Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Понятие и сущность политического дискурса по взглядам представителей зарубежных и отечественной лингвистических школ 11
1.1. Понятие дискурса в западной лингвистической школе 11
1.2. Дискурсивные исследования в Турции и в России 13
1.3. Политический дискурс как тип институционального дискурса (опыт Турции и России) 19
1.4. Концепт как когнитивная, культурологическая и функциональная категория 36
1.5. Концептология политического дискурса 44
Выводы по главе 1 52
Глава 2. Аксиология политического дискурса 55
2.1. Абсолютная и относительная сила концепта в дискурсе. Факторы концептуального отрицания 55
2.2. Функциональная специфика турецких публичных выступлений. Критерии классификации 63
2.3. Участники турецкой политической коммуникации 74
2.4. Риторика политического дискурса. Фигура риторического «остранения» 79
2.5. Коммуникативная и социальная функции оценки в политическом дискурсе 87
2.6. Динамика оценки в политическом дискурсе 95
2.7. Коммуникативные стратегии и тактики турецкого политического дискурса 104
Выводы по главе 2 119
Заключение 121
Список литературы 125
Список словарей и справочной литературы 141
Список источников иллюстративного материала 142
- Политический дискурс как тип институционального дискурса (опыт Турции и России)
- Абсолютная и относительная сила концепта в дискурсе. Факторы концептуального отрицания
- Риторика политического дискурса. Фигура риторического «остранения»
- Коммуникативные стратегии и тактики турецкого политического дискурса
Политический дискурс как тип институционального дискурса (опыт Турции и России)
С точки зрения социолингвистики, дискурс – это коммуникативная деятельность людей, рассматриваемая с позиции их принадлежности к той или иной социальной группе или речеповеденческой ситуации. В этом отношении дискурс служит речевому обеспечению профессиональной деятельности, которая осуществляется в рамках определенных речевых традиций, отражающих особенности вполне конкретной профессиональной среды. Различные виды профессиональной деятельности имеют свою особую коммуникативную направленность. Дискурс раскрывается в телеологии речевой деятельности, направленной на решение задач профессионального характера и при адекватном (прагматически ориентированном) использовании различных языковых средств, относимых к различным функционально-стилистическим полям.
В социолингвистике принято выделять два основных типа дискурса: персональный (личностно-ориентированный) и институциональный. В основе этого противопоставления лежит личностно-ориентированный и статусно-ориентированный дискурс: «в первом случае говорящий выступает как личность во всем богатстве своего внутреннего мира, во втором случае – как представитель определенного социального института» [Карасик, 2000: 5]. Данные типы дискурса исторически обусловлены, зависят от социальной активности личности, от уровня развития общества и культуры.
Институциональный дискурс актуализируется в рамках различных социальных институтов. Неотъемлемой частью организации этих институтов является коммуникативно-речевая деятельность, цель которой – не только общение и передача информации как таковой, но и реализация социальных отношений, формирование социально значимых смыслов.
Институциональный дискурс возникает как речевое обеспечение профессиональной деятельности человека, которая осуществляется благодаря определенным речевым традициям и закономерностям, отражающим особенности вполне конкретной профессиональной среды. В различных сферах профессиональной деятельности существуют свои определенные дискурсы с набором отличительных черт и языковых особенностей. Выделяют такие виды институционального дискурса, как административный, юридический, дипломатический, военный, педагогический, религиозный, медицинский, рекламный, спортивный, научный, деловой, массово-информационный и др. Политический дискурс также считается видом институционального дискурса. Соответственно, ему присущи все черты институциональной устойчивости, свойственные другим институциональным дискурсам.
Устойчивость дискурса обычно характеризуется определенной сформированностью его концептуальных и жанровых/выразительных оснований. Прежде всего, институциональный дискурс в значительной мере опирается на постоянный и относительно неизменный состав концептов, служащих своеобразной смысловой установкой речи, определяющей направленность и порядок содержательного развертывания текста как формы коммуникации. Концепт служит содержательным критерием, объединяющим некоторую совокупность текстов (речевых актов), которые, с одной стороны, выступают как формы коммуникации, а с другой – рассматриваются как единицы дискурса в рамках исторически или профессионально ограниченного пространства социальной коммуникации.
