Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Онтология отрицательных объектов как междисциплинарная проблема 16
1.1. Ничто как предельный объект философии 17
1.2. Концептуализация Ничто в философии культуры и когнитивных исследованиях 27
1.3. Категория отрицания в лингвистике. Способы экспликация отрицания в английском, русском и немецком языках 31
1.4. Ничто как референциально непрозрачный знак 39
1.5. Визуализация абстракций как когнитивная операция 48
1.6. Выводы по главе 1 52
Глава II. Когнитивно-семиотические аспекты актуализации Ничто в стилистических практиках поэтов-метафизиков 54
2.1. Метафизическая поэзия. Материал и методология исследования 54
2.2. Визуализация Ничто как языковая игра в текстах английской метафизической поэзии XVII века (Д. Донн, Д. Вилмот) 68
2.3. Лингвостилистические и семиотические особенности репрезентации предельных отрицательных понятий в текстах Пауля Целана 79
2.4. Отображение отрицательных абстракций в американской философской поэзии XX-XXI века (Т. Ганн, М. Джарман, П. Макгиннес, П. А. Свир,
У. Стивене, Э. Уэмацу) 88
2.5. Вероятностная семантика референциально-непрозрачного знака Ничто. Опыт статьи для словаря-конкорданса 105
2.6. Вопросы перевода-интерпретации текстов поэтов-метафизиков 115
2.6.1. Теоретические подходы к переводу текстов метафизической поэзии 115
2.6.2. Стратегии перевода знаков парадигмы Ничто как терминов метафизической поэзии 128
2.7. Выводы по главе II 140
Заключение 143
Список использованной литературы 1
- Категория отрицания в лингвистике. Способы экспликация отрицания в английском, русском и немецком языках
- Визуализация абстракций как когнитивная операция
- Лингвостилистические и семиотические особенности репрезентации предельных отрицательных понятий в текстах Пауля Целана
- Вопросы перевода-интерпретации текстов поэтов-метафизиков
Введение к работе
Актуальность диссертации определена следующими положениями. На протяжении всей интеллектуальной истории человеческая мысль концентрировалась на объектах не только физического мира, но и так называемой «изнанки бытия» {Ничто и др.). Существуют ли они, и если да, то какова их онтологическая природа, познаваемы ли они? Исследование выводит за скобки философские разногласия по поводу природы Ничто (философский реализм, номинализм). В рамках лингвистического и когнитивно-семиотического анализа объекты нигитологии рассматриваются как ментальные конструкты, что обусловливает необходимость говорить о способах их актуализации. Актуальность работы определяется также отсутствием системного междисциплинарного анализа метафизической поэзии - пограничного пространства между литературой и философией. Изучение семантико-стилистических характеристик метафизической поэзии, границ её интерпретации и перевода ещё только начинается.
Объектом диссертационного исследования является парадигма лексем, формально обладающих семантикой отрицания, но репрезентирующих в текстах метафизической поэзии абстракции - объекты нигитологии: Ничто {Nothing - англ., Nichts - нем.), Никто {Nobody - англ., Niemand - нем.), Несуществование (Non-existence - англ., Nichtbestehen, Inexistenz - нем.), Небытие {Nichtsein - нем., Non-being, Nothingness - англ.). Их следовало отграничить от омонимичных знаков, обозначающих собственно лингвистическое отрицание. Эта операция осуществлялась в ходе логико-семантического описания (номинация и характер сопутствующей предикации) и определения семиотического способа отображения референта. Исследование не ограничивается описанием семантики «автономных» знаков. Речь идёт об их включённости в структуру художественного текста, дискурсы философии и культуры в целом.
Предмет анализа - механизмы актуализации указанных абстракций в текстах метафизической поэзии.
Цель исследования - систематизировать способы актуализации объектов с формальной семантикой отрицания в текстах метафизической поэзии. Это позволяет ответить на вопрос, в какой степени абстрактные объекты парадигмы
Ничто «доступны» интерпретатору философско-художественного текста1 и какие лингвостилистические средства обеспечивают их визуально-образное отображение. Для выполнения поставленной цели решались частные задачи:
1. Провести сопоставительный анализ междисциплинарных
исследований, посвященных семантике отрицания и проблемам онтологии
предельных отрицательных объектов/понятий. Определить ключевые понятия
работы (метафизическая поэзия, предельная абстракция, знак с формальной
семантикой отрицания, референция, репрезентация, актуализация,
визуализация и др.), поскольку их интерпретация в дискурсе гуманитарных
наук имеет вариативный характер.
2. Описать инвариантный алгоритм репрезентации Ничто в текстах
поэтов-метафизиков рамках логико-семантического подхода (номинация,
предикация, локация) и общей семиотики (индекс, икона, символ).
3. Выявить индивидуально-стилистические способы репрезентации
понятий, входящих в парадигму Ничто, в художественной практике
англоязычных и немецкоязычных авторов (Д. Донн, Д. Вилмот, Т. Ганн, М.
Джарман, А. Свир, У. Стивене, Э. Уэмацу, Э. Дикинсон, П. Целан и др.)
4. Определить когнитивный потенциал знаков, формально имеющих
семантику отрицания. Выявить возможности текстовой «визуализации»
абстракций, границы интерпретации, особенности и конкретные стратегии
перевода текстов художественной метафизики. Для выполнения этой задачи
создать макет статьи Ничто для проективного «Словаря метафизической
поэзии» (словаря-конкорданса интерпретирующего типа).
