Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Изучение вооружения в отечественной археологии во второй половине XIX - первой четверти XX века 22
1. Источниковая база: формирование и состав 22
2. Изучение военного дела древних обществ: основные проблемы и концепции 40
3. Методологические основы изучения вооружения в русской археологии...; 57
Глава 2. Оружиеведческие исследования в 1920-1960-х годах 71
1. Советская археология: методологические принципы и их реализация 71
2. Изучение оружия древности: основные проблемы и концепции 83
3. Новый взгляд на старые проблемы: поиск новых методологических оснований 99
Глава 3. Оружиеведение в современной археологии: проблемы и перспективы развития 118
1. Формирование методической и эмпирической базы нового научного направления 118
2. Археологическое оружиеведение как научное направление: проблемы и пути развития 133
3. Археологическое оружиеведение сегодня: проблемы и перспективы развития 142
Заключение 165
Список источников 175
Список использованной литературы 202
Список сокращений 205
- Изучение военного дела древних обществ: основные проблемы и концепции
- Советская археология: методологические принципы и их реализация
- Новый взгляд на старые проблемы: поиск новых методологических оснований
- Археологическое оружиеведение как научное направление: проблемы и пути развития
Введение к работе
Стабильный рост интереса к проблемам истории археологии со стороны научного сообщества в последние десятилетия наглядно демонстрирует увеличение количества публикаций по данной тематике.1 Активизация теоретико-методологических исканий в археологии, как полагает Ю.Н. Захарук, свидетельствует о возможности формирования нового направления - истории и философии науки. По мнению ученого, до настоящего времени археология находилась на «допарадигмальной, или, что то же самое, эмпирической стадии развития».3 Между тем, современные условия настойчиво требуют создания особой парадигмы науки, что и обуславливает переживаемый ею кризис. Именно поиски выхода из данной ситуации актуализируют теоретические и методологические изыскания. Отметим, что оценку современного состояния археологии как кризисного, переломного, разделяют многие ученые, хотя и по-разному определяют его причины.4 Однако, на наш взгляд, столь пристальный интерес к истории археологии отражает ситуацию, характерную для современной гуманитаристики в целом.5 Среди наиболее общих причин, объясняющих данное явление, исследователи называют сдвиги парадигмального, методологического характера, связанные с переосмыслением гуманитарным знанием своего места в системе культуры. Не менее значимыми факторами являются также общие закономерности развития научного знания, что находит свое выражение в углублении процессов специализации, интеграции и дифференциации науки, и на этом фундаменте — формирования новых направлений. Археологическая наука не представляет собой исключения из общего правила, а потому предложенные объяснения, на наш взгляд, вполне приложимы и к ней.6 Таким образом, отмеченное явление обусловлено потребностями дальнейшего развития науки, что предполагает углубление специализации и появление новых научных направлений. Указанный процесс вызывает необходимость определенных теоретико-методологических сдвигов, что, несомненно, актуализирует историографические изыскания: «Связь философии и археологии наиболее тесно проявляется в теоретико-методологической сфере, причем лучше всего эту связь можно проследить в истории развития археологического познания», - отмечал В.Ф. Генинг.7 Действительно, адекватная оценка современного состояния науки без обращения к ее истории невозможна, ибо только таким образом можно проследить истоки тех научных направлений, которые сегодня формируют ее облик, определить направления и перспективы их дальнейшего развития.
Одним из таких направлений современной археологической науки, активно развивающимся, вызывающим интерес не только среди специалистов-профессионалов, но и среди широких слоев любителей древностей, является археологическое оружиеведение. Свидетельством тому является издание тематических сборников, проведение конференций по проблемам изучения военного дела древних обществ,9 выпуск научно-популярных изданий по данной тематике.10 Научная актуальность данной проблематики вполне очевидна. На определенном этапе развития человеческого общества военная организация начинает выступать в качестве важнейшей составляющей системы жизнеобеспечения, а потому игнорирование данной сферы жизнедеятельности не позволяет понять многие аспекты культуры и быта древних социумов. Понимание этого, с одной стороны, и развитие археологических исследований, с другой, привело к формированию особой области исследований в рамках археологической науки, которое получило обозначение военной археологии. Сегодня военная археология представляет собой весьма интересное и перспективное направление исследований, однако его статус и специфика оцениваются специалистами неоднозначно. Согласно мнению В.И. Массона, его особенность заключается в том, что, «в соответствии с основным объектом археологической науки изучает материальные древности, связанные с военным делом, и иные следы былой военной деятельности».11 Таким образом, выделение направления учитывает особенности изучаемых источников. К таковым будут отнесены находки предметов вооружения, остатки военно-инженерных сооружений, военной техники, места военных действий, если таковые удается идентифицировать, костяки со следами боевых повреждений, древние изображения воинов и батальных сцен. С указанными материалами в том или ином виде приходится иметь дело практически каждому исследователю археологических памятников эпохи голоцена. Это обстоятельство позволило М.Б. Пиотровскому утверждать, что «каждый археолог в той или иной степени является военным историком».12 Очевидно, что, при подобном подходе утрачивается специфика военной археологии как научного направления, а сам термин теряет свое содержание. Не учитывается так же тот факт, что археологический источник содержит
1 "X разнородную информацию. На наш взгляд, чтобы избежать указанных противоречий, в качестве методологического обоснования научного направления следует полагать особым образом ориентированный подход к источнику. Военная археология в этом случае будет ориентироваться на изучение военной сферы жизни общества по остаткам его материальной культуры.
В современной науке изучение вооружения и военного дела древних сообществ характеризуется резким повышением статуса археологических находок вооружения как информационного источника. Именно поэтому от ученого требуется определенная специализация, овладение новыми навыками и знаниями, в которых нет необходимости при работе с другими категориями находок (особенности использования различных типов вооружения, их тактические характеристики и т.д.). Оружие, которое выступает в качестве основного объекта исследования, является одним из важнейших элементов древних культур, что делает его полисемантичным индикатором развитости самых разных сфер жизни общества - от экономики до религии. Изучение его поэтому может быть наиболее результативным при условии комплексного подхода, который сегодня становится одним из основных методологических принципов исследований в данной области. Его грамотная и последовательная реализация позволяет использовать находки вооружения в качестве полноценного источника для изучения военного дела, но требует специальной подготовки исследователя. Вышеизложенные соображения оправдывают выделение некоторыми учеными принципиально нового направления исследований в современной археологической науке — археологического оружиеведения, которое может рассматриваться в качестве важнейшей составляющей военной археологии14.
