Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Понятие прецедентности в контексте проблемы вербализации культурного знания 11
1.1. Проблема вербальной репрезентации культурного знания в лингвистике 11
1.2. Репрезентация «текста в тексте» 21
1.3. Понятие прецедентности как инструмента анализа лингвистического объекта 30
Выводы по Главе I 62
Глава II. Психолингвистическая методология анализа речевого произведения 63
2.1. Традиция рассмотрения речевой деятельности как объекта лингвистики 63
2.2. Анализ речевого действия 73
Выводы по Главе II 95
Глава III. Операционализация речевого действия как фактор деактуализации культурного смысла прецедентных имен 96
3.1. Деактуализация содержания прецедентных имен как психолингвистическая проблема 96
3.2. Специфика формирования личностного смысла при употреблении прецедентных имен 102
Выводы по Главе III 190
Глава IV. Экспериментальное исследование актуальных психологических значений прецедентных имен 198
4.1. Описание эксперимента 199
4.1.1. Экспериментальные гипотезы 199
4.1.2. Контингент испытуемых 200
4.1.3. Этапы эксперимента 200
4.2. Анализ результатов эксперимента 202
Выводы по Главе IV 225
Заключение 227
Список литературы 230
Список использованных словарей 246
Список использованных интернет-ресурсов 249
Список источников национального корпуса русского языка 249
Список источников интернет-коммуникации 255
- Репрезентация «текста в тексте»
- Традиция рассмотрения речевой деятельности как объекта лингвистики
- Специфика формирования личностного смысла при употреблении прецедентных имен
- Анализ результатов эксперимента
Репрезентация «текста в тексте»
Частным случаем проблемы представления культуры в языке является репрезентация текста как культурного объекта в другом тексте. Традиция решения этого вопроса восходит к концепции М.М. Бахтина, акцентирующей диалогические отношения текстов, принципиально отличные от иных лингвистических отношений. Внутри одного высказывания смысловые связи носят предметно-логический характер, но смысловые связи между высказываниями приобретают диалогический оттенок. «Смыслы разделены между разными голосами» [Бахтин 1997:321]. Смысловые диалогические отношения обязательно репрезентируются в языке, но они не характерны для системы языка. Текст вступает в отношения с другими текстами, например, в ситуации воспроизведения текста «вторым субъектом», создающим обрамляющий текст. Текст оказывается включенным в текстовую цепь, речевое общение некоторой смысловой сферы [Бахтин 1997:307]. Функционирование в культуре как внешнее проявление текста определяется двумя полюсами текста. Язык как система знаков выступает средством выражения неповторимого замысла текста, а замысел раскрывается только в цепи текстов, связывает текст с другими текстами. Практически любое воспроизведение текста субъектом, в том числе цитирование, «есть новое неповторимое событие в жизни текста, новое звено в исторической цепи речевого общения» [Бахтин 1997:309]. Такое событие происходит «на рубеже двух сознаний» (автора и реципиента), когда диалогические отношения объединяют не тексты, а автора и реципиента, и проявлением такого отношения является создание нового текста.
Таким образом, специфичными для связи текстов признаются диалогические отношения, которые выявляются
при взаимодействии двух текстов внутри определенной смысловой сферы;
при понимании текста как формы диалогических отношений между автором и реципиентом.
Функциональный аспект представления культуры в тексте может быть освещен в соответствии со структурно-семиотической концепцией Ю.М. Лотмана, которая важна для нас, поскольку раскрывает возможность преставления текста как познавательной модели. Текст в таком случае – семиотическое образование, в котором всегда взаимодействуют текстовые элементы. При этом каждый элемент системы текста может функционировать как самостоятельная единица. Только такое устройство позволяет тексту генерировать новые смыслы. Отсюда текст можно представить как познавательную модель, которая формируется в сознании индивида и в дальнейшем его речевом опыте может актуализироваться с той или иной частотностью.
В отношениях текста и культуры Ю.М. Лотман выделяет напряжение между тенденцией к интеграции – превращению контекста в текст («творчество всей жизни как одно произведение») и тенденцией к дезинтеграции – превращению текста в контекст, например, когда роман распадается на новеллы. Благодаря внутренней смысловой многослойности и семиотической неоднородности текст обнаруживает способность к конденсации информации, что позволяет не только «передавать» информацию, но и трансформировать сообщения, создавать новые.
