Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические основы исследования прецедентности в художественном дискурсе
1.1. Интертекстуальность и прецедентность в современной гуманитарной парадигме 10
1.2. Реализация прецедентности в художественном дискурсе: основные параметры 27
1.3. Процессы межтекстового взаимодействия в детективном дискурсе: когнитивный аспект 41
Выводы 58
Глава 2. Детективный дискурс Б. Акунина как пространство межтекстового взаимодействия
2.1. Прагматика интертекста в детективном дискурсе Б. Акунина 64
2.2. Когнитивно-семантический потенциал метатекста в детективном дискурсе Б. Акунина 79
Выводы 100
Глава 3. Актуализация прецедентности в романах Б. Акунина об Эрасте Фандорине
3.1. Прецедентные онимы как маркеры лингвокультурного кода
3.2. Прецедентные ситуации и высказывания: основные источники и функции
3.3.Прецедентные тексты: структура и функции 120
Выводы 132
Заключение 148
Библиографический список 1
- Реализация прецедентности в художественном дискурсе: основные параметры
- Процессы межтекстового взаимодействия в детективном дискурсе: когнитивный аспект
- Когнитивно-семантический потенциал метатекста в детективном дискурсе Б. Акунина
- Прецедентные ситуации и высказывания: основные источники и функции
Введение к работе
Актуальность диссертационной работы обусловлена:
усиливающимся интересом исследователей к выявлению особенностей когнитивно-семантической организации текста, в том числе художественного;
объективной потребностью в определении функций интертекста и метатекста как конституентов межтекстового взаимодействия;
необходимостью обоснования статуса прецедентных феноменов и феномена прецедентности в детективном дискурсе с позиций репрезентации их когнитивно-семантического потенциала;
выявлением лингвокультурной специфики различных видов прецедентных феноменов в процессе структурирования коммуникативного пространства постмодерна.
Объектом исследования выступает феномен прецедентности в детективном дискурсе Б. Акунина.
Предмет исследования - особенности реализации прецедентных феноменов и других явлений межтекстового взаимодействия в когнитивно-семантическом и лингвокультурологическом аспектах.
Материалом для исследования выступили тексты романов Б. Акунина, входящие в цикл «Приключения Эраста Фандорина» («фандоринский цикл»). Исследование феномена прецедентности в детективном дискурсе Б. Акунина потребовало произвести анализ разных текстов (общий объем 4863 страницы), отражающих особенности реализации прецедентных феноменов и других явлений межтекстового взаимодействия в когнитивно-семантическом и лингвокультурологическом аспектах. Единицами исследования в данной работе признаются текстовые фрагменты.
Цель диссертационного исследования - выявление специфики реализации прецедентных феноменов и их когнитивно-семантического и лингвокультурного потенциала в детективном дискурсе Б. Акунина.
В соответствии с поставленной целью предполагается реализация следующих задач:
обосновать статус феномена прецедентности в формировании лингвокогнитивного пространства детективного дискурса;
определить специфику реализации интертекста и метатекста в прагматической организации детективного дискурса Б. Акунина;
установить параметры и функции прецедентных имен как маркеров лингвокультурного кода в романах об Эрасте Фандорине;
выявить и описать когнитивно-семантические и лингвокультурные особенности прецедентных высказываний, ситуаций и текстов в детективном дискурсе Б. Акунина.
На защиту выносятся следующие положения:
-
Феномен прецедентности детерминирует динамический характер лингвокогнитивного пространства детективного дискурса, обусловливая вовлечение в него прецедентных феноменов. Основным результатом их функционирования в детективном дискурсе становится трансформация жанровых и коммуникативных стратегий, а также актуализация преемственности традиций в лингвокультурных координатах.
