Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретические основания филологического анализа вербального утешения
1.1 Предварительные замечания 11
1.2 Вербальное утешение в пространстве речевых жанров 12
1.3 Вербальное утешение и речевые акты 22
1.4 Вербальное утешение в лингвистике диалога 27
1.5 Филологическая герменевтика 31
1.6 Культурные смыслы лексического поля "Утешение" 36
1.7 Определение 43
Глава II. Стратегии вербального утешения 46
2.1 Предварительные замечания 46
2.2 Оценка наличия Разлада как такового 48
2.3 Оценка самого утешаемого 49
2.4 Оценка ситуации 51
2.4.1 Стратегия переинтерпретации 51
2.4.2 Стратегия смены фокуса 56
2.4.3 Стратегия фатализма 60
2.4.4 Стратегия преодоления 62
2.4.5 Стратегия изоморфизма 64
2.5 Сводная схема стратегий вербального утешения 69
2.6 Редуцированные формы утешения 71
2.7 Взаимодействие стратегий утешения 74
Глава III. Вербальное утешение в системе коммуникации 76
3.1 Возможные интерпретации рядов Лад и Разлад 76
3.2 Модель мира внутренних состояний человека 80
3.3 Утешение реальное и мнимое 84
3.4 Утешение versus Помощь 85
3.5 Утешение-средство 86
3.6 Наивысшая степень Разлада 92
3.7 Утешение в различных социокультурных средах 94
3.8 Участники коммуникации. Идеальный утешающий 100
3.9 Вербальное утешение как пространство езаимодеиствия оценок
3.10 Эталон утешения 104
3.11 Утешение и Культура 105
Заключение 109
Литература 113
- Предварительные замечания
- Вербальное утешение в пространстве речевых жанров
- Предварительные замечания
- Возможные интерпретации рядов Лад и Разлад
Введение к работе
Диссертационное исследование посвящено изучению феномена вербального утешения, т.е. воздействия словом на человека для целе-направленного изменения его внутреннего состояния.
Изучение волюнтативной функции языка [функции воздействия - см. Слюсарева 1990] имеет давнюю историю. "Общение - это, в первую очередь, желание определенным образом повлиять на кого-либо" [Келлер 1997:34]. Достаточно вспомнить, что интерес к языку как объекту исследования зародился именно в связи с этой магической, как ее еще называют, функцией. "Представления о силе слова, о его обрядовом и магическом значении, о соответствии между словом и обозначенным им человеком или предметом весьма важны для многих традиционных культур" [Алпатов 1998:11]. "Первыми филологами и первыми лингвистами всегда и всюду были жрецы" [Волошинов 1995:289].
Именно об этой функции говорит А.Ф. Лосев в своей книге "Философия имени" [Лосев 1993:627]: "Слово - могучий деятель мысли и жизни. Слово поднимает умы и сердца, исцеляя их от спячки и тьмы. Слово двигает народными массами и есть единственная сила там, где, казалось бы, уже нет никаких надежд на новую жизнь." Под влиянием вдохновенного слова "в рабах пробуждается творческая во-ля, у невежд - светлое сознание, у варвара - теплота и глубина чувства", "родные и вечные слова и имена, забытые или даже поруганные, вдруг начинают сиять и светом, и силой, и убеждением, и вчерашний лентяй делается героем, и вчерашнее тусклое и духовно-нищенское состояние - ярко творческим и титаническим порывом и взлетом" [там же].
Повышенный интерес отечественных лингвистов волюнтатив-ная функция языка привлекла к себе в 90-е годы XX века. В это время происходят большие изменения в жизни нашей страны; открытость общества и экономики потребовали новых научных разработок по вопросам воздействия словом на человека, в первую очередь в связи с политической и коммерческой рекламой. Негативные последствия реформ и, как следствие, большие психические перегрузки и стрессы, затронувшие все слои российского общества, предъявили социальный спрос на использование результатов исследований в терапевтических целях.
В результате в последние годы как самостоятельная дисциплина сложилась суггестивная лингвистика (см., например, работы Л.Н. Мурзина, А.А. Романова, И.Ю. Черепановой и др.). "Суггестия в широком смысле есть речевое воздействие на психологические установки реципиента" [Мурзин 1998:108]. "Суггестивная лингвистика - это и философия, и набор теоретических знаний, и универсальные практические методы, основанные на мастерском (и осознанном!) владении языком" [Черепанова, 1996:8].
