Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретико-методологические аспекты исследования политического медиадискурса 29
1.1. Медиа и медиадискурс как явления в жизни современного общества: эволюция взглядов и измерений 29
1.2. Смежные с исследованиями медиадискурса научные парадигмы 43
1.3. Некоторые методологические аспекты исследования медиадискурса на современном этапе развития социогуманитарного знания: дискурсивный подход 60
1.3.1. Операционализация ключевых понятий 60
1.3.2. Дискурс как объект междисциплинарного изучения 61
1.3.3. Дискурс как феномен 68
1.3.4. Экскурс в историю медиаисследований и понятия «медийный дискурс» 72
1.3.5. Операционализация понятий «политический дискурс» и «политический медиадискурс» 85
1.4. Анализ дискурса как раздел лингвистики и как междисциплинарная область знания 87
1.4.1. Междисциплинарная методология с привлечением критического дискурс-анализа (КДА), новых смежных направлений (мультимодальный анализ, корпусная лингвистика) и контент-анализ Дискурсивное направление в работах М. Фуко и М. Пешё 91
1.4.2. Социальная семиотика в системе современных зарубежных дискурс-подходов. Эволюция взглядов 96
1.4.3. Лингвистика М. Халлидея и социокогнитивная модель 106
1.4.4. Теории критического дискурс-анализа Н. Фэркло и дискурсивного конструирования Р. Водак и М. Рейсиглу 109
1.4.5. Контент-анализ как эмпирическая методика верификации данных 120
Выводы по Главе 1 127
Глава 2. Китайский политический медиадискурс: стратегия исследования, характеристики и структура 135
2.1. Стратегия исследования китайского политического медиадискурса: история и характеристики медиаиндустрии Китая, некоторые индексные оценки 135
2.1.1. Характеристики медиасферы КНР периода 2013–2019 гг. 152
2.1.2. Недостатки китайской медиасистемы 154
2.2. Методология исследования, характеристики китайских медиаканалов и выборка медиатекстов 174
2.3. Китайский политический медиадискурс: базовые характеристики и структура 197
2.3.1. Методики контент-анализа и мультимодального анализа доминирующей медиаповестки 2013-2019 гг 198
Выводы по Главе 2 225
Глава 3. Лингвистический анализ и дискурсивные практики китайского политического медиадискурса 238
3.1. Китайский политический медиадискурс с точки зрения языковой организации 239
3.2. Языковая специфика китайского политического медиадискурса 250
3.2.1. Языковое измерение внутриполитических и внешнеполитических приоритетов КНР 250
3.2.2. Тематика постсоветского и российского политического пространства: специфика языковой организации 257
3.2.3. Способы выражения эмотивности в китайских медиатекстах 259
3.3. Дискурсивные практики китайского политического дискурса 285
3.3.1. Стратегия дискредитации как дискурсивная практика китайских медиа 285
3.3.2. Потенциал верифицирующих методик с использованием современных компьютерных программ при проведении контент-анализа КПМ 326
Выводы по Главе 3 335
Заключение 341
Список сокращений и условных обозначений 362
- Медиа и медиадискурс как явления в жизни современного общества: эволюция взглядов и измерений
- Стратегия исследования китайского политического медиадискурса: история и характеристики медиаиндустрии Китая, некоторые индексные оценки
- Китайский политический медиадискурс с точки зрения языковой организации
- Потенциал верифицирующих методик с использованием современных компьютерных программ при проведении контент-анализа КПМ
Медиа и медиадискурс как явления в жизни современного общества: эволюция взглядов и измерений
За последние два десятилетия современные информационно коммуникационные технологии (далее – ИКТ) в развитых и развивающихся странах совершили качественный скачок в своем развитии. Современное общество можно охарактеризовать как общество, которое существует и функционирует в рамках постоянно изменяющихся процессов глобализации и деглобализации, а также становления уникального информационного пространства и общества, «идущими» параллельно c медиатизацией коммуникаций. Можно утверждать, что в мире формируется новый международный информационный порядок, при котором каждое государство развивает собственную концепцию информационной политики.
