Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 Способы познания, сохранения и представления знаний .34
1.1 Язык, мышление, знание: характер отношений 34
1.2 Категоризация и концептуализация как составляющие процесса познания 43
1.2.1 Категоризация как процесс упорядочения знаний .43
1.2.2 Категория и ее основные свойства 49
1.2.3 Типы знаний и категорий .53
1.2.4 Структура категорий и роль прототипов в организации категорий 56
1.2.5 Концептуализация и концептуальная интеграция как виды классификационной деятельности 62
1.3 Фрейм как способ схематизации человеческого знания .68
Выводы по главе 1 82
Глава 2 Поступок как социально-нравственная и лингвистическая категория 84
2.1 Понятие поступка в современной науке .84
2.2 Понимание поступка в лингвистике 92
2.3 Категории поступков .95
2.4 Фрейм ситуации поступка 98
2.5 Лексика, репрезентирующая поступки: когнитивная специфика общих и частных имен поступков .106
Выводы по главе 2 115
Глава 3 Категория положительно оцениваемых поступков 116
3.1 Субкатегория «Благодетельный поступок» 116
3.1.1 Модель ситуации в системно-языковом (лексическом) преломлении..116
3.1.2 Модель ситуации сквозь призму синтаксических конструкций 125
3.1.2.1 Конструкции с именами поступков .125
3.1.2.2 Конструкции с глаголами .140
3.1.3 Дискурсивное развертывание модели ситуации .148
3.1.3.1 Функционирование лексики со значением «благодетельный поступок» .148
3.1.3.2 Содержание слотов фрейма «Благодетельный поступок» .162
3.1.4 Модель ситуации в ассоциативно-вербальной сети говорящих 172
3.2 Субкатегория «Героический поступок» 179
3.2.1 Модель ситуации в системно-языковом (лексическом) преломлении..179
3.2.2 Модель ситуации сквозь призму синтаксических конструкций 187
3.2.2.1 Конструкции с именами поступков .187
3.2.2.2 Конструкции с глаголами 198
3.2.3 Дискурсивное развертывание модели ситуации .201
3.2.3.1 Функционирование лексики со значением «героический поступок»201
3.2.3.2 Содержание слотов фрейма «Героический поступок» 211
3.2.4 Модель ситуации в ассоциативно-вербальной сети говорящих 228
Выводы по главе 3 236
Глава 4 Категория отрицательно оцениваемых поступков 239
4.1 Субкатегория «Неразумный поступок» 239
4.1.1 Модель ситуации в системно-языковом (лексическом) преломлении..239
4.1.2 Модель ситуации сквозь призму синтаксических конструкций 249
4.1.2.1 Конструкции с именами поступков .249
4.1.2.2 Конструкции с глаголами .258
4.1.3 Дискурсивное развертывание модели ситуации .263
4.1.3.1 Функционирование лексики со значением «неразумный поступок». 263
4.1.3.2 Содержание слотов фрейма «Неразумный поступок» .275
4.1.4 Модель ситуации в ассоциативно-вербальной сети говорящих 285
4.2 Субкатегория «Нечестный поступок» .291
4.2.1 Модель ситуации в системно-языковом (лексическом) преломлении..291
4.2.2 Модель ситуации сквозь призму синтаксических конструкций 302
4.2.2.1 Конструкции с именами поступков .302
4.2.2.2 Конструкции с глаголами .327
4.2.3 Дискурсивное развертывание модели ситуации .338
4.2.3.1 Функционирование лексики со значением «нечестный поступок» 338
4.2.3.2 Содержание слотов фрейма «Нечестный поступок» 358
4.2.4 Модель ситуации в ассоциативно-вербальной сети говорящих 374
Выводы по главе 4 384
Глава 5 Амбивалентно оцениваемые поступки: межкатегориальная группа «Противоречащий общим правилам поведения поступок» 388
5.1 Модель ситуации в системно-языковом (лексическом) преломлении .388
5.2 Модель ситуации сквозь призму синтаксических конструкций .398
5.2.1 Конструкции с именами поступков 398
5.2.2 Конструкции с глаголами 413
5.3 Дискурсивное развертывание модели ситуации .421
5.3.1 Функционирование лексики со значением «противоречащий общим правилам поведения поступок» .421
5.3.2 Содержание слотов фрейма «Противоречащий общим правилам поведения поступок» 432
5.4 Модель ситуации в ассоциативно-вербальной сети говорящих .449
Выводы по главе 5 454
Заключение .456
Список использованных источников и литературы .462
Приложение 1. Список рассмотренных имен поступков русского и английского языков со словарными определениями .510
Приложение 2. Категории поступков и их лингвокогнитивные модели 514
- Язык, мышление, знание: характер отношений
- Функционирование лексики со значением «благодетельный поступок»
- Функционирование лексики со значением «неразумный поступок».
