Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Советский завод - пространство «своеволия»: ВЦБЗ в 1982-85 гг.
1. Поселок Советский и ВЦБЗ к концу брежневского периода 25
2. Генеалогия понятия «трудовой коллектив» 37
3. Микрополитика ВЦБЗ в 1982-85 гг 48
4. Техника завода, политика ускорения, смена руководства 65
Глава II: ВЦБК в 1985-90 гг.: реконструкция предприятия и Перестройка страны
1. Перестройка и реконструкция: 1986-89 гг 75
2. Перестройка и производственная демократия : 93
3. Перестройка и эрозия партийного руководства .109
Глава III: Приватизация государства и бунтующее гражданское общество переходная эпоха в зеркале ВЦБК
1. Приватизация и сопротивление приватизации - две логики развития общества в 1990-е годы 133
2. Приватизация и борьба за деприватизацию ВЦБК 144
3. Дискурс бунтовавшего коллектива ВЦБК .189
Глава IV: «Трудовые коллективы» — советское гражданское общество в несоветской стране
1: Комбинат цветной печати в Санкт-Петербурге: коммунисты и бандиты против государства .207
2: Ленинградский металлический завод: потомственный профсоюз между олигархами и государством. 216
3: Ясногорский машиностроительный завод: рабочий бунт в «красном поясе» .227
Заключение .246
Список источников и литературы 260
- Поселок Советский и ВЦБЗ к концу брежневского периода
- Перестройка и производственная демократия
- Приватизация и борьба за деприватизацию ВЦБК
- Ясногорский машиностроительный завод: рабочий бунт в «красном поясе»
Поселок Советский и ВЦБЗ к концу брежневского периода
Рабочий поселок Советский – это бывшее финское поселение Йоханнес, впервые в качестве соответствующего лютеранского прихода упоминаемое в шведских источниках в XVII в. В 1925 г. в ходе строительства железной дороги там возникла одноименная железнодорожная станция. В 1940 г. поселение вошло в состав Советского Союза и получило статус поселка городского типа. Окончательно Йоханнес был присоединен к СССР только после Великой Отечественной войны, а в 1948 г. он был в соответствии с духом времени переименован в честь Героя Советского Союза летчика М.А. Советского. Переименованию и исчезновению финской топонимики из всего Выборгского района сопутствовала замена бежавшего в ходе войны финского населения русским33. К 1959 г. население достигло 3561 человека34, увеличившись по отношению к первым послевоенным годам на треть, и далее оставалось приблизительно на одном уровне вплоть до Перестройки.
Экономическим сердцем нового поселка Советский был Выборгский целлюлозно-бумажный завод (ВЦБЗ), построенный финнами еще в конце 1920-х гг. Тем не менее, градообразующие функции завод получил только в СССР – в соответствии с советским производственным принципом организации воспроизводства жизни. В 1953–55 гг. была проведена первая советская реконструкция завода, после которой специализацией ВЦБЗ стало производство товарной целлюлозы, бумаги, этилового спирта и кормовых дрожжей, причем спирт и дрожжи являлись скорее побочным продуктом производства основной продукции: целлюлозы и бумаги. Впрочем, в значительной степени оборудование осталось довоенным, финским. На проектную мощность завод вышел в 1957 г., и дальнейшее (до 1985 г.) повышение его производительности, как отмечается в ежегодных отчетах руководства предприятия в Министерство целлюлозно-бумажной промышленности, осуществлялось интенсивными, а не экстенсивными методами. Говоря прямо, дополнительных инвестиций из Москвы завод не получал десятилетиями.
Всего на 1983 г. в Ленинградской области было четыре целлюлозно-бумажных предприятия: Выборгский и Приозерский заводы, а также Светогорский и Сясьский комбинаты. Различие в названиях завод/комбинат обозначает важную для советской промышленности структурную тонкость: завод имел более узкую специализацию, работая, как правило, с одним звеном производственной цепи, в то время как комбинат объединял в своих стенах все операции цикла по производству из сырья готового товара. Иными словами, такое словоупотребление отражает степень глубины переработки сырья на предприятии.
