Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Основные подходы к изучению междометий и релятивных конструкций как особых языковых знаков 13
1.1. Подходы к изучению междометий в отечественной лингвистике 13
1.2. Концепции анализа междометий и релятивных конструкций в трудах зарубежных ученых 26
1.3. Междометия и релятивные конструкции как объект междисциплинарного исследования 34
1.4. Типизация и классификация эмотивно-волюнтативных десемантизированных конструкций: корреляция понятий «междометие» и «релятив» 41
1.5. Иерархическая ноэматика как основа продукции и рецепции эмотивных смыслов 50
Выводы по первой главе 59
Глава 2. Эмотивность как вербализованная эмоциональная тональность художественного текста 62
2.1. «Экспрессивность» и «эмотивность» в дискурсе художественной литературы 62
2.2. Делимитация понятий «эмотивная ситуация» и «эмотивный текст» 68
2.3. Отражение эмоций как компонентов эмотивной ситуации в семантике и ноэматике языковых единиц 79
2.4. Психологическая женская проза как особый тип эмотивного текста 90
Выводы по второй главе 98
Глава 3. Функциональные возможности релятивов и междометий как продуктивного способа формирования эмотивного смысла в текстовой реальности 101
3.1. Десемантизация как базовый принцип вербализации эмотивного аспекта релятивных конструкций 101
3.2. Декодирование функциональной семантики релятивов как лингвокультурных компонентов художественного текста 109
3.3. Междометные единицы как компонент эмотивных коммуникативных моделей 121
3.4. Частотность употребления и вариативность интеръективов как маркер степени эмотивности текста 129
3.5. Номинативно-прагматические потенции междометий и релятивов в экспликации эмотивной ситуации 139
3.6. Способы репрезентации и адекватной интерпретации эмотивного смысла при использовании релятивных конструкций и междометий в художественном произведении 151
3.7. Интерпретация сложных смыслов при вербализации и
рецепции релятивов комплексной ноэматики 162
Выводы по третьей главе 172
Заключение 175
Список литературы 183
- Концепции анализа междометий и релятивных конструкций в трудах зарубежных ученых
- Иерархическая ноэматика как основа продукции и рецепции эмотивных смыслов
- Отражение эмоций как компонентов эмотивной ситуации в семантике и ноэматике языковых единиц
- Частотность употребления и вариативность интеръективов как маркер степени эмотивности текста
Концепции анализа междометий и релятивных конструкций в трудах зарубежных ученых
Задача данного раздела рассмотреть отечественную традицию в исследовании проблемы междометий. Система междометий и релятивных конструкций в языке является одним из наиболее проблемных частеречных классов, которые находятся в сфере изучения различных дисциплин (психолингвистика, когнитивная лингвистика, психология), и уже давно интересует как отечественных, так и зарубежных исследователей. В русской традиции подобные лексемы представляют некий пограничный класс, данные единицы в высказывании находясь «между» «метками», сами «метят», маркируют эмотивно-волюнтативную сферу коммуникации.
В истории лингвистической науки в России вопросами принадлежности междометий и релятивных конструкций к системе языка занимались М.В. Ломоносов (1775), А.Х. Востоков (1859), Ф.И. Буслаев (1959), А.А. Шахматов (1925, 1941), А.И. Смирницкий (1952, 1959), М.Д. Гутнер (1962), ВТ. Костомаров (1959), А.И. Германович (1966) и многие другие отечественные языковеды. В большинстве работ основным вопросом являлась проблема категориальных признаков подобных конструкций, относящих их к языку или вводящих их в рассмотрение речевых единиц, тип знаковой принадлежности и основания их включения в тот или иной класс языковых единиц (слов, предложений). Достаточно часто наблюдается включение междометий в сферу так называемого «аффективного языка», а значит рассмотрение в чисто психологических исследованиях, или же особое внимание к структурным и функциональным аспектам природы релятивов и междометий (см.: Германович, 1966; Гутнер, 1962; Добрушина, 1995; Коминэ, 1999; Шаховский, 2008 и др.).
