Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Действия административной системы в приангарье в 1920–1927 гг. 35
1. Административные и территориальные преобразования 35
2. Экономическая политика и хозяйственный комплекс региона 78
ГЛАВА 2. Реакция крестьян приангарья на советскую политику в 1920–1927 гг. 123
1. Крестьянское повстанчество 1920-х годов 123
2. Земельные споры после образования Бурят-Монгольской автономии 154
3. Развитие аграрного производства в Приангарье 176
Заключение 206
Источники и литература 213
- Административные и территориальные преобразования
- Экономическая политика и хозяйственный комплекс региона
- Земельные споры после образования Бурят-Монгольской автономии
- Развитие аграрного производства в Приангарье
Введение к работе
Актуальность темы исследования.
В первой половине XX века наша страна являлась аграрной, а большая часть населения была занята сельским трудом. Поэтому вполне закономерно, что взаимоотношения государственной власти и крестьянства являлись определяющим фактором внутренней политики – фактором, требующим научного осмысления. В значительной степени именно реакция сельского населения на политику военного коммунизма, выразившаяся в сокращении производства и массовых восстаниях, в сочетании с угрозой голода, заставила большевиков перейти в 1921 г. к Новой экономической политике, допустившей сочетание плана и рынка. Крестьянский вооруженный протест сумел завоевать право на последующие хозяйственные успехи, на преодоление продовольственных бедствий и производственной разрухи.
Последующий период был для большевиков более мирным, чем
предшествующее или последующее время, как с точки зрения международной обстановки, так и по положению внутри страны. Семь лет с 1921 по 1927 г. – вполне достаточный срок, чтобы наглядно и убедительно показать сельскому населению преимущества планового хозяйства и общественного производства, если бы таковых реально удалось достигнуть. Что было и что не было сделано, на что тратились ресурсы государственной власти, какие задачи она ставила – лишь ответы на эти вопросы могут прояснить, почему режиму понадобилась форсированная коллективизация, которую пришлось проводить не убеждением, а принуждением. Для объективной оценки колхозного строя в СССР необходим предметный анализ взаимоотношений государственной власти и крестьянства в 1920-х годах, их рассмотрение в ретроспективе и перспективе, с устранением вызванных идеологической предвзятостью тематических лакун, а также территориальной не проработанности.
Как этап становления большевистской власти в России в целом, и в Приангарье в частности, 1920-е годы весьма показательны. Наглядно видна теснейшая и не всегда созидательная взаимосвязь проводимых государством мероприятий и достигаемых многоукладным народным хозяйством производственных показателей. Именно на уровне регионов наиболее отчетливо проявляются основные черты и закономерности, присущие взаимоотношениям политики и экономики. Развивавшийся хозяйственный комплекс Приангарья – реальный компонент исторической действительности, подлежащий исследованию о соотношении общего и особенного, хозяйственного задела и производственной инерции.
Важно проследить, как осуществлялось динамичное и во многом конфликтное
взаимодействие трех сил: совершенствуемой административной системы,
допущенного с целым рядом ограничений рынка и намеченного к уничтожению натурального (при военном коммунизме его низкая товарность еще уменьшилась) хозяйственного уклада большинства крестьян. Причем большинство проводимых государством преобразований касались административной и территориальной сфер, отразив теоретические иллюзии большевиков, что так можно ускорить экономическое развитие по-новому структурированных хозяйственных районов. Очевидно, что властные решения принимались на базе идеологических воззрений, а не практических потребностей, что предопределило возникновение земельных споров. Тем не менее, большевики накопили важный опыт государственного управления, в том числе в отношении аграрной сферы. Была произведена выработка понятийного аппарата, официальной риторики, агитационной и экспертной аргументации. Но самое главное
- партийный и советский аппарат прошел обкатку «пробами и ошибками», закалил дисциплину в борьбе с «ростками капитализма», выработав готовность исполнять новые задачи.
В современных условиях с новой силой возобновилась дискуссия между
приверженцами совершенствования рыночной модели и сторонниками скорейшего
перехода России к мобилизационному курсу. Следовательно, изучение опыта 1920-х
годов имеет большое дидактическое (поучительное) значение, причем не только для
исторической науки, но и также для других наук: экономики, социологии, философии
(аксиологические и этические вопросы), социальной психологии, культурологии,
политологии, юриспруденции. Реинтерпретация прошлого играет важную роль при
обосновании горизонтов будущего. Важно понять границы регулирования и
саморегулирования сельского хозяйства, возможности и перспективы
государственного вмешательства. Результаты научного анализа советской аграрной политики могут быть полезны при выработке мер по комплексному развитию России.
Степень изученности темы исследования. Изучение политики Советского
государства периода 1920-х гг. в отношении крестьянства можно разделить на четыре
этапа: 1920-е гг.; 1930-е-первая половина 1950-х гг.; вторая половина 1950-х-1980-е
гг.; 1990-е гг. и до наших дней. Публиковавшиеся исследования каждого периода
подразделяются на труды, рассматривающие аграрные вопросы в
общегосударственном масштабе и в региональном разрезе.
Исследованием аграрной сферы в 1920-е годы активно занимались советские экономисты. Комплексный теоретический характер носили работы А.В. Чаянова и Н.Д. Кондратьева. Л.Н. Крицман, одним из первых, выделил зажиточные и пролетарские элементы деревни, исследовал вопрос применения наемного труда в сельском хозяйстве. Ту же тематику рассматривали Л.М. Ларин и Я.Д. Кац. В.М. Резунов исследовал вопрос взаимоотношения крестьянства и сельских советов, выявив, что к 1925 г. нередко в советской деревне отмечалось «почти полное поглощение сельсовета сходом».
Предметным изучением сельского хозяйства занимались и сибирские
исследователи. В «Сибирской советской энциклопедии» было опубликовано
множество статей по различным аспектам аграрной сферы. Г. Краснов, В. Тябин
рассматривали вопрос земельной политики и землепользования, Б. Немыскин -
проблемы землеустройства, М. Тихоненко - крестьянскую кожевенную
промышленность, коллективные хозяйства, крупный рогатый скот, Я. Ваньков -мукомольную и крупяную промышленность. Подготовлены информативные очерки и по округам Приангарья.
Иркутские ученые-статистики на протяжении 1920-х гг. занимались исследованием экономики Иркутской губернии, в том числе и сельского хозяйства. Собирался и обобщался материал сельскохозяйственных переписей. Их выводы публиковались в ежегодных сборниках Иркутского губстатбюро.
Среди наиболее известных экспертов-экономистов был профессор
К.Н. Миротворцев. В его публикациях освещались вопросы состояния сельского хозяйства Приангарья, предлагались практические меры по его улучшению. В исследованиях И.Ф. Трелина представлен объемный статистический материал, посвященный экономике Иркутской губернии, в т.ч. сельскому хозяйству1. В работе Л.А. Кокоулиной были собраны данные о состоянии аграрной сферы Иркутской
1 Трелин И.Ф. Экономическое состояние губернии в 1924/1925 г. и перспективы на 1925/1926 г.//Спутник по городу Иркутску и Иркутской губернии. – Иркутск, 1926.
губернии, автор предметно рассмотрела продуктивность крестьянского хозяйства, уровень доходов и расходов, а также влияние налогов и погодных условий2. В трудах М.П. Соколова и А.В. Черных представлена общая картина состояния аграрной сферы Приангарья, отмечаются ее достоинства и недостатки, предлагаются пути для интенсификации сельского хозяйства.
Работы ученых использовали местные советские руководители, при проведении своей хозяйственной и административной политики. В частности, при проведении продразверстки местное руководство учитывало данные сельскохозяйственной переписи 1917 г. В ходе проведения районирования, местные власти принимали во внимание проекты Н.Н. Козьмина, К.Н. Миротворцева, Б.Д. Сперанского.
