Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Роль пунктуации в новациях «неклассической парадигмы» и ее место системе языка 10
1.1. Роль пунктуации в синтаксических новациях литературы неклассической парадигмы ХХ века 10
1.1.1. «Парадигмы культуры» в лингвокультурологических исследованиях 10
1.1.2 Роль пунктуации в расчленении и слиянии 25
1.2. Пунктуация как подсистема письменной речи 33
1.2.1. Пунктуация как компонент графики 33
1.2.2. Автономность пунктуации как подсистемы 49
Выводы к главе 1 57
Глава 2. Роль пунктуации в формировании синтаксического расчленения и синтаксического слияния 59
2.1 Синтаксическое расчленение, формируемое синтаксическими средствами без участия пунктуации 62
2.2 Синтаксическое расчленение, оформляемое пунктуационными средствами 70
2.3 Синтаксическое расчленение и слияние, создаваемые пунктуационными средствами 89
Выводы к главе 2 95
Глава 3. Контекстуальные трансформации пунктуационной системы в художественных текстах неклассической парадигмы
3.1 Корреляция «знак - отсутствие знака» 99
3.2 Корреляция «более сильный знак - более слабый знак» 115
3.3 Взаимные замены знаков с разными функциями 127
3.4 Необычные сочетания знаков 134
Выводы к главе 3 138
Глава 4. Системные трансформации пунктуации в текстах неклассической парадигмы 141
4.1 «Усеченные» пунктуационные системы как свойство текста неклассической парадигмы 142
4.2 «Расширенные» пунктуационные системы 156
4.2.1 Абзацный отступ и положение текста как элементы «расширенной» пунктуационной системы 159
4.2.2 Изменение иерархии пунктуационных знаков в «расширенных» пунктуационных системах 168
4.3 Взаимодействие «усечения» и «расширения» пунктуационных систем 177
Заключение 185
Библиографический список 191
Источники материала
- Пунктуация как подсистема письменной речи
- Синтаксическое расчленение, оформляемое пунктуационными средствами
- Корреляция «более сильный знак - более слабый знак»
- Абзацный отступ и положение текста как элементы «расширенной» пунктуационной системы
Пунктуация как подсистема письменной речи
В первом примере фактически разбивается целостная синтаксическая структура, причем это разбиение сопровождается грамматическим рассогласованием потенциальной согласованной конструкции (увидел: - весенняя ночь, река, простор реки… вместо увидел весеннюю ночь, реку, простор реки…). Во втором предложении посредством абзацных отступов выделяется вставная конструкция, сообщающая дополнительную, побочную по отношению к повествованию информацию, причем использование тире в сочетании с абзацными отступами создает еще более сильную дистанцию между вставной конструкцией и включающим предложением.
Однако тенденция к расчленению не является единственным характерным признаком неклассической парадигмы, а потому нет оснований отождествлять противопоставление синтаксического выражения классической и неклассической парадигм с противопоставлением синтагматической и актуализирующей прозы. Как показала Е. А. Покровская, на третьем (60-70-е гг. ХХ века) и четвертом (конец ХХ века) этапах, помимо тенденции к расчленению, начинает проявляться, а затем и активно заявляет о себе тенденция к синтаксическому слиянию, которая по своей сути противоположна тенденции к расчленению. Данная тенденция находит отражение в таких синтаксических явлениях, как утрата границ между различными субъектными сферами в конструкциях с прямой речью, замена сильных связей более слабыми, широкое использование бессоюзной связи вместо сочинительной и подчинительной, отсутствие пунктуационного оформления у текстов (подробнее см. [Покровская 2000, 291-343, 352-363]). Для тенденции к синтаксическому слиянию характерно соположение элементов, часто разнопорядковых; актуализация данной тенденции ведет к активизации ассоциативных связей.
