Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Возникновение и распространение сектантства на территории Российской империи во второй половине XIX – начале XX веков 27
1.1. Мистические секты 27
1.2. Рационалистические секты 42
Глава 2. Мистическое сектантство в Воронежской и Курской губерниях во второй половине XIX – начале XX веков 58
2.1. Хлыстовство в Воронежской губернии 58
2.2. Скопчество в Воронежской и Курской губерниях 79
2.3. Иоанниты и стефановцы в Воронежской и Курской губерниях 104
Глава 3. Рационалистические и протестантские секты в Воронежской губернии во второй половине XIX – начале XX веков 113
3.1. Рационалистические секты 113
3.2. Протестантские секты 128
Глава 4. Рационалистические и протестантские секты в Курской губернии во второй половине XIX – начале XX веков 147
4.1. Рационалистические секты 147
4.2. Протестантские секты 167
Заключение 180
Источники и исследования 183
Приложения 229
- Мистические секты
- Скопчество в Воронежской и Курской губерниях
- Рационалистические секты
- Протестантские секты
Мистические секты
Фундаментальной чертой российского имперского общества был поликультурализм. Одним из главных проявлений его можно считать многообразие форм религиозной жизни, в которой официально присутствовали все мировые религии и их конфессии. Дополнением картины конфессионального многообразия общества служило существование официально непризнанных религиозных сообществ, групп и объединений – сект.
Во второй половине XIX – начале XX веков в Российской империи, помимо Православной церкви, существовало огромное количество сектантских религиозных движений. В соответствии со сложившимися государственно-конфессиональными отношениями, в империи существовала иерархия вероисповеданий, отражающая уровень легальности и правовой статус той или иной религии в государстве. Существовали следующие уровни вероисповеданий:
– православие, обладающее статусом государственной религии;
– признанные терпимые вероисповедания: христианские инославные конфессии (католицизм, протестантизм, армянская апостольская церковь), и нехристианские религии (ислам, иудаизм, буддизм);
– непризнанные терпимые вероисповедания: старообрядцы или раскольники (поповцы и беспоповцы приемлющие брак и молитву за царя);
– непризнанные нетерпимые вероисповедания: мистические и рационалистические секты (хлысты, скопцы, духоборы, молокане, иудействующие, пашковцы, штундисты, баптисты, толстовцы и т.д.), и радикальные согласия, и толки старообрядческого раскола (федосеевцы, филипповцы, бегуны, нетовцы и т.д.).
Самыми распространенными из них были секты христианского вероисповедания. В Российской империи, сложилось две классификации: официальная, закреплённая в нормативных правовых актах и исследовательская, сложившаяся в трудах исследователей российского сектантства. Официальная классификация сектантства, принятая в законодательстве империи, впервые, была закреплена указом Министерства внутренних дел в 1826 году1, в котором начальникам губерний предписывалось регулярно доставлять в министерство, «ведомости о числе старообрядцев и раскольников разных согласий и сект». Для борьбы с расколом и сектантством на местах, в губерниях, организовывались «совещательные комитеты»2, которые занимались распределением раскольнического населения по толкам и сектам, для применения к ним репрессивных, административно-полицейских мер. Окончательно, официальная классификация вероисповеданий, была закреплена в 1842 году, указом Министерства внутренних дел «О порядке распределения раскольнических сект по степени их вреда»3, в котором все секты были распределены на три категории: «вреднейшие», «вредные» и «менее вредные». Попытки изменения данной классификации, были предприняты в 1864 году, когда было принято решение «по пересмотру постановлений о раскольниках»4, разделив все секты на «более и менее вредные». Изменения в правовом статусе некоторых сект, были введены после принятия закона от 3 мая 1883 года1, когда раскольникам были предоставлены определённые права, однако, сама классификация сохранялась до манифеста от 17 апреля 1905 года2.
Критерий отнесения государством той или иной секты, или толка, к более, или менее вредным, зависели от признания этим религиозным движением самодержавного государства, официальной церкви и освящённых ею существующих социальных устоев. Чем более оппозиционным было вероучение религиозного движения, образ мышления и жизни его последователей, самодержавной власти и существующим общественным отношениям, чем дальше оно отстояло от официальной православной церкви в догматике, в своих воззрениях на Бога, власть, государство, тем более нетерпимым и вредным оно считалось в глазах государственных и церковных властей.