Антропоцентрический поворот в лингвистике сместил акценты изучения междометных и релятивных конструкций к проблемам анализа законов и принципов функционирования языка в тесном взаимодействии с когнитивными процессами по вскрытию взаимоотношений объективной и рефлексивной реальности с «человеком познающим» в центре данной парадигмы. Теперь умы ученых занимали вопросы связи междометий и релятивных конструкций с теорией дискурса и речевых актов, проблемы его роли в метасемантике и структурной семантике, при рассмотрении их как ментальных конструкций и т.п. (см. работы: Синекопова, 1989; Телия, 2006 и др-) Наличествующая в данный момент в лингвистической науке недостаточная изученность данных единиц и присутствующие разночтения в определении их статуса и природы являются вполне обоснованными. Сама дефиниция термина «междометие» изначально была не вполне конкретна, например, определение А. Антонова: Междометие - это «...слово, которое между частями речи бывает вметаемо...» (цит. по Цофина, 2011: 185). Многие исследователи включают в класс междометий ономатопеи, рефлекторные выкрики и изоляты, сопутствующие высказыванию, не признавая более широкого гиперонимического понятия «релятивная конструкция», «для аккуратного описания междометий необходимо провести демаркационную линию между ними и смежными областями языковых явлений» (см.: Шаронов, 2004: 665). Некоторые полагают, что междометие чуждо синтаксическому строю, и включается в речевое произведение не на основе широкого семантического и синтаксического варьирования и сочетаемости, а «аконтекстуально» (Цыганенко, 1989: 229).
Препятствием к комплексному рассмотрению вышеозначенных проблем являлись и разночтения в исходных допущениях в определении границ и классификационных признаков слова, что осложняло отнесение междометий и релятивов к частям речи, либо вообще исключало их из рассмотрения как языковых единиц языковой системы.
Включение разноразрядных лексем в класс междометий оказало огромное влияние на формирование теории междометия. Например, введение в состав междометной системы таких единиц, как обращения, этикетных слов, ономатопей и иногда даже приказов, песенных припевов и т.п. (Бабайцева, 1991: 9). Многими исследователями исключалась сама возможность номинации данной группой слов понятий и представлений (Гутнер, 1962; Германович, 1966; Шахматов, 1941: 507-508). Междометие часто трактовалось как «восклицание, которое показывает неопределенное состояние боли, ужаса, радости... Тут еще нет слова, тут еще не говорит человек» (Аксаков, 1875: 7-8; цит. по: Шалунова, 2012: 84). Терминологические расхождения авторов по данной проблеме чрезвычайно широки, междометия в различных работах определяют как «полуслова» (Ушаков, 1923), используя данный термин, однако, по причине выполнения этими конструкциями функций слов; «междометные предложения» (Шахматов, 1925: 4); у В.В. Виноградова мы можем найти их дефиницию в качестве «субъективных речевых знаков» (Виноградов, 1947: 745); А.П. Ляшенко назвал их «интеръекционными единицами» (Ляшенко, 1975) и т.д.
Особый интерес представляет дефиниция интеръективных единиц как «эмотивов-экспрессивов» (Бабенко, 1989). Однако во всем многообразии толкований четко прослеживаются две тенденции: либо их определяют как специфический отдельный класс слов наравне со знаменательными и служебными частями речи, либо, что прослеживается гораздо реже их причисляют к «частицам речи» наряду с предлогами и союзами (Мисявичене, 1981). В нашем диссертационном исследовании под термином «междометие» понимается особый класс лексем в рамках целого ряда релятивных единиц, характеризующийся примарностью эмотивного значения и полным отсутствием денотативного компонента, в отличие от более широкого понятия «релятивов».
Иерархическая ноэматика как основа продукции и рецепции эмотивных смыслов
Ни один из способов понимания без усвоения и применения «верных» тактик интендирования, которые происходят вне рамок схем действования как комплекса метаединиц, иерархически структурирующих ноэмы в смысловой конструкции, не обеспечивают адекватного понимания эмотивной составляющей художественного текста, это, так называемое, «иллюзорное понимание» (Богин 2001), которое является наиболее распространенным для наивного восприятия. Оно существует в рамках категории субъективности, индивидуально-личностных ассоциативных связей, которые не учитывают в сфере рассмотрения ноэмы-доминанты, как и ноэмы-культурные-основы. Данные типы смысловых квантов впервые были выявлены Г.Н. Миловановой, которая выделяет в структуре смысловой иерархии три типа ноэм: а) ноэмы-культурные-основы, которые указывают на некоторые базовые культурные смыслы, б) ноэмы-доминанты, воспроизводящие стереотипы и константы культуры, в) периферийные ноэмы, являющиеся устойчивыми тематическими направлениями развертывания ноэм-доминант (Милованова, 2005: 166). Например, при восприятии сложных ноэматических структур, эксплицирующих помимо чисто эмотивного еще также и апеллятивные и хезитативные обертоны смысла, для реципиента, неискушенного в возможностях герменевтического понимания. Скрытыми остаются даже базовые узловые кванты смысловой структуры, а значит, высказывания героев, их языковая характеристика, при этом общий эмотивный фон произведения воспринимаются неверно: And now Elizabeth was "out", presumably; thought him an old fogy, laughed at her mother s friends. Ah well, so be it. (Woolf, 1996: 65)
В данном случае весьма однозначное междометие well, чаще всего выступающее в качестве вводного слова и обладающее особой семантикой хезитации (вне зависимости от причин), актуализирует в контексте имманентно присущие периферии ноэмы «согласия» и даже «смирения» персонажа, что подкрепляется использованием в ближайшем горизонтальном контексте устойчивого выражения so be it, которое содержит ассоциации с библейским да будет так!, или вступает в ассоциативную связь с фатализмом так тому и быть!. В зависимости от вектора восприятия междометие ah, употребляемое вкупе с интеллективным хезитатором well, несёт в себе либо функцию вербализации эмотивной ситуации «сожаления», либо «обреченности», усиливая тем самым последующий фразеологизм.
