерваторы. В делегации от Нью-Брансуика лишь два члена : Э.Чандлер и полковник Дж.Грэй представляли консервативную партию, остальные пять включая премьер-министра Нью Брансуика Л.Тиллея являлись либералами. Зато правительство Таше - МакДональд, по преимуществу консервативное, было представлено на Квебекской Конференции кабинетом в полном составе. Нью-Фаундленд направил по одному представителю от консерваторов и либералов.
Преобладающие позиции консерваторов в плане относительного большинства по числу делегатов Конференции, усиливались благодаря процедурному пра вилу голосования и подсчёта голосов по провинциальному принципу. Кроме того, формально единая Канада условно рассматривалась как две провинции с наделением для аналогичных процедурных целей (провинциальной субъективации права голоса) консервативной делегации от провинции Канада двумя голосами вместо одного. Помимо того, канадской делегации было поручены вопросы подготовки ежедневной повестки дня заседаний Конференции включая проекты Резолюций, т.е., в сопоставлении с наиболее важной и значительной частью полномочий спикера Палаты Общин британского Парламента, фактически делегация от провинции Канада получила статус "коллективного спикера". Председателем Конференции был также избран 90-летний консерватор из Нижней Канады - Е.П.Таше (впрочем здесь, скорее, "сработал" принцип старшинства), а личный секретарь Дж.МакДональда - Х.Бернард был избран в качестве исполнительного секретаря Конференции.
Основные черты правового статуса Судебного комитета Тайного Совета и Верховного Суда Канады
В среднековье Тайный Совет формально являлся органом исполнительной власти в Великобритании и состоял из: Magnum Concilli или Большого Совета, Судебного Совета (Curia regis) и Тайного (Частного) Совета Короля. В последнее одноимённое структурное подразделение ТС в широком смысле входили особо приближённые к трону лица, советы которых учитывались Монархом при принятии решений, облекаемых в форму приказа в Совете. "Тайные советники" Короля также отвечали за исполнение августейших приказов и поручений. В 17 в. Монарх проводит заседания и деловые встречи с ведущими министрами (государственными секретарями) отдельно от ТС. Заседания носили конфиденциальный характер и проводились в королевском "Кабинете". По мере усиления влияния Кабинета100, роль и значение ТС пропорционально падают. Многие функции и полномочия ТС переходят к Кабинету, а значительная часть исполнительно-властной компетенции- к правительственным департаментам. Связь между ТС и Кабинетом поддерживается благодаря тому, что все члены Кабинета и остальные ведущие министры "по должности" входят в состав ТС как в прошлом, так и в настоящем.
Собственно Судебный комитет ТС является правопреемником Судебного Совета. Он состоит из лорда-председателя Совета, лорда-канцлера, возглавляющего Комитет, бывших лордов-председателей Совета, "ординарных лордов по апелляциям", всех тайных советников, которые занимали или занимают высшие судейские должности в Великобритании (Соединённом Королевстве) и, начиная с 1940-х г.г., лиц, занимающих или занимавших таковые должности в островных, зависимых территориях, странах Содружества. Обязательный кворум составляет 3 человека, но на практике по наиболее важным делам Комитет заседает в составе 5 членов. Судебный комитет является высшей апелляционной инстанцией в отношении решений и приговоров высших судебных органов стран Содружества Наций, в законодательстве которых прямо предусматривается сохранение его процессуального верховенства, а также в отношении судов острова Мэн, островов Пролива и зависимых территорий. Правовой статус Судебного комитета в период с 1867 - 1955 г.г. определялся в основном двумя нормативными актами - Акт о Судебном Комитете 1833г.101 и Акт о судебном комитете 1844г.102. В 1949г. законодатель прибегает к более исчерпывающей формуле определения кругаюридических оснований деятельности судебного комитета Тайного Совета, утрачивающих силу, указывая также на "приказы, правила и инструкции, принятые в соответствии с этими актами..."1(Ь. Это косвенно свидеьельствует как о традиционной предрасположености ббритансокго законодателя во-первых, к избранию инкорпорации как наиболее предпочтительного метода систематизации нормативного материала (по сравнению с кодификацией); во-вторых, к раздельному регулированию организационно-структурных и компетенционных вопросов деятельности судебного и квази-судного органа и собственно процессуальных (процедурных) вопросов; в-третьих, о высокой степени судейской "саморегуляции" в деятельности ТС на протяжении более чем векового периода. В частности, в подтверждение последнего тезиса можно привести авторитетное мнение Страшуна Б.А. и Мишина Ал.А., которые в числе признаков англоамериканской модели судебной системы справедливо вьщеляют такой, как "выработка процессуальных форм судебного преследования прежде всего судебной практикой, а не законодательным установлением."104