Представляя сегодня собой довольно развитое направление, имеющее широкий тематический, проблемный и хронологический диапазон исследований, археологическое оружиеведсние, тем не менее, до сих пор не имеет своей историографии. Как нам представляется, указанное обстоятельство не в последнюю очередь определяет многие дискуссионные моменты в определении статуса и сущности данного научного направления. Настоящая работа, посвященная изучению становления и развития одного из фундаментальных направлений военной археологии, в какой-то мере призвана восполнить отмеченный пробел, что характеризует новизну исследования.
Разумеется, нельзя утверждать, что работы, посвященные историографическим проблемам исследования вооружения в археологии, отсутствуют совершенно. Так, история исследования вооружения скифских воинов сжато рассмотрена в фундаментальном труде Е.В. Черненко о защитном вооружении скифов.15 Краткий обзор изучения скифского оружия дальнего боя так же приведен в соответствующей работе упомянутого исследователя;16 кроме того, этих вопросов касалась А.И. Мелюкова.17 А.Н. Кирпичников коротко характеризует историю исследований отечественными археологами древнерусского вооружения.18 Отдельные стороны формирования оружиеведения в сибирской археологии рассматриваются в соответствующих монографиях Ю.С. Худякова.19 Истории изучения сарматского военного искусства посвящен небольшой раздел в монографии A.M. Хазанова.20 Некоторые сведения по развитию оружиеведения можно найти в фундаментальной работе М.В. Горелика, монографии В.В. Горбунова, а так же в статьях ряда исследователей. Однако следует отметить, что подобные обращения к опыту предшественников чаще всего носят характер библиографического обзора с кратким подведением итогов сделанного в данной области. Как правило, они представляют собой небольшие очерки в монографиях или статьях. За пределами такого рода работ остаются вопросы о причинах и движущих силах развития направления, анализ теоретических и методологических установок исследователей, без чего невозможно глубокое понимание и оценка их вклада в науку.24 Изложенные соображения во многом определяют актуальность избранной темы.
Необходимость очертить предметное поле нашего исследования предполагает теоретическое разграничение понятий «военная археология» и «археологическое оружиеведение»; данная задача тем более актуальна, что даже в специальной литературе четкого определения их не существует. Полагаем, что термином «военная археология» в самом общем случае следует обозначать область исследований военной истории по различным материальным остаткам последней. Тогда под «археологическим оружиеведением» мы будем понимать такое направление исследований, предметом которого являются археологизированные предметы вооружения (исключая военно-инженерные сооружения и военную технику), как источники для изучения военного дела рассматриваемой культуры. Следовательно, объектом настоящего исследования является изучение отечественными археологами находок вооружения, с целью реконструкции военного дела древних обществ, а предметом - процесс формирования и развития археологического оружиеведения как специфического научного направления. В настоящей работе понятие «древнее общество» используется как обозначение той стадии в истории общества, для изучения которой археологические источники играли наиболее важную роль. Методологически такой прием вполне оправдан, поскольку именно этот принцип определял понимание «древнего общества» в различные периоды развития археологической науки.
Военное дело и вооружение как его материальная основа издавна являются неотъемлемой частью культуры человечества. Здесь отражаются новейшие технические достижения общества, тесно переплетены социальные, идеологические, политические и экономические факторы. Поэтому понятно, что изучение данной сферы является важнейшим условием для понимания культуры в целом. Это сознавалось уже историками древности — не случайно теме военного искусства описываемого общества уделялось внимание в любом сочинении.
В отечественной археологии к изучению вооружения и военного искусства древних обществ ученые обращаются не ранее середины XIX века. В силу понятных причин формирование нового направления оказалось теснейшим образом связано с археологией Древней Руси и раннего железного века. Конечно, в российской науке уже задолго до указанного времени существовали представления о военном деле данных обществ, основанные на показаниях письменных источников. Начало систематических археологических исследований, вводящих в научный оборот новую категорию источников, и определенные методологические сдвиги позволили рассматривать эту тему в качестве проблемы, нуждающейся в специальном изучении. В обобщающих и специальных трудах этого времени появляются разделы, посвященные описанию «военного быта» с опорой на археологические материалы. Но основной категорией источников для данной темы все же остаются письменные сообщения; археологические находки привлекаются, как правило, лишь в качестве иллюстрации текста.25 На наш взгляд, такая ситуация была обусловлена, с одной стороны, недостаточным уровнем развития методов исследования вещественных памятников, а с другой - методологическими установками позитивизма, отвергавшими синтетические построения как «метафизические». Отмеченные черты составили характерные особенности первого периода истории изучения древнего оружия в отечественной археологии. Хронологические рамки его охватывают время 1850 - рубежа 1910-20-х годов; нижняя граница определяется публикацией первых реконструкций с использованием археологических материалов, а верхняя - изменением статуса археологических находок как источника в рамках новой методологии.
Влияние марксизма определило новый подход к рассматриваемой проблеме, что позволяет говорить о начале нового этапа в развитии оружиеведе-ния в советской археологии, хронологические рамки которого мы определяем 1920-1960-ми годами. Нижняя граница данного этапа обусловлена принятием и утверждением новой методологии исследований, базирующейся на принципах марксистской философии, а верхняя — появлением принципиально новых подходов к роли и месту ископаемых находок вооружения для решения проблем изучения военного дела древних обществ. Следует отметить, что разрыв между первым и вторым периодом связан с историческими событиями конца 1910-х - первой половины 1920-х годов. Разумеется, в истории археологической науки это было время бурных событий и серьезных потрясений, в значительной степени определивших ее будущее, а потому привлекающее интерес исследователей. Однако для нашей темы отмеченный период действительно воспринимается как лакуна, дискретность исследовательской традиции, что оправдывает отмеченный разрыв в композиции сочинения как литературный и методический прием. Освоение исследователями новых методологических принципов и введение большого массива ископаемых источников позволили по-иному взглянуть на данную проблему и традиционно предлагавшиеся решения ее. Появление новых методов извлечения информации заметно повысило роль вещественных памятников по сравнению с предыдущим этапом, однако в целом их значение оставалось скорее вспомогательным. Следует отметить, кроме того, что переход на новые идеологические и методологические принципы на протяжении 1920-1930-х годов не означал разрыва преемственности со старой, дореволюционной наукой, невзирая на отчаянные попытки новых теоретиков откреститься от «буржуазного вещеведения». В то же время вряд ли можно согласиться и с утверждением некоторых современных ученых о качественном падении уровня исследований в послереволюционные десятилетия. Вероятно, эта проблема для археологии в целом еще требует детального и осторожного изучения, что же касается оружиеведения, то можно констатировать, что преемственность двух этапов прослеживается столь же четко, сколь и разница между ними.
