Социальная политика государства в отношении незащищенных слоев населения Южного Урала в 1914-1929 гг. Султанов Роберт Альбертович

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Забота государства и общества о пенсионерах и инвалидах 30

1.1. Становление и развитие системы пенсионного обеспечения .30

1.2. Социальная и трудовая реабилитация лиц с ограниченными возможностями здоровья 56

Глава 2. Мероприятия по поддержке семьи и защите прав детей .87

2.1. Формирование учреждений охраны материнства и детства 87

2.2. Борьба с детской беспризорностью и безнадзорностью 116

Глава 3. Государственные и общественные меры обеспечения потребностей временно нуждающихся малоимущих слоев населения 135

3.1. Реализация прав и свобод беженцев и военнопленных 135

3.2. Организация помощи малообеспеченному местному населению 159

Заключение .

Список использованных источников и литературы .

• Социальная и трудовая реабилитация лиц с ограниченными возможностями здоровья
• Борьба с детской беспризорностью и безнадзорностью
• Реализация прав и свобод беженцев и военнопленных
• Организация помощи малообеспеченному местному населению

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Социальная политика является составной частью внутренней политики государства, при которой происходит тесное соприкосновение государства и его граждан. В условиях коренных преобразований, произошедших в стране в 1990-е годы, увеличилось количество незащищенных слоев населения¹. Государство принимало определенные меры, направленные на улучшение качества жизни инвалидов, детей-сирот, пенсионеров и других нуждающихся граждан, однако эта задача полностью не решена и на сегодняшний день. Поэтому приняты Указы Президента Российской Федерации «О мероприятиях по реализации государственной социальной политики» от 7 мая 2012 г. и «О некоторых мерах по реализации государственной политики в сфере защиты детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей» от 28 декабря 2012 г.

Актуальность и социально-экономическая значимость названных проблем требуют учитывать исторический опыт деятельности государства в разные периоды его развития, особенно в условиях перехода от одной экономической модели развития к другой. В этом плане особый интерес представляет социальная политика в отношении незащищенных слоев населения, проводимая в 1914—1929 гг., когда государство стало разрабатывать программы поддержки инвалидов, сумело до определенной степени централизовать пенсионную систему, сформировало механизмы государственной охраны материнства и детства, научилось преодолевать последствия нищеты и массового голода в стране и в регионах.

Избранная тема диссертационной работы актуальна и в научном плане, поскольку социальная политика государства в отношении незащищенных слоев населения Южного Урала в 1914—1929 гг. не была предметом комплексного научного исследования.

Объектом исследования является социальная политика государства в 1914— 1929 гг.²

Предметом исследования выступает реализация социальной политики в отношении социально незащищенных слоев населения Южного Урала в 1914—1929 гг.: пен-

¹ Социально незащищенные слои населения — группы людей, обладающие низким уровнем дохо
да и накопленного богатства. К ним относятся преимущественным образом пожилые одинокие люди, ин
валиды, многодетные и неполные семьи, а также семьи, потерявшие кормильца, лица, имеющие доходы
ниже прожиточного минимума (Современный экономический словарь. М., 2006. С. 352).

² Социальная политика — система политических идей, решений и действий, нацеленных на
обеспечение оптимального в данных условиях развития и функционирования социальных общностей
(социальных групп, слоев, сословий, наций и народностей), а также граждан всех вместе и каждого в
отдельности (Власть. Политика. Государственная служба. Словарь. М., 1996. С. 91). Автор диссерта
ции основное внимание уделил анализу деятельности государства по реализации социальной поли
тики. Вместе с тем в работе рассматривается и деятельность общественных организаций, которые
оказывали существенное влияние на государство в этой сфере (благотворительные фонды, профсою
зы, партии, общества инвалидов, женские и молодежные организации).

4 сионное страхование, реабилитация инвалидов, охрана интересов матери и ребенка, социальная помощь нуждающимся.

Хронологические рамки охватывают период от начала Первой мировой войны (июль 1914 г.) до номинальной даты фактического свертывания нэпа (ноябрьский пленум ЦК ВКП(б) 1929 г.). Выбор хронологических рамок обусловлен желанием показать непрерывное развитие социального кризиса, проявившего себя в Первой мировой войне, вылившегося в Гражданскую войну, и попытку его решения, воплотившуюся в новой экономической политике. С 1914 г. происходила перестройка социальных институтов. В годы Первой мировой войны торгово-промышленная элита страны впервые открыто стала участвовать в государственных делах, что наиболее ярко проявилось при организации Временного правительства, а 1920-е гг. стали периодом наступления на капитал, и предприниматели как класс перестали существовать. Трансформации не могли не сказаться на жизни общества, поэтому в 1914—1929 гг. социальная незащищенность населения испытывала резкие подъемы.

Территориальные рамки, обозначенные в настоящей работе как Южный Урал, имеют ряд особенностей. До Октябрьской революции 1917 г. мы рассматриваем социальную политику в пределах Оренбургской и Уфимской губерний, но при этом включаем сведения о Бузулукском и Бугурусланском уездах, относившихся к Самарской губернии. В годы Гражданской войны из состава Оренбургской губернии выделилась Челябинская губерния (1919—1923 гг.), а на границе Оренбургской и Уфимской губерний возникла Автономная Башкирская республика с центром в Стерлитамаке (1919— 1922 г.) — «Малая Башкирия». Несмотря на то что объединение Башкирии произошло в 1922 г., названия «Большая Башкирия» и «Малая Башкирия» употреблялись вплоть до 1930 г. Упраздненная в 1923 г. Челябинская губерния вошла в состав Уральской области, а Оренбургская губерния в 1928 г. стала частью Средне-Волжской области.

Степень изученности темы. Историографический обзор можно разделить на три периода: 1) дореволюционный (до 1917 г.); 2) советский (1917—1991 гг.); 3) современный (с 1991 г. по настоящее время). Вместе с тем следует выделить развивавшуюся отдельно от советской историософии научную деятельность русской эмиграции, а также попытки западных историков осветить политические события в России 1914—1929 гг.

Дореволюционный период характеризуется появлением трудов, освещавших современные на тот момент проблемы общества. Понятие «социальная политика» было введено в оборот отечественной науки в самом начале XX в. и определялось В. В. Водовозовым как «совокупность мер, преследующих цель улучшения экономического, политического и духовного положения рабочих классов». Вместе с тем, как отмечалось им, призрение в область социальной политики обыкновенно не входило¹. Следовательно, часть незащищенных слоев населения (инвалиды в богадельнях, сироты в приютах) социальная политика того времени не затрагивала.

Энциклопедический словарь. Т. 31. СПб., 1900. С. 72—75.

Множество работ в отечественной науке начала XX века было посвящено нищенству. Преимущественно их авторы указывали на маргинализацию незащищенных слоев общества и вклад в рост преступности¹. Проблему бедности населения в предреволюционный период активно поднимал и В. И. Ленин, сделав вывод о том, что в экономически успешном 1913 году в России поправило свое экономическое положение 4 млн. крестьянских семей, обеднело 7 млн. 600 тыс. и осталось на прежнем нищенском уровне 8 млн. 400 тыс.² Правовед и общественный деятель В. Ф. Залеский раскрыл проблему призрения детей, признав неудовлетворительным состояние большинства российских детских приютов, а также подверг критике халатность должностных лиц³. Существенный вклад в изучение социальной политики внесла русская цивилистика. Л. С. Таль исследовал страхование наемного труда, регулирование деятельности общественных установлений⁴. В советский период он продолжил публикацию своих работ, но с учетом изменившейся государственной идеологии⁵.

Проблему социальной незащищенности отдельных групп населения изучали земские деятели. М. А. Ошанин в 1914 г. пришел к выводу о необходимости создания специальных местных органов, занимающихся социальной работой с семьями и матерями из групп социального риска и тем самым обеспечивающих профилактику оставления детей⁶. Самым крупным исследователем в области городского и земского самоуправления являлся Б. Б. Веселовский, его работы посвящены вопросам развития земского пенсионного страхования, адаптации земств к новым общественным условиям, взаимодействия учреждений внутри вертикали власти⁷.

Двадцатые годы XX в. стали для отечественной науки периодом наиболее активного исследования жизни социально незащищенных слоев общества и социальной политики. После Гражданской войны значительная часть населения проживала за чертой

¹ Левенстим А. А. Профессиональное нищенство: его причины и формы. СПб., 1900; Гернет
М. Н. Социальные факторы преступности. М., 1905.

² Ленин В. И. Поправляется или беднеет крестьянство? // Полное собрание сочинений. 5-е изд.
М., 1973. Т. 23. С. 164.

³ Залеский В. Ф. Попечение о беспризорных и покинутых детях. Казань, 1916.

⁴ Таль Л. С. Очерки промышленного права. М., 1916; Его же. Трудовой договор: цивилистиче-
ское исследование. Ярославль, 1913—1918.

⁵ Таль Л. С. Очерки промышленного рабочего права. М., 1918; Его же. Понятие и сущность хо
зяйственного права // Право и жизнь. 1924. Кн. 9. С. 15—26.