Проблематика и научное поле современных международных конференций по лингвистике, медиа, медиакоммуникациям и международным отношениям все больше связываются с новой терминологией, транслитерированной с английского языка: киберпространство, киберпреступление, медиаконтент, инфотэймент (сложное переплетение информирования и развлечения); цифровая революция, «цифровой разрыв», информационное или цифровое неравенство, информационный и культурный империализм, информационное преобладание, «цифровой обман», цифровой след, информационное сопровождение и партнерство, «информационный сепаратизм», облачные технологии и облачный компьютинг, digital-медиа и digital-среда, digital активизм, медиа-агенты, медиадавление, медиариски и медиаугрозы, экология медиасреды, медиаэкология и медиаграмотность, хэштэги, хайпы и хейтеры, INT-технологии и ИКТ (информационно-коммуникационные технологии) и информационно-коммуникативное противоборство, информационная война, коммерциализация ИКТ, гонка ИКТ-вооружений [Колокольцева, Лутовинова, 2014; Вирен, 2013; Роговский, 2014; Бушев, 2016; Баркович, 2017] и др.
Вместе с тем западные ученые развивают исследования по таким проблемам, как Digital Nationalism and Populism, Digital Parties, Digital Solidarity, Smart Cities, Cyber Activism and Digital Activism, New Media Landscape, Digital Ethnography – в то время как российский научный дискурс не определился с данными понятиями и не ввел их в свой научный терминологический оборот. Западными учеными также активно разрабатывается проблемное поле, связанное с большими данными, искусственным интеллектом и слежкой за пользователями в Интернете (Big Data, AI, and Surveillance). Вышеперечисленная терминология не унифицирована и не означает принадлежности к какой-то одной научной парадигме.
«Политологи выделяют контент политических коммуникаций, подчеркивая, что коммуникации – это всего лишь один из множества инструментов воздействия, указывая при этом на «семантический анализ текстов и формируемые ими дискурсы социально-политических отношений» [Шевченко, 2015, с. 112–122]. Исследовательский интерес политологов находится в плоскости проблем встроенности СМИ в механизм взаимодействия общества и власти. Термин «медиатизация» ввел английский ученый Дж. Томпсон в работе “The Media and Modernity: A Social Theory of the Media” [Thompson, 1995]. «Термин «медиатизация» Дж. Томпсон употребляет, рассматривая СМИ как социальный институт, формирующий стереотипы поведения людей в обществе и превращающий политику в некую совокупность сконструированных идей, знаков и символов информационного потока. Впервые термин «медиакратия» вводит немецкий ученый Т. Мейер [Meyer, 2002], утверждающий, что средства массовой информации, обладая всеми механизмами манипулирования общественным мнением, становятся всесильными, превращаясь в четвертую власть. С точки зрения Т. Мейера, все процессы, происходящие в рамках политической системы, подчинены интересам СМИ. Позже данная трактовка подверглась критике со стороны ряда исследователей, которые попытались доказать, что медиа являются лишь орудием в руках власть имущих, а потому реализуют не свою волю, а директивы сверху» [Лобанова, 2018].
«По Мейеру, медиакратия в сравнении с «четвертой властью» (медиадемократией) означает гораздо больше, чем просто отмену части слова «демос» (народ), а именно – лишение возможности для самоопределения (суверенитета) гражданина. Под воздействием медиакратии гражданин становится пассивным зрителем политических дебатов в средствах массовой информации без возможности активного вмешательства, как, например, при просмотре ток-шоу. Точку зрения гражданина как зрителя вырабатывают СМИ путем артикуляции своего собственного отбора. Термин медиакратия остается по-прежнему спорным, т.к. трактуется разными авторами по-разному» [Лобанова, 2018].
Затронув проблематику роли информационного фактора в развитии обществ современного типа, обратимся к краткому описанию основных теорий, напрямую связанных c развитием коммуникаций в новую информационную эру.
