Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические основы изучения языковой интерференции 11
1.1. Понятие интерференции. Подходы и концепции 11
1.2. Особенности интерференции близкородственных языков. Виды интерференции. Классификация ошибок 27
1.3. История изучения русского языка в Чехии 37
1.4. Учебный корпус чешского языка. Путь становления 55
Выводы 65
Глава 2. Лексическая интерференция 67
2.1. Понятие межъязыковой омонимии 67
2.2. Межъязыковые омонимы и паронимы 79
2.3. Межъязыковая полисемия 88
2.4. Интерференция в области словообразования 94
2.5. Интерференция синонимического характера 103
2.6. Интерференция в заимствованиях в русском и чешском языках 105
2.7. Лексико-синтаксическая интерференция 113
Выводы 116
Глава 3. Фразеологическая интерференция 118
3.1. Сопоставительное изучение русской и чешской фразеологических систем 118
3.2. Явление межъязыковой омонимии/ паронимии на фразеологическом уровне 125
Выводы 129
Заключение 130
Список сокращений 133
Использованная литература 134
- Особенности интерференции близкородственных языков. Виды интерференции. Классификация ошибок
- Учебный корпус чешского языка. Путь становления
- Интерференция в области словообразования
- Явление межъязыковой омонимии/ паронимии на фразеологическом уровне
Особенности интерференции близкородственных языков. Виды интерференции. Классификация ошибок
Однако, по мнению М. Затовканюка, данное понимание интерференции сужено, так как оно учитывает только результаты происшедших интерферирующих сдвигов, т.е. текст в широком смысле, а оставляет в стороне “механизм” проникновения ненадлежащих элементов в текст, что крайне важно как раз при изучении интерференции в условиях усвоения второго языка как иностранного. Ю.А. Жлуктенко отдавал большее предпочтение изучению естественных межъязыковых связей, в то время как искусственные языковые контакты в условиях изучения иностранного языка считал объектом исследований педагогов, психологов и методистов, но не лингвистов [Затовканюк 1979: 8], и не привлекал к анализу интерференции психологические и психолингвистические данные. Я. Юхас же эти данные учитывал и под интерференцией понимал как «нарушение языковой нормы под влиянием других языковых элементов, так и процесс, вследствие которого происходит нарушение нормы» (здесь и далее перевод – М. Затовканюка) [Juhsz 1970: 9]. Автор принимает во внимание психологическое явление переноса, т.е. такого перемещения навыков из одного языка в другой, когда между взаимодействующими языками налицо идентичность во внешней и внутренней форме, в дистрибуции и способе использования языковых средств; в таком случае влияние одного языка на другой расценивается как “позитивная интерференция”, в то время как собственно интерференция приводит к нарушению языковой нормы; текст в котором не засвидетельствовано нарушение языковой нормы, является продуктом “позитивного переноса”, а текст, в котором фиксируется нарушение языковой нормы, возникает в результате действия “отрицательного переноса” [Juhsz 1970: 77].
В работе «Языковые контакты» У. Вайнрайх [1979] неоднократно подчеркивает, что, исследуя вопросы интерференции, нельзя забывать и о диалектике связей языка и мышления, языка и общества. Наряду с лингвистическими факторами, важно определить значимость и экстралингвистических. Среди внелингвистических факторов большую ценность имеют, по мнению У. Вайнрайха и других структуралистов, факторы психологические, которые во многих работах выдвигаются на первый план.
У. Вайнрайх считает, что «местом осуществления контактов являются индивиды, пользующиеся языком» [Вайнрайх 2000: 26]. Это высказывание объясняет установку автора о том, что для механизма интерференции неважно, смешиваются ли языки родственные или нет, отдельные языки или диалекты. Сам механизм смешения в отвлечении от его количественной составляющей одинаков, идет ли речь о столкновении между французским и китайским, или, как в нашем случае, двумя близкородственными языками -русским и чешским.
Л. В. Щерба также отмечал, что ответ на вопрос о смешении языков, мы должны искать «в самом индивиде, помещенном в те или иные социальные условия» [Щерба 1958: 47]. «Вопрос о смешении языков, который самым тесным образом связан с вопросом двуязычия, довольно сложен и может быть выяснен только с помощью психологии» [там же]. В качестве примера двуязычия (многоязычия) можно привести балканский языковой союз, где произошло сближение генетически неродственных языков: румынского, новогреческого, болгарского, македонского, албанского, сербского. К. Йиречком были исследованы балканские торговые пути с исторической и документальной точек зрения. Очень важным было русло Вардара, где население еще в XIX и начале XX века было не только двуязычным, но и трехъязычным и даже четырехъязычным. Речь идет как о сельском населении, так и о ремесленниках и торговцах.