Ярким примером тенденции к синтаксическому слиянию является отсутствие границы между авторской речью и речью персонажа, как в следующем фрагменте: Он был категорически не согласен с тем, что его папаша каждый вечер маячил у его кровати и к тому же норовил прочесть ему нотацию, иногда даже отвешивал по шеям, хотя дело традиционно завершалось поцелуем в лоб, я добрый, типа, король (Петрушевская, Сказка, 345). Последнее предложение (я добрый, типа, король) является репликой персонажа, о чем свидетельствует наличие местоимения первого лица. Это местоимение не может отсылать к фигуре рассказчика и фактически указывает на лицо, которое в предшествующей части именуется посредством словосочетания его папаша, естественное заменяемое на местоимение третьего лица. Тем не менее, реплика я добрый, типа, король не получает особого оформления, которого было бы естественно ожидать, то есть не отделяется двоеточием и не выделяется кавычками. В результате слова от лица повествователя и реплика персонажа образуют единый нерасчлененный поток, а реплика не может получить однозначной интерпретации, поскольку остается неясным, произносились ли эти слова действительно или персонаж совершал действие (целовал сына в лоб) таким образом, что можно было сделать вывод о наличии у него подобной мысли.
Хотелось бы обратить внимание на тот факт, что тенденции к синтаксическому слиянию и синтаксическому расчленению обычно сосуществуют в одних и тех же конструкциях. Так, даже если оформить реплику персонажа в соответствии с нормативной пунктуацией (…хотя дело традиционно завершалось поцелуем в лоб: «Я добрый»), мы получим неполное предложение, в котором отсутствует компонент, вводящий реплику (поцелуем в лоб со словами, поцелуем в лоб и словами и под.).
Тенденция к синтаксическому слиянию реализуется в текстах и высказываниях с преобладающей бессоюзной связью, как, например, в следующем фрагменте, который представляет собой пересказ повествователем истории жизни, рассказываемой женщиной своей подруге: На расфасовке конвейер, неделями одинешенька в затхлых стенах, мальчонка худой, близорукий, в чем только душа, и не выдержит в школе - немытая африка, бухара с тюбетейками, коновал из больницы советует вырезать, денька три, но кто приглядит за мальчонкой, ночью встает помочиться, жарко, вся мокрая, приливы и постоянно пучки на расческе (А. Гольдштейн, Спокойные поля [Электронный ресурс]). Нетрудно увидеть, что этот ряд объединяет в себе отдельные сегменты, являющиеся, скорее всего, обрывками произносимых фраз. Эти сегменты представлены простыми предложениями или структурами, близкими к простому предложению, как полными, так и неполными (на расфасовке конвейер; в чем только душа; денька три). Эти сегменты не объединяются эксплицитно, при помощи союзных средств или вводных компонентов, а просто сополагаются друг с другом, вследствие чего активизируются ассоциативные связи.
Еще одно типичное проявление тенденции к синтаксическому слиянию - это длинные ряды однородных членов, ср.: Ей, случалось, недоставало шпал, дрезин, спичек, молибденовой руды, стрелочников, гаечных ключей, шлангов, шлагбаумов, цветов для украшения откосов, красных транспарантов с необходимыми лозунгами в честь того или совершенно иного события, запасных тормозов, сифонов и поддувал, стали и шлаков, бухгалтерских отчетов, амбарных книг, пепла и алмаза, паровозных труб, скорости, патронов и марихуаны, рычагов и будильников, развлечений и дров, граммофонов и грузчиков, опытных письмоводителей, окрестных лесов, ритмичных расписаний, сонных мух, щей, каши, хлеба, воды (С. Соколов, Школа для дураков, 25). Примечательно, что в приведенном примере ряд однородных членов выполняет функцию изображения эпической картины, своего рода «портрета» железнодорожной станции (именно ее описанию посвящен приведенный пример) - в силу избранной формы это изображение как бы рассыпается на отдельные элементы, которые уравниваются между собой и предстают как равноправные, однопорядковые. Стоит отметить, что ряды однородных членов или номинативно-подобных конструкций достаточно распространены в текстах неклассической парадигмы, в которых они берут на себя не только изобразительную, но и повествовательную роли.