Вместе с тем, несмотря на долгую историю изучения вопросов, связанных с воздействием словом на человека, в настоящее время отсутствует целостное исследование вербального утешения, особые перспективы рассмотрения которого открывают стратегический анализ речевого общения с точки зрения системы мыследеятельности Г.П. Щедровицкого и использование современного научного аппарата филологической герменевтики и коммуникативной лингвистики. Это определяет актуальность реферируемого исследования.
Объектом исследования является вербальная коммуникация.
Предмет исследования составляют коммуникативные стратегии вербального утешения в устном и письменном языковом общении в текстах разной природы и жанровой отнесенности.
Новизна исследования состоит в том, что впервые предпринимается попытка выявления организации вербального утешения с точ ки зрения системы мыследеятельности, определяется наджанровая стратегическая природа вербального утешения, выявляются типы коммуникативных стратегий вербального утешения, описывается связь вербального утешения с личностными и социокультурными факторами коммуникации.
Целью исследования является комплексное коммуникативное изучение феномена вербального утешения.
Задачи исследования:
• критический анализ научной литературы по теории речевых жанров, теории речевых актов, лингвистике диалога, филологической герменевтике, теории языковой личности и системы мыследеятельности в связи с изучаемой проблемой;
• определение природы и лингвистического статуса вербального утешения;
• анализ лексического поля "Утешение";
• определение понятия вербального утешения и выделение вербального утешения на фоне смежных конструктов;
• построение модели внутренних состояний человека;
• выделение типов стратегий и редуцированных форм вербального утешения;
• анализ диалогов утешения, взятых из текстов художественной литературы;
• выявление содержательных форм вербального утешения в текстах различной природы;
• рассмотрение особенностей функционирования вербального утешения в различных социокультурных средах;
• формулирование значимых с точки зрения вербального утешения характеристик языковых личностей утешающего и утешаемого.
Методы и приемы исследования. Основным общенаучным методом исследования в диссертации является гипотетико-дедуктивныи метод. Кроме того, в работе использовались: схема системомыследея-тельности Г.П. Щедровицкого, дефиниционный анализ словарных статей, семантическая и прагматическая интерпретация, социально-контекстуальный анализ, обращение к коммуникативно-прагматическому контексту, моделирование.
Общетеоретическую основу диссертации составили научные положения отечественных и зарубежных исследователей по проблемам речевого общения с позиций системы мыследеятельности (В.М. Розин, Г.П. Щедровицкий), теории языковой личности (Г.И. Богин, Ю.Н. Караулов), теории понимания текста (Г.И. Богин, А.А. Залев-ская), теории коммуникации (Г.Г. Почепцов, Ю.А. Сорокин).
Материал исследования был получен в результате выборки: а) лексических единиц из лингвистических словарей (толковых, этимологических, переводных, словарей синонимов и антонимов) пяти языков (английского, латинского, немецкого, русского, церковнославянского); Ъ) диалогов утешения из текстов художественной литературы на трех языках (английском, немецком, русском) общим количе-ством 538 текстовых фрагментов.
На защиту выносятся следующие положения.
1. В теоретической схеме системомыследеятельности вербальное утешение трактуется как вербализация (перевыражение в поясе М-К) элементов метасмысла Лад (пояс М) и элементов пояса мД, в которых опредмечены элементы метасмысла Лад. Различаются реальное и мнимое утешение. Реальное утешение представляет собой вывод личности утешаемого из области Разлада к Ладу, в то время как мнимое утешение связано с сокращением у личности утешаемого индивидуальных границ области Разлада.
2. Конструкт утешения составляет непрерывный континуум смыслов, восходящий к метасмыслу Лад. Этот метасмысл может быть описан посредством репрезентации лексического поля "Утешение" и с различной степенью дискретности представлен в виде перечня наименования смыслов, входящих в этот континуум.
3. Элементы Лада находят свое перевыражение как в окружающем материальном мире, так и в различных идеологиях. Поэтому вербальное утешение возможно и с использованием описаний материальных носителей метасмысла Лад, и с помощью текстов различных идеологий, причем последние обладают наибольшим потенциалом утешения, однако для их восприятия необходим определенный образовательный уровень утешаемого.