М. Затовканюк также указывает и на роль внеязыковых факторов, оказывающих влияние на характер интерференции. В условиях преподавания иностранного языка в школе, что является своего рода социолингвистической ситуацией, проникновение ненадлежащих языковых элементов родного языка в изучаемый язык всегда будет расцениваться как ошибка, как нарушение нормы изучаемого языка, тогда как в условиях так называемых естественных языковых контактов, например, на стыке двух языковых коллективов, не исключается возможность, что проникший иноязычный элемент с течением времени войдет в языковую норму воспринимающего языка [Щерба 1958:41].
О роли социолингвистического фактора говорит и У. Вайнрайх: очень важным является аспект, связанный с функциями языка в многоязычном коллективе. Там, где школа оказывается в состоянии служить передатчиком сильной и яркой литературной традиции, там молодому поколению с успехом прививается бдительность к интерференции. В повседневной речи, стремящейся лишь к понятности, тщательностью произношения пренебрегают, здесь интерференция получает простор и легко входит в привычку. Отлучение языка от функций, придающих ему престиж, например, от роли государственного языка, часто снижает его авторитет и уменьшает сопротивление интерференции, способствуя закреплению нововведений, вносимых двуязычными носителями [Вайнрайх 1999: 37-38].
У носителя существуют также различные обстоятельства конкретных ситуаций языкового общения. Например, если собеседник владеет только одним языком, то двуязычному носителю приходится подавлять большую часть потенциальной интерференции и отказаться от свободы переключения с языка на язык, тогда как, имея дело с двуязычным собеседником, он может свободнее поддаться тенденции к интерференции и переключению [Вайнрайх 1999: 35-36].
Учебный корпус чешского языка. Путь становления
М. Затовканюк, классифицируя явления лексической интерференции, которые происходят под воздействием двух различных языковых систем: русской и чешской вводит такие понятия как межъязыковая омонимия, межъязыковая паронимия, межъязыковая полисемия. Все эти понятия вызывают у исследователей немало споров и противоречий. Остановимся подробнее на каждом из них.
Явление интерференции в области омонимии подробно исследовал чешский лингвист Й. Влчек в 60-е годы ХХ века в своей работе skal rusk slovn zsoby. Slovnk rusko-esk homonymie a paronymie [1966]. В своих исследованиях проблематики русско-чешской омонимии касались и такие чешские ученые, как Й. Веселы «Problematika vyuovn rutin jako blzce pbuznmu jazyku» [Vesel: 1985], С. Жажа «Rutina a etina v porovnvacm pohledu» [1999].
Прежде чем перейти непосредственно к вопросу интерференции, вызванной русско-чешской омонимией, обратимся к определению и названию данного пласта лексики, который вызывает довольно большое количество ошибок. Понятно, что ложные друзья переводчика, очень употребительный вариант обозначения данных слов, является лишь образным вариантом названия [Vlek 1966: 187]. В ряде работ, посвященных данной проблематике, можно также встретить определения типа: тавтонимы [Lipczuk 1988], псевдоэквиваленты [Tesaurus… 1993, 85], коварные слова [Panikov 1993], междуязычные аналогизмы [Готлиб 1966], межъязыковая гетерофемия [Grosbart 1984]. Данное терминологическое многообразие является результатом различной трактовки отдельными исследователями самого явления омонимии (межъязыковой омонимии в частности), а также разного подхода к определению ее статуса и границ [Кусаль 2005: 32].
Понятие межъязыковой омонимии, как известно, является спорным. Для близкородственных языков проблема описания данного явления – сложная задача. Само разграничение омонимов вызывает уже ряд противоречий. По-разному решается вопрос о том, следует ли относить к омонимам только слова или также единицы других языковых уровней. «Одни исследователи ограничивают данное явление до пределов межлексического тождества, а другие, наоборот, расширяют его до практически неограниченного круга межъязыковых созвучий разного языкового уровня» [Кусаль 2005: 32].
Межъязыковая омонимия (в широком понимании) охватывает все то, что в рамках однопорядковых языковых уровней формально идентично, а семантически различно в контактирующих языках. Однако, по мнению большинства исследователей, основная часть межъязыковой омонимии отмечается на лексическом уровне – в категории межъязыковых лексических омонимов [Супрун 1958: 36-38; Будагов 1974: 141-146; Селиванов 1976: 118 и ряд других]. Данное определение крайне обобщенно характеризует план содержания, который как раз и является основной причиной разногласий между учеными. Что именно подразумевать под выражением “семантически различно”? Если возможность относительного формального тождества межъязыковых омонимов признается большинством ученых, то степень семантического расхождения определяется весьма по-разному.
