Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические основания исследования несобственно-прямой речи в аспекте категории связности 12
1.1. Конструктивная роль связующих средств в процессе читательского понимания художественного текста 12
1.2. Проблема связности и цельности художественного текста в теории языка 23
1.3. Несобственно-прямая речь как дискурсивный феномен в современ-ном художественном тексте 33
Выводы 45
Глава 2. Связующие средства в несобственно-прямой речи: струк-тура, функции, роль в актуальном членении высказывания 47
2.1. Несобственно-прямая речь как форма связной репрезентации внут-ренней речи персонажа 47
2.2. Лексико-семантический повтор и проблема интенсификации ото-бражаемого в несобственно-прямой речи 60
2.3. Повтор личного местоимения и проблема субъективности точки зрения размышляющего персонажа 76
2.4. Лексико-синтаксические коннекторы и проблема моделирования точки зрения рассказчика и персонажа в несобственно-прямой речи 86
2.5. Местоименный союз what/то, что и проблема актуального членения конструируемого им высказывания 106
2.6. Вставные конструкции и проблема авторского моделирования диа-лога между читателем и персонажем 117
Выводы 130
Заключение 133
Библиография 141
- Проблема связности и цельности художественного текста в теории языка
- Несобственно-прямая речь как дискурсивный феномен в современ-ном художественном тексте
- Лексико-семантический повтор и проблема интенсификации ото-бражаемого в несобственно-прямой речи
- Лексико-синтаксические коннекторы и проблема моделирования точки зрения рассказчика и персонажа в несобственно-прямой речи
Проблема связности и цельности художественного текста в теории языка
Исследователи отмечают, что понимание текста читателем во многом определяется тем фактом, достигает ли он успеха в конструировании когни-тивной репрезентации содержания, передаваемого текстом. Адекватное по-нимание не является только результатом декодирования последовательности букв в словесной цепи или переработки тематически разъединенных пропо-зиций [Мамонтов, 1984], [Ронжина, 2011], [Фазылзянова, 2009]. В частности, А.А. Залевская указывает, что характеристикой, важной для анализа когни-тивных репрезентаций, предстает факт их связности. Читатели устанавлива-ют связность посредством соотношения различных информативных блоков, обнаруживаемых в данном тексте [Залевская, 2002: 65]. В процессе постиже-ния текста читательские ожидания согласуются с уровнем локальной связно-сти предложений, а также глобальной связностью художественного дискурса, который – через текст – реализует авторские идеи. Способность «восстано-вить» данные типы связности рассматривается в качестве существенного компонента понимания текста [Корнев, 2010]. Лингвисты-исследователи фокусируют свое внимание на нескольких измерениях процесса переработки художественного текста, которые оказы-ваются предопределяющими в читательском моделировании отношений связности. М.А.К. Халлидей и Р. Хасан выдвигают понятие «связности» как совокупности эксплицитных лингвистических средств, соотносящих один текстовой элемент с другим элементом, таким образом порождая текстуру через связи между структурно не соотносящимися пропозициями [Halliday, Hasan, 1976]. В. Кинч и Т. ван Дейк делают исследовательский акцент на ре-ференциальной цельности в форме аргумента, смыкающегося между пропо-зициями, который «передает» связность всему тексту. Отсутствие подобных смычек, в свою очередь, актуализует процесс инференции с целью заполнить пробелы в цельности [Kintsch, van Dijk, 1978]
Придерживаясь лингво-текстуального подхода к исследуемому объек-ту, М.А.К. Халлидей и Р. Хасан полагают, что текст предстает связным как результат связности. Центральным понятием для связности является «тек-стура», порождаемая такими лингвистическими характеристиками, как рефе-ренция, субституция, эллипсис и союзы, конструирующие тематические от-ношения между двумя или более предложениями или в рамках независимых элементов текста [Halliday, Hasan, 1976: 8]. Анализируя союзы, данные ис-следователи рассматривают их за рамками общего значения связующих средств как слов или выражений, соединяющих предложения (или части предложений) друг с другом. Авторы монографии «Связность в английском языке» выделяют четыре типа союзов: 1) реализующие значение добавления; 2) реализующие значе-ние противопоставления; 3) реализующие значения каузальности; 4) реали-зующие значение