Так, Дэниел Белл с его фундаментальным трактатом «Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования» [Бэлл, 2004] считается классиком современной теоретической мысли: «в работе говорится о третьей технологической революции и предлагается четко разграничивать ступени общественного развития. По Д. Бэллу, только у США и Японии накоплен достаточный опыт и потенциал для перехода к постиндустриальной стадии развития общества. Дэниел Бэлл выступает сторонником компьютеризации политики: ему принадлежит фундаментальное развитие концепции «меритократии» как «власти избранных и лучших». Так, в конце XX в. разгорелась дискуссия о том, как влияет процесс компьютеризации общества на политику: по мнению сторонников концепции меритократии Д. Бэлла развитие информационного общества ведет к исчезновению политики в традиционном значении, т.к. компьютер, в долю секунду обрабатывающий политический материал, делает политика ненужным, заменяя его научными экспертами, работающими c банками данных [Лобанова, 2018, Электронный ресурс].
Одним из главных теоретиков информационной революции считается Элвин Тофлер: «…механизмы безопасности, призванные обеспечить стабильность относительно закрытых национальных экономик, устаревают, так же как и мир, который они должны были защищать» [Тоффлер, 2001, с. 83]. Так, Э. Тоффлер в своей работе «Метаморфозы власти» предпригнимает попытку квалифицировать ресурсы власти на основании концепции трех волн цивилизации. Власть, которая основана на Знании, по Э. Тоффлеру выступает властью высшего качества. В эпоху информационного общества происходит некоторое перераспределение в арсенале средств власти: определяющим источником власти выступают знания, которые и способны обеспечить государственное управление c высокой эффективностью, а также понизить его бюрократизацию: «общество эволюционирует к полностью антибюрократическим формам знания» [Тоффлер, 2003, с. 27–56]. Так, Э. Тоффлер в своих работах «Шок будущего» [Тоффлер, 2004] и «Третья волна» [Тоффлер, 1999] говорит о целесообразности учета всех процессов, которые происходят вследствие информационной революции. Как утверждает Тоффлер, «политика представляла собой пробел в знании большинства представителей общества, но с появлением первых признаков информатизации эта брешь оказалась заполненной благодаря средствам массовой информации» [Тоффлер, 2003].
Так, «по Э. Тоффлеру «информационная цивилизация» требует новых форм социальной жизни в условиях демократии – «компьютерной демократии», в котором равенство всех членов общества определяется их одинаковым отношением к компьютерной и в целом коммуникационной технике. Идеи «компьютерной демократии» Э. Тоффлера и концепция «меритократии» Д. Белла в некоторой степени оказались утопическими» [Лобанова, 2018, Электронный ресурс].
Французский социолог Ален Турен [Турен, 1986, с. 410–430] развивает вопросы построения информационного общества в работах: «Постиндустриальное общество», «Критика модернити» и «Способны ли мы жить вместе?» А. Турен «предлагает называть постиндустриальное общество программируемым, поскольку именно этот термин указывает на способность общества создавать модели управления производством, организацией, распределением и управлением» [Лобанова, 2018, Электронный ресурс].
«Американский политолог К. Дойч [Deutsch, 1963] уподобляет политическую систему кибернетической машине и говорит о неких «интенсивных коммуникациях»: он рассматривал политическую систему (далее – ПС) в контексте «коммуникационного подхода» [Лобанова, 2018, Электронный ресурс].
Стратегия исследования китайского политического медиадискурса: история и характеристики медиаиндустрии Китая, некоторые индексные оценки
В данном разделе остановимся на процедурах отбора фактологического материала для исследования (формирование и описание выборки, ее характеристик), выбора единицы анализа и обосновании верифицируемых методов исследования.
Основой методологии исследования заявлен междисциплинарный подход, опирающийся на методики КДА, мультимодальный анализ и контент-анализ, а также на методы политологического толка: социальный конструктивизм и контекстуально-политический анализ.