-
В детективном дискурсе Б. Акунина интертекстуальность реализована в форме диалога на различных текстовых уровнях в эксплицитной / имплицитной форме (цитирование, пародирование, подражания, трансформация тематики и сюжетики, мотивной структуры,
персонажной сферы). Роль метатекста сводится к раскрытию бытия текста и языка, что позволяет автору посредством метатекстовых маркеров дифференцировать вероятностные ограничения, которые могут быть наложены на ограниченное количество сюжетных ситуаций детектива.
-
Прецедентные имена в детективном дискурсе Б. Акунина выступают маркерами лингвокультурного кода, а их источниками становятся Библия, мифологические и литературно-художественные тексты, относимые как к «высокой классике», так и к массовой литературе. Основной функцией прецедентных имен является отсылка к прецедентным высказываниям, прецедентным ситуациям и прецедентным текстам, что выявляет лингвокультурную принадлежность реципиента детективного дискурса и углубляет его фоновые знания, превращая чтение в интеллектуальную игру.
-
Прецедентные феномены в детективном дискурсе Б. Акунина подвергаются структурно-семантической трансформации с целью углубления их интенциональности и осуществления интеллектуальной провокации, направленной на реципиента – представителя русской лингвокультуры – для актуализации его фоновых знаний.
Методы исследования: метод сплошной выборки, методы наблюдения
и моделирования, метод трансформации, описательно-аналитический метод,
компонентный, контекстуальный и интертекстуальный виды анализа,
лингвистическая интерпретация; данные методы применялись в
исследовании комплексно, что обусловлено принципом антропоцентризма как актуализации уникальности человека в семантическом пространстве текста, прежде всего имеющего маркеры межтекстового взаимодействия – интертекста, метатекста и прецедентных феноменов.
Методологическая база исследования. Философской доминантой диссертационной работы являются законы и принципы материалистической диалектики, в соответствии с которым язык рассматривается как материальная система, имеющая динамический характер, что способствует его функционированию и постоянному развитию.
Общенаучная методология опирается на постулаты когнитивной лингвистики и лингвокультурологии, а также философии и теории текста, изложенные в работах Н.Д. Арутюновой (1999), А.Н. Баранова (1997), М.М. Бахтина (1986), Ю. Борева (2002), Ж. Деррида (2000), Ю.Н. Караулова (1987), В.Г. Костомарова и Н.Д. Бурвиковой (1994, 2004), Е.С. Кубряковой (2004), Ю.М. Лотман (1992), В.А. Масловой (2004), В.Н. Топорова (1983), G. Lakoff
(1988), J. Lyons (1977), B.L. Whorf (1966), А. Wierzbicka (1980; 1985; 1996) и
др. Значимое место отводится концепции игры Й. Хейзинга (1992), D. Crystal
(2001), L.Wittgenstein (1967).
Частнонаучная методология обусловлена его объектом, предметом и задачами исследования: её основу составили постулаты теории дискурса, текста и художественного текста Л.Г. Бабенко (2004), Н.С. Болотновой (2006), И.Р. Гальперина (2008), В.А. Кухаренко (1988), В.А. Лукина (2005), Ю.Е. Прохорова (2004), T.A. van Dijk (1977; 1981; 1983, D. Fokkema (1986), E.G.Kulikova, A.V. Kuznetsova (2015) и др., концепции прецедентности С.В.
Банниковой (2004), Л.В. Гришаевой (2008), Д.Б. Гудкова (2003а, 2003б), В.И. Карасика (2004), В.В. Красных (1997), Е.А. Нахимовой (2007), А.Е. Супруна (1995), Г.Г. Слышкина (2000), интертекстуальности, интертекста и метатекста А. Вежбицкой (1978), Г.В. Денисовой (2003), Анна В. Кузнецовой (2013), Н.А. Кузьминой (2007), А.М. Люксембург (2001), Т.М. Николаевой (1987), Н.С. Олизько (2002), Н.П. Перфильевой (2006), Н. Пьеге-Гро (2008), Н.А. Фатеевой (2007), В.А. Шаймиева (1996, 1999), A. Crismore (1989) и др., стилистики декодирования И.В. Арнольд (1990), а также работы, посвященные проблематике исследования детективного жанра, детективного текста и детективного дискурса Т.Н. Амирян (2009, 2011, 2012), Н.Г. Бобковой (2010), Т.Г. Ватолиной (2011), А.В. Вулис (1978), И.А. Дудиной (2008), Г.А. Завьяловой (2013), Т. Кёстхейи (1989), С.В. Лескова (2005), Ц. Тодорова (2000), Н.Ю. Филистовой (2007), Ю.К. Щеглова (1996) и др.
Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что в нем осуществлен комплексный анализ прецедентных феноменов в детективном дискурсе Б. Акунина, что позволяет определить их когнитивно-семантические параметры и текстовые функции как материальных знаков интертекстуальности, выявить приоритетные приемы и способы их репрезентации в художественных текстах для реализации жанровых коммуникативных стратегий, необходимых для осуществления авторского замысла.
Теоретическая значимость исследования. Работа вносит вклад в
дальнейшее развитие постулатов теории языка, когнитивной лингвистики,
лингвокультурологии, теории прецедентности, а также
антропоцентрического направления в лингвистической науке; расширяет и
углубляет представления о художественном тексте, метатексте,
интертекстуальности, прецедентных феноменах, их видах, когнитивно-семантическом потенциале и функциях, реализуемых в детективном дискурсе и дискурсе постмодерна в целом. Уточнен статус прецедентности в лингвокогнитивном пространстве художественного текста, а также роль интертекста и метатекста в структурировании детективного дискурса.
Практическая ценность обусловливается возможностью применения материалов и результатов исследования в разработке теоретических и практических курсов по теории языка, по проблематике когнитивной лингвистики и лингвистики текста, лингвокультурологии. Данные, полученные в ходе исследования, могут быть использованы в курсах «Теория языка», «Лингвистический анализ текста», в спецкурсах, посвященных проблемам межтекстового взаимодействия. Методология исследования может быть применена при описании индивидуально-авторских картин и национальной картины мира, в том числе и в лексикографической практике.
Апробация работы. Результаты диссертации докладывались на кафедре общего языкознания Адыгейского государственного университета, 56-ой студенческой научной конференции Адыгейского государственного университет, а также на международных научных и научно-практических конференциях: «Наука. Образование. Молодежь» (Майкоп, 5-6 февраля 2015
г., 8-9 февраля 2017 г.), «Наука в современном информационном обществе»,
(9-10 ноября 2015 г., North Charleston, USA), «Practice of communicative behavior in social and humanitarian researches» (December 1-2, Prague, 2015),
«Отечественная наука в эпоху изменений: постулаты прошлого и теории нового времени» (Екатеринбург, 2015).
По результатам исследования опубликовано 10 статей, в том числе 4 публикации в изданиях из списка изданий, рекомендованных ВАК Минобрнакуки РФ.
Структура диссертационного исследования. Диссертация включает введение, три главы, заключение, библиографический список.
Реализация прецедентности в художественном дискурсе: основные параметры
Общеизвестно, что рассмотрение смысловой структуры слова позволило В.В. Виноградову ввести в научный оборот понятие «приращение смысла». Это явление свойственно композиции сложного целого (монолог, литературное произведение, диалог) либо индивидуальному использованию ресурсов национального языка, которое обусловлено ситуативно. В сознании языковой личности слово дано во всей совокупности значений, возможными и имплицитными, однако конкретная реализация слова детерминирована контекстом его употребления [Виноградов, 1972: 17, 22]. И.В. Арнольд вводит термин «текстовая импликация», который углубляет понимание приращения смысла. Текстовая импликация трактуется как наличие в тексте смыслов, которые не вербализованы, но, тем не менее, воспринимаются адресатом, а, следовательно, такая импликация продуцирует вариативный подразумеваемый смысл, характерный для данного текста, а не языка вообще [Арнольд, 1990: 103 - 104].
