Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Усадьба в жизни членов рода Мусиных-Пушкиных 57
1.1. История родовых владений Мусиных-Пушкиных 57
1.2. Алексей Иванович Мусин-Пушкин как основатель графской ветви. Семья и родовое имение «Иловна» 59
1.3. Иван Алексеевич Мусин-Пушкин и его потомки. Имение «Иловна» 76
1.4. Владимир Алексеевич Мусин-Пушкин и его потомки. Имение «Борисоглеб» .86
Глава 2. Усадьба как социальная структура 114
2.1. Усадьба в конце XVIII – начале XIX вв. Отношения с крепостными и служащими при основателе графской ветви Алексее Ивановиче Мусине-Пушкине и его супруге, Екатерине Алексеевне .114
2.2. Переходный период после раздела имения на две части – «Иловну» и «Борисоглеб» 124
2.3. Управляющие имениями, дворовые и служащие при имениях «Иловна» и «Борисоглеб» в 1820-х – начале 1830-х гг 127
2.4. Отношения Владимира Алексеевича Мусина-Пушкина и подчиненных в имении «Борисоглеб» в конце 1820-х – 1850-е гг 142
2.5. Тезка и внук старого графа, Алексей Иванович Мусин-Пушкин и его подчиненные: имение «Иловна» в середине XIX в .154
2.6. Имения «Иловна» и «Борисоглеб» после крестьянской реформы: новое и традиционное в социальной повседневности 165
2.7. Временнообязанное положение, уставные грамоты, выкупная операция и крестьяне 169
2.8. «Борисоглеб» с последней четверти XIX в. до 1918 г .174
Глава 3. Усадьба как экономическая система 187
3.1 Имение Алексея Ивановича Мусина-Пушкина в конце XVIII – начале XIX вв. Влияние географических и природных условий .187
3.2. Имения «Иловна» и «Борисоглеб» после раздела в 1817 г. и до начала 1830-х гг 195
3.3. Имения «Иловна» и «Борисоглеб» со второй половины 1830-х до 1850-х гг .207
3.4. Имения «Иловна» и «Борисоглеб» после крестьянской реформы: способы выхода из кризиса, отрасли усадебного хозяйства, промышленность .219
3.5. Использование земельных ресурсов: полеводство и лесоводство в «Иловне» и «Борисоглебе» в конце XIX – начале XX вв 230
3.6. Скотоводство как приоритетная отрасль хозяйства имения «Борисоглеб» (последняя четверть XIX в. – 1913 г.) .237
3.7. Экономика имения и хозяйственная деятельность в «Борисоглебе» в 1913–1918 гг 245
Заключение .254
Список источников и литературы 272
Приложения 321
- Алексей Иванович Мусин-Пушкин как основатель графской ветви. Семья и родовое имение «Иловна»
- Усадьба в конце XVIII – начале XIX вв. Отношения с крепостными и служащими при основателе графской ветви Алексее Ивановиче Мусине-Пушкине и его супруге, Екатерине Алексеевне
- Имение Алексея Ивановича Мусина-Пушкина в конце XVIII – начале XIX вв. Влияние географических и природных условий
- Экономика имения и хозяйственная деятельность в «Борисоглебе» в 1913–1918 гг
Алексей Иванович Мусин-Пушкин как основатель графской ветви. Семья и родовое имение «Иловна»
Граф А.И. Мусин-Пушкин (1744–1817), действительный тайный советник с 1799 г.114, библиограф и археограф, действительный член Российской Академии наук, обер-прокурор Святейшего Синода, президент Академии художеств, управляющий Корпусом чужестранных единоверцев, был возведен в графское достоинство на закате своей государственной службы, в 1797 г.115 Крупный знаток древностей и языка, первооткрыватель «Слова о полку Игореве», издатель и автор исторических исследований116, А.И. Мусин-Пушкин проявлял нехарактерную для докарамзинского времени страсть к изучению истории. С.О. Шмидт отмечал: «Четкую целенаправленность коллекционирования и издательской деятельности Мусина-Пушкина тогда вряд ли способны были отметить, так как издания памятников древнерусской истории и письменности находили мало читателей в этой аристократической среде … »; по словам Шмидта, для «большинства» своего круга А.И. Мусин-Пушкин был «приближенный ко двору сановник, обласканный монархами, а затем осевший в Москве и ближних к ней имениях – богатый “боярин” с обширными родственными связями со знатью обеих столиц, сохранявший и в отставке влиятельное положение в обществе»117.
Алексей Иванович унаследовал от отца четыре тысячи крепостных крестьян обоего пола118. Это стало крепкой основой финансового благополучия. До отмены крепостного права в 1861 г. число крепостных крестьян было основным показателем материальной состоятельности дворянина. В 1777 г. лишь 16 % дворян (11 тыс. помещиков) владели количеством крепостных более чем 100 душ (мужского пола), входя тем самым в высшую страту. К 1858 г. число таких помещиков возрастет и достигнет 23 % (15,4 тыс.). Но и в середине XIX в., как будет показано ниже, представители графской ветви Мусиных-Пушкиных сохранят свой статус потомственных дворян с числом крепостных более 1000 душ119; в 1858 г. таких дворян было в Российской империи 6,4 тыс. обоего пола, это всего 0,7 % от всего количества дворян (без Польши и Финляндии)120.
К 1811 г. по 6 ревизии у Алексея Ивановича числилось 7 332 души мужского пола только в Ярославской губернии, всего же у графа имелось 9 216 мужских душ121. К 1816 г. (7 ревизия) количество крестьян в Ярославской губернии у графа достигло 7 582 мужских и 8 081 женских душ122.
А.И. Мусин-Пушкин был женат на княжне Екатерине Алексеевне Волконской (родной племяннице генерал-аншефа и московского главнокомандующего князя М.Н. Волконского), женщине с сильным характером, что признает и сам ее супруг: «Трудно отвратить женщину от того, чего ей захочется. Я представляю все препятствия и беспокойства, но уговорить не могу»123. Екатерина Алексеевна была расчетлива, умела пользоваться нужными людьми, имела богатые связи и знакомства, «отличалась обходительностью и страстно любила играть в карты»124. Современники вспоминали, что она скупа, но это не мешало ей «принимать весь город, жить домом и делать добро»125. Графиня легко решала хозяйственные и бытовые вопросы, устраивала судьбу126 и карьеру своих сыновей – Ивана, Александра и Владимира127.
Графиня устраивала брак старшего сына, Ивана Алексеевича (1783— 1836), и Марии Александровны Урусовой (дочь А.М. Урусова, президента Московской дворцовой палаты и члена Государственного совета). Она же активно, но безуспешно противилась женитьбе младшего сына, Владимира Алексеевича (1798–1854), на красавице-шведке, уроженке Бьёрнеборга, Эмилии Карловне фон Шернваль.
Мусины-Пушкины счастливо выдали замуж и своих дочерей128, и зятья, а особенно князь Д.М. Волконский и А.З. Хитрово, деятельно принимали участие в жизни семьи и хозяйственных делах усадьбы129. Волконские жили неподалеку от Иловенского имения, в Андреевском130, наследственном имении Мусиных-Пушкиных, которое было получено Натальей Алексеевной в качестве приданого (с имением невесте досталось 200 мужских душ крестьян и несколько дворовых)131. Это было единственное недвижимое имение в Ярославской губернии, которое было отдано в приданое за дочерьми Екатерины Алексеевны и Алексея Ивановича132. Остальным дочерям в качестве приданого были отданы земли и крестьяне из калужских владений матери133, а родовые имения берегли, вероятно, для сыновей.
Мусины-Пушкины вкладывали средства в развитие культуры этого края. По данным, которые приводит Н.М. Алексеев, во время пребывания А.И. Мусина-Пушкина на посту обер-прокурора Святейшего Синода в Мологском уезде был учрежден Афанасьевский женский монастырь (16 августа 1795 г.). Мусины-Пушкины строили и реставрировали церкви: в 1798 г. в селе Борисоглебском был построен каменный храм во имя Казанской Божьей Матери (на месте деревянного, который находился там с 1678 г.)134. Были построены церкви в селах Мологского уезда: Рождествене Прозорове в 1798 г., Ивановском (Жущикове) в 1800 г., Иловне в 1805 г., Михайловском-Прозорове в 1810 г.135
В начале XIX в. Мусины-Пушкины проводили осень, зиму и весну, как правило, в Москве (или, реже, в доме на Мойке в Петербурге), уезжая на лето в «Иловну» или подмосковное «Валуево»136. А.И. Мусин-Пушкин проводил в «ярославской деревне», как он называл «Иловну»137, много времени, гораздо больше, чем остальная семья138. В окрестностях Мологи граф находил возможность заняться исследовательской деятельностью139. Для Алексея Ивановича имение было уголком, где можно, насладившись сельским покоем, отдохнуть или поработать. В августе 1802 г. А.И. Мусин-Пушкин писал из «Иловны» А.Н. Оленину, что занимается «хозяйством, рыбною ловлей и духовными обрядами»: «17 числа сего месяца было у меня великолепное освящение церкви, которую я построил над гробом покойного родителя моего и тем засвидетельствовал ему последний мой долг»140.
Даже в 1805 г., году лесных пожаров и засухи, отпустив семью («я теперь живу в Ярославской деревне, а графиню с дочерьми отпустил на богомолье в Киев»141), граф остался в «Иловне», где обстановка была «неприятная». «От жаров хлеба и травы выгорели, и везде вокруг леса горят так, что от дыму не видно солнца ни утром, ни вечером, а когда подымется на высоты в полдень, то подобно месяцу и смотреть можно на солнце, как на луну»142, писал Алексей Иванович Я.И. Булгакову из «Иловны» 31 июля, а 31 ноября – А.Н. Оленину: «В здешнем краю уже два месяца как дождя не было и чрезвычайные жары, так что хлеб и посевы совсем засохли»143. Речевые обороты в письмах схожи с теми, что мы встречали в письмах дворян XVII в., и в целом кажется, вся жизнь в имении наполнена духом патриархальной старины144.
Летом в «Иловну» съезжались все родственники. Графиня Софья Васильевна Мещерская145 сохранила в памяти рассказ матери о том, что «летом вся семья уезжала в село Иловну, Ярославской губернии, на реке Мологе. Там было большое приволье; по рекам ходили барки, ловилось множество рыбы. Граф построил великолепную церковь и много пекся о ней»146. А на «храмовый праздник» по обыкновению ездили в село Борисоглеб, которое тоже принадлежало графу, но «отстояло от Иловны в 25-ти верстах»147.
Усадьба в конце XVIII – начале XIX вв. Отношения с крепостными и служащими при основателе графской ветви Алексее Ивановиче Мусине-Пушкине и его супруге, Екатерине Алексеевне
Усадьба была микромиром и одновременно социальным институтом, где существовали свои роли, свои отношения, своя иерархия. Структура социального взаимодействия внутри усадебного сообщества менялась с течением времени, зависела от интересов и склонностей владельцев, от контекста общероссийских социальных реалий, а также от экономической конъюнктуры. Во времена «райских садов» и английских парков конца XVIII – начала XIX вв. строительство «Руссоевых хижин, Магомедовых рощ, Радклифовских замков, беседок Трефиля, Руин разрушенной Трои»324, создание в своих парках «аллегории путешествия в саму жизнь»325 и «иллюзии счастливой сельской жизни»326 требовали значительных материальных затрат и тяжелого человеческого труда. Построить жизнь в усадьбе так, чтобы получить желаемый уголок для отдыха от «государственных» дел, было задачей непростой, но выполнимой, и каждый хозяин решал ее по-разному. Кто-то устраивал маленькое «регулярное государство», как Т. Текутьев или А. Аракчеев. Для кого-то усадебный мир не был ценностью, хозяин руководил имением через управляющих, из Петербурга или Москвы, рассылая подробные инструкции и указы, но не желая оставлять свет и приезжать в усадьбу лично. Попытаемся проследить за динамикой социальных отношений на частном примере усадеб Мусиных-Пушкиных. В начале XIX в. у графов Мусиных-Пушкиных только в Ярославской губернии было почти 16 тыс. крепостных мужского и женского пола327. И обращает на себя внимание то, насколько активно и деятельно владельцы принимали участие в жизни и обучении своих крепостных. Далеко не все удостаивались благосклонности хозяев, но внимание Алексея Ивановича и Екатерины Алексеевны позволило некоторым из крестьян овладеть полезным ремеслом, а это в свою очередь давало возможность упрочить свое положение в имении и остаться в памяти потомков. Это диктовалось, разумеется, потребностями усадьбы, вкладывать средства в обучение крепостных было выгодно, крепостные мастера успешно работали на настоящих и будущих владельцев усадьбы.
В 80–90 гг. XVIII в., скорее всего после женитьбы Алексея Ивановича на Е.А. Волконской, в «Иловне» начали появляться портреты, составившие позднее часть художественной коллекции Мусиных-Пушкиных. И хоть в числе портретов есть портреты, написанные именитыми мастерами (например, портрет Екатерины Алексеевны, выполненный Ф. Рокотовым328), большую их часть создали крепостные мастера. В конце XVIII – начале XIX вв. в «Иловне» существовала живописная и иконописная мастерская. Крестьяне, которых обучали в мастерской, потом писали портреты владельцев: Ивана Яковлевича, Алексея Ивановича и его детей – Ивана, Владимира, Марии и Александра. Услугами иловенских художников позже пользовались и хозяева соседнего Андреевского, которое как приданое Натальи Алексеевны перешло к князьям Волконским. Среди крепостных художников выделялись Шустов и вероятно более талантливый Шляхтенков (сын управляющего, которого устроила на обучение Екатерина Алексеевна, она же платила за его дальнейшую учебу в Академии художеств)329. Портреты кисти этих художников стали началом и частью художественной коллекции, которая хранится сейчас в Рыбинском художественно-историческом музее330. Илья Петрович Шляхтенков впоследствии получал заказы на изготовление икон для Борисоглебской церкви, например, за изготовление образов в 1839 г. он получил крупное вознаграждение – 383 331 р.
Крепостных обучали за счет владельцев. Например, в 1806 г. мастер Осип Ронцони взял на обучение живописи двух дворовых людей, и обязался по контракту с 4 декабря 1806 г. и в течение пяти месяцев обучать дворовых людей Андрея Сергеева и Ивана Петрова «для производства живописнаго мастерства». Екатерина Алексеевна обязалась по договору выплатить мастеру 60 р., «а в течении пяти месяцов давать на платья и на обувь, Андрею Сергееву двадцать пять рублей а Ивану Петрову пятнатцать рублей, да сверх онаго много им положения произодить им на пищу каждой месяц по пяти рублей»332.
Некоторые крепостные Мусиных-Пушкиных стали живописцами, известными далеко за пределами имения. Такова судьба Ф.Г. Солнцева: в 1815 г. его определили в Академию художеств. В 1824 г. двадцатичетырехлетний выпускник Академии Федор Григорьевич Солнцев получил большую золотую медаль за учебную картину «Крестьянское семейство», а сама картина попала в конце XIX в. в галерею П.М. Третьякова. Федор Григорьевич стал впоследствии выдающимся художником-графиком, за рисунки археологических находок близ Старой Рязани он получил золотую медаль Императорского русского археологического общества, а в 1836 г. получил звание академика. Бывший крепостной333 работал в Оружейной палате, открыл фрески и мозаики Софийского собора в Киеве и занимался их реставрацией, во второй половине XIX в. журнал «Русская старина» в течение 30 лет выходил в оформлении Солнцева334.
Крепостных отдавали на обучение плотницкому делу, сапожному, портняжному и др. Например, 22 июня 1803 г. иностранец и цеховой мастер, резчик «Иван Мартынов сын Герке» дал графу Алексею Ивановичу письменное обязательство взять на восьмилетнее обучение «деревянному резному мастерству» дворового человека Семена Афанасьева. В течение этого периода крепостной должен был содержаться за счет мастера, в послушании и повиновении, за провинности мастер имел право применять наказания и обязан был докладывать графу Мусину-Пушкину335. Еще пример: 15 октября 1803 г. дворовому человеку Василию Шапошникову (он сам принадлежал «вдовствующей тайной советнице» Мавре Ивановне Приклонской) отдали на 4 года «для обучения сапожнаго и башмачнаго мужскаго мастерства» Ефима Иванова, при этом графиня Екатерина Алексеевна Мусина-Пушкина должна была обеспечить содержание для своего крепостного в виде денег на хлеб (15 р. в год) и одежду на год: «тулуп и кафтан новыя, шапку, шляпу, кушак и рукавицы, три пары рубах, три фартука и чулок три пары»336.
Иностранцы обучали изысканным искусствам: Осипа Филатова в том же году устроили к мастеру Адольфу Бухти учиться «шить женския башмаки и черевики разными фасонами», Василия Денисова – к Сантини Кампиони осваивать «мраморное фальшивое мастерство»337. В 1806 г. крепостной Василий Иванов был отдан в Москву мастеру Якову Кролю для обучения «портному мускому немецкому мастерству искусно шить и кроить всякое муское платье». Графиня обеспечивала мальчика «платьем зимним летним рубашками и обувью», мастер обязан был «по прошествии пяти лет, оного мальчика представить к Ея Сиятельству графине совершенно выученнаго»338.
Отечественным умельцам крестьян отдавали на обучение для овладения более практичными ремеслами: графского крестьянина Леонтия Прокофьева в 1803 г. отдали на пять лет для обучения печному мастерству («как класть голландские и русские камины») к крестьянину деревни Черкасовой Ярославского уезда Ивану Дмитриевичу Сударкину339.
Те крепостные, которые не были отданы в обучение, также находились под отеческим покровительством барина. Алексей Иванович, ощущал личную ответственность за имение со всеми вотчинами, домами и крестьянами. В 1808 г. в одной из иловенских деревень случился большой пожар, и граф А.И. Мусин-Пушкин болезненно переживал событие: «крайне огорчен я приключившимся несчастием с селом Прозоровым от пожару: оное село 4 июня всё сгорело, нетокмо мои два дома но крестьянские 120 дворов не осталось не единаго, три церкви, из двух церквей даже колокола растопились и ничего из них не успели вынести; притом сгорела девка и 8 человек мужиков обгорели но живы. У мужиков все имущество, строения и даже хлеб весь сгорел и не одной курицы не осталось; что и обязывает меня спешить туда ехать и несчастным помощь возможную сделать»340.
Имение Алексея Ивановича Мусина-Пушкина в конце XVIII – начале XIX вв. Влияние географических и природных условий
И в конце XVIII, и в начале XIX в. преимущество быть экономически независимыми имели лишь крупные имения дворянской аристократии. Недостатки управления и неэффективность экономической деятельности легко компенсировались большим доходом от сбора оброка при огромном количестве крепостных, а также эксплуатацией земельных ресурсов. Но даже и в этих условиях усадьбы аристократов часто находились под гнетом долгов, были заложены. К середине XIX в. подход владельцев к ведению усадебного хозяйства стал более рациональным (а порой даже новаторским), усадьба теперь всё чаще представляла собой экономическое предприятие520. Но это требовало применения деловых способностей владельца, особого, предпринимательского склада ума. Многие дворяне так и не смогли приспособиться к изменениям в контексте модернизации, до крестьянской реформы трудности оборачивались долговыми обязательствами, а после – приводили дворянские семьи к разорению521. Многие крупные помещики, хоть их положение и было наиболее устойчивым (с 1861 по 1905 гг. доля земли таких владельцев в общем количестве помещичьей земли возросла с 80% до 83%), превращались в средних, средние в мелких: доля крупных помещиков в общем числе уменьшилась в 24% до 16%, средних – с 35% до 25%522.
Мусины-Пушкины в течение периода конца XVIII – начала XX вв. были крупнейшими земельными собственниками Ярославской губернии, уступая только Шереметевым. Остальные крупные землевладельцы (Мещерские, Голицыны, Ливены, Долгоруковы, Балашевы) отставали от владельцев «Иловны» и «Борисоглеба» по количеству земли и крестьян в полтора-два раза, а средние и мелкие помещики губернии – на два-три порядка523. В начале XIX в. у Алексея Ивановича Мусина-Пушкина в собственности было около 52 тыс. десятин только в Мологском уезде Ярославской губернии524. В середине XIX в. у графов Мусиных-Пушкиных в собственности находилось свыше 90 тыс. десятин ярославских земель525. И лишь к концу XIX в. количество земли резко уменьшилось (в основном за счет продажи ряда вотчин Иловенского имения).
Согласно «Почвенной карте» Мологского уезда иловенские и борисоглебские земли были распложены в основном на поемных почвах (в большей степени) и дерновой супеси526. Эти земли были местами заболочены, но поймы р. Мологи представляли большую ценность для возделывания пшеницы, а при тщательном возделывании – для ржи, овса, картофеля527.
В районе, где располагалась «Иловна», «Молога делает крутыя изгибы. Особеннаго внимания заслуживает иловенский клювообразный изгиб. Во время сильных весенних разливов все кругом в воде». На левобережье р. Мологи «рельеф волнист; поверхность отлого, умеренно и круто поката к речной и озерной системе. От степени крутизны склона зависят урожаи. Сеют пшеницу. Местами бугристо, овражисто; имеются котлованы»528. Борисоглебская часть располагалась на правом берегу р. Мологи и ее правых притоков – «р. Сити с левым притоком – ручьем Шатрецом, и неподалеку от [ручья] Удрасы и безымянных ручьев»529.
Географические и почвенные условия обусловили отраслевую специфику усадебной экономики. Близость к реке давала возможность развивать рыбный промысел: суммы, уплаченные крестьянами за право рыбной ловли, составляли ощутимую часть доходов имения. Традиционно доходной была сдача в аренду пристаней, а также строительство барок. Исследователь конца XIX в., Семен Александрович Мусин-Пушкин530 считал, что судостроительный промысел начал развиваться после того, как Петр I поселил в сельце Иловне иностранных плотников и шкиперов, чтобы они обучили местное население судостроению и управлению судами.
Зернистую структуру, довольно высокую (23 см.) мощность пахотного слоя («она сильно колеблется, в зависимости от уклона поверхности и других причин»). «Супесь залегает обыкновенно на ровных, высоких местах, и широких, легких и умеренных покатостях; имеет глинисто-песчаную и супесчаную подпочву. Она довольно тоща и деятельна; при тщательном возделывании имеет хорошую производительность (рожь, овес, картофель и др.); встречается преимущественно вблизи Волги, Мологи, Яны, Шексны и в других местах» (Ярославская губерния. Том III-й … С. 78 – 79).
Промысел получил большое распространение, и к концу XIX в. «целый ряд селений и масса крестьянских семейств живут и кормятся им, за неимением на месте других заработков и вследствие скудости земли, ежегодно подтапливаемой полою водою»531.
Не очень большой доход давало земледелие – земледельческие работы сильно зависели от разливов р. Мологи. Управляющий имением Мусиных-Пушкиных, Владимир Петрович Шляхтенков, 10 июня 1812 г. докладывал хозяину усадьбы, что «в Иловне и в прочих местах слава Богу благополучно. … ныне вода очень продержала, не запомнят такой продолжительной; из крестьян около Борисоглеба на сих днях пашню только еще кончили»532.
Хороши и богаты были луга. Это имело значение для развития скотоводства (традиционно доходной отрасли усадебного хозяйства Мусиных-Пушкиных), а также давало возможность дополнительного дохода от сдачи лугов в аренду.
Эти особенности почвы и территории обусловили характер сельскохозяйственной ориентации не только имений Мусиных-Пушкиных, но и всей Ярославской губернии. Зерна на этих территориях не хватало даже на внутреннее потребление. Ещё в 1770-е гг. крупнейший губернский помещик (3,5 тыс. крепостных) князь Щербатов писал: « … что у непросвещенных наших предков, не знающих и слово домостройства, не читающих никаких ученых сочинений, скирды хлеба погнивали, мы со всем просвещением и со всеми побуждениями и в обильные годы семян не имеем»533.
У нас нет сведений об общей доходности имения «Иловна» в конце XVIII в., данные, относящиеся к началу XIX в. отрывочны534, и по ним не удается сложить полную картину доходов и расходов имения, но знаем, что главной статьей дохода был оброк – остальные доходные статьи сильно уступали. В XVIII в. при Иване Алексеевиче в «Иловне» были устроены «пильные и крупчатые заводы»535. В конце века уже появились большой дом, церковь, многочисленные усадебные постройки, сыродельня, мельница, столярные мастерские536. Нам известно, что некоторую статью доходов в начале XIX в., при Алексее Ивановиче, составляла сдача заводов в аренду (в 1808 г. завод давал 1 173 р., в 1810 г. – 2 500 р.). Сами хозяева наладили производство коровьего масла. В 1813 г. у графа на р. Сить было две мукомольных мельницы, планировалось строительство нового пильного завода. Существовала и суконная фабрика, на ней с 1809 по 1816 гг. состояло всего 18 человек, некоторые из них в эти годы переводились на другие работы, например, «скребельщик Сергей Миронов» 5 июня 1816 г. «бран к неводу для ловли в реке поутру», один из работников с 1814 г. взят в сад, другой в 1816 г. в «фалейторы»537.
Развивалось скотоводство, скот из «Иловны» регулярно перегоняли в подмосковное имение Валуево (данных о размере дохода от скотоводства за этот период не обнаружено)538. Разводили и породистых («аглицких») коров: «в Борисоглебском дворе из находящихся аглицких коров одна очень нездорова той же болезнью, что минувшею осень в Иловне аглицкая корова умерла, кашляет чрезвычайно, и зубы ослабли; пробовали лечить, но непомогает», – сообщал Владимир Шляхтенков539.
В имении были сад и оранжерея, о которых особенно пеклись, несмотря на то, что сад никогда не был важной статьей дохода. Управляющий исправно докладывал: «В Садах состоит исправно, в Анжирее слив поспело 24, персиков, и абрикосов очень довольно поспевает, и начали уже валиться, куда изволите приказать употреблять, абрикосы ныне мелки; на Выставке вишен груш и слив завязалось довольно же равно в садах, на 15-ти яблонях цвет очень силен, в парниках завязи еще мало»540. Весной 1814 г. садовник Алексей Захаров писал, что «персики щетом тритцать восем пошли в рост очень хорошо, а двенатцать пропали, плода же будет на персиковых деревьях мало», «абрикосовых три дерева, на них плода довольно и пошли вкось три же дерева абрикосы пропали», «сливы и груши идут в рост», «виноград в плод начал выходить, и черешки здешние виноградные начинают трогаться, а московские черешки все позябли; ананасы в плод еще не выходят; арбузы и дыни будут в завтрешний день высаживаться в парники»541.
Экономика имения и хозяйственная деятельность в «Борисоглебе» в 1913–1918 гг
Всего годовой доход в 1913/14 г. составил 142 718 р. 70 к. Хозяйственные расходы в целом по имению (Борисоглебская, Мусиновская и Екатерининская усадьбы) были меньше: 121 180 р. 39 к. Чистая прибыль составила бы 21 538 р. 38 к. Но сумма в 26 671 р. 75 к., записанная в бухгалтерской отчетности как «доход владельца», была изъята из общего дохода в дополнение к расходам. То есть, хозяева имения в отчетный год жили не по средствам, финансовые расходы имения совокупно с денежными суммами, изымаемыми владельцем имения, превысили финансовый доход на 5 133 р. 44 к.
Были велики расходы по выплате долгов: 3 705 р. 48 к. было выплачено разным кредиторам. Уплата дворянских повинностей за этот период составила 15 945 р. 57 к., за II половину 1913 и I половину 1914 г. был уплачен Государственный поземельный налог – 891 р. 42 к. Имение было заложено, в счет залога была выплачена сумма 12 771 р.719.
6 014 р. 50 к. ушло на содержание господского дома (в это время заканчивалась его перестройка), в 750 р. обходилось содержание конторы. В целом на уплату жалованья было израсходовано 25 193 р. Содержание дорог и усадеб составило 322 р. (сюда же входит очистка усадьбы – 75 р., починка и возобновление изгородей – 60 р., укрепление берега в «Борисоглебе» – 75 р.). Покупали лошадей – 8 штук за 900 р.
С небольшой прибылью работала чайная: приход составил 680 р., расход – 588 р. («покупка кренделей – 276 р., чай 1 ящик – 225 р., сахару 12 пуд. – 72 р., разнаго расходу – 15 р.»). Магазин был скорее всего не коммерчески, а социально значимым, он работал в убыток, при прибыли в 10 р. расход составил 1 868 р. 30 к.
В 1916 г. в «ведомости о доходах от недвижимого имущества» по всем имениям («Борисоглеб» Мологского уезда Ярославской губ.; имение Харьковской губ. Лебедянскаго уезда при селе Червленом, приданое жены; имение Кутаиской губ., Сухумского округа, Гудаутского участка) Алексей Алексеевич указал доход:
– 55 428 р. ежегодно от скотоводства,
– 25 634 р. – «от ведения хозяйства на собственной земле и сенокосы»,
– 11 182 р. – от сдачи земли в аренду,
– 209 662 р. – «от лесоводства и разработки собственного леса за свой счет и от продажи его на сруб»720.
Всё это в итоге составляло огромную (даже с учетом инфляции) сумму общего дохода – выше 300 тыс. р. За вычетом расходов «по недвижимому имуществу и хозяйству на нем» имения графа А.А. Мусина-Пушкина в разных губерниях давали чистую бухгалтерскую прибыль в сумме 127 360 р. 18 к.
Доход по «Борисоглебу» составлял 94 % прибыли от всех графских имений. В 1916 г. имение «Борисоглеб», согласно заявлению Алексея Алексеевича, дало чистую прибыль в объеме 119 696 р. 88 к. Нужно учитывать, что к 1916 г. серьезных размеров достигла инфляция (рубль стоил почти в четыре раза меньше довоенного), учитывая это обстоятельство, мы можем предположить, что прибыль увеличилась только в номинальном измерении, и реальный доход остался на уровне 1914 г.
Известно, что в 1914–1916 гг. Александр Алексеевич, владелец «Иловны», ежегодно сдавал в аренду луга: от 1500–1900 десятин за 18– 20 тыс. руб. Доход за аренду лугов в имении «Борисоглеб» был меньше – 11 200 руб., а по собственному заявлению Алексея Алексеевича – 11 182 р. 30 к721, но согласно ведомости в 1913/14 гг. поступления от «арендных статей» составляли всего 1 213 р. 15 к.722 Тем не менее, по данным Борисоглебской конторы, наибольший доход в 1913/1914 гг. приносила всё-таки продажа леса – 96 835 р. 50 к. в год. Расход при этом составил: по первому лесничеству – 10 914 р. 60 к., по второму лесничеству – 11 093 р. 60 к., то есть чистая прибыль от продажи леса составила 74 827 р. 30 к.723
К 1916 г. доход «от лесоводства и разработки собственного леса за свой счет и от продажи его на сруб» достиг 200 тыс. р. в год (однако нужно оговорить, что такие цифры дохода обусловлены в том числе и инфляцией)724. Это между тем не самая большая цифра для крупных имений: например, Юрьевское имение графов Шереметевых под Нижним Новгородом с 38 804 десятин (из которых 30 889 десятин занимали леса) давало еще в 1908–1913 гг. (до инфляции) до 300 000 рублей за продажу леса725.
С доходами от денежных капиталов – проценты по вкладам, текущим счетам, векселям, обязательствам, закладным, от процентных бумаг – личный финансовый капитал Алексея Алексеевича в 1917 г. составил 172 275 р. 35 к. За вычетом государственных налогов и податей, земских сборов и повинностей (53 863 р. 81 к.) доход графа, подлежащий обложению подоходным налогом, составил 118 411 р. 54 к. 726
Но имение «Борисоглеб» по-прежнему находилось под залогом. Как уже говорилось выше727, долг Дворянскому банку за имение составлял 223 244 р. 20 к., из которых погашено было 11 777 р. 38 к.728 Задолженность банку не была исключительным явлением в среде дворянства, многие заемщики годами не платили взносов. К началу Первой мировой войны должниками банка были, например, князь А.А. Куракин (114 тыс. р.), баронесса Е.Н. Крюденер-Струве (150 тыс. р.), князь С.Д. Оболенский (52 тыс. р.)729. Сумма задолженности Юсуповых к 1914 г. составляла 5,4 млн. р., а годовой платеж процентов достигал 240 тыс. р. (нужно отметить, однако, что и доходы у Юсуповых были в несколько раз большими, чем у Мусиных-Пушкиных – 378,3 тыс. рублей чистой прибыли до инфляции времени Первой мировой войны)730.
Долги росли. В сентябре 1917 г. согласно долговой ведомости Борисоглебской конторы граф Алексей Алексеевич Мусин-Пушкин имел задолженность перед частными кредиторами и транспортными компаниями, а именно:
– Устюжскому пароходству – 101 р. 89 к.;
– коммерческо-крестьянскому производству – 1 276 р. 69 к. (задолженность этому объединению длилась еще с 1913 г., правда тогда долг был меньше и составлял 963 р. 61 к.);
– по дворянским сборам за 1911–1916 гг. (всего 9 905 р. 91 к.);
– по земским сборам за 1913–1916 гг. (всего 135 р. 91 к.);
– по государственному налогу за 1912 г. (126 р. 49 к.).
Граф Алексей Алексеевич имел задолженность по жалованью более 4000 р. Он должен был 6 р. 94 к. плотнику Гавриле Оленникову за ремонт Борисоглебского двора в 1903 г., и 7 р. 50 к. Анфиму Сидорову за лестницу (пять ступеней) в каменном доме, сделанную в 1912 г.
Вся сумма частных долгов составила 20 212 р. 34 к731. В 1917 г. ситуация ухудшилась, кризис отразился даже на традиционно доходном скотоводстве. В 1917 г. Борисоглебская контора представила сведения об удоях молока, скопе масла, прибыли и убыли скота. В усадьбе Борисоглеб числилось 185 голов крупного рогатого скота, 46 лошадей, 45 свиней; всего поголовье в имениях Алексея Алексеевича, включая Мусино и Екатерининскую усадьбу, составляло 459 голов, 107 лошадей и 3 жеребенка, 66 свиней, 29 баранов и овец, 69 ягнят. В это время в скотоводстве дела шли плохо – скот был заражен туберкулезом. При исследовании трех зарезанных коров был обнаружен туберкулез последней степени легких и матки. Начался падеж среди телят732.
В 1917 г. общий кризис сказался на состоянии лесного дела. В апреле управляющий имением «Борисоглеб», Вильям Сноре, писал, что «картина лесов не красива, и зависит это от крайнего безпорядка в лесном хозяйстве и плохого надсмотра лесов». Согласно письму главноуправляющего от 19 апреля, в имении по-прежнему велось лесное хозяйство, продавали дрова по указанию владельца «на месте», 29 р. за сажень, хоть в Ярославле и был покупатель, который готов был купить лес за 47 р. за сажень. Алексей Алексеевич, возможно, остерегался затягивать дело с продажей леса733.