Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Современные теории текста 8
1.1. Лингвистический статус текста 8
1.2. Текст с точки зрения теории уровней 13
1.3. Динамическая природа текста 18
1.4. Текст как законченное информационное и структурное целое 22
1.5. Типы текстов и особенности художественного текста 27
Глава 2. Текстообразующий статус иронии 44
2.1. Виды иронии и способы ее экспликации 44
2.2. Текстообразующая ирония 66
2.3. Смысловая структура концепта "заблуждение" 74
Глава 3. Развертывание текстообразующей иронии в тексте малой прозаической формы 90
3.1. Особенности нарративного повествования и текстообразующая ирония 90
3.1.1. Повествование от лица "заблуждающегося" нарратора 96
3.1.2. Повествование от лица нарратора, способного к объективной оценке 106
3.1.3. Повествование от лица ироничного рассказчика 119
3.2. Реализация текстообразующей иронии в ключевых словах текста 123
Заключение 141
Библиография 148
- Лингвистический статус текста
- Текст с точки зрения теории уровней
- Виды иронии и способы ее экспликации
- Особенности нарративного повествования и текстообразующая ирония
Введение к работе
Вопрос об иронии как языковом феномене является объектом исследования в работах многих лингвистов. Рассмотрение иронии либо как тропа, заключающегося в противоречии между буквальным и скрытым смыслом, либо как концептуальной категории, связанной со структурой всего художественного текста и позволяющей автору имплицитно передать свое отношение к изображаемому, восходит к традициям античного театра и достаточно широко представлено в современных лингвистических, литературоведческих, культурологических исследованиях (С. И. Походня, Е. М. Кагановская, Ю. В. Каменская, В. М. Пивоев, А. В. Сергиенко и др). Вопрос об иронии так или иначе затрагивается в стилистике художественной речи, при анализе текстов разных авторов. При этом следует отметить, что текстообразующая ирония - концептуальная категория, реализация которой требует декодирования целого текста, учета различных герменевтических указателей, зачастую интертекстуальных связей и всего дискурса, изучена явно недостаточно. Ирония как сложный феномен, находящий экспликацию в художественном тексте, является объектом настоящего исследования. В качестве предмета изучения нами выбрана такая ее разновидность, как текстообразующая ирония (ТИ), функционирующая преимущественно в текстах малой прозаической формы.
Актуальность исследования обусловлена особым вниманием современного языкознания к проблемам текста и текстообразования, недостаточной разработанностью проблем, связанных с анализом иронии данного типа, и необходимостью выявления общих для художественной литературы закономерностей ее раскрытия в разных языках, а также установления некоторых особенностей функционирования текстообразующей иронии в зависимости от лингвистических и экстралингвистических факторов, от особенностей авторского идиостиля и т.д.
Научная новизна работы определяется тем, что впервые в фокусе специального исследования представлена ирония не как развернутый троп, а как системный и универсальный в рамках определенных художественных жанров фактор, что позволяет уточнить сложившиеся представления о динамике художественного текста и текстообразования.
Целью исследования является выявление механизма создания и функционирования текстообразующей иронии и текстово-лингвистических средств (герменевтических указателей), которые используются для ее реализации.
Основная цель исследования определила следующие частные задачи:
рассмотреть теории текста и текстообразования и на этой основе выработать критерии анализа текстообразующей иронии;
установить статус иронии в свете современных филологических исследований и выявить особенности текстообразующей (в том числе трагической) иронии в русских и англоязычных текстах как универсального явления, характерного для различных языков;
проанализировать семантическую структуру концепта "заблуждение" в русском и английском языках как основу для реализации текстообразующей иронии;
рассмотреть способы реализации и текстово-лингвистические механизмы презентации текстообразующей иронии на материале русских и
англоязычных рассказов, в которых ирония играет текстообразующую роль.
Материалом исследования послужили прозаические произведения преимущественно малых жанровых форм (рассказ, повесть) русских и англоязычных авторов. Малые жанровые формы дают большие возможности для изучения иронии на уровне текста, поскольку при анализе текстовой иронии существенным является не только исследование речевых средств экспликации иронии, но и наблюдение над смысловыми нарушениями внутри всего текста. Рассказ от 1-го лица в XX в. приобретает особые черты: из-за того, что оценки автора и персонажа не совпадают, он может наполняться особым ироническим содержанием. В качестве материала исследования привлекались также художественные тексты других жанровых форм (романы, драматургические произведения).