Смысл художественного текста детерминирован, в том числе, и наличием в нем интертекстуальных связей, без учета которых он оказывается искаженным либо лишается возможности истолкования. Присутствие маркеров интертекстуальности наиболее значимо для художественных текстов эпохи постмодерна, что определяет возможность установления закономерностей транслирования компонентов культуры во времени и пространстве. К тому же постмодерн как поликультурное пространство характеризуется приоритетом нематериальных факторов, среди которых именно транзакция информационных процессов имеет первостепенное значение. В этой связи особое значение приобретает установление статуса межтекстовых связей и их параметрирование.
Ж. Женетт предложил в известной работе «Палимпсесты: Литература во второй степени» (1982) классификацию межтекстовых связей, понимая под интертекстуальностью не «первоэлемент литературы», а один из типов взаимозависимостей, которые существуют в ней. Такой обобщенный класс, к которому отнесены феномены, превышающие по объему конкретный текст и подключающие его к литературе вообще, Ж. Женетт именует транстекстуальностью [цит по: Пьеге-Гро, 2008: 54]. Транстекстуальность характеризуются наличием пяти типов межтекстовых связей: 1) интертекстуальность как соприсутствие в одном тексте двух или более текстов (цитата, аллюзия, плагиат и т. д.); 2) паратекстуалъностъ как отношение текста к своему заглавию, послесловию, эпиграфу и т. д.; 3) метатекстуалъностъ как комментирующая и часто критическая ссылка на свой предтекст; 4) гипертекстуальность как осмеяние и пародирование одним текстом другого (гипотекста, то есть текста, на котором он основан); 5) архитекстуальность, понимаемая как жанровая связь текстов [Там же]. Предложенные классы подразделяются на многочисленные подклассы и типы, характеризующиеся сложными корреляциями и взаимосвязями. Классификация интертекстуальных («транстекстуальных») связей по Ж. Женетту в полном объеме охватывает возможные случаи, однако они представляют в таком виде идеальные модели тематизации. реминисценция» для обозначения «осознанных vs. неосознанных, точных vs. преобразованных цитат или иного рода отсылок к более или менее известным ранее произведенным текстам в составе более позднего текста» [Супрун, 1995: 17]. Исследователь относит к текстовым реминисценциям широкий круг разноуровневых явлений: цитаты (от целых фрагментов до отдельных словосочетаний); «крылатые слова»; отдельные, определенным образом окрашенные слова, включая индивидуальные неологизмы, имена персонажей, названия произведений, имена их авторов; особые коннотации слов и выражений; прямые или косвенные напоминания о ситуациях, среди которых могут быть и топонимы [Супрун, 1995: 17, 20].
Вслед за Ж. Женеттом Н. Пьеге-Гро выделяет два типа межтекстовых связей, основанные: 1) на отношении соприсутствия двух или нескольких текстов (для Женетта интертекстуальность ограничена только такой связью) и 2) на отношении производности. Определяющим становится противопоставление имплицитных (плагиат, аллюзия) и эксплицитных связей (цитата, референция). Отношения двух текстов могут быть определены как деривация в двух её видах - пародии (трансформация) и стилизации (имитация «гипотекста») [См.: Пьеге-Гро, 2008]. Г.В. Денисова предлагает дополнить классификацию Ж. Женетта двумя типами интертекста: «интертексты-стереотипы» и «цитаты из "языка жизни"» [См.: Денисова, 2003]. Интертекстуальность также трактуется как «включение в текст целых других текстов с иным субъектом речи либо их фрагментов в виде цитат, реминисценций и аллюзий» [Арнольд, 1999: 351]; «маркированная определенными языковыми сигналами «перекличка» текстов, их диалог» [Кузьмина, 2007: 20].