⁶ Труды съезда по общественному призрению, созванного Министерством внутренних дел
11—16 мая 1914 г. Т. 1. Ч. 2. Пг., 1914. С. 1—12; О призрении покинутых детей. Основные положе
ния доклада М. А. Ошанина // Развитие личности. 2003. № 3. С. 238.

⁷ Веселовский Б. Б. К вопросу о земских пенсионных и эмеритальных кассах. Пенза, 1910; Его
же. Календарь-справочник земского деятеля. М., 1911—1917; Его же. Календарь-справочник город
ского деятеля. М., 1911—1917; Его же. К вопросу о взаимных отношениях губернских и уездных
земств. Пенза, 1911; Его же. Муниципализация и муниципальная политика в России // Записки Им
ператорского Русского Технического общества. 1914. № 4; Его же. Местное самоуправление и демо
кратия. Пг., 1917.

6 бедности, на Южном Урале и в Поволжье с трудом удалось победить голод, возросла беспризорность. Врач Л. М. Василевский выявил факторы, приводящие к разрушению семьи, привел статистику оставления детей и уличной беспризорности, включив количественные данные по Оренбургу, Уфе, Челябинску и губерниям¹. Социально-правовой охране детства посвятил работу М. Н. Гернет, сравнив уровень защиты прав детей в РСФСР и странах Западной Европы². В 1929 году в Париже издал книгу о советских беспризорных детях В. М. Зензинов³. Он пришел к выводу, что «нигде в мире беспризорность не имеет таких ужасных, поражающих воображение форм, как в СССР»⁴. В то же время советский автор Е. П. Радин, подтверждая факт наличия в РСФСР самой большой в мире сети детских домов, для преодоления роста беспризорности предлагал создание детской самоорганизации⁵.

Поскольку советская политика основывалась на приоритете рабочего класса, то закономерным было появление изданий, содержащих анализ рабочего законодательства, страхования наемного труда, вопросов улучшения быта трудящихся и т. д. В Ленинграде была выпущена книжная серия по истории труда в России, показавшая социальную незащищенность многих рабочих в период Первой мировой войны, процесс развития касс взаимопомощи, мероприятия по оказанию помощи приезжим ремесленникам и безработным⁶. Тогда же появились исследования, ограниченные территориальными рамками Урала и посвященные социальному положению рабочих и их семей⁷.

Комплексные труды 1920-х гг. по истории Первой мировой войны преимущественно описывали боевые действия, не останавливаясь на социальном аспекте⁸. Данный недостаток восполнялся публикациями специалистов по отдельным вопросам. Так, врач С. А. Новосельский в 1923 г. указал возрастной состав и причины инвалидности (ранения, болезни и т.д.) среди населения России за 1914—1917 гг.⁹

Историография советского периода по социальной проблематике, начиная с 1930-х гг. и заканчивая 1985 г., развивалась под строгим контролем партии и правительства. Голод на Южном Урале, явление массовой детской беспризорности стали

¹ Василевский Л. М. Голгофа ребенка. Беспризорность и дети улицы. М. ; Л., 1924. С. 6—15.

² Гернет М. Н. Социально-правовая охрана детства за границей и в России. М., 1924.

³ Зензинов В. М. Беспризорные. Париж, 1929.

⁴ Там же. С. 6.

⁵ Радин Е. П. Охрана здоровья детей и подростков и социальная евгеника. Орел, 1923. С. 20.

⁶ Гершензон Э. Х. Пролетарские кассы взаимопомощи. Л., 1924; Гордон М. Я. Очерк экономи
ческой борьбы рабочих в России. Л., 1926.

⁷ Таняев А. П. Уральские рабочие накануне и в годы империалистической войны // Рабочий
класс Урала в годы войны и революции в документах и материалах. Свердловск, 1927. Т. 1. С. 5—34;
Его же. Колчаковщина на Урале. Свердловск, 1930.

⁸ Зайончковский А. М. Мировая война 1914—1918. М., 1923.

⁹ Новосельский С. А. Материалы по статистике травматизма, болезненности и инвалидности в
войну 1914—1917 гг. // Демография и статистика (избранные произведения). М., 1978. С. 227—249.

7 уже к концу 1920-х гг. запретными темами, поскольку выводами советских ученых и материалами периодической печати оперировали эмигранты, чтобы доказать несостоятельность СССР в социальной сфере. Даже во время «оттепели» второй половины 1950-х гг. и первой половины 1960-х социальная политика периода нэпа не подлежала ревизии, как и негативные оценки деятельности дореволюционных учреждений. В конце 1950-х — начале 1960-х гг. из книжных магазинов и библиотек были изъяты сочинения 1920-х гг., и многие из них по сей день остаются недоступными в силу своей редкости¹.

Проблемам здравоохранения за период с 1914 по 1929 г. было уделено достаточно внимания со стороны исследователей. «Большая медицинская энциклопедия» 1928—1936 гг. под редакцией Н. А. Семашко содержит обобщающие таблицы по инвалидности, заболеваемости туберкулезом, наркомании и т.д.² Н. А. Шерстенников в 1942 г. рассмотрел развитие земской медицины и общественного призрения эпохи монархии и медицинской системы советского периода на территории Башкирии, включая мероприятия по охране материнства и детства, комплексные меры по снижению детской смертности, вопросы социальной гигиены и повышения квалификации кадров³. Обзор здравоохранения СССР под редакцией М. И. Барсукова содержит анализ нормативно-правовых актов, раскрывает вопросы охраны здоровья матери и ребенка, реабилитации инвалидов, строительства сети лечебно-профилактических учреждений, но в целом, ввиду своей специализации, отличается схематизмом при описании социальной сферы⁴.

К середине 1960-х гг. были подготовлены очерки по истории отдельных областей Южного Урала⁵. Основной их задачей было показать успехи форсированного развития экономики и результаты выполнения пятилеток. Социальную политику данная литература освещает только скупыми цифрами, касающимися продовольственного снабжения города и села, строительства медицинских и образовательных учреждений, обеспечения жильем. Участие несоветских организаций в помощи населению трактуется авторами очерков резко негативно. К примеру, земства называются антинародными учреждениями, насажденными царизмом и ухудшающими положение жителей дополнительными сборами на свое содержание. Вклад Американской администрации помощи (АРА) в борьбу с голодом и обустройство детских домов не отображен ни количественно, ни качественно — только обличаются попытки «империалистов Европы и

¹ Сводный список книг, подлежащих изъятию из библиотек и книготорговой сети. М., 1961.
С. 80—85.

² Большая медицинская энциклопедия : в 35 т. 1-е изд. М., 1928—1936.

³ Шерстенников Н. А. Здравоохранение Башкирии : дис. … д-ра мед. наук. Б. м., 1942.

⁴ Очерки истории здравоохранения СССР. 1917—1956 гг. М., 1957.

⁵ Краткий очерк истории Челябинской области. Челябинск, 1965; Очерки по истории Башкир
ской АССР : в 2 т. Уфа, 1956—1966.

8 Америки» воспользоваться народным бедствием и создать «разветвленную сеть антисоветских опорных пунктов»¹.

Социальная политика как самостоятельный предмет для изучения стала рассматриваться советской наукой лишь с 1970-х гг. Монография Л. К. Баевой показывала передовую роль партии и правительства и вклад трудового народа в строительство социального государства, направленного на удовлетворение материальных интересов рабочего класса, городской и сельской бедноты². Коллективные труды В. З. Дробижева, Е. К. Миннибаева, В. П. Михеенкова и др. прослеживают развитие социальной политики Советского государства в период с 1917 г. по начало 1980-х гг.³ Объектом этих исследований является рабочий класс, поэтому слабо представлены сведения о социально незащищенных категориях населения.

На современном этапе развития исторической науки стали доступны для изучения рассекреченные документы центральных и местных архивов. Отказ от официальной доктрины позволил расширить круг методов, использовать работы репрессированных и эмигрировавших участников событий, общественно-политических деятелей и исследователей.

Значительную часть современной историографии по Южному Уралу составляют исследования, посвященные хозяйственной жизни региона, затрагивающие политические, административные и социальные вопросы. В частности, получила отражение политическая борьба рабочих, крестьян и казачества за признание своих прав и улучшение экономического положения в условиях революционных событий, политических реформ и разрушения традиционного уклада жизни⁴. Работа И. В. Семенченко раскрывает достижения земств Южного Урала в социальной сфере: строительство учреждений, оказание помощи малообеспеченному населению⁵. Отдельные аспекты социальной политики на Южном Урале выявляются в исследованиях по женскому движению, образованию и культуре, здравоохранению, решению продовольственных вопросов, устройству беженцев и т.д.⁶

¹ Краткий очерк истории Челябинской области. Челябинск, 1965.

² Баева Л. К. Социальная политика Октябрьской революции (октябрь 1917 — конец 1918 г.).
М., 1977.