Концепт – это социокультурная и коммуникативная категория, в связи с чем и текст рассматривается в двух измерениях: как знаковая форма коммуникации и как единица дискурса. Социокультурное (обусловленное концептуальной установкой) и коммуникативное (обусловленное прагматической установкой) измерения текста органично связаны. Концепты отличаются большим разнообразием форм своей рационализации – то есть форм вербального закрепления в речи и в языке. Условно можно выделить развернутые нарративные, образные и вербальные терминологические формы закрепления концептов. Высшей рациональной формой закрепления концепта в языке является термин (научное понятие). Она же – наиболее устойчивая форма такого закрепления. Более развернутые образные и нарративные формы характеризуются меньшей устойчивостью, высокой окказиональностью. Они скорее иллюстрируют самим порядком своего нарративного содержательного развертывания, чем обозначают концепт. Институциональным дискурсам свойственна высокая степень терминологической закрепленности концептов, что говорит о высокой степени в них понятийной осознанности концептуальных оснований речемыслительной деятельности.
Другим аспектом устойчивости институционального дискурса является наличие в нем относительно ограниченного количества жанровых текстовых форм. Жанровая форма текста – это социально закрепленная, относительно устойчивая текстовая форма коммуникации в социокультурном пространстве дискурса. Социальная санкция очень важна для текстовой формы дискурса. Институциональный дискурс выбирает для себя относительно ограниченный набор текстовых форм, посредством которых допускается в нем его коммуникативная реализация. Так, для научного дискурса характерны такие жанры, как статья, монография, рецензия, диссертация и др.
Для неинституциональных персонистических дискурсов, напротив, характерна относительно слабая внутренняя концептуальная и жанровая организация. Конечно, это не означает отрицание определенных концептуальных и жанровых регуляторов в такого рода дискурсах, но концептуальные основания здесь характеризуются глубоким чувственным наполнением, высокой степенью персонифицированности (каждый человек видит и понимает мир по-своему!). Концепт здесь максимально приближен к функции самосознания, по сути, совпадает с этой категорией. Концепт в таких дискурсах – это сложнейший смысловой комплекс, трудно поддающийся научному описанию. Последнее, разумеется, не означает также полного отсутствия общих черт концептуализации в вышеуказанных дискурсах. В данном масштабе рассмотрения можно выделять этнический, эмоциональный, социальный уровни самосознания, для которых характерна соответствующая концептуальная база. Концептуальная база в этих дискурсах находится в постоянном развитии, историческом изменении. Впрочем, и здесь некоторым исследователям удается выделить предельно общие концептуальные основания дискурса. Так, например, А. Вежбицкая подчиняет русское сознание концептам «душа», «тоска», «судьба» [Вежбицкая, 2001], В.В. Балабин во французской лингвокультуре выделяет центральные концепты «любовь», «честь», «смерть» [Балабин, 2004].
К персонистическим дискурсам можно отнести разговорную коммуникацию, различные направления и виды литературного дискурса. При этом, что характерно, каждый автор разрабатывает собственную рационально-чувственную концептуальную базу, которая, с одной стороны, соотносится с концептуальными установками других авторов, а с другой, – отмечена яркой индивидуальностью, непохожестью на других. Иногда говорят, что все авторы как будто пишут на одну и ту же тему / темы, но каждый автор стремится преодолеть границы социально принимаемых концептуальных критериев, увидеть что-то свое особенное в облике общепринятого описания.
Содержательная дистанция, вариативность между фабулой и сюжетом в литературе усиливается [Шкловский, 1929]. Что касается жанрового разнообразия, то есть вариативности текстовых форм персонистического дискурса, то оно практически безгранично. Впрочем, и здесь наблюдается определенная устойчивость. Так, в литературе есть жанр рассказа, повести, романа, но и здесь практически каждый автор стремится выйти за рамки жанра, в той или иной мере преодолеть существующие жанровые ограничения. Жанровая интертекстуальность не может носить буквальный характер.