Процессы межтекстового взаимодействия в детективном дискурсе: когнитивный аспект
Постмодернистские стилизации, пародии и пастиши апеллируют к прецедентным («сильным») текстам, которые актуализируют литературные мифы. В.Н. Топоров под «сильными» текстами понимает художественные и некоторые виды религиозно-философских и мистических текстов, которые продуцируют мифопоэтическое пространство [Топоров, 1983: 227-285]. Специфика литературных мифов состоит в том, что, «представляя собой культурный фонд, запечатленный в глубине коллективной памяти, они препятствуют любому однозначному определению их собственного смысла и всегда выходят за пределы тех значений, которыми их наделяет каждая эпоха; поэтому никакая конкретная исторически обусловленная интерпретация не в состоянии их исчерпать, и они всегда сохраняют предрасположенность к тому смыслу, который в них вкладывается в том или ином произведении» [Пьеге-Гро, 2008: 127]. «Наращение смысла», характерное для функционирования литературных мифов, обусловлено углублением когнитивно-семантического потенциала прецедентных текстов, которые интерпретируются автором как читателем.
Текстами-донорами становятся традиционно относимые к высокой классике, причем пародированию подвергаются не конкретные тексты, но их совокупность, которая имеет устойчивые композиционные признаки и высокую степень стилистической клишированности. Данный корпус текстов назван Г.Г. Слышкиным прецедентными жанрами, которые обладают «сюжетно-композиционным и языковым сходством», узнаваемы и ценностно значимы для определенной языковой группы [Слышкин, 2000: 42]. В детективном тексте постмодерна прецедентные феномены обусловливают его структуру и, как следствие, оказывают влияние на рецептивно-интерпретативную деятельность читателя.
Для постмодернистского детективного текста характерна игровая модальность, которая способствует осуществлению принципа «двойной оптики»: читатель склонен трактовать такой текст как открытый, поскольку когнитивная модель оказывается размытой, предполагающей множественные интерпретации. Особой значимостью в таком ракурсе приобретают модификации функций, реализуемых персонажами в детективном сюжете, что в целом оказывается следствием эффекта «обманутого ожидания» [См.: Завьялова, 2013].
Прецедентные феномены характеризуются способностью образовывать концепты [См.: Слышкин, 2000], что обеспечивает их вхождение в когнитивную базу этноса. Языковая личность фиксирует прецедентные феномены как фрейм-структуры сознания, которые продуцируются посредством клише / штампов как «пучков» предсказуемых валентных связей (слотов) [Красных, 1999]. В детективном тексте постмодерна прецедентные феномены подвергаются двойной трансформации - автор-интерпретатор определяет вектор восприятия продуцируемого текста посредством текста-донора, определяя, тем самым, доминанты читательской рецепции; читатель формирует новый текст в соответствии с собственными представлениями о тексте-доноре и авторским взглядом на него.
Детективный текст постмодерна предстает как активное взаимодействие канонов детективного жанра и детективного дискурса как коммуникации продуцента и реципиента, порождения и восприятия такого текста, основной целью которого становится развлечение читателя и вовлечение его в расследование преступления. Детективный дискурс позволяет продуценту нарушить законы жанра, т.к. когнитивные модели динамичны, в том числе и по причине вовлечения в их сферу прецедентных феноменов.
Социокультурные ассоциации, продуцируемые прецедентными феноменами, позволяют активизировать импликационал детективного дискурса постмодерна. Любой прецедентный феномен всегда имеет некий рецептивный инвариант, все обращения к которому закономерно становятся экспрессивными. Такая специфика прецедентных феноменов позволяет продуценту детективного дискурса реализовывать коммуникативные стратегии, необходимые для эффективного воздействия на реципиента. Прецедентные феномены транслируют, благодаря наличию инварианта, оценочность, т.к. с таким исходным инвариантом последующие интерпретации сопоставляются по «оценочной шкале» [Сорокин, 1998: 33]. Тем самым, прецедентные феномены позволяют продуценту сформировать определенное отношение реципиента к воспринимаемому детективному дискурсу, вызвав необходимую эстетическую реакцию. Импликационал детективного дискурса постмодерна, опираясь на вербализованные (прецедентное имя и прецедентное высказывание) и вербализуемые (прецедентный текст и прецедентная ситуация) прецедентные феномены, также, на наш взгляд, формирует отсылку к прецедентным сюжетным моделям, устойчивым характеристикам образов. Несмотря на то, что данная проблематика традиционно вписана в координаты литературоведческих научных изысканий, на наш взгляд, в данной сфере необходимо проводить исследования с позиций когнитивной лингвистики и лингвопоэтики.