³ Социальная политика Советского государства. Укрепление ведущей роли рабочего класса в
социалистическом строительстве / под ред. В. З. Дробижева. М., 1985; Социальная политика Совет
ского государства и рабочий класс: вопросы методологии, историографии, источниковедения / под
ред. В. З. Дробижева. М., 1988.

⁴ Бадретдинова М. М. Промышленность и рабочие Южного Урала в период нэпа (1921—
1927 гг.) : автореф. дис. … канд. ист. наук. Оренбург, 1995; Сафонов Д. А. Крестьянство и власть в
эпоху реформ и революций (на материалах Южного Урала) (1855—1922) : дис. … д-ра ист. наук. М.,
1999; Лабузов В. А. Деревня Южного Урала в период социальных потрясений и экономических ре
форм: 1917—1930 гг. : дис. … д-ра ист. наук. Екатеринбург, 2005.

⁵ Семенченко И. В. Земское самоуправление на Южном Урале в 1917—1918 гг. : автореф.
дис. … канд. ист. наук. Челябинск, 1995.

⁶ Булатова Л. В. Продовольственная политика царского и временного правительств и ее реализация
на Южном Урале в годы Первой мировой войны : автореф. дис. … канд. ист. наук. Оренбург, 2002; Маш-

В работе В. А. Надеждиной, посвященной социальной политике на Южном Урале в период нэпа, затрагиваются вопросы социальной помощи населению, деятельности страховых касс, инвалидных организаций, борьбы с детской беспризорностью и устройства детей, но основной упор сделан на трудоспособных защищенных граждан — рабочих и крестьян. Она пришла к выводу, что дальнейшее развитие нэпа было невозможно без глубокой модернизации всех сфер народного хозяйства, а нарастание классовой борьбы и «патерналистские настроения социального иждивенчества» со стороны малообеспеченной части населения носили выраженный антимодернизаци-онный характер¹. Н. С. Сажина на материалах Урала выяснила, что проблему беспризорности к концу 1920-х гг. органам власти и общественным организациям не удалось решить, но главным достижением явилось создание механизма постоянной защиты несовершеннолетних². Общественное призрение в Российской империи исследовал А. А. Хитров, отметив, что многие из созданных императорской фамилией комитетов по оказанию помощи населению продолжали действовать еще некоторое время после свержения монархии, даже при советской власти³.

Различного рода информация по частным вопросам, а также сведения, необходимые для лучшего понимания тех или иных событий, содержатся в монографиях и научных статьях, посвященных вопросам образования⁴, детской беспризорности⁵, устройства беженцев и военнопленных⁶, земской помощи населению, реабилитации инвалидов⁷.

кова Н. Н. Мобилизация людских и материальных ресурсов на Южном Урале в условиях войны (1914— 1917 гг.) : автореф. дис. … канд. ист. наук. Оренбург, 2004; Рязанский И. В. Тыловая российская провинция в условиях Первой мировой войны: (Южный Урал в июле 1914 — феврале 1917 г.) : автореф. дис. … канд. ист. наук. Челябинск, 2006; Сытник И. Г. Женский вопрос в политике государства и его решение на Южном Урале (1918—1930 гг.) : автореф. дис. … канд. ист. наук. Оренбург, 2006; Идрисова Э. С. Иностранные военнопленные Первой мировой войны на Южном Урале в 1914—1921 гг. : автореф. дис. … канд. ист. наук. Оренбург, 2008; Магомедов Р. Р. Война и хлеб: история продовольственной политики государства на Южном Урале в годы Первой мировой войны. Оренбург, 2012.

¹ Надеждина В. А. Государственная социальная политика на Южном Урале в годы нэпа :
дис. … д-ра ист. наук. СПб., 2005. С. 406—407.

² Сажина Н. С. Деятельность государства и общественных организаций по ликвидации детской бес
призорности в 1921—1928 гг. (на материалах Урала) : автореф. дис. … канд. ист. наук. Екатеринбург, 2003.

³ Хитров А. А. Дом Романовых и российская благотворительность. Вторая половина XIX —
начало XX в. : автореф. дис. … д-ра ист. наук. СПб., 2009.

⁴ Болодурин В. С. Образование и педагогическая мысль в Оренбуржье: страницы истории
(1735—1940 гг.). Оренбург, 2001; Кораблева Г. В. Реализация принципов доступности и бесплатно
сти образования в Советском государстве (1917—1991 гг.) // Известия Самарского научного центра
РАН. 2009. Т. 11, № 6. Ч. 2. С. 341—345; Сафонова З. Г. Детские организации Оренбуржья в XX в.
Оренбург, 2012.

⁵ Сажина Н. С. Проблема беспризорности в 1920-е гг.: сущность и причины // Социальная ра
бота на Урале, 2002. С. 20—29; Кривоносов А. Н. Исторический опыт борьбы с беспризорностью //
Государство и право. 2003. № 7. С. 92—98.

⁶ Курцев А. Н. Беженство // Россия и Первая мировая война. СПб., 1999. С. 129—146; Судоргина
Т. В. Беженцы не были оставлены на волю Божию // Вечерний Оренбург. 2000. 16 февр.; Чечуха А. Л.
Долгая дорога домой. К 100-летию начала Первой мировой войны // Бельские просторы. 2014. № 1; Бу-
равцов В. Н. Уфа и уфимцы во время Первой мировой войны // Бельские просторы. 2014. № 2.

⁷ Никитина А. В. Земская санитарная организация Уфимской губернии в начале XX в. // Изве
стия РГПУ им. А. И. Герцена. 2008. № 69. С. 230—233; Кобзов В. С. Земские инициативы во вне-

В контексте международных отношений отдельные проблемы российской социальной политики периода 1914—1920-х гг. рассматривают зарубежные авторы. Первыми исследователями стали непосредственные участники событий и должностные лица международных организаций. Отчеты АРА, действовавшей на Южном Урале, по праву могут считаться первоисточниками. «Американский журнал медицинских наук» за март 1927 г. дает обзор на «Бюллетень АРА» Г. Бьюкеса, содержащий информацию о санитарных условиях в России первых лет советской власти, питании населения, эпидемических заболеваниях и вкладе АРА в улучшение жизни детей и взрослых¹.

Д. Футман заявил об исключительной миротворческой роли американского консула, призвавшего чехословаков отказаться от вооруженной борьбы, отрицая также американский след в попытке свержения власти большевиков на территории прилегавшего к Южному Уралу Туркестанского края². Э. Саттон, напротив, продемонстрировал связь отдельных представителей американской бизнес-элиты с большевистским руководством при осуществлении социалистической революции³. Широкий круг общественно-политических вопросов охватывает «Кембриджская история России»: деятельность органов земского и городского управления, миграции населения, а также общие вопросы советской социальной политики (борьба с голодом в 1921 г., с детской беспризорностью, затронута пенсионная система 1920-х гг.)⁴.

Западная историография, не связанная советской традицией разделения российской истории по 1917 г., видит революционные события следствием социального кризиса Первой мировой войны. Например, П. Холквист датирует данный кризис 1914— 1921 гг. и поворотным пунктом называет 1914 г., когда для удовлетворения нужд общества были созданы «парагосударственные структуры» — институты, в которых властью обладали не только государственные, но и общественные деятели; при этом в России до того момента, в отличие от стран Европы, не было опыта демократии⁵.

Представленный обзор научной литературы свидетельствует о значительном интересе исследователей к изучению истории социальной политики и социальной защиты населения в период с 1914 по 1929 г. Тем не менее научные труды и статьи по указанной проблематике в территориальных рамках Южного Урала отличаются неполно-

школьном образовании Оренбургской губернии в 1917 г. // Вестн. Челяб. гос. ун-та. 2009. № 32. С. 59—64; Нуруллина А. И. Кооперация инвалидов в России в 1920-е гг. как этап развития социальной работы // Социальные науки: опыт и проблемы подготовки специалистов социальной работы. Екатеринбург, 2006. Вып. 2. URL: ; Маркова С. А. История развития коррекционного образования в Оренбургской области. URL: .

¹ American Relief Administration Bulletin: American Medical and Sanitary Relief in the Russian
Famine, 1921—1923 // American Journal of the Medical Sciences. 1927. Vol. 173, Issue 3. P. 424.

² Footman D. Civil War in Russia. New York, 1961. P. 24.

³ Sutton A. C. Wall Street and The Bolshevik Revolution. New York, 2011. P. 7.

⁴ The Cambridge History of Russia. Cambridge, 2006.

⁵ Холквист П. Революция ковалась в войне: непрерывный кризис в России 1914—1921 гг. //
Россия в Первой мировой войне: новые направления исследований. М., 2013. С. 93—94.

11 той и разрозненностью, что еще раз подтверждает необходимость дальнейшей исследовательской работы в данном направлении. В частности, не получили должного освещения вопросы пенсионной политики в 1914—1929 гг., реабилитации инвалидов Первой мировой и Гражданской войн, защиты прав детей, помощи временно нуждающимся малоимущим слоям населения.