Наконец, одним из наиболее ярких проявлений тенденции к синтаксическому слиянию должен быть признан отказ от пунктуационного оформления текста. Рассмотрим англоязычный пример - фрагмент из незавершенного наброска С. Беккета «Звуки». Этот текст состоит из нескольких разделенных точками предложений, которые не имеют внутри других знаков препинания: Leave it so then this stillest night till now of all quite still head in hand as shown listening trying listening for a sound or dreamt away try dreamt away where no such thing no more than ghosts make nothing to listen for no such thing as a sound (Beckett, Sounds, 270). Хотя английская пунктуация не предполагают обязательной постановки запятой между главными и придаточными предложениями, обязательного обособления причастных оборотов и т. д., в этом небольшом примере имеется немало случаев, когда автор опускает однозначно необходимые знаки. Очевидное проявление этого заключается в том, что в фрагменте, например, отсутствуют знаки препинания, которыми должны быть отделены повторяющиеся глаголы в повелительной форме (Leave it… try… make nothing…), а последние правомерно рассматривать как самостоятельные синтаксические центры, вокруг которых организуются остальные компоненты текста. При этом остается неясным, какие именно знаки препинания опущены, поскольку отдельные формы глаголов в повелительном наклонении могут отделяться посредством запятых или точек (а возможно, менее частотных знаков препинания вроде точки с запятой). Этот момент представляется существенным с точки зрения формирования интонационного облика текста, его стилистики, а также выражения смысловых отношений между самостоятельными грамматическими предложениями.
Синтаксическое расчленение, оформляемое пунктуационными средствами
Итак, прежде всего, расчлененность может создаваться посредством собственно синтаксических средств или трансформаций синтаксической структуры без непосредственного участия знаков препинания. Такие конструкции оформляются знаками препинания, однако их использование не только полностью подчиняется существующим нормам, но и не отражает особой, повышенной расчлененности текста.
Подобное функционирование пунктуации можно проиллюстрировать некоторыми примерами эллипсиса. Впрочем, необходимо отметить, что это справедливо лишь для некоторых, причем довольно специфических и даже периферийных случаев неполноты, в силу чего видеть в эллипсисе особую форму синтаксического расчленения, всегда формируемую без участия пунктуации, неправомерно. В трактовке понятия эллипсиса в современной науке нет единства. В частности, некоторые исследователи называют эллиптическими предложения, в которых опущено сказуемое, причем сказуемое может быть восстановлено по форме подлежащего и зависимых членов, ср.: За спиной - лес. В этом случае эллиптические предложения противопоставляются неполным, к которым относятся предложения с любыми другими опущенными членами (см., например, работы [Валгина 2003, 199; Лекант 1986, 157]). Однако этот подход считается слишком узким, и многие исследователи считают эллипсисом пропуск любого члена предложения (см., например, [Мухин 1968; Русский язык 1979, с. 404; Цейтлин 2010]).
В данной работе принято максимально широкое толкование эллипсиса, которое включает все виды синтаксической неполноты, причем термины «эллипсис» и «неполнота» используются как синонимы. Другими словами, эллипсис может затрагивать любые компоненты предложения, а также возникать по самым разным причинам (использоваться как средство избегания повтора или создания экспрессивности текста, воплощать обрыв фразы в передаваемом диалоге персонажей или обрывочность мыслей в потоке сознания и т.п.).
Такое понимание является более широким, чем принято в некоторых работах. Обычно выделяют два типа эллипсиса: контекстуальный и ситуативный. При контекстуальном эллипсисе редуцируется компонент предложения, который может быть восстановлен на основе синтаксического и лексического окружения, причем «в случае контекстуального эллипсиса набор опускаемых (и “подразумеваемых”, легко восстанавливаемых) синтаксем практически не ограничен». При ситуативном эллипсисе редуцируется компонент, ясный из ситуации речи; в качестве такого компонента могут выступать говорящий, собеседник, элементы обстановки, объекты, доступные для непосредственного восприятия [Цейтлин 2010, 118-120]. По большому счету, позиция, принятая в данной работе, не предполагает, что опущенный компонент может быть обязательно восстановлен. В частности, неполнота, которая возникает в результате обрыва фразы, не обязательно допускает восполнение опущенного компонента.