Методологической базой настоящей работы послужили принятые в отечественной теоретической лингвистике фундаментальные положения философии и диалектической логики.
Цель и задачи исследования определили выбор методов. Использовался преимущественно описательный метод, а также семантико-стилистический, компонентный и сопоставительный методы; все виды анализа художественного текста применялись комплексно.
Теоретическая значимость исследования определяется тем, что его результаты могут быть использованы при дальнейшей разработке теории художественного текста.
Практической ценностью работы является то, что нами разработана и осуществлена методика анализа художественного текста в аспекте реализации в нем ТИ. Результаты могут быть использованы в лингвистических и литературоведческих курсах ("Анализ текста", "Стилистика", в семинарах и просеминарах по стилистике русской и английской художественной речи).
На защиту выносятся следующие положения:
Текстообразующая ирония представляет собой интегрирующий феномен, имеющий не только собственно ироническое содержание, но обладающий большими текстообразующими возможностями. Она понимается как концептуальная категория, свойственная ряду языков, связанная со структурой всего художественного текста и позволяющая автору имплицитно передать свое отношение к изображаемому.
Наиболее важным для реализации ТИ является концепт "заблуждение", поскольку текстообразующая ирония в прозе представляется наиболее близкой к тому типу драматической иронии, когда герой полностью заблуждается относительно своего положения, хотя ему кажется, что выход может быть найден. Интерпретатор текста декодирует иронию, воспринимая герменевтические указатели, скрытые от персонажа. Анализ смысловой структуры концепта "заблуждение" в русском и английском языках позволил выявить как различия, так и сходство в этимологическом плане и в плане его экспликации в художественных текстах.
В различных типах русских и англоязычных рассказов в зависимости от повествовательной структуры и взаимодействия разных точек зрения (заблуждающегося нарратора, рассказчика, способного к объективной оценке, и т.д.) текстообразующая ирония может иметь различную экспликацию. Проведенное исследование позволило выявить также ряд универсальных приемов презентации ТИ в текстах, продуцированных на русском и английском языках.
4. Реализация текстообразующей иронии зависит также от идиостиля
писателя и от особенностей литературно-художественного и социального
дискурса, в котором продуцировался данный текст.
Структура исследования обусловлена поставленной целью и задачами, а также материалом исследования. Работа состоит из введения, трех глав и заключения. В первой главе рассматриваются особенности текста
как лингвистической категории, специфика художественного текста и тек-стообразования. Вторая глава посвящена рассмотрению иронии как тропа и иронии как концептуальной категории, что должно показать различия между этими видами иронии и особенности текстообразующей иронии как стилистической универсалии художественного текста. В этой главе также анализируется концепт "заблуждение", необходимый для реализации текстообразующей иронии, в русском и английском языках. В третьей главе проводится анализ русских и англоязычных рассказов XX в., выделяются типы рассказов в зависимости от точки зрения нарратора и дается анализ текстообразующей иронии, разворачивающейся в повествовании. Работа содержит библиографию, включающую статьи и монографии, материал для исследования и справочную литературу, использованную при работе.
В качестве апробации работы по результатам проведенного исследования были сделаны доклады на конференциях "Педагогические технологии в вузе и школе" (2002 и 2003 г), на Международной научной конференции "Предложение и слово" (2002 г.), на итоговых научных конференциях Педагогического института, на конференции молодых ученых (2005 г.). Участвовал в Интернет-конференции памяти проф. Г.И.Богина "Рефлексия. Смысл. Герменевтика". По теме исследования опубликовано 6 статей; 1 статья сдана в печать.
Лингвистический статус текста
Текст в современном понимании становится объектом лингвистического исследования сравнительно недавно - в течение двух последних десятилетий развития языкознания, однако подходы к изучению этого универсального феномена складывались на протяжении всего XX века. Существует достаточно большое количество его дефиниций. М. М. Бахтин на рубеже 50-60-х годов писал, что текст - это "первичная данность (реальность) и исходная точка всякой гуманитарной дисциплины" [Бахтин 1986: 308]. Латинское textum, к которому восходит этот термин в русском, английском, французском языках, буквально означает ткань, связь; таким образом, в нем зафиксирована семантика связности и упорядоченности единиц. Эти свойства текста так или иначе рассматриваются учеными, изучающими различные типы текстов и проблемы текстообразования. Если ранее тексту отводилась роль главного источника материала, дающего возможность наблюдать поведение в нем элементарных языковых единиц, то теперь он признан языковедами особой языковой единицей высшего порядка, а установление принципов его строения, характера его функционирования в процессе коммуникации стало приоритетной задачей исследования предметной области лингвистики.