- Конструкции с именами поступков
Язык, мышление, знание: характер отношений
Объектом внимания современной лингвистики являются проблемы соотношения языка и мышления, связь человека и языка, способы и особенности их взаимодействия, язык приобрел статус антропоцентрической системы, в центре внимания которой стоит человек и его мир, а соответственно, его культура, общество, мышление, сознание.
Проблемой связи языка и мышления, языка и действительности занимались многие отечественные и зарубежные исследователи (О.В. Александрова, А.П. Бабушкин, А.Н. Баранов, Е.Г. Беляевская, В.И. Герасимов, Н.Т. Гишев, Н.И. Горелов, В.З. Демьянков, Д.О. Добровольский, А.А. Залевская, Ю.Н. Караулов, А.А. Кибрик, И.М. Кобозева, А.Ф. Корниенко, Е.С. Кубряко-ва, Г.П. Мельников, Е.В. Падучева, С.А. Песина, З.Д. Попова, Е.В. Рахилина, К.Ф. Седов, И.А. Стернин, Е.Ф. Тарасов, О.И. Уланович, Н.В. Уфимцева, Т.Н. Ушакова, Р.М. Фрумкина, Л.О. Чернейко, А. Вежбицкая, Т. Гивон, А. Голдберг, Т.А. ван Дейк, Р. Джакендофф, Дж. Лакофф, Р. Лангакер, М. Минский, Л. Талми, М. Тернер, Ч. Филлмор, Ж. Фоконье, У. Чейф и др.). По справедливому утверждению Е.С. Кубряковой, когнитивный подход к языку открывает «широкие перспективы виденья языка во всех его многообразных связях с человеком, с его интеллектом и разумом, со всеми мыслительными и познавательными процессами, им осуществляемыми и с теми механизмами и структурами, что лежат в их основе» [Кубрякова 1999: 3].
Проблема взаимоотношения языка и мышления имеет давние корни. Задача установить сущность уже структурированного до-лингвистического ментального содержания в его связи с языковыми структурами ставилась на повестку дня в разные эпохи. Первым, кто поставил ее в центр своих исследований в языкознании, был В. фон Гумбольдт. До этого она рассматривалась в основном в философском аспекте. С точки зрения Гумбольдта, мышление определяется языком: «Язык есть орган, образующий мысль. Слово, которое одно способно сделать понятие самостоятельной единицей в мире мыслей, прибавляет к нему многое от себя, и идея, приобретая благодаря слову определенность, вводится одновременно в известные границы» [Гумбольдт 2001: 9]. В этих словах мы находим то, как человек представляет определенный объект, воспринимая его так, как это преподносит ему язык: язык представляется как сущность, которая интерпретирует мир.
В одной из концепций взаимодействия языка и мышления мышление всегда связано с языком, «иначе мысль не сможет достичь отчетливости, представление не сможет стать понятием» [Гумбольдт 2001: 9]. По словам Гумбольдта, мышление не просто зависит от языка вообще, оно обусловлено каждым отдельным языком. Изучая язык испанских басков, Гумбольдт пришел к мысли о том, что «разные языки – это не просто разные оболочки общечеловеческого сознания, но различные видения мира; язык относится к тем «основным силам», которые строят всемирную историю» (цит. по: [Меч-ковская 2000: 62]). В. Фон Гумбольдт утверждал, что язык является обязательной предпосылкой мышления даже в условиях полной изоляции человека, а речевая деятельность даже в самых простейших проявлениях – соединение индивидуальных восприятий с общей природой человека.
Вслед за В. Фон Гумбольдтом, Л. Вайсгербер приписывает языку роль промежуточного мира, связывающего сознание человека с окружающей действительностью [Вайсгербер 2009]. Детерминированность мышления языком признавалась многими исследователями (А. Шлейхер, С.Д. Канцельсон). Э. Бенвенист утверждал, что «мыслительные операции независимо от того, носят ли они абстрактный или конкретный характер, всегда получают выражение в языке» [Бенвенист 2002: 104-106]. Человек постигает мысль уже оформленной языковыми рамками. Тем не менее мышление в отличие от языка, может свободно уточнять свои категории, вводить новые. Категории языка, будучи принадлежностью системы, которую получает готовой каждый носитель языка, не могут быть изменены по желанию говорящего. Ф. де Сос-сюр также утверждал, что вне языка мышления не существует. До формы, то есть до языка, и мысль, и звук бесформенны. Человек мыслит языком. «Мысль, хаотичная по своей природе, по необходимости уточняется, расчленяясь на части» [Соссюр 1977: 144].
