Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Формирование и развитие представлений о событиях в кронштадте в 1920–1930-х гг . 40
1.1. Особенности и внутренние противоречия ключевых программных документов и заявлений кронштадтцев 43
1.2. Формирование концепции «Кронштадтского мятежа» в советской научной литературе и публицистике 61
1.3. Зарубежная и эмигрантская публицистика о Кронштадтских событиях 1921 г. и зарождение концепции «Кронштадтского восстания» 88
ГЛАВА 2. Дискуссия о кронштадтских событиях 1921 г. в годы «холодной войны» 113
2.1. Советская историография «Кронштадтского мятежа» 115
2.2. Западная историография «Кронштадтского восстания» 138
ГЛАВА 3. Современная историография кронштадтских событий 1921 г. 158
3.1. Переосмысление проблемы «Кронштадтского мятежа» в период «Перестройки» в СССР и в российской историографии 1990-х гг. 160
3.2. Новые подходы в исследовании проблемы Кронштадтских событий 1921 г. в российской историографии 2000-2010-х гг . 177
3.3. Современная зарубежная историография 188
Заключение 202
Список источников и литературы 213
- Формирование концепции «Кронштадтского мятежа» в советской научной литературе и публицистике
- Зарубежная и эмигрантская публицистика о Кронштадтских событиях 1921 г. и зарождение концепции «Кронштадтского восстания»
- Западная историография «Кронштадтского восстания»
- Новые подходы в исследовании проблемы Кронштадтских событий 1921 г. в российской историографии 2000-2010-х гг
Формирование концепции «Кронштадтского мятежа» в советской научной литературе и публицистике
Выработка трактовок возникновения конфликта в Кронштадте весной 1921 г. началась ещё в самый разгар событий. Чрезвычайная политизированность обнаруживается в самых первых оценках движения матросов. Специфика военного и политического положения Кронштадта привела к крайней идеологизированности развивающегося конфликта между матросами и большевистскими властями. Это отразилось в оценках и восприятии причин и сущности конфликта, как современниками – свидетелями и непосредственными участниками, так и последующими исследователями.
Анализ существующих концепций и оценок Кронштадтских событий 1921 г. невозможен без исследования и внутренний критики такого комплекса источников, как заявления и требования матросов и представлявшего их Временного Революционного Комитета. Необходимо определить, в какой степени можно доверять таким требованиям и заявлениям при оценке природы и сущности конфликта. В историографии традиционно считается главным программным документом «Резолюция собрания команд 1-й и 2-ой бригад кораблей от 1 марта 1921 г.»82. Кроме неё эволюцию политических требований кронштадтцев можно проследить по статьям в «Известиях» Кронштадтского ВРК – основном инструменте пропаганды деятелей ВРК в дни конфликта. Определённый свет на эти документы могут пролить воспоминания и показания участников событий.
Реакция советского руководства не была мгновенной. С момента начала волнений и вооружения матросов 27 февраля до официального правительственного заявления 2 марта 1921 г. прошло почти трое суток. В Кронштадте на митинге 1 марта на Якорной площади в эти дни побывал М.И. Калинин. Однако есть документы, в которых уже в те дни начала формироваться будущая официальная точка зрения на выступление матросов. Это, прежде всего, телеграмма Г.Е. Зиновьева от 28 февраля 1921 г.83 Последовавшие безапелляционные обвинения, основанные на незначительном участии в движении генерала А.Н. Козловского и нескольких сомнительных заметках в зарубежной жёлтой прессе, требуют всестороннего анализа официальных сообщений советского правительства. Исследуя официальные советские заявления о причинах и содержании конфликта, мы сможем понять, была ли возможность мирного исхода конфликта. А самое главное – понять, на каких основах сложилась последующая советская историография.