Объект нашего исследования – секты – в имперском законодательстве квалифицировались как вероисповедания «нетерпимые». В их числе были: хлысты, скопцы, духоборы, молокане, иудействующие, пашковцы, штундисты, баптисты, толстовцы и др. К нетерпимым относились также радикальные согласия и толки старообрядческого раскола (федосеевцы, филипповцы, бегуны, нетовцы и др.).
Помимо официальной классификации, закреплённой в нормативных правовых актах, в исследовательской литературе сложилась типология, подразделяющая секты на «мистические и рационалистические»3. Эта типология отличается от современной, принятой в религиоведческих исследованиях. В настоящем историческом исследовании представляется адекватным использовать типологию российского сектантства, существовавшую на момент рассматриваемых событий и нашедшей своё отражение в исторических источниках.
Разделение русского сектантства на мистическое и рационалистическое, было обусловлено типом духовности, присущим тому или иному религиозному движению. Основной идеей мистического сектантства, являлось учение о человекообожении, то есть вера в то, что человек посредством личной веры и духовно-нравственной жизни, может уподобиться Богу. Мистическое сектантство в Российской империи во второй половине XIX – начале XX веков, было преимущественно представлено двумя религиозными движениями: хлыстовством и скопчеством, а также близко примыкавшими к ним различными сектантскими общинами, существовавшими в отдельных регионах.
Генезис самого хлыстовства точно не определён, существуют разные точки зрения на время и условия его возникновения и распространения. Сами хлысты признают духовным родоначальником своей веры, некоего Даниила Филипповича, крестьянина Костромской губернии, предположительно жившего в XVII веке и объявившего себя воплотившимся Богом-Саваофом. Он дал своим последователям «двенадцать заповедей»1, которые составили основу хлыстовского вероучения. Это учение Даниила Филипповича, не отвергавшее внешнего пребывания в православной церкви, стало быстро распространяться среди крестьян Костромской, Владимирской и Нижегородской губерний.
Своим преемником, Даниила Филиппович, сделал крестьянина Владимирской губернии И.Т. Суслова, распространявшего хлыстовство в Нижегородской губернии и Москве. После смерти И.Т. Суслова в 1716 году, хлыстовским христом себя объявил П. Лупкин, а его жена Акулина Ивановна, была названа богородицей, которая утверждала хлыстовство в Московском Ивановском женском монастыре, где после неё хлыстовской богородицей стала некая инокиня Анастасия. В 1740 году, новым христом в Москве стал Андрей Петров, которого почитали юродивым, молитвенником и прозорливцем, он стал популярен не только среди крестьян и простых горожан, но аристократических, дворянских семейств и беглого духовенства. В 1733 году в Москве было проведено первое следственное дело о хлыстах, по которому было привлечено к ответственности 78 человек. Постепенно число последователей хлыстовства увеличивалось, а бежавшие из Москвы во время следствия 1733-1734 годов хлысты, распространяли секту во многих губерниях Европейской России. В 1745-1752 годах проходило новое следственное дело о хлыстах, по которому было уже привлечено 416 человек, среди которых было большое количество священников и монахов, многие из которых были сосланы на каторгу и в отдалённые монастыри. Но, несмотря на все преследования и ссылки хлыстовство продолжало распространяться. В XIX веке, среди хлыстовских христов наиболее известными были: в Тамбовской губернии Аввакум Копылов, и его приемники, сын Филипп и работник П.П. Катасонов, а в Нижегородской губернии В. Радаев, проповедовавший в Арзамасском уезде. Во второй половине XIX века, хлыстовство стало активно распространяться в южных губерниях и на Кавказе. Благодаря деятельности Катасонова, сосланного по приговору Саратовского окружного суда в Закавказский край, оно распространилось там во многих местах. Так же среди видных деятелей хлыстовства, нужно сказать о мещанине Романе Лихачёве, стоявшем во главе общин Кубанской области и Причерноморья и мещанине Петре Лордугине, возглавлявшем общины Терской области и Закавказья.
