Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Полимодальность конструирования событий в устном нарративе: исследование жестов в речи Денисова Валерия Алексеевна

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Денисова Валерия Алексеевна. Полимодальность конструирования событий в устном нарративе: исследование жестов в речи: диссертация ... кандидата Филологических наук: 10.02.19 / Денисова Валерия Алексеевна;[Место защиты: ФГБОУ ВО «Московский государственный лингвистический университет»], 2018

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Проблема взаимосвязи событийности и аспектуальности в лингвистике 10

1.1. Событие в лингвистике 10

1.1.1. Истоки лингвистической теории события: философия 10

1.1.2. Лингвистические описания события 14

1.1.3. Параметры события: от философии к лингвистике 19

1.2. Аспектуальность как языковая категория 25

1.2.1. Соотношение понятий аспект и вид 25

1.2.2. Видовая оппозиция в русском языке 28

1.3. Аспектуальные формы как отражение внутренней структуры события 32

1.3.1. Семантика аспектуальности: способы репрезентации структуры события 32

1.3.2. Предельность в основе событийных классификаций 37

1.4. Эмпирические исследования события и аспекта 46

1.4.1. Изучение событий в когнитивной психологии 47

1.4.2. Исследование роли жестов в полимодальном общении 51

1.4.3. Жестовые исследования аспектуальных характеристик события 56

Выводы к главе 1 59

Глава 2. Материал и методы исследования 62

2.1. Материал исследования: устные нарративы 62

2.2. Процедура получения материала для эмпирического исследования 70

2.3. Основные характеристики исследуемого материала 75

2.4. Выбор и анализ жестовых параметров 79

2.5 Разметка по функциональным типам жестов 88

Выводы к главе 2 92

Глава 3. Анализ конструирования событий в устном нарративе: вербальный и жестовый компоненты 94

3.1 Вербальное конструирование событий: количественный и качественный анализ глагольных форм 94

3.1.1. Анализ категорий времени и вида 95

3.1.2. Количественный и качественный анализ семантических глагольных групп 101

3.2. Невербальное конструирование событий: количественный и качественный анализ жестов 106

3.2.1. Количественный анализ жестовых форм 106

3.2.2. Факторы нарушения корреляции выражения предельности на вербальном и жестовом уровнях 109

3.2.3. Жестовые факторы 111

3.2.3.1. Репрезентация в жестах 111

3.2.3.2. Ассимиляция в жестах 114

3.2.3.3. Характер движения 117

3.2.4. Фактор профилирования 119

3.2.5. Лингво-прагматические факторы 122

3.2.5.1. Влияние частных видовых значений несовершенного вида 122

3.2.5.2. Влияние употребления глагола быть 124

3.2.5.3. Использование инфинитивных конструкций 127

3.2.5.4. Употребление исторического настоящего 130

Выводы к главе 3 132

Заключение 135

Список литературы 139

Введение к работе

Актуальность работы заключается в современной тенденции к изучению лингвистических категорий с когнитивных позиций, с одной стороны, и к исследованию естественной коммуникации как полимодального процесса, в котором взаимодействуют разные модусы коммуникации, – с другой. Данная тенденция проявляется в растущем интересе к взаимодействию речи и жестов в работах современных когнитивных лингвистов, которые всё чаще обращаются к разным языковым явлениям и единицам в их соотнесенности с жестовым поведением говорящих (например, к отрицанию, метафорическим выражениям, переходности, времени и др.). В то же время проблема соотношения жестовых характеристик с особенностями конструирования событий в разных языках только начинает разрабатываться. Исследование аспектуальности в языке и жестах проводилось в отдельных работах, главным образом, на материале английского, китайского, немецкого и испанского языков, в то время как славянские языки, в которых видовые разграничения представлены наиболее полно, с данных позиций практически не изучались.

Цель диссертационной работы заключается в выявлении взаимосвязи некоторых лексико-грамматических и прагматических характеристик языковых выражений и сопровождающих их жестов при описании событий в устных нарративах.

Цель диссертации определяет постановку и решение следующих задач:

  1. рассмотреть понятия событие и аспект в их взаимосвязи, обобщив разные лингвистические традиции;

  2. провести количественный и качественный анализ результатов эксперимента по производству устных нарративов с помощью программы ELAN, которая позволяет послойно выделять характеристики речи и жестов, синхронизируя их с видео;

  3. установить особенности корреляции между аспектуальными формами глаголов и разными типами жестов в устных нарративах;

4) выявить факторы, влияющие на данную корреляцию.
Гипотеза диссертации заключается в следующем: выражение

предельности события на языковом уровне коррелирует с выражением предельности на кинетическом (жестовом) уровне.

