Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Феномен коммуникативной ситуации «информационная война» 14
1.1 Характеристика коммуникативной ситуации. Коммуникативная ситуация и дискурс 14
1.2 Природа войны в коммуникативной ситуации «информационная война». 33
1.3 Прагматические установки и ценностные предпочтения участников коммуникативной ситуации «информационная война» 59
1.4 Функциональность текста в коммуникативной ситуации «информационная война» 76
Выводы по главе 1 97
Глава 2. Способы предъявления текстов информационных войн 99
2.1 Тактики и стратегии реализации текстов информационных войн 99
2.2 Специфика лексико-семантических средств текстов информационных войн . 114
2.3 Основные грамматические средства создания коммуникативной ситуации «информационная война» 141
2.4 Специфика употребления стилистических средств в условиях коммуникативной ситуации «информационная война» 173
Выводы по главе 2 190
Заключение 192
Список литературы 197
Список источников иллюстративного материала 219
Приложения 229
- Характеристика коммуникативной ситуации. Коммуникативная ситуация и дискурс
- Прагматические установки и ценностные предпочтения участников коммуникативной ситуации «информационная война»
- Специфика лексико-семантических средств текстов информационных войн
- Специфика употребления стилистических средств в условиях коммуникативной ситуации «информационная война»
Характеристика коммуникативной ситуации. Коммуникативная ситуация и дискурс
Коммуникация – одна из основ жизнедеятельности человека. О важности процесса общения говорили ещё в древние времена. Одной из ключевых работ, рассматривающих сложный процесс речевого взаимодействия, безусловно, можно назвать «Риторику» Аристотеля, в которой он выделил базовые элементы человеческого общения.
Впоследствии лингвисты, изучая коммуникацию как процесс, неразрывно связанный с жизнедеятельностью человека, неоднократно обращались к вопросу о том, как язык выполняет свою коммуникативную функцию. Однако одним из первых, кто обратил внимание именно на деятельностный характер речевого общения, был В. фон Гумбольдт, утверждавший, что «язык есть не продукт деятельности (ergon), а деятельность (energeia)… В подлинном и действительном смысле под языком можно понимать только всю совокупность актов речевой деятельности» [Гумбольдт 1984: 70].
Вслед за В. фон Гумбольдтом деятельностную природу языка отметил выдающийся отечественный лингвист А.А. Потебня: «Язык есть средство не выражать уже готовую мысль, а создавать её… он не отражение сложившегося миросозерцания, а слагающая его деятельность» [Потебня 1993: 33].
В середине ХХ века функционально-деятельностный подход к исследованию речевой коммуникации получил своё развитие в трудах учёных Московской психолингвистической школы, а именно Л.С. Выготского, Н.И. Жинкина, И.А. Зимней, А.Н. Леонтьева, А.А. Леонтьева, А.Р. Лурии, Е.В. Сидорова, Ю.А. Сорокина, Е.Ф. Тарасова и других. Представители данной школы придерживались точки зрения, согласно которой «язык неразрывен с человеческой деятельностью и если может быть изолирован от неё, абстрагирован и представлен как самостоятельная сущность, то такая абстракция никак не может полностью отразить его объективную специфику и неизбежно остаётся односторонней» [Леонтьев 1965: 9]. В своих исследованиях учёные-психолингвисты рассматривали деятельность общения в аспекте проблем речевой системности, в качестве общего типа специфической человеческой деятельности, частными проявлениями которой являются все виды взаимодействия человека с другими людьми и предметами окружающей действительности посредством речевой деятельности.
Интерес к проблемам речевой коммуникации как в языкознании, так и в других науках не угасает и по сей день, что объясняется, в том числе, активными глобализационными процессами и бурным развитием информационных технологий и средств передачи информации. Человеческое общение (и как процесс, и как результат) продолжает оставаться объектом исследований лингвистов с различных точек зрения (аксиология: Н.Ф. Алефиренко, С.К. Гураль, Н.А. Сидорова, В.П. Синячкин; психолингвистика: И.А. Бубнова, Е.Г. Князева, В.В. Красных; этнокультурная лингвистика: Т.Г. Попова, И.А. Стернин, С.Г. Тер-Минасова; медиалингвистика: Т.Г. Добросклонская, Г.Я. Солганик; политическая лингвистика: Э.В. Будаев, А.П. Чудинов, Е.И. Шейгал и др.).