Ю.М. Лотман выделяет три функции текста в культуре [Лотман 2002:160]. Социально-коммуникативная функция реализуется рядом механизмов. Первый проявляется в общении адресанта и адресата. Ввиду акцентируемого автором усложнения кодов культуры, стремления их к индивидуализации, ценность сообщения прямо пропорциональна трудности декодировки, которая предполагает приложение интеллектуальных усилий со стороны адресата, по сути вступающего в диалогические отношения с адресантом. Диалог предполагает «семиотическую сопротивляемость адресата», который переживает столкновение языка сообщения с «языками своей памяти» (в сущности, осуществляет присвоение содержания текста на основе содержания своего мышления, на основе личностных ассоциативно-апперцепционных связей).
Вторым механизмом выступает функционирование культуры как средства общения аудитории и культурной традиции, когда текст выполняет «функцию культурной памяти». Культурная насыщенность текста соответствует «памяти текста», поэтому чем шире предполагаемая аудитория, тем слабее культурная насыщенность «затекстового пространства». Отсюда смысл текста напрямую зависит от условий своего толкования.
Еще один механизм реализуется при общении читателя и текста. Текст содержит образ аудитории, который воздействует на реальную аудиторию, навязывается сознанию аудитории, определяет ее преставление о себе и влияет на сферу ее реального поведения. В случае отсутствия общей памяти текст невозможно дешифровать, поэтому очевидно, что любой текст ориентирован на определенный тип памяти.
Механизм связи текста с культурным контекстом. В данном случае текст выступает как источник или получатель информации в коммуникативном акте, при этом один текст может вступать в разные отношения с разными уровневыми структурами культурного контекста.
Таким образом, рассматриваемый в данных функциональных проявлениях текст, «с одной стороны, уподобляется культурному макрокосму, становится значительнее самого себя и приобретает черты модели культуры, а с другой, он имеет тенденцию осуществлять самостоятельное поведение, уподобляясь автономной личности» [Лотман 2002:161]. Следовательно, реализуя социально-коммуникативную функцию, текст а) формирует вариативное смысловое содержание в зависимости от примененных к нему и его элементам способов интерпретации; б) задает модель интерпретации, структурообразующим компонентом которой становятся акцентируемые носителями смыслы текста; при этом культурный контекст не имеет стабильных средств представления в тексте, а может соотноситься с разными элементами текста в зависимости от собственной (культурного контекста) структуры - структуры норм и ценностей.
Важно подчеркнуть мысль исследователя о том, что в ходе культурного функционирования текста смысл, заложенный в нем первоначально, подвергается переработкам и трансформациям, в результате чего происходит приращение (увеличение, распространение) или, добавим, искажение и даже забывание смысла - по сути, извлекаемая информация зависит от способов интерпретации.
Третьей функцией, выделяемой Ю.М. Лотманом, является образование свернутых мнемонических программ. Текст способен реконструировать целые пласты культуры, восстанавливать культурную память, и это, на наш взгляд, возможно только потому, что текст является культурно значимой познавательной моделью, которая
формируется вариативными смысловыми компонентами не только в зависимости от доминантного смысла самого текста, но и от конкретных способов его интерпретации;
не имеет специфических устойчивых исчислимых средств представления культурного контекста, но придает своим элементам такую функцию на основе актуальных для акта интерпретации параметров культурного контекста (норм, правил, доминирующих в обществе на момент интерпретации);
актуализирует свои компоненты с различной степенью частотности. В рамках лингвистики текста связь с другими текстами представляется одним из специфических текстообразующих свойств и выражается в понятии интертекстуальности. Рассмотрение связи текстов требует учета не только отношения двух текстов, но и текста и реципиента. Выяснение специфических свойств интертекстуальности важно для нас потому, что мы пытаемся установить устойчивые признаки наличия связи культурных текстов. Кроме того, рассмотрение категории интертекстуальности важно, поскольку с ней непосредственно связано возникновение понятия прецедентного текста.