Материалом для исследования служат видеозаписи устных нарративов на русском языке, полученные в ходе эксперимента (36 испытуемых, 230 минут видео). На каждой видеозаписи представлены двое участников эксперимента, которые по очереди рассказывают друг другу о прошлых событиях, выбрав одну из предложенных тем. В связи с тем, что анализируемые нарративы посвящены повседневным событиям из жизни говорящих и являются спонтанными, мы рассматриваем их в качестве фрагментов естественной коммуникации.

Методологической базой данного исследования служат теория аспектуальности отечественных и зарубежных лингвистов А. В. Бондарко, В. В. Виноградова, Б. Комри, Ю. С. Маслова, Е. В. Падучевой, А. М. Пешковского, Е. В. Петрухиной, А. Мейе, Л. Янды и др.; событийные концепции Н. Д. Арутюновой, З. Вендлера, Ч. Дж. Веркюля, Д. Дэвидсона, О. К. Ирисхановой, У. Крофта, Х. Ж. Сасса, и др.; а также исследования роли жестов в речи С. Данкан, А. Кендона, Г. Е. Крейдлина, Д. МакНила, К. Мюллер, Ф. Парилл, А. Ченки и др.

Методика исследования основана на качественном и количественном анализе способов выражения предельности на языковом и кинетическом

(жестовом) уровнях. Проведенное в работе полимодальное исследование конструирования событий в устных нарративах включал в себя ряд методов и процедур. Устные нарративы, полученные в экспериментальных условиях, были затранскрибированы и проанализированы с помощью программы ELAN. В ходе анализа полученных данных применялись количественные методы, позволяющие установить корреляцию аспектуальных характеристик глаголов и предельности сопровождающих их жестов; качественный анализ контекстов употребления полимодальных комплексов «глагол + жест» применялся для выявления факторов, влияющих на данную корреляцию в устных нарративах.

Научная новизна работы заключается в том, что в диссертации впервые:

– конструирование событий в устных нарративах русского языка рассматривается с учетом жестовой составляющей;

– выявляется соотношение между аспектуальными свойствами глаголов, репрезентирующих прошлые события, и некоторыми характеристиками жестов (предельностью / непредельностью и репрезентативностью жестов);

– анализируется специфика корреляции глагольных форм и жестов в нарративе русского языка.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что исследование видовых характеристик глаголов в их взаимосвязи с характеристиками жестовых контуров позволяет уточнить природу аспектуальности как коммуникативного явления, а также выявить когнитивные механизмы в основе конструирования событий в речи. Способствуя дальнейшему развитию полимодального подхода к когнитивному анализу дискурса, работа вносит вклад в лингвосемиотику, когнитивную теорию событийности, а также в исследование устной коммуникации.

Практическая ценность диссертации заключается в возможности использовать результаты исследования в теоретических и практических курсах по общему языкознанию, лингвосемиотике, когнитивной лингвистике,

полимодальной коммуникации, а также на практических занятиях по преподаванию родного и иностранного языков.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Аспектуальность, рассматриваемая с когнитивных позиций в качестве
способа конструирования события как имеющего границу (предел), так и не
имеющего ее, носит кросс-модальный характер и в устных нарративах может
выражаться не только в грамматических формах глагола, но и в
сопровождающих их жестах.

2. Существует определенная соотнесенность между видо-временными
характеристиками глагольных форм и предельностью и непредельностью
жестов, характеризующихся наличием или отсутствием энергетического
импульса (предела) при его производстве.

3. В русском языке, в котором симметрия аспектуального
противопоставления глаголов не исключает асимметрии совершенного и
несовершенного вида, корреляция между аспектуальными характеристиками
глаголов и предельностью жестов не всегда является прямой.

  1. Нарушение прямой корреляции между выражением (не)предельности в глаголах и жестах в устных нарративах обусловлено рядом факторов, таких как: ассимиляция жестов, происходящая в определенных синтаксических, фонетических и прагматических условиях, профилирование характеристик события, не связанных с его предельностью, а также некоторые дискурсивные особенности устных неформальных повествований.

  2. Корреляция предельности в языковой и кинетической модальностях более очевидна в жестах с репрезентативной функцией, которые иконически изображают события, выраженные глаголом.