Развитие функционально-деятельностного подхода закрепило в понимании современных учёных то, что главное предназначение любого языка – обеспечивать социальное взаимодействие, «межличностное сопряжение – её высший смысл» [Иванов 2002: 138-139]. В связи с этим мы можем говорить не только о межличностной природе речевого общения, но и о междеятельностной её стороне.
Производство целенаправленного речевого высказывания непременно решает ту или иную задачу коммуникации, реализуемой в целях организации совместной деятельности адресанта и реципиента сообщения, и служит неким деятельностным фоном общения, детерминирующим и определяющим структуру их речевой деятельности в целом. В связи с этим, в данной работе под «коммуникативной (речевой) деятельностью» мы будем понимать «частную, отдельную форму (момент, аспект) глобальной жизнедеятельности человека, представляющую собой побуждаемую потребностью в знаковом согласовании деятельностей, целесообразную, соотносимую с действительностью, внутреннюю или внутреннюю и внешнюю активность, совершаемую в виде речепсихических действий и операций с использованием ресурсов естественного языка» [Князева 2000: 53].
Представляется, что каждый коммуникативный акт являет собой процесс установления соответствия между двумя деятельностями: речевая деятельность включается в систему более широкой деятельности для обеспечения её целостности и структурированности. В ходе межличностного общения коммуниканты изменяют свою деятельность (как речевую, так и неречевую) в строгом соответствии с деятельностями партнёра по интеракции: «перестраивается её интенсивность, нормативность, стандартность продукта деятельности вследствие осознанного или неосознанного стремления субъекта удовлетворить предполагаемому им в говорящем ожиданию понятности и преодолеть это ожидание: перестроить смысловые отношения, внести новые связи и оценки» [Сидорова 2010: 148].
Взаимное изменение деятельностей коммуникантов мыслится необходимым в связи с тем, что в процессе общения индивиды действуют, основываясь на своих личных мотивах. Для того чтобы реципиент почувствовал свою сопричастность к деятельности адресанта, процесс интеракции должен быть основан на неких координирующих элементах, в качестве которых могут выступать как точки совпадения (совместные знания, общие ценности, схожее эмоциональное состояние и др.), так и точки расхождения (отношений, мнений, например, в вербальной агрессии), которые соприкасаются в текстах коммуникантов, адресованных друг другу. Например: «Любой россиянин, заглянув в свой кошелёк, без труда придёт к нехитрому выводу, что никаких экономических предпосылок для роста стоимости жилья в стране, казалось бы, нет» [Ремнева 2019: 16]. (Здесь и далее в языковом материале сохранены орфография и пунктуация первоисточника – прим. автора)
Данным утверждением автор подчёркивает свою осведомлённость о финансовом положении «любого россиянина» и, как следствие, в его психоэмоциональном состоянии. Разделяя эти чувства, адресант входит в доверие к потенциальному реципиенту, подчёркивая, что, в отличие от автора, представители правительства не осознают проблем населения. Своим сообщением журналист резко противопоставляет народ и власть, рисуя образ врага (в основном средствами визуализации его портрета и характеристик), не углубляясь тем временем в фактическую и доказательную аргументацию. Это позволяет автору апеллировать в своём тексте к эмоциям реципиента, закрепляя тем самым необходимые когнитивные схемы в его восприятии.
Приведённый пример демонстрирует принципиальность учёта в ходе интеракции персональных характеристик коммуникантов. Инициатор и адресат неизбежно «входят в сущностную характеристику речевого произведения, они составляют органическое единство, не могут быть расчленимы … . Совокупность условий, определяющих формирование того или иного речевого произведения субъектом, и соответствующее восприятие его адресатом, включающее условие адекватности речевого воздействия на коммуниканта, составляют неразрывную целостность и сущность самой языковой коммуникации» [Колшанский 1984: 139].
Коммуникативные деятельности осуществляются участниками процесса общения на фоне определённых социальных ситуаций. В зависимости от предполагаемых характеристик адресата, целей адресанта и условий общения процесс коммуникации может быть официальным и неофициальным, равным и неравным, дружеским и фамильярным. Условия общения осознаются коммуникантами, и характер коммуникативной деятельности меняется в зависимости от их оценки, отношения к ситуации. Однако объективная реальность слишком объёмна, сложна и динамична для непосредственного восприятия. В целях продуктивной деятельности в данной среде индивиды создают её несколько упрощённое или же усложнённое (в зависимости от целей общения) ментальное отражение. «Чтобы люди могли путешествовать в мире, им необходимы карты... В связи с этим исследователь должен начинать с выявления взаимоотношений между местом действия, выработанным человеком образом этого места и отношением к этому образу, реализующемуся в условиях места действия» [Дейк 1989: 85].