Из этих предприятий ВЦБЗ был самым маленьким, хотя, в отличие от Приозерского целлюлозного завода, Выборгский производил, как уже отмечалось, не только целлюлозу, но и бумагу. Плановое задание ВЦБЗ на XI пятилетку (1981–1985 гг.) было 235 тыс. тонн товарной целлюлозы и 60 тыс. тонн бумаги35, что при перерасчете на год дает приблизительно менее 50 и 15 тыс. тонн продукции соответственно. Эти показатели существенно уступают показателям Светогорского и Сясьского ЦБК, которые в 1983 г. только бумаги произвели соответственно 83292 и 59136 тонн36. Кроме того, стоит отметить, что производимая ВЦБЗ бумага была не самого лучшего качества и использовалась в основном для упаковки пищевых продуктов. Словом, на начало 1980-х гг. положение завода в своем регионе было скорее периферийным, чему способствовало и постепенное устаревание смонтированного ещё в начале 1950-х гг. оборудования.
Модель функционирования советской промышленности выглядела в те годы следующим образом: Госплан формирует план, министерства доводят план до предприятий и координируют его выполнение, предприятия в соответствии с планом и своими возможностями отправляют запросы в Госснаб, который, в свою очередь, опираясь на местные запросы и планы Госплана снабжает предприятия необходимыми ресурсами37. На каждом этапе функционирование этой схемы также контролировалось местными и региональными партийными комитетами. Тем не менее, реалии советской экономики регулярно нарушали работу этого порядка.
Поскольку перед предприятиями стояла задача выполнить план любой ценой, то директора, так как от этого зависело их положение, были заинтересованы в том, чтобы выбить для своего предприятия план поменьше, а ресурсов от Госснаба побольше. Это приводило к тому, что в своих запросах предприятия систематически пытались обмануть и органы планирования, и органы снабжения. Министерства, Госплан и Госснаб, в свою очередь, зная об этом, пытались такой политике помешать. С. Кларк, Д. Филцер и другие исследователи из-за этой базовой ее особенности характеризовали советскую систему скорее не как плановую, а как договорную38.
Кроме этих сущностных характеристик советского планирования существовали и чисто технические проблемы управления. За десятилетия экстенсивного развития, начиная с первых пятилеток, советская экономика невообразимо усложнилась и директивное руководство такой сложной структурой представляло серьезные трудности. Когда перед руководством постсоветской России в 1992 г. встал вопрос о приватизации государственных предприятий, то их количество превышало 150 тысяч, из которых 50 тысяч приходилось на крупные предприятия с более чем тысячей работников39. Советские органы экономического администрирования, несмотря на постоянно множащиеся отраслевые министерства (к началу 1980-х гг. количество только общесоюзных и союзно-республиканских министерств достигало более полусотни), естественно не могли управлять таким количеством промышленных единиц напрямую. Каждое ведомство дробило совокупность подчиненных ему предприятий на различные более крупные отраслевые объединения. Одной из таких промежуточных форм отраслевого управления были всесоюзные производственные объединения (ВПО), курировавшие работу отдельных предприятий схожего производственного профиля.
В 1983 г. в рамках союзно-республиканского Министерства лесной, целлюлозно-бумажной и деревообрабатывающей промышленности действовало несколько ВПО. Одним из них было ВПО «Союзбумизделия», курировавшее 29 производящих целлюлозу, картон и бумагу предприятий, в том числе и ВЦБЗ. В отчетах предприятий ВПО интересовали плановые показатели не только по произведенной продукции или прибыли, но и по нормам снижения расходов сырья, топлива и электроэнергии. Кроме производства продукции и бухгалтерии «Союзбумизделия» отслеживало также техническую вооруженность своих подопечных, ход строительно-монтажных работ, дисциплину труда, уровень аварийности и производственного травматизма, выполнение социальных обязательств предприятий, их вложения в образовательные программы и курсы переквалификации персонала, воспитательные и просветительские инициативы. По совокупности этих показателей руководство ВПО в конце года решало утверждать ли смету поставок предприятию на следующий год, а также поощрить или наказать его руководство.