Апробация работы. Основные положения данной диссертации были представлены на заседаниях кафедры общего и сравнительного языкознания МГЛУ, на заседаниях Центра социокогнитивных исследований дискурса при МГЛУ в 2014–2017 годах. Результаты исследования обсуждались на следующих международных конференциях: «События в коммуникации и

когниции» в мае 2016 г. в МГЛУ (Москва, Россия), «VII Конференция международного сообщества исследования жестов» в июле 2016 г. в университете Новая Сорбонна (Париж, Франция), «Конференция по когнитивной лингвистике: Лингвистическое разнообразие и когнитивная лингвистика» в июле 2017 г. в университете Тарту (Тарту, Эстония), 60-ая научная конференция МФТИ в ноябре 2017 (Москва, Россия); а также на семинарах: Третий международный семинар «Намечая полимодальный диалог» (Mapping Multimodal Dialogue) в ноябре 2015 г. в университете Лилль 3 (Лилль, Франция), Международный семинар «Методы исследования полимодальной коммуникации» в октябре 2016 г. в МГЛУ (Москва, Россия), «Полимодальная коммуникация в языках и культурах» в октябре 2017 в МГЛУ (Москва, Россия) и на круглом столе «Антропоцентрическая парадигма в лингвистике: перспективные направления исследования» в октябре 2017 г. в МГЛУ (Москва, Россия).

Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы. В первой главе представлена теоретическая база диссертационной работы, связывающая понятия событие и аспектуальность, во второй – описываются материал и методы исследования, в третьей главе приводятся результаты количественного и качественного анализа данных. Заключение содержит основные результаты исследования, рекомендации к их практическому использованию, а также перспективы дальнейшего изучения проблемы.

Параметры события: от философии к лингвистике

Определяя событие, многие исследователи выделяют изменение в качестве его основной характеристики (Дж. Дукасс, Т. ван Дейк, В. З. Демьянков, Дж. Ким, К. Клилэнд, Л. Б. Ломбард, Ю. М. Лотман, Д. Шмид). В философии событие нередко определяется как изменение, происходящее в определенном пространственно-временном интервале, при этом изменение может происходить как в движении, так и в объекте. Так, Л. Ломбард, отождествляя события с изменениями, пишет о том, что изменением является «движение объекта с временным интервалом в пространстве» [Lombard 1986: 166], т. е. изменение, которое лежит в основе события, прежде всего, представляет движение некого объекта. Дж. Ким, в свою очередь, обращается к изменениям, происходящим в объектах. По его выражению, «большинство изменений являются изменениями в субстанции» [Kim 1976: 310], при этом под субстанцией в данном случае понимается не некая сущность, а объекты: «столы, стулья, атомы, живые существа, такие вещества, как вода и бронза и тому подобное» [там же: 310].

В философских работах также отмечается, что события можно разделить по признаку наличия / отсутствия изменения. Подобной позиции придерживается Дж. Ким, который подчеркивает, что события, в основе которых находится изменение, можно противопоставить состояниям (states). Аналогичным образом С. Дж. Дукаса указывает на то, что состояния представляют собой неизменности (unchanges) [Ducasse 1969]. В качестве примера состояний или неизменностей приводятся такие положения дел, как я вешу 70 кг или футбольный мяч круглый, т. е. состояния не являются динамичным, внутри состояний не происходит никаких изменений. Таким образом, при рассмотрении изменения в качестве основного параметра события, ученые приходят к идее о существовании бинарной оппозиции по параметру наличия / отсутствия динамики.

Данное философское противопоставление наследуется в лингвистику, где разрабатывается целый ряд событийных классификаций, в которых статичные события противопоставляются динамичным. В соответствии с этим делением строятся событийные глагольные классификации [Bennet, Partee 1972; Carlson 1981; Kenny 1963; Lyons 1977; Mourelatos 1981; Vendler 1957] (см. подробнее в разделе 1.3.2).

Аналогичные идеи находим в трудах когнитологов. Так, В. З. Демьянков называет события, характеризующиеся неизменностью, статичными, в то время как события, характеризующиеся наличием изменения, именуются динамичными. При этом В. З. Демьянков отмечает, что в динамичных и статичных событиях можно выделить подклассы в зависимости от характера изменения, которое может быть релевантным или нерелевантным для интерпретации текста. Исследователь приводит в качестве примера предложение Лампа горела на столе, которое, как кажется на первый взгляд, представляет статичное событие. Однако, как отмечает В. З. Демьянков, свет электрической лампы, в сущности, не является статичным, так как представляет собой тысячи кратковременных возгораний и затуханий. Следовательно, данное событие, с одной стороны, является динамичным, а с другой – интерпретатор текста, скорее, расценит ее как статичную [Демьянков 1983: 324–325].