Нижним временным рубежом нового периода, на наш взгляд, следует считать середину — вторую половину 1960-х годов, верхняя же может быть совмещена с настоящим временем. На данном этапе ситуация в области изучения вооружения резко изменяется. Разработка и применение статистико-математических методов обработки материала к изучению оружия качественно расширило источниковую базу исследований. В немалой степени этому способствовала и резко возросшая интенсивность полевых изысканий. Отмеченные факторы обусловили трансформацию статуса ископаемых находок вооружения как источника для изучения военного дела древних обществ. Теперь именно эта категория источников становится основной для разработки указанной темы. Новый подход означал качественные изменения во всей области исследований. Если ранее внимание специалистов привлекали в первую очередь те регионы, история которых получила освещение в письменных источниках, то теперь все более перспективным становится изучение военного дела обществ, не попавших в поле зрения древних авторов. Все более широкое развитие получают методы моделирования, технологического анализа, полевого и лабораторного эксперимента при изучении различных категорий древнего оружия. На этой основе происходит складывание нового направления научных исследований - археологического оружиеведения.
Как полагает М.В. Горелик, в области изучения древнего вооружения «археологи и оружиеведы идут параллельными путями: первые реконструируют древние вещи, вторые могут использовать для моделирования функций древнего оружия типологически сходные более позднего времени «живые» предметы, далеко отстоящие по времени и месту от изучаемых». По его мнению, историю оружия сегодня изучают три науки. История искусств ставит перед собой целью определить место оружия «в системе искусств» определенного региона и периода, что позволяет выделить идеологическую, «надматериальную» значимость предметов вооружения.29
Оружиеведение изучает оружие как одну из категорий материальной культуры в широком временном и территориальном аспектах. Такой подход позволяет «увидеть принципиальную типологическую близость самых, казалось бы, отдаленных явлений, а порой и глубокие отличия вещей, на первый взгляд казавшихся близкими»,30 а так же - выявить и изучить общие закономерности развития вооружения. Такая постановка вопроса, в свою очередь, теснейшим образом увязывает изучение комплекса вооружения с исследованием военного дела - одной из важнейших сторон жизни древних обществ.
Наконец, археология изучает оружие как такую категорию артефактов, которая имеет важное значение для решения проблем культурной и хронологической атрибутации. Этот подход имеет свою специфику, вызывающую досаду оружиеведов: «К сожалению, далеко не везде и не всегда археологи придают правильное значение находкам предметов вооружения. В основном это касается издания материала: комплексы часто публикуются не полностью именно за счет предметов вооружения, особенно таких "невыразительных", как панцирные пластины».31
Не отвергая в принципе изложенную выше точку зрения М. В. Горелика на специфику подходов к изучению оружия, полагаем необходимым все же внести в нее некоторые коррективы. На наш взгляд, с учетом тех изменений, которые сегодня происходят в рассматриваемой области исследований, есть все основания утверждать формирование нового направления - археологического оружиеведения. В его рамках фактически объединяются все три подхода, что не только значительно расширяет проблемное поле исследований, но и позволяет более полно представить роль и место войны в культуре древнего населения.
Большинство современных исследователей, говоря о становлении в отечественной науке археологического оружиеведения, выделяет в качестве основной движущей силы данного процесса «постепенное накопление источников».32 Безусловно, развитие археологических исследований и связанное с этим расширение источниковой базы оружиеведческих исследований имеют большое значение для становления и развития направления. Однако объяснять сложный и многоплановый процесс его формирования только одной этой причиной, на наш взгляд, нельзя. Как нам представляется, археологическое оружиеведение представляет собой интегративное научное направление, сложившееся на стыке наук под воздействием как внутренних, так и внешних факторов. Поэтому рассматривать его формирование необходимо как сложный, комплексный процесс, прошедший несколько фаз.
Исходя из всего вышеизложенного, цель настоящего исследования можно сформулировать следующим образом: проследить процесс становления и развития оружиеведения как направления научных исследований в отечественной археологии, раскрыв его механизмы и движущие силы.
Для достижения заявленной цели необходимо решить следующие задачи:
• рассмотреть основные концепции развития вооружения древних обществ, господствовавшие в отечественной археологической науке в разное время;
• соотнести их с общей методологической ситуацией в археологии соответствующего периода и определить влияние последней;
• вскрыть и проанализировать экстернальные и интернальные механизмы развития научного направления;
• проанализировать источниковую базу исследований и установить роль и место археологического материала при решении оружиеведческих проблем;
• проследить становление и развитие методики и проблематики изучаемого направления;
• на основе изученного материала разработать периодизацию, отражающую основные этапы становления археологического оружиеведения как научного направления;
• проанализировать современное состояние направления, выделить фундаментальные тенденции и показать возможные перспективы его развития.
Комплекс источников, сформированный в соответствии с поставленной целью и вытекающими задачами, включает работы отечественных археологов и оружиеведов с середины XIX века до настоящего времени, посвященные проблемам изучения древнего вооружения. Весь использованный корпус источников можно разделить на пять групп. К первой должны быть отнесены публикации материала, полученного в ходе раскопок тех или иных памятников, имеющие целью ввести его в научный оборот. Специфика такого рода работ заключается в том, что авторы их, за редким исключением, не ставят перед собой задачи предложить новую концепцию развития вооружения. Как правило, они стремятся соотнести полученный вещественный материал с уже имеющимся, прошедшим интерпретацию и принятым в научном сообществе. Привлечение их в качестве источника оправдано постольку, поскольку они дают возможность выяснить, какие вещественные источники были доступны исследователям в интересующий нас период, и в какой степени они использовались. В свою очередь, в рамках данной группы можно выделить две подгруппы по специфике содержащейся в них информации: публикации больших серий археологического материала, в том числе и оружия, и публикации исключительно предметов вооружения. Последние, как правило,
представляют собой статьи, сообщения или тезисы докладов, основная цель которых - ввести в научный оборот новый материал для дальнейших исследований. Изучение их позволяет судить о качественном и количественном составе потенциальной источниковой базы науки соответствующего периода, а так же в определенной степени показывает отношение археологического сообщества к такой категории инвентаря, как предметы вооружения.