В первой половине 1980-х гг. на заводе работали более тысячи рабочих, в то время как все население поселка Советский составляло около 3000 человек. Почти все трудоспособное население поселка было так или иначе связано с заводом. Кроме того, на его балансе числились поселковый детский сад, школа, поликлиника. Согласно документам заводского профсоюзного комитета, в его ведении находилась даже выдача жилья местным милиционерам40. Также ВЦБЗ обеспечивал отоплением и горячей водой часть зданий поселка, хотя большая часть жилищного фонда Советского до реконструкции завода в 1985–88 гг. относилась к частному сектору.
В 1983 г. завод состоял из четырех основных цехов (древесного, кислотно-варочного, сушильно-бумажного, спиртово-дрожжевого), трех вспомогательных (транспортного, лесной биржи, цеха спецмашин), а также электроотдела, ремонтного отдела, ТЭЦ, комбината коммунальных предприятий и заводоуправления. В управлении ВЦБЗ, как и всякого советского предприятия, соединялось два принципа организации власти: экономический и политический. Уровни полномочий первого были выстроены в соответствии с интересами производства и представляются более или менее очевидными: рабочий — (бригадир) – мастер – начальник цеха/начальник отдела — директор. Однако советское предприятие никогда не сводилось к одному лишь производству, а еще выполняло множество вспомогательных социальных и политических функций: от воспроизводства рабочей силы на предприятии до курирования сельского хозяйства и организации выборов на подшефных территориях41.
Перестройка и производственная демократия
В июне 1987 г. в Советском Союзе был принят «Закон о государственном предприятии», который важен для нашего исследования и как документ, кардинально меняющий управление советскими заводами, в том числе и ВЦБК, и как решающая новация в развитии концепции советского «трудового коллектива».
Попробуем охарактеризовать этот закон и последующие перестроечные законодательные акты, в которых также упоминаются «трудовые коллективы» в двух отчасти противоречащих друг другу плоскостях. Во-первых, Закон о государственном предприятии и формально, и концептуально – это вершина советской демократии, даже если вести ее отсчет с 1917 г. Во-вторых, по мнению целого ряда исследователей и руководителей постсоветских государств, именно этот закон похоронил советскую централизованную директивную экономику, а вызванный им паралич поставок товаров через пару лет привел к тому, что советское руководство взяло курс на введение полноценных рыночных отношений как способа обратной связи между производителями и потребителями.
Если описание второго аспекта этого Закона будет вестись преимущественно через интерпретацию историографии, а затем и материала ВЦБК, то с первым будет сложнее. Дело в том, что перестроечные реформы представляли собой беспрецедентное в недавней советской истории государственное творчество, однако на дискурсивном уровне они представали как давно ожидаемые. Партия сама разрешила гласность, но в этих условиях идеологическую презентацию своих идей она свела к «возвращению к ленинским нормам». Получался любопытный парадокс: если для большинства советских граждан, как пишет А. Юрчак153, прежде герметичный советский дискурс оказался открытым, то для самой Коммунистической партии он по-прежнему базировался на самоповторах — только теперь нижней границей повторов стали 1920-е гг. Между тем в реальности высказываемые партией идеи едва ли действительно были лишь повторами. По сути, в реформах 1987-89 гг. рождалась новая политическая философия советского проекта, философия, которую тогда никто не потрудился собрать в ясный комментарий и задать новые горизонты советского политического мышления. Точнее, такая задача ставилась и ее отчасти даже пытался реализовать Горбачев и его советники, выпустив книгу «Перестройка и новое мышление», однако эта работа представляет собой скорее пропагандистскую попытку показать Советский Союз в качестве открытой и доброжелательной силы, нежели обоснованную программу беспрецедентных преобразований.
А затем по мере того, как Перестройка выливалась в острое противостояние «либералов» и «консерваторов» в рядах советского руководства, паралича экономики и, наконец, утверждение рынка в качестве принципиального ориентира, это новое мышление оказалось отодвинуто неолиберальными представлениями рыночных реформаторов.