Другой представитель когнитивного направления в лингвистике, Л. Талми, обращается к событиям-движениям (motion events), которые он определяет как перемещение объекта вдоль некоей траектории, и в качестве основных компонентов подобного события выделяет фигуру, фон и направление движения. О событиях-состояниях (или стативах), исследователь пишет, прежде всего, с позиций местоположения движущегося объекта [Talmy 2000]. Т. ван Дейк, работающий на пересечении социопрагматического и когнитивного направлений, также трактует изменение как основной параметр событийности. По мнению ученого, изменение – это отношение между созданными мирами или между положениями дел, с одной стороны, и операции, совершенные над ними – с другой стороны. При этом «изменение подразумевает различие между состояниями мира и ситуациями, что впоследствии требует распределения миров во временном порядке» [van Dijk 1977: 168]. Т. ван Дейк моделирует события, учитывая наличие изменения в мире на том или ином отрезке времени. Важно, что подобные событийные модели могут содержать указание на начальную и конечную точку события, что значимо при рассмотрении взаимосвязи между событийностью и аспектом.

В целом, лингвисты и философы рассматривают событие как некое изменение. Интерпретация изменения зависит от подхода, которого придерживается тот или иной автор, однако следует отметить, что многие ученые разграничивают статичные и динамичные события в зависимости от характера рассматриваемого изменения. При этом большинство исследователей разделяют мнение о том, что изменение происходит в пространстве и на определенном отрезке времени, и, следовательно, помимо изменения, в качестве основных событийных параметров выделяются время и пространство.

Несмотря на то, что большинство философов, а вслед за ними и лингвистов полагают, что события происходят на определенном пространственно-временном отрезке, существуют различные взгляды на статус события в хронотопном континууме. Так, Д. Дэвидсон отмечает, что событие, являясь изменением в субстанции, всегда происходит там, где есть субстанция, которая, в свою очередь, существует лишь в реальном мире [Davidson 1980: 124–125]. К. Клиланд придерживается несколько иной точки зрения и указывает на то, что фазы, выражающие события, хотя и являются частью реальности так же, как и физические объекты, по-разному воспринимаются в пространстве, в связи с чем исследователь пишет об индивидуализации событий. К. Клиланд подчеркивает, что «события могут происходить в одном и том же месте и в одно и то же время», однако расцениваться как раздельные сущности. Он также отмечает, что некоторые события могут носить прерывистый характер в хронотопном пространстве [Cleland 1991: 251]. Интересно, что в философских работах З. Вендлера, в которых также на первый план выходит категория времени, событие анализируется в тесной связи с языковой семантикой и определяется как семантическая сущность с темпоральными характеристиками [Vendler 1967].

Вслед за философами лингвисты также выделяют пространственно-временной параметр как одно из базовых свойств события. Н. Д. Арутюнова, работы которой находятся на стыке философии и лингвистики, указывает на то, что произошедшие события имеют определенную дату, т. е. местоположение на временной оси. Она также пишет о пространственном параметре, который, однако, не всегда проявляет себя. По ее мнению, локализация на пространственной оси свойственна не всем событиям, поскольку в некоторых контекстах информация о том, где происходило то или иное событие, отсутствует в силу того, что она не столь важна для говорящих [Арутюнова 1988]. Внимание лингвистов к временному параметру приводит к разграничению прерывистых и непрерывных событий. В частности, Т. ван Дейк, подчеркивая особое значение времени для события, пишет о сложных, или комплексных, событиях (compound events), разделяя их на две группы: непрерывные (continuous) и прерывающиеся (discontinuous). Таким образом, исследователь отмечает, что событие может по-разному протекать во времени и приводит следующий пример: crashing является непрерывным событием, состоящим из двух событий moving и breaking, происходящих последовательно, а событие thunder – прерывающимся, так как между событиями, входящими в состав thunder есть интервал [van Dijk 1977: 169–170].

Помимо вышеперечисленных параметров ряд ученых выделяют параметр социальной значимости. Такой взгляд на событие преобладает в отечественной теории события. Так, Н. Д. Арутюнова пишет, что наиболее важный параметр события – это локализация «в некой человеческой (индивидуальной или общественной) сфере, определяющей ту систему отношений, в которую оно входит» [Арутюнова 1988: 172]. Одно и то же событие может восприниматься его участниками с разной степенью важности, а также может по-разному оцениваться. Исследователь приводит в качестве примера посещение лагеря родителями, которое, с одной стороны, является счастливым событием для детей, а с другой доставляет работникам лагеря много хлопот [там же: 171–172].

Социальный параметр события тесно связан с оценочными признаками его значимости: «Это – веха а иногда и поворотный пункт на жизненном пути. Это зарубка на шкале жизненных уровней, отмечающая высоту взлета и глубину падения» [Арутюнова 1988: 172]. Признак значимости выделяет и В. Руднев: «Для того чтобы происходящее могло стать событием, оно должно стать для личности-носителя сознания чем-то из ряда вон выходящим, более или менее значительно меняющим его поведение либо в масштабе всей жизни, либо какой-то ее части» [Руднев 1992: 27]. Опираясь на идеи Н. Д. Арутюновой, В. Руднева и др. О . К. Ирисханова предлагает социально значимое определение события как «целостного фрагмента картины мира, отражающего локализованное во времени и в пространстве изменение, важность и уникальность которого отмечены социумом и индивидом» [Ирисханова 1997: 6].