Цель работы: исследовать социальную политику государства в отношении незащищенных слоев населения и ее реализацию на Южном Урале в 1914—1929 гг.

Для достижения данной цели определены следующие исследовательские задачи:

1. проанализировать становление и развитие системы пенсионного страхования и материально-денежного обеспечения нетрудоспособного взрослого населения (пожилых и инвалидов) и их семей, а также трудящихся на случай нетрудоспособности в исследуемый период;

2. изучить изменения в положении инвалидов в структуре общества в 1914— 1929 гг. и в осуществлении реабилитации лиц с ограниченными возможностями;

3. охарактеризовать социальную политику по защите прав и интересов матери и ребенка и рассмотреть ее реализацию в регионе на примере неполных и малообеспеченных семей;

4. выяснить меры, предпринимаемые государством и обществом для профилактики и решения проблемы детской беспризорности и безнадзорности;

5. рассмотреть государственную поддержку беженцев и военнопленных, а также эвакуированного населения и спецпереселенцев;

6. выявить комплекс мер, направленных на улучшение благосостояния временно нуждающихся малоимущих слоев местного населения.

Методы исследования. В диссертации использован комплекс общенаучных и специальных методов, отвечающих потребностям многогранной работы с историческим материалом. Применение традиционных подходов — историко-генетического, проблемно-хронологического и историко-сравнительного — является неотъемлемым этапом любого исторического исследования. С ними тесно связаны методы периодизации, синхронистического и диахронического анализа, структурно-функциональный метод. Анализ и подсчет статистических показателей производились при помощи количественных методов. Биографический и праксиметрический методы, метод кейсов, построение портрета социальной группы позволили систематизировать результаты и дать оценку событиям в рамках рассмотрения деятельности общественных объединений и отдельных лиц.

Источниковую базу исследования составляют: неопубликованные документы и материалы центральных и местных архивов, опубликованные документы, нормативно-правовые акты, источники личного происхождения и материалы периодической печати. Неопубликованные источники представлены единицами хранения трех центральных и пяти местных архивов: Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Цен-

12 трального архива Федеральной службы безопасности России (ЦА ФСБ РФ), Государственного архива Оренбургской области (ГАОО), Центра документации новейшей истории Оренбургской области (ЦДНИОО), Центрального государственного исторического архива Республики Башкортостан (ЦГИАРБ), Центрального государственного архива общественных объединений Республики Башкортостан (ЦГАООРБ), Объединенного государственного архива Челябинской области (ОГАЧО).

Большое значение имеют документы общероссийского и всесоюзного масштаба, отражающие социальные мероприятия и реформы, проводимые органами центральной власти и общественно-политическими организациями. Донесения, сводки и приказы Министерства внутренних дел Российской империи, касающиеся беженцев и военнопленных, политического надзора, общественных настроений, отложились в фондах Управления дворцового коменданта Министерства императорского двора (ГАРФ. Ф. 97), Департамента полиции МВД (ГАРФ. Ф. 102). Интерес представляют документы Всероссийского попечительства по охране материнства и младенчества за 1914—

1917 гг. (ГАРФ. Ф. 1795).

При рассмотрении фондов, относящихся к периоду советской власти, прежде всего было обращено внимание на материалы Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) — высшего законодательного распорядительного и контролирующего органа РСФСР в 1918—1937 гг. (ГАРФ. Ф. 1235). Информацию об установлении советской власти на местах, мерах по ликвидации негативных последствий Гражданской войны, политических настроениях населения, состоянии борьбы с беспризорностью в виде многочисленных директив, приказов, распоряжений, отчетов дают фонды органов внутренних дел и государственной безопасности (ГАРФ. Ф. 393, ЦА ФСБ РФ. Ф. 1, 2, 66).

Материалы организации Политического Красного Креста (ГАРФ. Р-8409), занимавшейся помощью политзаключенным и жертвам репрессий в период с 1905 по 1938 г., интересны сведениями об оппозиционных общественно-политических деятелях Южного Урала. Коллекция документов русских эмигрантов существенно расширяет наши представления о социальной политике периода Гражданской войны (ГАРФ. Ф. 5881).

Сведения по Южному Уралу преимущественно были получены из фондов местных архивов. В канцеляриях губернаторов Оренбургской и Уфимской губерний (ГАОО. Ф. 10, ЦГИАРБ. Ф. И-11) отложились циркулярные письма МВД и других центральных учреждений, делопроизводственные документы по проблемам сиротства, военного плена, беженства, инвалидности, повышения цен. Фонд Оренбургского губернского правления (ГАОО. Ф. 11) дает обобщающую информацию по губернии до

1918 г. — губернское правление было своего рода контролирующим органом, следив
шим за деятельностью земских и городских властей, учреждениями образования и
здравоохранения, местами заключения и ссыльными.

Фонды городских и земских учреждений Южного Урала: Уфимской губернской земской управы (ЦГИАРБ. Ф. И-132), Оренбургской городской управы (ГАОО. Ф. 41), Управления Оренбургского мещанского общества (ГАОО. Ф. 42), Оренбургской уездной земской управы (ГАОО. Ф. 44), Челябинской уездной земской управы (ОГАЧО. Ф. И-9), Уфимской городской продовольственной управы (ЦГИАРБ. Ф. И-95) — восстанавливают картину жизни общества в городах и уездах. Земские управы ведали вопросами социального обеспечения населения, народного здравоохранения, образования, контроля за ростом цен, общественной благотворительности: патронажа, содержания приютов и инвалидных домов. Сводки об общественных настроениях и народных протестах дают материалы Уфимского уездного полицейского управления (ЦГИАРБ. Ф. И-85). Мусульманская благотворительность представлена в фонде Оренбургского магометанского духовного собрания (ЦГИАРБ. Ф. И-295). Среди учреждений Временного правительства можно выделить Уфимский губернский комитет общественных организаций (ЦГИАРБ. Ф. Р-3), включавший как социал-демократов, так и представителей либерального дворянства.

Ключевые моменты социальной политики на Южном Урале в 1918—1929 гг. отражены в документах местных органов советской власти и комитетов партии большевиков. Первоначальные сведения об оказании помощи лицам, пострадавшим от контрреволюции, о борьбе с голодом и беспризорностью содержатся в фондах революционных комитетов (ревкомов): Оренбургского (ГАОО. Ф. Р-2418), Илецкого (ГАОО. Ф. Р-1319). Проведение социальных мероприятий в жизнь освещают многочисленные отчеты, доклады, постановления органов исполнительной власти: Оренбургского (ГАОО. Ф. Р-1), Челябинского (ОГАЧО. Ф. Р-138), Уфимского (ЦГИАРБ. Ф. Р-2) губернских исполнительных комитетов, Челябинского окружного исполкома (ОГАЧО. Ф. Р-98). Отдельно следует отметить деятельность Президиума Верховного совета Башкирской АССР (ЦГИАРБ. Ф. Р-394), наделенного законодательными, исполнительными и контролирующими функциями.

Значительную группу архивных источников советского периода составляют фонды партийных органов: Оренбургского губернского комитета (губкома) ВКП(б) (ЦДНИОО. Ф. 1), Уфимского губкома РКП(б) (ЦГАООРБ. Ф. 1), Оренбургского окружного комитета (окружкома) ВКП(б) в составе Средне-Волжской области (ЦДНИОО. Ф. 4), Башкирского обкома РКП(б) (ЦГАООРБ. Ф. П-22), Башкирского республиканского комитета (ЦГАООРБ. Ф. 122). Оренбургский отдел истории партии (ЦДНИОО. Ф. 7924) включает разнообразные отчеты по здравоохранению, улучшению жизни женщин и детей, революционной борьбе, а также биографии политработников.

Более детальную информацию по направлениям социальной политики можно получить из фондов соответствующих ведомств, таких как Оренбургский (ГАОО. Ф. Р-450), Уфимский (ЦГИАРБ. Ф. Р-801), Челябинский (ОГАЧО. Ф. Р-106) губернские отделы народного образования, Челябинский окружной отдел народного образо-

14 вания (ОГАЧО. Ф. Р-108), Оренбургский губернский отдел труда (ГАОО. Ф. Р-614). В фонде Оренбургского губернского отдела здравоохранения (ГАОО. Ф. Р-501) представлены данные о борьбе с социальными заболеваниями, поддержке инвалидов, развитии сети медицинских учреждений, диспансеризации взрослых и детей, деятельности абортных комиссий. Фонды первичных партийных организаций оренбургского ле-созаготовочного завода «Орлес» (ЦДНИОО. Ф. 161) и Оренбургского кожевенного завода (ЦДНИОО. Ф. 162) позволяют выяснить социальные проблемы работников предприятий, проследить решение жилищного вопроса и деятельность шефобществ.

Среди опубликованных документов ведущее место занимают источники права, делопроизводственные документы и материалы официальной статистики. Представление о нормативно-правовой базе социальной политики изучаемого периода дают общие собрания законов и распоряжений российского и советского правительства¹, тексты Конституций 1918 г. и 1924 г.², тематические сборники законов, касающиеся прав и обязанностей социально незащищенных слоев населения³. Из актовых материалов необходимо выделить программные документы, директивы, постановления, приказы, циркуляры, инструкции центральных и местных государственных и партийных органов, органов местного самоуправления, а также собраний и съездов представителей профессиональных групп и общественных организаций⁴.