В словаре О. С. Ахмановой (середина 60-х гг. прошлого века) зафиксировано несколько оттенков значения этого термина: Текст 1. То же, что произведение речи; 2. Произведение речи, закрепленное на письме; 3. То же, что корпус [Ахманова 1966: 470].
И. Р. Гальперин определяет текст как произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типом этого документа, произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единиц), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющих определенную целенаправленность и прагматическую установку [Гальперин, 1981: 8]. По мнению Г. В. Колшанского, это связь по меньшей мере двух высказываний, в которых может завершаться минимальный акт общения - передача информации или обмен мыслями между партнерами [Колшанский, 1985: 10-14].
О.И. Москальская, указывая на то, что текст является моделируемой единицей языка [Москальская 1981:11], в то же время говорит о тексте как об "основной единице речи". При этом подчеркивается, что основная единица речи - не предложение, а текст: "предложение-высказывание есть [...] высшая единица языкового уровня" [Москальская 1981: 9]. Это определение восходит к попыткам 1950-х—1960-х годов дать дефиницию термина "предложение", научная трактовка которого подвергалась изменениям на протяжении многих лет. Поэтому, по мнению Л. Н. Мурзина и А. С. Штерн, следует отказаться от "рассмотрения предложения как наивысшего уровня языка. [...] Свойства, приписываемые предложению как бесконечно варьирующейся единицы, с выходом за пределы которой мы покидаем границы языка и вступаем в мир речи, на самом деле в гораздо большей степени принадлежат тексту" [Мурзин, Штерн 1991: 6-7]. Поэтому изучение предложения невозможно без исследования текста, элементом которого является предложение.
Приведенные, высказывания, составляющие сравнительно небольшую часть функционирующих в научном обиходе определений текста, свидетельствуют как о множественности различных подходов к нему, так и о сложности текста как предмета анализа и интерпретации. "Превращение текста из материала в объект исследования, ознаменовавшее собой качественный поворот в лингвистике, тем не менее находится еще в стадии становления и развития, о чем свидетельствует, в частности, неопределенность самого понятия "лингвистика текста". Такая ситуация порождена отсутствием четких критериев, дающих основание характеризовать то или иное языковое или коммуникативное явление как текст, то есть "критериев текстуальности" [Свойкин 1998:5]. Как отмечает Н. А. Ипполитова, исследователи текста стремятся: 1. определить место текста в системе языка или речи; 2. вычленить собственно текстовые категории, присущие только этой единице [Ипполитова 1998:6].
Большинство ученых сходятся во мнении, что текст является результатом речевой деятельности, выступает в качестве ее основной единицы. Поэтому он напрямую связан с процессами коммуникации, служит для достижения целей общения ad hoc. Иными словами, текст есть принадлежность речи, а не языка. Другим общепризнанным признаком текста является то, что он, как правило, реализуется в письменной форме, это графически фиксированное произведение. Ряд исследователей считают текст языковой единицей. Так, Г. В. Колшанский определяет текст как микросистему, функционирующую "в обществе в качестве основной языковой единицы" [Колшанский, 1984:35].
Разнообразие определений текста, тот факт, что в основу его дефиниции кладутся разные лингвистические категории и понятия, - все это позволило Н. С. Валгиной утверждать, что именно в языкознании понятие текста не получило еще твердого определения [Валгина 2003:11]. По утверждению О. Б. Сиротининой, в лингвистике текста речь идет как минимум о двух понятиях: "текст как сознательно организованная речь и текст как реальная реализация речевого материала" [Сиротинина 1994:105]. Очевидно, что при втором понимании текста его границы еще более расширяются. Сложности в определении текста объясняются многоаспектностью понятия.