Скопчество в Воронежской и Курской губерниях
Другим направлением мистического сектантства в Воронежской губернии во второй половине XIX – начале XX веков было скопчество. Последователи этой секты в Воронежской губернии встречались под разными наименованиями: скопцы, шалопуты, постники, монахи. Монахами они именовались в народе за воздержание от вина и мясной пищи, отказ от брака, подвиги поста и аскетичный образ жизни. Так же, как и хлысты, скопцы практически всегда внешне выдавали себя за православных и были тайными сектантами, отсюда вытекала сложность их идентификации.
В Воронежской губернии скопчество было распространено в Валуйском уезде, куда оно проникло из соседних Харьковской и Курской губерний, являвшихся крупными очагами скопческого сектантства. В частности, в Харьковской губернии в пограничных с Валуйским уездом хуторах Бологовка, Богомоловка, Ильинка, Глотовка, Амбарное и Пески существовали скопческие общины. Из этих хуторов скопчество распространилось на Валуйский уезд – деревню Бутырки прихода села Вериговки, деревню Ромашевка и хутор Черняевка прихода села Ново-Павловки, а также в хутор Песчаный прихода села Логачевки.
В 1860-х годах распространителем скопчества в хуторе Черняевке был местный крестьянин Ф.И. Шляпников. Он и его последователи проповедовали скопчество среди православных, утверждая: «…кто поступит в их веру, тот через шесть недель увидит своего Ангела». Другим распространителем скопчества в этом же хуторе была Д. Улаева – дочь государственного крестьянина села Лескова Малоархангельского уезда Орловской губернии. Отсидев в молодости в тюрьме за убийство собственного ребёнка, она в возрасте тридцати лет уехала из дома и двадцать два года прожила в скопческом селении в Области Войска Донского близ Ростова-на-Дону. Здесь Д. Улаева «укрепилась в скопческом учении» и после прибытия в Черняевку стала, по её словам, «излавливать молодых пташек», то есть вовлекать молодых девушек и женщин в скопчество. Внешне Д. Улаева выдавала себя за православную и ходила в церковь, однако после установления над ней в 1864 году надзора полиции скрылась из хутора1.
В Бутырках скопцы появились в 1880-х годах, прибыв из хутора Амбарного Харьковской губернии. Местные скопцы поддерживали отношения со скопцами из Таврической губернии, откуда к ним на тайные собрания регулярно приезжал наставник Г. И. Маслов, отбывший наказание в Сибири за оскопление, и которого они именовали батюшкой. На их собраниях практиковались пляски, которые со слов местного священника подразделялись на три вида: «пляски в круг, в крест и в одиночку, этот обряд у них называется «небесной округой»»2. Сохранилось достаточно подробное описание данного обряда, во время которого мужчины садились на лавки по одну сторону, а женщины по другую, у каждого на коленях были разостланы белые платки, которыми потом размахивали во время танца, вместо обуви надевались белые чулки. В углу рядом с иконами ставился портрет некоего почитаемого скопца Василия, умершего в Харькове, и здесь же садился Г. Маслов. Во время молитвенных радений участники попарно подходили к нему, клали земные поклоны, крестились обеими руками, целовали портрет Василия и руку Гавриила. После чего происходило совместное распевание духовных песен и стихов, а затем начинались «пляски, доходящие до обморока». Такие танцы символизировали подражание скопцов царю Давиду «который танцевал и скакал перед Ковчегом Завета, воспевая и восхваляя Бога», скопцы же «подобно ангелам, кружили вокруг престола Господня»1. Своих наставников – Г. Маслова и Василия – скопцы считал святыми, через которых они познали скопчество, то есть «истинную веру», а самих себя уподобляли первым христианам, которые были вынуждены, спасаясь от язычников, совершать свои богослужения ночью. Так же и скопцы собирались ночью, скрываясь от государства и православного духовенства, как от гонителей.