Политический дискурс, как сказано выше, обычно относят к институциональным видам дискурса. В нем существуют и получают вполне устойчивое рациональное закрепление концепты, которым в значительной мере, при всем их разнообразии, подчинена политическая коммуникация. Такое закрепление имеет форму государственно учреждаемых документов, регулирующих жизнь общества, национального коллектива, социальных и государственных институтов: конституция, социально-политические декларации, партийные и государственные программы и т.д. Вместе с тем можно сказать, что концептуальная база политического дискурса лишена терминологической однозначности. Высшие концепты (или концепт), регулирующие политическую жизнь и политическую коммуникацию, содержат в себе значительный чувственный компонент, что создает простор для их частно-политической социальной специализации и персонификации. В таком своем качестве эти концепты переходят в область политической публицистики. Политический дискурс органично связан с публичной коммуникацией. Для современного политического дискурса, в принципе, не характерна внутренняя закрытость, оторванность от массового восприятия. Современный политический дискурс во многом выражает стремление и способность власти (или оппозиции) апеллировать к народу, общественному мнению, к социальной поддержке.
Абсолютная и относительная сила концепта в дискурсе. Факторы концептуального отрицания
Концепт занимает наивысшую и наиболее устойчивую позицию в дискурсе. Концепт – критерий коммуникативного и исторического единства дискурса. В каком-то смысле его можно считать основанием распределения семантических полей, иерархии смысловых зон дискурса. При этом, однако, было бы ошибочным рассматривать содержательное пространство дискурса как нечто внутренне непротиворечивое, логически организованное. Смысловые ориентиры находят применение в конкретной коммуникативной практике, в которой вектор оценки может меняться на противоположный.
Дискурс совмещает в себе не только положительную, но и отрицательную оценку. Все это связано с применением концептуальных оснований дискурса к фактическим событиям – с политической фактуализацией дискурса, в которой различные силы противостоят друг другу, борются за право доминантной оценки.
В рамках дискурса может возникать сила, противоречащая базовому концепту, которая является преходящей, то есть не имеет постоянного устойчивого характера. На этой основе возникает своеобразный концептуальный «оппортунизм». Выделяются отрицательные концептуальные основания, которые не носят самостоятельного характера, то есть имеют не абсолютную, а лишь относительную силу.
В дискурсе, в его актуальном развитии, нарастает сила отталкивания, усиливается внутренняя полемика, в которой каждая из сторон стремится соотнести свои действия с высшим абсолютным концептом, косвенно или непосредственно идентифицировать себя с ним, видя в нем высшее оправдание своих действий. В дискурсе рождается фактор оценки. Положительная оценка или самооценка как таковая не осознает себя, пока нет явной утверждающей себя фактически антитезы. В качестве антитезы может выступать внутренний или внешний политический фактор: оппозиция, социальные движения, внешние противники или власть по отношению к оппозиции.
В этих условиях возникает внутренняя концептуальная энантиосемия дискурса [Синячкин, 2011]. Непререкаемость высшего концепта порождает борьбу за право в той или иной форме ассоциировать себя с ним. Сила негативной оценки противника подразумевает силу положительной самооценки.
1) “FETOnn bir numaral siyasi aya, Cumhurbakanhui koltuzunu igal eden zattr” [1].
Политическая опора номер один для террористической организации FET - это человек, который прибрал к рукам президентское кресло.