Когнитивно-семантический потенциал метатекста в детективном дискурсе Б. Акунина
Корпус прецедентных феноменов не является статичным, что, соответственно, распространяется и на их источники, совокупность которых также динамична. Такое положение дел обусловлено изменениями в ценностных ориентирах общества, постоянными трансформациями аксиологической системы личности и социума. Тем не менее, изучение прецедентных феноменов, значимых для современной культуры и литературы остается актуальным ввиду их важности для выявления доминант языковой и индивидуально-авторской картин мира, а также диахронических изменений в национальной концептосфере. Непреходящее значение имеет также исследование приоритетных для лингвокультурного коллектива концептов, отражающих изменения в системе ценностей. Кроме того, особую актуальность приобретает также установление наиболее востребованных претекстов для продуцирования прецедентных феноменов в пределах конкретного типа дискурса.
Р.В. Попадинец указывает в своём диссертационном исследовании: «В качестве рабочего определения ПФ Прецедентных феноменов мы будем использовать следующее: ПФ - это различные «культурные предметы», стоящий за которыми сложный образ/представление в достаточной степени известен широкому кругу носителей данного языка и культуры. ПФ могут выступать в разных формах, как правило, имеют языковое выражение. В таком контексте прецедентные имена (ПИ) понимаются нами как имена литературных персонажей, известных людей, используемые в данной лингвокультуре как отсылки к каким-либо ПВ, ПС или ПТ Прецедентным высказываниям, прецедентным ситуациям или прецедентным текстам » [Попадинец, 2006: 14]. Прецедентные имена (ПИ) всегда семантически и прагматически связаны с прецедентными высказываниями, прецедентными ситуациями, прецедентными текстами.
Особенности ПИ могут быть непротиворечиво описаны с позиций различных подходов в парадигме современной науки о языке. Так, они представляют собой единицы дискурса, репрезентирующие аксиологическую систему конкретного лингвокультурного коллектива; способны указывать на представление в координатах индивидуальной картины мира, сформировавшееся как национальный вариант или личностно значимый когнитивный конструкт; могут манифестировать представления о реальных и воображаемых объектах; могут употребляться в рамках реализации определенной интенции, сформированной на основе представлений о ПИ как совокупности определенных свойств, которые приписываются такому объекту; коррелируют с абстрактными представлениями.