Диссертационное исследование носит междисциплинарный характер, что предопределило выбор методов и теоретических источников. Среди основных методов исследования - семиотический и логико-семантический, которые использовались по принципу дополнительности, позволяя определить степень референциальной прозрачности знаков, способ отображения абстракций (индекс, икона, символ - в семиотической парадигме; характер номинации, предикации и локации - в логико-семантическом измерении). С помощью лингвостилистического и сопоставительного методов выявлялись индивидуальные практики актуализации Ничто. Для определения границ интерпретации знаков этой парадигмы применялись интертекстуальный и нарративный анализы, а также метод вероятностного описания (В. Налимов). Полное описание методологии исследования представлено в 2.1.
Теоретическую базу исследования составили работы в области:
- теории референции, логического анализа языка (Н.Д. Арутюнова,
Е.Е.Бразговская, Р. Карнап, У. Куайн, Л. Линский, Е.В. Падучева, Дж. Серл,
Л.О. Чернейко, Г. Фреге и др.);
- онтологии отрицания (А. Бергсон, Г.В.Ф. Гегель, И. Кант, А.Ф. Лосев,
Н.Р.Саенко, Ж.-П. Сартр, Платон, М. Хайдеггер, А. Н. Чанышев и др.);
1 Не случайно, объекты Ничто и др. получили в философской онтологии определение «предельные», находящиеся на пределе возможностей человеческого понимания.
семиотики (В.Н. Агеев, Е.Е. Бразговская, Ч. Пирс, Ю.С. Степанов, Д. Чандлер, У. Эко и др.);
грамматической семантики (Ю.Д. Апресян, О.С. Ахматова, В.Г. Гак, М.А. Кронгауз, А.А. Уфимцева, В.Н. Ярцева и др.);
теории номинации (Н.Д. Арутюнова, А.Ф. Журавлёв, Е.С. Кубрякова, В.Н. Телия и др.);
стилистики и перевода философско-художественного дискурса (Н.С. Автономова, Н.М. Азарова, Э.А. Бальбуров, В. В. Бибихин, П. Тороп, Н.А. Фатеева, и др.).
Научная новизна работы. Впервые осуществлён анализ способов языковой / текстовой репрезентации предельных отрицательных абстракций в дискурсе метафизической поэзии. Выявлены инвариантные составляющие репрезентации, определены индивидуально-авторские стратегии визуально-образного отображения метафизических категорий. Новизна исследования связана также с выбором материала. Диссертация способствует введению нового исследовательского материала (текстов метафизической поэзии) в отечественное гуманитарное пространство, а также уточняет интерпретацию текстов, ранее переведенных на русский язык.
Теоретическая значимость работы. Для философии и методологии науки значима осуществлённая в диссертации систематизация точек зрения различных гуманитарных наук на онтологию отрицания. Анализ механизма репрезентации объектов с формальной семантикой отрицания в дискурсе метафизической поэзии (выявление алгоритмов репрезентации и вариативных индивидуально-стилистических практик) значим для теории языка, когнитивно-семиотических исследований, теории текста. Создание макета статьи Ничто для проективного «Словаря метафизической поэзии» позволяет визуализировать положения о вероятностной семантике знаков с непрозрачной референцией.
Практическую значимость работы мы видим в возможности использования её результатов в ходе интерпретации и перевода философских и философско-художественных текстов (метафизическая поэзия рассматривается как их частный случай). Результаты исследования могут использоваться для разработки и чтения университетских курсов по семиотике, теории языка, литературоведению, истории философии, когнитивным исследованиям, истории английской и немецкой литератур, теории и практике художественного перевода. Результаты диссертации могут найти применение в лексикографической практике (создание словарей языка отдельных философов, толковых и переводных словарей метафизических терминов); при создании специальных компьютерных программ для составления конкордансов (конкордансеров) по корпусу философских текстов.
Исследование осуществляется на материале текстов поэтов-метафизиков. В рамках данной диссертации метафизическая поэзия связывается не столько с конкретным литературным течением (английской метафизической школой XVI - XVII вв.), сколько с метафизическим стилем мышления, нашедшим отражение в поэзии различных периодов. Отобранные
для анализа тексты принадлежат как собственно английским классикам-метафизикам XVII в. (Дж. Донн, Дж. Вилмот), так и поэтам более поздних эпох. В XIX в. это - Э. Дикинсон, в XX - XXI вв. - Т. Ганн, К. Грабер, М. Джарман, К. Миколовски, А. Свир, У. Стивене, Э. Уэмацу, П. Макгиннее, писавшие на англ. языке. На немецком языке - это, прежде всего, поэт XX в. П. Целан. В текстах указанных авторов знаки из парадигмы Ничто выполняют смысло- и стилеобразующую функции.
Широта хронологических рамок выборки (XVII - XXI вв.) объясняется, с одной стороны, немногочисленностью текстов, предметом / персонажем которых стали отрицательные метафизические абстракции. Одновременно материал позволяет проследить хронологическую преемственность и трансформацию культурно-исторических и индивидуально-стилистических механизмов репрезентации данных абстракций. Возможность сохранения механизмов репрезентации Ничто в культуре изучалась на материале переводов метафизической поэзии на русский язык.