Переход ко второму периоду историографии-1930-е-первая половина 1950-х гг. – совпал с переустройством сельского хозяйства, с форсированной и насильственной коллективизацией. Значительная часть исследователей подверглась репрессиям, как, например, первоначальный, а затем и обновленный состав редакторов «Сибирской советской энциклопедии». Научные силы оказались под более жестким партийным контролем в условиях укрепления личной власти Сталина. Доколхозной деревни предстояло играть роль негативного непривлекательного фона, оттеняющего успехи колхозного строительства. Общие проблемы развития экономики после Гражданской войны рассматривались в монографии И.А. Гладкова и коллективных трудах.
Настойчивое стремление показать безальтернативность текущей аграрной
политики 1930-х гг. наглядно проявлялось в резолюциях партийных съездов и
пленумов, которые стали для ученых предписанием, какие оценки давать и какие
выводы делать. Приоритет отдавался показу созидательной роли большевистской
партии, а фактический материал подбирался так, чтобы подчеркнуть
дореволюционную аграрную отсталость и малопроизводительность мелкого и мельчайшего хозяйства. В целом же исследовательский интерес к событиям 1920-х годов существенно снизился, а большинство немногочисленных работ отличал именно пропагандистский характер.
Третий период изучения политики государства по отношению к крестьянству начался со второй половины 1950–х годов. От анализа предпосылок коллективизации авторы переходят к изучению развития единоличного хозяйства. У исследователей появился интерес к изучению проблем НЭПа, экономическому развитию государства в этот период и положению социальных групп. Ученые начали скрупулезно систематизировать общесоюзный материал, вводить в научный оборот новые источники и проводить обстоятельное изучение проблем села.
Были выпущены и коллективные обобщающие труды «История Сибири», «Октябрь и советское крестьянство 1917-1927 гг.», «Крестьянство Сибири в период строительства социализма (1917-1937)». Проблемы развития аграрного сектора широко освещались в очерках истории региональных организаций КПСС.
На основе большого массива источников красноярский историк В.В. Гришаев обобщил и изучил историю первых коллективных хозяйств Сибири. В изучении периода НЭПа новосибирские ученые Н.Я. Гущин и В.А. Ильиных выделили закономерности развития сибирской деревни3, В.Л. Соскин - тенденции культурного строительства 4 . По-прежнему одной из приоритетных тем оставалась история
2 Кокоулина Л.А. Бюджеты крестьянских хозяйств Иркутской губернии по статистическому обследованию 1923 г. //
Материалы Иркутского губ.статист. бюро. Вып. 27. – Иркутск, 1924.
3 Гущин Н.Я. Колхозное строительство в Сибири в начале социалистической реконструкции народного хозяйства (1926-
1927 гг.) // Проблемы социального развития деревни Советской Сибири. Новосибирск, 1979. - С. 18-62; и др.
4 Соскин В.Л. Культурное строительство в Сибири. Вып.2. Новосибирск: СО АН СССР, 1965; и др.
зарождения социалистического производства в деревне 5 . Весьма объёмной по количеству привлеченных источников и рассмотренных проблем стала монография И.С. Степичева 6 . Опубликованы научные работы, изучающие село отдельных регионов Восточной Сибири7.
Влияние коммунистической партии и Советского государства на
сельскохозяйственное производство Сибири в 1927-1929 гг. изучал М.Д. Северьянов. Он оспорил господствующий с 1930-х гг. в СССР вывод об исчерпании возможностей роста единоличного мелкотоварного производства8.
В работах некоторых советских исследователей, таких как Я.Г. Фейгин,9 начал рассматриваться процесс административно-территориальных преобразований в 1920 –е годы и их влияние на экономику СССР.
Работы исследователей периода 1950–1980-х гг. содержат много фактического
материала, впервые рассмотрены некоторые аспекты жизнедеятельности села
доколхозного времени, изучены отдельные проблемы НЭПа, подробно была
исследована роль партии, социальных групп, культурная и идеологическая политика
государства. Трактовка исторических фактов осуществлялась советскими учеными в
рамках господствующей марксистско-ленинской идеологии. В связи с этим все
события рассматривались через призму классового подхода. Зажиточные слои
крестьянского населения рисовались советскими историками исключительно в негативном свете, а малоимущие классы - в положительном. Острота классовой борьбы явно преувеличивалась, некоторые аспекты политики Советского государства по отношению к крестьянству, такие как сбор налогов, были изучены в малом объеме. НЭП трактовался советскими историками исключительно как подготовительный период к переходу крестьянских хозяйств от единоличных к коллективным. Поэтому значение первых коллективных хозяйств в доколхозный период советскими историками преувеличивались, а их распад объяснялся противодействием зажиточных слоев.
В этот период не предпринимались попытки изучить реакцию населения на действия властей. Изучение проблем социального протеста, массовых восстаний происходило поверхностно и политически ангажировано.
С конца 1950–х гг. началось научное исследование проблем аграрной сферы 1920-х годов зарубежными учеными. Расцвет исследования западными историками НЭПа пришелся на рубеж 1960–х–начала 1970–х и продолжался до начала 1990-х гг.
Зарубежные исследователи активно приступили к изучению антисоветских восстаний, которые подтолкнули большевистское руководство к переходу к НЭПу. Подавляющее большинство западных работ было посвящено Кронштадтскому мятежу, крестьянскому же повстанческому движению было уделено мало внимания. Объясняется это практически полным отсутствием документов о крестьянском повстанческом движении в распоряжении западных историков.
Иностранные ученые пытались прояснить ход событий, социальный состав, численность и требования повстанцев. Наибольший интерес вызывает работа
5 Могильницкая К.И. Развитие социалистических производственных отношений в сибирской деревне (20-е годы). - Томск,
1976.
6 Степичев И.С. Победа ленинского кооперативного плана в восточно-сибирской деревне. - Иркутск, 1966.
7 Панов И. Экономическое и политическое положение деревни Енисейской губернии накануне НЭПа // К сорокалетию
Великой Октябрьской Социалистической революции. - Красноярск, 1957; и др.
8 Северьянов М.Д. Воздействие коммунистической партии и советского государства на сельскохозяйственное производство
Сибири (1927-1929 гг.) // Большевики и сибирская деревня в период построения социализма (1917-1937 гг.). - Красноярск,
1981. - С. 76-87.
9 Фейгин Я. Г. Размещение производства при капитализме и социализме. - М., 1954.
О. Рэдки, посвященная тамбовскому восстанию. Автор считает, что крестьянское восстание было вызвано недовольством продразверсткой и злоупотреблениями властей. Что касаемо истинной цели движения, то она воспринималась скорее интуитивно и была негативно окрашенной: против коммунистов, против злоупотребления любой власти, против насилия. Многие зарубежные историки называли крестьянское движение 1920–1921 гг. «второй Гражданской войной».
Большинство западных ученых считали НЭП тактическим маневром большевиков с целью сохранить власть, меньшая часть рассматривала его как третий (компромиссный между социализмом и капитализмом) путь экономического и политического развития.
В конце 1980-х гг., в связи с демократизацией социально-политической жизни общества, начался четвертый период изучения проблем сельского хозяйства доколхозного периода. Выдвигались новые подходы к исследованию проблемы, затрагивались другие, ранее не изучавшиеся аспекты. Внимание исследователей привлекали товарно-денежные отношения, хозрасчет, кооперативное строительство, методы государственного регулирования и их результаты в свете опыта уже современных реформ, проводившихся М.С. Горбачевым и Б.Н. Ельциным. В последние годы существования СССР издан ряд сборников, посвященных проблемам истории НЭПа. Они объединяли переиздание трудов экономистов 1920-х гг. и знакомили читателя с оценками современных историков.
Отметим, что в период перестройки наблюдалась определенная идеализация НЭПа. Например, в публикациях Е.Т. Гайдара НЭП трактовался как реальная альтернатива директивной экономике, а опыт 1920-х гг. привлекался для обоснования экономической политики 1990-х гг. Однако, уже с начала 1990-х годов оценки исследователей становятся более взвешенными.