темпоральности. Данные типы союзов выполняют функ-цию уточнения того, каким способом то, что следует системно связывается с тем, что следовало до этого [Halliday, Hasan, 1976: 227]. Факт присутствия грамматических структур, таких как части предложения или отдельные пред-ложения, не может определять текст как таковой. Суть текста зиждется в рамках смысловых отношений, появляющихся в результате связей, порож-даемых союзами. Таким образом, связность (текстура) манифестируется тем, как различные лингвистические элементы действуют в тандеме, чтобы соз-дать основу для смысловой интерпретации дискурса. Связность дает воз-можность читателю «прочувствовать» единство авторской цели, реализую-щейся в структурно независимых пропозициях. В то же самое время субъект речи стремится организовать эти допуще-ния посредством того, что когнитивные ресурсы задействуются для иденти-фикации и переработки информации, которая является наиболее релевантной в данном дискурсивном контексте. В процессе художественная коммуника-ции, таким образом, собеседники (автор, читатель) руководствуется взаим-ными допущения (ожиданиями) максимальных контекстуальных эффектов при минимальных затратах, требуемых на интерпретацию когнитивных ре-сурсов текста. В рамках теоретических моделей, предложенных Д. Блейкмором [Blakemore, 1992] и Р. Блассом [Blass, 1993] дискурсивные коннекторы функ-ционируют как «процедурные средства», которые указывают на то, как должны быть интерпретированы конечные контекстуальные эффекты. Д. Блейкмор полагает, что релевантный контекстуальный эффект предстает ре-зультатом вычислений инференциального порядка, составляющих основу моделирования ментальных репрезентаций между пропозициями. Другими словами, данный контекстуальный эффект оказывается реле-вантным по отношению к интерпретируемой пропозиции вследствие того, что читатель извлекает соответствующую авторскую импликатуру (экспли-цирует ее) из своих возможных допущений. Д. Блейкмор далее выдвигает идею о том, что вычисления инференциального порядка осуществляются на основе слов и выражений, которые передают языковое значение как проце-дурное, а не как репрезентативное [Blakemore, 1992: 149]. Например, коннекторы however/ однако, but/ но служат для собеседника индикатором того, что новая информация должна быть интерпретирована как противоречащая, опровергающая предварительно актуализованные допуще-ния. Возможный контекстуальный эффект, извлекаемый из взаимодействия двух пропозиций, оказывается ограниченным определенными рамками ин-терпретации, позволяет собеседнику адекватно воспринять сообщаемое при минимуме затрат на переработку сообщаемого. В плане адекватного понимания текстового произведения связующие средства исследуются в современной лингвистической науке в следующих аспектах: выдвигается гипотеза, что присутствие связующих средств облегчает процесс читательского понимания текста, поскольку они сокращают время восприятия информации и более отчетливо «высвечивают» контекст упот-ребления высказывания [Тимченко, 2009; Loman, Mayer, 1983]; фокусируется внимание на роли причинно-следственных отношений как уникальных в нарративном повествовании и отчетливо выявляемых в процессе понимания данного повествования [Раззамазова, 2006], [Trabasso, Sperry, 1985]; поиск осознания того, как коннекторы – сигнализирующие средства – стимулируют когнитивную переработку дискурса и, в связи с этим, анализ когнитивной природы связующих средств, их коммуникативного значения как фактора, предопределяющего их эффективность [Кравченко, 2010], [Mil-lis, Just, 1994].
В отмеченных выше изысканиях оценивается воздействие связующих средств на общий процесс понимания текста посредством сравнения тексто-вых версий, принадлежащих к разным типам и содержащих / не содержащих коннекторы.
В частности, К. Хаберланд выявляет фасилитативные эффекты, оказы-ваемые на время, затрачиваемое на постижение текста, связующими средст-вами therefore/ поэтому/ следовательно, so/ поэтому, consequently/ следова-тельно, but/ но, yet/ все же, however/ однако, instead / вместо этого, neverthe-less/ тем не менее. При этом исследователь сравнивает предложения, содер-жащими данные средства, аналогичными предложениями без этих средств. Выводы, полученные отмечаемым исследователем, указывают на тот факт, что процесс постижения предложений, содержащих коннтекторы, требует от адресата меньше времени, чем предложения без связующих средств [Haber-landt, 1982].