(Лидер оппозиционной Народно-республиканской партии К. Кылычдароглу). В вышеуказанном примере - критика оппозицией президента Р.Т. Эрдогана, которого ассоциируют с негативной внешней политической силой - FET (организация сторонников исламского проповедника Ф. Гюлена, бывшего союзника Р.Т. Эрдогана, которая признана официальными властями Турции террористической; интересно то, что Р.Т. Эрдоган со своей стороны нередко обвиняет оппозицию также в связях с этой организацией). В примере (1) FET здесь позиционируется как однозначно антинародная сила. Ее действия, принципы не подпадают под концепт BZ (MLLET, HALK) (русск.: МЫ (НАЦИЯ, НАРОД)).
2) “u anda ana muhalefet teronstlerle beraber cirit atyor. Onlarla beraber oynuyor. Peki siz kimle berabersiniz? Siz u anda terr rgtlenyle berabersimz. Siz PKK lie berabersiniz. Benim milletim sizi gayet iyi tanyor. Sizin kirli amarlarnz daha meydana karacaz” [2].
В настоящий момент главная оппозиционная партия довольно свободно ведет себя с террористами. Она с ними на короткой ноге. Так вы с кем вместе? Сейчас вы вместе с террористическими организациями. Вы вместе с Рабочей партией Курдистана (РПК). Мой народ Вас достаточно хорошо знает. Мы еще вытащим ваше грязное белье наружу. (Президент Турции Р.Т. Эрдоган).
В примере (2) видим аналогичное обвинение со стороны Р.Т. Эрдогана в адрес оппозиции. Здесь и ниже отрицательная оценка выделена курсивом и нижним подчеркиванием, положительная оценка - полужирным шрифтом. Две оценки сталкиваются, противостоят друг другу. Подчеркивается концептуальная и коммуникативная доминантность положительной оценки.
Абсолютный статус главного концепта политического дискурса подчеркивается тем наблюдением, что отрицательной оценке не могут быть присущи признаки возвышенности. Положительная оценка / самооценка, напротив, обычно наполнена возвышенными коннотативными оттенками.
3) “Trkiye, Suriye meselesindeki bu duruuyla kresel vicdann sesi olmu, insanhgin onurunu kurtarmtr” [3].
Турция благодаря этой своей позиции по сирийскому вопросу стала голосом всемирной совести, спасла честь человечества. В примере (3) Турция соотносится с высшими понятиями, такими как “kresel vicdan” (всемирная совесть), “insanln onuru” (честь человечества).
4) “Her durumda biz, medeniyetler arasnda bir dostluun garantisi olarak buradayz. Trkiye medeniyetler arasmda bir kprdiir“ [4].
В любом случае, мы здесь как гарантия дружбы между цивилизациями. Турция - это мост между цивилизациями. (Президент Турции Р.Т. Эрдоган). В примере (4) предикатами высокой оценки обладают выражения “dostluun garantisi” (гарантия дружбы), “medeniyetler arasmda bir kprdr” (мост между цивилизациями).
5) Amerika da FET c vehllerm kimler olduu ortaya 9kyor. 2 CHP li milletvekili Amerika da kurulan kumpasm i9inde yer almlar.
Ortaya 9kyor. Ana muhalefet bunun уйкйпй daha fazla ekemez, ekmemeli. Qimk bunun ad ana muhalefet deil ana hyanettir [5].
Понятно, кто эти депутаты, которые, являясь сторонниками террористической организации FET, действуют в США. Оказывается, что в заговоре, готовящемся в Америке, приняли участие два депутата от партии НРП. Вот что выясняется. Главная оппозиционная партия более не сможет сосуществовать с этим, да и не должна. Потому что это называется не главная оппозиция, а главный предатель. (Президент Турции Р.Т. Эрдоган).
В примере (5), напротив, мы видим предикаты низкой оценки “ana hyanet” (главный предатель). Низкая оценка здесь адресуется главной оппозиционной партии НРП.
6) “50 yl bizi oyaladlar. Hala oyahyorlar. Eer siz Hristiyan Kulb deilseniz, Trkiye yi buraya almaya mecbursunuz. Sizin Hristiyan Kulb olmadigmiz ifade edebilecek tek ey, halk Mslman tilke olarak Trkiye nin burada olmasdr” [6].