Украинский писатель и переводчик М.Ф. Рыльский был одним из первых в новейшее время, кто обратил внимание на явление межъязыковой омонимии и призвал ученых к ее научному осмыслению. М.Ф. Рыльский подчеркивает условность термина “межъязыковые омонимы” и называет ими слова, «которые одинаково или подобно звучат в двух или нескольких языках, но имеют неодинаковое, иногда противоположное значение» [Рыльский 1959: 163-164] и приводит примеры типа: русск. рожа морда – укр. рожа роза или мальва ; польск. wo запах и русск. вонь смрад [там же].
Р.А. Будагов, отмечая специфичность категории межъязыковых омонимов в близкородственных языках, писал: «Одно дело, когда речь идет о несовпадении между неродственными языками (имеются ввиду несовпадения в плане содержания – Н.Д.), другое – между языками родственными, в свою очередь, в близкородственных языках создается иная ситуация, чем с родством более отдаленным» [Будагов 1974: 142]. Отличие связано с тем, что большинство межъязыковых омонимов и паронимов в близкородственных языках вызвано распадом полисемии либо следствием расширения/сужения значений слов, восходящих к одному этимону.
Категория межъязыковых омонимов включает в себя также межъязыковые энантиосемы, фонетически сходные, но с прямо противоположными значениями и имеющие общее происхождение [Федорова 2013: 20]. Факторы, вызвавшие энантиосемию в славянских языках, подробно разобраны в диссертационной работе КВ. Фёдоровой «Межславянская интерференция в коннотативном и переводческом аспектах» [Федорова 2013]. На первое место автор ставит синкретизм значения общеславянской основы. В ходе эволюции языка эта «многозначность» древних корней разрушалась и значения дифференцировались. Из общего понятия постепенно выделялись конкретные семантические оттенки, которые зачастую становились антонимичными по отношению друг к другу.
Общеславянское слово вонь первоначально имело нейтральную семантику. На это указывают такие образования, как благовоние со значением «приятный запах» и зловоние «дурной запах», а также обобщенная семантика присутствует и в глаголе обонять (от обвонять) - «чувствовать какой-то запах». К. В. Федорова приходит к выводу, что первоначально лексема вонь имела значение запаха вообще, и в нее была заложена потенциальная возможность дальнейшего развития значения как в «положительную», так и в «отрицательную» сторону, что находит полное подтверждение в рассматриваемых нами языках: в русском оно получило значение «дурной запах», а в чешском vn стало обозначать «приятный запах».
Интерференция в области словообразования
Схожую ситуацию можем наблюдать и у слова стрелка: 1. (часов) ruika; (компаса) stelka; (весов) jazycek; (на чертеже, на дорожном указателе) ipka 2. (железнодорожная) vmna, vhybka 3. бот. lodyha Hodinovd stelka (вместо ruika); stelka (вместо jazycek) vah Ср. русское слово собирать и его чешские эквиваленты: 1. (с земли) sbrgt; (взносы) vybrat; (всех в столовой) shromad ovat (kde), svoldvat (kam); (марки) sbrat 2. (чемодан) balit, sklddat vci (do eho) 3. (машину) montovat, ddvat dohromady 4. (чернику) sbrat; (малину) trhat; (урожай) sklzet 5. разг. (поесть, завтрак) chystat, pfipravovat V teto dob lid obvykle sbraj rodu (вместо sklzej); Vdycky sbrm kufr v posledn chvli (вместо balm vci do kufru) Ср. русск. слово приём и его чешские эквиваленты: 1. (товаров) pfijem; (в школу) pfijmdn, pfijet 2. (посетителей) pfijet, pfivtdn; (официальный) гесерсе; пригласить на pozvat па recepci; часы - а navtvn hodiny 3. (лекарства) uzivdn, uitA. zpsob, postup, metoda To by I oficialn pjem (вместо by la recepce)
Приведем здесь еще примеры интерферем, встретившихся нам в работах студентов, с частичным сходством (различные префиксы) одного из чешских эквивалентов с русским многозначным словом. Ср. русск. слово содержать и его чешские эквиваленты: 1. (семью) ivit, vydrovat 2. dret, udrovat; в порядке udrovat v pofddku 3. (овец) chovat 4. obsahovat, mt; статья содержит много полезных сведений ldnek obsahuje mnoho uitench informac Drzi dv prasatka a krdvu (вместо chovajf); Rodie se rozvedli a mamnka drzi soma celou rodinu (вместо iv)
Однако возможна и другая ситуация, когда выбор студента останавливается не на сходном, а, наоборот, на отличном эквиваленте. Мы не имеем точных экспериментальных сведений, чем может быть вызван подобный выбор. Можем лишь высказать предположение, основанное на объяснении самих студентов: они выбирают в пользу чешского эквивалента, отличного в звуковом или графическом плане от русского, считая его “более чешским” и не скрывающим за собой угрозу русско-чешской межъязыковой омонимии, в результате чего возникают следующего рода ошибки: Uchovv hlavu (вместо drzi) zpfima.