Теоретическую базу данной части исследования составили работы по изучению роли информации СМИ в обществе, компьютерно-опосредованной коммуникации и Интернет-дискурса в деятельности институтов общества. Проблемы интернет-коммуникаций, информационной лингвистики, контент-анализа и языковых явлений медиа рассматриваются в работах российских, западных и китайских ученых в междисциплинарной парадигме в непосредственной связи с функционированием национальных медиасистем: Г. Лассвелла [Lasswell, 1927, 1948, 1949], Ф. Майринга [Mayring, 2000], Т. Г. Добросклонской [Добросклонская, 2008, 2009, 2012, 2016], Д. А. Мироновой [Миронова, 2011], Г. Я. Солганик [Солганик, 2008], Е. А. Кожемякина [Кожемякин, 2010], М. Ю. Казак [Казак, 2012], Я. Н. Засурского [Засурский, 2010], Д. А. Мироновой [Миронова, 2011], О. В. Корф [Корф, 2009], Л. Ю. Шипицина [Шипицина, 2011], И. В. Ерофеевой [Ерофеева, 2012], Г. В. Кручевской [Кручевская, 2013], А. М. Тютебаевой [Тютенбаева, 2014], С. С. Бодруновой [Бодрунова, 2015], Н. А. Ахреновой [Ахренова, 2017], А. А. Баркович [Баркович, 2017], Дж. Томпсон [Thompson, 1995], С. А. Михайлова, Ли Динсинъ, Чжан Хэфэн [Михайлов, Ли Динсинъ, Чжан Хэфэн, 2006], Л. Мановича [2001, 2018], Чжу Юншэн [Zhu Yongsheng, 2007], Чжан Сяосяо и А. Фан [Xiaoxiao Zhang and Anthony Fung, 2010, 2014], Чжао Цзиу [Zhao, 2012], Го Бинь [Го Бинь, 2016], Цзян Чан [Jiang Chang, 2016], Пол Ли [Paul SN Lee, 2016], Яньцун Юань [Yancong Yuan, 2017], Шутин Лю [Shuting Liu, 2019]; китаеязычные источники [ Шп, 2003, &, 2011; Ш№, 2014; Мтх#, 2017] и ряда других ученых.
С целью обеспечения достоверности исследования и проверки гипотезы при вычленении характеристик китайской политической медиасистемы мы в большей степени опирались на англоязычные непереведенные работы китайских исследователей по вопросам медиа: [Xiaoxiao Zhang&Anthony Fung, 2010, 2014; Jiang Chang&Hailong Ren 2016; Paul SN Lee 2016; Yancong Yuan 2017, Yang Chunsheng, 2007; Zhao, 2012; Zhao Lei 2015, Shuting Liu, 2019], а также современные китаеязычные работы [&, 2011; Ш\П, 2014; ШШ, 2017].
Определение уровня исследования медиасистемы - это, по сути, выбор единицы анализа.
Сегодня медиасистемы подробно изучаются на трех уровнях: макроуровне, мезоуровне и микроуровне. Макроуровень предполагает изучение медиасистемы в целом, включая медиазаконодательство; мезоуровень предполагает изучение следующих составляющих медиа:
1) медиасектор: печать, аудиовизуальные СМИ и новые медиа (по преимущественному типу восприятия - текстовой, зрительно-слуховой, синкретический);
2) сегмент медиасектора (основан на типе СМИ): например, газеты;
3) микросегмент (основан на доминантном типологическом индикаторе): например, вечерние газеты;
Микроуровень обусловлен изучением следующих типов выпусков медиа: 1) редакционный; 2) персональный.
Лингвисты и политологи в равной степени считают, что достаточно весомым ограничителем национальной медиасистемы является язык, на котором производится медиаконтент; вторым - релевантность предлагаемого контента медиа национальной аудитории [Добросклонская, 2005; Бодрунова, 2015].
Относительно понятия «язык» применительно к медиа понимается уже не просто «лексическо-грамматический набор», стилистически корректный языковой уровень - предложение, текст, а скорее «порожденная компьютерным интерфейсом искусственная социализирующая символическая система, когда все пользователи способны «высказываться на языке интерфейса» [Манович, 2018].
В предыдущей главе нами предварительно сформулировано понятие «китайский политический медиадискурс» (КПМ), который понимается как институциональный манипуляционный дискурс, функционирующий в медиасреде и сконструированный китайскими дискурсологами.
Характеризуя «китайский политический медиадискурс», мы руководствуемся представленной выше уровневой системой описания медиасистемы: 1) на макроуровне; 2) мезоуровне; 3) микроуровне.
1) КПМ на макроуровне в диахроническом и синхроническом аспектах.