Длительная традиция изучения онимов в пространстве художественного дискурса закономерно приводит к необходимости их рассмотрения в качестве феномена прагматического. Поэтому ПИ, представленные в художественном дискурсе, реализуют авторский замысел, что позволяет обозначить доминанты рецептивно-интерпретативной деятельности по отношению к этому дискурсу. Функционально-эстетическая значимость онимов неоднократно была акцентирована в работах по проблемам ономастики и ономастикона художественного текста. Не вызывает сомнения функционально-эстетическая значимость онимов для художественного текста. Например, Ю.А. Карпенко описывает ряд свойств имен собственных в художественном тексте: «... литературную ономастику можно определить как субъективное отражение объективного, как осуществляемую писателем «игру» общеязыковыми ономастическими нормами» [Карпенко, 1988: 3]; коррелируя с жанром, авторским замыслом, эстетическими задачами и идиостилем, литературным направлением и его стилем, литературный оним характеризуется относительно низкой степенью субъективности; онимы в художественном тексте реализуют дифференцирующую и стилистическую функции, поскольку «художественная ономастика, прежде всего, не различает, а говорит»
106 [Карпенко, 1988: 16]. Безусловно, необходимо дифференцировать онимы как компоненты языковой системы и онимы как феномен художественного текста / дискурса. Имена собственные в художественном тексте рассматриваются как сложное семантико-прагматическое единство, являясь «одним из связующих звеньев, своего рода «мостиком» между текстом, автором и внетекстовой реальностью, позволяя «привязывать» действительность, изображенную в произведении художественной литературы, к объективно существующему пространственно-временному континууму» [Белозерова, 2008: 35]. Нельзя не согласиться с Ю.Н. Тыняновым в том, что в художественном тексте «нет неговорящих имен» (Ю.Н. Тынянов), как нет в нем и имен случайных. Например, литературный оним обладает способностью маркировать время и место действия без участия каких-либо иных семантических / прагматических средств. Представленность онимов в художественном дискурсе обладает определенными особенностями: «входя в художественный текст семантически недостаточным, имя собственное выходит из него семантически обогащенным и выступает в качестве сигнала, возбуждающего обширный комплекс ассоциативных значений. Их можно считать локальной семантической структурой, закрепляющейся за данным именем в данном контексте - индивидуально-художественным значением имени собственного» [Кухаренко, 1988: 131].
Общеизвестно, что онимы в художественном тексте могут иметь аллюзивную и прецедентную природу. Поскольку объектом настоящего исследования является феномен прецедентности, собственно аллюзивные онимы практически не затронуты в проводимом анализе. Однако отметим в этой связи, что прецедентные онимы всё же создают на конкретном этапе рецептивно-интерпретативной деятельности значимые аллюзии, которые и поддерживают функционирование прецедентности в координатах конкретного лингвокультурного коллектива.
Необходимо подчеркнуть, что для Б. Акунина в детективном дискурсе важными оказываются ПИ, отсылающие компетентного читателя к религиозным текстам, прежде всего, к Библии. Так, имя героини романа «Азазель» леди Эстер напрямую соотносит его с Есфирью (Эсфирью, ивр. ЧГШ, Эстер), главной героиней одноименной книги Танаха (Ветхого Завета) и событиями, ассоциирующимися с праздником Пурим в иудаизме. Это одна из знаменитых библейских женщин, самоотверженно защищавших собственный народ и свои убеждения: «Есфирь (прежде Гадасса) была родственницей, а потом и приёмной дочерью еврея Мардохея (Мордехая), жившего в Сузах и однажды спасшего жизнь персидскому царю Артаксерксу. Когда царь выбирал себе новую жену, вместо отвергнутой им гордой царицы Астинь(греч., в оригинале: Вашти), выбор его пал на Эсфирь. Эсфирь была не только красива.
Прецедентные ситуации и высказывания: основные источники и функции
На наш взгляд, в данном фрагменте невозможно не заметить интертекстуальную отсылку к «Синей звезде» (1927), сказке А.И. Куприна, которую также можно считать прецедентным текстом для определенного круга носителей лингвокультуры, компетентного в истории русской литературы рубежа XIX - XX вв. Купринская сказка - о духовной красоте, об относительности понимания красоты внешней, о любви и самоотверженности, что, безусловно, углубляет когнитивно-семантический потенциал данного романа «фандоринского цикла», к тому же эти же идеи перенесены в пределы культурного кода восточной культуры, что позволяет совместить различные «оптики» - точку зрения автора-европейца, но знатока в области культуры Японии, и читателя, зачастую несведущего в её тонкостях и особенностях.