Ср. русское слово держать и его чешские эквиваленты: 1. dret koho/со (ребенка, книгу) 2. chytat, zadrovat, dret koho/co (вора) 3. dret, udrovat, zadrovat (оборону) 4. uchovdvat (в банке) 4. mt, vst, spravovat со (отель, ресторан) 5. dret, zamstndvat, mt (садовника, служащих) 6. (о направлении) dret (se), pohybovat se, jt (себя в руках) ovlddat se.
К данной группе можно отнести и многозначное, широко употребительное в русском языке слово дело, часто неправильно переносимое в чешский контекст. Помимо частичного звукового совпадения с одним из его чешских эквивалентов (dlo), употребление данного слова усложняется еще и наличием полного омонима в чешском языке с полностью отличным значением: dlo - орудие, пушка. Мат hodn dl (вместо prdce). То nen tvoje dlo (вместо vc).
Vechni turisti prvnm dlem jdou na karlv most, Vyehrad, Star msto atd. (вместо nejdfive). Potom sedime a mluvme о ruznch dlech (вместо vcch). Ср. русское слово дело и его чешские эквиваленты: 1. prdce, dlo; взяться за ddt se / pustit se do prdce; он занят важным -ом je zamstndn dleitou prac; домашние дела domdc prdce 2. сіп, skutek; сделать большое udlat velkou vc; доказать на dokdzat skutkem 3. obor, zamstndn 4. zdleitost, vc; это наше to je nae vc / starost 5. (edn / soudn) fizen, pfipad; уголовное trestn pfipad 6. akta, spisy 7. uddlost, vc, pfihoda; было осенью stalo se to takhle na podzim 8. situace, stav vc; как дела (на работе) jak to jde?, jak to vypadd 9. (чести, привычки) vc, otdzka 0 другое / иное to je jind; первым -ом nejdrive, v prvn fad; за po zdsluze; ближе к -у! k vci!; на самом -е ve skutenosti; в том, что… Jde о to, e…; то и pofdd, kadou chvli
П. Ко второй группе относятся случаи, когда русскому слову соответствуют два и более чешских эквивалентов, но ни один из них не имеет звукового или графического сходства. В этом случае на выбор чешского слова оказывают влияние различные факторы: незнание правильного чешского выражения, контекста или определенной сочетаемости слов.
V ervenci pldz u otvefen a cel den trdvm dobu (вместо as) tarn s kamarddy a kamarddkami. Od dvnch dob (вместо od praddvna) drobn vrobci produkovali ze dfeva Izice, hrnky a dal ndob. Ср. русск. время и его чешск. эквиваленты: 1. as; у меня нет -мени петат as; 2. doba, obdob; времена года ron obdob. A u ted se zaala patfit к tomu filozovsk (вместо chovat se k) Ср. русск. относиться к и его чешск. эквиваленты: 1. (ласково к кому) chovat se ke komu, jednat s кут; 2. (к первой группе) pat fit ке коти. Ale byl jednou docela zajmav pfipad (вместо pfibh) Zacdtek vech pfipad se nazvd "а со, riskneme, to?” (вместо pfibh) Ср. русск. случай и его чешск. эквиваленты: 1. (из жизни) pfihoda, pfibh; несчастный nehoda, netst; в редких -аях v fidkch pfipadech; в данном -ае v tomto pfipad 2. (удобный) pfileitost 3. (счастливый) ndhoda
Часто встречаемой интерферемой является и употребление возвратного глагола собираться. Мы отнесли его ко второй группе, так как среди его чешских эквивалентов нет ни одного схожего по форме, в отличие от рассмотренного нами ранее невозвратного глагола собирать. Ср. русск. собираться и его чешские эквиваленты: 1. (в гостиной) shromad ovat se, schdzet se; (о коллекции) shromad ovat se, nashromad ovat se 2. (в дорогу) chystat se, vypravovat se 3. (ответить) hodlat, chystat se 4. (о грозе) pfipravovat se, chystat se 5. (о морщинах) tvofit se, dlat se
Явление межъязыковой омонимии/ паронимии на фразеологическом уровне
На основе выполненного исследования по межъязыковой русско-чешской интерференции на лексическом, лексико-синтаксическом и фразеологическом уровнях, нами были получены следующие результаты.