Несобственно-прямая речь как дискурсивный феномен в современ-ном художественном тексте
Другими словами, повтор экспрессивных словоформ, на основе которо-го извлекается дополнительное явно не выраженное знание, задействуется читателем в процессе интерпретации высказывания. Определенная последо-вательность соединения второго элемента повтора с единицами предыдуще-го и последующего высказывания в рамках одного семантически обуслов-ленного поля фрагмента речи, при определенных контекстуальных условиях диктует возникновение семантического сцепления текста несобственно-прямой речи, которое основано на развитии авторских смыслов. Аналогичным образом, читательская интерпретация отрывка (2) пред-полагает признание того, что повтор предстает своеобразным стимулом «расширения» контекста высказывания, на основе которого извлекаются не-явные смыслы относительно состояния персонажа. Читателю, однако, не предоставляется определенной информации о том, каким способом «расши-ряется» контекст высказывания. Речевая форма высказывания моделирует направление читательской интерпретации, возлагает на читателя определен-ную ответственность за анализ контекста, в котором употребляется это вы-сказывание.
С. Эрлих указывает, что несобственно-прямая речь характеризуется внезапной сменой топика [Ehrlich, 1990: 105], которые не всегда предстают релевантными в плане оптимальной читательской интерпретации текста. В частности, автор может репрезентировать мысли персонажа как логически незавершенные, как отдельные «обрывки» мыслительной деятельности. Ср.: (5) “Yet in the Earthly Paradise, what had he done? He had made few friends. He had acquired a Mexican mistress with whom he quarreled, numerous beautiful Mayan idols he would be unable to take out of the country … – M. Lauelle wondered if it was going to rain: it sometimes, though rarely, did at this time of the year, as last year, for instance when it rained when it should not” ( Lowry M. Under the Volcano); «Но все же что же он сделал в этом земном раю? Он завел несколько друзей. Он заполучил мексиканскую любовницу, с которой он ссорился, мно-гочисленных прекрасных идолов майя, которых он не сможет вывести из страны … – М. Лоэлль задумался, пойдет ли дождь: он иногда шел, хотя и редко, в это время года, как, например, в прошлом году, дождь шел тогда, когда он не должен был идти» (Лаури M. Под вулканом). Автор изображает мыслительную деятельность персонажа как спон-танный процесс: незавершенная мысль внезапно сменяется другой мыслью. Подобный способ изображения носит намеренный характер, подчиняется принципу уместности и нацелен на то, что читатель извлечет из этого допол-нительную информацию (в частности, об эмоциональном состоянии персо-нажа). Несобственно-прямая речь как объект, по природе своей знаковый, да-ет возможность анализировать его как с точки зрения плана выражения, так и относительно плана содержания. План выражения характеризуется собствен-ной организацией, которая проявляется, например, в таких факторах, как ли-нейное развертывание, повтор, анафоризация и т.д. Все эти формальные фак-торы ориентированы на содержание речи, однако обладают естественной са-мостоятельностью и могут рассматриваться независимо от содержания. Фор-мальную организованность текста можно назвать общим термином «когези-онность», хотя этот термин иногда получает более широкую интерпретацию. План содержания несобственно-прямой речи имеет собственную орга-низацию, которая далеко не всегда коррелирует с его формальной организа-цией, поскольку не во всех случаях имеет формальную и материальную вы-раженность. Автор, актуализуя в повествовании несобственно-прямую речь, таким образом, предполагает, что читатель, исходя из языковых характери-стик и контекста высказывания, дешифрует неявно выраженную информа-цию, приложит для этого оптимальные когнитивные усилия. Естественно, что подобная коммуникативная интенция принадлежит автору, а не персона-жу. В связи с этим, несобственно-прямую речь принято делить на аукто-ральную (авторскую) и персональную, причем с первой разновидностью свя-зывают большую объективность, бесстрастность повествования, со второй же – эмоциональность и стилистическую маркированность. Подобное деле-ние, как представляется, не совсем точно, так как характер аукторальной (ав-торской) речи зависит от образа автора-повествователя, определяется им. Образ персонажа, отражаемый в несобственно-прямой речи, соответст-вует авторским внутритекстовым правилам конструирования «внутреннего» ценностного кода, структурирующим речь по парадигматической и синтаг-матической осям художественных координат, т.е. является прагматической формой присутствия образа автора в тексте, хотя и обладает определенной независимостью как от авторского видения мира, так и от оценки читателя-ми. Как пишет С. Эрлих, между читателем и речью и мыслями персонажа всегда обнаруживается посредник, присутствие которого проявляется в фор-мальных характеристиках несобственно-прямого дискурса [Ehrlich, 1990: 10]. Взаимопонимание участников художественной коммуникации стано-вится не только целью моделирования несобственно-прямой речи, но и ее наличия в тексте произведения. В связи с этим, как представляется, при мо-делировании образа персонажа, которому приписывается несобственно-прямая речь, следует учитывать связующие звенья на текстопорождающей оси «автор – читатель», функция которых заключается в поддержании субъ-ективной «окрашенности» дискурса персонажа посредством намеренного на-рушения привычных механизмов восприятия объективной реальности.