Историки перестроечного и постсоветского периода высоко оценили значение либерализации 1924–1925 гг., связанной с проведением курса ВКП (б) «Лицом к деревне», в ходе которого Советское государство уменьшило налоговый пресс, а крестьянству была оказана значительная помощь кредитованием. Многие исследователи полагали, что эта политика повернула крестьянство в сторону советской власти. Но постепенно ученые отходят от такой трактовки, так как документы свидетельствовали, что либерализация носила номинальный характер.
Экономическая сущность НЭПа подробно исследована в работах
М.М. Горинова10 , В.П. Дмитренко, В.А. Ильиных11 . Предметно рассмотрена роль
частного капитала, государственной и кооперативной торговли, финансовая
политика Советского государства. М.Д. Северьянов выдвинул тезис, что большинство трудящегося крестьянства Советской России не было готово к ведению хозяйства на коллективных началах, тем более в форме сельскохозяйственных коммун12.
В 1990-е и 2000–е годы, несмотря на то, что российские архивы стали открытыми и зарубежные историки могли свободно контактировать со своими российскими коллегами, нового всплеска изучения истории НЭПа в зарубежной историографии не произошло. Исследовательские приоритеты изменились и проблемы сталинизма, рассматриваемые в новом свете, вышли на первое место, оттеснив как социальную, так и экономическую историю досталинской Советской
10 Горинов М. М. Советская страна в конце 20-х нач.–30-х гг. // Вопросы истории. № 11., М., 1990. - С. 31-47.
11 Ильиных В.А. Коммерция на хлебном фронте (Государственное регулирование хлебного рынка в условиях НЭПа. 1921-
1927 гг.). – Новосибирск, 1992.
12 Северьянов М.Д. НЭП и современность. Полемические заметки. - Красноярск, 1991.
России. Тем не менее, в этот период были исследованы различные аспекты социальной истории НЭПа: классовая идентичность (Ш. Фицпатрик), социальная активность рабочих (Д. Кенкре, Д. Хетч, У. Голдман), советская семья (Р.Е. Джонсон), социальное положение и настроения солдат Красной армии (М. фон Хаген), крестьянства, интеллигенции, культурная жизнь в городах и сельской местности (Х. Альтрихтер, Р. Стайтс, Робен и т.д.).
Концепции, концептуальные модели и программы модернизации аграрного строя нашли подробное освещение в коллективных монографиях В.А. Ильиных, В.М. Рынкова, С.Н. Андреенкова и др.13. Авторы сосредоточили свое внимание на дискуссионных и наименее изученных сюжетах.
На рубеже XX-XXI вв. появилось множество работ, посвященных крестьянству
Восточной Сибири. В ряде исследований проанализирована социально-
экономическая политика государства в отношении крестьянства. В диссертации И.В. Орловой было доказано, что в ее реализации преобладал классовый подход, а мероприятия не носили планового характера 14 . В диссертации Л.С. Корякиной15 рассмотрена ликвидация зажиточного крестьянства на рубеже 1920-1930-х гг.
С.А. Карлов подробно и на основе большого количества источников исследовал
процесс трансформации крестьянских хозяйств в годы НЭПа16. По мнению этого
исследователя, частное крестьянское хозяйство преимущественно аграрной
Восточной Сибири в годы НЭПа составляло социально-экономическую основу
общества. Его стабильное положение являлось залогом социально-экономической
устойчивости и дальнейшего развития региона. Однако насильственная
коллективизация крестьянства ограничила частную инициативу рамками личного подсобного хозяйства, лишив тем самым общество основы стабильности и развития.
Исследователь В.И. Быстренко рассмотрела проблему положения сельских батраков в сибирской деревне. По мнению автора, государство всячески стремилось ограничить применение наемного труда в деревне, это тормозило развитие сельского хозяйства. В результате классовой политики батрачество превратилось в политически организованную силу, на которую опиралась власть, заполнявшая вакуум в государственном аппарате некомпетентными людьми, в том из числа сельских пролетариев17. Роль частного капитала в Восточной Сибири была изучена в работах Н.Л. Зыковой18 и Т.М. Карловой19 . Труды И.С. Кузнецова глубоко анализируют социальную психологию крестьянства Сибири, показывая, что оно не принимало коллективные формы хозяйства20.
Комплекс вопросов аграрного природопользования в Байкальском регионе рассмотрел Ю.А. Зуляр, детально на документальном материале исследовав
13 Аграрные преобразования и сельское хозяйство Сибири в XX веке. Очерки истории. – Новосибирск, 2008.; Проекты
преобразования аграрного строя Сибири в XX в.: выбор путей и методов модернизации / Ильиных В.А., Андреенков С.Н.,
Рынков В.М. и др. – Новосибирск: Сибпринт, 2015.; и др.
14 Орлова И.В. Реализация социальной политики советского государства в годы НЭПа (на материалах Енисейской и
Иркутской губерний): Автореф. дис... канд. ист. наук. - Иркутск, 2007.
15 Корякина Л.С. Государственная политика в отношении зажиточного крестьянства в конце 1920-нач.1930 гг. в Восточной
Сибири (На материалах Иркутской области и Красноярского края): Автореф. дис... канд. ист. наук. – Иркутск, 2005.
16 Карлов С.А. Трансформация Восточной Сибири в годы НЭПа (1921 – 1929гг.): Автореф. дис... канд. ист. наук. –
Красноярск, 2009.
17 Быстренко В. И. Батрачество Сибири в 20-е гг. XX века: Автореф. дис... канд. ист. наук - Новосибирск, 2000.
18 Зыкова Н.Л. Частная торговля в Енисейской и Иркутской губерниях в 1920-е гг.: Автореф. дис... канд. ист. наук. – Улан-
Удэ, 2007.
19 Карлова Т.М. Частное предпринимательство в промышленности и торгово-заготовительном секторе экономики
Восточной Сибири в годы НЭПа: Автореф. дис... канд. ист. наук.- Иркутск, 1999.
20 Кузнецов И.С. Социальные взгляды крестьянства и генезис сталинского режима (по материалам сибирской деревни 20-х
гг.) // Известия Сибирского отд. Академии наук СССР. Вып. 2. Новосибирск, 1991. С. 5-8; и др.
актуальную проблему «Природа-общество-человек»21. Также в ряде статей в широком хронологическом контексте проанализирована производственная динамика НЭПа и роль кооперации22. Ю.А. Зуляр оценил конец 1920-х гг. как предел экстенсивного способа аграрного освоения, потребовавший перехода к интенсификации сельского хозяйства на основе рыночных отношений, а, следовательно, неизбежному укреплению зажиточного и обезземеливанию беднейшего крестьянства, при параллельном развитии массовой кооперации. Ученый полагает, что «соревнование двух тенденций, развивавшееся под руководством государственных органов, стимулирующих их товарную направленность и обеспечивающих социальную защиту крестьянства, могло бы вывести СССР в разряд процветающих аграрных держав»23. Однако процесс был прерван утвердившимися у власти «левыми» коммунистами во главе со И.В. Сталиным, взявшими курс на форсированную коллективизацию, положив начало слому системы традиционного природопользования.
Пензенский историк В.Б. Безгин, используя обширную источниковую базу, подробно изучил процесс изменения традиционного образа жизни и хозяйственного уклада российской деревни. По мнению автора, крестьянский быт в годы НЭПа в целом оставался традиционным, но менялся под внешним воздействием. Крестьянский мир постепенно утрачивал свою самобытность. Модернизация носила противоречивый характер. Сближение с городом улучшало быт крестьян, привносило в их жизнь блага цивилизации, но в тоже время разрушало их культуру, передавала пороки времени. Также, по мнению автора, Советское государство в своей культурной политике не пыталось опираться на здоровые традиции села, призывало к отказу от общепринятых норм. Грубая и непродуманная политика привела к насильственному разрыву в эволюции крестьянства24.