Прагматические установки и ценностные предпочтения участников коммуникативной ситуации «информационная война»
Описание коммуникативно-прагматических условий осуществления процесса общения в рамках КС ИВ закономерно выводит на исследование особенностей взаимодействия её участников: адресанта и адресата, чьи прагматические, когнитивные и аксиологические характеристики, безусловно, предопределяют их речевые деятельности и дискурсивную практику, будучи ядерными элементами коммуникантов.
В КС ИВ авторами текстов зачастую выступают не только индивидуальные, но и коллективные субъекты. В создании текстов информационных войн в большинстве случаев участвует сразу несколько человек (очевидец события, заказчик, непосредственный автор или группа авторов, редактор и др.), которых Б. Латур в рамках теории о сетевой структуре общества определил как «актор-сеть» в связи с тем, что в своей совокупности они становятся новой формой субъекта, выполняющего сложный набор совместной деятельности [Latour 2005], что, безусловно, оказывает существенное влияние на коммуникативно-прагматические характеристики массового адресанта, а, следовательно, на процесс и результат речетворчества. Именно благодаря речемыслительной деятельности данного «сложного» адресанта информация воплощается в материальной форме текста и по этой же причине неизбежно становится интерпретированной (субъективной). Устранить данную включённость коммуникантов в текст принципиально невозможно, осуществимы лишь некоторые корректировки в зависимости от прагматических целей участников общения.
Кроме того, тексты КС ИВ направлены, в свою очередь, и на индивидуального читателя, и на группу лиц или массового адресата, под которым понимают «часть сообщества людей, конкретный сегмент массы текущих и потенциальных потребителей с выделением специфических признаков (демографических, психологических, социальных с учётом отношения к моде, престижным покупкам, жизненного тонуса и т.п.)» [Синяева 1998: 47]. Главной особенностью массовой аудитории является то, что её нельзя чётко разделить на социальные, образовательные, демографические, географические, политические и другие группы. В силу наличия множества оснований её дифференциации она не может быть представлена как однородная структура.
Л.Н. Федотова выделяет следующие особенности массовой аудитории как реципиента сообщений средств массовой коммуникации (СМК):
- сообщения СМК достигают миллионов людей одновременно или в пределах очень небольших временных отрезков;
- сообщения СМК адресуются аудитории как массе, совокупности людей, опираясь на объединяющий, а не разъединяющий их фактор;
- аудитория СМК расплывчата, устойчива только её ядерная часть;
- по содержанию массовая информация предназначена, как правило, не для профессионалов; - включенность аудитории в процесс общения со СМК не является обязательной [Федотова 2003: 40-41].
Однако, несмотря на то, что сообщение в рамках исследуемой нами коммуникативной ситуации направлено на массового реципиента, с точки зрения речемыслительного процесса оно воспринимается каждым отдельным адресатом как материальный знак и при этом исключительно индивидуально. В связи с этим для понимания природы речевого общения необходимо рассматривать коммуниканта не как абстрактного индивида, а как конкретную языковую личность, под которой Ю.Н. Караулов понимал «…любого носителя того или иного языка, охарактеризованного на основе анализа произведённых им текстов с точки зрения языка для отражения видения им окружающей действительности (картины мира) и для достижения определённых целей в этом мире» [Караулов 1997: 671]. К основным «уровням» языковой личности авторитетный лингвист относил: вербально-семантический, когнитивный, прагматический. Основываясь на данном подходе, мы полагаем, что к основным характеристикам участников общения следует относить их знания, ценности, опыт (как жизненный, так и речевой), а также прагматические цели и планы их реализации в конкретной коммуникативной ситуации.
Успех реализации интенций адресанта зависит от его предположений или знаний о том, насколько адекватно реципиент способен интерпретировать предлагаемые лингвистические и экстралингвистические коды, сможет и захочет ли он впоследствии изменить свою речевую и неречевую деятельности в соответствии с коммуникативно-заданным автором текста руководством к действию. В связи с этим»фактор адресата» становится определяющим в процессе формулирования сообщения, «реципиент информации рассматривается не как пассивное «что-то», продуцирующее ответные сигналы, а как оппонент, как равноправный субъект совместной деятельности, оценивающий текущий процесс со своих собственных позиций, решающим образом определяющий его дальнейший ход» [Общение. Текст. Высказывание 1989: 72]. Адресат непосредственно вовлечён в прагматическую ситуацию, так как от него требуется оценка коммуникативного смысла речевого акта и последующая ответная речевая и неречевая деятельность.