Данные механизмы служат средством субъективации несобственно-прямой речи, конструируют ее «событийную стартовую площадку», с кото-рой посредством формальных показателей «запускаются» авторские смыслы. Чувство взаимности, порождаемое автором, проецируется на диалог между читателем и персонажем, сознание которого репрезентируется в несобствен-но-прямой речи. Другими словами, образ автора – скрытая лингвистическая категория текста, выявляемая посредством анализа языковых средств, с по-мощью которых автор (как филологическая категория) достигает поставлен-ной цели и которые характеризуют только ему присущий творческий «по-черк».
В связи с этим в лингвистике обсуждается проблема о формах присут-ствия автора в несобственно-прямой речи. Исследователи задаются следую-щими вопросами.
Почему читатель вообще призван обращать внимание на лингвисти-ческие характеристики несобственно-прямой речи? Ответ на этот вопрос находится в плоскости того, что М. Флудерник описывает как «образ повествователя в функции производителя повествова-ния, парящего на горизонте читательского сознания» [Fludernik, 1993: 65]. В этом отношении автор текста несет ответственность за художественное «вскрытие» сознания персонажа, обеспечение гарантии того, что читатель-ские усилия по интерпретации несобственно-прямой речи будут «вознаграж-дены» соответствующим эффектом. В частности, автор обеспечивает ассертивно-пресуппозициональное со-гласование, находящее выражение в том, что утверждения (или отрицания), содержащиеся в несобственно-прямой речи, должны быть согласованы с со-ответствующими пресуппозициями так, чтобы они не противоречили друг другу.
Лексико-семантический повтор и проблема интенсификации ото-бражаемого в несобственно-прямой речи
Несобственно-прямая речь представляет в современной лингвистике определенную проблему с точки зрения своей способности концептуально совмещать в себе дейктические и модальные характеристики двух моделей дискурса – повествователя и персонажа [Омелькина, 2007; Сысоева, 2004; Шарапова, 2001]. Установив определенный набор лингвистических критери-ев для идентификации стиля, исследователи стали интересоваться проблемой предложения, которое прямо не манифестирует идентифицированные харак-теристики, но, тем не менее, интерпретируется как выражение точки зрения персонажа [Труфанова, 2001]. В частности, данная проблема решается и С. Эрлих, которая, исследо-вав роль связующих средств в процессе выражения точки зрения персонажа, приходит к заключению, что поскольку данные средства моделируют связ-ность дискурса, на уровне предложения они выполняют прагматическую функцию средств, «поддерживающих» интерпретацию точки зрения [Ehrlich, 1990]. В теории С. Эрлих связующие средства рассматриваются как маркеры, которые обеспечивают беспрерывное выражение точки зрения в художест-венном повествовании. При этом методологической базой для данного исследователя явились труды по анализу связности М. Халлидэя и Р. Хасана [Halliday, Hasan, 1976], Т. Рейнхарта [Reinhart, 1980]. В этих работах союзы анализируются как эле-менты, обеспечивающие связность текста. Широко признанная роль союзов заключается в том, чтобы связывать текст в линейную последовательность, обеспечивать его когерентность.