По мнению А.С. Жулаевой, в начале 1920-х годов произошел слом традиционной крестьянской семьи, подорван авторитет главы семейства 25 . Вследствие этого обострились конфликты «отцов и детей». В связи с этим начали разрушаться традиционные крестьянские земледельческие ценности и трудовая этика. Тем не менее, по оценке А.С. Жулаевой, на протяжении 1920-х гг. традиционный патриархальный уклад в восточно-сибирской деревне в целом сохранялся. Смыкание интересов власти и народа шло главным образом на почве борьбы с социальными язвами (пьянство, хулиганство, уголовный бандитизм и прочее).
Изучение жизненного уровня крестьянства в 1920-е годы ХХ века в Восточной Сибири провел В.А. Шаламов. Автор на основании ряда источников изучил уровень доходов, материальной обеспеченности крестьянства, исследовал их хозяйственный уклад и быт, показал влияние советской аграрной политики на жизнь крестьян26. В.А. Шаламов пришел к выводу, что трансформация хозяйственного уклада деревни привела к изменениям в образе жизни всего сельского населения. Прежде всего, единоличное хозяйство крестьян перестало быть приоритетным источником доходов
21 Зуляр Ю.А. Очерки истории природопользования в Байкальском регионе в XX веке. – Иркутск: Изд-во Иркут. гос. ун-та,
2002.
22 Зуляр Ю.А. Основные этапы животноводческого освоения Байкальской Сибири в XX веке // Иркутский историко-
экономический ежегодник. 2003. – Иркутск, 2003. – С. 6-17; и др.
23 Зуляр Ю.А. К истории аграрного освоения Байкальской Сибири в советский период // Иркутский историко-
экономический ежегодник. 2001. – Иркутск, 2001. – С. 23-32.
24 Безгин В. Б. Традиции и перемены в жизни российской деревни 1921-1928 гг.: Автореф. дис... канд. ист. наук. – Пенза,
1998.
25 Жулаева А.С. Образ жизни крестьян Восточной Сибири 1920-1926 гг. (К проблемам соотношения традиций и новаций):
Автореф. дис... канд. ист. наук. - Красноярск. 1999.
26 Шаламов В.А. Образ жизни крестьянства в Восточной Сибири (на материалах Иркутского и Красноярского архивов):
Автореф. дис... канд. ист. наук. - Иркутск, 2011.
для жителей деревни. Преобразования в экономике привели к ликвидации старого деления крестьянства по имущественному признаку.
Современная историография также затронула проблему реакции сельского населения на политику властей. Получили освещение проблемы социального протеста и антибольшевистского повстанчества.
В монографии П. А. Новикова объективно была изучена советская политика в отношении деревни Приангарья в 1920–1921 гг., предметно освещены большевистская продразверстка и крестьянские восстания 27 . В ряде статей он проанализировал опыт административно-территориальных преобразований в Сибири, отметил расхождение теоретических расчетов и реального воздействия реформ на экономику, перечислил неучтенные инициаторами трудности28.
В исследовании И.В. Ефремова предпринята попытка обобщения предпосылок, причин, содержания и особенностей крестьянских восстаний в 1918-1933 гг. на территории Иркутской области и Красноярского края29. По его мнению, крестьянские восстания 1920-х годов не были бессмысленными. Они разрушили представления большевиков о крестьянстве как инертной массе. Через восстания крестьяне демонстрировали большевикам свои взгляды, свое раздражение, свое недовольство их политикой. Восстания оставались для деревни, по сути, единственным способом «достучаться» до власти. Ведь крестьяне не имели своих профессиональных объединений, которые могли бы защищать и лоббировать их интересы, пусть даже в минимально возможном объеме в условиях тоталитарного режима.
Проблеме изменения административно–территориального деления Восточной Сибири посвящены публикации В.Н. Казарина 30 . Получил освещение и вопрос влияния национальной политики на крестьян Приангарья31.
Таким образом, историография развития крестьянства Восточной Сибири в 1920-
х гг. значительна по объему и разнообразна по исследовательским подходам. Весьма
подробно изучены экономические, социальные и хозяйственно – бытовые вопросы.
Однако, на наш взгляд, не в полной мере проанализирована региональная специфика.
Не получил освещения ряд ключевых аспектов взаимоотношений крестьянства с
органами государственной власти. Предметно не исследован вопрос влияния
административно-территориального деления и национальной политики на настроения
населения и хозяйственную жизнь крестьян. Повстанчество всесторонне не
исследовалось, в частности не установлены все причины крестьянских восстаний. Восполнению этих пробелов и посвящена настоящая диссертация.
Целью диссертации является комплексное исследование взаимодействия Советского государства и крестьянства в 1920-1927 гг.
Этим определяются и задачи исследования:
- изучить административные и территориальные преобразования в Приангарье и их влияние на крестьянство;
27 Новиков П. А. Гражданская война в Восточной Сибири. - М.: Центрполиграф, 2005.
28 Новиков П.А. Исторический опыт административно-территориального деления Сибири в XX веке // Социокультурное
освоение Сибири. Материалы Сибирского исторического форума. Красноярск, 2-5 декабря 2014 г. – Красноярск, 2014. – С.
68-72; Новиков П.А. Административно-территориальные преобразования 1920-1930 гг. в Восточной Сибири: исторический
опыт и уроки // Азиатская Россия: проблемы социально-экономического, демографического и культурного развития (XVII-
XXI вв.): Мат. междунар. конф./ Отв. ред. В.А. Ламин. - Новосибирск, Параллель, 2016 – С. 348-353; и др.
29 Ефремов И.В. Антибольшевистские крестьянские выступления в Иркутской области и Красноярском крае в 1918 – 1933
гг.: Автореф. дис... канд. ист. наук. – Иркутск, 2008.
30 Казарин В.Н. Теоретические и практические аспекты административных и территориальных преобразований в Восточной
Сибири в 20-30-е гг. ХХ века // Известия ИГЭА. 2005. № 3-4; и др.
31 Демидов В.А. Октябрь и национальный вопрос в Сибири. 1917-1923. - Новосибирск, 1983; Тармаханов Е.Е., Дамешек
Л.М., Санжиева Т.Е. История Усть-Ордынского Бурятского автономного округа: Учеб. пособие. - Улан-Удэ, 2003
- проанализировать в динамике советскую аграрную политику в увязке с
развитием промышленности, торговли, налоговыми мероприятиями, отношением
между городом и деревней;
- исследовать повстанческое движение, установить причины, характер и масштаб
восстаний;
- рассмотреть земельные споры после образования Бурят-Монгольской
автономии во взаимосвязи с развитием аграрного сектора экономики;
- выявить количественные показатели и структурные тенденции аграрного
производства Приангарья в 1920-1927 гг.
Объект исследования – Советское государство и крестьянство
Предметом данного исследования является взаимное влияние действий советской административной системы и реакции на них крестьянства.
Хронологические рамки работы включают период от начала 1920 г. до конца 1927 г. Нижняя граница обусловлена восстановлением власти большевиков в Иркутской губернии и распространением на регион политики военного коммунизма. Верхняя граница диссертации определяется свертыванием НЭПа в 1927 г., которая является общепризнанной в отечественной историографии.
Территориальные рамки исследования включают территорию Приангарья,
под которой понимается Иркутская губерния в административных границах к началу
1920 г. Все последующие изменения территориального деления подробно
рассматриваются в диссертации: В январе 1922 г. часть территории Иркутской
губернии выделена в Бурят-Монгольскую автономную область РСФСР (ее
территория входит в рамки нашего рассмотрения), которая в мае 1923 г. объединена с
Бурят-Монгольской автономной областью Дальневосточной республики в Бурят-
Монгольскую автономную Советскую социалистическую республику (далее
БМ АССР). Соответственно в дальнейшем нами рассматриваются западные аймаки
БМ АССР. В 1926 г. Иркутская губерния упразднена, а на ее территории образовано
три округа: Иркутский, Тулунский, Киренский. Рассматриваемая в исследовании
территория практически соответствует современным границам Иркутской области.