Интертекстуальность как текстовая категория в современной лингвистике трактуется по-разному. Как отмечает Ю.С. Степанов, термин «интертекстуальность», как и «интертекст», был введен в 1967 г. в работах Ю. Кристевой. «Мы назовем интертекстуальностью, – писала Ю. Кристева, – и эту текстуальную интеракцию, которая происходит внутри отдельного текста. Для познающего субъекта интертекстуальность – это понятие, которое будет признаком того способа, каким текст прочитывает историю и вписывается в нее» ([Цит. по: Степанов 2001:37]). Здесь представлена лишь философская основа для конкретных и пригодных для целей анализа дефиниций, но важно подчеркнуть, что идея интертекстуальности принадлежит именно Ю. Кристевой.
Традиция рассмотрения речевой деятельности как объекта лингвистики
Речевая деятельность разноаспектно характеризовалась в рамках многих лингвистических концепций. Осветим те из них, которые выделяли значимые для нас параметры речевой деятельности как научного объекта.
Развивая идею В. фон Гумбольдта о том, что «язык есть нечто, постоянно, в каждое мгновение исчезающее», что «он есть... не мертвое произведение, а деятельность», «вечно повторяющееся усилие духа сделать членораздельный звук выражением мысли» [Humboldt 1841-1852, т. 6:41], основываясь на представлении о том, что язык есть знак, обозначение явления и акт познания человеком окружающего мира, А.А. Потебня прослеживает, как именно происходит это познание и как строятся и образуются понятия, как образ предмета переходит в понятие о предмете.
В центр внимания А.А. Потебня ставил речевую деятельность говорящего, познающего мир через язык и с помощью языка. Индивидуально-психический речевой акт исследователь определял, развивая идеи В. фон Гумбольдта, как творческий процесс.
Роль слова в творческом акте познания такова, что оно для самого говорящего есть средство объективировать свою мысль, «средство преобразовывать впечатления для создания новой мысли» [Потебня 1989:213].
Такая объективация необходима для сознательной деятельности мысли, при этом процесс объективации предполагает взаимодействие трех составляющих: познанное, представленное готовым запасом мысли, познаваемое – новое воспринимаемое содержание и нечто общее между познанным и познаваемым – третий признак, так называемый tertium comporationis, который выступает базой номинации. Отсюда ясно, что перенос наименования может быть обусловлен не только собственными качествами называемого объекта, но осуществляется на основе существующего у субъекта представления, связываемого со словом, на основе отношения субъекта к номинируемому объекту и содержанию слов. То есть акт номинации требует актуализации личностно значимого признака, выступившего основой переноса наименования в конкретном речевом действии. Следовательно, анализ вторичной номинации требует определения такого личностно значимого признака.
С точки зрения А.А. Потебни, человеческое мышление и язык как форма его выражения постоянно изменяются [Потебня 1958:82]. Отсюда исследователь утверждает динамизм как сущностное свойство не только мышления, но и форм его выражения – языковых единиц. Так, внутренняя структура слова как средства объективации мысли также динамична.
А.А. Потебня установил аналогию между развитием языка и образованием художественного образа. Для нас это особенно важно в свете определения актуальности культурного содержания прецедентных единиц. А.А. Потебня нашел, с одной стороны, что «в поэтическом, следовательно вообще художественном произведении, есть те же самые стихии, что и в слове: содержание (или идея), соответствующее чувственному образу или развитому из него понятию; внутренняя форма, образ, который указывает на это содержание, соответствующий представлению (которое тоже имеет значение только как символ, намек на известную совокупность чувственных восприятий или на понятие), и, наконец, внешняя форма, в которой объективируется художественный образ. Такая трехкомпонентная структура динамична, и закономерности ее динамики объясняются А.А. Потебней закономерностями мышления. Таким образом обосновывается трактовка исследователем образа как действия.
Слово – средство «создания единства чувственного образа... слово есть в то же время и средство создания общности образа» [Потебня 2010:133]; апперципируя в слове восприятие, вновь появляющееся в сознании, и произнося только одно слово, имеющее значение предиката, человек уничтожает первоначальное безразличие членов апперцепции, особенным образом оттеняет важнейший из этих членов, именно предикат, делая его вторично предметом своей мысли [Потебня 2010:135]. Именно механизм апперцепции объясняет принципиальную возможность развития значения. Акт номинации осуществляется на основе выделения в объекте некоторого актуального для номинирующего признака, который становится предметом мысли, а значит актуализирует имеющиеся и формирует новые ассоциативно вербальные связи, что способствует вхождению новых компонентов в значение слова. По мысли А.А. Потебни, «членораздельный звук» именно в силу наличия ассоциативно-вербальной сети дает возможность воспроизводить прежнюю мысль, «он влечет за собой мысль из глубины прошедшего и, вводя ее вновь в сознание, видоизменяет ее. Главная функция языка – видоизменение мысли [Потебня 1910]. Такой механизм является универсальным для любой деятельности, в том числе речевой.