Судебный комитет ТС формально не является судом.105 Это- совещательный орган при Короне, хотя в силу действия конституционного обычая "его совет всегда принимается" 06 или, другими словами, "к его решениям проявляется большое уважение".107 Предположим, что именно определённая специфичность его (квазисудебного) статуса, а также конституционное закрепление права резервирования, отмены и наложения вето на федеральные и провинциальные законодательные акты, вызвали к жизни появление такого инструмента конституционного контроля, как обращение с референциальным запросом о соответствии конституции закона, принятого Парламентом или легислатурой, и, соответственно, особого производства ("специальной юрисдикции"- в последующей, развивающей концепцию, редакции ст.55 Акта о ВС ) по рассмотрению дел в связи с таким запросом. Субъектом права обращения с запросом выступали Генерал-губернатор и Лейтенант-губернатор, олицетворявшие собой суверенную королевскую власть, соответственно, в Доминионе и в провинциях и обладавшие вышеуказанными контрольными полномочиями в отношении актов органов законодательной власти.
Таким образом, посредством конструирования прототипа системы, отличающейся известной эклектичностью и включающей в себя элементы абстрактной и конкретной форм конституционного контроля, законодатель попытался создать определённые сдержки и противовесы против не всегда желательного на практике возвышения заведомо более сильной исполнительной ветви власти над законодательной за счёт огульного применения таких потенциально конфликтогенных мер конституционно-правовой ответственности как наложение вето, резервирование и отмена актов органов законодательной власти. Тенденции и основные направления развития конвенциональной практики в период с 1867-1999г.г. также, в свою очередь, подтверждают рациональную обоснованность и прагматическую потребность в переосмыслении природы данных контрольных полномочий, трансформации их в полномочия координационно-контрольного характера в целях оптимизации механизма взаимодействия властей не только по горизонтали, но и по федеративной вертикали. Частота обращения к такому процессуальному инструменту как референциальный запрос вполне осязаемо свидетельствует о роли и значении судебных органов конституционного контроля в процессе гармонизации федеративных отношений в Канаде. Так, в период с 1892- 1999 г. только федеральное правительство 75 раз обращалось к институту референциальногозапроса. Переходя к анализу статуса ВС Канады, следует прежде всего отметить его конституционно-правовой характер. Создание его предусмотрено ст. 101 Конституционного Акта 1867 г., которая, в частности, уполномачивает Парламент "...несмотря на какие-либо положения в данном Акте, время от времени регулировать устройство, обеспечение деятельности и организацию Генерального апелляционного суда Канады (ВС Канады - авт.), и создание любых дополнительных судов для лучшего отправления правосудия в Канаде.
Судебное толкование клаузулы "мир, порядок и хорошее управление."
Прежде всего, следует обратить внимание на следующее обстоятельство. Британский законодатель традиционно использовал формулу "мир, порядок и хорошее управление" как целевое определение всей совокупности публично-властной компетенции на определённой территории. В качестве примеров можно привести Приказ в Совете, наделяющий всей полнотой законодательной власти Парламент
Цейлона - унитарного государства, а также королевскую Прокламацию от 7.10.1763г., в которой используется схожая формула : "публичный мир, благосостояние и хорошее управление." Хотя Прокламация формально и не является частью канадской конституции, на неё делается ссылка в ст.25 Канадской Хартии прав и свобод. Именно поэтому судебное толкование данной клаузулы оказывало определяющее влияние на фактическое соотношение, взаимодействие федеративного и унитарного начал в процессе конституционно-правового развития канадской государственности, на формирование реального механизма федеративно-провинциальных отношений.