Источниковую базу исследования составили преимущественно письменные исторические источники. Ими являются опубликованные и неопубликованные архивные документы (законодательные акты и делопроизводственная документация), статистические издания, периодическая печать, мемуары.
Среди документов следует особенно выделить декреты, распоряжения и постановления советской власти, они позволяют понять основные направление советской аграрной политики. Также особую ценность представляют документы, опубликованные в сборнике В.И. Шишкина «Сибирская Вандея», а также в сборнике и под редакцией В.П. Данилова «Советская деревня глазами ВЧК–ОГПУ». Они позволяют понять характер реакции крестьянства на действия властей, характер недовольства и восстаний.
Весьма информативны опубликованные стенографические отчеты партийных заседаний и съездов советов Иркутской губернии. В них содержатся выступления представителей органов власти различного уровня. На заседаниях органов власти возникали дискуссии, дебаты, выявлялись точки зрения по актуальным проблемам.
Основными делопроизводственными источниками данного исследования являются материалы из Государственного архива Иркутской области (ГАИО) и Государственного архива новейшей истории Иркутской области (ГАНИИО).
В зависимости от происхождения, характера и особенностей содержащейся информации среди архивных документов можно выделить пять групп: 1) руководящие указания, инструкции, приказы, нормативные акты; 2) протоколы заседаний, показывающие механизм принятия решений; 3) периодические сводки органов ВЧК-ОГПУ; 4) доклады партийных и советских работников; 5) «сигналы» и жалобы населения; статистические сведения и др. Эти документы позволяют оценить политику властей, проанализировать реакцию населения.
Практически все архивные источники носят отпечаток идеологии. Чиновник или сотрудник спецслужб оценивал события, исходя из мировоззрения коммуниста, поэтому некоторые сведения, поданные им, носят крайне ангажированный характер. Так, все крестьяне, недовольные политикой советской власти, называются в сводках кулаками. Также можно предполагать, что во многих случаях предоставляемые «наверх» сведения могли быть приукрашенными, с замалчиванием негативных моментов. Тем не менее, указанные архивные документы позволяют в общих чертах увидеть картину социально-экономических и политических процессов на селе.
Весьма информативны материалы местной периодической печати 1920 - гг., которая была представлена такими газетами, как «Власть труда», «Набат», «Красный пахарь» и т.п. В этих изданиях публиковались статьи по экономическим и политическим вопросам как информативного, так и дискуссионного характера. Большинство материалов этих газет носило информационный и агитационно-пропагандистский характер, в силу существовавшей цензуры и господствующей идеологии многие сведения были недостоверными. В то же время, периодические издания содержат массу статистических сведений, большинство из которых подтверждается архивными материалами. Кроме того, публиковавшиеся в газетах статьи государственных и общественных деятелей экономического и политического характера позволяет глубже понять направление политики государства и местных властей, дают полную картину подходов по тем или иным вопросам.
Таким образом, источниковая база является репрезентативной и позволяет решить поставленные исследовательские задачи.
Методология и методы исследования определяются целью, задачами и источниковой базой исследования. Задействованные методы включают себя три уровня: общенаучные, общеисторические и конкретно-исторические.
В работе использовались общенаучные методы познания: индукция и дедукция, продвижение от абстрактного к конкретному, анализ и синтез, описание и измерение, объяснение, аналогия, сравнение. Все они выступали в качестве конкретных познавательных средств.
На общеисторическом уровне ведущую роль играли принципы историзма и объективности. Мы стремились не допустить отождествление прошлого и будущего, объект обязательно помещался в исторический контекст, приоритетное внимание уделялось установлению причинно-следственных связей событий и процессов.
Из существующего широкого спектра конкретно-исторических методов в нашем исследовании были задействованы историко-генетический (в качестве основного), историко-сравнительный, историко-системный.
Историко-генетический метод позволил раскрыть развитие отношений взаимодействия Советского государства и крестьянства в 1920-1927 гг., вскрыть причинно-следственные связи действий власти и сельского населения, установить закономерности. Мы сознательно рассматривали действия административной системы и реакцию крестьянства в разных главах.
Историко-сравнительный метод применялся при анализе показателей аграрного производства, при сопоставлении теоретических воззрений на административные, территориальные и экономические преобразования с их практическим воплощением. Данный метод дал возможность вскрыть сущность изучаемых явлений через анализ сходств и различий их свойств, провести сравнение во времени (по вертикали) и пространстве (по горизонтали).
Как целостная система рассматривается и хозяйственный комплекс Приангарья, именно как единое целое подвергавшийся управленческим воздействиям. Крестьянство региона также исследуется, как система, тесно взаимодействующая с другими общественными системами, что наиболее полно раскрывает закономерности его политического и хозяйственного поведения.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что впервые рассматривается влияние изменений территориального деления на социально-экономические процессы на селе. Проанализирована роль национальной политики в развитии повстанческого движения и формировании настроений крестьян. Рассмотрен вопрос взаимоотношений сельского населения и органов местной власти. Повстанческое движение изучается в увязке с политическими и экономическими процессами в Приангарье. Ряд архивных документов вводится в научный оборот впервые. Деятельность аграрного сектора рассмотрена во взаимосвязи с развитием промышленности и других сфер хозяйственного комплекса региона.
Положения, выносимые на защиту:
-
Приоритетом большевиков было непрерывное совершенствование административного аппарата, наращивание управленческих возможностей сначала в общественно-политической, а затем на ее базе и в экономической сфере. Осенью 1920 г. в Приангарье на смену чрезвычайным ревкомам пришли советы разного уровня, как конституционные органы. Для сохранения полного контроля за советами большевики лишали зажиточных крестьян и частных торговцев избирательных прав. Реагируя на поведение и настроения крестьянства, власти предпринимали меры по повышению эффективности работы советов и активности населения, так например, в 1924-1925 гг. временно смягчалось избирательное законодательство. Однако магистральной линией являлось превращения советов из формально избираемых органов в инструменты государственного контроля.
-
В территориальных преобразованиях ярко проявилось как большевистская теория, так и практика. Дореволюционное деление оценивалось, как не соответствующее чаяниям народных масс, как не учитывающее экономическое тяготение территорий. Территориальные реформы рассматривались как эффективный инструмент влияния на экономические процессы. Однако ни приблизить к населению административный аппарат, ни сократить затраты на него, ни обеспечить экономический рост не удалось, а преобразования сопровождались бюрократическими спорами.
-
В комплексе мер аграрной политики 1920-1927 гг. приоритетом государства оставалось не общее наращивание сельскохозяйственного производства, а совершенствование путей перераспределения материальных ресурсов в пользу государственного сектора и тех слоев населения, которые большевики рассматривали как свою опору. Этой цели были подчинены дифференцированное налогообложение, «ножницы цен» между сельскохозяйственными и промышленными товарами, классовый характер кредитования. При этом не ставился вопрос, есть ли материальная отдача от тех, в чью пользу перераспределили произведенные другими
ресурсы, которые при альтернативном расходе могли обеспечить больший рост производства. Расхождения между теоретическими ожиданиями и реальными практическими результатами вынуждали власти неоднократно корректировать избранный стратегический курс, идти на тактические уступки, предоставлять крестьянству относительную свободу хозяйствования и относительную свободу распоряжения произведенной продукцией. Однако при любой динамике этой относительной свободы действовали жесткие политические и налоговые ограничения крестьянского хозяйства.
-
Продразверстка и мобилизация в армию вызвали в 1920 г. массовые крестьянские восстания в Иркутской губернии. Оперативными действиями частей Красной армии очаги восстаний были разгромлены, а повстанцы перешли к партизанской борьбе мелкими хорошо организованными отрядами. Большинство таких групп ликвидированы к концу 1923 г. Крестьянский протест вынудил большевиков пойти на экономические уступки и отложить социалистическое переустройство села.