Роман «Алмазная колесница» - это и игра с прецедентными текстами, значимыми для носителя русской лингвокультуры, и адаптация прецедентных текстов японской лингвокультуры для корректного восприятия читателем, не знакомым с ними. Так, первый том «Ловец стрекоз» строится на основе модели классического японского стихотворения хокку (хайку): в нем три главы, состоящие из разделов, которые именуются названием слогов; число разделов соответствует числу слогов в строчках хокку, что также отражено в специальных терминах (Ками-но-ку, Нака-но-ку, Симо-но-ку). Первый том посвящен описанию действия, происходящего в России во время русско-японской войны. Эраст Фандорин, сотрудничающий в это время с жандармско-полицейским управлением железных дорог, вступает в противоборство с японскими шпионами. Как мы указывали в п. 3.1, автор репрезентирует здесь ПИ - Рыбников, соотносящее данный образ с героем рассказа А.И. Куприна «Штабс-капитан Рыбников», который, к тому же, является моделью создания экспозиции первого тома. Б. Акунин акцентирует внимание читателя на тех элементах, которые могут характеризовать рассказ А.И. Куприна как шпионский детектив: таковы динамика событий, шифрованная телеграмма, таинственное исчезновение ее получателя, неожиданная развязка. Герой Акунина оказывается японским шпионом, как и герой претекста Рыбников.
Отметим также, что заглавие первого тома «Ловец стрекоз» отсылает читателя к хокку японской поэтессы Тие-ни, который не является прецедентным для русского читателя, но намечает структуру сюжета второго тома «Между строк», события которого предшествуют событиям первого тома. Центральной сюжетной линией второго тома становится история любви Эраста Фандорина и японки Мидори. Именно она цитирует своё любимое стихотворение, объясняя его смысл Фандорину: «Мой ловец стрекоз, О, как же далеко ты Нынче забежал... - Красиво, - признал Фандорин. - Только я ничего не понял. Какой ловец стрекоз? Куда он забежал? И зачем? Мидори открыла глаза, мечтательно повторила: - Доко мадэ итта яра... Как прекрасної Чтобы до конца понять хокку, нужно обладать особенным чутьем или сокровенным знанием. Если бы ты знал, что великая поэтесса Тие написала это стихотворение на смерть своего маленького сына, ты не смотрел бы на меня с такой снисходительностью, верно?» [Акунин, 20116: 653].
Такое соотнесение русской и японской лингвокультур проявляется в том, что читатель ассоциирует себя с героем Б. Акунина, явно не знакомым (или недостаточно знающим) основы японского стихосложения.
Приведенный диалог героев является ключевым для реализации прецедентности на двух уровнях: эксплицитном (беседа о японской поэзии и структуре хокку) и имплицитном (код для понимания заголовков первого и второго томов романа и развития сюжетного действия всего художественного текста): «- Хокку подобно телесной оболочке, в которой заключена невидимая, неуловимая душа. Тайна спрятана в тесном пространстве между пятью слогами первой строки (она называется ками-но-ку) и семью слогами второй строки (она называется нака-но-ку), а потом меж семью слогами нака-но-ку и пятью слогами последней, третьей строки (она называется симо-но-ку)» [Акунин, 20116: 653].
Только целостное впечатление от романа позволяет окончательно интерпретировать подтекст и соединить все сюжетные линии в одно целое: выясняется, что у Мидори и Фандорина был сын, ставший японским агентом. Именно он и есть таинственный Рыбников, который был изобличен и пойман собственным отцом и свёл счеты с жизнью в тюрьме. Так хокку о ловце стрекоз приобретает внутреннюю прецедентность: («Мой ловец стрекоз, О, как же далеко ты Нынче забежал»: сын - бегство - далекая страна (Россия) - смерть), которая может быть интерпретирована только после прочтения текста романа «Алмазная колесница».
Такого рода отсылки на собственные тексты, несомненно, позволяют Б. Акунина продуцировать и прецедентность, характерную только для «фандорийского цикла», при реализации которой возникают собственные ПИ, ПВ, ПС и ПТ. Именно так взаимодействуют тексты «парных» романов «Любовники смерти» - «Любовница смерти» и «Любовник Смерти». Персонажи, являющиеся главными в одном из двух (Коломбина, Сенька, доктор Ф.Ф. Вельтман) представляются случайными прохожими или мимолетны знакомы в координатах персонажной сферы другого.