Ко второй группе следует причислить публикации, в которых на материалах вооружения решаются проблемы исключительно археологического характера - датировка и происхождение культур, вероятность и направление контактов, уровень социального и экономического развития и прочее. Подобные работы демонстрируют широту спектра использования находок вооружения в археологической науке рассматриваемого периода, позволяют понять методику работы с источником. Источники, объединенные в рамках данной группы, показывают скорее развитие археологической науки, чем оружиеведения, а потому для решения поставленных задач имеют второстепенное значение. Тем не менее, их привлечение позволяет лучше представить оценку археологами ископаемого оружия, его роли и места как источника для изучения материальной и духовной культуры древних, а так же показывает уровень развития методов обработки материала.
Третью группу составят работы, посвященные общей характеристике археологических общностей, их развитию и взаимоотношениям между ними. Подобные исследования во многом формировали основы научного мировоззрения исследователей вооружения, что не могло не сказаться на итогах работы. Поэтому привлечение такого рода публикаций позволит глубже понять зачастую не эксплицируемые основания исследовательских концепций развития вооружения. Но при работе с данной группой источников необходимо учитывать, что и для них существуют скрытые мировоззренческие установки, не раскрываемые авторами, поэтому
необходимо привлечение работ, в которых хотя бы в самых общих чертах характеризуется развитие исторической и археологической науки в изучаемый период. В качестве такого рода источников использованы исследования по истории археологической науки в России, составляющие четвертую группу. Специфика их использования заключается в том, что не все положения авторов могут считаться безоговорочно приемлемыми в рамках заявленной темы, что требует специальных оговорок и дополнительных обоснований. Таким. образом, данная категория работ занимает положение одновременно источников и литературы, но провести между ними четкую грань далеко не всегда представляется возможным.
Наконец, работы, посвященные характеристике вооружения и военного дела древних обществ, составляют пятую группу источников, наиболее важную в рамках темы нашего исследования. Именно они отражают уровень развития оружиеведческих изысканий в науке в целом, и в археологии, в частности, показывают, какие источники и методологические принципы использовались учеными в разное время, как развивалась методика таких исследований. Именно здесь представлены результаты исследовательской работы в чистом виде, который отражает не только проделанную ученым работу, но и готовность научного сообщества принять ее, равно как и проделанную ранее. Таким образом, данная группа источников позволяет увидеть актуальные проблемы исследований на каждом конкретном этапе развития направления, вскрыть механизмы их решения и проследить взаимодействие инноваций и традиций, что и составляет, в сущности, процесс развития научного знания.
Методологической основой настоящего исследования является понимание науки как сложного взаимодействия методологических принципов, теоретического знания и исследовательской практики в рамках специфического социального организма, каковым является научное сообщество, которое действует в определенной социокультурной среде, и у о испытывает на себе ее влияние. Такой подход предъявляет определенные требования к историографическому описанию процесса развития науки, который, безусловно, обладает внутренней логикой, но при этом испытывает серьезное внешнее воздействие. Рассмотрение истории науки как простой последовательной смены одних теорий другими не раскрывает его механизмы, для этого необходимо выявить методологические основания предлагаемых авторами концепций, и философские принципы, определяющие парадигму исследования. Как показал С.А. Борчиков, внутри последней можно различить два уровня - парадигму знания и парадигму познания, первая из которых определяет собой гносеологическую, а вторая — методологическую модель науки.34 Нельзя игнорировать и роль культурных стереотипов, формирующих те «пред-суждения», с которыми ученый подходит к объекту своего исследования, и которые определяют саму возможность познания. Наконец, нельзя сбрасывать со счетов уровень методического обеспечения исследовательской практики. Возникающая в итоге взаимодействия указанных факторов исследовательская программа представляет собой иерархическую структуру теорий и представлений, образующих «твердое ядро» и «защитный пояс».36 Их трансформация и есть развитие науки, и для историка важно понять, что, как и почему изменяется. Поэтому современная историография ориентируется на первоочередное изучение не столько готового знания как результата научно-исследовательской практики, сколько механизмов его производства. Настоящая работа ориентируется именно на такой подход.
Методика настоящего исследования предполагает использование комплекса методов, предложенного и отработанного в рамках модели «новой историографии».
Аналитические и синтетические процедуры при работе с текстом источника дают возможность выявить основные составляющие авторской концепции и создать ее модель. Использование сравнительно-исторического метода позволяет обнаружить развитие знания, а сравнительно-генетического - преемственность различных этапов этого процесса. Наконец, компаративистский анализ дает возможность увидеть общее и особенное в работах различных исследователей, а синтез открывает выход на философскую, мировоззренческую составляющую научных концепций, без чего невозможно понять механизмы развития.
Структурно работа включает введение, три главы, разбитых на три параграфа каждая, заключение, список использованной литературы и источников. В рамках первой главы настоящей работы мы рассматриваем начальный этап становления археологического оружиеведения в отечественной науке. Основная цель - проследить, как изменялось отношение к археологическим находкам предметов вооружения, какие методы использовались при их изучении, какие выводы были при этом получены. Мы попытаемся выяснить, какие факторы оказали решающее влияние на исследователей, обращавшихся к изучению военного дела ранних обществ, какие идеи составляли методологическую базу таких работ, какими источниками они оперировали. Сформулированная таким образом проблема предполагает использование в качестве источников не столько публикации археологических находок, сколько текстов, содержащих концептуальные модели реконструкций.
Глава состоит из трех параграфов. Первый посвящен характеристике корпуса источников для изучения военного дела древних обществ, имевшегося в распоряжении исследователей. Второй параграф посвящен рассмотрению актуальных проблем в области изучения военного дела и вооружения древних обществ и предложенных для их решения концепций, характеризующих состояние данной области научных изысканий в XIX — начале XX века. Наконец, в третьем параграфе мы пытаемся проследить связи концепций развития вооружения с общим комплексом представлений о культуре и истории обществ древности, принятых в науке того времени, что позволяет обнаружить имплицитные основания исследований, коренящиеся в мировоззрении научного сообщества.
Вторая глава настоящего исследования посвящена изучению следующего этапа формирования направления; как и предыдущая, глава подразделяется на три параграфа.
В первом параграфе рассматриваются те обстоятельства, которые определили специфику рассматриваемого периода, позволяющую говорить о его относительной самостоятельности. Во втором параграфе главы рассматриваются проблематика исследований, основные концепции, принятые в советской науке указанного времени, характеризуется методика исследовательских работ. Такой подход позволяет получить объективную картину развития изучаемого направления на рассматриваемом этапе. На этой основе только и возможно определение роли и места данного периода в истории археологического оружиеведения. Эта задача решается в рамках следующего, третьего параграфа путем соотнесения полученных результатов с общими методологическими установками, ранее полученными достижениями и с известными источниками.