Динамика функционирования образа проявляется еще и в следующем. По А.А. Потебне, рассказ, заключенный в художественном произведении, в силу своей известности, не воспроизводится вместе с конечным его изречением, отражающим суть. В таком случае он становится не нужен, так как содержится в мысли и при воспроизведении текстового фрагмента может быть актуализирован для пояснения, и по мере того как рассказ отходит вдаль, «усиливается перевес конечного изречения» – фрагмента текста [Потебня 2012:86]. Одно выражение, фрагмент текста, говорит достаточно, передает содержание текста и применяется к известным случаям в жизни. Важно, что то или иное использование текста может влиять на динамику образа, передаваемого текстовым фрагментом. «Чем общее, неопределеннее образ... и чем неопределеннее количество применений цитаты, тем нужнее становится вмешательство самого автора, поскольку далее мы уже не можем сказать, кто именно так говорил, из какого частного образа возникла пословица» [Потебня 2012:87]. Такая закономерность отражается в структуре речевой деятельности, цель которой не связана со средством деятельности – словом или цитатой, более того, если цель изначально и соотносится с речевым произведением, то по мере его актуализации в разных контекстах такое соотношение перестает быть актуальным. Этой же закономерностью может быть объяснен и один из конкретных эффективных приемов анализа доминантного смысла речевого произведения – поиск семантических компонентов, которые являются общими для нескольких элементов речевого произведения [Пищальникова 1992].
Таким образом, рассматривая позицию А.А. Потебни как одного из предтеч отечественной психолингвистики, можно обосновать важнейшее структурное свойство речевого действия: сокращение компонентов речевого действия за счет акцентирования нового содержания действия – его личностного смысла.
Но если «новое содержание» «оторвано от своего применения, и если в этом отвлеченном виде он (образ) ходит по людям как готовое сказуемое неизвестных подлежащих, то возникает стремление пояснить, какова цель применения образа» [Потебня 2012:41].
Такое положение А.А. Потебни дает основание различать в структуре речевой деятельности по признаку связи с конкретной целью две ее составляющих – речевые действия и операции. При этом между теми и другими существует закономерность переходов, обусловленная механизмом реализации речевой деятельности и необходимостью использовать для выражения новых смыслов известные языковые значения и формы: «Поэты ...берут готовые формы для своих произведений. Но... так как содержание их мысли представляет много особенностей, то они неизбежно влагают в эти готовые формы новое содержание и тем изменяют эти формы» [Потебня 2012:148].
Исследовав процесс восприятия и понимания речи, А.А. Потебня, вслед за В. фон Гумбольдтом, приходит к выводу о невозможности полного понимания, поскольку говорящий и слушающий соотносят слова со своим личностным смыслом, актуальным в условиях конкретной речевой деятельности.
Оказывается различным и чувственное восприятие, связываемое со словом: по А.А. Потебне, объясняющие комплексы у говорящего и слушающего различны еще более, так как разница их состава зависит не только от различия прежних восприятий, но и от различия сочетаний, в которые вошли эти восприятия с другими. С позиций современной психолингвистической парадигмы, это объясняется разным содержанием ассоциативно-вербальных сетей индивидов. Отсюда факторами понимания являются не только совокупность опыта индивида, но и в частности, характер контекстов оперирования словом, которые существуют в памяти индивида.
Специфика формирования личностного смысла при употреблении прецедентных имен
В содержании ПИ Бетховен можно выделить следующие культурно значимые компоненты: (1) немецкий композитор, дирижер; (2) величайший композитор-симфонист, представитель Венской классической школы; (3) автор 9-й симфонии; (4) страдавший с 27 лет глухотой.