В это же время (в 1860-е годы) секта скопцов появилась в хуторе Песчаный, куда она распространилась из Харьковской губернии (источники указывают на слободу Тополя, а также хутора Песок, Мальцевку, Наседкино, Ильинки)2. Распространению здесь скопчества способствовало и то обстоятельство, что хутор Песчаный располагался в двенадцати верстах от ближайшего православного храма, располагавшегося в слободе Двулучной. Ситуация изменилась когда в 1869 году в соседней слободе Логачевка была построена церковь и хутор Песчаный вошёл в состав её прихода. Местному священнику А.И. Сабинину удалось близко познакомиться с местными жителями и с сектой скопцов. С его слов выяснилось, что скопцов в Песчаном было 38 человек, из них 14 мужского пола и 24 женского. Проповедниками секты в хуторе Песчаном были А. Жидких и А. Симонов3. Познакомившись с сектантами поближе, А.И. Сабинин понял, как и на кого нужно воздействовать. Его постоянные проповеди и увещания, а также теперешнее близкое расположение церкви пресекли дальнейшую пропаганду скопчества. Благодаря стараниям батюшки местные руководители скопчества покинули хутор и удалились в «Донские места», продолжив там свою пропаганду. Однако, периодически они приезжали и навещали своих собратьев в Песчаном и окрестных сёлах. В конечном итоге по заявлению А.И. Сабинина этих активистов арестовали, по суду признали виновными в оскоплении человека и сослали на Сахалин. С этого времени секта скопцов в Песчаном, лишившись своих активных членов, внешне затихла, но всё-таки, благодаря поддержке собратьев из других сёл, тайно продолжила свое существование. С целью духовно-нравственного просвещения населения и более успешного противодействия скопцам А.И. Сабинин в 1898 году инициировал строительство церкви-школы в самом хуторе Песчаный1.
Помимо Валуйского уезда скопческие общины существовали также в Павловском уезде (село Гороховка) и в Острогожском уезде (хутор Еремовка). В последнем проживал скопец-старик, отбывший в Сибири наказание за оскопление. Он считал себя принадлежащим к Православной церкви, но каждые Рождество и Пасху ездил к своим собратьям скопцам на Кавказ в станицу Георгиевскую. Скопчество он оправдывал тем, что Авраам был скопец, так как был обрезан, а также следующим соображением: «если коня мы оскопляем, чтобы он был посмирней, то тем более это полезно для человека». Здешние скопцы также старались сохранить свою принадлежность к секте в тайне, а оскопление, как правило, совершалось в зрелом возрасте2.
Среди скопцов Воронежской губернии встречались и так называемые «перевёртыши», которые производили оскопление через «скручивание семенных каналов». Правда не всегда, и не все члены секты подвергались оскоплению, мужчины оскоплялись чаще, нежели женщины, а в самом оскоплении также существовало несколько степеней. Скопцы отличались от окружающего православного населения не только своим внешним видом, но и домами, окна которых выходили окнами не на улицу, а во двор. На улицу, как правило, выходила глухая стена, сами дома были окружены высоким забором. В домах многих скопцов в Воронежской губернии встречались изображения или иконы Тайной Вечери, святых мученика Трифона и мученицы Варвары: «Тайная Вечеря напоминает им ту вечерю, которую они совершают, а мученики Трифон и Варвара своей жизнью указывают на их жизнь, полную гонений и мучений со стороны православных»1.
Как и в Воронежской, в Курской губернии мистическое сектантство существовало в двух основных формах: хлыстовство и скопчество. Однако в Курской губернии «скопчество являлось главной формой мистического сектантства»2.
Не останавливаясь подробно на истории возникновения мистического сектантства в Курской губернии, следует сказать, «что хлысты и скопцы здесь появились очень давно, и что в рассматриваемый период, здесь было особенно много скопцов»3. В судебных процессах о хлыстах второй половины XVIII – первой половины XIX века, «часто встречаются имена курских христов и богородиц, некоторые из которых, как например, богородица Авдотья, пользовались уважением не только среди своих кораблей, но и вообще между всеми сектантами»4. В хлыстовской среде возникло и распространилось скопчество, так как «основатель скопческой секты К. Селиванов, объявивший себя в одном лице сыном божьим искупителем-оскопителем, и спасшимся царём-мессией Петром III, в 1760-х годах, тайно проживал в Курске»5. Как известно, рассказ о тайном проживании Петра III в Курске возник в Курской губернии, а само появление подобного рода слухов и рассказов происходило именно в местностях и в среде, зараженной хлыстами и скопцами6.