Хотелось бы начать с общих соображений касательно Перестройки. В историографии существует большое количество мнений относительно ее причин154, но нам кажется наиболее перспективной точка зрения американского историка С. Коткина. В своей полемической книге о крушении Советского Союза155 он обращает внимание на то, что и Горбачев, и большинство его соратников принадлежали к поколению «шестидесятников» и, по-видимо м у, искренне (во всяком случае в начале Перестройки) провозглашали желание вернуться к неискаженному наследию Ленина. Коткин справедливо замечает, что объяснение реформ в СССР экономическими проблемами является объяснением ad hoc: советские экономические трудности к 1985 г., хотя и могли бы вызвать озабоченность руководства страны, но вряд ли стали бы катализатором структурных реформ. Однако, по крайней мере, часть советских руководителей, инициировавших преобразования в стране (прежде всего, сам Горбачев) все еще оставались приверженцами революционного наследия Октября. С их точки зрения в 1985 г. мир по-прежнему был ареной исторического противостояния между умирающим капитализмом и приходящим ему на смену социализмом. Поскольку советский социализм должен был быть более прогрессивным строем, то он по определению не мог проигрывать эту гонку с капитализмом, а если такие признаки все же появились, то был необходим резкий разворот государственной политики. В рамках такой системы ценностей объективные трудности, с которым столкнулся СССР, могли быть восприняты, как причина для Перестройки, нового исторического скачка.
Поскольку подробная история Перестройки не является целью данной работы, перейдем сразу к интересующим нас кардинальным реформам в советской экономике. Закону о государственном предприятии 1987 г. предшествовали январский и июньский Пленумы ЦК, на которых Горбачев высказался о демократическом и экономическом аспектах предлагаемых им преобразований.
Прежде всего, Закон о государственном предприятии вводит для предприятия принципы полного хозрасчета и самофинансирования. Отныне его производственная деятельность осуществляется исключительно на заработанные предприятием деньги. В этом смысле Закон наследует косыгинской реформе 1965 г., доводя ее до логического конца — предприятие становится полностью автономной единицей в государственной производственной цепи. И на этих же началах автономии предприятия взаимодействуют между собой. Революционные изменения в советском хозяйстве выражены одной фразой: «Го с ударство не отвечает по обязательствам предприятия. Предприятие не отвечает по обязательствам государства, а также других предприятий, организаций и учреждений»156. План отныне перестает играть в системе директивную роль, согласно замыслу авторов документа, его функции должны быть скорее программными — задавать предприятиям направления и горизонты развития. До некоторой степени его прежнюю директивную роль заменяет государственный заказ.
Хозрасчету во внешнем взаимодействии с другими предприятиями должен был соответствовать хозрасчет внутренний. В целях повышения мотивации работников Закон фактически предписывает советским предприятиям использовать «прогрессивным методы» коллективного подряда, арендных отношений и создания кооперативов.
Наконец, политически (насколько здесь применимо это слово) хозрасчету и экономической автономии соответствовал принцип социалистического самоуправления предприятия. Точнее, уже не предприятия, — это экономическое измерение советского завода — а его «трудового коллектива». Закон о государственном предприятии формулирует главной задачей предприятия обеспечение потребностей народного хозяйства. Эти потребности лежали в трех плоскостях: 1) развитие и повышение эффективности производства; 2) социальное развитие «трудового коллектива»; 3) самоуправление «трудового коллектива». За первую потребность отвечал хозрасчет, а вторая и третья, будучи взаимно обусловленными, проявлялись в той части Закона, которая вводила на советских заводах систему производственного самоуправления, включающую выборность руководителей всех участков производства. В совокупности реализация этих задач должна была обеспечить гармоничное развитие советского общества, развитие, которое осуществлялось в основном по производственному принципу.