Развитие современной китайской журналистики обусловлено сразу несколькими факторами. Первый фактор определяется как самими фигурами, так и деятельностью политических и государственных деятелей Китая в XX в. – XXI в.: Цзян Цзэмина, Ху Цзиньтао, Дэн Сяопина и Си Цзиньпина. С 1970-х гг. постепенное развитие страны, принятие реформ и открытости привели к определенной «демократизации» КНР наряду с журналистикой: конституция 1982 г. в КНР гарантирует свободу слова и печати.
Развитие газет и периодической печати сталкивалось со следующими проблемами: финансовыми трудностями, безграмотностью большого числа населения в стране, поэтому, чаще всего, тексты газет были краткими и схожими по своей структуре. Со временем положение рабочих и женщин изменилось, что повлияло на общий уровень образованности китайцев. В конце 1980-х гг. по всему Китаю вводится компьютерный набор иероглифов. Это достижение позволило китайским журналистам во много раз ускорить процесс производства печатной продукции.
1990-е гг. в Китае знаменуются первым этапом реформ в сфере телевидения.
“The 1990s are widely recognized as the phase of innovation and reform in Chinese TV news production. In October 1992, CCTV s editorial committee proposed key measures to renovate TV journalism, including more rebroadcasts, more timely updates, expanded coverage and more interviews onsite. 31 New programs that followed, such as Oriental Horizon (Dongfang Shikong), Topics in Focus (Jiaodian Fangtan) and the popular Tell It Like It Is (Shihua Shishuo) and News Probe (Xinwen Diaocha), by injecting such concepts as TV news magazines, supervision by public opinion ( Ц it j Ш ), in-depth reporting and professionalism into the fiber of Chinese TV news production, wielded heavy influence in molding public opinion and advocating social progress. This in turn helped reshape the political system that had long dominated TV news production. For example, after Topics in Focus was launched, senior leaders of the state and the party, including Jiang Zemin, Li Peng, Zhu Rongji and Hu Jintao, made phone calls to relevant government agencies, urging them to address the problems exposed by the program” [Jiang Chang&Hailong Ren 2016, p. 20].
Китайский политический медиадискурс с точки зрения языковой организации
Сегодня возрастающая роль КНР как крупнейшего и конкурирующего с США игрока на геополитической карте мира совершенно очевидна.
Языковая глобализация и языковое развитие особенно наблюдаются в таком регионе, как ОАР Гонконг, бывшей британской колонии, где Запад и Восток в аспекте языков и культур активно сосуществуют и конкурируют: синхронно они взаимообогащают друг друга.
«Именно в языке СМИ, как сквозь прозрачное увеличительное стекло, можно наблюдать обновление и модернизацию традиций, интерпретацию концептуальных моделей национального мировидения относительно конкретного историко-социального бытия общества. … . Для каждого утверждения дискурса строится своя ментальная модель. Каждое новое утверждение добавляет новые сущности, свойства и отношения. Языковые средства медиатекстов образуют совокупность знаний об объекте и собственно субъекте в упорядоченной системе утверждений» [Ерофеева, 2012, с. 34–41].
Язык является продуктом культуры, а также одной из ее форм. Язык играет важную роль в сохранении духовных ценностей народа, являясь его своеобразной исторической памятью, воспроизводит запечатленные в нем факты культуры в процессе его использования, поэтому язык и культура тесно связаны друг с другом. Несмотря на то, что китайский язык как язык изолирующего типа отличается особенностями грамматического строя, иероглифической письменностью и определяется как один из самых сложных языков для освоения, на сегодняшний день китайский язык – один из шести рабочих языков ООН и всё шире распространяется по всему миру.