Рационалистические секты
Среди сект рационалистической направленности в Воронежской губернии в рассматриваемый период наиболее глубокие исторические корни имели духоборчество и молоканство. Их появление в губернии относится к середине – второй половине XVIII века. Очевидно, что источником распространения являлась соседняя Тамбовская губерния, которая к тому времени являлась «…крупным очагом сектантства – духоборчества и молоканства, в частности, родиной последнего»1.
История развития духоборчества в Воронежской губернии, появившегося здесь еще в 60-х годах XVIII столетия, отражена в ряде публикаций, размещенных в «Воронежских епархиальных ведомостях» во второй половине XIX – начале ХХ века2.
Так, известно, что однодворец города Козлова П.Я. Киреев на допросе в Воронежской духовной консистории в 1765 году показал: «…лет пять тому назад отставной подпрапорщик Анисим Фёдоров села Рассказова, житель Пётр Соловых села Уварова, житель Семён Уклеин на основании Библии и других книг толковали: «в церковь не ходить, святым образам не поклоняться, исповеди и святых тайн не принимать, крестного знамения не изображать, а веровать Богу духом, свиного мяса не есть». По его словам после пасхальной недели 1765 года он приехал в Воронеж, в дом харчевника Степана Михайлова, который, наряду с домом Панфилова, и «являются местами, откуда идёт пропаганда описанного заблуждения». Эти два дома, по данным Киреева, впоследствии и стали центрами притяжения для некоторых жителей Воронежа, «которые приходили послушать нового учителя. Уезжая из Воронежа в Тамбов, Киреев завещал своим новым последователям – жить между собой любовно, ни с кем не браниться и делиться своим достатком с неимущими»1.
В этом же году в Воронежскую духовную консисторию из Орловской воеводской канцелярии были присланы «оказавшиеся в содержании суеверия» крестьяне-однодворцы из села Мечетки Усманьского уезда, среди которых оказались: «Трифон Баутин с невесткой Варварой Петровой, Павел Бодякин, Исайя Бехтеев, да дворцовых битюцких сёл – от управительских дел дворцовый крестьянин Сысой Попов с женой». Как было выяснено, «…и в Воронеж и в село Мечетки сектантство заносится из одного и того же места, из Тамбовской губернии. Первые учителя Петра Киреева, между которыми был Семён Уклеин, жители Тамбовской губернии»2.
Что касается личности самого С. Уклеина, то известно, что он был женат на дочери лидера духоборов И. Побирохина и являлся одним из основоположников молоканства. По сведениям автора работы «Раскольники и острожники» Ф.В. Ливанова, сам «Семён Матвеевич Уклеин в 60-х годах XVIII столетия приходил лично из Тамбовской в Воронежскую губернию и проповедовал в ней молоканство, [где] по его подсчётам уже к концу XVIII века … было до 5000 последователей молоканства»3. О духоборах известно, что «Новохоперского уезда села Макарово, однодворец Максим Тимофеев, 6 августа 1809 года подавал вместе с духоборцами других губерний жалобу императору Александру I с просьбой дозволить переселение в Астраханскую губернию»4. Также, по сведениям Ф.В. Ливанова, известно, что в 1835 году в Воронежской губернии штабс-ротмистр И. Каверин «…вместе с духовенством начал истязать духоборцев своего села, которые потом убежали из его имения за границу, всего мужского и женского пола 19 душ». В целом же, к концу правления Александра I в Воронежской губернии было немного духоборцев, о которых властям было известно «их считалось 194 мужского пола, 100 женского пола, не считая негласных духоборцев»1.