-
Национальная политика большевиков предусматривала реализацию политических, экономических и культурных интересов коренных народов. В рамках этого в январе 1922 г. образована Бурят-Монгольская автономная область РСФСР, в мае 1923 г. вошедшая в новообразованную Бурят-Монгольскую автономную Советскую социалистическую республику. За преобразованиями последовали продолжительные земельные и налоговые споры в приграничных районах, жалобы русского населения на ущемления в правах. Проблема национального размеживания подогревала и антибольшевистское крестьянское повстанчество.
-
Приангарье обладало большим аграрным потенциалом для расширения землепользования и совершенствования его форм. В ответ на политику «военного коммунизма» в 1920 г. крестьяне в 1921-1923 гг. в 1,5 раза сократили посевы, но поголовье скота осталось практически стабильным. С 1923 г. наметился рост производства в полеводстве и животноводстве, в 1926 г. существенно превышены показатели 1917-1919 гг. Одновременно улучшались приемы хозяйствования, намечалось заменить паро-залежную систему земледелия паротравопольной. Возможности развития аграрного сектора не были исчерпаны и лимитировались возможностью выгодно реализовать увеличивавшийся объем продукции.
Практическая значимость работы заключается в том, что новые данные позволяют дополнить наши представления о развитие государства и общества в 1920 -е гг. ХХ века. Материалы диссертации могут быть использованы при написании обобщающих работ по истории Восточной Сибири, учебников по истории и публицистических работ. Сведения, полученные из данного исследования, полезны при разработке специальных учебных курсов, могут применяться в краеведении и в просветительских целях. Выводы диссертации могут быть использованы и при проведении государственной политики.
Апробация диссертации. Основные положения и результаты диссертационного исследования представлены в 11 опубликованных статьях. Результаты исследования были апробированы на международных научно-практических конференциях: VIII конференции «История белой Сибири», г. Кемерово, 25-26 февраля 2011 г.; конференции, посвященной 90-летию Республики Бурятия, г. Улан-Удэ, 30 мая 2013 г.; XXI заочной конференции «Современные тенденции развития науки и технологий», г. Белгород, 30 декабря 2016 г.; конференции «Новая наука: стратегии и векторы развития»., г. Стерлитамак, 8 февраля 2017 г.
Административные и территориальные преобразования
В начале 1920 г. большевики восстановили контроль над территорией Иркутской губернии. Власть от управ и земств перешла к большевистским ревкомам.
Создание волостных и сельских ревкомов осуществлялось в соответствии с положениями, инструкциями, циркулярами и указаниями губернских и уездных чрезвычайных органов. Временные инструкции Иркутского губревкома предписывали, чтобы местные ревкомы выбирались населением при содействии комячеек в составе трех человек. Если же имелся исполком советов, то он должен был выделить ревком из своего состава. В иркутских инструкциях определялся контингент лиц, которые могли быть избранными в ревкомы: члены РКП(б) или беспартийные «известные местному населению как определенно стоящие на советской платформе».
На практике эти положения реализовались следующим образом. Например, как пишет В. И. Шишкин, «…в Черемховском уезде специальная группа инструкторов во многих деревнях предварительно создала комячейки, которые затем выдвинули своих кандидатов в ревкомы. Предложенные комячейками кандидатуры утверждались либо на общих собраниях населения в присутствии инструкторов, либо только инструкторами, если возникало опасение, что кандидаты коммунистов не наберут большинства голосов. Там, где комячеек создать не удалось, ревкомы выбирались на общих собраниях граждан сел и деревень»68.
В отличие от гражданских «конституционных органов советской власти», аппарат ревкомов был более централизованным, его члены преимущественно назначались сверху, реже выбирались, а также строго подчинялись революционной дисциплине. По мере упрочения советской власти и изменения военной и политической обстановки в Сибири в пользу большевиков, начался процесс перехода от ревкомов к советам. Уже весной 1920 г. проведены выборы в советы Западной Сибири.
В Иркутской губернии советы выбирались на полгода позже. Большевики объясняли это «чрезвычайной обстановкой в прифронтовом Прибайкалье»69. По всей видимости, большевики опасались, что пока их власть на местах еще окончательно не укрепилась, на выборах в советы могут победить нежелательные им лица. Во избежание этого и создавались ревкомы. Сами крестьяне негативно восприняли эти органы, считая, что они не выражают их мнения, так как члены назначались сверху вышестоящим начальством.
Ревкомы являлись не только административными органами, выполняющими декреты и постановления центральной власти, но и руководящими хозяйственной деятельностью подведомственной территории. В связи с этим их административный аппарат разросся. Ревком обычно состоял из отделов управления, труда, здравоохранения, социального обеспечения, продовольствия, земельного отдела, народного образования, секретариата, статбюро и т. д.
Громоздкий бюрократический аппарат оказался крайне неэффективным и привел к полной бесхозяйственности на территории региона, от чего страдало местное население. В июне 1920 г. в газете «Власть труда» сообщалось, что в губернском земельном отделе около 400 членов: «Большинство из этого персонала за отсутствием средств не занимаются своими прямыми обязанностями, а марают бумагу. Бесконечно составляются сметы. Для поднятия производительности труда одним заведующим подотделом взята пишущая машинка, обслуживающая три отделения. Таким «мудрым» приказом сразу нашлась работа для всех техников. Одни шлифуют подошвы для бумаги, копии и т. д., другие носят бумагу из одной части города в другую»70.
Аналогичные проблемы вознкли и на уровне уездов. Так, газета «Власть труда» писала: «Нижнеудинский уездный земельный отдел в июне 1920 г. создал земельную комиссию по распределению сенокосов, за неработоспособностью комиссии вся работа пала на уездный земотдел. Но население все равно неудовлетворено сенокосами. В распоряжении Райкомсена не имеется никаких сельхозорудий. Требований было на 4000 кос, а получено только 200. В Комунохозе недостаток лошадей, а потому и нет ассенизационного обоза»71.
В сентябре 1920 г. в Иркутской губернии прошли выборы в советы, повсеместно победу одержали коммунисты. Это символизировало переход власти от чрезвычайных органов – ревкомов к конституционным государственным органам – городским и сельским советам, исполнительным комитетам советов.
Первоначально советы мало чем отличались от ревкомов. Члены советов избирались населением. Выборы были многоступенчатыми и основанными на принципах делегирования и представительства. Частные торговцы и наиболее зажиточные крестьяне были лишены избирательных прав. Выборы должны были проводиться не реже двух раз в год. В остальном структура советов и их функции оставались прежними, а работоспособность была на том же уровне. Стать эффективным инструментом исполнительной власти советы не могли в силу частой сменяемости их состава, периодичности созывов, некомпетентности их членов, а также необходимости выполнять распоряжения вышестоящих партийных инстанций.
Экономическая политика и хозяйственный комплекс региона
В мае 1926 г. корреспондент газеты «Власть труда» сообщал: «Отдаленные волости никакого недовольства по поводу ликвидации уезда не проявляли и говорили «лишь бы волисполком ближе был». Ближайшие же селения, тяготеющие к Верхоленску, были иного мнения. У них упразднение уезда сопряжено с большими разъездами к новому центру – Иркутску»150.
По другим территориям губернии жители ряда сел отправляли ходатайства к властям с выражением недовольства неправильно проведенным районированием. Например, жители Усть-Балейского района, недоумевали по поводу присоединения их волости к Усолью. В своем ходатайстве они отмечали: «Наш район имеет мало общего с Усольем, в особенности, если принять во внимание отдаленность некоторых пунктов свыше, чем на 40 верст от Усолья, переправу по двум перевозам через реку Ангару и прочее. Конные и пешие путешествия в район за каждой мелочью обусловлены громадной потерей времени». Жители Усть-Балейского района просили восстановить Усть-Балейскую волость151. К сожалению, в процессе проведения районирования мнение местного население власти не учитывали.