Проблемами медиалингвистики и функционирования языка в сфере массовой коммуникации занимаются Т. Г. Добросклонская [Добросклонская, 2008], М. Е. Костюк [Костюк, 2009], Д. А. Миронова [Миронова, 2011], Г. Я. Солганик [Солганик, 2008], Е. А. Кожемякин [Кожемякин, 2010], Н. С. Цыбикова [Цыбикова, 2011], Л. Ю. Шипицина [Шипицина, 2011], А. А. Баркович [Баркович, 2017] и другие исследователи; проблематику теории медиатекста, новостного текста и моделирования журналистского текста, в том числе дискурсивной парадигматике разрабатывают Т. Г. Добросклонская [Добросклонская, 2008, 2009, 2012, 2016], М. Ю. Казак [Казак, 2012], Я. Н. Засурский [Засурский, 2010], Д. А. Миронова [Миронова, 2011], О. В. Корф [Корф, 2009], С. С. Богуславская [Богуславская, 2013], В. А. Марьянчик [Марьянчик, 2013], Г. В. Кручевская [Кручевская, 2013], Н. О. Кушакова [Кушакова, 2016], Т. Н. Лобанова [Лобанова, 2014, 2019], А. М. Тютебаева [Тютенбаева, 2014], Н. А. Ахренова [Ахренова, 2018] и др.
Функциональные особенности языка медиасферы интересуют российских и зарубежных ученых-лингвистов со второй половины XX в.; этот интерес не утихает и в начале XXI в. Продолжаются попытки описания языка Интернета как средства общения, а также выделения целого направления Интернет-лингвистики [Ахренова, 2018]; прогнозируется возможное влияние интернет-лексики на литературный язык [Компанцева, Лутовинова, 2014]; изучаются особенности компрессии в электронном дискурсе [Леонтьева, 2009; Максименко, 2017]; исследуются механизмы формирования и функционирования интернет-дискурса [Кондрашов, 2004; Лутовинова, 2009, 2014]; вычленяются жанры интернет-коммуникации [Лутовинова, 2014; Шипицина, 2009, 2011].
Современное состояние политической лингвистики не предлагает однозначного определения политического дискурса и его связи с политическим языком. Китайские ученые-лингвисты выделяют междисциплинарную область науки на стыке теории международных отношений и лингвистики, обозначаемую лингвистикой международных политических отношений [Сунь Цзишэн, 2013; # 4, 2017; Ян Кэ, 2019]. «Основное содержание исследований политической лингвистики имеет два аспекта: один - изучать язык в политическом контексте, а другой -использовать язык в качестве инструмента для получения преимущества или господства в обществе, изучения статуса власти языка и социального понимания языка. Первое можно понимать как язык и политику или язык политики, а второе можно понимать как политику языка» [Сунь Цзишэн, 2013, с. 12]. В главе 1 нашего исследования при указании на такую характеристику КПМ, как манипуляционность: нами обозначены три фактора, ее определяющую - язык медиа или медиаязык заявлен фактором номер один.
Так, Л. Ю. Шипицина [Шипицина, 2011] в докторском исследовании «Комплексная лингвистическая характеристика компьютерно опосредованной коммуникации (на материале немецкого языка)» утверждает, что «в условиях КОК развивается особый медийный вариант языка (медиолект)» и в качестве основы дифференциации такого варианта языка КОК выделяет именно «техническую специфику средств и канала коммуникации, поскольку именно они выступают фактором, влияющим в данном случае на реализацию конкретного национального языка» [Шипицина, 2011].
Прорабатывая понятие «язык медиа» или «медиаязык», обнаружено, что современные исследования в области медиа отличает тенденция смещения акцентов от формулировок «функционирование языка СМИ» и «компьютерно-опосредованная коммуникация (КОК)» к новому терминологическому тезаурусу: «киноязык», «цифровой язык», «язык интерфейса», «язык новых медиа», «язык информационно-психологической войны» [Костюк, 2012; Сковородников, 2016; Манович, 2018] и др. Относительно понятия «язык» применительно к медиа понимается не просто «лексическо-грамматический набор» и стилистически корректный языковой уровень – предложение, текст, а созданная компьютерным интерфейсом искусственная социализирующая символическая система, когда все пользователи способны высказываться и понимать друг друга на языке интерфейса.
Это означает, что выводы о степени медиаэффектов от просмотра того или иного канала с целью получения новостей или просто общения людей на площадке социальных медиа и о недостатках данных коммуникационных сред может основываться не только на апробации и понимании ее характеристик, технических особенностей и специфики, что было продемонстрировано нами в Главе 2, но и на изучении практик использования языка в условиях интернет-коммуникации в Китае.