Идеи В. фон Гумбольдта получили развитие в гипотезе лингвистической относительности (гипотеза Сепира — Уорфа), которая предполагает, что структура языка влияет на мировосприятие и воззрения его носителей, а также на их когнитивные процессы. Язык определяет мышление, лингвистические категории определяют когнитивные категории [Уорф 1999: 97].
Одним из современных авторов, реализовавшим на обширном материале идеи Гумбольдта и Бенвениста, является А. Вежбицкая. Сама действительность, по мнению Вежбицкой, дана нам в мышлении именно через язык, а не непосредственно [Вежбицкая 1996]. Данная идея находит свое отражение и продолжение в работах когнитивного направления как принцип, согласно которому человек не просто воспринимает мир, а участвует в его непосредственном конструировании [Фрумкина 2001: 264].
Другая точка зрения на проблему соотношения языка и мышления заключается в том, что мышление осуществляется на универсально-предметном коде (коде смысла) (Л.С. Выготский, Н.И. Жинкин, А.Н. Леонтьев, Ж. Пиаже). Универсально-предметный код рассматривается как нейрофизиологический субстрат мышления. Эта концепция была разработана и подробно рассмотрена Н.И. Жинкиным в работе «О кодовых переходах во внутренней речи» [Жинкин 1964]. Универсальным предметным кодом исследователь называет «язык интеллекта», основной компонент мышления.
Универсально-предметный код (УПК) имеет невербальную природу. Исследователь характеризует этот код как код образов, отпечатков реальности, формирующихся в сознании человека в процессе восприятия им окружающей действительности. Представления как изобразительные компоненты этого кода схематичны. Мышление человека осуществляется с помощью этих образов. УПК – это язык, на котором происходит первичная запись личностного смысла, формирование замысла речевого произведения. Движение от мысли к слову начинается с УПК [Красных 2001: 76]. Картинка (ситуация, схема, шахматная позиция) зависит от знаний смысла, а не от знаний языка [Красных 2001: 78]. Перевод содержания речи на другие языки возможен с помощью предметного кода, который представляет собой универсальный язык.
В работе «Речь как проводник информации» Н.И. Жинкин исследует проблему взаимодействия между тремя кодами: язык, речь, интеллект. Центральным звеном в этом взаимодействии является внутренняя речь. Языком и речью управляет интеллект. Под «интеллектом» психолог С. Бердс понимает «врожденную общую умственную способность. Она наследуется или по крайней мере врожденна, а не обязана обучению или тренировке; она умственна, а не эмоциональна или нравственна, на нее не влияют трудолюбие или рвение; она общая, а не специфичная, то есть не ограничена никаким отдельным видом работы, но входит во все, что мы делаем, говорим или думаем» [Красных 2001: 69].
Н.И. Жинкин отмечал, что у интеллекта есть собственный информационный язык, на котором он строит гипотезы, делает выводы, выносит решения. Все эти действия не зависят от того, на каком языке говорит человек [Жинкин 1982: 88]. На универсальном предметном коде происходит формирование замысла речи, первичная запись личностного смысла, который стремится выразить говорящий. Движение от мысли к слову происходит на первых этапах развертывания этого процесса с использованием невербального кода, который в ходе порождения речи перекодируется в языковую форму. Порождение речи, таким образом, это переход с кода чувственных образов на обычный вербальный язык. В процессе восприятия и понимания языка мы, наоборот, переводим языковые единицы на универсальный предметный код. Единицы универсального предметного кода – это нейрофизиологические единицы, кодирующие в биоэлектрической форме все знания и хранящие их в таком виде в долговременной памяти человека. Это образы, схемы, картины, чувственные представления, эмоциональные состояния, которые объеди няют и дифференцируют элементы знаний человека в его сознании, памяти по различным основаниям [Жинкин 1965, 1982].
На отсутствие прямой зависимости мышления от языка указывает Р. Джекендофф, отмечая, что мышление формирует вневербальную концептуальную мысль, а язык строит трехуровневую фразу (фонология, синтаксис и семантика), выражая таким образом эту мысль. Соответственно, язык выполняет лишь коммуникативную функцию, воплощая уже готовую мысль в языковую фразу [Jackendoff 2007: 69].