Следующую группу опубликованных источников представляют материалы делопроизводства органов местного самоуправления. Особое внимание было уделено анализу протоколов и журналов заседаний, докладов земских и городских органов, благодаря которым можно проследить генезис принятия решений, ход обсуждения вопросов, мнения различных деятелей⁵. Земские и городские сметы показывают, какие сум-

¹ Полное собрание законов Российской империи. Собрание третье : в 33 т. СПб., Пг., 1885—
1916; Сборник указов и постановлений Временного правительства. Вып. 1—2. Пг., 1917—1918; Со
брание узаконений и распоряжений правительства за 1917—1918 гг. М., 1942.

² Конституция (основной закон) Российской Социалистической Федеративной Советской Рес
публики: Постановление 5-го Всерос. Съезда Советов, принятое в заседании 10 июля 1918 г. Пг.,
1918; Конституция (основной закон) Союза Советских Социалистических Республик. М., 1924.

³ Уставы о пенсиях и единовременных пособиях чинам военного ведомства и их семействам
1827—1912. СПб., 1912.

⁴ Пироговский съезд врачей и представителей врачебно-санитарных организаций земств и го
родов по врачебно-санитарным вопросам в связи с условиями настоящего времени. Пг., 1916; Вось
мой съезд РКП(б). Март 1919 г. Протоколы. М., 1959; Основные задачи Средне-Волжской областной
партийной конференции. Самара, 1928.

⁵ Журналы Челябинского уездного земского собрания 4-й и 5-й чрезвычайных и 3-й очередной
сессий 1914 г. Челябинск, 1914; Журналы Челябинского уездного земского собрания 4-й очередной
сессии. Челябинск, 1916; Доклады Оренбургской губернской земской управы 2-й очередной сессии
Оренбургского губернского земского собрания. Оренбург, 1915; Журналы Оренбургского губернско
го земского собрания 6-й чрезвычайной сессии. Оренбург, 1915; Доклад Оренбургской губернской
земской управы 4-му очередному Оренбургскому губернскому земскому собранию сессии 1916 года.
Оренбург, 1917.

15 мы денег выделялись на социальную сферу¹. Справочные сведения о дореволюционных учреждениях, их составе и местоположении, руководящих должностных лицах дают адрес-календари, памятные и справочные книжки².

Официальные статистические данные приводятся в различных статистических сборниках и ежегодниках: общероссийских и губернских, составленных Центральным статистическим управлением (ЦСУ) и губернскими статистическими бюро³. Численность и социальный состав промышленных рабочих Российской империи показаны в изданиях Военно-промышленного комитета⁴. В 1925 г. были опубликованы результаты исследования, проведенного ЦСУ СССР и Наркоматом обороны, посвященного экономическим затратам и людским потерям в войне 1914—1918 гг.⁵ Собранный статистический материал позволяет взглянуть на изучаемые нами проблемы в общероссийском масштабе. Например, число людей, получивших увечья на фронтах, определено в 348 500 чел.⁶ Несмотря на современные правки в связи с привлечением новых источников, данные из сборника 1925 г. включены и в сравнительно новую литературу, посвященную проблемам Первой мировой войны⁷.

Наиболее разнообразную по своему содержанию группу источников являют собой материалы периодической печати. Центральные печатные органы публиковали законы и манифесты, постановления и приказы верховной власти, репортажи о последних событиях в России и за рубежом, освещали социальную ситуацию в целом по стране. Одной из самых распространенных до 1918 г. газет являлось ежедневное «Русское слово», издававшееся в Москве типографией И. Д. Сытина тиражом до 1,2 млн. экземпляров⁸. В годы Первой мировой войны в Петрограде продолжала выходить старейшая благотворительная газета Российской империи «Русский инвалид», державшая читателя в курсе всех событий, связанных с военными действиями и оказанием помощи инвалидам⁹.

Подробно о проведении социальных мероприятий на местах писали городские и земские газеты и журналы. Они активно разрабатывали вопросы просвещения,

¹ Сметы доходов и расходов Челябинского уездного земства на 1914 год. Челябинск, 1914;
Сметы доходов и расходов Челябинского уездного земства на 1917 год. Челябинск, 1917; Смета рас
ходов и доходов города Оренбурга. На 1915 год: по Земскому отделу. Оренбург, 1914; Проект сметы
расходов и доходов Оренбургского губернского земства на 1915 год. Оренбург, 1914.

² Адрес-календарь Уфимской губернии и справочная книжка на 1916 год. Уфа, 1916; Адрес-
календарь и справочная книжка Оренбургской губернии на 1915 год. Оренбург, 1915.

³ Статистический ежегодник 1918—1920 гг. М., 1922; Статистический сборник Челябинской
губернии за 1920—1923 гг. Челябинск, 1923; Статистический справочник Оренбургской губернии.
Оренбург, 1925.

⁴ Материалы к учету рабочего состава и рабочего рынка. Вып. 1—2. Пг., 1916—1917.

⁵ Россия в мировой войне 1914—1918 гг. М., 1925.

⁶ Там же. С. 5.

⁷ Кривошеев Г. Ф. Россия и СССР в войнах XX века. М., 2001. С. 91.

⁸ Русское слово. 1914—1918.

⁹ Русский инвалид. 1914—1917.

16 народного здравоохранения, устройства сирот, содержания богаделен, борьбы с голодом и малоземельем, размещения беженцев, помощи пострадавшим от стихийных бедствий¹.

В период революции 1917 г. и Гражданской войны органы печати перешли в руки представителей различных общественно-политических движений. С июня по декабрь 1917 г. в Москве издавался журнал Центрального комитета по делам военнопленных и беженцев (Центропленбежа) «Русский военнопленный», который сообщал информацию о положении военнопленных, публиковал списки российских военнослужащих, находящихся в иностранных лагерях, и воспоминания участников, вернувшихся из плена². Следует выделить газеты времен Гражданской войны, тиражировавшиеся при антибольшевистских правительствах Урала и Западной Сибири³. Они печатали нормативно-правовые акты, протоколы собраний по общественным вопросам, определяли величину прожиточного минимума в городах.

Общие сведения о политическом курсе большевиков дают официальные печатные органы партии и правительства, такие как «Правда», «Известия ВЦИК»⁴. Советская печать Южного Урала 1918—1929 гг., несмотря на идеологические штампы, рисует наглядную картину жизни социально незащищенных слоев общества: здесь отражены как официальные статистические отчеты о помощи, оказанной беднейшему крестьянству, батрачеству, беспризорным и брошенным детям, так и частные обращения граждан и заметки корреспондентов⁵.

Зарубежные периодические издания представлены в нашей работе не так широко, как отечественные, ввиду территориальных ограничений, накладываемых темой исследования. Журнал Американской медицинской ассоциации содержит отчет о работе американской миссии Красного креста на Урале⁶. Иностранные газеты представляют интерес тем, что реагировали на изменения, происходившие во внутренней и внешней политике России: выход из Первой мировой войны, революционные события, решение национального вопроса, эмиграцию и т.д.⁷

Источники личного происхождения составляют воспоминания, мемуары, личные записи и материалы переписки политических деятелей исследуемого периода. Политиче-

¹ Оренбургское земское дело. 1915; Оренбургская жизнь. 1914—1915; Уфимский вестник.
1914—1918; Уфимская земская газета. 1914; Уфимская жизнь. 1918.

² Русский военнопленный. 1917. № 1—7.

³ Уральская жизнь. 1917; Наш Урал. 1918; Вестник Всероссийского временного правительства.
1918; За Родину. 1919; Русская речь. 1919; Военные ведомости. 1919.

⁴ Правда. 1917—1929; Известия. 1917—1929; Сегодня. 1922—1929.

⁵ Степная правда. 1923; Красная Башкирия. 1926—1928; Смычка. 1925—1928; Пахарь. 1926—
1928.

⁶ Journal of The American Medical Association. 1917. Vol. LXIX, № 20.

⁷ New York Times. 1918. August, 19; El Paso Morning Times. 1918. January, 8; Illustrated Sunday

Herald. 1920. February, 8.

17 ские взгляды и настроения Николая Второго отражены в его дневниках и письмах¹. Множество переизданий претерпели сочинения В. И. Ленина, содержащие большое количество документов: подготовительных статей, телеграмм, писем, текстов докладов². Воспоминания А. А. Брусилова показывают отношение народа к войне, изменяющееся от героического до безразличного³. Первый народный комиссар государственного призрения А. М. Коллонтай оставила ценные сведения об основании и начале деятельности советского государственного социального обеспечения, включая вопросы трудовой реабилитации инвалидов⁴. Представляют интерес и мемуары руководителей Уфимской Директории Н. Д. Авксентьева и В. М. Зензинова, где приводятся факты, наблюдения, оценки, характеристики современных им общественных и политических событий⁵.