С точки зрения Г.Г. Кларка и Т.Б. Карлсона, истинными адресатами можно считать только таких, «которые являются признанными участниками и к которым говорящий обращается, то есть ведёт себя по отношению к ним таким образом, который заставляет предположить, что его слова предназначены специально для них и поэтому ответ ожидается в большей степени от них, чем от других признанных участников» [Кларк, Карлсон 1986: 295]. Автор текста использует речевые приёмы, предназначенные «для своих» читателей. Так, к примеру, успех употребления метафор зависит от того, принял ли адресант во внимание речевой опыт адресата, поскольку они не только являются выразительным приёмом в тексте, но и участвуют в постижении, восприятии и формировании мира. Приведём характерный пример:
«Тема очень интересная, но если бы я спросил, кто желает поехать в Заполярье и пообщаться с представителями уникальной фауны, наверное, не много бы таких нашлось, - сыронизировал губернатор Алтайского края Александр Карлин. - Туризм опирается на базовую инфраструктуру региона, и если мы хотим формировать туризм там, где этой базы нет, мы должны понимать, что нужно формировать не туристическую инфраструктуру, а базовую». В переводе это можно понимать так: вряд ли иностранные туристы валом поедут смотреть на северное сияние, оленей и экзотику малых народов, если ходить им придётся в дощатый уличный сортир [Ремнёва 2018: 21].
В данном примере автор цитирует официальное высказывание, подчёркивая сдержанный и рассудительный тон чиновника (минимальное количество эпитетов, сложная синтаксическая структура). Затем журналист решает «перевести» сухую речь политика на простой, более понятный для адресата язык. Своим комментарием автор практически не меняет смысловую составляющую цитаты, лишь сужает семантику безликого термина «базовая инфраструктура», заменяя его дисфемизмом, придающим тексту яркую эмоциональную окраску и упрощающим визуализацию референтной ситуации. Употребляя разговорные выражения, адресант пытается сблизиться с реципиентом и завоевать его доверие, играя на контрасте с отчуждённым тоном чиновника.
Любой текст ориентируется на определённого (конкретного или абстрактного) реципиента и его речевую деятельность. С точки зрения Е.А. Баженовой, роль автора «в тексте определяется коммуникатитвно-прагматической задачей «упаковать» политическую информацию так, чтобы она была адекватно воспринята адресатом» [Баженова 2012: 6].
Специфика лексико-семантических средств текстов информационных войн
В современных информационных войнах, ведущихся в коммуникативном пространстве, особое значение обретает языковое воплощение манипулятивных целей, идей, смыслов. Русский философ Н.А. Бердяев, размышляя о силе слова, утверждал: «Слова имеют огромную власть над нашей жизнью, власть магическую. Мы заколдованы словами и в значительной степени живём в их царстве. Слова действуют как самостоятельные силы, независимые от их содержания. Мы привыкли произносить слова и слушать слова, не отдавая себе отчёта в их реальном содержании и их реальном весе. Мы принимаем слова на веру и оказываем им безграничный кредит… Слова сами по себе воодушевляют и убивают. За словами идут массы. Всякая агитация в значительной степени основана на власти слов, на гипнозе слов. Привычная фразеология скрепляется с инстинктом масс. Демагоги хорошо знают, какие слова нужно употреблять» [Бердяев 2017: 162]. Современный дискурс информационных войн, разворачивающийся в политической сфере, очень схож с речами демагогов: сегодняшние политические деятели едва ли стремятся к выяснению истинного положения дел, достижению согласия между сторонами, а скорее хотят одержать единоличную победу любыми правдами и неправдами.
Исходя из размышления выдающегося мыслителя, мы можем отметить, что сила слов определяется не их непосредственным значением, зафиксированным теми или иными словарями, а, скорее, их использованием в речевой коммуникации, определённым различного рода внешними факторами. По мнению Ю.М. Лотмана, язык представляет собой некое семантическое пространство, границы которого размыты, а элементы обладают переходной природой [Лотман 2010].