Материал исследования: устные нарративы

В данном разделе рассматривается понятие нарратива, а также некоторые особенности этого типа дискурса. В нашей работе устные нарративы служат основным материалом. Специфика устных нарративов, в свою очередь, оказывает влияние на языковое и жестовое поведение участников эксперимента.

До середины XX в. лингвисты в основном изучали свойства письменных нарративов. Нарратив нередко признается прототипическим типом дискурса, который существует в различных формах и применяется в различных сферах деятельности.

Как отмечает Р. Барт, помимо устной и письменной речи, компонентами нарратива могут выступать жесты, статичные или динамичные картинки, а также конфигурации этих компонентов. Нарративы также можно найти в «мифах, легендах, баснях, сказках, новеллах, эпопеях, историях, трагедиях, драмах, комедиях, пантомимах, картинах, витражах, кино, местных новостях, разговорах» [Барт 1987: 387]. Разнообразие форм и сфер деятельности, в которых применяется нарратив, создает благоприятную почву для исследований, проводимых в рамках различных наук: лингвистики, психологии, социологии, политологии, истории.

В лингвистике существует давняя традиция изучения письменных нарративов, однако с середины XX в. ученые стали использовать в качестве материала и устные нарративы. Письменная и устная традиция нередко противопоставляются по различным признакам, что осложняет вопрос об определении сущности нарратива, поскольку его дефиниция должна быть единой для всех типов и форм существования.

Важнейшей категорией при определении данного термина является событийность. Понятие событие появляется практически во всех определениях нарратива. Так, например, М. Тулан пишет, что нарратив – это «последовательность упорядоченно связанных друг с другом событий» [Toolan 1988: 7]. В дефиниции нарратива, представленной в «Словаре нарратологии», событие также предстает в качестве основного компонента нарратива, который определяется как «репрезентация (как продукт и процесс, объект и акт, структура и структурализация) одного или нескольких реальных или вымышленных событий, рассказанных одним, двумя или несколькими (более или менее очевидными) нарраторами» [Prince 2003: 58]. Аналогичную идею находим и в работе Ж. Женетта, который в качестве базовой дефиниции приводит определение нарратива как «репрезентации события или последовательности событий» [Genette 1982: 127].

Об особой роли события в нарративе пишет и Д. Шмид, давая следующее определение нарративным текстам: «нарративными, в структуралистском смысле, являются произведения, которые излагают историю, в которых изображается событие» [Шмид 2003: 10]. Автор, так же как и Ж. Женетт, пишет об особой роли изменения и определяет событие как «некое изменение исходной ситуации» [там же: 10], выделяя ряд условий, необходимых для того, чтобы текст можно было назвать нарративным. По мнению Д. Шмита, текст может быть более или менее событийным в зависимости от пяти критериев: релевантности изменения, его непредсказуемости, консекутивности, необратимости и повторяемости [там же]. О степени нарративности пишет и Дж. Принс, который говорит о том, что термин нарратив употребляется слишком широко. Согласно автору, следует разделять степень нарративности романа Д. П. Сартра «Тошнота», романа А. Дюма «Три мушкетера», предложения Жанет закрыла окно и рекламы в супермаркете. Исследователь отмечает, что высокая степень нарративности предполагает, что текст является автономным, цельным, а также может включать в себя конфликт [Prince 1999: 45].

Идея о том, что текст может быть более или менее нарративным, содержится в работах многих авторов [Genette 1982; Labov 1972; White 1980]. Нарратив представляется как цельный конструкт, связный текст, в котором присутствует некий конфликт. Как отмечает У. Лабов, изучающий преимущественно устные повествования, нарратив, который оставляет за собой вопрос «И что дальше?», является нецелесообразным, поскольку его цель всегда должна быть ясна слушающему [Labov 1972: 366].

Ж. Женет предлагает понятие минимальный нарратив, который представляет собой любое событие или действие, поскольку в данном случае происходит некое изменение, т. е. переход от одного состояния к другому, чего, по мнению автора, достаточно для минимального нарратива [Genette 1983: 18]. Подобная трактовка включает в себя широкий диапазон контекстов, однако в данной работе мы рассматриваем нарратив как цельный сложный конструкт и обращаемся прежде всего к устным нарративам.

Поскольку в устных нарративах личность нарратора играет особую роль, они часто выступают в качестве материала в широком спектре гуманитарных наук. С их помощью можно провести более глубокий анализ на различных уровнях, что позволяет дать более четкую оценку психическому состоянию говорящего. Данное свойство устного нарратива позволяет проводить исследования не только в рамках лингвистики, но и психологии, психиатрии, социологии, криминологии и истории.