4. Вербальное утешение обладает стратегической природой. Стратегическая организация вербального утешения является более глубокой, чем организация таких конструктов, как речевой жанр и речевой акт. Типы стратегий вербального утешения определяются локализацией элементов Лада в жизненном мире языковой личности утешаемого. Выделяется семь стратегий вербального утешения: религиозное, моральная поддержка, переинтерпретация, смена фокуса, фатализм, изоморфизм, преодоление. Стратегии вербального утешения предполагают одна другую, переходят друг в друга, редуцируются в различных формах.
5. Выделенные стратегии вербального утешения формируют определенные требования к языковой, социальной и культурной личности утешающего, основными из которых являются авторитет и жизненный опыт. Абсолютное воплощение этих критериев позволяет сформулировать образ "идеального утешающего" в определенной Культуре.
6. Осуществление вербального утешения вариативно и зависит от различных социальных, культурных, психических переменных. Эти различия определяются ролью и местом отдельной личности в социуме. Существует корреляция между определенными стратегиями утешения и типом социума: в индивидуалистическом типе социума вероятно преобладание стратегий переинтерпретации и изоморфизма, в коллективистском социуме - стратегий моральной поддержки, фатализма, смены фокуса, преодоления и религиозного утешения. Существует обратная зависимость выбираемых стратегий утешения от языковой, социальной и культурной компетенции утешаемого.
Теоретическая значимость результатов работы заключается в том, что расширяется представление о волюнтативной функции языка и прагматической функции языкового общения, о языковой коммуникации и речевом воздействии на человека; уточняются некоторые понятия теории речевых жанров, теории речевых актов и лингвистики диалога; применение схемы мыследеятельности к анализу вербального утешения расширяет ее теоретический и прикладной потенциал применительно к филологическим проблемам; раскрываются новые аспекты традиционных для языкознания проблем "Язык и Культура" и "Язык и Личность". Проведенное исследование дополняет онтологическую картину языка как общественного явления и расширяет теоретическую основу преподавания ряда лингвистических дисциплин.
Практическая значимость работы состоит в том, что выявленная структура вербального утешения дает действенный инструментарий и материал для риторов и коммуникаторов широкого профиля при решении ряда задач (риторических, прагматических, переводческих, герменевтических, дидактических, педагогических и др.). Полученные результаты могут быть использованы в теории речевой деятельности, при выявлении рефлексии в процессах воздействия устного и письменного текста. Результаты исследования могут вызвать интерес культурологов, психологов, социологов и философов.
Апробация работы осуществлялась на заседаниях кафедры английской филологии Тверского государственного университета, на международной научной конференции "Когнитивная лингвистика конца XX века" (г. Минск, октябрь 1997 г.), на 16-й научно-методической конференции по вопросам повышение качества преподавания в вузе (г. Тверь, май 1998 г.), на научной конференции "Языковая личность: жанровая речевая деятельность" (г. Волгоград, октябрь 1998 г.), на П-й международной конференции "Филология и культура" (г. Тамбов, май 1999 г.), на VIII международных Карских чтениях "Язык в свете классического наследия и современных парадигм" (г. Минск, декабрь 2000 г.). По теме диссертации опубликовано 6 работ общим объемом около 6 печ. л.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и приложения.
Предварительные замечания
Что такое утешение интуитивно достаточно хорошо известно -это социальная интеракция, призванная "успокоить чем-нибудь радостным" [Ожегов, Шведова 1992:873], "облегчить кому-либо горе, страдание" [MAC 1988:IV:532]. В подавляющем большинстве случаев такая интеракция имеет значительную вербальную составляющую. Любой взрослый человек неоднократно принимал участие в подобных интеракциях либо в качестве утешаемого, либо в качестве утешающего. Однако, несмотря на известную прозрачность данного явления, имеются значительные трудности в систематическом лингвистическом описании вербального утешения. Что такое утешение в языковом отношении, какова структура вербального утешения, каковы механизмы его функционирования и целый ряд других вопросов не имеют очевидных и однозначных ответов. На наш взгляд, это связано с тем, что утешение понимается интуитивно, отсутствуют четкие критерии, которые бы позволили отграничить утешение от не-утешения. Поэтому несостоятельны попытки свести изучение вербального утешения к анализу эмпирического материала, поскольку сам этот материал нуждается в определенном классификационном решении, которое невозможно без предварительного понимания, что же такое вербальное утешение.