Текст с точки зрения теории уровней
Выше мы говорили об отказе от рассмотрения предложения как наивысшего уровня языка. В традиционном смысле предложение - это реальность языка, единичное выражение отдельного коммуникативного акта [Бахтин 1986:302-303]. В дальнейшем была выявлена двойственность тер мина. Так, В. А. Звегинцев в 1976 г. в книге "Предложение и его отношение к языку и речи" вводит два термина - предложение и квазипредложение. Предложение - это часть текста, которая может быть выделена из него, но также является его принадлежностью и неотделимой частью. Квазипредложение - это абстракция, лишенная какого-либо конкретного смысла, это предложение вне текста. Лингвисты, считает В. А. Звегинцев, по сей день изучали квазипредложение. Предложение принадлежит речи, квазипредложение - языку. Таким образом, получается, что над квазипредложением находится более высокий уровень - текст [Звегинцев 2001].
Если текст считать просто рядом предложений, то отличительным признаком текста становится его объем, то есть признак чисто количественный. На этой позиции стоит, в частности, И. Р. Гальперин [Гальперин 1981]. Между тем, с точки зрения информации, заложенной в языке, в речи, в тексте, очевидно, что ряд предложений и текст - это "единицы, принадлежащие разным уровням. Они различны не столько объемом, сколько положением в уровневой иерархии". Рассматривая соотношение текста и предложения, Л. Н. Мурзин и А. С. Штерн делают вывод о том, что "предложение - конституент текста, и одновременно его интегрант" [Мурзин, Штерн 1991: 8].
Введение текста в систему уровней требует установления его отношений с подобными единицами. Текст должен вступать с другими текстами в определенные - синтагматические и парадигматические отношения.
Так, диалог может быть рассмотрен как один текст. Но также как текст может быть рассмотрена и каждая отдельная реплика, тогда как все смежные реплики будут его окружением - дистрибуцией. В связи с этим может быть выделен как отдельный текст, так и цикл текстов, например, цикл художественных текстов ("Человеческая комедия" О. де Бальзака). В этом случае мы имеем дело как с одним единым текстом, так и с его частями, которые также являются текстами. Они связаны друг с другом по смежности, то есть синтагматически.
Тексты могут быть связаны также по сходству, то есть парадигматически. Тексты могут быть заменяемы, как заменяемы они при пересказе или интерпретации. Любые обработки текстов, например, при продуцировании текстов вторичных жанров научного стиля (аннотация, рецензия и т.п.), вступают с исходными текстами в парадигматические отношения. Заголовок и текст также связаны парадигматически. При этом означенные синтагматические и парадигматические отношения между текстами не демонстрируют той четкости, которой они отличаются в предложении или на иных языковых уровнях. Эту меньшую четкость применительно к тексту как единице чрезвычайно высокого уровня Л. Н. Мурзин и А. С. Штерн объясняют общей закономерностью: "чем ниже уровень, тем более строгими оказываются синтагматические и парадигматические отношения". При этом само наличие означенных отношений свидетельствует о том, что существует более высокий уровень языка, чем текст. "На уровне текста, где число единиц оказывается фактически бесконечным, синтагматические и парадигматические отношения перестают быть заданными, заранее зафиксированными [...]. На уровне текста они приобретают такую степень свободы, чтобы уже конструироваться под влиянием складывающихся обстоятельств коммуникации, чтобы заново переконструироваться с изменением этих обстоятельств" [Мурзин, Штерн 1991: 9-10].
Высшим уровнем языка, по мнению многих исследователей, является не текст, а культура. По мнению Ю. М. Лотмана, "культура воплощается в текстах, она в них опредмечивается" [Лотман 1972: 104]. Но культура связана не только с текстом, она связана с социумом. Она "завязана" на многих семиотических системах, и в их сменяемости какая-то часть текста может оказаться потерянной.
Виды иронии и способы ее экспликации
Стилистика интерпретации текста (стилистика декодирования), которая развивается в России с 60-х годов, представляет собой интегрирующий феномен, объединяющий положения поэтики, литературоведческой стилистики, семасиологии, теории коммуникации и других наук. Подобный подход к интерпретации текста исходит из традиций русской лингвистики, в частности, из работ Л. В. Щербы (explication du texte), В. В. Виноградова, М. М. Бахтина, Б. А. Ларина. В кругу понятий этой стилистической теории важное место занимают контраст, ирония, тексто-образование, интертекстуальность. Ирония занимала значительное место в литературе еще с античных времен, когда возникли понятия драматической иронии и иронии судьбы. Фр. Шлегель определял иронию как "настроение, оглядывающее все с высоты и бесконечно возвышающее над всем обусловленным, в том числе и над собственным искусством, добродетелью или гениальностью" [Шлегель 1983:283].