Имя Бетховен не потеряло своей прецедентности, и личностный смысл формируется, как правило, в результате развития смыслового компонента величайший композитор . Прежде всего ценностно значимый компонент гений/ великий/ идеал/ образец реализуется в речевой деятельности, целью которой является нахождение причины гениальности композитора. Включение ПИ в речевое действие в этом случае приводит к появлению личностного смысла «гением стал после потери слуха» (4%), что косвенно служит снижению ценности компонента гений . Одновременно (в силу сложившихся культурных и причин) развитию негативной оценки служит личностный смысл «композитор, вкладывающий слишком серьезное содержание в простую форму». В ряде случаев ПИ акцентирует смысл «любимый композитор / любимый классик». В свою очередь компонент классик меняет направление речевого действия к актуализации смысла «тот, кто уже умер». Такая линия развития содержания ПИ составляет 8% употреблений. 7% словоупотреблений ПИ составляют апелляции к фактам жизни Л.В. Бетховена и оценкам его личности и творчества.
Компонент музыка как предмет речевого действия актуален в 26% случаев, при этом в 8% номинаций акцентируется эмоциональное восприятие музыки, где ПИ представляет смыслы «хорошая, монументальная, драматическая, тревожная». При актуализации последнего смысла легко воспроизводится ассоциативная связь тревожная – как будто кто-то умер .
10% случаев представляют развитие смысла «влияние музыки» через конкретизацию объекта/ характера влияния, а также через определение цели влияния – присутствия в 90% произведений композитора принципа золотого сечения. Смысл, акцентирующий характер влияния, – «успокаивающая музыка» – актуализируется в 4% случаев, и его доминанта позволяет ему развиваться в предметно значимый смысл «музыка, которая помогает бороться с уличной молодежью» (2%). Можно отметить тенденцию к восприятию носителями языка классической музыки как средства «отпугивания» праздной молодежи, мешающей окружающим, для которой, вероятно, такая музыка выше понимания, а потому невыносимо скучна. Подобная музыка воспринимается чуть ли не как средство биологического воздействия на определенные «популяции» молодежи и борьбы за жизненное пространство. Устойчива и тенденция к использованию ПИ для обозначения сигнала мобильного телефона (2%).
Компонент известная/ значимая личность актуализируется на основе конкретизации смысла «известные масоны» (2%), воплощается в указаниях на фильм/улицу (4%), а также сохраняет ценностный компонент при указании на великого композитора, которого забывают (2%): уже сейчас большинство юнцов и девиц думает, что Бетховен это всего лишь «музон» для «мобилы»… [Чичканов 2002].
Вместе с тем ПИ Бетховен активно используется в речевых действиях для обозначения собаки (4%), фильма, героем которого является собака, по кличке Бетховен, сети товаров для домашних животных (8% словоупотреблений). Однако 8% словоупотреблений показывают, что говорящие рефлексируют над потерей содержания ПИ: Да, сейчас уж редкий ребенок помнит, кто такой Бетховен. Для них он косматая собака; Бесят меня эти магазины Бетховен: думаешь, ноты, а там мешки с собачьим кормом.
В интернет-коммуникации содержание ПИ в той или иной степени воспроизводится 24% словоупотреблений с актуализацией компонентов гений , композитор между классицизмом и романтизмом , торжественная музыка . Актуально ПИ и для обозначения названных в честь композитора объектов и событий – астероид, оркестр, концерт, отели, улицы. В этом случае для большинства носителей языка содержание прецедентного имени не является значимым. Значение «собака», «сенбернар» в интернет-коммуникации чрезвычайно активно (36% словоупотреблений), а номинации магазинов товаров для животных, ветеринарных клиник составляют, как и в других источниках, 8%.
Таким образом, семантическая сеть ПИ Бетховен структурируется вокруг основных компонентов значения музыка и композитор , при этом часть контекстов отражает снижение значимости культурного смысла ПИ.