Основным субъектом нового социалистического самоуправления был назван именно «трудовой коллектив», который стал уже не просто «основной ячейкой общества», а «хозяином предприятия»: «На государственном предприятии трудовой коллектив, используя как хозяин общенародную собственность, создает и приумножает народное богатство, обеспечивает сочетание интересов общества, коллектива и каждого работника». Действовавший ранее на предприятиях принцип «демократического централизма» сменился «социалистическим самоуправлением трудового коллектива». На предприятиях на конкурсной основе вводилась выборность руководителей «трудовыми коллективами» соответствующего уровня. Директор избирался общим собранием «трудового коллектива» всего предприятия, начальник цеха - собранием цехового «трудового коллектива», бригадир — «трудовым коллективом» бригады и так далее вплоть до мастера. Срок действия полномочий избранных руководителей – 5 лет, впрочем, они могли быть досрочно освобождены от своих обязанностей решением соответствующих коллективов.
Приватизация и борьба за деприватизацию ВЦБК
Приватизация ВЦБК началась относительно поздно, в 1994 г. Как и по всей России, на ВЦБК она была не просто одномоментной юридической процедурой, а скорее процессом длительной подковерной борьбы между отдельными группами как внутри комбината, так и за его пределами, в администрации Выборгского района и Ленинградской области. Предметами борьбы были условия и порядок изменения формы собственности предприятия.
Стоит обозначить, что в этой борьбе государство, его административно-бюрократический аппарат не должно восприниматься как что-то монолитное. В контексте приватизации ВЦБК государство также разрывалось группами интересов. Во-первых, это российские государственные холдинговые компании, наследники советских отраслевых министерств. Самая известная дожившая до сегодняшнего дня такая компания – это, конечно, могущественный «Газпром» -бывшее Министерство газовой промышленности СССР. В лесной отрасли это был «Рослеспром». Вторая важнейшая группа интересов внутри отечественного бюрократического аппарата – это Государственный комитет по управлению имуществом, а также его региональные и районные филиалы в местных администрациях. Их задачи заключались в том, чтобы инвентаризировать государственное имущество, а потом организовать его приватизацию. Особенность этого ведомства можно проиллюстрировать моментом из упоминавшегося выше сборника интервью министров гайдаровского правительства «Революция Гайдара»: обсуждая фигуру А.Б. Чубайса А.Р. Кох и С.М. Шахрай констатируют223, что ему единственному из министров-реформаторов удалось создать в лице Госкомимущества уверенный административный рычаг давления, состоящий из лояльных ему (или его идеям) людей. Наконец, третий круг государства это органы местного самоуправления в Выборге и Советском.
Наш анализ микрополитической ситуации на ВЦБК остановился на крахе режима партийного управления комбинатом. При этом сложилась ситуация, когда коллективное руководство предприятия до последнего сохраняло лояльность партии, в то время как руководители более низкого ранга массово покидали заводскую партийную организацию. Мы связали происходившее с феноменом «красного директора». «Красными директорами» в первой половине 1990-х гг. называли тех экс-советских экономических администраторов, руководителей промышленных предприятий, которые блокировали форсированные рыночные преобразования внутри предприятия и поддерживали те политические силы, которые отстаивали ценности государственного патернализма. Чаще всего это были директора машиностроительных заводов, связанных с ВПК, которым тяжелее всего давалась конверсия и самостоятельность. «Красные директора» всеми силами оттягивали смену формы собственности вверенных им предприятий, а когда это все-таки происходило, то часто пополняли собой кадровый резерв КПРФ (в ходе электорального цикла 1995-97 гг. многие из них стали губернаторами в «красном поясе» РФ).
Поведение В. Найдина, последнего советского директора ВЦБК, хорошо вписывается в эту модель. Несмотря на то что сплошная приватизация государственных предприятий, согласно президентским декретам, должна была начаться еще в 1992 г., у себя Найдину удалось затянуть этот процесс. Однако своими действиями он вошел в конфликт со внешними силами, которые видели в приватизации комбината отличный способ обогащения. Согласно находящейся в нашем распоряжении брошюре «Мятежный ЦБК борется»224, изданной профкомом ЗАО ВЦБК в 1999 г., в середине 1992 г. к Найдину из Москвы приехал человек, назвавшийся директором фирмы «Эллис Лак». Он сделал директору предложение акционировать ВЦБК по третьему варианту приватизации.