Ирония - категория субъективная, подчас трудно уловимая, "это такой живой и сложный феномен, который не может быть загнан в жесткую схему" [Пивоев 2000: 5]. Общие словарные дефиниции иронии как эстетической категории - "скрытая насмешка", "риторический троп", "фигура речи" (witty language used to convey insults of scorn, a trope) - не дают основы для ее описания в текстах разных авторов. Вопрос об иронии как языковом явлении является предметом исследования в работах многих лингвистов; при этом ирония рассматривается либо как троп, заключающийся в противоречии между буквальным и скрытым смыслом, либо как концептуальная категория, связанная со структурой всего художественного текста и позволяющая автору имплицитно передать свое отношение к изображаемому (С. И. Походня, Е. М. Кагановская, А. В. Сергиенко и др.). Особенности текстообразующей иронии как стилистики декодирования описаны в работах многих зарубежных ученых. Так, Л. Перрайн отмечает, что слово "ирония" имеет значения, выходящие далеко за пределы понятия фигур речи, Ф. Болен и П. Пави выявляют иронию в рамках целостного драматического произведения и т.д. [Bolen 1973; Perrine 1993; Пави 1991]. Разновидностью текстообразующей иронии является присущая еще античному театру так называемая трагическая ирония ("ирония судьбы"), теоретически осознанная лишь в новое время: герой уверен в себе и не ведает (в отличие от зрителя), что своими поступками подготавливают собственную гибель. В словаре английского языка зафиксировано понятие "драматическая ирония": (theatre) irony that occurs when the meaning of the situation is understood by the audience but not by the characters in the play.
Изучению сущности иронии как разновидности комического посвящено большое количество работ. Из исследований последних лет можно указать диссертацию Т. Ф. Лимаревой, в которой была рассмотрена ирония и родственные ей ментальносте как целостно-конкретное образование в его семантической и логико-аксиологической определенности, установлены границы и внутренние связи между иронией и сатирой, иронией и шуткой, иронией и сарказмом, дана классификация иронических высказываний в английском и русском языке [Лимарева 1997]. Комплексное описание понятийно-языковой и функциональной онтологии иронии как одного из модусов комического в рамках бытия человека, а также типология речевых стратегий, которым следует говорящий при выражении иронического отношения к действительности, представлено в исследовании "Языковой портрет феномена иронии" [Палкевич 2001]. Иронии как компоненту идиостиля А. П. Чехова посвящены работы Ю. В. Каменской.
Можно выделить две крупных разновидности иронии: ирония как стилистический прием (ироническая насмешка) и ирония как эффект, производимый на читателя (или зрителя, так как данный тип иронии часто встречается в драматических произведениях). Такое понимание иронии представлено в работе С. И. Походни [Походня 1989], где отмечается, что ирония как эффект характерна именно для драматургических текстов. На сцене контраст между тем, что знает зритель, и тем, как думает герой, представлен наиболее ярко. Следует еще раз подчеркнуть различие иронии-приема и иронии-эффекта: традиционное понимание иронии как приема предполагает наличие некой насмешки, в то время как ирония-эффект такой насмешки в большинстве случаев лишена. С. И. Походня делает попытку разграничить эти два типа иронии: "Подход к иронии как к способу мировосприятия подвел и литературоведов, и лингвистов к необходимости разграничения двух понятий: ирония как средство, техника, стилистический прием и ирония как результат - иронический смысл, созданный рядом разноуровневых средств языка" [Походня 1989: 16].