«У ординарной языковой семантики, на уровне смысловых связей слов, их сочетаний и лексико-семантических отношений, ещё нет возможностей для проявления индивидуальности» [Сидорова 2010: 90]. Истинный смысл лингвистических средств передачи информации раскрывается исключительно в рамках каждой конкретной коммуникативной ситуации, в связи с этим в настоящее время отмечается особый интерес отечественных и зарубежных учёных к изучению взаимодействия между семантикой и прагматикой языка [Алефиренко 2005, Колшанский 1980, Сидоров 2010, Bach 2005, Cappelen 2005, Soames 2005].
В данной работе под «семантикой» мы понимаем «всё содержание, информацию, передаваемую языком или какой-либо единицей языка (словом, грамматической формой слова, словосочетанием, предложением)» [Степанов: URL]. Семантические отношения связывают объекты и явления действительности (образа реальности), которые в лингвистике принято называть «означаемым», и их «означающее», элементы языкового знака. «Семантические отношения - центральное языковое отношение между словесным знаком и предметом» [Сидоров 2013: 140].
В качестве рабочего определения «прагматики» мы воспользуемся дефиницией Ю.С. Степанова, который понимал её как «область знаний, касающуюся вопросов выбора языковых средств из наличного репертуара для наилучшего выражения мыслей, чувств; для наилучшего воздействия на слушающего или читающего» [Степанов 1981: 326].
Данные понятия непременно должны рассматриваться в функциональном единстве, так как лишь «в идеальном семантически организованном языке, где каждому объекту присвоено одно и только одно имя, причём каждый объект легко выделяем и каждый носитель знает все объекты и их имена, номинации как прагматической категории нет» [Глазков 2018: 270-271].
Прагматический и семантический компоненты текста находятся в иерархических отношениях, в которых прагматика определяет семантику. Семантическая репрезентация смысла текста способствует формированию у реципиента модели образа действительности, имеющейся у адресанта и необходимой для реализации его прагматических целей.
Словесная форма высказывания не является априорно определённой ни так называемой «объективной» ситуацией, ни ситуацией ментальной, и может варьироваться без видимых ограничений. При этом употребление тех или иных языковых средств не ограничивается какой-то единой категорией (лингвистикой, экстралингвистическими факторами, прагматикой или какой либо другой): «диалектическая природа языка пронизывает весь его механизм и требует поэтому учёта всех его противоречивых сторон» [Колшанский 1980: 12]. Процесс номинации объектов реальности в КС ИВ непосредственно связан с внешними прагматическими факторами (условия общения, референтная ситуация), внутренними прагматическими факторами (целями коммуникантов, их языковым опытом, психологическими и когнитивными характеристиками), характером отношений между коммуникантами, а также семантическим фактором (языковыми средствами обозначения и номинации объектов).
Языковой знак, будучи продуктом абстрагирующей деятельности человеческого познания, обладает абстрактной природой, что обусловливает возможность его употребления практически в бесконечном количестве вариаций высказываний, при условии, что «во всех этих высказываниях сохраняется основное свойство знака — в отчуждённой форме представлять саму реальную вещь (явление), в каких бы аспектах и ситуациях они ни раскрывались в коммуникативном акте» [Колшанский 1980: 9]. Однако в реальной коммуникации содержание вербальных актов непременно приобретают свойство конкретности, вследствие привязанности любого акта взаимодействия коммуникантов к конкретным условиям общения. Для наименования данного явления Э. Агрикола ввёл термин «дизамбигивация», обозначающий процесс установления значения языковой единицы через исследование обстоятельств (как лингвистических, так и экстралингвистических) её употребления [Agricola 1975: 72].
Так, автор текста статьи «Back to Basics. How to Make Right What Trump Gets Wrong» утверждает, что «the U.S. government at large is a government of amateurs» [Schake 2019: 41]. Однако читатель вне последующего контекста не может конкретизировать, в каком конкретно смысле адресант считает членов американского правительства «любителями» (по уровню или направлению профессиональной подготовки, наличию у них опыта и практических навыков работы в политической сфере или же по серьёзности их намерений и приверженности делу). Осознавая неоднозначность своего высказывания, журналист поясняет: «This means that even the least fit candidate can run for office and win, but it also helps Washington remain in sync with public opinion» [Schake 2019: 41]. Сконцентрировав внимание читателя на разъяснении значения слова «amateurs», адресант сообщения завуалированно поднимает вопрос недостаточности имеющихся критериев отбора членов правительства, тут же оправдывая кадровую политику стремлением быть ближе к народу.