Общее число проанализированных текстов составляет 46 единиц, из них 31 оригинальных и 15 переводных текстов. Такое число объясняется, прежде всего, немногочисленностью текстов о Ничто в мировой литературе. Это связано с парадоксальностью самого объекта Ничто и, соответственно, сложностью его вербальной визуализации. Также материал ограничен текстами поэтов, принадлежащих к западноевропейской метафизической традиции. Дополнительно к анализу привлекались тексты русскоязычных авторов (К.Д. Бальмонт, Л.П. Карсавин, Б.Б. Божнев, И.А. Бродский), которые также в силу историко-культурных причин были тесно связаны с принципами западной философии. Отметим, что тексты метафизической поэзии - исключительно наглядный материал для семиотических исследований, так как едва ли найдется тип дискурса, в котором столь выпукла система символов и кодов, сжатых и в то же время ёмких.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Знаки с формальной семантикой отрицания {Ничто, Небытие, Никто,
Несуществование и др.) выступают стилистической доминантой философско-
художественной метафизики. Формально свидетельствуя об отсутствии чего-
либо, они утверждают «существование» стоящих за ними метафизических
объектов {Ничто как исток всего сущего), что и отличает их от лексических
единиц-омонимов, индексирующих лингвистический дискурс отрицания
{ничто не вечно, несуществование единорога и др.).
2. При столкновении с предельным (умопостигаемым) объектом
неизбежно возникает когнитивное затруднение, преодолеть которое призван
механизм языковой / текстовой визуализации. Он основан на инвариантах
логико-семиотического процесса репрезентации абстракций: номинация как
выбор имени для референта и предикация как приписывание имени знаков с
семантикой «свойства и отношения». От способа номинации, числа и
семантики предикатных знаков зависит семиотическая природа репрезентации
(иконизм, символизм, индексация), что, в свою очередь, определяет степень
«доступности» абстрактного референта для интерпретатора.
3. Текстовая «визуализация» объектов, стоящих за знаками из парадигмы
Ничто, предполагает, что эти объекты актуализируются как персонажи
художественной картины мира. Отображение отрицательных абстракций
протекает как их авторское лингво-семиотическое конструирование. Способы
репрезентации метафизического объекта могут варьироваться в зависимости от
идиостиля поэта (его интенции), канонов эпохи (культурного периода),
стилистических особенностей национальных литератур, избираемых
инструментов визуализации. Так, в истории метафизической поэзии
наблюдается отчётливое движение от репрезентации Ничто в качестве иконы-
схемы (английские поэты-метафизики XVII в.) к символизации этого объекта
(метафизическая поэзия XX в.).
4. Знаки, принадлежащие парадигме Ничто, обладают вероятностной
семантикой вследствие абстрактности своих референтов и референциальной
непрозрачности. Вероятностный круг значений таких знаков,
систематизированный в рамках словаря-конкорданса, позволяет судить о
характере их словоупотребления, определять границы интерпретации и
перевода терминов метафизической поэзии.
Исследование прошло апробацию в форме девяти докладов, прочитанных на всероссийских и международных научных конференциях: г. Реймс (Франция), г. Краснодар, г. Москва, г. Ижевск, г. Ростов-на Дону, г. Тюмень, г. Куйбышев, г. Челябинск, г. Пушкин.
Ключевые положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры общего языкознания Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета и на семинаре школы социо- и психолингвистики при кафедре общего и славянского языкознания ПГНИУ (г. Пермь, 2015 г.). Результаты исследования представлены в 11 публикациях, 3 из которых включены в издания, рекомендованные ВАК для публикации результатов диссертационного исследования. Одна работа включена в издание, индексируемое библиографической и реферативной базой данных Scopus.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы (155 источников, из них 37 на английском, немецком и французском языках), списка словарей, насчитывающего 21 единицу, списка текстов, послуживших материалом для анализа. Каждая глава заключается промежуточными выводами. Объем работы -162 страницы.
Категория отрицания в лингвистике. Способы экспликация отрицания в английском, русском и немецком языках
Как объект философских и культорологических исследований отрицание и связанные с ним метафизические категории всегда вызывали интерес исследователей. Однако отрицательный метафизический объект (Ничто) -одновременно и «внушающее благоговение, и, тем не менее, не до конца осмысленное понятие ... , вселяющее тревогу и панику» (Encyclopedia of Philosophy, 2006, с.657). Отсюда, по-видимому, основной теоретический парадокс: при всем многообразии точек зрения на то, чем же является Ничто, сложно найти его однозначное определение.
Попытка описать спектр смыслов, вкладываемый философами в понятие Ничто, Несуществование, Небытие и родственные им, основывается на представлении об онтологической природе таких объектов: существуют ли они в реальности или только в мысли?
Прежде чем говорить об эволюции философских взглядов на природу отрицательных метафизических объектов, выраженных знаками с формальной семантикой отрицания, необходимо очертить круг анализируемых источников по проблемам Небытия и Ничто. Основное внимание мы уделяем работам западноевропейских и американских философов, включая статьи в западноевропейских философских толковых словарях и справочниках. Подобный выбор (вернее, «географическое» ограничение) объясняется материалом исследования. Если мы говорим о англо- и немецкоязычной метафизической поэзии, то необходимо проследить, какова общая интеллектуальная традиция, повлиявшая на индивидуальный характер актуализации Ничто в текстах Дж. Вилмота, Дж. Донна, П. Целана, Т Ганна, М. Джарман, А. Свир, У. Стивене, Э. Уэмацу и др.