Отсутствие зависимости мышления от языка доказывается многими исследованиями психолингвистов, нейролингвистов, которые отмечают, что возможно говорение без мышления и наоборот – мышление без говорения (дети, которые еще не владеют языком, мыслят). Кроме того, человек, владеющий языком, может понимать что-то, но быть не в состоянии это вербализовать [Комлев 2003: 69-80]. Исследования нейролингвистов показывают, что процессы мышления и вербализации локализованы в разных участках коры головного мозга. Это свидетельствует об их многоуровневом характере и многокомпонентности процесса вербализации. Исследователи также указывают на отсутствие абсолютной связи между языковыми и ментальными категориями. Например, А.С. Мельничук отмечает: «В грамматическом строе языка развиваются обязательные для определенных частей речи и конструкций предложения формальные категории (например, категория вида глагола), не имеющие соответствия категориям мышления или соответствующие каким-либо факультативным его категориям [Мельничук 1990: 607].
Некоторые исследователи разделяют вербальные и авербальные типы мышления. Вербальное (словесное) мышление предназначено для коммуникации и наиболее совершенно. Неотъемлемым свойством такого типа мышления является его знаковый характер, то есть опора на звуковую форму. Скрытой формой словесного мышления является проговаривание про себя.
Функционирование лексики со значением «благодетельный поступок»
Для анализа характеристик слотов фрейма рассматривались контексты, в которых содержатся единицы словообразовательного гнезда, репрезентирующие фрейм. Максимальное количество контекстов, рассмотренных с каждой лексемой, составляет 300 контекстов. Контексты были отобраны методом сплошной выборки из поисковой выдачи, превышающей это число. В случае если поисковая выдача содержала меньшее число контекстов с данной лексемой, то к анализу привлекались все полученные по запросу контексты. В подсчетах учтены только контексты, связанные с ситуацией поступка. Например, из 300 контекстов с существительным благодеяние, отобранных из текстов художественной речи, 285 контекстов связано с ситуацией поступка: «И она занимается тем, что оказывает благодеяния своей семье. Вот он привез нас сюда, на этот остров, подверг нас десятилетнему заключению и уверен, что этим спасет нас от неминуемой гибели» (Е. Петров, Остров мира, 1947); «Но нельзя забывать, что, осыпав Машу благодеяниями, он все еще ничего от нее не добился» (О.Д. Форш, Михайловский дворец, 1946).
В 15 контекстах реализовано иное значение: «Лес является единственным, открытым для всех источником благодеяний, куда по доброте или коварству природа не повесила своего пудового замка» (Л.М. Леонов, Русский лес, 1950-1953).
В Таблицах 5, 6, 7, 8, 9, 10 показано количество контекстов НКРЯ в разных типах речи, в которых имена поступков данного класса употребляются применительно к ситуации поступка (первая цифра показывает общее количество рассмотренных контекстов, вторая цифра – количество высказываний из общего числа контекстов, в которых актуализирована ситуация поступка).
В Таблице 6 показана степень регулярности лексем, выражающих значения «агент поступка», «свойства агента поступка». Количественные данные требуют пояснения относительно того, какие контексты принимались в работе как такие, которые описывают ситуацию поступка, и такие, которые ее не описывают. Ср. следующие высказывания: «Между прочим, большая благодетельница: уступила мне свою комнату, а сама переехала к сестре на другой конец Москвы» (Л.Н. Толстой, Война и мир, 1867-1869) – в данном предложении с помощью лексемы благодетельница актуализирована ситуация благодетельного поступка; «И что вы думаете – печка у нас прямо благодетельница: до утра не остывает, хоть какой тебе мороз» (А. Лиханов, Кикимора, 1983) – в основе данного предложения лежит метафорическое сравнение печки с благодетельницей на основании признака «то, что оказывает помощь»: контексты такого плана не рассматривались как имеющие отношение к ситуации поступка.
В Таблице 6 также показано количество контекстов, в которых лексемы доброта, добродетель, милость выражают положительное нравственное качество человека, результатом которого становится благодетельный поступок. Например, «Я должен быть не сын моей матери и моего отца, не брат Володи, а несчастный сирота, подкидыш, взятый из милости» (Л.Н. Толстой, Отрочество, 1854); «Аристотель, который пошел гораздо дальше Платона, задался другим вопросом: если есть идеи для материи, есть ли соответствующие идеи для поступка? И пришел к выводу, что это добродетель. Поступая добродетельно, человек может соприкасаться с миром идей, не развоплощаясь» (иеромонах Димитрий (Першин), Волшебные миры в спро-странстве Евангелия, 2015); «Надежду Яковлевну никто не заставлял так поступать – только ее врачебный долг, ее доброта, ее душевность…» (Т. Шмыга, Счастье мне улыбалось, 2001).
В Таблице 8 показана степень регулярности лексем, выражающих оценку. Разграничиваются контексты, в которых лексемы выражают оценку поступка и оценку человека. Ср.: «Как каждое благое дело, восстановление имения великого русского композитора, создание музея его имени не могло не привлечь людей с особым складом души – подвижников, на которых, как не зря говорится, земля держится» (И. А. Архипова, Музыка жизни, 1996); «Тебя благодетельный твой дядя рекомендовал почтенным своим знакомым: первое, ты его не благодарил, а второе, не был у почтенной Никифоровой, и велишь, чтобы я за тебя благодарила дядю» (Ф. И. Буслаев, Мои воспоминания, 1897).