Вышесказанное свидетельствует о том, что лингвистический подход к изучению китайских интернет-площадок или медиаплатформ обладает достаточной объяснительной силой, поскольку он позволяет получить валидные научные данные как для собственно лингвистического описания китайского политического медиадискурса, так и в прикладных целях для иных научных дисциплин (политологии, социологии, информатики и разработки веб-дизайна и пр.). Высокая объяснительная сила лингвистического описания изучаемого объекта обусловлена собственно функционалом лингвистики как науки об использования языка и его закономерностях, который служит средством общения, хранения и передачи информации. Без описания языка, обеспечивающего информационное поведение журналистов, и интерпретации языка «интерактивного» или медийного поведения пользователей/читателей/слушателей китайских медиаканалов невозможно получение корректных научных данных.
Очевидно, именно в силу вышеизложенных обстоятельств язык в современных лингвистических исследованиях определяют как ядро информационно-психологической войны (ИПВ) [Костюк, 2012; Сковородников, 2016]; языковая политика государства описывается в терминах «технологии влияния на общественное сознание и целые народы» [Костюк, 2012, с. 93–100]. Современные информационные и гибридные войны отличаются от «традиционных» использованием новых коммуникационных средств передачи информации, заточенных и нацеленных на «работу» с массовым сознанием, запрограммированностью противника (зрителя/читателя) на принятие конкретного решения (сетевые управленческие технологии), а также характеризуются глобальностью и наднациональностью.
Современная «отечественная гуманитаристика в осмыслении природы войн нового типа своевременно не совершила такого прорыва, который был совершен гуманитарными науками на Западе. Новые направления анализа, связанные с изучением проблем воздействия на психику человека, манипулирования сознанием и т.п. сдерживались в свое время возможными обвинениями в приверженности субъективному идеализму» [Хроменков, 2016].
Потенциал верифицирующих методик с использованием современных компьютерных программ при проведении контент-анализа КПМ
В современных исследованиях XXI в. анализируется уже не только тексты официальных СМИ, но и блогосфера с рекламой: актуализируется использование специализированных компьютерных программ по количественному контент-анализу. К ним, в частности, относятся MAX QDA, QDA MINER LITE и QDA Miner, HAMLET, General Inquirer, Concordance, Diction и др.
При исследовании КПМ операционными единицами анализа могут выступать: лексические или грамматические показатели (структурно-семантические единицы); рефенциальные единицы (номинации личностей, государств, событий, «дел», организаций, национальных проектов, международных конфликтов); макроструктурные единицы (идеологемы, мифологемы); когнитивные или концептуальные единицы (метафоры) и др. Предметом контент-анализа КПМ может выступить любая зафиксированная коммуникация («цифровой текст» или медиатекст, выпуск передачи и др.).
Так программа QDA MINER LITE и QDA Miner - легкая в использовании компьютерная программа, предназначенная для проведения качественных исследований. С ее помощью можно кодировать, комментировать и анализировать большие и маленькие объемы документов и визуальной информации. QDA Miner можно использовать при анализе интервью, официальных документов, периодических изданий, книг, также картин, фотографий, зарисовок и других визуальных источников. Программа интегрирована с Simstat, пакетом анализа статистических данных, и Wordstat, предназначенной для проведения контент-анализа и глубинного анализа текста. Разработчик следующим образом описывает свою программу: QDA Miner Lite - это простая в использовании версия популярного компьютеризированного качественного программного обеспечения для анализа. Недостатки программы: неполная поддержка кириллицы (не работает при некоторых вариантах выгрузки данных); отсутствие поддержки китаеязычного текста (необходимость работы с переводными версиями медиатекстов); программа зависает в некоторых ситуациях (или возможно на некоторых операционных системах). Основной функционал программы:
- создание категориального аппарата, набора кодов по каждой из категорий;
- кодирование текстовых файлов;
- проведение подсчета представленности каждой из единиц анализа по заданным кодам и категориям;
- отображение результатов квантификации в формате диаграмм с множеством вариаций настроек;
- программа больше предлагается для качественного контент-анализа с элементами количественного. Это, как правило, анализ небольших по объёму массивов материала. Скачивается программа с сайта разработчика, где предлагается различные пакеты ее использования.