Особое место в списке опубликованных источников занимают сборники архивных документов, которые представляют собой вид научного исследования, заключающийся в сборе, переработке, подготовке к печати и вводе в научный оборот неизвестных ранее первоисточников. Многотомник «Архив русской революции», выходивший в Берлине в период с 1921 по 1937 г., содержит документы и материалы, касающиеся взглядов царского и Временного правительств на тяготы войны, вопросы гражданского управления; от лица участников белого движения освещается процесс становления органов советской власти⁶.

Документы Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) о деятельности В. И. Ленина — прием делегации беднейшего крестьянства Уфимской губернии, записки, телеграммы и постановления, касающиеся социальной политики — вышли отдельным сборником в 2000 году⁷. В 2000—2012 гг. было издано многотомное собрание «Советская деревня глазами ВЧК — ОГПУ — НКВД», благодаря которому мы можем получить представление о политических настроениях в деревне, жизни беднейшего крестьянства и батрачества, о продразверстке, голоде 1921—1923 гг., срыве хлебозаготовок и других явлениях⁸. Социально-политическому кризису конца 1920-х гг. и свертыванию нэпа посвящен пятитомник из цикла публикаций «Россия. XX век»⁹.

¹ Дневники императора Николая II. М., 1991.

² Ленин В. И. Полное собрание сочинений : в 55 т. 5-е изд. М., 1967—1975.

³ Брусилов А. А. Воспоминания. М., 1963.

⁴ Коллонтай А. М. Первые дни Наркомсобеса // Утро Страны Советов: воспоминания участни
ков и очевидцев революционных событий в Петрограде, 25 октября (7 ноября) 1917 г. — 10 марта
1918 г. М., 1988. С. 207—212.

⁵ Авксентьев Н. Д. Большевистский переворот: воспоминания. М., 1995; Зензинов В. М. Пере
житое. Нью-Йорк, 1953; Его же. Старинные люди у холодного океана. М., 1914.

⁶ Архив русской революции : в 22 т. Берлин, 1921—1937.

⁷ В. И. Ленин. Неизвестные документы. 1891—1922. М., 2000.

⁸ Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. 1918—1939 : в 4 т. М., 2000—2012.

⁹ Как ломали нэп. Стенограммы пленумов ЦК ВКП(б) 1928—1929 гг. : в 5 т. М., 2000.

Данная источниковая база позволила нам получить относительно целостное представление о жизни социально незащищенных слоев населения и проводимой в их отношении социальной политике на Южном Урале в 1914—1929 гг.

Научная новизна исследования. Впервые в рамках обобщающей работы показана специфика реализации государственной социальной политики в 1914—1929 гг. на региональном уровне, выявлены противоречия между властью и социально незащищенными слоями населения, изучен их социальный состав и особенности жизни, что дает возможность говорить о составлении портрета социальной группы. Составлена схема государственно-общественного призрения Российской империи в 1914— 1917 гг., показано становление советской системы социального обеспечения населения в 1917—1929 гг. Исследованы мероприятия российской и советской власти, касающиеся поддержки пенсионеров, инвалидов, беженцев и военнопленных, беднейших слоев местного населения, охраны материнства и детства, борьбы с беспризорностью на Южном Урале в исследуемый период. Показаны трудности, возникавшие перед царским правительством и органами советской власти при осуществлении таких преобразований в социальной сфере, как организация пенсионных касс, реабилитация инвалидов или строительство детских домов. Ряд архивных источников впервые вводится в научный оборот.

Положения, выносимые на защиту:

1. В дореволюционный период на Южном Урале существовали отдельные пенсионные учреждения, охватывавшие небольшую часть населения. Первая полноценная система пенсионного страхования сложилась только в советский период к середине 1920-х гг., однако базировалась она на отчислениях от местных предприятий, нестабильное экономическое положение которых затрудняло ее развитие.

2. Проблема реабилитации инвалидов в годы Первой мировой войны привлекла внимание широкой общественности в Оренбургской и Уфимской губерниях при активном участии Красного Креста и Дома Романовых, но государственная власть давала только право на призрение, а образование и социализация данных лиц осуществлялись в частном порядке. При советской власти инвалиды получили право на льготы, образование, обеспечение средствами коррекции. Тем не менее в 1920-е гг. сеть учреждений реабилитации и социального обеспечения на Южном Урале все еще находилась на стадии зарождения.

3. Охрана материнства и детства на Южном Урале до 1918 г. была возложена государством на земства, которые рассматривали ее как второстепенную функцию и не несли ответственности за недофинансирование и закрытие детских учреждений. В отличие от них советская власть осуществляла контроль через отделы образования, охраны материнства и младенчества, абортные комиссии и другие органы. Помощь, оказанная южноуральским детям иностранными организациями, позволила советским и партийным органам быстрее преодолеть последствия голода 1921—1923 гг. и приступить к строительству роддомов, детских садов, молочных кухонь, женских кон-

19 сультаций и т.д., которые в 1920-х гг. еще не были представлены в достаточном количестве, но являлись новой ступенью развития заботы государства о матери и ребенке.

4. В годы Первой мировой войны на Южном Урале резко возросла детская беспризорность, которая плохо поддавалась учету ввиду отсутствия специализированных приемников-распределителей и преобладания частной системы устройства сирот. Образованные при советской власти деткомиссии ВЦИК позволили в первой половине 1920-х гг. изъять беспризорных с улицы и распределить их в учреждения опеки и попечительства в соответствии с возрастными группами и особенностями здоровья, но кризис нэпа конца 1920-х гг. и участившиеся случаи отказа родителей от детей привели к повторному росту беспризорности в регионе.

5. Размещение беженцев и военнопленных Первой мировой войны на территории Оренбургской и Уфимской губерний в целом ухудшило экономическую и социальную обстановку на Южном Урале. Несмотря на устройство значительного числа пленных в сельском хозяйстве, условия их содержания не соответствовали санитарным нормам. Чехословацкое восстание, тяжелые экономические последствия Гражданской войны и многократные срывы международных переговоров затянули процесс репатриации военнопленных и эвакуации беженцев в регионе, начавшийся еще в 1918 г., вплоть до конца 1920-х гг.

6. В годы Первой мировой войны земства Оренбургской и Уфимской губерний старались оказать помощь наиболее нуждающимся слоям населения, что заставило их в 1914—1917 гг. увеличить расходы на общественное призрение в ущерб поддержке жизнеспособных хозяйств. Уже в советский период органы местной власти Южного Урала, помимо общих социальных проблем, таких как снижение уровня жизни после Первой мировой и Гражданской войн, столкнулись с неспособностью беднейшей части местных жителей к самостоятельной экономической деятельности и желанием их состоять на попечении государства, и это явилось одной из многих причин фактической ликвидации нэпа в конце 1920-х гг. В целом обратной стороной социальной политики государства в 1914—1929 гг. являлось распространение иждивенческих настроений среди незащищенных групп населения.

Практическая значимость: результаты исследования могут быть использованы при написании учебников и монографий по истории Южного Урала, организации спецкурсов, а также оказаться полезными органам местного самоуправления при разработке нормативных документов и социальных программ.

Апробация исследования: полученные результаты представлены в 10 публикациях: 6 докладов в сборниках международных, всероссийских и региональных научно-практических конференций, 4 статьи в научных периодических изданиях, из которых 3 входят в реестр ВАК.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и источников, приложений.

Социальная и трудовая реабилитация лиц с ограниченными возможностями здоровья

Материалы организации Политического Красного Креста (ГАРФ. Р 8409), занимавшейся помощью политзаключенным и жертвам репрессий в период с 1905 по 1938 гг., интересны сведениями об оппозиционных общественно-политических деятелях Южного Урала. Коллекция документов русских эмигрантов: политические программы антибольшевистских правительств Урала, воспоминания участников Белого движения и общественных объединений, признанных антисоветскими - существенно расширяет наши представления о социальной политике периода Гражданской войны (ГАРФ. Ф. 5881).

Сведения по Южному Уралу преимущественно были получены из хранилищ местных архивов. В канцеляриях губернаторов Оренбургской и Уфимской губерний (ГАОО. Ф. 10, ЦГИА РБ. Ф. И-11) отложились циркулярные письма МВД и других центральных учреждений, делопроизводственные документы по проблемам сиротства, военного плена, беженства, инвалидности, повышения цен. Фонд Оренбургского губернского правления (ГАОО. Ф. 11) дает обобщающую информацию по губернии до 1918 г. – губернское правление было своего рода контролирующим органом, следившим за деятельностью земских и городских властей, учреждениями образования и здравоохранения, местами заключения и ссыльными.