Так, например, Л. Додд исследует устные нарративы очевидцев бомбардировок во Франции во время Второй мировой войны и определяет скрытые показатели, указывающие на перенесенную говорящим психологическую травму [Dodd 2013]. Примером работы из области психиатрии может служить работа П. Пирса и др., в которой ученые показывают преимущества использования устных нарративов в качестве материала при выявлении нарушений речи у детей [Pearce et al. 2014]. Р. Дилмон и У. Тимор в одной из своих работ рассматривают устные нарративы осужденных и выявляют стратегии и приемы, с помощью которых убийцы пытаются создать более положительное представление о себе, позиционируя себя как «святых», а своих жертв как «ведьм» [Dilmon, Timor 2014]. Таким образом, в гуманитарных науках и в психиатрии устные нарративы рассматриваются, прежде всего, в связи с личностью нарратора.

В лингвистике устные нарративы ложатся в основу множества исследований в различных направлениях. Несмотря то, что устные нарративы предлагают обширный материал для разделов лингвистики, находящихся на стыке с социологией и психологий, ряд исследований ориентирован на чисто языковые компоненты. Так, например, Н. Р. Норрик на базе устных нарративов изучает показатели устной речи и рассматривает дискурсивные маркеры well и but в английском языке, а также их роль в конструировании устных нарративов [Norrick 2001].

Другой ученый, Д. Шиффрин, в одной из своих работ говорит о том, каким образом в устных нарративах используется категория времени, как говорящий переключается с одного времени на другое, а также о роли и месте исторического настоящего в системе нарратива [Schiffrin 1981]. В целом, Д. Шиффрин исследует целый ряд проблем на базе устных нарративов и рассматривает вопросы прагматики, социолингвистики и анализа дискурса [Schiffrin 1996, 2001, 2002] В работе У. Лабова, материалом для которой также служили устные нарративы, определяется ряд языковых черт, присущих афроамериканскому английскому. Исследователь пишет об особенностях лексики, грамматики, а также произношения афроамериканцев как об особой системе, содержащей свои нормы.

Однако У. Лабов не ограничивается изучением компонентов афроамериканского английского: в его работе проводится более общий анализ структуры устных нарративов и его социолингвистический характеристик [Labov 1972]. Изучая устные нарративы, исследователи также обращаются к их структурным компонентам, которые несколько отличаются от компонентов, традиционно выделяемых в рамках письменных нарративов. Письменные нарративы рассматривались в течение многих веков, и на сегодняшний день существует немало работ, посвященных анализу их структуры. Упоминание о письменных нарративах находим еще в трудах Аристотеля, который выделяет в них завязку, кульминацию и развязку.

К XX в. подход к изучению структуры письменного нарратива стал более сложным и разнообразным. Так, В. Пропп разделяет понятия фабула, под которой он понимает события, изложенные в тексте, и сюжет, т. е. технику, используемую автором для передачи событий [Пропп 1928]. Подобное разделение сегодня стало традиционным. Рассматривая волшебные сказки в связи со структурой нарратива, В. Пропп выделяет типы героев согласно выполняемой ими роли, а также их функции в нарративе. Эти функции, в сущности, включают в себя те действия, которые разрушают первоначальное состояние равновесия [Пропп 1928]. Позже А. Ж. Греймас объединяет некоторые функции, выделенные В. Проппом, получая всего пять основных, и создает собственную классификацию персонажей и схему их взаимодействия [Греймас 2004].

Количественный и качественный анализ семантических глагольных групп

Ученые отмечают, тип дискурса обусловливает лексические и грамматические особенности употребляемых говорящими единиц и конструкций. В устных нарративах, посвященных событиям из прошлого опыта, семантика глаголов, как правило, отражает различные аспекты повседневных происшествий: физические действия и передвижения в пространстве, эмоциональные, физические и ментальные состояния.

В таблице 5 представлены наиболее часто встречаемые в нашем корпусе семантические группы глаголов. При выделении данных групп мы опираемся на семантическую классификацию глаголов, предложенную Д. Э. Розенталем и М.А. Теленковой [Розенталь, Теленкова 1976].

В ходе анализа глаголов мы уточнили классификацию Д. Э. Розенталя и М. А. Теленковой, выделив в отдельную группу глаголы чувственного восприятия, поскольку в нашем корпусе они относятся к одной из наиболее часто употребляемых групп.

Самую частотную и разнообразную группу составили глаголы движения: ехать, ходить, бежать, гулять и др. Среди них наиболее распространенным оказался глагол несовершенного вида ехать и образованные от него глаголы совершенного вида с приставками. В корпусе находим 73 употребления данного глагола с различными приставками.