При этом эллипсис понимается как особая трансформация, которая осуществляется над структурой полного предложения и заключается в устранении некоторых его компонентов. С этой точки зрения заслуживающей внимания представляется мысль Т. П. Ломтева, который при описании эллипсиса исходил из того, что предложение представляет собой набор синтаксических позиций. Если принять это как точку отсчета, то при эллипсисе мы имеем дело с «отрицательно выраженными членами предложения» [Ломтев 1958]. Члены предложения, которые получают выражение, при этом так или иначе указывают («сигнализируют») об отрицательно выраженной позиции. Об отсутствии того или иного компонента можно судить, например, по валентностям и синтаксическим связям наличных членов предложения [Гузеева 1975, Гусев 1962, Чувакин 1974].
Такая позиция все-таки предполагает одно исключение. Хотя в некоторых случаях нулевая связка признается формой эллипсиса, общепризнанным является положение, что эллипсис следует отличать от синтаксического нуля (см., например, работы [Вардуль 2006, 308-309; Цейтлин 2010; Чернова, Камагина 2015; Ширяев 1967]). (Подробный обзор проблемы синтаксического нуля содержится, например, в работе [Тиханова 2015]). При эллипсисе некоторый компонент предложения отсутствует и может быть восстановлен, тогда как синтаксический нуль представляет собой значимое отсутствие некоторого компонента, а позиция этого компонента не должна и не может быть заполнена. Примерами синтаксического нуля в русском языке могут служить нулевой глагол-связка в настоящем времени, а также отсутствующее подлежащее определенно-личных, неопределенно-личных и безличных предложений; для английского синтаксиса такое явление в целом является нехарактерным.
Рассмотрим несколько примеров неполноты, которые представляют собой проявление расчлененности текста, создаваемой без участия пунктуации и не получающей пунктуационного оформления. Первый пример довольно тривиален, поскольку в целом присутствующая в нем неполнота встречается довольно часто в современной литературе, а также разговорной речи: I tried to imagine him without his clothes on. Horrid (Winterson, Oranges Are Not The Only Fruit, 92). Второе предложение в приведенном фрагменте является неполным (чего, кстати, нельзя сказать о возможном русском переводе, где естественно использовать односоставное безличное предложение Ужасно). Неполнота в данном случае возникает в силу того, что автор опускает безличное местоимение it, а также глагол-связку (в данном контексте, скорее всего, это is или was). Эллипсис в данном случае не маркируется никакими знаками препинания, а неполное предложение отделяется так же, как было бы отделено полное предложение.
Однако тексты неклассической парадигмы представляют гораздо более яркие и необычные примеры неполноты, которая не получает специального пунктуационного оформления. В следующем примере неполнота особенно очевидна в силу того, что предложение обрывается на частице to, которая, по всей видимости, должна вводить инфинитив: The door of Ruttledge s office whispered: ee: cree. They always build one door opposite another for the wind to. Way in. Way out (Joyce, Ulysses, 149).
Корреляция «более сильный знак - более слабый знак»
Разумеется, использование знаков препинания для создания расчлененности текста в довольно значительной части случаев обладает особой спецификой как в русском, так и в английском языках. В качестве примера можно привести фрагмент из романа «Лолита» В. В. Набокова, в котором тире появляется между частями сложного (сложносочиненного) предложения, соединенного союзом but: You will laugh—but really and truly I somehow never managed to find out quite exactly what the legal situation was (Nabokov, Lolita, 174). Такое употребление тире встречается и у других авторов: Paul D thought he was screaming; his mouth was open and there was this loud throat-splitting sound—but it may have been somebody else (Morrison, Beloved, 129). С точки зрения английской пунктуации такое использование знаков препинания является ненормативным, знак препинания в этой позиции рассматривается как избыточный, поскольку границу между синтаксическими структурами маркирует союз but. В силу этого подобные случаи в англоязычных текстах следует интерпретировать как проявление корреляции «знак - отсутствие знака» с дополнительной оговоркой о том, что для разделения частей сложного предложения используется сильный знак, обладающий ярко выраженной функциональностью и экспрессивностью.