Фонды городских и земских учреждений Южного Урала: Уфимской губернской земской управы (ЦГИА РБ. Ф. И-132), Оренбургской городской управы (ГАОО. Ф. 41), Управления Оренбургского мещанского общества (ГАОО. Ф. 42), Оренбургской уездной земской управы (ГАОО. Ф. 44), Челябинской уездной земской управы (ОГАЧО. Ф. И-9), Уфимской городской продовольственной управы (ЦГИА РБ. Ф. И-95) восстанавливают картину жизни общества в городах и уездах. Земские управы ведали вопросами социального обеспечения населения, народного здравоохранения, образования, контроля за ростом цен, общественной благотворительности: патронажа, содержания приютов и инвалидных домов. Сводки об общественных настроениях и народных протестах дают материалы Уфимского уездного полицейского управления (ЦГИА РБ. Ф. И-85). Мусульманская благотворительность представлена в фонде Оренбургского магометанского духовного собрания (ЦГИА РБ. Ф. И-295).

Среди учреждений Временного правительства можно выделить Уфимский губернский комитет общественных организаций (ЦГИА РБ. Ф. Р-3), включавший в себя как социал-демократов, так и представителей либерального дворянства.

Ключевые моменты социальной политики на Южном Урале в 1918 1929 гг. отражены в документах местных органов советской власти и комитетов партии большевиков. Первоначальные сведения об оказании помощи лицам, пострадавшим от контрреволюции, о борьбе с голодом и беспризорностью содержатся в фондах революционных комитетов (ревкомов): Оренбургского (ГАОО. Ф. Р-2418), Илецкого (ГАОО. Ф. Р-1319). Проведение социальных мероприятий в жизнь освещают многочисленные отчеты, доклады, постановления органов исполнительной власти: Оренбургского (ГАОО. Ф. Р-1), Челябинского (ОГАЧО. Ф. Р-138), Уфимского (ЦГИА РБ. Ф. Р-2) губернских исполнительных комитетов, Челябинского окружного исполкома (ОГАЧО. Ф. Р-98). Отдельно следует отметить деятельность Президиума Верховного совета Башкирской АССР (ЦГИА РБ. Ф. Р-394), наделенного законодательными, исполнительными и контролирующими функциями.

Значительную группу архивных источников советского периода составляют фонды партийных органов: Оренбургского губернского комитета (губкома) ВКП(б) (ЦДНИОО. Ф. 1), Уфимского губкома РКП(б) (ЦГАОО РБ. Ф. 1), Оренбургского окружного комитета (окружкома) ВКП(б) в составе Средне-Волжской области (ЦДНИОО. Ф. 4). Башкирского обкома РКП(б) (ЦГАОО РБ. Ф. П-22), Башкирского республиканского комитета (ЦГАОО РБ.

Ф. 122). Оренбургский отдел истории партии (ЦДНИОО. Ф. 7924) включает в себя разнообразные отчеты по здравоохранению, улучшению жизни женщин и детей, революционной борьбе, а также биографии политработников.

Более детальную информацию по направлениям социальной политики можно получить из фондов соответствующих ведомств, таких как Оренбургский (ГАОО. Ф. Р-450), Уфимский (ЦГИА РБ. Ф. Р-801), Челябинский (ОГАЧО. Ф. Р-106) губернские отделы народного образования, Челябинский окружной отдел народного образования (ОГАЧО. Ф. Р-108), Оренбургский губернский отдел труда (ГАОО. Ф. Р-614). В фонде Оренбургского губернского отдела здравоохранения (ГАОО. Ф. Р-501) представлены данные о борьбе с социальными заболеваниями, поддержке инвалидов, развитии сети медицинских учреждений, диспансеризации взрослых и детей, деятельности абортных комиссий.

Фонды первичных партийных организаций оренбургского лесозаготовочного завода «Орлес» (ЦДНИОО. Ф. 161) и Оренбургского кожевенного завода (ЦДНИОО. Ф. 162) позволяют выяснить социальные проблемы работников предприятий, проследить решение жилищного вопроса и деятельность шефобществ.

Борьба с детской беспризорностью и безнадзорностью

Комитет княгини Елизаветы Федоровны и Особая комиссия в составе Верховного совета по призрению воинских чинов разрабатывали мероприятия по подбору занятий и работ тем нуждающимся, которые, состоя на службе в армии либо во флоте, созданных при том управлениях или же на железных дорогах в пределах военных действий, отчасти утратили трудоспособность вследствие ран, увечий или болезней.2 В переписке с оренбургским губернатором Н. А. Сухомлиновым министр внутренних дел Н. А. Маклаков отмечал, что перевод раненого со службы на работу в тылу должен соответствовать общей подготовке, умственному развитию, а также степени утраты трудоспособности каждого лица.3

Практика назначения военных инвалидов на гражданские должности существовала давно, со времен Отечественной войны 1812 г. В период Первой мировой войны эта схема усовершенствовалась, благодаря пристальному вниманию со стороны Красного Креста и императорских благотворительных организаций. 17 января 1915 г. оренбургскому городскому голове В. Н. Ладыгину пришло письмо из Комитета Александры Федоровны «с покорнейшей просьбой сообщать Губернскому отделению об освобождающихся в подведомственных вам учреждениях должностях, чтобы назначить на них легко увечных воинов».4

Много сил и средств потребовало открытие лазаретов, госпиталей и медицинских складов. Санитарные поезда привозили большие партии об. увечных и раненых – по 400 чел. Размещать людей приходилось десятками и даже индивидуально ввиду малого количества мест в лечебных учреждениях. В Оренбурге крупными сборными пунктами, куда свозили раненых, были здания Автогаража Н. А. Смочилина и Биржи.1 Стерлитамакское уездное санитарно-благотворительное попечительство 2 сентября 1914 г. признало возможным разместить в земских больницах до 100 больных и раненых: 1) в Стерлитамакской городской больнице и в Ишлинской лечебнице – по 20 чел.; 2) в Дедовской, Табынской, Воскресенской лечебницах – по 10 чел.; 3) в помещении Лиги борьбы с туберкулезом в с. Пестровке – до 30 чел.2

Бирский земский лазарет вместо запланированных 50 коек содержал в феврале 1915 г. только 15, и Бирское санитарно-благотворительное попечительство постановило закрыть именные койки до тех пор, пока лазарет не увеличит число мест.3 В Челябинске и Миассе, где концентрировалась большая часть санитарных эшелонов, заведения для увечных и раненых приходилось неоднократно расширять. Миасский лазарет первоначально содержал 64 койки, к 16 мая 1916 г. был увеличен до 100 коек, 17 августа 1916 г. добавилось еще 30 мест, а в конце 1916 г. число мест довели до 430.4

Представители торгово-промышленной элиты Южного Урала, которые в начале войны охотно предоставляли помещения и средства для нужд увечных и раненых воинов, впоследствии пожелали вернуть затраченное и получить прибыль. Дом городского головы В. Н. Ладыгина, реквизированный военным ведомством под устройство лазарета, Оренбургское губернское земство предложило в середине 1916 г. выкупить у владельца, разделив расходы поровну с Всероссийским земским союзом, но Генеральный Штаб вынес отрицательное решение по вопросу о покупке

Верхнеуральск, 1917. С. 94. домов для госпиталей Земского союза. Тем не менее, Оренбургская губернская земская управа просила разрешить ей потратить до 120 тыс. руб. в случае положительного ответа.1 Но было важное преимущество – приобретать готовые здания, переоборудованные в госпитали с первых месяцев войны, оказывалось выгоднее, чем строить новые. Постройка одного инфекционного барака в Троицке на 100 кроватей обошлась земству в 65 496 руб. и потребовала много времени.2

Больницы, которые уже давно терпели издержки, поскольку им приходилось брать на себя роль заведений общественного призрения, к концу 1916 г. стали совершенно несостоятельными. На 1914 г. Златоустовской уездной больнице было ассигновано 60 руб. для выдачи пособия неимущим больным при выписке из учреждения.3 Оренбургское губернское правление получило циркулярное письмо из хозяйственного отдела МВД от 16 марта 1915 г., сообщавшее о правилах оплаты издержек по содержанию неимущих калек, задержанных полицией за бродяжничество и нищенство и определенных в больницы.4 Инвалиды-бродяги, умышленно скрывавшие свое происхождение, не имели права пользоваться бесплатной помощью в лечебных заведениях и учреждениях общественного призрения, поэтому все расходы на их обслуживание надлежало покрывать по статье «прочих медицинских расходов».5 Миасская больница к концу 1916 г. имела недоимки в размере 32 руб. 10 коп., Верхнеуральская – 96 руб. 69 коп.6 Сумма задолженностей по Оренбургской губернской больнице за 1914-1916 гг. составила 37 343 руб. 73 коп.7

Реализация прав и свобод беженцев и военнопленных

Выход он видел в организации новых попечительств — коллегиальных местных органов (взамен устаревших единоличных — за них на съезде выступало лишь 100 человек против 1500), которые помогали бы земскому и городскому самоуправлению в призрении нуждающихся, составляли сметы на нужды благотворительности, рассматривали просьбы и непосредственно оказывали помощь детям.