Показано количество контекстов, в которых лексемы характеризуют человека в связи с совершаемым поступком: «Король был милостив и отменил сожжение, заменив его повешением» (Письма Анки из Арканара, 2003); «Там, в степях, добрая Хадича то один кусочек подкинет, то другой… Здесь хлеб и продукты давали по карточкам и очень мало» (И. Грекова, Перелом, 1987); «Мэтр был к нам милостив, он недавно написал в одной из уже умиравших «буржуазных» газет лестную рецензию о нашем студенческом альманахе «Арион» (Н. Оцуп, Н.С. Гумилев, 1926).
Если представить концептуальный класс «Благодетельный поступок» в виде лексико-семантического поля, к центру поля будут относиться лексемы, имеющие общую употребительность по всем типам дискурса не менее 360 контекстов, не менее половины которых приходится на контексты, описывающие ситуацию рассматриваемых поступков. В соответствии с данными признаками в центре поля располагаются лексемы:
благодеяние (611 / 587 – первая цифра обозначает общую употребительность лексемы по всем типам дискурса, вторая цифра обозначает количество контекстов, описывающих ситуацию благодетельного поступка),
благодетель (629 / 620),
облагодетельствовать (364 / 351).
К периферии «первого уровня» относятся лексемы, имеющие употребительность по всем типам дискурса не менее 250 контекстов общей встречаемости лексемы, при этом не менее 160 контекстов – применительно к ситуации доброго поступка. Даному условию соответствует лексема благодетельница (258 / 247).
К периферии «второго уровня» относятся лексемы, общая употребительность которых может быть высокой, но употребительность в контекстах, актуализирующих ситуацию поступков данного класса, не превышает 160 контекстов:
благодетельствовать (159 / 153),
благо (о поступке: 842 / 20);
благой (о поступке: 386 / 39);
облагодетельствованный (118 / 114);
благотворение (106 / 95);
благотворить (87 / 78);
благодетельный (о поступке: 584 / 6);
благодетельный (о человеке: 584 / 48);
благо (о результате: 842 / 7);
благополучие (о результате: 677 / 6);
благоденствие (о результате: 522 / 4);
благоденствовать (о результате: 269 / 7);
добро (900 / 80);
доброта (692 / 57);
добродетель (353 / 13);
добрый (о поступке: 900 / 28);
добрый (о человеке: 900 / 27);
добродетельный (о поступке: 615 / 17);
добродетельный (о человеке: 615 / 12);
милость (о поступке: 790 / 13);
милостивец (166 / 152);
милостивица (6 / 6);
милость (о свойстве: 790 / 4);
милостивый (о человеке: 652 / 5).
Как видно из представленных количественных данных, наибольшей употребительностью в контекстах, актуализирующих ситуацию благодетельного поступка, среди лексем данного класса характеризуются лексемы благодетель, благодеяние, облагодетельствовать. На основании представленных данных, можно сделать вывод о том, что в лексической системе русского языка верхние уровни фрейма (т.е. центральные элементы класса) представлены слотами «Агент поступка, его свойства», «Действие, лежащее в основе поступка».
Функционирование лексики со значением «неразумный поступок».
В Таблицах 33-36 показано количество контекстов, в которых единицы, репрезентирующие класс «Неразумный поступок», актуализируют ситуацию неразумного поступка (Таблица 33), а также элементы данной ситуации, т.е. слоты «Агент поступка, его свойства» (Таблица 34), «Действие, лежащее в основе поступка» (Таблица 35), «Оценка поступка, агента поступка» (Таблица 36) в художественной, публицистической и устной речи по данным НКРЯ.