Они водили нас за нос 50 лет. И до сих пор дурачат нас. Если Вы не христианский клуб, то Вы обязаны взять Турцию к себе (в состав Евросоюза). И единственным возможным свидетельством того, что Вы -не христианский клуб, это нахождение Турции с мусульманским населением в составе ЕС. (Президент Турции Р.Т. Эрдоган). В примере (6) мы также видим сниженные оценочные предикаты, адресуемые руководству Евросоюза, такие как “oyaladlar” (водили за нос, дурачили), “Hristiyan Kulb” (христианский клуб). Объект, получающий отрицательную оценку, противопоставляется высшему концепту.
7) “Adalet ve Kalknma Partisi mzik kutusu gibidii. kirn paray atarsa onun mzizini Qalar” [7].
Партия справедливости и развития как музыкальный автомат. Кто в нее бросит денежку, для того и играет музыка. (Лидер оппозиционной Народно-республиканской партии К. Кылычдароглу). В примере (7) лидер главной оппозиционной партии НРП К. Кылычдароглу, критикуя политику правящей партии ПСР, прибегает к выражениям, обладающим сниженными оценочными предикатами: “mzik kutusu” (музыкальный автомат), “kim paray atarsa onun mziini alar” (кто в нее бросит денежку, для того и играет музыка).
Отметим, что отрицательное коннотативное поле политического дискурса характеризуется подвижностью, неустойчивостью, использованием ярких отрицательных образов, сравнений, положительное коннотативное поле более устойчиво, характеризуется возвышенной образностью, которая обычно менее разнообразна, хотя и здесь присутствует стремление говорящего к преодолению штампов, к поиску новых форм смыслового воздействия на аудиторию.
Риторика политического дискурса. Фигура риторического «остранения»
В риторике политического выступления, как правило, доминируют эпидейктические мотивы, однако, это не значит, что в политической речи отсутствует полемика, развернутая, насыщенная яркими образами и экспрессией аргументация.
Публичное политическое выступление обычно строится на контрасте положительного и отрицательного. Эпидейктический (положительный) и полемический (отрицательный) топики сталкиваются в динамике политического выступления, однако, верх должен одержать эпидейктический топик – источник положительных коннотаций, решающий фактор убеждения в правоте и правильности отстаиваемой политиком идеи. В столкновении двух начал побеждает положительная коннотация; отрицательная коннотация самим фактом противопоставления, подчеркивая значимость положительной коннотации, имеет лишь относительную силу. Источником положительной коннотации является высший концепт (BZ, MLLET, HALK, CUMHURYET (русск.: МЫ, НАЦИЯ, НАРОД, РЕСПУБЛИКА)), который в конечном счете становится критерием расширения складывающейся риторической антитезы. Высший концепт имеет абсолютную силу (хотя в ряде случаев он может оставаться в области импликации). Источником отрицательных коннотаций может быть ситуация или политический актор, которые противоречат утверждению высшего концепта, затрудняют риторическую реализацию положительных коннотаций.
Между тем именно отрицательная коннотация становится главным маркером дискурсивно-риторической стратегии, именно она получает наибольшее нарративное развитие. Впрочем, это развитие не может быть бесконечным, не может сохраняться как таковое на правах высшего пункта политического выступления.
Всякий «негатив» в развитии полемики значим своим возвратом к «позитиву». На противоречии «позитива» и «негатива» в динамике политического выступления формируются фигуры риторического «остранения» [Шкловский, 1929: 13]. Этот термин «остранение» В.Б. Шкловский применял, характеризуя масштаб поэтической литературной образности, который значим возвратом к реальному объекту.
Образность – несобственная форма именования, она противостоит прямой номинации. В этом статусе образность характеризуют как «ложную» форму идентификации объекта, которая тем не менее вскрывает важные смысловые характеристики объекта. «Ложная» номинация конкурирует с прямой на смысловом уровне понимания. На этом основывается энигматика образа, в которой, собственно, В.Б. Шкловский и усматривал эффект «остранения». Образ «зашифровывает» объект, что в свою очередь предполагает, что в аспекте понимания произойдет предметная «расшифровка» объекта. За образом мы необходимо должны распознать реальный объект. Образность умирает без связи с реальностью [Лосев, 1976: 226; Шнякина, 2010: 136, 146].