Согласно закону о приватизации государственных и муниципальных предприятий225, при принятии решения о начале приватизации «трудовой коллектив» мог выбрать один из трех вариантов акционирования. Первый предусматривал такое акционирование, после которого небольшая часть акций распределяется между «трудовым коллективом» (не более 25% привилегированных акций и возможность покупки по льготным ценам не более 10% обычных акций) предприятия, а большая часть остается у государства. Второй вариант предполагал получение «трудовым коллективом» предприятия контрольного пакета акций (51% акций с условием не более 5% акций на одного работника). Наконец третий вариант заключался в следующем: инициативная группа берет перед государственным фондом управления имуществом обязательства в течение года провести приватизацию предприятия. Если обязательства выполнялись, то инициативной группе предоставлялось исключительное право на приобретение от 20 до 30% обыкновенных акций предприятия, еще до 20% отдавалось «трудовому коллективу». Оставшиеся после реализации любого из трех вариантов приватизации акции реализовывалось фондами государственного и муниципального имущества.
Большинство директоров готовили свои коллективы к акционированию по первому и второму вариантам226. Это была еще одна стратегия пассивного сопротивления рыночным реформам, которая теоретически должна была помешать превратить в товар российские производственные мощности и сохранить контроль над ними у старых администраторов. В этом русле действовал и Найдин, готовивший «трудовой коллектив» к акционированию комбината по первому варианту. Он отказался от предложения гостя из Москвы.
Тогда в марте 1993 г. на В. Найдина неожиданно было заведено уголовное дело по статье 93 — хищение в особо крупных размерах. Через полгода следствие по делу было прекращено, дело развалилось за отсутствием состава преступления, но на время следствия обязанности Найдина взял на себя главный инженер ВЦБК Ю.А. Иванов.
Волею случая став директором, Иванов тут же согласился на предложение «Эллис Лак». В конце 1994 г. конференция «трудового коллектива» приняла решение о приватизации по третьему варианту227. Вспомним мысль С. Кларка и В. Кабалиной, что российская приватизация давала возможность директорам, манипулируя своими «трудовыми коллективами», конвертировать свои административные должности в собственность228. Эта мысль выражена ими слишком категорично — на примере ВЦБК мы видим, что директорские стратегии могли быть различными и зависели как от личности самого директора, так и от ситуации, в которой оказалось вверенное ему предприятие. Однако здесь важно и другое: «трудовые коллективы», по крайней мере на первых порах, оставались верны своими директорам и не отделяли их интересов от своих, что открывало гигантские возможности для манипуляции общественным мнением. В своем интервью А.Ю. Заикина, будущий лидер профкома ВЦБК, заметила, что на той конференции ни у кого и мысли не возникало, что директор может обманывать свой коллектив: «Стали вот ходить разговоры — я в то время очень не вникала в это — что надо приватизировать предприятие, что там такие сложности. А так как мы... в общем-то... ну приватизировать - так приватизировать, лучше по первому варианту — лучше по первому, лучше по третьему — лучше по третьему. Я до сих пор думаю, что все беды происходят из-за нас конкретно, потому что вот мы — ну обыватели — то есть нам что сказали и нам не интересно что с нами дальше будет, верим кому-то на слово, не интересуемся, никаких вопросов...»229
В итоге, «Эллис Лак» получила 25% акций ВЦБК230, «трудовой коллектив» еще 17%, остальное осталось в ведении Российского фонда федерального имущества (РФФИ) и его структурных подразделений. Впрочем, свою долю фонд также собирался продать. 12 марта 1994 г. комитет по управлению муниципальным и государственным имуществом (КУГМИ) Выборгского района Ленинградской области инициировал проведение инвестиционного конкурса за право приобретения пакета акций в 20,7% уставного капитала ВЦБК231. В конкурсе участвовали четыре компании: «Эллис Лак», представлявшая собой «инициативную группу» и текущее руководство комбината, муниципальное предприятие «Рута», за которым стоял давний поставщик сырья для Выборгского ЦБК Архангельский ЦБК и две иностранных компании — зарегистрированная на Кипре «Alliance Cellulose Limited» и зарегистрированная в США «Alcor Edvans Limited».