"Что значит определить? Определить значит положить предел, границу. Положить предел чего-нибудь значит предположить, что есть какое-то инобытие вне этого "чего-нибудь", в которое это "что-нибудь" не переходит. Но это значит полагать наше "что-нибудь" на некоем фоне, т.е. частично это "что-нибудь" отождествлять с данным фоном, а именно, отождествлять в тех пределах, в каких простирается оно само" [Лосев 1999:446-447]. Поэтому определять что-либо (в том числе и вербальное утешение) можно апофатически (т.е. устанавливать, чем определяемое не является) и катафатически (т.е. устанавливать, чем определяемое является). Для таких определений вербального утешения необходимо выделить его "фон", в который вербальное утешение не переходит и с которым оно одновременно отождествляется.
Поскольку вербальное утешение является одной из разновидностей языкового общения, преследующего определенную цель, то в разрешении вопроса о том, чем утешение является и чем оно не является, очевидно, следует обратиться к таким широко известным и достаточно хорошо разработанным концепциям, как теория речевых жанров, теория речевых актов и лингвистика диалога. В рамках этих подходов имеются определенные наработки по вопросам, относящимся к вербальному утешению.
Современные исследования речевых жанров базируются на положениях, сформулированных М.М. Бахтиным в [Бахтин 1996]. В этой работе М.М. Бахтин не ограничивается какой-либо одной сферой человеческого общения, а включает в область своих теоретических рассуждений все многообразие форм устного и письменного общения в самых разных сферах использования языка. В качестве единицы речевого общения М.М. Бахтин выделяет высказывание, границы которого определяются сменой речевых субъектов (в современных исследованиях такое высказывание называется репликой). Высказывание по своей сути глубоко диалогично. "Всякое высказывание - от короткой (однословной) реплики бытового диалога и до большого романа или научного трактата - имеет, так сказать, абсолютное начало и абсолютный конец: до его начала - высказывания других, после его окончания - ответные высказывания других (или хотя бы молчаливое активно-ответное понимание другого, или, наконец, ответное действие, основанное на таком понимании)" [Бахтин 1996:172-173]. "Рано или поздно услышанное и активно понятое откликнется в последующих речах или в поведении слышавшего" [Бахтин 1996:169].
Исходя из наличия у высказывания устойчивых типических форм построения целого, М.М. Бахтин определил речевые жанры как "относительно устойчивые типы высказываний, которые вырабатывает каждая сфера использования языка" [см. Бахтин 1996:159], подчеркивая при этом, что количество и разнообразие речевых жанров безгранично, поскольку безгранично разнообразие человеческой деятельности. "Выбор конкретного речевого жанра определяется спецификой сферы речевого общения, предметно-смысловыми (тематическими) соображениями, конкретной ситуацией речевого общения, персональным составом его участников" и рядом других факторов [см. Бахтин 1996:180].
Речевые жанры организуют речь. Представление о форме целого высказывания, т.е. об определенном речевом жанре, руководит говорящим в процессе его речи. Чем лучше говорящий владеет речевыми жанрами, тем полнее и ярче раскрывает он в них свою индивидуальность, точнее отражает неповторимую ситуацию общения, совершеннее осуществляет свой речевой замысел.
Говоря о разнородности речевых жанров, М.М. Бахтин отметил различие между первичными (простыми) и вторичными (сложными) речевыми жанрами [см. Бахтин 1996:161]. Формируясь в условиях непосредственного речевого общения, первичные жанры становятся ис-ходным материалом для развития вторичных жанров, которые формируются в условиях более сложного и относительно высокоразвитого культурного общения (преимущественно письменного), вбирая в себя и перерабатывая первичные жанры.
Вербальное утешение является составной частью общей системы вербального общения. Именно поэтому нас заинтересовала предложенная М.М. Бахтиным концепция речевого жанра. И первый вопрос, который встает при изучении вербального утешения в рамках данной парадигмы, - это его локализация в пространстве речевых жанров. Понимание высказывания и жанра, предложенное М.М. Бахтиным, позволяет сделать вывод о том, что как такового речевого жанра "утешение" не существует. Этот вывод объясняется прежде всего тем, что вербальное утешение может быть осуществлено как в устной, так и в письменной форме, что уже предполагает существование различных жанров, в рамках которых вербальное утешение возможно.