Исследованные С. Эрлих лексико-синтаксические коннекторы можно рассматривать как набор единиц, фокусирующих внимание читателя на том, предложение, в котором они употребляются, связано с выражением точки зрения повествователя или персонажа. Ср.:
(42) “He was thinking of himself and the impression he was making, as she could tell by the sound of his voice, and his emphasis and his uneasiness. Success would be good for him. At any rate they were off again. Now she need not listen” (Woolf W. To the Lighthouse); «Он размышлял о себе, и о том впечатлении, которое он производил, как она смогла сказать, услышав его голос, расстановку акцентов в выска-зываниях, уловив его беспокойство. Успех пошел бы ему на пользу. В любом случае, они снова не проявились. Сейчас ей не нужно было слушать» (Вульф. В. На маяк); (43) “He thought, women are always like that; the vagueness of their minds is hopeless; it was a thing he had never been able to understand but so it was. It had been so with her – his wife. They could not keep anything clearly fixed in their minds. But he had been wrong to be angry with her; moreover, did he not rather like this vagueness in women? It was part of their extraordinary charm” (Woolf W. To the Lighthouse); «Он думал, что женщины всегда так ведут себя; неопределенность их ума – безнадежна; этого он никогда не мог понять, но так оно и было. Так случилось и с ней – его женой. Они не могли ничего ясно друг другу объяс-нить. Но он был не прав, что сердится на нее; более того, разве ему не достаточно нравилась эта неопределенность в женщинах? Это было ча-стью их необычного шарма» (Вульф В. На маяк). В отрывке (42) первое и второе предложения могут рассматриваться как выражение точки зрения персонажа-женщины. Использование прошед-шего продолженного времени he was thinking/ он размышлял и he was making/ он производил (впечатление) конструирует событие как увиденное глазами данного персонажа. Подобному пониманию функциональной нагрузки пред-ложений способствует также использование модального глагола could/ мог и особенно будущего в прошедшем would. В процессе восприятия третьего предложения выражение at any rate/ в любом случае связывает данное пред-ложение с двумя предшествующими, и читатель продолжает интерпретиро-вать его с позиций уже обозначенной ранее перспективы персонажа.
В примере (43) начальный сегмент He thought / подумал он указывает на то, что далее будут излагаться мысли персонажа. Последующие предло-жения актуализуют тему размышлений женщины-персонажа, поэтому они и интерпретируются читателем как выражение точки зрения данного персона-жа. Однако предложение But he had been wrong to be angry with her/ Но он был не прав, что сердится на нее потенциально «переключает» данную пер-спективу. В связи с этим оно может рассматриваться как выражение точки зрения повествователя. В данном случае мы потенциально сталкиваемся с двумя возможными интерпретациями: или повествователь выражает свои суждения по поводу персонажа и говорит читателю, что этот персонаж был неправ, или сам персонаж изменил свою точку зрения о себе. В примерах, приведенных выше, выделенные предложения интегриру-ются в предшествующий ход художественного дискурса посредством лекси-ко-синтаксических коннекторов at any rate/ в любом случае, but/ но. Пред-ставляется, что поскольку предшествующий дискурс идентифицируется как несобственно-прямая речь, предложения, содержащие лексико-синтаксические коннекторы, получают в тексте ту же самую интерпретацию, т.е. в терминах выражения точки зрения персонажа. Коннекторы облегчают подобную интерпретацию. Рассмотрим еще два примера.
(44) “He had a high good time; and yet, when he remembered it, it seemed a pain. His mother was a cool with him for a day or two. But he was so adorable - ! And yet – a tinge of loneliness was creeping in again, between her and him” (Law-rence D.H. Sons and Lovers); «У него было очень хорошее время; и все же, когда он вспоминал его, оно отзывалось болью. В течение двух-трех дней мать была с ним холодной. Но он был таким обворожительным! И все же, нотка одиночества снова давала о себе знать, в отношениях между нею и им» (Лоуренс Д.Г. Сыновья и любовники). (45) “On the whole she scorned the male sex deeply. But here was a new specimen, quick, light, graceful, who could be gentle and who could be sad, and who was clever, and who knew a lot, and who had a death in the family… Yet she tried hard to scorn him, because he would not see in her the princess but only the swinegirl. And he scarcely observed her” (Lawrence D.H. Sons and Lovers).
«В целом она глубоко презирала мужской пол. Но здесь оказался новый экземпляр, подвижный, легкий, грациозный, который умел быть нежным и печальным, и который был умным, и который много знал, и в семье которо-го уже кто-то умер… Но все же она очень пыталась презирать его, пото-му что он не видел в ней принцессу, а только свинарку. И он едва заметил ее» (Лоуренс Д.Г. Сыновья и любовники). Одна из главных тем современного художественного дискурса – при-зрачность границ между такими оппозициями, как «жизнь и Я» и «Я и Дру-гие» – непосредственно отражается в лексических и синтаксических особен-ностях авторского повествования. Особый авторский язык художественного повествования находит воплощение и в несобственно-прямой речи, пред-ставленной в примере (44). Можно предположить, что данный пример начи-нается с изложения точки зрения Уильяма, старшего сына Мореля, затем право голоса предоставляется матери Уильяма, Миссис Морель. Восприни-мая отрывок (44), читатель не всегда с уверенностью может ответить на во-прос, чья точка зрения излагается. В частности, последнее предложение по-тенциально может выражать точку зрения и того, и другого персонажа.