На Южном Урале в годы Первой мировой войны данные попечительства действовали, исправно составляя сметы на призрение и образование детей. В Оренбургской губернии участковые санитарные попечительства, учрежденные в 1914 г., были обязаны выявлять беспризорных детей, открывать приюты, общественные столовые, контролировать санитарное состояние различных учреждений.2

Охват детей начальным школьным образованием в Оренбургской губернии в 1914 г. на первый взгляд кажется приемлемым — до 80 %. Например, в Васильевской волости из 439 детей школьного возраста обучалось 355 чел. В действительности же, как признавал инспектор народных училищ, дело обстояло не так хорошо. Из общего количества жителей волости — 4388 душ обоего пола — в с. Васильевском числилось 3703 души с 370 детьми школьного возраста, из которых обучалось в министерском 2х-классном училище 231 чел. и церковно-приходской школе 92 чел. — всего 323 чел. Причем, о нормальных комплектах не могло быть речи, так как в церковно-приходской школе на одну учительницу приходилось 92 учащихся, в вечерней школе при министерском училище — учащихся, во II отделении 2-классного училища — 62 учащихся, и почти полный комплект оставался вне школы.1 Для того, чтобы в одной только Васильевке дать возможность обучаться всем детям, достигшим школьного возраста, было необходимо обеспечить учителя на каждые 50 учащихся и в 1914/1915 учебном году открыть трехкомплектное училище.2

Министр юстиции еще 27 мая 1909 г. направил в канцелярии губернаторов циркулярное письмо «О предупредительно-исправительном воспитании детей и подростков, попадающих, вследствие их заброшенности, на путь порока и преступления».3 Златоустовская уездная земская управа по поручению Уфимского губернатора рассмотрела ситуацию с беспризорностью за 1913 г. и подготовила соответствующий доклад, были получены ответы от 22 волостных правлений, за исключением Дуван-Мечетлинского и Юрюзанского. Только три волости признали наличие беспризорных на своей территории: 1) 2-я Айлинская – 30 чел., 2) Насибашевская – 6 чел., 3) Усть-Икинская – 2 чел.4 Итого выходило 38 чел., но это число признавалось сильно преуменьшенным.

Златоустовское общество попечения о бедных детях, в свою очередь, содержало в детском убежище 27 чел., содержание которых в год обходилось в 2505 руб. 30 коп., или 92 руб. 78 коп. на человека.5 В убежище принимались несовершеннолетние в возрасте от 3 лет и содержались до достижения возраста 13 лет (мальчики) и 15 лет (девочки). Образование производилось по программе начальных народных училищ. Планировалось в 1914 г. построить воспитательный приют в Айлино, а также расширить здание Уфимской детской колонии, где 20 воспитанников оставить на прежних условиях содержания, а 30 мест предоставить в распоряжение уездных земств на занятие статейными и беспризорными детьми, с предоставлением субсидии в размере 150 руб. в год на каждого воспитанника.1

Начавшаяся Первая мировая война не позволила в полной мере осуществить начавшееся реформирование детских учреждений закрытого типа. Система призрения детей так и не была взята под полный государственный контроль и оставалась децентрализованной. Число беспризорных в стране продолжало расти, расширялся их социальный состав: война разрушала не только бедные, но и обеспеченные семьи.2

Новой причиной разрыва с домом и семьей стало желание детей и

подростков отправиться добровольцами на фронт. Циркуляр Департамента полиции МВД, полученный 27 февраля 1915 г. Канцелярией оренбургского губернатора, предписывал транспортировать несовершеннолетних, задержанных полицией при попытке пересечения линии фронта, не в составе арестантских партий, дабы избежать влияния криминальной среды, а в сопровождении нижних полицейских чинов к месту проживания, при содействии руководства образовательных и благотворительных учреждений.3

Оренбургское земство, несмотря на то, что возникло оно в 1913 г. и не накопило большого социально-политического опыта, достаточно успешно включилось в процесс, решая, помимо всего прочего, вопросы образования, культуры, общественного призрения. Для устройства детей-сирот в Оренбургском уезде было открыто четыре приюта: Илецкий (60 мест), Сеиткуловский (30 мест), Белозерский (23 места) и Дмитриевский (12 мест).4 Всего на 125 мест приходилось 123 воспитанника. Вероятно, в сельских детских учреждениях не наблюдалось переполнения потому, что сиротам из села было легче найти родственников, а дети, ведущие бродяжнический образ жизни, уходили в города.

Организация помощи малообеспеченному местному населению

Следует отметить, что в Министерстве внутренних дел и Департаменте полиции всю вину за организацию голодных бунтов возлагали на заговорщиков: евреев, большевиков и пособников Германии.3 В свою очередь, В. И. Ленин еще в 1912 г., выступая на VI Пражской конференции РСДРП, констатировал социальную незащищенность рабочего класса: пособий по безработице не предусматривалось, а в случае увольнения рабочий не имел даже минимальных накоплений на период поиска работы.4 К тому же, Военно-промышленный комитет, занимавшийся вопросами учета трудящихся, действовал без связи с Союзом земств и городов, между этими организациями наблюдалась жесткая конкуренция – внутри страны развернулась борьба крупных капиталистов за получение сверхприбыли от войны, а интересы населения отходили на последний план.5

Вместе с тем, именно земствам и городам удавалось решать большинство социальных проблем в предвоенные годы, и поэтому даже на самое молодое Оренбургское земство пресса возлагала большие надежды, сообщая о достижениях на начало 1914 г.: комплексном обследовании губернии, открытии сельских земских касс, составлении плана работы по удовлетворению всех нужд местного населения.6

Первоочередной задачей земств являлась борьба с запустением земель и сокращением площади посевов в связи с мобилизацией. По результатам сельскохозяйственной переписи 1917 г., из Уфимской губернии было взято в армию 44.6% трудоспособных мужчин (свыше 300 тыс. чел.), а из Оренбургской губернии – 49.6% (свыше 162 тыс. чел.)1 Даже по новым данным, которые являются гораздо ниже официальных, за 1914-1916 гг. Оренбургская губерния лишилась 110 581 чел. (33.8% трудоспособных мужчин) только из числа отправленных на фронт по воинской повинности, не считая добровольцев.2 Частично эта убыль населения покрывалась за счет беженцев и военнопленных.3

Многоукладность и полиэтничность Южноуральского региона создавали противостояние земских, губернских и даже духовных организаций при администрировании земельных и людских ресурсов. Представители магометанской общины стремились достичь независимости от министерств в делах призрения и распоряжения имуществом мусульман. На территории Уфимской и Оренбургской губерний, как и в других местностях, где проживали мусульмане, существовала система вакуфов – имущества (главным образом, земельных наделов), пожертвованного владельцами религиозным институтам: мечетям, медресе, общинам.

Учреждения могли самостоятельно использовать эти земли или же сдавать в аренду и получать часть прибыли. Управление вакуфом осуществляли доверенные лица - мутаваллии. По заявлению муфтия М. Султанова, без средств религиозного учреждения и законов контроль за вакуфами был невозможен.4 Порой местное население страдало из-за произвола мутаваллиев, а правительство интересовал лишь сбор налогов с вакуфных земель. Тем не менее, на вакуфе основывалось большинство магометанских благотворительных организаций, как, например, учрежденное в 1915 г. Уфимское мусульманское благотворительное общество под председательством М. Хакимова, с почти миллионной стоимостью недвижимого имущества.5

Переселение крестьян на Южный Урал из центральных районов страны в период «земельного голода» конца XIX в. привело к распространению арендных отношений в деревне. На дачах Уфимской губернии было арендовано 543 тыс. десятин, в Оренбургской губернии – 2529 тыс. десятин земли.1 Арендодатели (в числе которых были не столько помещичьи, сколько крестьянские и казачьи хозяйства, имевшие 20 десятин и более) понесли некоторые убытки, связанные с призывом арендаторов в армию, но взамен получили почти бесплатную рабочую силу в виде военнопленных и продолжали повышать арендную плату для всех остальных, чтобы компенсировать недостаток. Критическим стало положение батраков и малоземельных крестьян, вынужденных работать за мизерную долю хлеба. Земства, чтобы поддержать крестьян и обеспечить местное население хлебом, уже с 1914 г. приступили к закупке сложной сельскохозяйственной техники, призванной увеличить производительность труда. К сотрудничеству был привлечен завод земледельческих машин акционерного общества «Р. и Т. Эльворти».2 По смете на 12 февраля 1915 г. Оренбургская губернская земская управа потребовала на приобретение техники 15 268 руб. 75 коп.3 Самыми дорогостоящими агрегатами в смете являлись 8 молотилок по 548 руб. 50 коп. и 2 молотилки по 380 руб. – итого 5 148 руб.4

Помимо земств, обеспечением техникой занимался Елизаветинский комитет по призрению семейств нижних чинов. Соответствующее обращение в Агрономический отдел Оренбургской губернской земской управы было сделано в феврале 1915 г., но, по состоянию на 13 июля того же года, средства на сумму 10 000 руб. так и не были получены.5 В свою очередь, общество «Р. и Т. Эльворти» обеспечивало заказы только до 1 июня.6