Риторическое «остранение» разворачивается не в рамках оппозиции образ – реальный объект (прямая номинация), а в рамках оппозиции непосредственная оценка (непосредственный смысл) – конечная коммуникативная цель сообщения. Риторическое «остранение» – это своеобразный «смысловой обман», который раскрывается в порядке линейного развертывания текста (высказывания). В порядке полемики (межличностного спора) говорящий использует отрицательные коннотации в том, что касается поступков, действий, взглядов оппонента. Через отрицательную оценочность позиция оппонента противопоставляется другой – положительной истинной оценочности, с которой говорящий ассоциирует себя, собственную позицию. Погружение в отрицательную оценочность в ходе линейного развертывания текста может быть лишь временным. Отрицательная оценка скорее играет переходную функцию – как этап последующего перехода к положительной оценочности, которая так или иначе, должна венчать речь политика, обращённую к народу. Возникает своеобразный риторический «маятник» – уход говорящего то в положительную, то в отрицательную оценочность. При этом уход в отрицательную оценочность может быть достаточно длительным, развёрнутым, острополемическим по смыслу. В конечном счете, говорящий так или иначе должен вывести коллективного адресата из поля отрицательной оценочности, показать ему путь к «свету», к торжеству высшей ценности.
Риторическое «остранение» в отличие от образного поэтического носит развернутый выразительный характер. Говорящий может начать с чего-то положительного, затем в центральной части он уходит в то, что вызывает отрицательные коннотации, является объектом его критики, однако, в дальнейшем он вновь возвращается к «позитиву», который «торжествует» над всем «негативным».
Уход в «негатив», в область плохого «злого», требующего негативной оценки, рассматривается нами как фигура риторического «остранения».
Понятно, что уход в «негатив» носит временный характер, за ним следует риторическое разрешение негативной наррации (сколь бы она не была развернутой) в «позитив». «Позитив» знаменует собой торжество концепта, которым управляется дискурс.
Формула риторического «остранения» строится по одному и тому же алгоритму, на вершине которого должен стоять концептуальный дискурсивный позитив.
Важно отметить, что масштаб нарративной развернутости риторического «остранения» может быть как относительно незначительным, ограниченным рамками одного абзаца, так и достаточно развернутым, охватывающим риторику нескольких абзацев (два, три и более).
Масштаб в данном случае не отменяет действия самой фигуры риторического «остранения»: негативная наррация должна завершиться позитивным риторическим разрешением под знаком высшего дискурсивного концепта.
Нарративное развертывание функции риторического «остранения» может строиться по трехчастной или по двухчастной модели. Рассмотрим примеры такого рода:
1) (A) “Hep birlikte al bayram altmda birlikte yaamak istiyoruz. Hep birlikte demokrasi iinde birlikte yaamak istiyoruz. Hep birlikte vatammz yceltmek istiyoruz… … … (B) nmze bir anayasa deumklm getirdiler. Bir Шуе vermek istiyorlar. Bir Шуе ЪШйп yethlen venrsemz Trkiyenin geleceini tehlikeye atmis olursunuz .. ...Tek adam rejiminin olduzu yerlerde кап vardr, асі vardr, gzyasi vardr. rnek mi? istiyorsunuz? Irak in Saddam m aim ne oldu? Irak devleti paraland. Кап, ас, gzya hala devam ediyor.
rnek mi? Suriye yi aln, Suriye paraland. rnek mi istiyorsunuz Libya ya bakn Libya paraland…imdi gzler Trkiye de. Blnmeye izin verecek misiniz? … … …(А) Hangi partiden olursa olsun, hangi grten olursa olsun, hangi kimlikten olursa olsun birlikte Trkiye iin alacaz, birlikte demokrasimizi gelitireceiz, birlikte mcadele edeceiz”[11].