В Таблице 33 количественные данные обозначают общее число рассмотренных контекстов с данной лексемой (1-я цифра) и число контекстов, в которых данная лексема актуализирует неразумный поступок (2-я цифра). Различие проводится между контекстами, в которых одна и та же лексема обозначает поступок (количество таких контекстов показано в Таблице 33) и свойство, побуждающее к совершению поступка (Таблица 34). Ср.: «В конце концов безрассудство репрессивной силы может толкнуть ее на самые крайние в своем политическом авантюризме шаги» (Г. Вайнштейн, Что там – за правым поворотом? 1991); «Он полон самомнения и безрассудст ва… Думаю, если у него останется тысяча человек, и с теми он бросится на целую армию…» (А.Н. Толстой, Петр Первый, 1933) – актуализировано свойство, которое находит воплощение в поступке; «Если совершить величайшее безрассудство во имя любви можно в молодые годы, то понять его и, быть может, пожалеть, что в твоей жизни такого не было, можно лишь в зрелые годы» (А. Рыбаков, Тяжелый песок, 1975-1977) – лексема безрассудство обозначает поступок. В некоторых высказываниях не получает выражения ни одно, ни другое значение: «Человек весьма решительный при достижении личных целей, Гайда соединял в своем характере безрассудство, смелость, заносчивость» (А.И. Алдан-Семенов, Красные и белые, 1966-1973) – в данном предложении лексема безрассудство используется для описания героя и не имеет отношения к ситуации поступка «безрассудство». Контексты такого плана в данной работе не рассматривались.
В Таблице 34 указано количество высказываний, в которых лексемы употреблены применительно к человеку, совершающему неразумный поступок: «Какие глупцы мужчины, когда женятся на возлюбленных, которых уводят от мужей!» (А. Маринина, Иллюзия греха, 1996); «Есть и, наоборот, депрессивное «я – сама – дура – виновата, что за него замуж вышла» (коллективный форйм: Почему муж не помогает с ребенком, 2013).
Контексты, в которых ситуация неразумного поступка не актуализирована, не рассматривались. Ср.: « «Она у нас неряха да дурочка!» Дружка же отвечал: «Мы и дурочку возьмем, образумим, выучим!» (Свадьба тюменских сторожилов, 2004);
Если представить концептуальный класс «Неразумный поступок» в виде лексико-семантического поля, к центру поля будут относиться лексемы, общая употребительность которых во всех типах дискурса составляет не менее 350 контекстов, при этом не менее половины данных контекстов описывают ситуацию неразумного поступка. В соответствии с данными признаками в центре поля располагаются лексемы:
глупость (о поступке: 900 / 217 – первая цифра обозначает общее количество рассмотренных контекстов в НКРЯ, вторая цифра обозначает количество контекстов с данной лексемой, описывающих ситуацию поступка),
глупость (о свойстве: 900 / 237);
безумство (391 / 194);
глупо (772 / 206).
Как было отмечено ранее, в данном исследовании во внимание принимались только такие контексты, в которых эксплицирована ситуация поступка. Рассмотрим примеры контекстов НКРЯ с лексемами класса «Неразумный поступок», иллюстрирующие разницу между высказываниями, в которых ситуация поступка эксплицирована и не эксплицирована. Ср.: «В эти годы парни, да и девки тоже, совершают больше всего дерзостей, глупо -ст ей и отчаянных поступков» (В. Астафьев, Царь-рыба, 1974) – в данном предложении лексема глупость вербализует поступок; «То есть мне послышалась глупост ь какая-то, вроде: «Мебиус, Мебиус…»» (В. Белоусова, Второй выстрел, 2000) – высказывания такого плана в работе не рассматривались, т.к. они не имеют отношения к ситуации поступка.
К периферии «первого уровня» относятся лексемы, общая употребительность которых составляет не менее 200 контекстов, при этом не менее 100 контекстов семантически связаны с ситуацией поступка данного класса:
безрассудство (о поступке: 235 / 124);
безрассудный (о поступке: 607 / 113);
дурак (900 / 167);
безрассудно (416 / 154);
безумие (651 / 100);
дура (900 / 160);
идиот (818 / 116).
Лексемы, которые актуализируют ситуацию поступка в менее чем 100 контекстах НКРЯ, относятся к зоне дальней периферии:
глупить (77 / 45);
сглупить (47 / 44);
идиотство (87 / 18);
идиотизм (467 / 67);
глупец (548 / 56);
дурочка (510 / 31);
идиотка (366 / 97);
безумец (623 / 97);
безрассудство (о свойстве: 235 / 35);
глупый (о поступке: 900 / 44);
глупый (о человеке: 900 / 29);
по-идиотски (30 / 6);
идиотский (663 / 29);
безумный (о поступке: 780 / 22);
безрассудный (о человеке: 607 / 33).
дуровать (2 / 2);
наглупить (23 / 20);
сдурить (9 / 9);
безумствовать (201 / 71);
идиотски (85 / 1).
Как видно из представленных количественных данных, наибольшей употребительностью среди имен поступков класса «Неразумный поступок» характеризуются лексемы глупость, безумство.
На основании представленных данных, можно сделать вывод о том, что в лексической системе русского языка центральным является слот «Агент поступка, его свойства», «Оценка поступка, агента поступка» представлена одной единицей глупо, употребительность которой ниже по сравнению с лексемами, обозначающими свойство агента поступка.