Такая авторская игра со смысловыми трансформациями происходит подчас интуитивно, на уровне ноэматической рефлексии (базируется только на художественном вкусе и «чувстве языка»). В конкретном случае мы видим дифракцию существующих метаединиц структуры смысла, который неопределен безконтекстным употреблением, которая основывается на интуитивных операциях с периферийными ноэмами. Реципиент в этом случае все-таки имеет возможность выхода на третий уровень абстракции, на феноменологическую рефлексию (по причине того, что верные тактики интендирования уже были заложены самим автором): ему лишь следует предположить наличие возможных интеллективных и эмотивных смыслов в структуре хезитатора, осознать возможность иного прочтения и интерпретации с применением операций с метаединицами схем действования в структуре понятия, увидеть возможность распредмечивания и повторного опредмечивания глубинного содержания на луче феноменологической рефлексии.
В контексте подобных операций с привлечением осознанной рефлексии релевантным будет и описание противоположного вида рецепции на базе стереотипных, «трафаретных» схем, которые также интенциально закладываются продуцентом текста. - Хм... - Тетя нахмурилась. - Но почему ты говоришь в будущем времени? У меня с ним уже получилось. По-лу-чи-лось (Кучерская, 2012: 205).
В приведённом выше горизонтальном контексте с употреблением простого междометия хм представлена «трафаретная» схема интеллективной хезитации, размышления, рефлексии над услышанным, тем самым эксплицируется стереотипная эмотивная ситуация задумчивости героини. Графически передача возникшей в разговоре паузы передаётся также с помощью многоточия. Кроме того, здесь реализуются коннотативные обертоны негодования, что, однако, происходит уже без включения хезитатора, о чём свидетельствуют использование глагола «нахмуриться» с соответствующей семантикой и ярко выделенная графически дефисным написанием просодика повторяющейся лексемы «получилось».
Но подобная экспликация стереотипа может базироваться не только на стандартном генерализованном смысле простого непроизводного междометия, «трафаретная» схема используется и в предельной экспликации в широком горизонтальном контексте при употреблении релятивных конструкций в форме полнозначных предложений. Чаще всего это происходит в форме риторических вопросов, вкрапленных в текст внутреннего монолога или потока сознания: AberMalina sagt: (SagtMalina etwas?) Malina sagt: Tote ihn! tote ihn! Ich sage etwas. (Aber sage ich wirklich etwas?) Ich sage: Ihn allein kann wh mcht toten, ihn allein nicht (Bachmann, 1971: 154-155).
Отражение эмоций как компонентов эмотивной ситуации в семантике и ноэматике языковых единиц
Результатом изысканий В.И. Шаховского в рамках исследования процессов категоризации эмоций в лексической семантике явилось выделение двух типов текстовой эмотивности: собственно эмотивность, эмотивность семантическая как реализация эмоциональных сем в значении, и эмотивность контекстуальная как актуализация эмоциональных ноэм в смысловых обертонах, появляющаяся в результате работы языковой единицы в речи. Автором были установлены три уровня экспликации эмотивного начала в языковых единицах: «1) эмотивное значение; 2) коннотация как компонент, сопряженный с логико-предметным компонентом значения; 3) уровень эмотивного потенциала» (Шаховский, 2008а: 131).