Последняя глава сочинения посвящена характеристике современного этапа изучения вооружения отечественной археологией. Определяющее значение на данном этапе имели изменения методического характера, поэтому именно этому сюжету посвящен первый параграф данной главы. Здесь рассмотрено становление новой методики исследований, ее практическое применение, показавшее эффективность новых разработок. Второй параграф посвящен характеристике исследовательской практики изучаемого периода. Здесь рассматриваются способы реализации нового подхода и полученные результаты, их значение для дальнейшего развития направления. Третий параграф посвящен характеристике современного состояния археологического оружиеведения. Активное развитие нового направления порождает и новые проблемы: определение места оружиеведения в структуре археологической науки, его связи с другими направлениями и смежными науками.
В заключении подводится основные итоги проведенного исследования, и намечаются дальнейшие перспективы изысканий в данной области. На основе полученных выводов дается характеристика современного состояния и вероятных перспектив отрасли.
В конце приводится перечень использованной в исследовании литературы и источников.
Хронологические рамки исследования охватывают период с середины XIX века по настоящее время, а территориальные охватывают пространство развития отечественной науки в рассматриваемый период. , Промежуточные результаты, полученные в ходе исследования, прошли апробацию в различных формах. Опубликовано и подготовлено к печати 15 работ, затрагивающих различные аспекты настоящего исследования. Автор принимал участие в работе 11 конференций различного уровня с выступлениями и их последующем обсуждением.
Кроме того, в феврале 2003 года по теме диссертационного исследования был прочитан доклад с последующим обсуждением на заседании сектора бронзы и раннего железного века Института археологии и этнографии СО РАН (г. Новосибирск). Наконец, в течении 2003 - 2004 годов по теме диссертационного исследования были прочитаны доклады на теоретико-методологическом семинаре при кафедре первобытной истории Омского государственного университета.
Как нам представляется, полученные по итогам проведенного исследования результаты могут иметь следующее практическое применение: использование в учебном процессе путем создания спецкурсов, включение выводов в курсы по общей истории археологической науки. Кроме того, результаты могут иметь и прикладное исследовательское значение при изучении сюжетов, связанных с развитием археологии в России. Наконец, историографическое исследование будет востребовано специалистами-оружиеведами при работе над конкретными проблемами.
Изучение военного дела древних обществ: основные проблемы и концепции
Исследуя развитие российской археологии в XIX веке, А. А. Формозов отмечает, что «примерно к 1880 году завершился важнейший этап в развитии русской археологии - этап первичного накопления материала и определения задач формирующейся отрасли знаний». 3 К этому же времени можно отнести и начало нового периода в изучении вооружения ранних обществ. Интерес к изучению археологических находок вооружения был вызван накоплением материалов по истории кочевников причерноморских степей эпохи раннего железного века, в то время именовавшихся скифами и сарматами. Активные археологические исследования на юге России позволили сформировать значительный фонд источников, что дало возможность исследователям вплотную подойти к проблеме изучения комплекса вооружения древних номадов. Одна из первых попыток в этом направлении была предпринята тогда еще молодым ученым А. С. Лаппо-Данилевским в работе «Скифские древности», опубликованной в 1887 году.64 Согласно предложенному им варианту реконструкции, которая вплоть до 1930-х годов не вызывала серьезных возражений, скифская паноплия включала четыре категории вооружения: «наступательное», к которому относились копья, мечи, кинжалы, а также секиры, «метательное», включавшее лук со стрелами, пращу и дротик, «защитное», состоявшее из панцирей, кнемид и кожаных башлыков, и «оборонительное» - щиты. Использованная в данном случае А. С. Лаппо-Данилевским классификация, достаточно противоречивая с современной точки зрения, была построена на тех же принципах, которые применялись при описаниях древнерусского оружия.65
Использование скифами копья-пики доказывается только археологическими находками, письменные же источники «упоминают лишь о метательном копье, или дротике, но не упоминают собственно о копье».66 Согласно археологическим свидетельствам, скифские копья снабжались бронзовыми и железными наконечниками, при численном преобладании последних. По мнению Лаппо-Данилевского, такое соотношение « указывает на то, что скифы стали употреблять его (копье - Ю.Г.) позже других орудий».67 Наконечники копий в коллекциях представлены двумя типами: «длинный довольно узкий лист с ребром на посередине и со втулкой для прикрепления к древку» и «удлиненный параллелограмм, который одним концом крепился к древку». В приведенных описаниях легко угадываются втульчатые и черешковые наконечники. Таким образом, для выделения типов ученый использовал тот же принцип, что и сегодня: способ сочленения наконечника с древком-рукоятью, правда, без детальной проработки групп и вариантов. Внушительные размеры наконечников - от 27 до 40 см. -позволили автору утверждать, что «копье имело значение наступательного, но не метательного оружия, и употреблялось скифом лишь в том случае, когда он был на коне, ибо пешему трудно и неудобно справляться со столь длинным и довольно тяжелым оружием».69
Клинковое оружие скифов представлено мечами и кинжалами. Последние, по мнению Лаппо-Данилевского, могли играть роль социальных маркеров, но «определить, кто носил кинжалы, все ли воины или одно высшие классы, мы не можем по незначительности данных». Напротив, мечи, по мнению исследователя, «были довольно обыкновенны между скифами, так как каждый из них, вступая в побратимство с другим, должен был иметь при себе меч». Но этому предположению «несколько противоречат» археологические материалы: «в бедных могилах ... вовсе не найдено следов этого рода оружия». Отмеченное противоречие автор разрешает с помощью одного из допущений: либо мечи были принадлежностью только аристократии, и тогда античные источники говорят исключительно о ней, либо рядовые кочевники «не зарывали в могилу вместе с остальными вещами» мечи из-за высокой стоимости последних. Акинак имел настолько небольшие размеры, что являлся, «скорее, длинным кинжалом, чем действительным мечом» и мог носиться в ножнах на плечевой портупее с левой или правой стороны «смотря по составу вооружения»: на левом боку всегда носили горит.74
Скифские топоры известны по сообщениям письменных источников и изображениям. Двулезвийная секира - сагар - могла использоваться как в ближнем бою, так и для метания. Такое же промежуточное положение между «наступательным» и «метательным» оружием занимала и палица, существование которой засвидетельствовано изобразительными источниками. Что же касается кельтов, известных археологам из раскопок в Южной России, то относить их к предметам вооружения, по мнению Лаппо-Данилевского, «нет оснований».