Ясногорский машиностроительный завод: рабочий бунт в «красном поясе»
Ясногорский машиностроительный завод был сердцем города Ясногорск Тульской области. Здесь совсем другая атмосфера, чем на исторических предприятиях Петербурга. С одной стороны, Тульская область - это край, где исторически развиты металлургические промыслы, место, проецирующее индустриальные смыслы. С другой, Ясногорск это расположенный на железной дороге небольшой город в 15 тысяч человек, окруженный морем сельской местности.
Завод вырос из небольшого кустарного производства плугов, которое возникло здесь еще в 1895 г. Впрочем, настоящее его рождение связано с индустриализацией и войной. Первые пятилетки завод по-прежнему производит сельскохозяйственный инвентарь, а во время войны перепрофилируется на производство горно-шахтного оборудования — вагонеток, проходческого оборудования, насосов. В эти годы меняется местный культурный ландшафт: небольшая деревня Лаптево становится рабочим поселком, который в 1958 г. за счет постоянно растущего завода станет городом Ясногорском.
На деньги завода строятся целые улицы домов и соответствующая позднесоветским стандартам социально-культурная инфраструктура. В этом отношении Ясногорск столь же обязан ЯМЗ, как Советский — ВЦБК. К 1989 г. население города перевалило за 20 тысяч человек, из которых более 7 тысяч работали на занимавшем более 60 гектаров заводе. Парадоксальным для подобных поселений образом город сочетал обилие индустриального труда и профессий - токарей, слесарей, фрезеровщиков, формовщиков, литейщиков, инженеров - с массивами личных подсобных хозяйств, на которых члены семей рабочих занимались огородничеством и отчасти животноводством.
Кроме материалов прессы и прочих письменных источников исследование построено на трех интервью с участниками борьбы за Ясногорский машиностроительный завод. Во-первых, это интервью с А.Е. Гуантинфа — лидером стачечного комитета и Совета трудового коллектива ЯМЗ. Наша беседа с ним состоялась в ноябре 2016 года и тогда это был крепкий уверенный в себе темноволосый мужчина предпенсионного возраста. В 1998 году, когда началась эта история, Андрей Евгеньевич уже более десяти лет работал на ЯМЗ и успел переменить множество рабочих специальностей — слесаря, формовщика, литейщика. Летом 1998 г. он примерил на себя роль рабочего лидера, которым оставался до середины 2000-х годов. За это время был лидером стачечного комитета, профсоюза, муниципальным депутатом. Его рассказ - это рассказ о том, как из-за корыстного или наплевательского отношения обладающих властью (на заводе, в городе или в стране) умирал гигант ЯМЗ. Рабочие в его нарративе по мере сил пытались остановить этот процесс, но из-за отсутствия веры в возможность окончательной победы, единства рядов, готовности идти до конца всех их успехи оказывались лишь тактическими, а спустя 15 лет и вовсе начинали выглядеть как своего рода шалости против всесильного противника.
Другая история - это история многолетнего коммерческого директора ЯМЗ, выбранного в 1998 году «народным» генеральным директором предприятия, Л.К. Рощени. Обладатель колоритной биографии — бывший военный моряк, отсидевший в 1960-е гг. несколько лет по политической статье — он рассказывал в основном о приватизационных интригах вокруг завода, как менялись руководители, как создавалась состояния и как во всех этих обстоятельствах он, Ленст Рощеня, выходил героем положения. К моменту нашей с ним беседы Ленсту Константиновичу было уже почти 90 лет, некоторые детали его рассказа делали его одновременно похожим и на сборник баек, и на исповедь. И так как главным героем нарратива Рощени был он сам, он постоянно ставил вопрос о том, как в декорациях ЯМЗ нужно было действовать правильно. Правильно в этическом смысле - чтобы в конце жизни было себя не в чем упрекнуть.