Вербальное утешение в пространстве речевых жанров
М.М. Бахтин не предложил сколько-нибудь целостной классификации речевых жанров. Скорее всего, эта задача выходит за рамки одной лишь филологической науки. Поскольку в каждой сфере использования языка формируются и развиваются свои жанры, то ключ к решению вопроса классификации речевых жанров лежит, скорее всего, в плоскости теории деятельности. (О теории деятельности писали К. Маркс [1956], М.С. Каган [1974], Л.П. Буева [1978], А.Н. Леонтьев [1975], А.А. Леонтьев [2001], Г.П. Щедровицкий [1995а; 1997] и другие авторы.) Язык является лишь одним из средств решения задач и достижения целей в рамках осуществления того или иного типа деятельности. Осуществляемая деятельность (предопределяет форму, в которую будет отливаться высказывание, поскольку именно деятельность задает рамочные условия своего осуществления, в том числе и своей вербальной составляющей. Любой тип деятельности предполагает возможность различного рода неудач и, как следствие, воз 15
можность утешения. (Заметим в скобках, что утешение может потребоваться и при успешном осуществлении некоторых типов деятельности, например, при целенаправленном убийстве человека в условиях вооруженного противостояния.) Если же несмотря на возможные неудачи при осуществлении того или иного типа деятельности утешение недопустимо, то это опять-таки определяется особенностями самой деятельности. Поскольку вербальное утешение возможно при осуществлении если и не всех, то, по крайней мере, большинства видов деятельности, то и количество речевых жанров, в которые оно оформляется, неопределенно велико.
Идеи М.М. Бахтина активно развиваются в современной отечественной филологии. Имеются работы как эмпирического характера, описывающие и анализирующие конкретные типы высказываний, так и теоретического характера, осмысляющие категорию речевого жанра. Одной из тем теоретических исследований является переосмысление самого понятия речевого жанра. В первую очередь это касается выхода понятия жанра за рамки одного высказывания.
Так, М.Ю. Федосюк в [Федосюк 1996] обоснованно утверждает, что использование термина "высказывание" в определении понятия "речевой жанр" неоправданно ограничивает возможную сферу применения этого понятия. Понимание жанра как типа высказывания не позволяет классифицировать в качестве жанров такие тексты, как беседа, дискуссия, спор или ссора. Поэтому М.Ю. Федосюк предлагает под речевыми жанрами понимать относительно устойчивые тематические, композиционные и стилистические типы не высказываний, а текстов (речевых произведений). При этом предлагается различать элементарные и комплексные речевые жанры. Под элементарными понимаются такие типы текстов, в составе которых отсутствуют ком-поненты, которые, в свою очередь, могут быть классифицированы как тексты определенных жанров. Комплексные жанры - это типы текстов, состоящие из компонентов, которые, в свою очередь, также представляют собой тексты определенных жанров. Комплексные речевые жанры могут быть как монологическими, так и диалогическими.
Таким образом, в своем определении речевого жанра М.Ю. Фе-досюк не только уходит от понятия высказывания, что, на наш взгляд, вполне обоснованно, но и исключает фактор сферы использования языка, что представляется нам недостаточно оправданным. И тематика, и композиция, и стиль определяются все-таки именно деятельностью, в рамках которой осуществляется вербальное общение. В тех рамках понимания речевого жанра, которые определяет М.Ю. Федо-сюк, становится возможным говорить о наличии речевого жанра "утешение", исходя из тематической фиксации речевых произведений. При этом жанр утешения является комплексным, поскольку композиционные и стилистические характеристики могут существенно варьироваться, что делает возможным выделение в текстах утешения компонентов, которые сами могут быть квалифицированы как тексты определенных жанров.