2. Гагарин
Основу культурной значимости имени составляют компоненты (1) Герой СССР; (2) первый космонавт планеты, (3) национальный символ первенства СССР в космосе, (4) героическая легендарная личность, (5) космическая легенда, (6) простой, добрый. Такое содержание частотно актуализируется в речевых актах, когда речевое действие порождает доминирующий личностный смысл «легенда/прорыв/первый/гений» – 26% словоупотреблений. Этот смысл имеет несколько типичных, культурно обусловленных ассоциативных связей. Связь с компонентом летит/полет в космос служит конкретизацией аксиологического признака герой/ легенда. При дальнейшем развитии компонент летит , актуальный в 14% случаев, ассоциируется в ряде речевых действий с предельно увлекательным событием: Мои приятели здороваются так: – Вчера 15 белых. – А я в воскресенье 27 белых, а подберезовики не считал... Я мечтаю однажды дослушать их беседу... волнующий рассказ, как в голодную Африку шли эшелоны с маслятами. И Африка оказалась не в силах сожрать столько грибов. От слов „подарите баночку“ оба смотрят в окно увлеченно, будто там опять летит Гагарин» [Слава СЭ 2010]. Но компонент летал в космос становится в некоторых случаях периферийным, обозначая разительную несхожесть: «Образованный в 1986 году АВИА хоть и открывает все возможные энциклопедии русского рока, но от него так же далек, как Гагарин от звезд» [Алейникова 2011]. Кроме того, компонент герой может стать основанием для актуализации смыслов «не герой, простой человек», «смертельно уставший человек»: Совсем молодой парень Слава Кпсс выглядел... как космонавт Гагарин, упавший с орбиты. Как смертельно уставший, шатающийся от переутомления человек [Рубанов 2005]. ПИ Гагарин может быть включено в речевое действие, реализующее личностный смысл «непостижимый»: Я буду учить вас не просто математике, а математике в России... одна из самых загадочных дисциплин. Проще понять, почему взлетел Гагарин... Но вот русская математика – самая загадочная тайна мироздания [Беляков 2013].
Компонент легенда посредством акцентирования оценочной составляющей частотно актуализируется в лексемах символ/герой/ специфическая русская реалия и развивает разнообразные смысловые связи.
Так, в 12% случаев имя служит указанию на предметы, так или иначе связанные с личностью Ю.А. Гагарина: восковая фигура/ портрет/ вино с портретом на этикетке/ памятник/ яхта, совершающая кругосветное путешествие. Однако такое указание не всегда способствует сохранению положительной оценки, ставшей основой для осознания социальной ценности подвига летчика-космонавта. Так, ассоциативная связь компонента легенда со смыслом «фильм/ роль в фильме» осложнена негативной оценочностью, поскольку фильм «Гагарин. Первый в космосе», вышедший в 2013 г., в 10% речевых действий оценивается как плохой/ некачественный. На этой основе негативно-эмоциональной основе компонент национальный символ получает переосмысление как «символ, который забывается, и фигура, которая появляется в сюжете просто так, ее появление смысла не имеет»: На жизнь Симы и других героев сериала не смогли оказать влияния ни Гагарин, ни Солженицын, ни даже Джон Леннон. Они, персонажи фильма, заняты куда более важными делами, им некогда обращать внимание на всякие пустяки [Коробатов 2012].
Единичным является случай формирования личностного смысла «утрата возможности продолжать дело Гагарина» из-за уровня образования: Студенты пришли к министерству образования... Как считают участники акции «Прости, Гагарин», ... они не смогут достойно принять эстафету... Без нормального образования далеко не улетишь... «Теперь мы точно будем знать, что ничего не будем знать» [Ветрова 2011].
Анализ результатов эксперимента
В основу классификации полученных ассоциатов были положены два принципа:
1) характер репрезентации отношения субъекта к миру в структуре личностного смысла;
2) участие культурного смысла в формировании этого отношения.
В ассоциативном значении могут быть выделены следующие компоненты, фиксирующие определенный способ оперирования словом: (а) понятийный компонент, соотносящий слово с понятием и фиксирующий операцию категоризации; (б) представление, фиксирующее образное наглядное содержание, связываемое с данным словом в опыте оперирования им; (в) предметное содержание, которое актуализирует тот или иной сенсорный способ получения значения, связанный с физической или духовной деятельностью, производимой с обозначенной словом реалией [Леонтьев А.Н. 1983:180]; (г) эмоциональный компонент, актуализируемый оценочно-экспрессивными словами и словами, представляющими эмоцию, связанную со словом-стимулом; (д) иное содержание, представленное ассоциациями, которые не могут быть соотнесены ни с одним из выделенных элементов.
В некоторых случаях отнесение ассоциатов к той или иной группе не было для исследователя очевидным и осуществлялось с учетом сведений, предоставленных в ходе опроса респондентов (II этап АЭ). Такие ассоциаты отмечены звездочкой, и отнесение их к той или иной группе обосновано ответами респондентов, называющих мотивы их ассоциирования.