(А) Мы все вместе хотим жить под алым флагом. Мы хотим жить все вместе в демократии. Мы хотим все вместе возвышать нашу родину … … … (Б) Они перед нами поставили вопрос о внесении поправок в конституции). Они хотят отдать власть в руки одного человека. Если вы отдадите все полномочия одному человеку, то подвергните опасности будущее Турции … … …Там, где существует государственный строй, где власть сосредоточена в руках одного человека, там кровь, боль, слезы. Вы хотите пример? Возьмите Саддама Хусейна в Ираке. Что там произошло? Государство Ирак было разделено. Кровь, боль, слезы там до сих пор. Еще пример? Возьмите Сирию, Сирия разделена на части. Вы хотите пример? Посмотрите на Ливию, Ливия разделена. А сейчас в поле зрения Турция. Вы позволите разделить Турцию? … … … (А) К какой бы партии не принадлежал человек, каких бы взглядов и происхождения он не был, мы будем работать вместе для Турции, мы будем вместе развивать нашу демократию, мы будем вместе бороться. (Лидер оппозиционной Народно-республиканской партии К. Кылычдароглу).
Коммуникативные стратегии и тактики турецкого политического дискурса
Политическая речь – это важнейшее средство воздействия на аудиторию, которое в полной мере проявляется в политическом дискурсе. Цель речевого воздействия – внесение когнитивных изменений в картину мира адресата и в последующие его действия.
В политическом дискурсе выступающий, используя оценку, преследует неречевые цели, которые в конечном итоге способны оказать влияние на сознание, картину мира и деятельность аудитории.
Политический текст пронизан оценочностью, которая раскрывается в форме риторических стратегий и тактик, ориентированных на гибкое сопряжение видов положительной и отрицательной оценочности. Стратегия оценки характеризуется сложными видами интертекстуальной обусловленности используемых оратором терминов, образов, экспрессивных и оценочных предикатов. Говорящий соотносит свою речь с тем, что фигурировало в политическом дискурсе ранее или будет фигурировать (в его представлении) в дальнейшем. Стратегия оценки понимается как нечто постоянное, переходящее из текста в текст, служащее устойчивой социокультурной и/или политической характеризацией объекта или того или иного субъекта политики. Стратегия оценки – это скорее сдерживающий фактор: говорящий как бы распределяет экспрессию, динамику аксиологического воздействия на относительно протяженном отрезке текста или в пространстве дискурса.
Тактика оценки, напротив, характеризуется меньшей протяженностью, относительно короткой дистанцией воздействия. Для нее свойственна определенная риторическая фигуративность.
Тактическое развертывание оценки, как правило, ограничивается масштабом более или менее протяженной группы высказываний в рамках одной или нескольких сверхфразовых единств (СФЕ). Тактическая оценка не выходит за рамки текста.
Как стратегия, так и тактика оценки характеризуется кульминативностью, то есть достижением какой-то высшей точки или кульминации, после более или менее протяженного развертывания.
В современной лингвистике определяемые оценкой коммуникативные стратегии и тактики принято выявлять и рассматривать в рамках текста. Как правило, стратегия распадается на ряд тактических приемов-стратегий. Это позволяет более концентрированно рассматривать динамику коммуникативного воздействия в политическом дискурсе, выявлять важные речевые стилистические характеристики говорящего.
О.С. Иссерс отмечает, что «язык обладает богатыми ресурсами для «коммуникативного маневрирования» [Иссерс, 2013: 192]. Участники коммуникации воспринимают речь как способ достижения определенных целей, поэтому в информации, получаемой от других участников коммуникации, они стараются выявить целевую установку [Там же: 193].