По общему количеству актуализированных контекстов выделяется слот «Агент поступка, его свойства» (996 контекстов НКРЯ – 8,2% всех рассмотренных контекстов с лексемами-репрезентантами данного класса). Наиболее употребительными лексемами данного слота являются единицы дурак (167 контекстов – 18,5% от всех контекстов с данной лексемой) и дура (160 контекстов – 17,7% контекстов).
На втором месте по степени экспликации находится слот «Оценка поступка, агента поступка» (633 контекста НКРЯ – 5,2% всех контекстов): лексема глупо является наиболее употребительной лексемой из всех единиц, обозначающих оценку нечестного поступка или оценку агента нечестного поступка: 206 контекстов, что составляет 26,6% всех контекстов с данной единицей.
На третьем месте по степени актуализации расположен слот «Действие, лежащее в основе поступка» (191 контекст НКРЯ – 1,5% всех контекстов).
В художественном и устном типах дискурса в большей степени актуализирован слот «Агент поступка, его свойства»; в публицистическом – слот «Оценка поступка, агента поступка».
Конструкции с именами поступков
Способом обозначения роли являются конструкции с дополнением. Глаголы речевой сферы в сочетании с именем поступка, выраженным дополнением в форме Пр. п., кодирует роль Предмет высказывания: «Давайте, девки, поговорим о житейском, о простом, … о детских шалостях, о твороге, об итальянских сапогах и об отрицании ревности» (В. Аксенов, Таинственная страсть, 2007); «Кстати, он был как раз тем единственным человеком, которому я рассказал о нашей студенческой проделке» (Ф. Искандер, Летним днем, 1969).
Наиболее типичными глаголами, кодирующими данную роль, являются рассказать, говорить, поделиться, объявить: «Эти же хозяйки, как о чудачестве, говорили, что тетя Маша не подливает в буйволиное молоко воды» (Ф. Искандер, Чик чтит обычаи, 1967); «Легко понять ее и в том, что она назвала чудачест вом, когда муж – человек столь высокого государственного положения, с которым она была и на приеме в Кремле, – вдруг сообщил ей в декабре 1966 года, что идет на демонстрацию в защиту Конституции на Пушкинскую площадь» (Г. Горелик, А. Сахаров, Наука и свобода, 2004).
Предмет мысли
В конструкциях с прямым дополнением Предмет мысли эксплицируется именем поступка, выполняющем функцию дополнения в сочетании с глаголами ментальной сферы, а также с предлогом или без него: знать, думать, помнить и др.: «Иногда, задумываясь о своей выходке, Гуськов даже хотел, чтобы его сцапали и завернули обратно» (В. Распутин, Живи и помни, 1974); «Герцогина, вероятно, знала о ша ло стях дам и кавалеров, но так как все боялись оскорбить целомудренную чувствительность Елизаветы, то секреты любви соблюдались строго и все оставалось прилично» (А.К. Дживелегов, Очерки итальянского Возрождения, 1929).
Содержание мысли
Содержание мысли подразумевает то, что думает, знает Субъект ментального состояния. Семантическая роль эксплицируется в конструкциях с дополнением: «Он еще какую проказу выдумает, да похлеще первой» (М. Сергеев, Волшебная галоша или Необыкновенные приключения Вадима Смирнова, его лучшего друга Паши Кашкина и 33 невидимок из 117-й школы, 1971); «Любую проделку я шуткой считал, а дождь себе льет да льет» (М.М. Морозов, Вильям Шекспир, 1951); «Таисий, иначе Иван Каменев, эти проделки за холопами знает и Бегичеву не говорит, а потому Ивана Каменева вся дворня любит» (А.П. Чапыгин, Гулящие люди, 1937); «Я за две улицы от тебя живу – и то его проделки знаю» (К. Симонов, Живые и мертвые, 1955-1959).
Тема
Показателями наличия данной роли в тексте являются:
– конструкции с бытийными глаголами в позиции сказуемого. Семантическая роль Тема в предложении эксплицируется в составе 1) составного именного сказуемого: «Генеральная прокуратура отписала по-своему: мало того, что в «шалостях» г-на Новоселова не было состава преступления, самих «шалостей» не было» (Е. Толстых, Казино «Алроса» // «Совершенно секретно», 2003); «Во время одной из экскурсий Вольку накрыли на месте преступления и слегка намяли бока, обещав намять побольше, если такие шалост и будут повторяться» (М.И. Касьянов, «Телега жизни». Молодость // «Голос эпохи, литературно-общественный журнал, 2012).