Третий нарратив принадлежит В.В. Дамье - историку, доктору исторических наук, преподавателю НИУ ВШЭ, в 1998 г. анархо-синдикалисту, который ненавидел одновременно корпорации, государство, бюрократию и всяческие иерархии кроме тех, которые создаются прямой демократией трудящихся. В Ясногорск с группой товарищей он приехал из Москвы в начале 1999 г., когда местные рабочие и их борьба уже получили специфическую известность. Этот городок привлек анархистов тем, что, как они полагали, здесь происходят события мирового значения. Увиденное в Ясногорске, по словам Дамье, «нам безумно понравилось, это было именно то, что мы пропагандируем». Ясногорская стачка стала для анархистов тем практическим жизненным опытом прямой демократии, которая до этого была для них лишь вычитанном в книгах теоретическим знанием. Поэтому нарратив Дамье - это нарратив о великой мечте, которая на краткий миг стала реальностью.
Пикантности ситуации добавляет тот факт, что Тульская область в конце 1990-х гг. это «красный пояс», регион стабильной поддержки КПРФ, вотчина «красного губернатора» В.А. Стародубцева. Современные исследователи склонны объяснять феномен «красного пояса» инертностью населения и элит регионов со значительным аграрным или аграрно-индустриальным населением (Черноземье, некоторые области Поволжья и те республики Кавказа, которых не затронула чеченская война)330. Сам Стародубцев с его образцовой биографией советского агрария, директора совхоза, поднявшегося до вершин советской власти и успевшего даже побыть членом ГКЧП, иллюстрирует этот вывод. Тем не менее, специфика постсоветского общества такова, что даже просоветский консерватизм нес в себе радикальные черты — в смысле противостояния исторической тенденции доминирования российского государства в гражданском обществе. Однако ирония судьбы в том, что когда «трудовой коллектив» ЯМЗ взбунтовался против руководителей своего завода, то явочным порядком (к этому ведет ситуация моногорода) ему пришлось выступить и против городской администрации Ясногорска, руководимой местным отделением КПРФ, т.е. сторонниками губернатора Стародубцева. Соответственно, в этом конфликте оппозиционная партия КПРФ, по крайней мере ее тульское измерение, объективно выступала как «партия порядка».
Приватизация ЯМЗ, в отличие от питерского Комбината цветной печати, не сопровождалась какой-то особой борьбой между администрацией и «трудовым коллективом» или, как на ВЦБК, попытками взять предприятие под внешний контроль. ЯМЗ был приватизирован так, что большая часть акций осталась у «трудового коллектива» и топ-менеджмента, а небольшая была реализована на рынке. Тем не менее, не обошлось без сопутствующих всевластию приватизационных директоров эксцессов: последний советский генеральный директор завода Н. Карих попытался организовать несколько афер.
После того как они вскрылась, разразился скандал. Собрание акционеров и совет директоров завода, по существу все еще «трудовой коллектив» и топ-менеджмент предприятия, уволили Кариха. Вместо него генеральным директоров стал В.Г. Чернов, выходец из той же когорты советских промышленных инженеров и хозяйственников. С его приходом история с корыстными аферами повторилась, но уже в более серьезных масштабах. В сущности, история ЯМЗ - это история о том, как при отказе от партийно-планового контроля бывшие советские директора получили чрезвычайную власть. Этой властью они могли распорядиться тремя способами. Во-первых, избрать стратегию «красного директора» - законсервировать нерентабельное производство, постараться сохранить производственные контакты и рынки сбыта, т.е. пережить всем «трудовым коллективом» катастрофический период реформ. Сложно сказать в абсолютных числах, какое количество директоров избрали эту стратегию, но, вероятно, речь идет если не о большинстве, то о значительной части. Во-вторых, бывшие советские директора могли попробовать стать новыми собственниками, капиталистами — заполучить большую часть вверенного им имущества и постараться увеличить свою долю рынка. Судя по тому, что среди современных российских олигархов доля бывших советских экономических администраторов невелика, количество решившихся на этот эксперимент директоров вряд ли было значительным (или те, кто решился, были достаточно быстро вытеснены более предприимчивыми собратьями из криминальных или политических структур). Наконец, третий путь состоял в том, чтобы получить из вверенного им имущества максимум личного дохода, довести его до банкротства, а затем покинуть тонущий корабль. Это путь, учитывая несформированность правового поля нового российского капитализма, требовал от директоров меньше всего действий, но зато сулил большие и быстрые личные выгоды.