Вторая по частотности группа включает в себя глаголы конкретных физических действий. Данная семантическая группа отличается разнообразием; среди входящих в нее глаголов наиболее частотным является глагол делать (48 употреблений) и его форма совершенного вида сделать (46 употреблений). Глаголы этой группы встречаются преимущественно в тех частях нарративов, которые, согласно У. Лабову [Labov 1972], носят названия введение и усложнение, поскольку они описывают динамические события, о которых обычно идет речь в данной части устного нарратива.

Глаголы мыслительных операций также составляют семантическое поле, в которое входит ряд частотных единиц: думать (49 употреблений), помнить (23 употребления), понять (18 употреблений), понимать (39 употреблений), казаться (30 употреблений) и глагол знать, который является наиболее частотным в данной группе (120 случаев употребления). Согласно У. Лабову [Labov 1972], глаголы данной группы присутствуют преимущественно в тех частях нарратива, которые выражают оценку, например: я думаю, что это пошло на пользу…; кажется, что никто тебя не понимает; можно знать хорошо. Глагол думать часто встречается во вводной части: я думаю, что я расскажу о…. Глагол знать, в свою очередь, встречается не только в оценочных фрагментах нарратива, но и в усложнении, при передаче основных событий, которым посвящен нарратив: я не знала английского.

Для детализации повествования применяется также глагол думать: мы думали, что это японский ресторан. Участники эксперимента также использовали глагол понимать, особенно при обращении к собеседнику (Понимаешь?).

Глаголы речи также составляют довольно частотное семантическое поле. Большинство глаголов из данной группы встречаются в усложнении: говорить (49 употреблений), сказать (42 употребления). Глагол рассказать (24 употребления) находится, главным образом, во введении, так как многие участники эксперимента начинали нарративы с помощью вводной фразы я расскажу о….

Следует также отметить глаголы бытия, существования. Наиболее частотный глагол не только в данной группе, но и в корпусе в целом – это лексема быть, имеющая разные значения. Данный глагол насчитывает 449 употреблений, из которых 11 приходится на настоящее время, 26 – на инфинитивные формы, 38 – на будущее время и 374 – на прошедшее время. Подобное распределение форм глагола объясняется изначально заданными условиями эксперимента, типом дискурса (спонтанный неформальный нарратив), а также тем фактом, что в русском языке глагол быть в настоящем времени обычно опускается. Благодаря разнообразию значений, глагол быть используется на различных этапах устного нарратива, например, в ориентации (недавно я была в Санкт-Петербурге; я там была этим летом); в осложнении (у нее в руке был тугой воздушный шарик); в оценке (это было очень забавно; это было так ужасно; у них не было шансов); в коде (в Лондоне все-таки будет больше таких домов).

Поскольку семантика видовых глагольных форм в русском языке зависит в значительной степени от их морфологической структуры, особое внимание мы уделяли аффиксам. В первую очередь, рассмотрим наиболее частотные для нашего корпуса префиксы. Так, например, префиксы при- и у-, которые имеют противоположные пространственные значения, часто встречаются в составе глаголов движения: при- обозначает приближение (прийти, приходить, приехать, приезжать), в то время как приставка у- придает глаголу движения значение отдаления (уйти, уходить, уезжать, уехать). Приставка при- также имеет значение незаконченного действия (приболеть), присоединения и добавления (приклеить, приписать). Приставка по-, в свою очередь, имеет значение начала действия (поехать), а также значение «делать что-то в течение короткого периода» (погулять). В целом, приставки, влияя на лексическое значение глагола, нередко привносят добавочное значение предела, профилируя начальную и / или конечную границу события в пространственно-временном континууме. Более того, особенности значений, которые приставки придают глаголам, могут выражаться и в жестах [Гришина 2013 (б)].

В ходе анализа мы также рассмотрели распределение указанных семантических групп по временным формам. Отметим, что в будущем времени наиболее часто встречаются глаголы рассказать и выбирать, что особенно актуально для введения (я расскажу о..; я выберу пункт…). В настоящем времени преимущественно употребляются глаголы ментальных операций, указывающие на мнения говорящих, глаголы, выражающие их отношение к описываемым событиям или более общим явлениям. В прошедшем времени, в основном, используются глаголы конкретных физических действий и глаголы движения, поскольку с их помощью передается суть прошлых событий, о которых идет речь в нарративе.

Таким образом, с точки зрения семантики исследуемые нами глаголы не являются разнообразными, что объясняется особенностями устного спонтанного дискурса, который в повседневном неформальном общении не обнаруживает той лексическо-грамматической вариативности, которая свойственна другим типам дискурсивной деятельности, особенно художественному дискурсу. Наиболее типичными для собранного нами нарративного корпуса стали глаголы движения, конкретных физических действий, мыслительных операций, речи, а также бытия и существования (в частности, глагол быть).