К категории метательного оружия принадлежали праща (существование ее предполагается по находкам каменных снарядов), дротик (известный по изображениям и античной литературе), а так же лук со стрелами, являвшийся у скифов «наиболее распространенным оружием».76 Конструкция этого грозного оружия не известна, хотя археологами обнаружены деревянные остатки кибитей, а изобразительные источники и письменные источники передают его форму - в виде греческой буквы «сигма». Можно только предполагать, что «скифский лук ... отличался большей сложностью, чем луки древних племен». Размеры лука можно предположить по размерам накладок на гориты; в таком случае его длина не превышает 70 см., и совпадает с длиной стрел.78 К данному выводу А.С. Лаппо-Данилевского приводит следующее рассуждение. Если судить по изображениям, накладки покрывали приблизительно половину внешней стороны горита, а лук и стрелы почти на половину были открыты. Известные золотые накладки из Чертомлыка достигают 34 см в длину, поэтому исследователь полагает, что длина скифской стрелы должна была составлять 60 - 70 см.
Советская археология: методологические принципы и их реализация
Изменения, произошедшие в археологической науке в первые десятилетия Советской власти, уже проанализированы в ряде работ.1 С начала 1920-х годов постепенно возрастает объем полевых исследований, практически свернутых в годы первой мировой и гражданской войн. Серьезные трансформации происходят в организационной структуре науки. Наконец, в эти годы разрабатывается целый ряд методологических принципов, надолго определивших направление и темпы развития советской археологии. Говоря о начале нового этапа в развитии науки, следует с большой осторожностью оценивать проблему преемственности и разрыва дореволюционной и советской науки. Можно говорить о разрыве методологическом, и он налицо, но преемственность прослеживается в концептуальном плане и в источниковой базе. То, что было наработано до революции в этих отношениях, сохранилось и послужило основой для дальнейших исследований. В области военной археологии сохраняли свою актуальность ставшие уже традиционными направления исследований: военное искусство восточноевропейских кочевников раннего железного века, генезис скифской и сарматской паноплии, вооружение и военное снаряжение древнерусских ратей. Но наряду с этим расширение ареала полевых исследований и ввод в научный оборот археологических данных по вооружению древнего населения Сибири, Средней и Центральной Азии, Закавказья и других территорий не только привело к появлению новых направлений исследований, но и заставило по-иному взглянуть на установившиеся представления.
Нельзя отрицать определенной преемственности двух этапов, как в Ф области полевых исследований, так и в сфере некоторых теоретических проблем. И в этом отношении совершенно справедливой представляется оценка первых шагов молодой советской археологии Н. Я. Мерпертом, отмечавшем, что именно развитие прежних традиций во многом определило ее успехи.2 В то же время нельзя недооценивать и ту роль, которую сыграл марксизм в качестве катализатора социологического поворота в археологии -явления, на наш взгляд, безусловно положительного. Новая археология ставит перед собой задачу реконструкции «по памятникам материальной культуры общественно-экономических формаций».3
Заявленный принцип не мог не отразиться на изучении военного дела древних обществ. Война рассматривалась как важная сфера жизни, которая испытывала на себе воздействие формации, поэтому только учитывая уровень социального и экономического развития, возможно было создать адекватную модель военного искусства. Практическая реализация указанного теоретического положения была представлена В. В. Гольмстен в работе «К разработке приемов исследования вещественных памятников (меч и сабля)».4 Предложенная автором схема развития военного искусства номадов от раннего железного века до средневековья опирается на функциональный анализ клинкового оружия - меча и сабли.
Согласно данной концепции, в родовом обществе «военное дело не получило еще своего развития», поэтому и потребности в специализированном боевом оружии не возникало; соответственно, археологи не фиксируют такового в своих раскопках. Ситуация резко изменяется с началом разложения первобытного строя, которое у кочевников совпало со вступлением в ранний железный век. Развитие военного дела у номадов прошло три стадии, которые исследователь выделяет «на основании сменяемости комплекса вооружения».6 Самый ранний, скифский, характеризуется господством таких видов вооружения, как короткий лук со стрелами, железный короткий меч-акинак, копье с листовидным наконечником, легкий щит. На смену ему приходит сарматский, связанный с появлением более длинного лука, меча, достигающего 1 м в длину, дротика, более широким использованием копья и сокращением использования щита. Наконец, на позднекочевническом этапе происходит принципиальная трансформация всего комплекса вооружения: меч вытесняется саблей, появляется пика-копье с массивным узким наконечником, длинный, до 1,4 м лук, в то время как щит совершенно выходит из употребления. Таким образом, прогресс военного снаряжения кочевых сообществ предстает в виде отчетливой тенденции усиления наступательного вооружения при одновременном ослаблении защитного компонента. В рамках нового методологического подхода эволюция комплекса вооружения отражает не смену культурных влияний в кочевническом мире, а развитие военного искусства в силу каких-то имманентных причин. Ключ к пониманию данного процесса дает функциональный анализ комплекса вооружений с учетом уровня социально-экономического развития номадов.
Меч предназначен для нанесения рубящего удара, а сабля - рубяще-режущего, и именно указанная особенность определяет специфику ее боевого применения, так как «поражающая сила ее особенно велика, если удар наносится сверху вниз. Этим именно и объясняется неразрывная связь сабли с конем, так как в руках всадника она является значительно более опасным оружием, чем в руках пешего бойца». Данное положение служит основанием для утверждения о том, что «лишь с введением в военную технику сабли конный бой получил особое значение, и что, следовательно, широкое использование лошади в боевых действиях не было изначальным в (...) кочевом обществе».9 Исследовательница отвергает представление о скифе как об исключительно конном воине, считая его ошибочным, ибо ему противоречит весь комплекс вооружения скифского времени. Ни короткий акинак, ни небольших размеров копье с широким листовидным наконечником не позволяли вести ближний бой верхом, но были весьма удобны для рукопашной схватки в пешем строю. Использовать большой мощный лук, длинный меч и пику, т.е. оружие кавалерийского боя, скифам не позволяло отсутствие стремян и жесткого седла. Подтверждений того, что скифы вели бой верхом, мы не находим и в изобразительных памятниках.