С позиций психолингвистики заполнение анкеты ассоциативного эксперимента является определенным актом коммуникации, целенаправленным действием – выразить субъективно переживаемое отношение к содержанию слова-стимула. Однако нас интересует, основан ли при этом личностный смысл на субъективном отношении к культурной значимости ПИ. И тогда возникает необходимость разграничения ассоциатов по признаку представленности/ непредставленности в них культурологического содержания, которое может быть обусловлено 1) спецификой структуры значения имени, передающего культурологическое содержание, 2) лингвокультурными условиями речевой деятельности испытуемого.
Специфика структуры значения раскрывается в следующих обстоятельствах, детерминирующих речевые действия индивида.
Как было показано в Главе III, культурно значимое содержание ПИ известно носителям культуры, сформировано на основе актуализации признака/ ряда признаков ПИ, хотя может актуализироваться в разной степени. Связь анализируемых ПИ с культурным знанием объективна. Но значимость ПИ для индивида определяется возможностью актуализации с помощью ПИ специфического отношения к нему.
Согласно заданию, испытуемый в качестве реакции на стимул должен дать любое слово/ выражение, а потому совокупность ассоциатов отражает коммуникативный потенциал имени, его способность участвовать в общении в качестве знака, за которым стоит определенная система операций, при этом ядерные компоненты ассоциативного значения слова отражают содержание слова, наиболее функционально важное для носителей лингвокультуры.
Поэтому можно предположить, что
при определении объекта номинации ПИ испытуемый будет стремиться указывать на культурно значимую связь, раскрывать ее содержание;
если индивиду известна связь ПИ с конкретным культурным содержанием, то сам стимул явится мотивом для указания на эту связь;
если индивид понимает содержание культурно значимого отношения, то он будет стремиться раскрыть это содержание как наиболее существенное для определения объекта.
Поэтому экспериментальные данные отражают психологически актуальные для носителей языка смыслы и могут стать достоверным источником сведений о тенденциях изменения содержания ПИ.
1) Ассоциативные поля прецедентных единиц моделировались на основе 125 случайно выбранных реакций, являющихся первой - третьей реакцией из пяти, данных респондентами, поскольку, как правило, следующие за третьей реакции - это реакции не на стимул, а на предыдущий ассоциат. В структуре поля выделялось ядро (ассоциаты с частотностью от 20 % и выше); ближняя периферия (ассоциаты с частотностью от 5 до 20 %); дальняя периферия (ассоциаты с частотностью до 5 %); кроме того, учитывалось количество отказов ассоциирования, поскольку они позволяют предполагать неактуальность ПИ-стимула для участвующих в эксперименте.
2) Анализ данных эксперимента предполагает (1) моделирование структуры ассоциативных полей; (2) определение предмета речевого действия и его личностного смысла; (3) выявить, основано ли устанавливаемое индивидуальное отношение на актуальной для реципиента культурологической связи и раскрывается ли в речевом действии содержание этой связи.
Анализируемые стимулы располагаются по алфавиту. Такой принцип принят в связи с тем, что задачей исследования является представление тенденций развития содержания ПИ.
Как и в предыдущем случае, ядерные компоненты ассоциативного поля ПИ Бетховен не всегда детерминированы культурным смыслом имени. Так, наряду с доминантным культурно значимым компонентом композитор (18%), в структуру ядра включаются также близкий первому компонент музыка (14%), но также и ассоциат собака (12%). Ближняя периферия поля включает культурно обусловленные ассоциаты, апеллирующие к произведениям композитора (10%), его глухоте (7%), и к не связанному с творчеством композитора фильму (8%). В ближней периферии отмечены ассоциаты (6%), соотносимые с культурным содержанием имени. Дальняя периферия не только включает указания на произведения Л. Бетховена, его известность и выдающиеся способности, но и отражает возможный путь метонимического развития значения (зоомагазин (3% реакций)).
Таким образом, состав ассоциативного поля свидетельствует о том, что как в его ядре, так и в периферии совмещаются ассоциаты, соотносимые ии., с одной стороны, с ПИ Бетховен, с другой – с кличкой широко известного «героя» мультфильма – собаки Бетховен.