Так, при обработке медиатекста в данной программе-пакете можно «задать» искомое или изначальное кодирование и получить статистические данные относительно частотности той или иной лексической единицы. Нельзя сказать, что программа является легкодоступной или слишком простой в освоении для любого пользователя: интерфейс программы – полностью на английском языке; русифицированной версии нет. Просчет единиц проще производить вручную при небольших выборках для анализа.
1. Так возможно верифицировать некоторые данные КДА при помощи компьютерной методики контент-анализа. Обратимся к данным анализа китайских медиаплатформ за период 2018–2019 гг., описанным нами в разделе 3.3.1. (Таблица 15), а именно англоязычному медиасегменту китайского медиадискурса – публикациям издания “the South China Morning Post” [The South China Morning Post, 2018–2019, Электронный ресурс], следуя следующей логике и схеме анализа: тематика выборка медиатекстов (репрезентативный медиатекст) КДА контент-анализ или контент-анализ КДА как вариант.
Протестируем данные таблицы 15 по ресурсу “The South China Morning Post” с помощью верифицирующих методик компьютерного контент-анализа, а именно инструмента Text Retrieval программы QDA MINER, который позволяет просматривать сформированные документы на наличие ключевых слов или фраз.
В данном случае контент-анализ на семантико-прагматическом уровне позволяет проанализировать соотношения или эффекты с лексическими единицами, предложениями, фразами, несущими определенное значение. В качестве примера обратимся к статье “Four months of Hong Kong protests: how peaceful mass marches escalated to intense violence, a bitterly divided society and a loss of innocence” 29 за 2019 г. Статья представляет собой мультимодальный текст с гиперссылками и множественным аудиовизуальным рядом.
При кодировании текста при помощи инструмента Text Retrieval получаем следующую значимую информацию поабзацно на предмет присутствия закодированной фразы “Hong Kong Protests” (см. рис. 36).
Кодировки лексических единиц позволяют определять при помощи данного инструмента частотность их встречаемости в тексте: так, “unpopular bill” – 4 раза; “violence” – 15 раз; “Carrie Lam” – 8 раз; “the withdrawal of the extradition bill” – 18 раз; “amnesty for arrested protesters” – 8 раз и.т.д. получим таблицу результатов. Таким образом, кодируя медиатексты в том формате, в котором они присутствуют в медиа, возможно проводить компьютерный контент-анализ англоязычного сегмента КПМ.
2. Данные таблицы 15 свидетельсвуют о том, что доминирующим медиатопиком за 2018 – 2019 гг. выступил внешнеполитический кейс «Дело Джамаля Хашогги». Материалы и КДА представлены примерами с 29 по 42 (раздел 3.3.1). Методики КДА показали, что дискурс китайских медиа в общем конструируется в сторону обвинения двух сторон в данном кейсе: США и Саудовской Аравии.
Рассмотрим возможности верификации полученных данных о КПМ при помощи КДА по вышеобозначенному кейсу с использованием программного контент-анализа на примере работы с сайтом гонконгского издания: “the South China Morning Post” [South China Morning Post, Электронный ресурс, 2018 – 2019]. Корпус текстов за 2018 – 2019 гг. мы получили за счет программных инструментов самой медиаплатформы (см. Приложение И). Далее проведем содержательный лингвокогнитивный анализ заголовков и лидов медиасообщений. Корпус текстов закодируем при помощи ключевых фраз: “to condemn Saudi” и “death of the journalists”.
Частотность фразы “to condemn Saudi” составила 3 случая; частотность фразы “death of the journalists” составила 6 случаев на корпус и во всех случаях фраза связана с саудовской стороной; мы не обнаружили ни одного случая корреляции слов “assassination” или словосочетания “death of the journalists” с американской стороной, что обуславливает разницу при подаче материала по внешнеполитическим кейсам в Гонконге и на материковом Китае под влиянием медиаполитического фактора. При этом высока частотность упоминания Китая (10 случаев) в аспекте его позиционирования относительно данного кейса.