Семантика в работах В.И. Шаховского находится в непосредственной взаимосвязи с самой текстовой эмотивностью и варьируется самим текстом в рамках интенциальных коммуникативных целей. Эмотивная семантика текста характеризуется наивысшей потенцией к реакции на ситуацию семиозиса и психо-эмоциональные особенности контркоммуникантов. Таким образом, эмотивная семантика представляет собой один из важнейших коммуникативных аспектов текстовой реальности. Ключевым моментом в реализации эмотивов в процессе выстраивания адекватной коммуникации служит понимание эмотивной информации как смысловой и необходимость учета вариативности формы в эмотивной сфере общения.
Дескриптивная семантика как полнозначных, так и интеръективных конструкций является более универсальной, в то время как эмотивный компонент семантики и ноэматики языковых единиц гораздо более этноспецифичен - живущий и производящий некие коммуникативные действия в определенной лингвокультуре «человек окружает себя миром звуков, чтобы воспринять и обработать мир...» (Шпет, 2007: 347) эмоций. Даже совпадение дескриптивного компонента в различных межъязыковых параллелях не гарантирует такового в эмотивной сфере. Именно в этом кроется целый ряд проблем в процессе переводческой интерпретации эмотивного текста.
Под эмотивностью в широком смысле мы вслед за профессором В.И. Шаховским в нашем диссертационном исследовании будем понимать «имманентно присущее языку семантическое свойство выражать системой своих средств эмоциональность как факт психики, отраженные в семантике языковых единиц социальные и индивидуальные эмоции» (Шаховский, 2008б: 24).
В основу экспликации эмотивной ситуации в эмотивном тексте положена дуальность текста как единства плана содержания и плана выражения, манифестирующих принципы эмотивно-волюнтативной сферы коммуникации. Базой плана содержания текстовой эмотивности предстает субъективная оценочность, в то время как план выражения представлен средствами, обеспечивающими эмоциогенность текстового пространства, эмотивным фоном. Различные способы репрезентации эмотивности способствуют созданию эмотивного текста как целого.
Необходимо подчеркнуть нетождественность понятий «эмотивность текста» и «эмотивный текст». В нашей работе мы будем опираться на определение эмотивного текста, данное В.И. Шаховским: «Эмотивным можно признать текст, отвечающий базовым принципам экспликации эмотивных ситуаций: передачи сведений об эмоциях и чувствах, в противовес фактологической информации; реализации эмоциональных коммуникативных целей; содержания в поверхностной структуре языковых и речевых эмотивных знаков, инкодирующих эмотивное содержание» (Шаховский, 2008б: 44). Важным для нашего исследования является также постулат о рефлексии в эмотивности текста не только генерализованного эмотивного содержания в эмотивной форме, но и включение в него эмоциональной информации в виде специфических эмотивных вкраплений, представленных в анализируемых нами произведениях в том числе релятивами и междометиями эмотивно-волюнтативной семантики.
В комплексном анализе эмотивного текста в рамках функционирования специфических принципов и законов следует руководствоваться, прежде всего, посылками, сформулированными В.И. Шаховским, которые в преломлении через призму филологической феноменологической герменевтики обретают следующий вид: 1) принципы и основные законы являются абстракциями отношений языковых фактов третьего уровня; 2) анализ языковых фактов текстовой реальности необходимо предварять опредмечиванием фактического материала анализа и выстраиванием четкой иерархической структуры из кажущейся неупорядоченности вкраплений эмоциогенности в ткани текста; 3) законы регулируются правилами и имеют в их основе конкретные языковые факты, равно как метаединицы представляют собой узловые точки конденсации трансформаций, базирующихся на актуализированных ноэмах в структуре смысла; 4) существуют исключения из законов и принципов при порождении эмотивного текста; 5) диалектическая взаимосвязь законов и принципов обуславливает свободное перетекание категорий в рамках эмотивного текста (Шаховский, 2008б: 145).
Эмотивность текстового пространства формируется различными источниками эмоциогенности, которые, однако, получают совершенно разную трактовку у лингвистов. С одной стороны, эмотивность текста формируется собственно эмотивными языковыми средствами, которые и являются экспликаторами эмотивных ситуаций. Средства эти представлены в тексте по-разному: «от свернутых (семный конкретизатор, слово) и минимально развернутых (словосочетание, предложение) до максимально развернутых (фрагмент текста, текст)» (Хабаров, 1984: 16).