При анализе сообщений и заявлений советских официальных лиц необходимо учитывать, что события разворачивались на фоне подготовки и проведения X съезда партии в атмосфере фактического внутрипартийного раскола84. Неизгладимый отпечаток на советскую и, отчасти, западную, историографию 1920–1930-х гг. наложила сложная и драматичная политическая обстановка, связанная с борьбой за власть в СССР и в мировом коммунистическом и социалистическом движении в межвоенный период. Собственно научные, аналитические задачи отходили «на второй план» перед соображениями политической целесообразности. Публикация «Краткого курса истории ВКП(б)» расставила все точки над «i» в отношении возможных трактовок «Кронштадтского мятежа» в советской историографии. Вооруженное столкновение такого масштаба, близость развернувшегося противостояния к Финляндии заставили мгновенно начать пропагандистскую работу не только советское правительство, но и эмигрантские круги, надеявшиеся вернуть политическую борьбу в Россию. На протяжении всего межвоенного периода тема Кронштадта оставалась востребованной в Советской России и в эмигрантских и социалистических кругах на Западе. У нас в стране это было вызвано необходимостью оправдать свои действия в Кронштадте, оправдать жестокое подавление мятежников. В 1930-е гг. появилась необходимость в героизации тех или иных революционных деятелей всей партии, в том числе и в этом эпизоде Гражданской войны. А равно появилась и необходимость в дискредитации своих политических оппонентов. Так как в событиях в Кронштадте принимал участие Л.Д. Троцкий, а также другие политические деятели, отнесённые позднее к «троцкистам», им приписывалась основная вина в дестабилизации ситуации в Кронштадте накануне выступления матросов.
За рубежом интерес к Кронштадтским событиям существовал в первую очередь в эмигрантских, анархических и социалистических кругах. Эмигранты с надеждой воспринимали вести о любых проблемах большевиков. И, если кадеты и монархисты мгновенно потеряли интерес к событиям в Кронштадте после подавления выступления матросов, то анархисты и социалисты, как и их зарубежные единомышленники, избрали тему Кронштадта как ещё один повод для критики Советского государства за уход с верного пути социалистического строительства, за подавление инакомыслия. За предательство идеалов революции, наконец.
Для этого исследовательского периода характерны современность, а порой и сопричастность исследователей описываемым событиям. Преобладание публикаций мемуарного характера, во многом индуцированных логикой недавно закончившейся Гражданской войны. Эту идейно-политическую принципиальность и непримиримость усугубляла преднамеренная закрытость от исследователей основных массивов документов.
Для западной историографии характерен больший плюрализм мнений. Выходили работы социалистов и анархистов. Особый интерес представляют статьи Л.Д. Троцкого, бывшего в 1921 г. руководителем подавления выступления матросов.
Зарубежная и эмигрантская публицистика о Кронштадтских событиях 1921 г. и зарождение концепции «Кронштадтского восстания»
В мемуарах коммуниста Б. Кузнецова описана такая сцена на Якорной площади 1 марта: «Когда на трибуну вышел Михаил Иванович (Калинин. – В.П.), толпа несколько успокоилась. Но ветер относил слова, к тому же огромная площадь не позволяла охватить всю массу, зачинщики же не дремали. – Брось, Калиныч, тебе тепло, – раздавались голоса то из одного, то из другого угла. – Ты сколько должностей-то занимаешь и поди везде получаешь! – орал бородатый красноармеец из середины толпы»171.
Фактически это не требование хлеба, а упрёк М.И. Калинину за то, что он получает больше «простых» людей. Причем, этот упрёк не основан на фактах. Видимо, у собравшихся не вызывает сомнения тот факт, что ответственные работники получают больше остальных, хотя материальная дифференциация ещё только начала формироваться172. Подобное недовольство и могло стать одной из основных причин движения матросов, стать универсальным объединяющим фактором. О комиссаре Н. Кузьмине также сохранилось характерное свидетельство. Житель Кронштадта и очевидец событий 1 марта на Якорной площади Ю.А. Шпатель вспоминает: «Первым выступил комиссар Балтфлота Н. Кузьмин. Внешность его никак не соответствовала его должности: он был тучным холеным барином среднего роста, лет за сорок. На нем была зеленого сукна бекеша и каракулевая папаха на голове»173. Образное определение «холёный барин» подчеркивает различия в уровне жизни простого горожанина и комиссара Балтфлота.
Но ещё больше ставят под сомнение мнение А.С. Пухова о незначительном недовольстве кронштадтцев высоким, как им казалось, уровнем жизни советских и партийных руководителей то огромное внимание, которое уделяла пропаганда ВРК изъятиям запасов продовольствия у семей коммунистов.