К.Ф. Седов различает узкое и широкое значение термина "речевой жанр" [Седов 1998]. В широком значении - это вербальное оформление типичной ситуации социального взаимодействия людей. В узком значении речевой жанр определяется как сценарий, фрейм, который присутствует в сознании языковой личности как руководство в ее речевом поведении и который представляет одобряемую обществом систему норм такого поведения в данной конкретной ситуации социального взаимодействия. В [Седов 2001] предлагается типология речевых жанров, понимаемых в узком смысле. Если речевой жанр -это достаточно длительная интеракция, порождающая диалогическое единство или монологическое высказывание, то субжанр - это одноактные высказывания, минимальные единицы типологии речевых жанров, равные одному речевому акту, а гипержанры - это речевые формы, которые сопровождают социально-коммуникативные ситуации, объединяющие в своем составе несколько жанров. Кроме того, выделяются жанроиды - переходные формы, которые осознаются говорящим как нормативные, но располагаются в межжанровом пространстве.
Таким образом, К.Ф. Седов в своих определениях также отказывается от высказывания как единственной основы для выделения речевых жанров, сохраняя при этом фактор ситуации социального взаимодействия. Поскольку сфера использования языка остается в определении речевого жанра, то утешение не представляет собой ни самостоятельного речевого жанра, ни гипержанра.
Другая часть теоретических работ в области речевых жанров посвящена классификации жанров. Типологии, предлагаемые в этих работах, не выходят за рамки филологии и, соответственно, понимают речевой жанр в отрыве от сферы использования языка. Поэтому авторы таких работ сводят безграничное разнообразие жанров у Бахтина к их исчислимому количеству в рамках той или иной классификации, что приводит к обеднению категории речевого жанра. В качестве первого и главного критерия в предлагаемых классификациях объявляется цель, коммуникативная интенция говорящего.
Т.Г. Винокур в [Винокур 1993] в качестве полярных речевых замыслов различает фатику и информатику. Под фатикой понимается вступление в общение, имеющее целью предпочтительно само общение, а под информатикой - вступление в общение, имеющее целью сообщение чего-либо.
Выделение фатики при изучении речевых замыслов является закономерным продолжением в изучении фатической функции языка. Первым эту функцию выделил P.O. Якобсон в [Jakobson 1960], следующим шагом в ее изучении была работа Б. Малиновского [Malinowski 1972]. Фатика занимает в коммуникации значительное место, фатическая функция является единственной общей функцией для человека и представителей животного мира, эту функцию первой усваивают дети [см. Якобсон 1975:201]. Зачастую "участники коммуникативного процесса более склонны поступиться информативной функцией, нежели фатической и объединительной" [Кашкин 2001:24]. О фатической коммуникации писали Г.Г. Почепцов [Почепцов 1981], Л.Н. Мурзин и другие авторы [см. Фатическое... 1998]. Велика роль фатики и в вербальном утешении, где она подчас явно доминирует над информатикой: "Дедушка! Говори со мной, милый... Тошно мне.." [Горький 1963а: 108]. Поэтому выделение фатики и информатики является безусловно плодотворным подходом при изучении речевых жанров.
Предварительные замечания
Определение вербального утешения как вербализации элементов Лада предоставляет возможность выделения стратегий вербального утешения. Под стратегией мы понимаем "выбор действия и спосо-ба его осуществления из ряда альтернатив" [Макаров 1998:41]. Стратегии вербального утешения можно различать по тем фрагментам "жизненного мира" утешаемого, в которых представлены вербализуемые элементы Лада. Необходимо отметить, что вербализация Лада фактически представляет собой оценку, причем оценка эта чаще имплицитна и невербализуема (оценку в своих работах рассматривали Н.Д. Арутюнова [1993, 1998], Е.М. Вольф [1985], А.А. Ивин [1970], Е.П. Максимова [1997] и другие авторы). Поэтому выделение стратегий вербального утешения может быть построено на основании того, что и как оценивает утешающий.
В качестве того, что оценивается, предлагается рассмотреть: наличие Разлада как такового, самого утешаемого и собственно положение дел (ситуацию).
В качестве того, как оценивается, предлагается рассмотреть факт наличия или отсутствия элементов Лада в том, что оценивается. (При наличии элементов Лада можно продолжить дифференциацию стратегий вербального утешения по тем элементам Лада, которые обнаружены и вербализированы.)
Укажем кратко возможные основания оценок, приведенные в [Максимова 1997:8-16]: целевые устремления говорящего; нормативные представления говорящего (такие оценки часто сопровождаются номинацией самой нормы; между оценкой и номинацией нормы устанавливаются причинно-следственные отношения; при несовпадении с нормой реального положения вещей устанавливаются уступительные отношения, что все же позволяет назвать такое положение соответствующим нормативным представлениям); вкусы говорящего (такие оценки, как правило, не требуют аргументации).