Положение изменяется в сарматскую эпоху. Новый комплекс вооружения - длинный меч и копье - могли быть использованы в конном строю; многочисленные изображения конных сарматских воинов также свидетельствуют в пользу того, что «на данной стадии идет нарастание использования лошади в военном деле, но о полноте этого использования говорить еще не приходится».11 Лишь на третьем этапе, когда появляется седло с жесткой основой, высокой передней лукой и железными стременами, которое «дает всаднику устойчивую посадку и предоставляет полную возможность действовать оружием с коня»,12 войско кочевников превращается в конное. Оружием дальнего боя становится сложный лук, представляющий собой «искусную комбинацию из дерева, кости, рога и массы спрессованных сухожилий»,13 который всадник теперь мог использовать в полной мере, а в ближнем бою использовались сабля и пика, вытеснившие прежние меч и копье. Итак, вооружение кочевников, согласно концепции В. В. Гольмстен, является прогрессирующим комплексом, эволюция которого обусловлена развитием кочевого хозяйства, т.е. материально-техническим фактором. Если ранние кочевники, скифы, использовали лошадь только для приближения к неприятелю и обстрела его боевых порядков, то в дальнейшем более полное освоение лошади, появление нового конского снаряжения привели к коренным изменениям в военном деле. «Поздние кочевники, - отмечает В. В. Гольмстен, -дают отлично снаряженную военную силу типа легкой конницы».
Новый взгляд на старые проблемы: поиск новых методологических оснований
Для рассматриваемого периода основными проблемами являлись вопросы происхождения отдельных категорий и целых комплексов вооружения и их связь с уровнем развития военного искусства изучаемого общества, хронологической привязки находок, которая должна отражать процесс эволюции военного искусства. В связи с этим особое значение приобретает проблема происхождения тяжеловооруженной конницы в эпоху раннего железного века, для решения которой привлекались как традиционные (скифские и сарматские), так и вновь полученные среднеазиатские материалы. Рассмотрим основные концепции, посвященные решению обозначенных проблем.
В. Д. Блаватский обращает внимание на изменение посадки всадника в изобразительной традиции сарматского периода, связывая его с особенностями сарматской тактики и вооружения.10 Если скифы управляли копьем, держа его в одной руке, что позволяли его вес и размеры, то сарматы вынуждены были держать пику двумя руками. В этом случае «естественным положением торса всадника является поворот левым плечом вперед, позволяющий направлять удар пики правой рукой».106 Но сарматы принесли в Северное Причерноморье не только новое оружие, но и новую тактику. В то время как скифы предпочитали дистанционный бой, сарматская «панцирная конница (катафрактарии) атаковывала противника компактной массой, построенной клином, и, врезавшись в неприятельский строй, наносила ему сокрушительный удар».
У скифов так же были тяжеловооруженные всадники, но они не составляли специфических боевых единиц, а потому не выделялись в особый род войск. Большая часть скифских воинов являлась легковооруженными лучниками, что определяло тактику войска: атака лавой, обстрел из луков и метание дротиков. В ближний бой скифы вступали лишь в том случае, когда противник уже был расстроен, и сражались пешими.
В основном с этими выводами согласилась и А. И. Мелюкова, уточнив, что в ближнем бою скифы могли использовать не только акинак, но и короткое копье.
В полном соответствии с изложенной схемой рассматривает эволюцию боспорских мечей Н. И. Сокольский. Он отрицает схему, предлагавшуюся в свое время Д. Н. Анучиным и Э. Б. Тайлором, равно как и концепцию генезиса сарматского меча, предложенную М. И. Ростовцевым. «Нельзя формально -типологически объяснять переход акинака в спату как простое удлинение клинка; это неисторично, - отмечет Н. И. Сокольский. -(...) Непосредственный переход одного вида оружия в другой невозможен».109 Отвергает он и возможность иранского влияния на генезис длинного меча, связывая это оружие исключительно с сармато-савроматами, у которых оно известно с VI -IV вв до н. э.110 В Северное Причерноморье они принесли уже готовый тип, который вытесняет скифский акинак (вместе с его носителями), и, разумеется, новую тактику боя - атака и рукопашная схватка; лук отходит на второй план.
Произошедшие изменения не могли не отразиться на военном деле боспорцев - извечных врагов кочевников Причерноморья. Традиционная греческая тактика, основанная на использовании фаланги, претерпевает здесь серьезные трансформации. Основной военной силой становится кавалерия, которая заимствует у кочевников не только приемы боя, но и весь комплекс вооружения - тяжелый чешуйчатый панцирь, мощный лук, длинное копье и мечи - короткий с кольцевым навершием и длинный кавалерийский. Римляне, столкнувшиеся с роксоланами гораздо позже, так же были вынуждены модернизировать свое вооружение с учетом тактики противника. В результате в римской армии появляется спата, которая становится «основным мечом римской армии конца II - начала III вв. н. э.».111
Итак, можно констатировать, что к середине столетия концепция, согласно которой латная конница сарматов вытеснила легковооруженных скифов из причерноморских степей, стала ведущей среди исследователей-номадистов. Впрочем, не все исследователи принимали ее безоговорочно. Так, В. Д. Блаватский, первоначально отвергавший эту идею, позже признал знакомство скифов с регулярным строем: «Мы утверждаем, вопреки принятому мнению, что скифам было известно компактное построение конницы». Скифская знать, облаченная в доспехи, составляла основу конного «кулака». Эти всадники имели на вооружении длинные копья и мечи и составляли отдельные тактические единицы, главной задачей которых была борьба с конницей противника. Однако не эти контингенты решали исход сражений. По-прежнему основным тактическим приемом скифов оставалась атака лавой, весьма эффективная против легкой пехоты, но малопригодная для борьбы с фалангой.
Сарматы разработали более эффективную тактику. Эволюция военного искусства выражалась в возрастании роли ближнего боя при одновременном падении значения дистанционного. Археологически этот процесс отразился в трансформации комплекса вооружения, в результате которой в I в. до н. э. у сармат появляется новый тип воина - катафрактарий, снаряженный для ближнего боя и обученный действовать в строю. Против атаки такого подразделения, выстроенного клином, была бессильна даже фаланга. Примерно в это же время появляется катафрактарий и в парфянской армии, но В. Д. Блаватский отрицает парфянское влияние на сармат, «ибо первые были по преимуществу конными копейщиками, а вторые - конными лучниками».
Более совершенная сарматская тактика обеспечила им победу над скифами: «натиск тяжелой сарматской конницы, всецело рассчитанной на рукопашный бой, был несравненно более сокрушительным для вражеских всадников, чем конный кулак скифов, в некоторой мере сочетавший ближний бой с дальним».