Первостепенным для современной лингвистической науки является исследование не основного языкового значения, а того значения речевой единицы, которое она приобретает будучи реализованной в составе конкретного и отдельного коммуникативного акта (ситуации). Так, Ю.С. Степанов отмечал, что семантические свойства языковых средств, реализованные в широком и динамически развёртывающимся контексте, оказываются существенно иными, нежели их же свойства, рассматриваемые в изолированном виде или в узком контексте [Степанов 1981: 330].
Например, название текста статьи «Сваты и санитарные нормы», опубликованной в периодическом издании «Новое время страны» нацеливает читателя своими основными значениями используемых языковых единиц на рассказ о референтном событии, предположительно произошедшим между какими-то родственниками и тем или иным образом связанном с вопросами соблюдения чистоты и порядка. Однако в процессе развёртывания текста реципиент понимает, что речь идёт о многосерийном фильме украинского производства «Сваты». Значение словосочетания «санитарные нормы» также поясняется контекстуально: «Они до сих пор не поняли, что российская или пророссийская составляющая любой единицы культурного продукта – всё равно что токсины в любимых продуктах питания. Работа для российского рынка в наше время является вопиющим нарушением санитарных норм» [Кокотюха 2017: 51]. Таким образом, яркий и непонятный на первый взгляд заголовок статьи способствует привлечению внимания читателя и повышению запоминаемости главных идей текста.
Специфика употребления стилистических средств в условиях коммуникативной ситуации «информационная война»
Современные информационные войны, ведущиеся в политической сфере через СМИ, характеризуются высокой экспрессивностью текстов, под которой, вслед за В.Н. Гридиным, мы понимаем «свойство определённой совокупности языковых единиц, обеспечивающее их способность передавать субъективное отношение говорящего к содержанию или адресату речи, а также совокупность качеств речи или текста, организованных на основе таких языковых единиц» [Лингвистический энциклопедический словарь 2002: 591].
Язык текстов информационных войн как никакой другой характеризуется активным смешением функциональных стилей, что обусловлено спецификой и разнообразием характеристик массового адресата. Литературный язык является основой реализации задач общения в условиях КС ИВ, но зачастую авторы выходят за его рамки, задействуя и другие пласты национального языка. «Сливаясь в единый стилистический континуум и различаясь лишь степенью экспрессивности, оценочности» [Солганик 2015: 134], различные функциональные стили играют роль объединяющего фактора и обеспечивают возможность осуществления процесса коммуникации с массовым реципиентом.
Отражая наиболее характерные черты среднестатистического участника коммуникативного процесса, осуществляемого посредством печатных текстов СМИ, язык дискурса информационной войны «действует в направлении усреднённости языка, нивелируя, унифицируя индивидуальные стили, что соответствует современным процессам глобализации, интернационализации общества» [Солганик 2016: 27]. Данная специфика языка воздействующих текстов, направленных на массового адресата, дала основание академику Н.И. Конраду назвать язык СМИ «общим языком нации»: «В наши дни общим языком можно считать то, что именуется языком массовой коммуникации… В сфере массовой социальной и культурной коммуникации в настоящее время несомненно формируются новые черты языковой ситуации и прежде всего – в области семантической: в составе понятий и их связи» [Конрад 1970: VII].
Язык массовой коммуникации обогащает национальные языки своими прагматическими и когнитивными составляющими, развивая приёмы и средства осуществления речевой коммуникации. Так, тексты современных информационных войн, транслируемые СМИ сегодня характеризуются смешением стилистических пропорций и сочетанием контрастных средств речевой экспрессии. Критериями включения тех или иных стилистических приёмов служат как непосредственные качества речевой единицы (экспрессивность, оценочность, краткость, содержательность), так и социальные, политические, идеологические и другие установки участников коммуникации.
В манипулятивном коммуникативном пространстве КС ИВ эмоциональность текстов зачастую играет ведущую роль, в связи с тем, что данное свойство обладает высокой организующей или дезорганизующей силой. Эмоциональность, играя значительную роль в формировании смыслов, способна затруднить или же, напротив, облегчить понимание людьми друг друга, трансформируя буквальные семантические значения в процессе общения. При этом экспрессивные тексты КС ИВ, в виду своей импульсивности, не требуют осознанного осмысления при их восприятии.