Недовольство местных работников проведенным районированием проявлялось и в последующие годы. Так, в 1927 г. пленум Слюдянского райкома вынес постановление: «…учитывая отдаленность Слюдянского райкома от Иркутского РИК и полное тяготение района к Слюдянке, пленум постановляет: 1. Считать необходимым по совлинии отделение от Иркутского РИКа и организации из населенных пунктов Прибайкалья самостоятельного волостного центра с резиденцией в поселке Слюдянка. 2. Просить окрисполком ускорить разрешение этого вопроса»152.
Первоначально районирование намечалось завершить, образовав на территории бывшей Иркутской губернии и Забайкалья Лено-Байкальскую область. Основанием для выделения Лено-Байкальской области были «естественные исторически сложившиеся особенности данной территории.
Между объединенными в единый край территориальными единицами существует гораздо большее территориальное единство, нежели между этими единицами и соседними областями Западной Сибири, Дальним Востоком. Преобладающие ландшафты гор и плоскогорий, характер суглинистых и частью каштановых почв, породы леса, климатические условия, богатство полезными ископаемыми, пушное богатство и многое другое являются общими для всей территории проектируемого края. Промышленность края и относительное положение отдельных отраслей промышленности, с преобладающим значением горнодобывающей, является отличительной особенностью всего края. Единство интересов в деле железнодорожного строительства, единство интересов в деле торговых отношений с Монголией, все это, по мнению иркутских ученых, требовало организации Лено-Байкальской области»153.
Еще одним критерием, по которому предполагалось выделить Лено-Байкальскую область, были особенности сельского хозяйства: «Иркутская подтаежная и таежная область с ржано-пшенично-овсяными культурами в полосе средних высот от 300 до 700 м., с почвами подзолистого типа охватывает восточную часть Енисейской губернии от рек Енисея и Кана, Иркутскую губернию и Западную часть Забайкалья до Яблоневого хребта»154.
По мнению профессора К. Н. Миротворцева, «общая организационная связь всех частей Восточно-Сибирского края позволит ближе и лучше подойти к изучению нужд сельского хозяйства различных частей области и даст возможность организовать мощный научно-исследовательский центр в Иркутске и крепко с ним связанную и объединенную сеть районных опытных учреждений на местах»155.
На основании общих экономических признаков Иркутский губисполком просил включить в состав проектируемой области Канский округ Енисейской губернии. Предполагалось, что образование Лено-Байкальского края (области) не только будет способствовать экономическому развитию созданного территориально-хозяйственного района, но и разрешит национальный вопрос.
Однако экономическое районирование пришло в противоречие с большевистской национальной политикой. Руководители автономных республик опасались, что в результате реализации «госплановского» проекта их права будут ущемлены.
На территории Иркутской губернии ситуация осложнилась после образования в январе 1922 г. Бурят-Монгольской автономии, которая была преобразована годом позже в БМАССР. Идея создания Лено-Байкальской области не встретила понимания в среде представителей Бурятской республики.
Председатель секции по районированию при Госплане БМАССР Н. Н. Козьмин высказал категорическое несогласие с планом вхождения республики в состав Лено-Байкальской области. По его мнению, с этим нельзя было согласиться ни с точки зрения национально-политической, ни с точки зрения административной целесообразности. Н. Н. Козьминым были выдвинуты 12 тезисов против вхождения Бурят-Монголии в Лено-Байкальскую область. Подчеркивалось, что это сведет на нет статус культурно-национальной автономии. Кроме того, по мнению Козьмина, регионы, которые должны были войти в создаваемую область, являлись дефицитными частями, и только Бурят-Монгольская республика могла обеспечить себя основными продовольственными запасами. Н. Н. Козьмин считал, что создание Лено-Байкальской области разрывает привычные экономические связи, поскольку Иркутская губерния тяготеет к объединению с Енисейской губернией, а Восточное Забайкалье в хозяйственном отношении является единым целым с Дальним Востоком, Лено-Байкальская область в случаи ее создания выглядела бы как «лоскутная область». Бурят-Монголия должна была стать самостоятельной областью, так как она имела достаточную для этого территорию, кадры и хозяйственный потенциал, ее экономика должна строиться на тесных связях с Монголией. Поэтому, заключал Н. Н. Козьмин, «необходимо очень осторожно подходить к постановке вопроса о Лено-Байкальской области», иначе «можно попасть в безнадежный тупик»
Земельные споры после образования Бурят-Монгольской автономии
В начале 1920 г. произошло падение колчаковской власти в Иркутской губернии и восстановление большевистского режима. Изменения были встречены населением с энтузиазмом, многие крестьяне рассчитывали, что новая власть удовлетворит их социальные нужды, избавит от налогов и мобилизаций. Однако осуществление мероприятий большевистской власти на практике вскоре быстро вызовало горькое разочарование среди крестьян. После окончательного укрепления своего режима большевики приступили к проведению мероприятий по обобществлению производства и установлению полного контроля над всей хозяйственной деятельностью. Была проведена национализация промышленности, установлены твердые цены, аннулированы сибирские деньги, были введены государственные повинности в виде продовольственной разверстки.
Эти мероприятия привели к хозяйственной разрухе, в результате национализации, из–за бюрократизации и некомпетентного руководства предприятия не могли получать сырьё, фабрики и заводы остановились. Отмена свободной торговли привела к разрыву связей между деревней и городом, в результате голод в городе Иркутске и других губернских городах стал обычным явлением. В тоже время введение развёрстки вызвало вскоре массовое недовольство со стороны крестьян и, впоследствии, привело к массовым крестьянским восстаниям.
Крестьянство было глубоко возмущено разверсткой, оно не понимало большевистской налоговой политики. Такая разверстка лишала крестьян половины имеющегося у них продовольствия и ложилась на них очень тяжким бременем.
Ещё больше крестьянство негодовало по поводу бесхозяйственной политики большевиков при проведении разверстки: причитающиеся за развёрстку предметы первой необходимости крестьяне не получали, а изъятые у них по развёрстке продукты гнили на ссыпных пунктах. Разверстка велась по данным 1917 г., без учета ущерба от Гражданской войны. Даже официальные доркументы признавали, что многие «продагенты пьют, берут скот, выписывают на глазах у крестьян мануфактуру и одежду, крестьянам же говорят, что республика дать не может. В продскладах привезённые продукты портятся»253. В селе Кутулик было собрано по развёрстке до 1500 пудов картофеля, впоследствии замороженного. Там же местный кооператив собрал кожи (сырьё) по этой же развёрстке и сгноил её. Видя эти факты бесхозяйственности, крестьяне предпочитали отвозить хлеб в тайгу и прятать его там, чем отдать по развёрстке, так как, по их словам, не должно быть такого положения, при котором, как говорит пословица: «Собака сама не ест и другим не даёт»254.
Продразверстка и сопутствующая ей бесхозяйственность большевиков лишали крестьян не только запасов хлеба, но и предметов первой необходимости. Например, в Балаганском уезде у большинства крестьян отсутствовали обувь, соль, мануфактура и одежда255, в Усольской волости крестьяне не имели железа, сбруй, подков256.
Помимо разверстки, большевики обложили крестьян ещё и транспортной повинностью, а также начали проводить массовую мобилизацию мужчин 1899–1900 годов рождения в Красную армию. Призыв вызывал возмущение среди крестьян. Всего за 1920 г. на учёте состояло 5620 человек, из них явилось только 3993, остальные 1627 уклонились от призыва257. Ещё одной существенной причиной, вызвавшей массовые крестьянские восстания, было лишение зажиточных крестьян избирательных прав на выборах в Советы, прошедших в сентябре 1920 г. Сельские жители также были недовольны большевистской властью на местах, так как комъячейки состояли во многом из неустойчивых в моральном отношении лиц, подчас с уголовным прошлым258.