Сведения о существовании духоборов в Воронежской губернии в более поздний период отрывочны и противоречивы, но информация о них встречается в 1860-1870-х годах в Бобровском уезде. Так, согласно летописи Троицкой церкви Бобровского уезда села Верхотишанки духоборческая секта в селе «присутствует и процветает…». По данным летописи, адепты этой секты, «живя и общаясь между православными и пользуясь бесчисленными случаями ежедневных сношений с ними, составляют, таким образом, для них постоянный и величайший соблазн». Распространению духоборчества среди крестьян, очевидно, способствовали и сложившиеся отношения между населением деревни и местным православным духовенством, которое зависело «от прихожан в отношении материального обеспечения, что порождало вредные для дела взаимные столкновения между духовенством и прихожанами, что дало повод сектантам распространять нарекания на православное духовенство в том, что будто оно, взимая вознаграждение за требы, торгует таинствами церкви»2. В соответствии с местным преданием, формирование духоборческой общины в Бобровском уезде было связано с крестьянином по фамилии Кучин, «о котором известно то, что он был предводителем выходцев, и по поселении здесь, их общественным начальником и во всех отношениях передовым между ними человеком и церковным старателем, отличавшимся будто бы особым усердием к храму Божию». То есть, становление и распространение духоборчества в Бобровском уезде, очевидно, не было связано с влиянием духоборцев из Тамбовской губернии, а «появилось уже здесь … тем более что между духоборцами сохранилось живое предание, что их предки именовались некогда Семёновцами, а такое название, как известно, было от Семёна Уклеина, распространившего духоборчество и молоканство по Воронежской губернии и на Дону» В целом же, в 70-е годы XIX века численность духоборцев в Бобровском уезде оставалась незначительной, так как «в 1870-1871 году до 19 духоборческих семейств переселились на Кавказ, и затем здесь их остаётся ещё 15 семейств, и в них 93 человека обоего пола»1.
Самой распространенной рационалистической сектой в Воронежской губернии в рассматриваемый период стали молокане2. Наиболее крупные общины молокан находились в Новохоперском уезде, в частности, в сёлах Пески, Подосиновка, Троицкий Юрт, Макарово, Новогальское и Старогальское, Краснореченское, Мазурки и в некоторых других, где «…молокане имеют свои молельни и видных наставников»3. Самой известной из них стала община молокан в селе Троицкий Юрт.
В одном из номеров «Воронежских епархиальных ведомостей» за 1871 год была представлена краткая история молоканской общины в Троицком Юрте. Так, в опубликованном материале говорилось о том, что молокане существовали в этом поселении достаточно давно и уже в начале XIX века «…некоторые сектанты начали открыто мыслить и делать по-своему». Несмотря на предпринимавшиеся властями строгие меры по борьбе с сектантами, они «…не сокращали их числа, напротив – они в действиях власти вообще видели наступление царства антихриста, уверяли себя, что они только правы, что они и есть те люди, которые будут наслаждаться царством небесным и своими действиями увлекали простой народ»4.
История о молоканах села Троицкий Юрт получила продолжение в «Воронежских епархиальных ведомостях» и в 1872 году. Так, в одном из номеров газеты за этот год содержится информация об обрядовости молокан.
По сведениям газеты, она выглядела следующим образом: «Обыкновенно моление молокан состоит в том, что с утра и почти до вечера, собравшись вместе в чьей-нибудь избе, поют и читают: поют из псалтыри, читают из Библии; начинают петь по большей части женщины; читают мужчины, и, прочитав какое-нибудь место из Библии, разъясняют содержание прочитанного. Когда же приезжает настоятель, то моление своё они отправляют также, прибавляя только то, что в это моление трактуется о страшном суде, изображая его так, как у нас изображают его на лубочных картинах; это моление редко устраивается днём, а большей частью ночью». Кроме того, отмечалось следующее: «Вот прочёл настоятель что-нибудь и рассказал, и женщины запели, и запели так тоскливо и уныло, что, кажется, они потеряли какого-нибудь близкого человека, или настало для них такое время и горе, что остаётся только одно: горевать и сокрушаться»1. В качестве наиболее очевидного отличия молокан от православного населения, «Воронежские епархиальные ведомости» отмечали их стремление к обучению и грамотности. Так, отмечалось, что «молокане, осознают необходимость обучения своих детей грамоте, поэтому с охотой присылают своих детей в школы, будучи уверенными, что в школе ничему дурному не научат; замечательно и то, что молокане не пренебрегают чтением книг и по гражданской печати, молокане верят учителю и вполне с ним соглашаются»2. В селе Третьяки Новохоперском уезда в рассматриваемый период также существовала молоканская община, о чем сообщалось в «Воронежских епархиальных ведомостях» за 1870 год.