Несмотря на очевидно трудное положение с продовольствием и промтоварами, одним из первых шагов Кронштадтского ВРК было несколько разовых выдач населению и военным продовольствия и промтоваров. Так в «Известиях» ВРК от 4 марта (2-ой выпуск газеты) объявляется о разовой выдаче подсолнечного масла, соли, кофе, спичек, табака, керосина.174 Подобная выдача, но в меньших масштабах и только для гарнизона была проведена 11 марта175. Солдаты единовременно получили по 1/2 фунта сахара, 2 ф. капусты, 1 и 1/3 ф. картофеля, папиросы. Махорку и спички. Видимо, такой раздачей преследовались чисто политические цели – сохранение и повышение лояльности к ВРК населения и гарнизона.
Недовольство именно различным уровнем жизни между ответственными работниками с одной стороны и обычными матросами, и горожанами с другой нашло своё отражение и в официальной прессе – «Известиях ВРК». В номере от 15 марта мы находим статью «Что дала коммуна». Автор статьи начинает с того, насколько ухудшилось с 1917 г. материальное положение солдат и жителей города. Но главное, что хотел сказать автор – это то, что ухудшение это связано с деятельностью отдельных лиц. Так в плохом снабжении детей продукцией молочной фермы виновны управляющие и служащие, которые первыми забирали себе продукцию, а только остатки шли детям. Также плохо обстояли дела и с одеждой и обувью. «Впрочем, были каналы, по которым текло всё, что нужно. Люди близкие к Кепо и власти имели всё. Они имели свою столовую, особые пайки, к их услугам был ордерный стол, который раздавал блага по милости комиссаршей». Автор указал и на ухудшение положения с жильём. «Все лучшие дома и квартиры взяты под отделы и под подотделы, где просторно, удобно и тепло устроились их бюрократы. Число жилых квартир сократилось, а рабочие живут там же, где жили прежде, но только скученнее и хуже». 176 Больше всего, фактически, автора статьи задело не то, что ухудшились бытовые условия с 1917 г., а то, что они, эти бытовые условия, изменились для разных категорий населения не одинаково. 14 марта в тех же «Известиях» вышла заметка «Почему голодало население». В ней перечислялось изъятое у некоторых коммунистов продовольствие. Список действительно внушительный для голодной весны 1921 г. «Так у жены комиссара Ильина (Широкая ул. 19) отобрано: 1 пуд мяса, 1 пуд сухарей, 30 фунтов соли, 10 ф. рыбы… 12 пар новой обуви… У комиссара особого назначения Дулина отобрано: мяса 1 пуд 9 ф., соли 1 пуд 28 ф., спичек 165 кор.,… сухарей 4 п. 33 ф…» и т.д. Завершается статья такими словами: «Хорошо жилось господам комиссарам»177. Такие факты являются симптоматичными, отражая всё увеличивающиеся социальные диспропорции.
Важно отметить, что А.С. Пухов впервые в историографии выделяет конфликт в партийных организациях БалтФлота как важнейшую причину выступления матросов. В эпоху политических процессов над оппозицией конца 1920-х гг. для автора было очень важно доказать опасность фракционной борьбы в партии.
Западная историография «Кронштадтского восстания»
Американский автор указывает, что стихийное выступление матросов было вызвано недовольством всей России властью большевиков (крестьянские восстания, забастовки в Петрограде). Кроме того, в Кронштадте ещё сильно было влияние идей анархистов, что объясняет стремление матросов избавиться от тирании большевиков. Ссылаясь на статью Л.Д. Троцкого «Шумиха вокруг Кронштадта», Дэниелс считает одной из важнейших причин выступления матросов «изменение социального состава экипажей»336. Автор дополняет перечень причин выступления идеей из «Краткого курса истории ВКП(б)» об ослаблении партийной работы в Кронштадте в связи с развернувшейся дискуссией о профсоюзах. Скомпилировав все известные на тот период версии причин Кронштадтских событий 1921 г., не замечая их внутренних и принципиальных противоречий, автор не смог дать убедительного объяснения движения матросов.
Идентичные подходы к объяснению Кронштадтских событий 1921 г. мы находим и в работе известного немецкого исследователя Георга Фон Рауха «История Советской России: очерк русской истории с 1917 года»337. Выпущенная на немецком языке в 1952 г., она была переведена на несколько языков, в том числе в 1962 г. на русский язык, и пережила несколько переизданий.
Оценки Кронштадтских событий мы сможем найти и в работе ведущего американского специалиста по советской истории Леонарда Шапиро – «Происхождение коммунистической автократии: Политическая оппозиция в Советском государстве, Первый этап, 1917–1922»338. Рассматривая историю политического противостояния в России в 1917– 1922 гг., Леонард Шапиро, отмечает предшествующую Кронштадтским событиям 1921 г. конфронтацию Троцкого и Зиновьева. Отдавая должное советской версии о слабости партийной работы в Кронштадте накануне выступления (а точнее – о саботаже со стороны троцкистов), Л. Шапиро не развивает её339. Лишь отмечая наличие противоречий в партийных организациях Петрограда и Кронштадта, автор оставляет основной версией идею о подлинной революционности матросов, об их идеалистическом стремлении защитить идеалы революции от диктатуры большевиков. Брошюра Э. Поллака «Кронштадтское восстание (первое вооруженное выступление против Советов)» вышла в Нью-Йорке в 1959 г. Уже из названия видно, что автор считает движение антисоветским340. С самой такой постановкой вопроса мы, учитывая просоветские лозунги матросов, никак не можем согласиться. Скорее можно обоснованно говорить об антисоветском характере Э. Поллака и его идеологизированной брошюры. Хотя именно такие, по существу пропагандистские, а не научные публикации были в начальный период «холодной войны» наиболее востребованными на Западе.
Напротив, совершенно иной пример подхода к проблеме нам дает очень содержательная статья Георгия Каткова, сотрудника «Русского и Восточно-европейского центра в Оксфордском колледже Святого Антония» (Russian and European Centre in St.Antony s College), вышедшая в сборнике этого центра «Soviet affairs»341 в том же 1959 г., но по другую сторону Атлантики – в Лондоне. Не имея возможности работать с советскими архивами, автор признаётся, что пролить новый свет на Кронштадтские события 1921 г. можно будет «тогда и только тогда, когда советские архивы будут открыты для честного исторического расследования». С этой трезвой и совершенно корректной постановкой исследовательской проблемы западного автора нельзя не согласиться. Что особенно важно для нашего исследования, впервые в западной историографии Г. Катков сделал попытку дать историографический обзор проблемы Кронштадтских событий 1921 г. К недостаткам работы следует отнести то, что материал статьи не имеет соответствующего оформления ссылками. Г. Катков отмечает, что есть две основные точки зрения на Кронштадтское выступление. Первая: это контрреволюционный мятеж, а вторая: революция как раз и кончилась с подавлением этого выступления, «…это провал эксперимента, инициированного Лениным»342. По мысли Каткова, «даже если бы коммунистическое руководство и не верило в белогвардейскую историю, то оно должно было опасаться, что она станет реальностью»343.
По мнению Г. Каткова, базовая дискуссия разворачивается вокруг вопроса, может ли пролетариат самостоятельно, без партийного руководства, сохранить власть344. Верно поняв принципиальный вопрос дискуссии между анархистами и коммунистами о самостоятельной роли пролетариата в революции, автор, однако не учитывает других аспектов полемики о Кронштадте. Дискуссия о Кронштадтских событиях также идёт вокруг вопросов многопартийности, свободы слова, особенностей социально-экономической политики большевиков.
Новые подходы в исследовании проблемы Кронштадтских событий 1921 г. в российской историографии 2000-2010-х гг
В период «Перестройки» важной темой для исследователей стала проблема террора большевиков, причём авторы зачастую отходили от принципа историзма при оценке карательной деятельности советского правительства. Переосмысление многих исторических событий в 1980–1990-е гг. коснулось и событий в Кронштадте. Разлад в партии, как основная причина дестабилизации ситуации на Балтфлоте почти полностью исчезла со страниц литературы о Кронштадтских событиях 1921 г. к концу 1980-х гг. Это произошло по очевидной политически конъюнктурной причине – отпала необходимость «бороться за единство партии». В 1990-е годы в отечественной исторической науке наблюдался бурный рост интереса к наследию малодоступной ранее эмигрантской историографии, а также проявилась тенденция к некритическому заимствованию методологических и идеологических установок новейшей зарубежной историографии «Кронштадтского восстания». Под этим влиянием в отечественной историографии изменилась оценка Кронштадтских событий. Авторы начали отказываться от традиционного для советской историографии термина «Кронштадтский мятеж» и широко использовать не менее политизированное 199 слово «восстание». В новых отечественных публикациях матросы Кронштадта стали представать в образе бескорыстных борцов с тиранией большевиков, вслед за западными исследователями отмечался принципиально мирный характер выступления.
Таким образом, можно сделать вывод, что в отечественной литературе этого периода распространились взгляды схожие с оценками западных исследователей периода «холодной войны». Часть отечественных исследователей практически полностью приняла концепции западных коллег и на основе зачастую избирательного использования рассекреченных документов подтвердила их выводы. К сожалению, вместе с концепциями были переняты и ошибочные методологические подходы. В первую очередь при исследовании программных документов Временного Революционного Комитета. Как и в западных исследованиях, сохранилось отсутствие критического анализа резолюций и статей. Все выводы о причинах и ходе конфликта делались без учета противоречивого характера этих документов, без понимания их пропагандистского характера. Это новое явление в отечественной историографии связано с новым социально-политическим запросом, с антикоммунистическими настроениями части общества и руководства страны в 1990-е гг.
В 2000-е гг. в рамках новой исторической парадигмы стали появляться исследования с новыми методологическими подходами, с новыми концепциями произошедшего в Кронштадте в 1921 г. Впервые справедливо поставлен вопрос о связи событий 1921 г. с событиями 1917–1920-х гг. на флоте. Но такая концепция остаётся пока до конца не проработанной. Для объяснения всех противоречий, вылившихся в конфликт весной 1921 г. необходимо провести комплексное исследование всех социально экономических процессов в Кронштадте на протяжении всего послереволюционного периода. И в первую очередь, основываясь на анализе документов из архива КронСовета, хранящихся в Военно-морском архиве в 200 Санкт-Петербурге. Чрезвычайный интерес представляет и внутрипартийный конфликт в Кронштадте, его влияние на генезис выступления матросов. Немаловажной чертой последних работ по Кронштадтским событиям 1921 г. является начало полноценной научной работы с программными заявлениями матросов, начало внутренней критики этих документов. Выявление внутренне противоречивого, эклектичного характера программных заявлений кронштадтцев позволяет поставить вопрос о необходимости дополнительного исследования причин конфликта, изучения подлинных мотивов матросов.
На основе проведённого анализа «постсоветской» научной и публицистической литературы можно сделать вывод, что отечественная историография, пройдя через период дискуссий и смены исторической парадигмы, начинает формировать собственный, непредвзятый и не ангажированный политикой взгляд на события, которые произошли в Кронштадте весной 1921 г. В новых условиях требуются новые взгляды на причины рассматриваемых событий. Исследование Кронштадтских событий 1921 г. и побудительных мотивов различных групп его участников сегодня по-прежнему остается актуальной задачей.
На основе исследования западной историографии постсоветского периода, можно сказать, что общие кризисные явления в зарубежной историографии отразились и на разработке проблем Кронштадтских событий 1921 г. В отличие от отечественной историографии, рассекречивание большого комплекса документов в 1994 г. и прекращение «холодной войны» не помогло зарубежным специалистам по-новому подойти к осмыслению проблемы Кронштадтских событий 1921 г. В отличие от отечественных исследователей, зарубежные специалисты в новых исторических условиях не внесли в разработку «кронштадтской» проблематики существенного вклада, новых специальных работ, посвященной кронштадтской проблематике почти нет. Переизданные работы и новые исследования базируются на прежней методологии, оценки событий в точности повторяют старые выводы. Даже новые исследования на Западе сегодня, по существу, не имеют какой-либо научной новизны и по-прежнему повторяют все те же историографические концепции времен «холодной войны» о «Кронштадтском восстании» и «Третьей Революции». Таким образом, мы можем констатировать, что новейшая западная историография «Кронштадтского антикоммунистического восстания» отличается застойным характером и переживает кризис из-за отсутствия новых исследовательских подходов.