Таким образом, идея «сарматского катафрактария» прочно утвердилась в науке, решив вопрос о месте появления тяжелой кавалерии; неясным оставался вопрос о времени. Анализируя материалы сарматского времени в Нижнем Поволжье, В. П. Шилов приходит к выводу о появлении катафрактария у
сармат на рубеже эр в результате длительной эволюции. Уже в IV в. до н. э. у сармат появляется длинный меч, что было связано с «усовершенствованием защитного вооружения, которое, начиная с IV в. до н. э. приобретает гораздо большее распространение, чем в предшествующее время».11 Лук постепенно теряет свое значение, и его совершенствование идет гораздо медленнее, чем панциря и оружия ближнего боя. На рубеже эр сарматы еще не знали лука с костяными накладками, в то время как парфяне уже использовали его. Таким образом, В. П. Шилов лишь уточняет некоторые детали концепции В. Д. (ф Бдаватского, а отнюдь не полемизирует с ним, вопреки мнению А. М. Хазанова.
Археологическое оружиеведение как научное направление: проблемы и пути развития
Появление новых методических принципов изучения археологических коллекций вооружения позволило поставить ряд новых проблем, но в то же время не отменило актуальности традиционных. Вопросы генезиса оружия, его хронологии, развития по-прежнему привлекали внимание исследователей, каждый полевой сезон приносил новые находки, требовавшие своего места в существующих схемах, а иногда заставлявшие скорректировать их. Следует отметить, что для решения этих вопросов использовались оба подхода - археологический, основанный на формально-типологическом анализе, и оружиеведческий, который базировался на функциональном анализе.
А. И. Тереножкин, опираясь на типологический анализ характеристик мечей скифской и предшествующей киммерийской эпох, приходит к выводу об их гетерогенности. По мнению исследователя, киммерийские мечи продолжают традицию, связанную с появлением в степях Восточной Европы карасукских бронзовых мечей в начале 1 тыс. до н.э. Именно у киммерийцев складывается новая организация военного дела: основную роль в войске начинают играть подразделения конных лучников, «у которых оружием ближнего боя были кинжалы и мечи со стальным клинком».64 В то же самое время, тоже на карасукской основе, но «где-то в Сибири и Центральной Азии»65 шел процесс формирования скифского акинака. В Восточную Европу он попадает вместе со скифами, «которые не являются ее исконными обитателями и ни в коем случае восприемниками древней срубной культуры бронзового века».66
Иного мнения придерживается Б.Н. Граков. Согласно его концепции, скифы привезли акинак из переднеазиатских походов, но дальнейшая его эволюция происходила независимо от иранских влияний, что и обусловило ряд специфических черт данного оружия. Таким образом, акинак не является изобретением восточноевропейских аборигенов. Иначе обстоит дело со стрелковым оружием: набор стрел, «обычных в собственно скифское время», известен на данной территории еще в доскифскую эпоху, начиная с VIII века до н.э.
М.И. Артамонов считает, что вооружение и конское снаряжение скифов «очень слабо связаны с формами до скифского времени, но зато во многом находятся в зависимости от культур Передней Азии, и, что особенно замечательно, состоят в близком соответствии с того же рода элементами современных со скифскими культур Средней Азии и Сибири».68 Скифы, по его мнению, являются потомками носителей срубной культуры, а киммерийцы - катакомбной, чем объясняется отсутствие преемственности в комплексах вооружения этих народов. Различия усиливаются еще и благодаря тому обстоятельству, что паноплия скифов формируется во время их пребывания в Передней Азии. Именно здесь складываются формы вооружения, общие для целого ряда варварских культур, испытавшие явное ассиро-урартское влияние, чем обусловлено наличие общих черт в вооружении ираноязычных народов.
Авторы рассмотренных концепций приходят к совершенно различным выводам, однако их сближает то, что все они базируются на типологическом анализе и тесно увязаны с проблемами культурогенеза, представляя сугубо археологический подход к изучению вооружения.
Иначе подходит к решению той же проблемы - происхождение скифского меча Е. В. Черненко. Сопоставляя скифские и персидские образцы по технологическим показателям, автор приходит к выводу о наличии серьезных конструктивных различий между данными видами оружия.69 На этом основании исследователь делает вывод о том, что «происхождение скифских мечей не стоит связывать с персидским вооружением, хотя определенная близость их в V в. до н.э. заметна. При описании скифских мечей следует вообще отказаться от термина «акинак», не отражающего реальную историю появления этого оружия в скифской среде».
Данная точка зрения нашла свое подтверждение благодаря применению технологического анализа при изучении образцов оружия. Так, сопоставляя технологии изготовления киммерийских и скифских мечей и кинжалов, Б.А. Шрамко опровергает гипотезу А. И. Тереножкина.71 Типологический анализ не позволил обнаружить генетическую связь между клинковым оружием двух эпох, но она была выявлена при использовании технологического. Несостоятельной оказалась и гипотеза об иранском происхождении акинака, выдвинутая еще в XIX веке И.И. Толстовым и Н.П. Кондаковым (а не М. И. Ростовцевым, как ошибочно полагает Б.А. Шрамко). Технологические новшества заставили мастеров значительно изменить морфологию изделий, поэтому типологический анализ оказался не в состоянии помочь решить проблему генезиса холодного оружия скифов. Новые методики позволили убедительно показать, что последнее есть результат эволюции более древних автохтонных форм. Применение металлографического анализа позволило установить, что «боевое оружие иногда изготавливалось не в специализированных мастерских, а непосредственно на месте - в примитивных условиях и, возможно, из полуфабрикатов».
Развитие исследований скифского вооружения позволило установить, что «к середине V века до н.э. в Скифии выработался набор наступательного и тяжелого защитного вооружения, характерный для воинских погребений. При этом «царские» погребения не очень отличались по ассортименту находимого в них оружия от могил воинов-дружинников».74 Этот комплекс включал панцирь, элементы защиты рук и ног, нередко - шлем, лук со стрелами, длинный, до 70 см., меч, короткий акинак и длинное копье. Факт применения скифами длинного и массивного копья «вносит существенные коррективы в представления о скифской тактике конного боя», - отмечает Е.В. Черненко. Подобным оружием можно было эффективно действовать, лишь удерживая копье обеими руками, но именно этот прием всегда связывали с сарматами, подчеркивая отличие тактики катафрактариев от легкой конницы скифов. Важно отметить, что подобный способ ведения боя мог оказаться результативным лишь при условии атаки плотным строем, ибо индивидуальный поединок на столь громоздком и тяжелом оружии практически невозможен, особенно если учесть, что скифы не знали жесткого седла и стремян.