Приведенные основания оценок могут послужить как основанием для вьщеления другого набора возможных стратегий вербального утешения, так и для углубления рассмотрения стратегий, предлагаемых в настоящей главе.
Оценочные высказывания функционируют в качестве истины не объективной, общей для всех, а в качестве "субъективной истины", которая может быть истинной или ложной только в картине мира индивида [там же: 20].
Отдельно следует сказать о приводимых примерах выделенных стратегий вербального утешения. Автор полностью разделяет позицию, согласно которой "чтобы проникнуть в закономерности, необходимо увидеть упорядоченности, а для этого надо подняться над фактическим материалом, оторваться от конкретного" [ІІІаховский, Соро-кин, Томашева 1998:36]. "Надо во что бы то ни стало постараться понять все эти дистинкции - без примеров. Наши наивные языковеды обычно думают, что конкретность науки, понимаемая в смысле заваливания бесчисленными "фактами языка", может заменить ту подлинную конкретность науки, которая получается в результате ясности и логического чекана определений и выводов. ... Примеры всегда слишком пестры и многообразны, чтобы иллюстрировать собою логические дистинкции, которые по самой своей природе всегда абстракт ны и имеют целью именно расчленять спутанное и анализировать сложное. Однако, уступая обычаю, можно задаться и целью "приведения например", хотя логически это и бесполезно" [Лосев 1993:637].
Не претендуя на "логический чекан определений и выводов", который свойственен диалектическим построениям А.Ф. Лосева, и "уступая обычаю", автор настоящей работы иллюстрирует выделенные стратегии вербального утешения примерами из текстов художественной литературы. Использование примеров живой коммуникации сопряжено с целым рядом трудностей, связанных, во-первых, с техническими, моральными и правовыми аспектами фиксации вербального утешения, а во-вторых, отсутствием необходимой информации об участниках коммуникации, проблемах утешаемого и других вопросах, необходимых для анализа примеров вербального утешения. В изданиях, содержащих расшифровку текстов разговорной речи (например, [Русская... 1978]), нами не были обнаружены примеры вербального утешения. В этом отношении художественные тексты принципиально доступнее для изучения вербального утешения. Писатель, как "сын народа", обобщает в своих произведениях речь своего народа, поэтому авторский характер рассмотренных примеров не должен, на наш взгляд, быть принципиальным возражением против использования таких текстов.
Возможные интерпретации рядов Лад и Разлад
Даже поверхностный анализ этих рядов позволяет говорить об их универсальном характере.
Во-первых, составляющие рядов дают характеристики таких религиозных концептов, как Бог и Сатана, рай и ад, божественное и мирское (либо их аналогов): низ - верх (преисподняя - Царство Небесное, подземное царство Аида - олимпийские небожители); тьма - свет (царство теней, тьма кромешная); кривизна - прямота, ложь - истина (лукавый); зной - прохлада (геенна огненная - тенистые кущи); смерть - жизнь (ад как вечная смерть - рай как вечная жизнь) и др. Соответствующие антиномии мы можем встретить в богословских трудах: "Ты Бог и Господь всего создания Твоего - стойки у Тебя причины всего нестойкого, неизменны начала всего изменяющегося, вечен порядок беспорядочного и временного" [Августин 1999:11]. Во-вторых, составляющие рядов можно рассматривать и как эстетические концепты, характеризующие прекрасное и ужасное. В качестве иллюстрации полностью приведем оглавление одного параграфа (6. Внешне-качественные модификации эстетического принципа из многотомной "Истории античной эстетики" А.Ф. Лосева [Лосев 2000а:844]: 1. Гладкость. 2. Легкость. 3. Тонкость. 4. Острота. 5. Гибкость и некоторые другие подобные термины. 6. Необходимые замечания к теории света у Платона. 7. Светоносность. 8. Пестрота. 9. Сила и здоровье. Ю.Нежность и некоторые другие подобные термины. 11.Украшение. 12. Сводка предьщущего. В-третьих, составляющие рядов можно рассматривать и как этические концепты, характеризующие добро и зло. В первую очередь это пары суета - покой; изгнание - приют; одиночество - единение; отторжение - приятие; зависимость - свобода; виновность - искупление; отчаянье - надежда; ложь - истина. Так, еще Пифагор "из двух противодействующих сил лучшую называл Единицею, светом, правостью, равенством, прочностью и стойкостью; а худшую - Двоицей, мраком, левизной, неравенством, зыбкостью и переменностью" [Порфирий 1986:422].