Протестантские секты
В самом конце XIX – начале XX века в Курской губернии, как и в Воронежской, одним из самых многочисленных рационалистических сектантских движений стал баптизм, распространившийся, главным образом, на почве уже существовавшего здесь штундизма. В 1880-е годы, баптизм стал распространятся, в первую очередь, в южных уездах губернии, однако к 1913 г. «…общины баптистов появились практически во всех уездах: Белгородском, Грайворонском, Путивльском, Рыльском, Обоянском, Льговском, Тимском, Курском, Дмитриевском…»1. О распространении баптизма в Курской губернии в конце XIX века в первую очередь свидетельствуют документы официального делопроизводства2. Так, например, курский губернатор Н.П. Муратов также утверждал, что распространение баптизма в Курской губернии началось именно в конце XIX века. Однако поворотной точкой в распространении данной секты по губернии стал, по его мнению, изданный 17 апреля 1905 года указ «Об укреплении начал веротерпимости» в России: «…с провозглашением в 1905 году вероисповедной свободы баптистское движение в Курской губернии значительно усилилось… [и] … по имеющимся сведениям, общее число баптистов в Курской губернии достигает 1195 душ обоего пола». По сведения Н.П. Муратова, в ряде уездов Курской губернии имелись зарегистрированные общины баптистов, причем, как отмечал губернатор, наибольшее распространение секта получила в Грайворонском и Путивльском уездах. Он писал, что «в слободе Борисовке, Грайворонского уезда, имеется зарегистрированная община, насчитывающая 302 души обоего пола, а в Путивльском уезде, имеются две зарегистрированные общины, насчитывающие 320 душ … во Льговском, имеется зарегистрированная община, насчитывающая 198 душ, в Белгородском уезде, незарегистрированная – 206 душ, Дмитриевском – 67 и Рыльском – 46. В остальных уездах, баптизм не имеет прочно организованных общин, но и в них по местам встречаются группы сектантов в 2-18 человек»1.
Целый ряд сохранившихся архивных дел свидетельствует о том, что в Курской губернии в 1910-е годы происходили как случаи единоличного, так и коллективного (семейного) перехода из православия в баптизм. Так, например, в 1910 году в Белгородском уезде в секту евангельских христиан-баптистов, перешла крестьянка села Ревеньки Ф.И. Новикова2. В своём заявлении на имя курского губернатора М.Э. Гильхена она изложила следующую просьбу: «… так как я отпала от православия в исповедание евангельских христиан-баптистов, исключить меня из всех актов состояния меня в православии и выдать мне удостоверение на случай присоединения к религиозной общине, и об исправлении в моих документах моего вероисповедания, и о последующем объявить мне»1. К этом же году относился и переход жителей этом же села – крестьян Наумовых2 и крестьянки А.И. Шатохиной3.
Похожее по форме и содержанию прошение было подано крестьянкой слободы Красная Белгородского уезда Е.К. Гермоненко4. Она писала о том, что исповедует баптистское вероучение и желала бы исключиться из православия с тем, чтобы перейти в харьковскую общину баптистов: «… я имею честь просить Вас не отказать мне в распоряжении об исключении меня из православия и об оповещении совета Харьковской общины русских евангельских христиан-баптистов о моём присоединении к общине»5. В слободе Красной это был не единственный случай, примерно в это же время в баптизм перешёл и крестьянин Г.С. Нерубенко6.