Блок обстоятельственных характеристик Мотивировка
Носителем данной роли являются имена, обозначающие противоречащие общим правилам поведения поступки, при этом Мотивировка получает выражение в рамках обстоятельства: «Как ни удивительно, с Тани спрос был гораздо больший – и за шалости, и за опоздания из школы, и за неряшливость, которой Таня постоянно грешила» (Л. Улицкая, Казус Кукоцкого // «Новый мир», 2000); «За подобную безответственную выходку вас стоило бы отшлепать» (Д. Сабитова, Цирк в шкатулке, 2007); «Обнаружение себя как перед теми, так и перед другими было делом опасным и ненужным, и в любом случае никто из конторы не погладил бы Леона по головке за столь рискованный фортель» (Д. Рубина, Русская канарейка. Блудный сын, 2014); «С дискурсмонгером такого уровня не разрывают контракт из-за пустяковой шалости» (В. Пелевин, S.N.U.F.F, 2011). Наиболее типичной ситуацией, которую мотивируют рассматриваемые поступки, является ситуация наказания: предполагается, что агент поступка должен нести ответственность за то, что совершил.
Причина
Поступки являются причиной некоторых ситуаций или обусловливают возникновение состояния. В текстах НКРЯ поступки рассматриваемой группы представлены как такие, которые являются причиной волнения / замешательства / возбуждения одного из участников ситуации: «Мужчины от такого неожиданного выверт а растерялись, и Евгения смотрела на них, как на бедных Йориков» (Елена и Валерий Гордеевы, Не все мы умрем, 2002); «Теперь, глядя на лениво покуривавшего в единственном исправном кресле Фильку, делался от щугоревских продело к вспыльчив, гневен» (Б. Евсеев, Евстиг-ней, 2010); «И какого черта я должен ночами не спать из-за ваших мальчишеских проказ?» (Б. Левин, Блуждающие огни, 1995).
– семантические роли актантов имен поступков
Блок Агенса
Агенс
Существительное собственное или нарицательное в Им. п. в позиции подлежащего – одна из наиболее продуктивных конструкций при актуализации Агенса: ««Вот так, Тихон Николаевич, вы трудитесь, а сынок, понимаете ли, фортели тут выкидывает, вождям советской власти ноги отрывает»» (Переписка с читателями // «Наука и жизнь», 2009).
Личное местоимение в Им. п. в позиции подлежащего также обозначает Агенса поступков рассматриваемой группы: «Наследник богатого состояния и имени предков, счастливо воевавших в истекшем столетии под началом Ласси, Миниха и Румянцева, несколько лет назад, путешествуя с молодой женой, он совершил за границею одну-две поразительные выходки, которые, разгласившись, могли дать повод к политическим применениям» (Р. Шмараков, Камеристка кисти Клотара // «Сибирские огни», 2013); «Они совершают чудачества, навлекают на себя подозрение в сумасшествии, составляют вместе отчаянный домашний оркестр на кастрюлях и Бог знает на чем … » (В. Смехов, Театр моей памяти, 2001).
К одному из способов для актуализации Агенса относится использование местоимения в адъективной позиции: «– Думал, я не узнаю про твои художества?» (А. Маринина, Не мешайте палачу, 1996); «Он всем уже надоел своими глупыми проделками» (Б. Левин, Инородное тело, 1965-1994); «И не всегда их чудачества воспринимаются окружающими верно» (Н.В. Кожевникова, Сосед по Лаврухе, 2003).
В функции несогласованного определения употребляется также местоимение или существительное в постпозиции: «имя поступка + сущ. / мест. (Р.п.). Данную конструкцию также можно причислить к группе наиболее продуктивных: « Да, это шало ст и хозяина нашего дома, глухо отвечал доктор, и его обширная лысина и короткая шея стали багровыми» (В. Ми-хальский, Одинокому везде пустыня, 2003); «От чудачеств Табаки тянуло расхохотаться, но я боялся, что смех прозвучит истерично, и сдерживался» (М. Петросян, Дом, в котором…, 2009); «Так – вечные, мол, чудачест ва Коржавина» (А. Латынина, Андерсеновский мальчик – роль навсегда, 2003).
Агенс может получать двойную экспликацию: в форме местоимения его и имени собственного Юрий Борисович: «Однако человеком Юрий Борисович был неожиданным – и к чудачествам его приходилось привыкать» (Э. Кио, Иллюзии без иллюзий, 1995-1999).
Агенс получает выражение с помощью существительного / местоимения в Д. п. в позиции дополнения. При употреблении имен поступков в конструкции такого плана актуализируется не реализация конкретного поступка, а характеристика личности через оценивание ее предрасположенности к совершению поступков определенного рода, например, ему / ей свойственны такие чудачества / странности / фортели / выходки / (ср. с аналогичным смыслом конструкции с генетивным агенсом, например, для него характерны такие выходки).