Для уяснения правового смысла и значения формулы "мир, порядок и хорошее управление"( ст.91 ч.І Акта) использовались первоначально приёмы как буквального (грамматического), так и впоследствии системного толкования. Анализ судебной практики толкования данного конституционного положения даёт наиболее зримое представление и обнаруживает закономерности эволюционного усложнения приёмов нормативного толкования. Оно происходило по мере постепенного нарастания и усложнения конституционных проблем и противоречий, свойственных самой природе федеративного государственного устройства, и в условиях возрастания ответственности органов конституционного контроля (в первую очередь, ТС) за состояние конституционной законнности в условиях вялотекущей ав-тономизации и суверенизации Доминиона и ослабления иных рычагов и средств охраны конституционного правопорядка. Специально-юридический метод толкования выкристаллизовывался на протяжении почти 20-летнего периода : с 1896 г. (дело Лоукал Прохибишн) до 1916 г. (дело Иншуранс Риференс). Даже пресловутая доктрина "чрезвычайных полномочий" оказалась не в состоянии дискредитировать метод полностью, т.к. он ко времени её появления (дело Боард оф Ком-мерс - 1922 г.) уже обрёл права на "самостоятельное существование". Так, в деле Парсонс ТС прибегнул к анализу буквального смысла вышеуказанной нормы. Предметом рассмотрения стал акт, устанавливавший унифицированные статутные условия договоров страхования риска имущественного ущерба вследствие пожара (страхового случая) в отношении любого имущества, находящегося на территории Онтарио. ВС Канады (2/3 судейского кворума) признал закон intra vires провинциальной компетенции по мотивам соответствия его ст.92 п.п. 13 и 16 Акта 1867 г. Тайный Совет, очевидно, наиболее пристрастно отнёсся к логическому клише, контурно очерченному в особом мнении судьи Ташеро, который полагал, что "полномочие по регулированию с необходимостью исключает действия всех других (субъектов -авт.)... в отношении аналогичного предмета."147 т.е. Парламент в силу ст.91 п.2 Акта обладает исключительной компетенцией по регулированию как порядка инкорпорации и лицензирования, так и деятельности страховой компании. Таким образом, вынесение решения в пользу провинциальной стороны означало бы, что к участию в деле был привлечён ненадлежащий (юридически "фиктивный") ответчик, т.к. Парламент, по идее, не мог в принципе осуществлять регулирование порядка инкорпорации страховой компании (ответчик). Соответственно, исторический лимит, отведённый ТС по части непредумышленного продуцирования процессуально-правовых курьёзов, был бы досрочно превышен. Однако, члены ТС видимо осознавали, что качественные характеристики правовой позиции (убедительность, справедливость, рациональная обоснованность и др.) не могут быть столь зримо и жёстко обусловлены процессуальными обстоятельствами конкретного дела. Поэтому, лорды во избежание возможных ассоциаций своей позиции с софистикой Ташеро, прибегнули к анализу ст. 91 ч.І в качестве основания федеральной компетенции (а не ст.91 п.2) по инкорпорации страховой компании, одновременно, почти демонстративно сузив объём федеральной компетенции по ст.91 п.2. Они указали на то, что полномочие по регулированию "торговли и коммерции" не носит абсолютного, исчерпывающего характера и к тому же, стра-ховое дело лишь "косвенно связано с коммерцией." (но как быть со страхованием коммерческих рисков - связь вполне прямая). На основании анализа решения по делу Парсонс можно прийти к следующим выводам. Во-первых, ТС расщепил предмет регулирования на : инкорпорацию (включая лицензирование) страховщика и страховую деятельность. Во-вторых, установил, что конституционность правового акта определяется не характером сделки (торговая/неторговая)- объективный критерий оценки, или субъектным составом отношения, урегулированного нормой права - субъективный критерий оценки, а исходя из легитимности публично-правового интереса провинции в сохранении физического объёма предмета провинциальной компетенции по ст.92 п. 13 - "гражданские права и собственность в провинции." Следует отметить, что спустя 15 лет подобный подход к "овеществлению" предмета регулирования был с большим энтузиазмом воспринят лордом Уатсоном в Лоукал прохибишн деле (см. ниже), 149 несмотря на использование для целей толкования Конституции совершенно иного юридико-технического инструментария.