В истории изучения отрицательных метафизических объектов в западноевропейской философии прослеживается два основных подхода. В рамках первого Ничто и др. обладают позитивным понятийным содержанием, то есть существуют. Так, Ничто - сущность (Nothing, the), которая пугает или завораживает человека, будучи подлинной чертой существования. Индивид способен познать Небытие, столкнуться с ним напрямую (phenomenological acquaintance) (Там же). По крайней мере, Ничто - это потенциал мира, мера его возможностей (the manifestation of things possible) (Edinburgh Dictionary of Continental Philosophy, 2005, c.433).
В рамках второго Ничто и др. - это формально-логические конструкты, не имеющие собственного онтологического статуса; с их помощью выражается отсутствие вещей, их характеристик и связей между ними. Так, Nothing есть отсутствие всех вещей (the non-existence of all things), отсутствие любой реальности (Oxford Dictionary of Philosophy, 1996, c.265). Это буквальная пустота, вакуум, несуществование (not a thing), а в переводе на язык логики - это отрицание квантификатора существования. (Dictionary of Philosophy, 1983, с.215). По сути, этот отрицательный объект сродни ментальным, то есть физически несуществующим конструктам (non-existent objects), таким как единороги, короли-республиканцы и женатые холостяки (Encyclopedia of Philosophy, 2006, с.657). Ничто - есть продукт логической путаницы, когда из-за позиции грамматического подлежащего его принимают за выражение, обладающее самостоятельной референцией, а не за квантификатор, обеспечивающий предикацию (nothing is all around us). Опыт чистого Небытия невозможен, поскольку это, скорее, обманутые надежды и ожидания ощутить Нечто, обладающее определенными характеристиками в определенной пространственно-временной точке (Oxford Dictionary of Philosophy, 1996, с.265).
Вопрос онтологии объектов Ничто, Небытие, Никто, Несуществование и т. д. неразрывно связан с пониманием категории отрицания в целом, как одной из самых неоднозначных категорий философского знания. В интеллектуальной истории она получила различное осмысление. В отличие от формальной логики, где отрицание выражает отсутствие признака, вещи или связи между ними, в диалектике Г.В.Ф. Гегеля отрицание означает уничтожение прежних форм существования с частичным сохранением вещи в ее качестве. Отрицание есть необходимое условие любого развития (Бучило, 2004, с.67).
Исследованию категории отрицания посвящены работы Г. Фреге (Frege, 1970, с. 117-135), Л. Витгенштейна (Витгенштейн, 2005), У. В. О Куайна (Quine, 2013), О. Есперсена (Есперсен, 1958, с.373-391), А.Д. Айера (Ауег, 1952, с.797-815), Л. Хорна (Horn, 1989), Г. X. фон Вригга (фон Вригг, 1986, с.555-579) и др.
Поскольку для философско-художественных (метафизических) текстов, как предмета исследования, характернее первое понимание, целесообразно остановится именно на нем.
Ничто как нечто существующее. Данная парадигма взглядов во главу угла ставит вопрос о соотношении бытия и небытия. В соответствии с этой очередностью возникают две субпарадигмы: позитивная, исходящая из первичности и аксиоматичности бытия, и негативная, исходящая, соответственно, из первичности небытия (Чанышев, 1990). В рамках этой парадигмы небытие может рассмтариваться как субъективное антропологическое понятие (Сократ и, позднее, И. Кант) и объективно-онтологическое понятие, что впервые встречается у Демокрита, потом в работах Платона, Аристотеля, Г.В.Ф. Гегеля, Я. Бёме и Ф. Шеллинга. Для Сократа отрицательное представляло необходимый момент самосознания, так как исходной точкой человеческого мышления являлось состояние «незнания ничего».
Впервые Ничто встречается у Демокрита в учении об атомах и пустоте, и рассматривясь как необходимое условие для существования множества, движения, изменения. Платон описывал не только различия между бытием и небытием, но и ввел понятие сверхбытия, предопределив основные пути рассмотрения этого метафизического объекта в истории философии. Именно от Платона берут начало оба подхода: Небытие «негативное», как отсутствие чего-либо и Небытие «позитивное», существующие наряду с бытием. «Когда мы говорим о небытии, мы разумеем ... не что-то противоположное бытию, но лишь иное» (Платон, 1986, с.257).
Большую роль играло понятие ничто в работах Г.В.Ф. Гегеля, который считал, что Ничто и Бытие есть пара равных противоположностей, чистые абстракции, с которых начинается развитие мира. По мнению философа, «Ничто, чистое ничто; оно простое равенство с самим собой, совершенная пустота, отсутствие определений и содержания; не-различенность в самом себе ... то же отсутствие определений и, значит, вообще то же, что и чистое бытие» (Гегель, 2002, с.69). Этот переход чистого Бытия в Ничто и Ничто в чистое Бытие Гегель называет становление.
Визуализация абстракций как когнитивная операция
Такая поэзия необходима, она обеспечивает самосовершенствование Homo Cogitans. Однако она часто сложна для восприятия и толкования. Размышляя на онтологические темы, поэт неизбежно входит в пространство глубоких предельных понятий, таких Бог, абсолют, бытие, существование, ничто, небытие. Соответствующие лексические знаки, выступая исходной точкой философской мысли и определяя ее течение, передают очень неопределённый объем информации, формируют различные «пучки смыслов» и задают композиционно-смысловую канву поэтического текста. Такие знаки, даже воспринимаясь в качестве философских терминов, не могут быть описаны в рамках специализированных (философских) словарей. Известно, что ясность - вежливость философии, но она недостижима и в самой философии. А в попытках распознать суть вещей, поэт имеет дело ещё и с частными впечатлениями, ускользающими случайностями, рождающимися из обрывков жизненного опыта.
Метафизическая поэзия - не зарифмованные философские тезисы, а особый тип текста, как можно будет убедиться далее. Кроме того, подобный поэтический текст являет собой исключительно наглядный материал для семиотических исследований, так как едва ли найдется тип дискурса, в котором столь выпукла система символов и кодов, сжатых и в то же время ёмких.
Для поэтов-философов характерно слияние логического и чувственного способов познания мира, попытка выстроить «стройную логическую конструкцию над бездной устремленного к хаосу бытия» (Шайтанов, 1998). В ситуации «распада чувственного восприятия» (dissociation of sensibility), когда современный человек утратил способность ощущать мысль так же естественно, как запах розы, поэт-метафизик предпринимает анализаторскую попытку «соединить разрозненные интеллектуальные и чувственные идеи в новое целое» (amalgamating disparate experience ... forming new wholes) (Eliot, 1975, c.59-67). Такие тексты характеризуются простотой лексики, даже «разговорным косноязычием» (Шайтанов, 1998) и сложностью синтаксической структуры, что заставляет вспомнить об особенностях философских произведений. Как писал В.В. Бибихин «растраченный, обыденный язык ... сам и есть богатство, незаметное под лохмотьями избитых значений», настоящий философ не изобретает сложных терминов, он отпускает слово, которое перестает принадлежать автору и расхожему значению, становясь ничьим. «Ничье слово ... полно впускающей пустотой», открытого для нового смысла и способно стать «больше, чем знаком», запустив процесс семиозиса (Бибихин, 2007, с.35). По словам У.Эко, существование области, в которой удается приблизиться к Универсальному посредством почти божественного частного откровения (что сродни эпифании), вполне вероятно. «Мощь откровения, признанная за поэтами, -следствие не столько переоценки Поэзии, сколько упадка философии. Не поэты побеждают, а философы признают поражение». (Есо, 2000, с.33)
Теперь непосредственно об источниках, на базе которых проводилось исследование. Это тексты, в которых функционируют имена абстракций с формальной семантикой отрицания, такие как Ничто (Nothing - англ., Nichts -нем.), Никто (Nobody - англ., Niemand - нем.), Несуществование (Non-existence -англ., Nichtbestehen, Inexistenz - нем.), Небытие (Nichtsein - нем., Non-being, Nothingness - англ.). В рамках нарративного анализа этими именами кодируются абстрактные персонажи текстов. Исследование не ограничивается описанием значений, смыслов и функционирования «автономных» знаков семантической парадигмы Ничто. Речь идёт о включении этих знаков в структуру художественного текста, дискурсы философии и культуры в целом.
Отобранные для анализа тексты2 принадлежат как собственно английскими классикам-метафизикам XVII века (Дж. Донн, Дж. Вилмот), так и поэтам, жившим в более поздние эпохи (продолжателям философско-поэтической традиции). В XIX в. это - Э. Дикинсон, в XX в. - Т. Ганн, К. Грабер, М. Джарман, П. Макгиннес, К. Миколовски, А. Свир, У. Стивене, Э. Уэмацу, писавшие на англ.
Временной диапазон выборки (XVII-XXI вв.) объясняется рядом положений: 1) прежде всего, немногочисленностью текстов, содержащих единицы с формальной семантикой отрицания. Причиной становится неопределяемость и парадоксальность самого объекта Ничто, окруженного почти мистическим ореолом, что приводит к боязни «столкновения с бездной», страху самоуничтожения. Ср.: Wer mit Ungeheuern kampft, mag zusehn, dass er nicht dabei zum Ungeheuer wird. Und wenn du lange in einen Abgrund blickst, blickt der Abgrund auch in dich hinein ... (Nietzsche, 1968, c.98). Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать зверем. И если долго вглядываться в бездну, то бездна тоже вглядится в тебя. Писать и мыслить о Ничто тяжело и с психологической точки зрения: лишь человек с особым мировоззрением готов к этому; 2) второе положение касается трудностей, связанных с вербальной визуализацией Ничто, которое ускользает от всякой возможности быть точно описанным, и этот факт стоит на пути у главного стремления любого автора найти адекватное самовыражение и, в результате, быть правильно понятым. Далеко не каждый автор готов «остаться без читателя»; 3) широкие временные рамки отбора материала объясняются желанием проследить трансформацию и преемственность механизмов репрезентации Ничто в европейской метафизической поэзии; 4) кроме того, в силу тематики исследования, к анализу были привлечены лишь тексты, основанные на западноевропейской метафизической традиции. Стоит оговориться, что в работе имеются примеры, иллюстрирующие отдельные случаи словоупотребления, взятые из русскоязычных контекстов. Однако, практически все авторы (К.Д. Бальмонт, Л.П. Карсавин, Б. Б. Божнев, И. А. Бродский) в силу историко-культурных причин были тесно связаны с принципами западной философии. Это подтверждают, в частности, интертекстуальные отсылки к английской метафизической поэзии в текстах И.Бродского: например, в «Большой элегии Джону Донну» с разных сторон представлен образ Небытия (смерти) (Бродский, 2011, с. 116-120).
Целью нашего исследования является определение и систематизация способов репрезентации абстрактных референтов для знаков, лишь формально обладающих семантикой отрицания. По существу, это дискурсивные единицы, которые отображают содержательные характеристики метафизического объекта, описывают его и утверждают существование в пространстве текста и культуры.
Представим основные этапы работы (проспективный план исследовательской главы). На первом этапе выделялись единицы, подлежащие анализу. Их следовало отграничить от знаков, обозначающих собственно лингвистическое отрицание. Эта операция осуществлялась в ходе логико-семантического описания знака (номинация и характер сопутствующей предикации) и семиотического механизма отображения референта.
Мы исходили из следующих положений. В культуре существуют универсальные алгоритмы отображения абстрактных представлений {Время, Абсолют, Ничто). Это не что иное, как инварианты логико-семиотического процесса репрезентации абстрактного референта: номинация как выбор имени для референта и предикация как приписывание имени знаков с семантикой «свойства и отношения» (Иванова, 2013, с.46-47). От способа номинации, числа и семантики предикатных знаков зависит семиотическая природа репрезентации: иконизм, символизм, индексация. Дальнейший шаг в исследовании репрезентации абстрактных объектов - выход в пространство индивидуально-стилистического отображения.
Лингвостилистические и семиотические особенности репрезентации предельных отрицательных понятий в текстах Пауля Целана
При анализе характера отображения абстрактного объекта у американских поэтов XX в., как и у английских метафизиков, можно наблюдать случай лингвистической рекурсии - вложения одних ментальных репрезентаций в другие. Например, у Т. Ганна рекурсивным является синонимичный nothing плеонастический знак more space than space (пространство больше, чем Вселенная). Подобно Д.Вилмоту, П. Макгиннес определяет Ничто через отсутствие - самореференцию: это пространство, лежащее между героями, сражениями и храмами {heroes, battles, temples... only for the spaces that lay between them), пробелы разделяющие события (gaps that lay between them); рай, где растраченная энергия, упущенные таланты, непосещенные встречи сливаются в бесконечность уничтожения: ... a paradise where all the squandered energy, dissipated talents, missed appointments... would fuse in one infinity of cancellation (McGuinness, 2004, с 13).
Среди образно-дескриптивных отображений интересна игра грамматическими формами как инструмент различения объектов различной онтологической природы. Nothing может употребляться как отрицательное местоимение, и тогда тут наблюдается двойное отрицание, нарушающее нормы английской грамматики - nothing cannot be (ничто не может существовать). А в функции существительного этой словоформой кодируется метафизический объект Небытие. У У. Стивенса тоже наблюдаем повтор знака Ничто и связанную с этим языковую игру, вызванную структурными особенностями английского языка и многозначностью самой лексической единицы. При ином прочтении, то, что доступно взгляду снеговика, это Ничто, которое там не присутствует и Ничто которое есть:
Nothing that is not there and the nothing that is ... . Стремясь ввести абстрактный объект в жизненное пространство читателя, поэт-философ вписывает Ничто в пространственно-временные координаты мира, то есть обеспечивает знаку референцию. Например, Т. Ганн помещает его в мрачный сон (dark sleep, or sleep that held one dream), где он находится над облаками и мутью-тиной (over cloud and slime) и ощущается в переломный момент смены времен (at the turns of time whose end I knew). Сон прерывается вторжением различных причудливых образов (peculiar lovely variations), разрушающих чистое Небытие. Данный прием позволяет передать эфемерность существования Ничто как абсолютного вакуума, как предельной точки отсчета на пути концептуализации действительности.
У. Стивене локализует отрицательную абстракцию при помощи дейктического местоименного наречия там (there). Употребление определенного артикля the, имеющего указательное значение, включает знак в пространство естественного английского языка и дифференцирует два типа Ничто: nothing и the nothing, подчеркивая наличие знакомого автору вполне конкретного «небытия здесь и сейчас», что делает референцию к объекту более четкой. Сам автор определял стихотворение, как доказательство факта, что, чтобы наслаждаться действительностью или понять ее, следует идентифицировать себя с ней, отбросив все искажения интерпретации, стать «ничем», как снеговик посреди холодной можжевеловой пустоши.
Э. Уэмацу включает знак в пространство естественного английского языка при помощи приема капитализации имени нарицательного. Таким образом, в тексте появляются два объекта: nothing и Nothing. По-видимому, данный прием усиливает метафору-олицетворение, когда поэт обращается к Ничто как к со-творцу.
Как уже было сказано, все вышеупомянутые тексты характеризуются разветвленными интертекстуальными связями. В случае Т. Ганна можно усмотреть интертекстуальные взаимодействия, построенные как символические. Высказывание отсылает не столько к конкретному текстовому фрагменту, сколько к антирационалистической философии, в частности, идеям нигилизма в его отрицании осмысленности человеческого существования, а также идеям экзистенциализма.
Стихотворение У. Стивенса, в некоторой степени, основано на эссе американского философа Р.У. Эмерсона «Природа» («Nature»). В нем описывается, как, наблюдая природу как она есть, человек превращается в прозрачное око, Ничто (I become a transparent eye-ball; I am nothing). Он способен все воспринимать, пропуская через себя потоки вселенского существования, становясь частицей божественного (/ see all; the currents of the Universal Being circulate through me; I am part or particle of God) (Emerson, URL). Кроме того, Ничто У. Стивенса (the "nothing") сродни ницшеанскому становлению {Nietzsche s featureless becoming), основанию, на котором мы конструируем свои миры (Leggett, 1992, с. 187). Актуализацию знака с семантикой отрицания и поиски смысла в тексте У. Стивенса можно рассматривать в контексте спора между перспективистским субъективизмом (Ф. Ницше, X. Файхингер) и собственно перспективизмом (Г. Лейбниц).
Несомненна и опосредованная связь произведения Т. Ганна с английскими поэтами-метафизиками XVII века, а именно, Дж. Хербертом, Д. Донном и Д. Вилмотом. Текст же М. Джармана, будучи озаглавлен «Нечестивый сонет 4» (Unholy Sonnet 4), напрямую (индексально) отсылает к метафизическому циклу «Священные Сонеты» («Holy sonnets»), написанному Д. Донном и построенному на основе формы, предписанной Ф. Петраркой. Само название предполагает противопоставление произведению английского метафизика, однако это скорее не отрицание Бога, а новый взгляд на божественную любовь и спасение в вере. Произведение М. Джармана также содержит аллюзии на «Божественную комедию» Данте (not Dante s rings) и отсылки к практикам дзэн-буддизма о созерцании пустоты (not the Zen zero s mouth).
У Э. Уэмацу происходит смена семиотических кодов и регистров, включающая отсылки к визуальным и музыкальным кодам. Здесь, прежде всего, интересен баланс между азиатской идентичностью автора (практиками дзэн-буддизма с его поисками великой пустоты) и западноевропейскими культурными и философскими традициями. Эпиграф «Положить конец Ничто - это что-то» (to end with nothing is something) является высказыванием американской художницы С. Гир, которая в своих картинах и инсталляциях исследует эфемерность сущего и вещи на грани исчезновения. Во втором эпиграфе содержится перифраз популярной американской песни Б. Престона «Что-то из Ничто - это что-то» {somethin from nothin is somethin ) (в оригинале: «Из Ничего остается Ничто»). Это перекликается с известным философским тезисом ex nihilo nihil fit.
В тексте Э. Уэмацу усматриваются интертекстуальные связи с метафизическим стихотворением Т. Ганна. Т. Ганн описывает отчаяние, от осознания, что Небытие не может существовать (It is despair that nothing cannot be), так как взгляд постоянно цепляется за бесконечную завершенность {infinite finitude) всего сущего и вторгающиеся в абсолютный вакуум образы (images burst with fire). У Э. Уэмацу поиск Ничто также осложняется отвлекающими внимание материальными сущностями: рекой, ветром, шагами, птицами на ветвях, малиновыми закатами, авиалайнерами. Автор в отчаянии, что не может успокоить грохот и крики реального мира:
Вопросы перевода-интерпретации текстов поэтов-метафизиков
Описательный эквивалент включает лексическую замену: Мы Ничто, дикая роза (В. Леванский); как дикая роза (С. Морейно). В данном случае, по всей видимости, происходит отклонение от семиотического регистра оригинала и исчезает знак с формальной семантикой отрицания как объект нигитологии. В англоязычных вариантах перевода используются знаки The Nothing-, the No -man s -rose (A.S. Kline) и the nothing, the No - One s- Rose (J. Felstiner). Интересна капитализация существительного, в целом, не характерная для английского языка, использованная, по-видимому, для подчеркивания персонифицирующей интерпретации.
Другим многоосновным неологизмом с семантикой отрицания является знак Fur - niemand - und - nichts - Stehn, встречающийся в стихотворении «Stehen im Schatten» («Стояние в тени») (Celan, 1983, с.23). Он имеет варианты Ни - для -кого - ничего - не - ради - стоять (О. Седакова); За Никого, за Ничто стоять (В. Леванский); Ни -за- кого - стоять, ни- за - что (М. Белорусец); Никому - и - ничему - сторожем (И. Булкина). Предлог/йг, использующийся с Винительным падежом существительных, имеет значение - для; за, ради; в пользу, на стороне. В последнем варианте фигурирует беспредложная форма Дательного падежа, а основной компонент образован от основы, отличающейся от прямого эквивалента «стоять». Во втором примере знак больше не образует многоосновный неологизмтермин, он распадается на элементы словосочетания. Представляется, что для обеспечения наибольшей репрезентативности переводящего текста, неологизмы целесообразнее формировать по той же модели, что и в языке оригинала, как это сделала О. Седакова.
Англоязычный перевод предлагает использование инфинитивного словосочетания for по - one and nothing to Stand (A.S. Kline) или to stand-for- no - one - and - nothing (M. Hamburger), что как раз является калькой с оригинального варианта. Другой вариант stand-for- по one- and- nothing (J. Felstiner) более субстантивирован. В целом, англоязычные калькированные варианты точнее русских, что обусловленно сходством языков.
Отдельным примером перевода знаков с семантикой отрицания можно считать последнюю строфу стихотворения «Земля была в них» («Es war Erde in ihnen»): О einer, о keiner, о niemand, о du: Wohin gings, da s nirgendhin ging? ... (Celan, 1963, c.9). О Некий, о Всякий, о ты, Никакой! Куда идет то, что шло Никуда? О, ты роешь, я рою; я рою к тебе, за тобой и на пальце пробудился наш перстень. Здесь интересна прежде всего передача конвергенции различных видов отрицания. В одном из переводов отрицательное наречие nirgendhin (никуда) передано неологизмом «нигдейность». Суффикс -ость- традиционно образует существительные со значением отвлеченного признака или состояния (например, свежесть, бледность). По-видимому, истоки такого переводческого решения лежат во взглядах О. Седаковой на язык поэзии П. Целана. Она полагала, что главными координатами его стихотворной грамматики являются «Имя и Глагол, иначе - мысль о вещи и мысль о действии» (Седакова, 2005). В оригинальном произведении наблюдаются две дихотомии: einer - keiner, niemand - du (кто-то -ни один (никто), никто - ты), противостояние которых не вполне улавливается в переводных вариантах текста. О некий, о всякий, о ты, никакой! Где теперь то, что шло на нигдейность? ... (О. Седакова). 137 Сравним, в переводе А. Глазовой те же строки звучат как: О, кто, о некто, никто, ты - куда же, если некуда было податься? ...
Что касается англоязычных философско-художественных текстов, содержащих знак Nothing (Nothingness), то здесь представляется целесообразным обратиться к переложениям поэзии Д. Донна, в силу отсутствия переводов текстов других авторов. Это рассмотренные выше метафизические стихотворения «Negative Love or The Nothing» (The songs..., 2009, с 146) и «A Nocturnal upon St. Lucy s Day, Being the Shortest Day» (Там же, с299). Мы сравниваем 2 перевода стихотворения «Negative Love or The Nothing», принадлежащие Г.М. Кружкову и Д.В. Щедровицкому, и 3 перевода текста «A Nocturnal upon St. Lucy s Day, Being the Shortest Day», сделанные А. Сергеевым, В. И. Шубинским и Д. В. Щедровицким.
Различия переводных текстов, наблюдаемые в семантической (референциальной) эквивалентности, начинаются на номинативном уровне. Уже в самом заглавии стихотворения «Negative Love or The Nothing» («Любовь отрицающая, или Ничто») имеются варианты: сокращение названия до второго компонента - Ничто (Д.В. Щедровицкий) и сокращение вместе с лексической трансформацией - «Любовь без причины» (Г.М. Кружков). Анализировать адекватность этих эквивалентов следует в рамках дискурса отрицательного (апофатического) богословия, с опорой на который построен оригинальный текст. Апофатический метод познания высших вещей, Абсолюта (лат. via negativa) соответствие знаку Nothing - Ничто, что делает перевод не в полной мере референциально эквивалентным, поскольку в тексте оригинала содержится явное указание на референт этого знака, являющийся пределом совершенной любви, не обладающей ни одним из атрибутов вещей физического мира. Автор просит, чтобы тот, кто не понаслышке знает Небытие, дал и ему это знание: any who deciphers best ... Let him teach me that nothing. Переводчик использует полностью трансформированную конструкцию, содержащую другие отрицательные компоненты, которые, не восполняют смысловую полноту, делая перевод ознакомительным:
Передача Д.В. Щедровицкого, напротив, имеет практически дословный характер, сохраняя точность семантического указания. Следует указать, что в оригинале употреблен внешний предикат teach (учить), что подчеркивает потенциальную умопостигаемость и рациональность Небытия, в то время как в переводе это секрет, т.е. мистическая тайна, не подлежащая разглашению, скрываемая от не посвященных:
Переводчики текста «A Nocturnal upon St. Lucy s Day, Being the Shortest Day», в целом, при поиске путей адекватности и эквивалентности придерживаются семиотического регистра алхимии, как протонауки, сохраняя словесную игру с философским тезисом ex nihilo nihil fit (из ничего ничто не происходит). Однако номинативные механизмы могут различаться. Это прямое соответствие на русском языке:
Я представлял бы суть шкалы земных ничтожеств ... , А. Сергеев использует лексическую замену: Я есмь никто, что не в полной мере вписывается в семиотические рамки оригинальной ситуации означивания. Это «лестница жизни», нисходящая от being (сущее-живое) до non-being (несущее-неживое): Ничто, лишенное не только одушевленности, а всех атрибутов тварности и предметности, даже тени.
Сопоставляя различные варианты перевода контекстов, содержащих знаки с формальной семантикой отрицания, и анализируя их эквивалентность оригиналу, можно прийти к выводу о необходимости создания особого метаязыка для перевода метафизической поэзии. В этом качестве принято рассматривать либо универсальное наречие-абсолют, обладающее сущностным превосходством над языками перевода и служащее параметром для них, либо формализованный язык универсальных логических суждений, либо наиболее практически осуществимый отказ от языка - параметра через сравнение лингвистических систем. Последний вариант иллюстрирует теория эквивалентности, когда естественное наречие само для себя способно стать метаязыком. В частности, в поисках референциального эквивалента можно прибегнуть к сравнению семантических полей двух знаков как элементов системы и анализу ситуации означивания. Выделив наиболее важные в данном контексте моменты, можно прийти к инварианту смыслообразования и, следовательно, верной передачи оригинального материала на другой язык.
Таким образом, выделяются два аспекта работы переводчика метафизической поэзии: философско-культурологическая интерпретация оригинала и осознание потенциальных возможностей языка-реципиента. Следовательно, такую поэзию должен переводить не только филолог с языковым чутьем, но и философ, обладающий обширными энциклопедическими знаниями и особым складом ума (см., например, варианты, предложенные О. Седаковой). Вышеприведенный анализ показал, что не все переводчики-метафизики, так как они не всегда верно интерпретировали объектность Ничто (Никто), приняв их за синтаксические отрицания.