Связующие средства, выделенные нами в примерах (44) и (45), не предполагают ту перспективу анализа, которую предложила С. Эрлих в обо-значенной выше модели исследования. В связи с этим, целесообразно иссле-довать роль связующих средств в отрывках (44) и (45). В примере (44) первые три предложения выражают точку зрения Уиль-яма: сочетание it seemed a pain/ отзывалось болью предполагает интерпрета-цию определенных событий данным персонажем; сочетание his mother/ его мать в референциальном отношении также может быть приписано данному персонажу. Четвертое предложение может, на наш взгляд, рассматриваться как выражение отношения к событиям миссис Морель, поскольку только она может думать, что he was plausible/ он был убедительным. Вместе с тем, учет связующего средства but/ но, обнаруживаемого в данном высказывании, при-водит к альтернативной его интерпретации: в этом случае его можно рас-сматривать как своеобразное обыгрывание Уильямом мыслей миссис Мо-рель. Другими словами, анализ связующего средства but/ но может прояс-нить неоднозначность приписывания точки зрения, выражаемой данным вы-сказыванием, определенному персонажу. Данный союз «связывает» мысли двух персонажей, но он скорее всего не поддерживает выражение чьей-либо точки зрения, а прерывает ее.
Лексико-синтаксические коннекторы и проблема моделирования точки зрения рассказчика и персонажа в несобственно-прямой речи
«Он погрузился… в настоящий момент, вне всяких сомнений, в веселое, зависящее от женщин, бездумное настроение, менее и менее способный (так он думал, пока брился) понять, почему Кларисса не могла просто най-ти им жилье… И тогда он мог просто – просто сделать что? Просто ви-тать и парить в облаках (в тот самый момент он действительно был за-нят перебиранием различных ключей и бумаг), упасть в обморок и почув-ствовать… и все же никто, конечно же, не был так более зависим от дру-гих (он застегнул жилет). Он не мог держаться вдали от комнат для куре-ния … любил игру в бридж и прежде всего женское общество, и утончен-ность дружбы женщин, их преданность и безрассудство и величие в любви, которая, несмотря на свои недостатки, казалась ему (и темное, обворо-жительное лицо появилось поверх конвертов) такой приятной, такой вос-хитительной, как цветок, растущий на гребне человеческой жизни, и все же он не мог начать сначала, будучи всегда в состоянии разглядеть все вокруг себя (Кларисса постоянно выпивала из него часть энергии), и уставать очень легко от немой преданности и желать разнообразие в любви…» (Вульф В. Миссис Дэллоуэй). Первые четыре вставные конструкции дают читателю возможность воссоздать образ Волша через его повседневные действия. Фотография Дэйзи отвлекает Волша от этих действий. Эта фотография стимулирует читателя вообразить другие потенциальные мысли Волша, которые в тексте экспли-цитно не выражены. Синтаксическое единство двух планов повествования – объективного (во вставках) и субъективного (выражаемого в несобственно-прямой речи) достигается определенной структурной организацией текста, соответствующими текстообразующими средствами; в конечном счете оно определяется и своеобразием художественной перспективы высказываний, содержащихся во вставках и несобственно-прямой речи. Таким образом, наблюдается связывание дискурсов читателя и персо-нажа в аффективную взаимность. Финальная вставная конструкция носит в анализируемом отрывке иной характер: она соотносится с несобственно-прямой речью в том отношении, что объясняет причину репрезентируемых мыслей персонажа. Эту вставную конструкцию можно рассматривать как ответ на вопро-сы, которые персонаж задает себе во внутренней речи, и, таким образом, ее можно интерпретировать как сегмент процесса мышления персонажа. Вместе с тем, данную конструкцию можно анализировать как ответ автора на во-прос, который потенциально может возникнуть в читательском сознании в процессе постижения текста несобственно-прямой речи. В последнем случае анализируемая вставная конструкция будет выполнять ту же функцию, что и таковые в (88)-(89).