Примечательно, что в русском переводе В. В. Набоков сохраняет пунктуационное оформление синтаксической структуры: Вы будете смеяться — но если сказать всю правду, мне как-то никогда не удалось в точности выяснить юридическую сторону положения (Набоков, Лолита, 252). Однако осмысляться этот случай должен не в рамках корреляции «знак - отсутствие знака», а как корреляция «более сильный знак - более слабый знак». Обусловлено это тем, что с точки зрения русской пунктуации отделение предложения, присоединяемого при помощи союза но, при помощи запятой является строго обязательным. Общим для обоих случаев является то, что выбор пунктуационного оформления определяется интонационно-смысловыми соображениями, различие же коренится в самой структуре пунктуационных норм двух языков.
Необходимо отметить также, что между стилистическими и риторическими явлениями, которые характерны для текстов неклассической парадигмы, и выделяемыми в рамках данной работы способами использования пунктуации для создания расчлененности или слитности текста нет однозначного соответствия. В частности, это можно проиллюстрировать на примере парцелляции. Как было показано в п. 3.1 данной работы, парцелляция может представлять собой как постановку знака там, где он не нужен. Однако парцелляция может заключаться и в постановке более сильного знака вместо более слабого. Это можно проиллюстрировать следующим примером: Вот так он сказал. И захотел видеться с Зоей часто-часто. Но не постоянно (Толстая, Охота, 49). Первая точка в этом примере разделяет на два сегмента простое предложение с однородными сказуемыми сказал и захотел. В соответствии с правилами русской пунктуации постановка запятой перед союзом и в данном случае недопустима, а потому знак препинания в этом случае ставится в позиции, где он с точки зрения структурно-грамматического принципа пунктуации не нужен. Однако вторая точка отделяет от предыдущего предложения наречие, включенное в однородный ряд и присоединенное посредством сочинительного союза но (часто-часто, но не постоянно). Постановка запятой перед союзом но с точки зрения русской пунктуации является обязательной, а потому в данном случае более сильный знак препинания (точка) используется вместо более слабого знака (запятой).
В следующем примере точка отделяет от обобщающего слова (things to eat) ряд однородных членов: Rafael built a fire while Aria coursed over the fields, looking for things to eat. An onion or two, rosemary, leeks (Ondaatje, Divisadero, 183). В соответствии с правилами английской пунктуации, в данной позиции желательно использовать двоеточие. Выбор точки вместо двоеточия усиливает расчлененность фразы, что может быть мотивировано необходимостью передать медлительность и сосредоточенность героини в процессе поиска пищи. То же можно сказать и о вставных конструкциях, которые образуются в результате пунктуационно-интонационного «выключения» компонента предложения. Однако, в отличие от случаев, рассмотренных в п. 3.1 данной главы, подобная трансформация затрагивает компоненты, которые уже обладают определенной самостоятельностью внутри предложения, а потому нормативно обособляются. Ср. следующий пример, в котором двумя тире выделяется сравнительный оборот: Ольга была в шубе и в валенках и – как много уже дней – жалась к печи, устав думать и устав читать (Пильняк, При дверях, 185). В следующем примере также вместо запятых используется двойное тире: Какого-то голубя — паршивую, сорную птицу — и того кольцуют (Толстая, Охота, 58). В соответствии с нормативной пунктуацией, выделение словосочетания паршивую, сорную птицу запятыми является обязательным, поскольку это словосочетание является приложением. Однако благодаря использованию тире подчеркивается дополнительный, добавочный характер информации, а приложение превращается в компонент, который можно было бы удалить. Отличие таких случаев от рассмотренных чуть ранее сводится к тому, что в одном случае знак препинания используется там, где его не должно быть, тогда как в другом - используется более сильный знак вместо более слабого.
Подобную стратегию создания расчлененности текста можно проиллюстрировать следующими примерами. В первом примере при помощи тире выделяется приложение, которое в обычном случае следовало бы выделить запятой: Bert, a film photographer—an insecure fellow with whom at one time I was made to partake in a good deal of menial work (he, too, had some psychic troubles)— maintained that the big men on our team, the real leaders we never saw, were mainly engaged in checking the influence of climatic amelioration on the coats of the arctic fox (Nabokov, Lolita, 33). Наличие в данном фрагменте второй вставной конструкции, грамматически не связанной с основным предложением и выделенной скобками, еще более усиливает расчлененность текста.
В следующем примере особый эффект расчленения тесно связан с лексической трансформацией устойчивого выражения: Но, будучи страстным и в то же – имеющее обратный ход – время беззаветно преданным науке коллекционером, я считаю своим долгом предложить высокому вниманию вашего ученого совета мою скромную коллекцию ночных и дневных бабочек, среди коих вы найдете как летних, так и зимних (Соколов, Школа для дураков, 84). С одной стороны, в этом примере вставная конструкция грамматически связана с текстом: она представлена причастием настоящего времени с зависимыми словами, которое относится к существительному время. С другой стороны, выражение в то же время является устойчивым, а потому не может дополняться другими компонентами; по крайней мере, такое дополнение всегда предполагает переосмысление устойчивого выражения. Не только дополняя устойчивое выражение новыми компонентами, но и разбивая его вставной конструкцией, автор придает тексту дополнительную расчлененность, которая в силу разрушения автоматизма имеет более высокую степень, чем у такой же вставной конструкции, разбивающей свободное словосочетание. С точки зрения нормативной пунктуации в этом примере желательно использовать, как минимум, одну запятую после сочетания то же, хотя обособление причастного оборота также является допустимым.
Абзацный отступ и положение текста как элементы «расширенной» пунктуационной системы
Следствием подобного применения комплекса «прописная буква - точка» становится своеобразная инверсия между пунктуационно-графическими средствами, используемыми для оформления предложения, и графическими средствами членения текста. С одной стороны, комплекс «прописная буква и точка» оказывается средством маркировки цельного текста, сам же текст графически превращается в «текст-предложение». С другой стороны, цифры, традиционно применяемые для разделения текста на главы, меняют свое положение в иерархии инструментов членения текста и используются в качестве средства разбиения «текста-предложения» на относительно законченные фрагменты, которые в силу их небольшого объема правомерно рассматривать как аналог сложного, осложненного предложения (или, возможно, абзаца). Точную аналогию в этом случае провести, скорее всего, нельзя, но по-настоящему важным является сам факт обмена, инверсии средств членения текста.
В некоторых отношениях пунктуационный эксперимент, осуществляемый С. Соколовым в «Триптихе», перекликается с приемом, который использовал в некоторых рассказах В. Пелевин. Так, рассказы «Водонапорная башня» и «Один Vogue» представляют собой чрезвычайно распространенные предложения, членящиеся внутри любыми знаками препинания, кроме точки.
Разумеется, такое построение текста предполагает активное использование синтаксических средств, выражающих грамматические связи между частями текста, тем более что в указанных рассказах бессоюзная связь встречается не так часто. Другими словами, источником целостности предложения является не столько выбор автором пунктуационных знаков, как это происходит у С.
Соколова, сколько особая синтаксическая стратегия построения фразы, которая постоянно дополняется новыми грамматическими элементами. Тем не менее, эффект от использования этой синтаксической техники можно осмыслить и в понятиях трансформации пунктуационной системы: в контексте данных рассказов точка оказывается знаком конца не только предложения, но и текста.
Менее радикальный пример изменения иерархии пунктуационной системы представлен случаями использования тире в качестве пунктуационного средства, выражающего отношения между самостоятельными пунктуационными предложениями в рамках абзаца. В этом случае тире используется не только в позиции внутри предложения, но и в позиции между предложениями, ср.:
Горят камни. В Кремле пустыня. Иные дни. Сон наяву. - В заполдни придет со службы из Отдела Народной Охраны Оленька Кунц, будет распевать романсы, а желтыми сумерками пойдет с nодружками в кинематограф «Венеция» (Пильняк, Голый год, 43);
Оленька Кунц плакала, в серой рассветной нечистой мути, плакала обиженно Оленька Кунц: ей было жалко Андрюшу Волковича, и она любила поплакать. - И в серой рассветной нечистой мути понесся по дому богатырский хохот: то хохотал Сергей Сергеевич. Сергей Сергеевич тяжело заступал, оседая на каждую ногу, вниз по каменной лестнице в подвал к Семену Матвееву Зилотову. Семен Матвеев стоял около печки, печь полыхала, в баночках грелись у огня какие-то снадобья (Пильняк, Голый год, 47);
Запалив две свечи на столе, отчего рассвет за оконцами посинел, сел Иван Спиридонович к столу и, в очках, с лицом худым и хмурым, читал толстую медицинскую книгу. - В рассвет же проснулся на чистой своей половине и сын Архип, в кожаной куртке пришел бодро на кухню, пил, стоя, молоко и ел ржаной хлеб. Отец книгу оставил, ходил около, не по-старчески прямо, как всегда, руки заложив за спину (Пильняк, Голый год, 51).
Тире - это знак препинания, который типично используется внутри предложения в самых разных функциях, которые особенно многообразны в русском письме. Среди них следует отметить такие функции, как отделение одной части предложения от другой или одного предложения от другого, обозначение пропуска, выделение вставной конструкции (в виде двойного тире). В приведенных примерах тире выполняет иную функцию - функцию средства смысловой организации текста. В первом примере тире маркирует переключение между двумя перспективами (обобщенной и конкретной). Во втором примере тире маркирует переключение между различными ситуациями, происходящими в одно и то же время, о чем свидетельствует точный повтор обстоятельственного компонента в серой рассветной нечистой мути. Можно было бы сказать, что тире обозначает своего рода пространственный прыжок, который совершают читатели вместе с автором. В то же время тире в этом фрагменте выполняет еще одну функцию - функцию подчеркивания контраста между плачущей героиней и смеющимся героем. В третьем примере тире соответствует смене темы повествования, а именно переходу от повествования об одном персонаже к повествованию о другом персонаже (хотя события, описываемые в каждом из фрагментов, относятся к одному месту, времени и уровню обобщения).
Разумеется, смысловые отношения, которые выражаются таким образом, могут быть самыми разнообразными, а создаваемые таким образом ряды сложных синтаксических целых могут быть более объемными. В следующем примере тире маркирует переключения между фрагментами, имеющими разный уровень обобщенности: И метель. Та метель, что сказала Ольге о метельной метелиной внучке, - все же, должно быть, есть ведьмовское наваждение! - В ту ночь трудно было бродить. Ветер срывался с крыш и кувыркался, кружась в неистовстве, мчался из разворованных пустырей и заборов, снег колыхался, как волны, - надо было не идти, а ползти - в мути снежной, в снежном вихре, в крике, стоне и вое, - в белом мраке, в смертных белых песнях. - И в тот вечер бродили трое, - по Сибриной Горе, около дома Андрея Андреевича Веральского (Пильняк, При дверях, 196). Первый фрагмент, включающий два предложения, можно соотнести с метелью вообще, ее сущностью, передаваемой посредством образной характеристики; второй - с описанием состояния природы в конкретный отрезок времени, которое осуществляется с отстраненной позиции; третий - с описанием конкретной ситуации, в которой появляются действующие лица повести. Если принять эту интерпретацию, то мы имеем ряд из трех фрагментов, в которых поступательно увеличивается конкретность описываемых объектов, и тире маркирует переход от одной степени конкретности описания к другой.
В силу той функции, которую тире выполняет в тексте, оно может быть сближено с такими графико-типографскими средствами, используемыми для организации и членения текста, как абзацный отступ или пустая строка. В этом плане тире правомерно рассматривать как часть градационного ряда, причем тире соответствует наименьшая степень расчлененности.