В настоящем разделе мы рассмотрели семантические группы глаголов, наиболее часто встречаемых в устном нарративном корпусе, их распределение по этапам развертывания нарратива (по У. Лабову), их временные и некоторые морфологические характеристики, связанные с семантикой предельности. В следующем разделе мы обратимся к анализу используемых участниками эксперимента жестов, а также к их корреляции с глагольными формами.

Влияние употребления глагола быть

В данном разделе мы обратимся ко второму лингво-прагматическому фактору, связанному с функционированием глагола быть, который стал наиболее частотным глаголом в нашем корпусе в силу прагматических особенностей неформальной устной речи, изобилующей глаголами-связками. Следует отметить, что традиционно данный глагол фиксируется в словарях как глагол несовершенного вида, однако, как пишут ученые, видовая принадлежность глагола быть является неоднозначным вопросом [Падучева 2015 (а, б)].

Кроме того, глагол быть может употребляться не только в роли связки, но и в общефактическом двунаправленном частном значении несовершенного вида, т. е. подразумевать достижение предела. Подобное значение проявляется в тех случаях, когда глагол быть употребляется для локализации предельного события (мы были в Таиланде).

Анализируемый глагол встречается в нашем корпусе 449 раз, из них 108 раз с жестами. Распределение (не)предельности в жестах, синхронизированных во времени с данным глаголом, приблизительно одинаковое, однако предельные жесты коррелируют с данным глаголом немного реже, чем непредельные (см. диаграмму 8).

В целом, такой феномен обусловлен тем, что данный глагол имеет различные функции, выступая в роли связки или бытийного глагола, однако в ряде случаев он не проявляет признаков процессуальности и подразумевает наличие предела.

Проиллюстрируем данное явление несколькими примерами. Одна из участниц эксперимента, рассказывая о своем путешествии, при указании на местонахождение произносит фразу Я была там этим летом. Жест, синхронизированный с глаголом быть, в данном случае является предельным: участница эксперимента поднимает и опускает левую руку ладонью вверх с сильным энергетическим импульсом (см. рис. 28).

В корпусе обнаружено 24 случая употребления глагола быть в значении локализации. В большинстве подобных случаев (17 из 24) глагол быть синхронизирован с предельным жестом.

В аналогичных случаях в силу вступает общефактическое двунаправленное значение, указывающее на предел. Наличие границы подчеркивается и на кинетическом уровне.

Кроме того, в ряде случаев предложения с глаголом быть могут указывать на результат, как, например, в предложении Мой паспорт был у меня уже на руках. Глагол быть употребляется также в результативных конструкциях (глагол быть + краткое причастие прошедшего времени), например, был доволен, был оформлен. В подобных случаях на первый план выходит предельность процесса или действия, подчеркиваемая наличием результата, что отражается в предельности жеста.

В связи с этим следует отметить, что существующие результативные и нерезультативные или антирезультативные конструкции / состояния не всегда совпадают с разграничением между совершенным и несовершенным видом. Результативные конструкции отражают результативную стадию процесса (машина сломана), в то время как нерезультативные конструкции не отражают достижение результата (он чуть не упал). В русском языке антирезультативные конструкции часто формируются с помощью вспомогательного глагола быть в прошедшем времени и краткого причастия прошедшего времени (я была разочарована) [Недляков 1983; Плунгян 1989, 2001 (а)]. Жесты, синхронизированные с подобными конструкциями, имеют также прагматическую направленность, поскольку они подчеркивают наличие или отсутствие результата.

Наиболее распространенное в нашем корпусе значение глагола быть – экзистенциальное, как, например, в предложении У меня было такое чувство. Жест, синхронизированный с глаголом быть является предельным, и представляет собой движение ладонью от себя, а затем к себе (см. рис. 29). Когда речь идет о подобных событиях, предельность, так же как и процессуальность, находятся вне фокуса, что является актуальным не только для вербального, но и для кинетического уровня.

В связи с тем, что мы наносили разметку для всех глаголов, синхронизированных с жестами, в нашем корпусе анализу подвергся также глагол быть в составе различных грамматических форм, например, в аналитических формах будущего времени для глаголов несовершенного вида (что мы будем дарить), а также в конструкциях с модальными словами должен, нужно, надо и др. (нужно было не попасться). В подобных конструкциях предельность или ее отсутствие в событии зависит от видо-временной формы инфинитива.

Вопрос об инфинитивных конструкциях будет более подробно рассмотрен в следующем разделе, в котором мы обратимся к сочетаниям различных глаголов с инфинитивами.