Медленное продвижение большевиков против белых в Восточном Забайкалье заставило проводить хозяйственные мероприятия с большей осторожностью. По этой причине разверстка в Иркутской губернии проводилась менее жестко, нежели в Западной Сибири, здесь разверстку осуществляли не военные продотряды, а уполномоченные продагенты. Первая продовольственная кампания не вызвала массовых крестьянских восстаний, тем не менее уже к лету 1920 г. из зажиточных крестьян, дезертиров и бывших офицеров-каппелевцев начинают создаваться и действовать отдельные повстанческие отряды. Так, 12 июня 1920 г. в окрестностях Усть-Уды появилась группа повстанцев в 75 человек259, в Евсеевской волости Балаганского уезда оперировала группа повстанцев в 15– 20 человек, в Тихоновской волости действовала группа белых в 5–10 человек260. 20 июня начальник милиции Нижнеудинского уезда Вязунов сообщил, что в верховьях р. Уды появился вооруженный отряд из 35 человек, при 2 пулеметах, против него был послан отряд милиции261. Начальники милиции на местах, уже в это время, забрасывают Иркутск телеграммами с просьбой выслать подкрепления красноармейцев из состава 5-й армии262.
В селе Шаманово Братско-Острожной волости Нижнеудинского уезда 17 июля 1920 г. произошло волнение крестьян, попытавшихся расправится с местным продкомиссаром Пушко, который был вынужден уехать в Иркутск263. С началом уборки урожая осенью 1920 г. и начавшейся в связи с этим новой продкампании, терпение крестьян окончательно лопнуло. Только Черемховский уезд по плану на октябрь 1920 г. должен был выполнить 1801 тыс. пудов хлебной и 858 тыс. пудов картофельной развёрстки, Балаганский уезд должен был выполнить 428 тыс. пудов хлебной и 101 тыс. пудов картофельной разверстки264. Новая продовольственная кампания вызвала целую волну крестьянских восстаний.
Основными районами крестьянских восстаний в Иркутской губернии были Балаганский и Черемховский уезды. Следует отметить, что восстания в данных уездах были вызваны в первую очередь тем, что эти районы были самыми плодородными в губернии. Именно с Черемховского и Балаганского уезда бралась самая высокая продразвёрстка. Напомним, что в период колчаковской власти в Балаганском и Черемховском уездах практически отсутствовало партизанское движение.
В сентябре 1920 г. начались крупные крестьянские выступления. В ночь на 10 сентября небольшой повстанческий отряд из 27 человек под командованием подпоручика Савельева совершил рейд в село Тагна Балаганского уезда. Повстанцы пытались разоружить местную милицию и распускали слухи о том, что Советская власть будто бы пала на территории от Челябинска до Иркутска. После безуспешной попытки взять штурмом Волревком, утром повстанцы устроили митинг, на котором высказались за земство, повстанцы призвали крестьян бороться против коммунистов, для которых ни в коем случаи не выполнять развёрстки. Население к этому отряду относилось доброжелательно
Развитие аграрного производства в Приангарье
Однако в отношении продуктивности сельское хозяйство Приангарья оставляет желать лучшего. В 1925 г. его валовая продукция составляла 38 504 тыс. руб., товарная – 12805 тыс. руб. или 33,25 % валовой продукции. Товарная продукция на 49,6 % состоит из промыслов (пушного, лесного), на 38,4 % продукции полеводства и только 12 % продукции животноводства. Таким образом, товарная продукция иркутской деревни была невелика, создаваясь в основном за счет промыслов и полеводства. Животноводство в крестьянском хозяйстве обслуживает только свои потребляющие хозяйства, а в Верхоленском уезде оно даже убыточно. Для сравнения, товарная продукция животноводства Омской губернии в общем балансе составляла 50 %. Главными недостатками аграрного сектора Приангарья Маслов считал отсталые методы хозяйствования, а особенно в животноводстве(яловость коров 15–16 %, вместо положенных 5–6 %, а удои 15–30 пудов в год, вместо положенных 70-75 пудовм), а также слабое содействие крестьянам со стороны государства. Луговодство в регионе, как хозяйственное явление, практически неразвито. Налицо нерациональное использование лугов. Учтенная площадь лугов составляет 315 000 дес. Урожай сена с десятины составляет от 33 до 84 пудов. Общий сбор сена 31 434 000 пудов. Потребность же сельского населения в сене составляет 35 815 000 пудов, что осложняет прокорм скота447.
До конца 1920-х гг. коневодство сохраняло в Приангарье важное значение. Меньшинство крестьянских хозяйств не имело рабочих лошадей. Эксперты связывали такую ситуацию с «недостатком механизированного транспорта и довольно широким развитием гужевых транзитных путей, дальностью расстояний между селениями, тяжелыми условиями обработки таежных земель».
Проблема технического оснащения сельского хозяйства была тесно связана с вопросами экспорта-импорта. По данным «Сибирской советской энциклопедии», «средний ежегодный ввоз в Сибирь за последнее трехлетие (1911–1913 гг.) перед империалистической войной (1914–1918 гг.) достигал 3,7 млн пудов (59 200 тонн) на сумму 20,7 млн руб. Из этого количества до 70 % составляли машины, поступающие из-за границы. Иностранные машиноторгующие фирмы размещали на сибирском рынке до 50 % указанного, а остальное поступало на рынок через русские фирмы, склады переселенческого управления и экспортные фирмы»449. Из Германии поступали в основном плуги, из США – уборочные машины, жнейки и сеялки, из Англии – локомобили и сложные паровые машины. Другие авторы приводят еще большие показатели о приобретения сельскохозяйственных машин в дореволюционной Сибири: в 1911 г. – 25,5 млн руб., 1912 г. – 25, 7 млн, 1913 г. – 26,2 млн, 1914 г. – 22 млн.450.
Уровень технической обеспеченности крестьянских хозяйств Иркутской губернии на 1917 г. измерялся соотношением количества плугов к количеству сох как 1:3451. Самыми распространенными пахотными орудиями в регионе были мелкие сохи и бороны. Переселенцы обычно привозили с собой и пахотные плуги нового типа, которые постепенно проникали и в хозяйство старожилов. Они приспособляли и новые плуги к оглобельной запряжке. В районе железной дороги стали распространяться и двухкорпусные плуги с широким расхватом, они были весьма производительными в работе и поэтому привлекали крестьян.
«По данным переписи 1917 г. на 100 хозяев приходилось инвентаря: плугов: старожилы – 20, переселенцы – 56, плугов двухкорпусных: старожилы – 3,2, переселенцы –1,6, сеялок: старожилы – 0,7, переселенцы – 0,1, косилок: старожилы – 1,8, переселенцы – 1,1, жнеек: старожилы – 2,5, переселенцы – 1,1, молотилок: старожилы – 5,3, переселенцы – 4, веялок: старожилы – 5.3, переселенцы – 9,8»452. Причем учтен сельскохозяйственный инвентарь промышленного изготовления. В переписи 1920 г., напротив, подсчитаны все виды орудий, с более детальной разбивкой по типам, выделены и группы инвентаря. Поскольку некоторые орудия находились в совместном владении нескольких домохозяев, при переписи 1917 г. записывались в виде дробей.
По данным 1920 г. преобладали сохи, бороны с деревянными рамами, дровни, телеги с деревянными осями и наиболее простые уборочные орудия (косы и серпы). Распространение даже простых машин (веялок, сенокосилок, конных граблей) весьма незначительно, рядовые сеялки имеются лишь в количестве по одной на 300 хозяйств. В отношении «усовершенствованного инвентаря, если даже допустить, что переписью учтено менее половины, то и тогда количество такого инвентаря окажется ничтожным»453.
С 1923 г. наблюдается «количественное возрождение, успех улучшенных приемов хозяйствования, общий интерес крестьянства к сельскому хозяйству, рост кооперативов – все это указывает на наличие здоровых тенденций у сельского населения и резком сдвиге от рутины»
Под влиянием земельных органов происходил сдвиг к рационализации и улучшению техники земледелия. Крестьяне стремились улучшить свое хозяйство, поэтому они производили протравливание зерна, усиленно его сортировали, развивали травосеяние, покупали новый культурный сельхозинвентарь. Большое содействие в этом начинании им оказывали кружки самодеятельности населения при советах