Коммуникативная стратегия – это комплекс речевых мер, применяемых для реализации коммуникативных намерений выступающего. При реализации той или иной стратегии осуществляется учет условий, в которых происходит коммуникация. В рамках когнитивного подхода прогнозирование коммуникации выстраивается на основе представлений о «речевом акте (или серии речевых актов), коммуникативном взаимодействии (с учетом мотивов и целей говорящего и слушающего, их вербальных и невербальных действий) и всей ситуации в целом» [Там же: 197]. Недостаток информации об этом требует разработки дополнительных коммуникативных инструментов, то есть альтернативных ходов в реализации коммуникативной задачи, поэтому стратегия – это «когнитивный план общения, посредством которого контролируется оптимальное решение коммуникативных задач говорящего в условиях недостатка информации о действиях партнера» [Там же: 207].
По мнению А.П. Чудинова, «стратегический план может быть ориентирован на преимущественно рациональное воздействие, на обращение к чувствам избирателей или на гармоничное сочетание рациональных и эмоциональных аргументов» [Чудинов, 2006: 76].
Выбор тех или иных языковых средств докладчиком не является случайным и зависит от его стратегических или тактических задач – таких, как побуждение адресата проголосовать за необходимого кандидата, завоевание авторитета или желание «понравиться народу», убеждение адресата принять его точку зрения, создание определенного эмоционального настроя аудитории, представление аудитории новой информации и ее восприятие в необходимом для докладчика русле (положительное или отрицательное отношение аудитории).
В лингвистике существуют различные подходы к классификации стратегий и тактик политического дискурса.
Е.И. Шейгал описывает такие виды стратегий в политическом дискурсе: стратегия вуалирования, затушевывания нежелательной информации; стратегия мистификации (введение в заблуждение, сокрытие тайны); стратегия анонимности (снятие ответственности с конкретной личности) [Шейгал, 2000: 70].
О.С. Иссерс представляет речевые стратегии самопрезентации, семантические речевые стратегии, аргументативные стратегии, стратегии дискредитации, манипулятивные стратегии, стратегии речевых действий [Иссерс, 2006].
О.Л. Михалева разделяет стратегию на понижение (дискредитация оппонента); стратегию на повышение (самопрезентация докладчика) и стратегию театральности (попытка изменения картины мира аудитории в рамках предвыборной гонки) [Михалева, 2009].
О.Н. Паршина выделяет стратегии самопрезентации, дискредитации, нападения, самозащины, формирования эмоционального настроя адресата, информационно-интерпретационную, аргументированную, агитационную и манипулятивную стратегии [Паршина, 2005: 22].
Каждая из вышеуказанных стратегий реализуется за счет определенного набора тактик.
Тактика – это отдельный этап в реализации коммуникативной стратегии, она представляет собой определенный прием, характеризующийся своим набором языковых средств. При этом следует учитывать, что выбор докладчиком определенных языковых средств необходим не только для создания выступления, достаточного для решения коммуникативной задачи, но и для активного восприятия и интерпретации аудиторией его речевых действий, поэтому происходит реализация «коммуникативного поединка за право осуществить свою стратегию» [Иссерс, 2013: 198].
Рассмотрим на конкретном практическом материале, как данные стратегии и тактики реализуются в публичном выступлении турецкого политического дискурса и какими языковыми средствами пользуется политик при их реализации. Проанализируем стратегии и тактики, наиболее часто встречающиеся в турецком политическим дискурсе.
1. Стратегия самопрезентации заключается в попытке «понравиться народу» и реализуется за счет тактики отождествления. Например: “nallah el ele vererek, hi kimsenin dlanmad, tekiletirmedii gelecein Trkiye sini beraber kuracaz. Biz milliyiz, yerliyiz, vatanseveriz” [24].
Надеюсь, что мы, взявшись за руки, вместе построим Турцию будущего, где никто не изолируется от других, где никто не отвергает неподобных самому себе. Мы - народ, мы - те, кто родился на этих землях, мы – патриоты. Использование личного местоимения “biz” (мы) - это выражение единства с народом, местоимение “biz” (мы) используется в значении «партия». Политический деятель отождествляет себя с народом и государством.