Частотность употребления и вариативность интеръективов как маркер степени эмотивности текста
Междометия и релятивные конструкции, вербализующие особую эмотивно-волюнтативную составляющую в текстах художественных произведений, являются комплексно организованными этно-специфическими культурологическими семио-ноэматическими структурами. Их внутреннее глубинное смысловое содержание в конкретных условиях семиозиса обусловливается не только универсальными, общечеловеческими и этноспецифическими аксиологическими установками, социально-историческим опытом, но и личностными мотивами при вербализации эмоционально-ценностной системы автора или же той или иной социальной группы (любого объединения, использующего конкретный культурно-эмотивный код).
Одной из характерных черт интеръективов, определяющих их семантическую структуру, является генерализованность вербализуемого смыслового содержания, находящая реализацию в ближайшем контексте. Поэтому семантико-идентифицирующая роль ситуации семиозиса, контекстуального окружения, экстралингвистических коммуникативных средств чрезвычайно возрастает. Именно приемы паравербального (просодического варьирования) предоставляют возможность не только выделить междометие в потоке речи, но и четко установить обертоны многогранного смысла, актуализируемые ноэмы в каждой конкретной ситуации. Именно актуализация и вербализация одного из оттенков имманентно присущего смысла в структуре генерализованного значения выступает на первый план в контексте, а значит и сама структура многомерного смысла подвергается трансформациям, «в первую очередь это трансформации, строящиеся на ноэматической рефлексии, интуитивном восприятии имманентного многогранного смысла, для восприятия текста, и феноменологической рефлексии для повторного распредмечивания и создания ментальных конструкций» (Бредихин, 2013а: 28).
Как уже было продемонстрировано выше, условность привязки звукового комплекса к тому или иному смысловому иерархическому конструкту базируется на лингвокультурных особенностях номинирования эмотивной ситуации и схожести/различиях концептуально-валерных систем продуцента/реципиента. Утверждение о порядке трансформации смысла в номинировании дифференциальных понятий рефлексивной реальности, предложенное С.Н. Бредихиным, возможно траспонировать на процесс образования смысла в высказываниях с введением междометий и релятивов «ноэматическая и феноменологическая рефлексия, осуществляемая в рамках филологической феноменологической герменевтики, направлена на максимальную экспликацию квантовых мутаций смысла неязыкового характера, аккумулированных как в общемыслительном, лингвокультурном, так и в личностном пространстве» (Бредихин, 2013а: 29). Рефлекторные выкрики в процессе частотного употребления в привязке к тем или иным эмотивным ситуациям подвергаются мутации смысла на первом этапе на луче ноэматической рефлексии, в отличие от релятивных конструкций, в которых наблюдаются другие трансформации смысла уже на луче феноменологической рефлексии.
Однако и для первичных, и для производных интеръективных единиц характерна зачастую непосредственная экспликация реакции, эмоционально-волюнтативных импульсов человека. Каждый акт «омеждомечивания», введения в состав интеръективов, рефлекторных выкриков или полнозначных слов связан с процессами десемантизации и эмотивного переосмысления смысловой структуры опредмеченного в звуке содержания, которое в процессе развития языка теряет в большинстве своем денотативную референцию и обретает сигнификативную. Приматом же в данном случае является референция эмотивно-аксиологическая, выводящая на первый план ноэмы эмотивно-волюнтативного генерализованного смысла. «Эмотивное переосмысление, утрата собственной денотации и приобретение способности указывать на новые элементы действительности, переход смысловой функции от одного денотата к другому, эмоциональное изменение слов или форм, относящихся к знаменательным частям речи, а также перенос семантически значимой информации - вот несколько объяснений, предлагаемых исследователями» (Андреева, 1999: 41).
Одно из самых интересных объяснений процессов десемантизации дал ВТ. Гак, рассматривающий её в качестве отдельного специфического типа косвенной номинации. На уровне семантической структуры процессы десемантизации представляются в виде «устранения родовых архисем», на более общем уровне семиотики они характеризуются полной утратой взаимосвязи сигнификата и сигнификанта, по сути, утратой денотативной референции (Гак, 1998: 325). То, что процесс десемантизации в эмотивном тексте затрагивает различные уровни языка, не подвергается сомнению: десемантизация на уровне фонологии реализуется в отрыве мотивированного непроизвольного природного знака, характерного для человека как homo sapiens, от психофизиологической реакции на окружающие раздражители и привязки его к эмотивной ситуации на основе частотности употребления, а иногда и рефлексивного переосмысления и введения новых обертонов смысла; на уровне морфологии десемантизация эксплицируется в нивелировании синтаксической привязанности релятивных конструкций (утрате грамматических категорий, а значит и изменении типов связи с другими компонентами высказывания) и т.п. (Яковлева, 2016а: 219).