Разрешение вопроса о множественности интерпретаций Лада и Разлада и об универсальном характере предложенных оппозиций может лежать в области лингвистических универсалий. В этой связи интересными представляются рассуждения У. Эко [Эко 2000:12-14]:
"Суть лингвистической задачи сводилась к следующему: существуют ли "семантические универсалии", то есть элементарные понятия, общие для всего человеческого рода и находящие выражение на любом языке. Проблема эта не так уж легкоразрешима ... . Однако в результате раздумий я заключил, что безусловно имеются понятия общие для всех культур и что все они относятся к положению нашего тела в пространстве. Мы прямоходячие животные, поэтому нам затруднительно долго пребывать вниз головой и поэтому у всех нас общее представление о верхе и низе, причем первое, как правило, предпочитается второму. Точно так же всем людям свойственно понятие о правом и левом, о покое или ходьбе, о стоянии или лежании, о ползании и прыганий, о бодрствовании и сне. ... Этот список можно продолжать долго, в него войдут понятия, связанные с видением, слышанием, едой и питьем, заглатыванием и извержением. .. . Всем нам нежелательно, когда препятствуют в процессах речи, зрения, слуха, сна, заглатывания либо извержения, не дают идти куда хочется; мы страдаем, если нас связывают или принуждают к изоляции. ... Эта семантика дает основания для этики ."
О пантопическом и панхроническом концептуальном явлении, отражающем универсальные явления культурных процессов, говорит Й. еан Лейвен-Турновцова [2000], анализируя распространение нескольких закрепленных культурно-семантических концептуальных оппозиций, действующих в лексике и культурной практике языков европейского ареала (это, например, такие оппозиции как кривое - прямое, движение - состояние, беспорядок - порядок, левое - правое и ДР-) Интересные для нас результаты были получены в ходе исследований по фоносемантике [см. Воронин 1982, Журавлев 1972, Журавлев 1974, Журавлев 1991, Балаш 1999]. В рамках этих исследований на основе изучения символического значения звуков речи экспериментальным психометрическим методом была построена модель фонетического значения. В [Журавлев 1974:46-49] представлено символическое значение русских звуков в следующих 25 признаковых шкалах: 1) хороший - плохой; 2) большой - маленький; 3) нежный - грубый; 4) женственный - мужественный; 5) светлый - темный; 6) активный - пассивный; 7) простой - сложный; 8) сильный - слабый; 9) горячий - холодный; 10) быстрый - медленный; 11) красивый - отталкивающий 12) гладкий - шероховатый; 13) легкий - тяжелый; 14) веселый - грустный; 15) безопасный - страшный; 16) величественный - низменный; 17) яркий - тусклый; 18) округлый - угловатый; 19) радостный - печальный; 20) громкий - тихий; 21) длинный - короткий; 22) храбрый - трусливый; 23) добрый - злой; 24) могучий - хилый; 25) подвижный - медлительный.
Нетрудно видеть схожесть этих признаковых шкал и рядов Разлад и Лад вплоть до полного совпадения некоторых пар оппозиций. Это позволяет создать конкретный механизм, позволяющий вербали-зировать элементы Лада, в том числе и на фонетическом уровне, путем подбора отдельных слов или составления связных текстов, которые имеют заданный фоносемантический рисунок, поддерживающий переход от Разлада к Ладу.
Результаты исследований по фоносемантике позволяют автоматизировать процесс определения всего спектра фоносемантических характеристик отдельных слов и связных текстов с помощью компьютерных программ [об одной из таких программ - Диатон (DiaTone) -см. Романов, Черепанова 1998:180-195]. Использование таких программ позволяет отбирать тексты, обладающие наибольшим потенциалом Лада с фоносемантической точки зрения, которые затем могут быть использованы в практике вербального утешения.
Таким образом, можно предположить, что противопоставление метасмыслов Лада и Разлада коренится в сути человеческого бытия, а сами Лад и Разлад являются некими его крайними точками - полюсами.