Количество ошибок, вызванных лексической интерференцией, нельзя считать ограниченным: постоянно появляются все новые примеры интерференции. Анализ лексических интерферем, сделанный опытными русистами под руководством проф. М. Затовканюка в 1960-е гг. и примеры ошибок, собранные нами за последнее десятилетие, дают наглядное представление о том, как изменился контекст эпохи за эти 50 лет и ее отражение в учебных материалах. На смену ярко выраженной идеологической составляющей тем студенческих работ тех лет, пришли новые предметы для обсуждения: Интернет, карьера, роль социальных сетей в повседневной жизни, реклама, криминальный мир, проблемы окружающей среды и т.д. Новые реалии, появившиеся в языке, нашли свое отражение также и в новых интерферемах, которые были представлены в работе, распределены по тематическим группам и классифицированы в соответствии с типом нарушений.
Несмотря на наличие в чешском и русском языкознании работ по исследованию причин и следствий чешско-русской интерференции, явление интерференции из русского языка в чешский остается практически не исследованным. Упорядочение материала по выявлению наиболее активной зоны именно в русско-чешской интерференции мы рассматриваем как центральную и важную часть нашей работы.
Чешский учебный электронный корпус неносителей языка упростил анализ и сопоставление ошибок в работах русских студентов, позволил дифференцированно подойти к анализу ошибок - отличать ошибки, общие для всех, от ошибок, специфических для носителей того или иного иностранного языка. С помощью материалов корпуса мы выявили новые лексические интерферемы и предложили их тематическую классификацию.
Поуровневое описание языковой системы в плане интерферентных особенностей в чешской речи русскоговорящих представляется нам продуктивным, поскольку такая классификация позволила упорядочить бесконечное множество нарушений, очертить их границы и адекватно их описать. При этом следует признать, что не всегда было возможно точное разграничение на уровни по причине силы и глубины взаимных связей между различными частями языковой системы. Частные проявления лексической интерференции, отличающейся устойчивостью и многогранностью, иногда было трудно рассмотреть вне связи с синтаксической и морфологической интерференциями.
В данной работе была предпринята попытка разграничения явлений межъязыковой омонимии и полисемии, что дало возможность создать более детальную классификацию лексических интерферем. Предложенная в диссертации классификация позволила проиллюстрировать многообразие лексических и лексико-синтаксических интерферем, которая не претендует при этом на универсальность и всеобъемлемость.
Наряду с наиболее распространенными интерферентными нарушениями на лексическом уровне – межъязыковой полисемией, нарушениями словообразовательной модели, лексической сочетаемости, в работе проанализированы особенности отношения к заимствованиям в русском и чешском языках: если в русском языке предпочтение отдается прямым заимствованиям (отчего в нем отмечается и повышенная интенсивность проникновения неологизмов), то в чешском – это прежде всего калькирование, результатом которого является большая деривационная активность славянских корней. Эта особенность вообще характерна для чешской языковой системы, что особенно интенсивно проявляется в восприятии ею заимствований – особенно германизмов). В связи с этим возникают и условия для интерференции. В работе выявлены возможные сферы интерференции в процессе усвоения русской и чешской лексической системой неологизмов и новообразований.
Данное исследование позволило также выделить наиболее распространенные нарушения на фразеологическом уровне: в случае частичных эквивалентов студенты оставляют структуру ФЕ родного языка, скрытую форму интерференции, проявляющуюся в сознательном избегании ФЕ в чешской речи русскоговорящими. Помимо этого, были отмечены случаи «цитатных» ФЕ, когда студент полностью сохраняет русский фразеологизм и вводит его в чешский контекст.
Исследование ошибок интерференционного характера позволяет в той или иной мере прогнозировать факты возникновения интерференции при двуязычии и проводить соответствующую профилактику при обучении второму (третьему) языку. Интерференционные ошибки возникают в случаях, когда некоторые явления второго языка усвоены недостаточно твердо и при этом явление второго языка в чем-то сходно с явлением первого языка, но не тождественно ему. Исследование показало, что для правильного усвоения языковой единицы в изучаемом языке очень важен функциональный контекст синтагматического характера, который способствует созданию очень важных для речевой деятельности синтагматических ассоциаций.