В 1913 году крестьяне слободы Томаровка Белгородского уезда – А.Г. Рагулин и его жена Мария Григорьевна Рагулина – просили губернатора Курской губернии Н.П. Муратова исключить их из числа православных7. Используя типичную форму прошения, они писали: «Исповедуя вероучение евангельских христиан-баптистов, и желая исключиться из православия и перейти в Харьковскую общину русских евангельских христиан-баптистов, просим Вас не отказать нам в распоряжении об исключении нас из православия, и об оповещении совета Харьковской общины русских евангельских христиан баптистов, и о нашем присоединении к общине»8.
В Белгородском уезде кроме слободы Томаровка община баптистов существовала в Никольской волости, а именно в селах Бочковка, Ревеньки и Черемошное9. Из информации, которую сообщал белгородский уездный исправник курскому губернатору М.Э. Гильхену в 1910 году, следует, что на религиозную жизнь Белгородского уезда сильное влияние оказывала община баптистов, существовавшая в приграничной Харьковской губернии. В частности, на это указывал тот факт, что «…просителям села Бочковки Никольской волости Е.П. Маркову и другим, в числе 14 человек, прошения о разрешении перейти из православия в секту баптистов писаны крестьянином села Бочковки И.С. Марковым, живущим в городе Харькове…и состоящим в секте баптистов». Кроме того, по сведениям все того же белгородского уездного исправника в селе Бочковке к тому времени уже проживал «…21 сектант, все они близко соприкасаются с существующей в городе Харькове общиной сектантов, откуда и направляются все усилия к совращению крестьян села Бочковки и соседних ему – Ревеньки и Черемошного переходить в секту баптистов»1.
Однако община баптистов существовала не только в приграничных к Харьковской губернии селах, но и в самом Белгороде. Так, известно, что они проживали в «…слободе Августовой (Савина), во главе общины стояли некто Камышенский и Буняева. Штундо-баптисты называют себя евангельскими христианами, утверждая, что они веруют в Бога и живут согласно с евангелием»2. Местный священник, посетивший молитвенное собрание белгородских штундо-баптистов, описывал их проповедь с симпатией: «Если у кого, то у этих ораторов, нам православным пастырям и учиться при выступлениях с кафедры и вне её. С отрадой можно отметить, что через все их речи сквозит призыв к покаянию, к деятельному исправлению жизни общины и каждой отдельной личности»3.
Влияние харьковской общины баптистов распространялось и на Грайворонский уезд. Об этом, в частности, свидетельствовал случай перехода из православия в баптизм крестьянина слободы Дмитриевка Г.М. Сумского1. Грайворонский уездный исправник, который информировал об этом курского губернатора, ссылался на заявление самого крестьянина Сумского, из которого следовало, что свой выбор он сделал самостоятельно и хотел осуществить переход в баптизм по собственному желанию. При этом, как следовало из прошения крестьянина, «Заявление на предмет присоединения … к секте, надлежит передать в первую Харьковскую общину евангельских христиан-баптистов, находящуюся в городе Харькове»2.
В Грайворонском уезде Курской губернии в начале ХХ века переход в баптизм совершался крестьянами отдельных сел и слобод как единолично, так и коллективно. Так, например, известно, что в баптизм перешёл крестьянин села Чуланово, И.П. Беседин3. В 1910 г. он подал традиционное для такого случая прошение на имя курского губернатора М.Э. Гильхена. В преамбуле крестьянин ссылался на законодательные документы, вступившие в силу в ходе Первой русской революции. В частности, он упомянул в тексте своего обращения именной указа «Об укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля 1905 года и циркулярное распоряжение Министра Внутренних Дел от 18 августа того же года за №4628. Поясняя причину своего обращения, он писал о том, что отпал от православия в евангелическо-баптистское исповедание и в этой связи изъявлял желание «…исключиться и со всех актов состояния моего в православии … выдать мне удостоверение на случай присоединения к религиозной общине, и исправления в моих документах моего вероисповедания, и о последующем объявить мне»4.
В том же Грайворонском уезде в селе Солдатское в баптизм перешла семья крестьян Чекачковых – Порфирий Федотович и его жена Анна Петровна5. В типичном для таких случаев заявлении на имя курского губернатора они писали: «…мы, отпав от православия, исповедуем вероучение по вере крещённых христиан евангельского, баптистского исповедания, желаем исключиться и со всех актов состояния нашего в православии»1.