Особенности нарративного повествования и текстообразующая ирония
Текст рассказа, подобно тексту повести, относится, по классификации В. Шмида (который, в свою очередь, представляет упомянутую классификацию в качестве модификации модели Сеймора Чэтмена), к повествовательным нарративным текстам, которые излагают историю посредством нарратора [Шмид 2003: 21]. Когда речь идет о разных точках зрения применительно к художественному тексту и о динамике точки зрения при развертывании текста, обычно имеют в виду точку зрения автора, того, кто продуцирует текст (повествование, изображение); иначе говоря, ставится вопрос о том, на чьей "позиции" находится автор, чьей точки зрения он придерживается. Обычно она является одновременно и точкой зрения интерпретатора (читателя, зрителя), который при первоначальном восприятии как бы присоединяет себя к автору. Э. В. Зуева касается этой проблемы в статье "Прагматические аспекты взаимодействия плана автора и плана персонажа в художественном тексте" [Зуева 1990]. Анализируя два художественных текста С. Таунзенд ("The Secret Diary of Adrian Mole" и "The growing Pains of Adrian Mole"), Э. Зуева отмечает, что автор избирает форму дневника как повествовательный прием для различных целей: изображение определенных социальных проблем в связи с жизнью и деятельностью индивидуума, передача субъективно оценочного отношения к окружающей действительности через раскрытие внутреннего мира своего героя.
Следует отметить противоположность интенции автора и интенции нарратора. Персонаж-рассказчик крайне серьезен и стремится к объективности. Автор относится к большинству проблем с юмором, иногда иронически. В ряде случаев повествование воспринимается как сатирическое изображение некоторых сторон действительности. Контрастивное сочетание интенций в тексте создает во многих случаях неожиданный эффект. Читатель не может удержаться от смеха даже в самые трагические для главного героя моменты повествования.
Противоположность интенций автора и персонажа проявляется прежде всего в том, что повествование максимально эксплицитно на уровне персонажа и имплицитно на авторском уровне.
Персонаж - главный участник всех событий, а не зритель, поэтому много места уделяется межличностным отношениям. Персонаж не только излагает происходящее, но и выражает свое отношение к окружающему миру, оценивает себя, других действующих лиц, ситуации и события. Персонаж общается с самим собой, доверяя все свои мысли и чувства только бумаге, поэтому предполагается, что в его повествовании нет каких-то недоговорок или намеков.
Контрастивное взаимодействие планов автора и персонажа находит выражение и в соотношении дескриптивного и оценочного аспектов текста. Дескриптивный и оценочный аспекты рассматриваемых произведений существуют параллельно, - а во многих случаях оценка преобладает над дескрипцией. Отношение главного героя ко всем без исключения фактам и событиям эксплицитно выражено во всех фрагментах дневниковых записей. Происходящее не только подробно описывается рассказчиком, но так или иначе оценивается им.
В. А. Кухаренко [Кухаренко 1988] отмечает, что введение фигуры рассказчика, заменяющего собственно автора, известное литературе с давних времен, получило широкое распространение в художественной прозе начиная со второй половины XIX в. В современной англоязычной литературе автор нередко избирает данный тип повествования в тех случаях, когда волнующие его проблемы недостаточно четко сформулированы для него самого, когда он наблюдает конфликт, но не знает, как его разрешить. Ориентированное на нормы письменной литературной речи, несубъекти-вированное перепорученное повествование от 3-го лица заставляет с особой тщательностью искать сигналы собственно авторской точки зрения в тексте. Авторская точка зрения выявляется из композиционного соположения контрастных фрагментов, иронии, гиперболы, повторов, актуализации синсемантичных слов, заголовка и т.д.
Проблема точки зрения, по мнению Б. А. Успенского, "представляется центральной проблемой композиции произведения искусства" [Успенский 1995: 9]. На это же указывает Свен Биркертс, говоря о литературном творчестве: "The writer s most important technical decision may be what point of view to use [Birkerts 1996: 85] Возможны случаи, когда имеет место несовпадение позиции автора и позиции читателя (зрителя), причем это несовпадение сознательно предусмотрено автором. "Предполагается, что структуру художественного текста можно описать, если вычленить различные точки зрения, т.е. авторские позиции, с которых ведется повествование (описание), и исследовать отношение между ними", что связано с "рассмотрением функции использования той или иной точки зрения в тексте" [Успенский 1995: 14].
Следует оговориться, что речь идет не о возможности авторской неудачи, когда позиция автора и позиция читателя не совпадают вопреки воле автора - просто потому, например, что автору не удалось достичь поставленной цели, или же потому, что читатель исходит из позиций, на которые не рассчитывал автор. Естественно, что случаи несовпадения авторской и читательской позиций возрастают по мере удаления читателя от автора во времени или пространстве.