В рамках КС ИВ стилистические средства выполняют свои манипулятивные функции, прежде всего, посредством смещения внимания реципиента с основных моментов на маловажные, непринципиальные с фактической точки зрения детали.
Так, тексты информационных войн, реализуемые в политической сфере посредством печатных массмедиа, характеризуются высоким содержанием ярких эпитетов, создающих «пёстрый лексический мир» [Солганик 2016: 29]. При этом необходимо отметить, что, в отличие от имени прилагательного в функции определения, эпитеты характеризуются существенным преобладанием их оценочного значения над непосредственно денотативным, что, по утверждению Л. Найдича, можно считать маркером ложности высказывания [Найдич 1995].
Лукашенко много сделал для своей страны и народа. Независимость Беларуси, сравнительно приличное положение неразворованно й экономики и сносный жизненный уровень существуют благодаря его жёсткому руководству и политической изолированности [Веллер 2020: 12].
В приведённом фрагменте текста употреблены имена прилагательные, обладающие яркими субъективно-оценочными свойствами, описывающими не природные свойства референта, а отношение к нему автора, которое, как он надеется, разделяет и потенциальный реципиент. Вследствие совпадения мнений участников коммуникации о происходящих событиях, реципиент охотнее станет воспринимать аргументацию адресанта, и неосознанно позволит ему управлять своей коммуникативной, а посредством неё, и некоммуникативной деятельностью.
Употребление автором эмоционально маркированных эпитетов (несущих в себе как позитивные, так и негативные коннотативные значения) оказывает мощное воздействие на ассоциативное мышление реципиента сообщения, так как влияние «на интенсивность эмоционального отношения, обусловливает восприятие информации под необходимым манипулятору углом зрения» [Звада 2018: 28].
The new president was impetuous, bottomlessly ignorant, almost chemically inattentive, while the bureaucrats were seasoned, shrewd, protective of themselves and their institutions [Packer 2020: 56]. (Новый президент был импульсивным, бесконечно невежественным, отталкивающим практически на химическом уровне, в то время как бюрократы были закоренелыми, хитрыми и беспокоящимися исключительно о себе и своей организации)
Череда негативных прилагательных может вызывать у реципиента сообщения эмоциональную неприязнь или даже отвращение по отношению к референтам, тем самым способствовать успешной реализации адресантом тактики демонстрации образа врага.
Другой стилистической фигурой, характерной для текстов КС ИВ, является антитеза, так как она позволяет адресанту выстроить оппозиционную модель «друг-враг»/ «свой-чужой».
«Реакция на фильм показывает переферийность мышления части общества, то, в каком замкнутом пространстве оно живёт. В целом это связано с отсталостью государство как такового: люди не жили в демократическом обществе, не познали традицию открытого обмена мнениями и отсутствие цензуры», - объясняет политолог Димаш Альжанов [Половинко 2020: 24].
В приведённом примере автор противопоставляет Казахстан и Узбекистан «демократическому обществу» в попытках убедить реципиента в необходимости трансформации ценностных, культурных и других норм данных стран ввиду их несоответствия современному обществу.
В виду того, что важной составляющей речевой реализации интенций автора являются стилистические приёмы, основанные на осуществлении когнитивных процессов, предполагающих соотнесение различных понятийных сфер, выбор адресантом тех или иных стилистических средств во многом определяется его представлениями о когнитивных возможностях предполагаемого реципиента: чем выше содержание имплицитной информации, тем более обширными должны быть общие предполагаемые знания участников процесса коммуникации.
Так, в попытках облегчить для реципиента сообщения процесс восприятия образов действительности, принадлежащих индивидуально авторской картине мира адресанта, показать действительность глазами говорящего, выстраивая схожие образы реальности у реципиента, в рамках информационного противоборства СМИ авторы зачастую прибегают к олицетворению - присваиванию неоживлённым предметам и антропоморфных и зооморфных характеристик:
This order is not a myth, as some allege, but a living, breathing framework that shapes much of international politics [Lind, Wohlforth 2019: 71]. (Этот порядок не миф, как некоторые заявляют, а живое, дышащее явление, которое в значительной степени влияет на международную политику.) -Придание свойств живой материи либеральному миропорядку, во-первых, создаёт яркий образ, доступный любому реципиенту, во-вторых, посредством визуализации усиливает его значимость и «действенность» в современных условиях.