В процессе связывания несобственно-прямой речи персонажа вставные конструкции могут также выполнять функцию смещения читательского фо-куса с одной художественной перспективы на другую перспективу. Как пра-вило, вставные конструкции, реализуя указанную функцию, моделируют контраст между точками зрения двух персонажей. Например, в (91) авторская презентация мыслей персонажа по поводу другого персонажа прерывается несколькими вставными конструкциями, которые передают непосредствен-ные высказывания объекта размышлений: “Actually Sir Bustamente seemed half convinced that M. Laruelle had been taken in, that Senior Firmin had really been a sort of spy, or as he put it, spi-der… Sir Bustamente was prepared to be sorry for the Consul even as a spider, sorry in his heart for the poor lonely dispossessed trembling soul that had sat drinking here night after night (though she came back, M. Laruelle almost cried aloud, that was the extraordinary thing, she came back!) … ” (Lowry M. Under the Volcano);
«Действительно Сэр Бустаменте, казалось, уже почти убедился в то, что месье Ларуелль был зачислен, что старший Фирмин был кем-то вроде шпиона или, как он сам говорил, паука… Сэр Бустаменте подготовился к тому, чтобы сожалеть Консулу даже как паук, сожалеть в сердцах бедной одинокой дрожащей душе, которая уже начала прикладываться к алкоголю по ночам (хотя она вернулась, месье Ларуелль почти громко выкрикнул, что это было необычным, она вернулась!) …» (Лоури М. Под вулканом). В других случаях вставные конструкции, однако, моделируют дистан-цию, разобщенность между двумя персонажами, сознание которых представ-лено в несобственно-прямой речи. При этом один персонаж «высвечивает» другого персонажа в ироническом свете. В (92) в качестве иллюстрации дан-ного положения взят сегмент несобственно-прямой речи из рассказа К. Менсфилд «Прелюдия» (“Prelude”). Автор в процессе повествования «колеблется» между художественны-ми перспективами Линды Бурнелл и ее мужа Стенли. В результате читатель начинает симпатизировать Линде, которая описывается как being worlds away/ находящаяся очень далеко, воспринимает Стенли as if from the clouds/ как будто спустившегося с небес. Другими словами, читатель разделяет чув-ство дистанцирования героини от своего мужа, высвечивания его в ирониче-ском свете. Ироническим характером отличаются прежде всего сама вставная конструкция: (92) “He began parting his bushy ginger hair, his blue eyes fixed and round in the glass, his knees bent, because the dressing table was always – confound it – a bit too low from him…” (Mansfield C. Prelude);
«Он начал делать пробор в густых рыжеватых волосах, его голубые глаза, неподвижные и круглые, отразились в зеркале, колени согнуты, пото-му что туалетный столик был всегда – черт побери – немного ниже не-го…» (Мэнсфильд К. Прелюдия). Во вставке заключено замечание «от другого персонажа», ее содержа-ние, однако, в контексте всего высказывания воспринимается как органиче-ски связанное с состоянием и восприятием размышляющего персонажа. В примере (93) презентация когнитивного сознания персонажа «разры-вается» между двумя внутренними голосами (голосом соблазна и голосом сопротивления этому соблазну). Вместе с тем, указанная репрезентация вы-свечивается исходя из разных художественных перспектив (непосредственно самого персонажа, чье сознание репрезентируется, и других персонажей, точка зрения на действительность которых более объективна). Моделирова-ние дистанции между этими голосами позволяет автору представить персо-нажа в ироническом свете с опорой на собственные комментарии последнего. Вставная конструкция способствует тому, что внутренний дискурс персона-жа оказывается связным в смыслом отношении: читатель начинает понимать тот факт, что триумф персонажа над голосом соблазна оказывается мнимым: (93) “ I don t believe you believe in the strychnine somehow, the Consul said, with quiet triumph (there was an immense comfort however in the mere presence of the whisky bottle) pouring himself from the sinister bottle a halfumbleful of his mixture…” (Lowry M. Under the Volcano);
«Я не верю в то, что вы верите в действие стрихнина, – сказал Кон-сул с легким налетом триумфа (присутствие бутылки с виски, однако, вы-зывало абсолютный комфорт), наливая себе из зловещей бутылки полбока-ла микстуры…» (Лоури М. Под вулканом). Аналогичным образом, в (94) во вставной конструкции звучит голос разочаровавшегося в жизни, находящегося в алкогольном опьянении персо-нажа, который интерпретируется читателем на фоне более объективного описания в несобственно-прямой речи. В результате сам персонаж изобража-ется автором в ироническом свете: