Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Реализация государственной политики по управлению учебными заведениями Министерства народного просвещения на территории Западной Сибири (XIX – начало XX в.) Блинов Алексей Владимирович

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Блинов Алексей Владимирович. Реализация государственной политики по управлению учебными заведениями Министерства народного просвещения на территории Западной Сибири (XIX – начало XX в.): диссертация ... доктора Исторических наук: 07.00.02 / Блинов Алексей Владимирович;[Место защиты: ФГБОУ ВО «Алтайский государственный университет»], 2019.- 685 с.

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Историографические и источниковедческие аспекты исследования

1.1 Историография проблемы 35

1.2 Источниковедческий анализ проблемы 79

Глава 2. Формирование образовательного пространства Западной Сибири

2.1 Административно-территориальные границы образовательного пространства 99

2.2 Факторы формирования образовательного пространства 114

2.3 Нормативно-правовая характеристика типо-видового состава учебных заведений 130

2.4 Территориальное распределение учебных заведений 164

Глава 3. Модели регионального управления учебными заведениями Западной Сибири (1803–1885)

3.1 Организационные начала управления в период подчинения Казанскому учебному округу (1803–1828) 192

3.2 Система управления в период подчинения гражданским губернаторам (1828–1858) 215

3.3 Принципы и подходы к управлению по Положению 1859 г. 229

3.4 Учреждение окружной модели на территории Западной Сибири 238

Глава 4. Управление учебными заведениями в рамках учебного округа (1885–1917)

4.1 Местопребывание органов регионального управления образованием 247

4.2 Должностные обязанности служащих учебного округа 261

4.3 Кадровый состав и социально-правовой статус служащих окружного управления 276

4.4 Проекты реформирования и реорганизации окружной модели 287

Глава 5. Организационные начала управления на уровне учебных заведений (1803–1917)

5.1 Организация и реформирование системы управления начальными учебными заведениями 329

5.2 Организационные начала управления средними учебными заведениями 362

5.3 Уставные начала управления высшими учебными заведениями 377

5.4 Социально-правовой статус административного корпуса учебных заведений 398

Глава 6. Регулирование финансово-хозяйственной деятельности субъектов образовательного пространства (1803–1917)

6.1 Организационные начала государственного и частного финансирования учебных заведений 422

6.2 Роль региональных органов власти, местных самоуправлений и общественных неполитических организаций в развитии материально-технической базы учебных заведений 439

Заключение 465

Список сокращений 472

Список использованных источников и литературы 473

Приложения 585

Факторы формирования образовательного пространства

На современном этапе, отечественные и зарубежные исследователями предлагают различные подходы к определению сущности «образования». Например, американский специалист в области философии образования Джордж Кнеллер (1908–1999) в своем исследовании «Введение в философию образования» отмечает, что «образование – это процесс, посредством которого общество через школы, колледжи, университеты и другие институты целенаправленно передает своё культурное наследие… от одного поколения к другому»1. Нет сомнений, что стратегию и векторы развития образования определяет и задает государство, но осознание необходимости его развития – это потребности общества. Успех образовательной политики зависит от того, насколько общество подготовлено к восприятию образовательных парадигм.

Направления и темпы развития образования на территории любого региона, в том числе и на территории Западной Сибири, определялись рядом факторов, связанных с конкретными историческими этапами и зачастую выступающими в тесной взаимосвязи. Доминирующие позиции принадлежат экономическому фактору, в рамках которого экономика выступает как хозяйственная система, обеспечивающая удовлетворение потребностей общества путем создания и использования необходимых жизненных благ2. Потребности порождают экономическую мотивацию, которая во многом связана не с индивидуальными (частными), а общими для определенной культурной среды ценностями3. Формирование экономического облика территории во многом определяло потребность и порождало запросы общества, в том числе в образовательных услугах.

Активное экономическое развитие сибирского региона приходится на пореформенный период. В. П. Зиновьев, говоря о промышленном освоении Сибири, выделяет это время в особый четвертый этап (1861 г. – первая половина 90-х гг. XIX в.) и характеризует его как «крах феодального предпринимательства, господство капиталистической мануфактуры во всей промышленности, начало промышленного переворота в ней, утверждение пароходства, начало железнодорожного строительства»1.

До середины XIX в. на территории Западной Сибири экономическое пространство, несмотря на наличие производства, не имело ярко выраженной промышленной специфики, что могло бы служить мотивацией для активного распространения образовательной стратегии со стороны МНП. Доминирующая часть населения, связанная с сельским хозяйством, не видя практического применения полученных знаний и востребованности каких-либо специальных умений в практической деятельности, не осознавало факта необходимости их получения. До середины XIX в., по мнению Ф. Ф. Шамахова, «на обучение смотрели только как на излишнею роскошь, а бывали случаи, когда от этой повинности старались откупиться»2. Проблема низкого уровня образования местного населения осознавалась представителями региональных и центральных органов власти. Например, еще в 1823 г. генерал-губернатор Западной Сибири П. М. Капцевич в рапорте Александру I по вопросу об открытии в Сибири высшей гимназии писал: «Сибирь представляет сборище жителей, не видев при том у себя образцовых заведений по части воспитания, представляет естественное смешение необученности с маловедением»3. Данная проблема неоднократно поднималась и на заседаниях I Сибирского комитета. Так, в журнале от 27 февраля 1836 г. было отмечено: «Вообще в сибирских губерниях учебные заведения находятся в младенчестве, и нет почти средств к образованию юношества… Присылаемые учителя в гимназии по большей части люди, едва получившие первоначальное образование. Часть сия в совершенной небрежности… Необходимость иногда заставляет отцов семейств принимать в дома наставниками детей из сосланных за преступления»1.

Результирующее следствие корреляции между уровнем развития производства и образовательными потребностями населения первой половины XIX в., на наш взгляд, можно объяснить доминирующим положением в региональной экономике кабинетского промышленно-хозяйственного комплекса, не только использующего свои методы и ресурсы при решении кадровых вопросов, но и неохотно идущего на реализацию альтернативных экономических проектов. Характеризуя уровень развития промышленности конца XVIII – первой половины XIX в., авторы академического издания «История Сибири» отмечали, что «в основе производства лежал труд феодально-зависимых категорий населения: мастеровых, набираемых в основном путем рекрутчины, и крестьян, приписанных к заводам… кабинетские и казенные промышленные предприятия находились на мануфактурной стадии развития с характерным для мануфактуры техническим разделением ручного труда… Малая производительность принудительного труда, незаинтересованность кабинетского и казенного управления в систематическом повышении техники производства, хищнические приемы добычи полезных ископаемых, неприспособленность к условиям рынка, высокие накладные расходы – все это отрицательно сказывалось на состоянии промышленности»2. Очень кратко и емко об этих и других причинах писал декабрист Н. В. Басаргин: «Вот чего недостает Сибири: внутренней хорошей администрации, правильного ограждения собственности и личных прав, скорого и строгого исполнения правосудия как в общественных сделках, так и в нарушении личной безопасности; капиталов; путей сообщения; специальных людей по тем отраслям промышленности, которые могут быть с успехом развиты в ней, наконец, достаточного народонаселения»3.

Одним из индикаторов уровня экономического развития может выступать ситуация в городах. Существовавшие на территории Западной Сибири к середине XIX в. города не имели отчетливо выраженной промышленной специфики. Городская экономика была представлена в основном ремесленными мастерскими, продукция которых была ориентирована на удовлетворение повседневных нужд населения города.1 По данным М. Г. Рутц, к началу второй половины XIX в. из 17 городов Западной Сибири на долю смешанного типа приходилось 35,2 %, аграрного – 29,4 %, военно-административного и торгово-промышленного – 17,6 % 2.

Ситуация начинает меняться только во второй половине XIX в., когда в результате отмены крепостного права, во-первых, была ослаблена монополия Кабинета в экономическом секторе Западной Сибири; во-вторых, государство, в условиях начавшейся экономической модернизации и активного процесса капитализации, приступило к рассмотрению возможности использования новых подходов в развитии экономики региона; в-третьих, началось активное переселенческое движение.

Последнее обстоятельство, имевшее многочисленные последствия, сыграло важную роль не только в экономической, но и образовательной модернизации. Началу переселенческого движения за Урал способствовал закон от 13 июля 1889 г., активизировавший переселенческое движение на территории Тобольской, Томской губерний, Акмолинской, Семипалатинской и Семиреченской областей3. Согласно закону, переселенцам предоставлялся ряд льгот: бессрочное пользование земельными участками и объявление их неотчуждаемыми; освобождение от казенных сборов и арендных платежей за отведенные земельные участки на трехлетний период, а по истечении устанавливалась 50 % скидка; лицам призывного возраста предоставлялась трехлетняя отсрочка; нуждающимся предоставлялась денежная ссуда для приобретения необходимого сельхозинвентаря. Благодаря указу, только за 1890 г. в Сибирь переселилось 5326 чел.1. Бум переселенческого движения связан с началом строительства Транссибирской железнодорожной магистрали, а затем и последовавшей Столыпинской аграрной реформой.

Со времени запуска в действие отдельных участков железной дороги и до начала 1917 г. на территорию Сибири и азиатских владений (с 1896 по 1917 гг.) переселилось 3962613 чел., из них на территорию Западной Сибири – 2701395 чел. (68 %). Распределение переселенческих потоков по административно-территориальным единицам было представлено не пропорционально: Тобольская губерния – 11 %, Томская губерния – 59,5 %, Акмолинская область – 24,5 %, Семипалатинская область – 5 %. Наибольшая переселенческая активность приходится на период до 1911 г. (81,6 %) – времени активной реализации Столыпинской аграрной реформы (таблица 2.2.1.)

Принципы и подходы к управлению по Положению 1859 г.

Результатом дискуссий, показанных в предыдущем параграфе, стало высочайше утвержденное 12 апреля 1859 г. «Положение об управлении гражданскими учебными заведениями Западной Сибири», преследующее цель – «поставить учебное дело в отдаленной окраине более самостоятельно»1.

«Положение» (1859) выстраивало стройную структуру управления учебными заведениями Западной Сибири во главе с генерал-губернатором. Начало реализации этого «Положения» пришлось на конец пребывания в должности генерал-губернатора Западной Сибири Г. Х. Госфорда – человека, сыгравшего важную роль в его появлении. Дальнейшее осуществление управления учебными заведениями на принципах «Положения» связано с деятельностью еще четырех генерал-губернаторов Западной-Сибири: А. О. Дюгамеля (1861–1866), А. П. Хрущова (1866–1875), Н. Г. Казнакова (1875–1881) и Г. В. Мещеринова (1881–1882)1.

Согласно «Положению» (1859), Западно-Сибирскому генерал-губернатору было предоставлено общее управление всеми гражданскими учебными заведениями региона: «…генерал-губернатор, как главный начальник края и председатель совета главного управления… есть высший блюститель точного и правильного исполнения всех постановлений по учебной части во вверенном ему крае, сохраняя в отношении к оной, власть надзора и разрешения, присвоенную ему общими и местными учреждениями» ( 13)2.

На основе вышеуказанного, генерал-губернатор был наделен рядом прав: назначение, перемещение и увольнение чиновников учебного управления, за исключением главного инспектора, подведомственного МНП; представление к наградам, пенсиям, дополнительному жалованью на основании запроса главного инспектора; проведение проверок в отношении неправомерных действий или нарушений в образовательных учреждениях ( 14).

Генерал-губернатор имел возможность непосредственного обращения в МНП по всем вопросам образовательной части, требующих наивысшего одобрения ( 21). Поскольку генерал-губернатор не имел специальной канцелярии по учебным делам, вся переписка и делопроизводство осуществлялась через секретаря главного инспектора ( 22).

Для «ближайшего надзора за гражданскими учебными заведениями и в губерниях, и в областях Западной Сибири вообще и за направлением учебной части, соответственно видам правительства и пользе края в особенности» при генерал-губернаторе была учреждена должность главного инспектора училищ ( 3). Кандидатура на должность главного инспектора проходила согласование между генерал-губернатором и МНП, утверждаясь на основании высочайшего приказа ( 7). В течение данного периода должность главного инспектора занимали: Коншин, А. В. Попов, Рындовский, С. И. Барановский, И. О. Смольин, А. П. Дзюба, Н. Я. Максимов1. В отсутствие главного инспектора, по поручению генерал-губернатора, его функции возлагались на кого-либо из членов Главного управления Западной Сибири, но с наличием педагогического опыта. Например, после смерти И. О. Смольина функции главного инспектора временно исполнял Ю. П. Пеляно (бывший учитель гимназии), с отставкой А. П. Дзюбы – Е. А. Забаровский (преподаватель Тобольской духовной семинарии) и т. д.2.

В функциональные обязанности главного инспектора входили: контроль за выполнением должностных обязанностей сотрудниками учебного ведомства (директора и преподаватели); соблюдение образовательными учреждениями ведомственных инструкций и министерских нормативных актов; предоставление министерству запрашиваемой информации по установленным формам, в том числе годового отчета о состоянии образовательной части. Кроме того, главный инспектор, являясь членом совета Главного управления Западной Сибири, был обязан рассмотреть все вопросы, адресованные ему по учебной части ( 4, 16–18).

Особое внимание «Положение» (1859) уделяло ревизиям учебных заведений. Согласно 17, в связи с особенностями Западной Сибири, каждое учебное заведение должно было инспектироваться не реже одного раза в два года. В случае невозможности осуществления проверки учебных заведений со стороны инспектора (по причине болезни или командировки за пределы региона) приказом генерал-губернатора эта обязанность должна была возлагаться на директоров гимназий или членов совета Главного управления ( 19). А. А. Мисюрев дал достаточно высокую оценку деятельности инспекторов, отметив, что «существование должности главного инспектора училищ сказалось лучшим выбором лиц для учительской службы в городах… не менее того, и в других отношениях отразилось благотворное влияние лица, близко поставленного к учебным заведениям и постоянно следящего за направлением учебно-воспитательного дела. Указание во время ревизии главным инспектором и директором училищ лучших способов преподавания, – предъявление законной требовательности на испытаниях учащихся, частное, по сравнению с прежним, обращение к педагогическим советам заведений и усиление значения рассматриваемых, а иногда, и решаемых здесь дел, – все это, в сложности, содействовало постепенному ходу всех школ, начиная с низших и кончая средними»1.

Для организации делопроизводства и контроля «за правильным и добросовестным исполнением своих обязанностей всеми чинами учебного ведомства» при главном инспекторе был предусмотрен секретарь, избираемый из лиц, «служивших по учебному ведомству, имеющих необходимые для этой должности познания и опытность», и утверждаемый в должности генерал-губернатором ( 5, 9, 16).

Непосредственно в подчинении главного инспектора находились директора гимназий и «все подведомственные им чины учебного ведомства Западной Сибири» (штатные смотрители уездных и приходских училищ) ( 6, 24).

Гражданские губернаторы по «Положению», хотя и не имели прямой власти над образовательными учреждениями, были обязаны осуществлять «надзор за соблюдением в учебных заведениях должного порядка, и к поддержанию оного обязываются оказывать все зависящее от них содействие» ( 2).

Несколько лет спустя, указом от 18 декабря 1867 г., нормы этого «Положения», с незначительными дополнениями и изменениями были распространены на Восточную Сибирь2.

Созданная в 1859 г. система управления учебными заведениями Западной Сибири без изменений просуществовала недолго. Уже в течение первого года проявилась неудовлетворенность штатным расписанием, в результате чего 19 ноября 1860 г. генерал-губернатор Западной Сибири подал министру народного просвещения ходатайство с просьбой о расширении канцелярии главного инспектора за счет введения дополнительной должности помощника секретаря, увеличении оклада секретарю и сумм, выделяемых на канцелярию (до 700 руб.)1.

Получив отказ, мотивированный недавним принятием положения об управлении учебными заведениями Западной Сибири, генерал-губернатор 7 апреля 1862 г., при обсуждении вопроса о преобразовании системы народного просвещения в России на уровне Сибирского комитета, представил новый проект положения об управлении гражданскими учебными заведениями в Западной Сибири, имевший целью дать инспектору необходимую власть, статус и средства.

Предлагаемые изменения, по сравнению с «Положением» (1859), заключались в следующем: повышение класса должности и оклада главного инспектора; расширение штата канцелярии инспектора; предоставление главному инспектору в отсутствие генерал-губернатора всех прав, предоставленных попечителям учебных округов2.

Этот проект, как видно из сообщения министра народного образования, был включен в сборник проектов новых уставов учебных заведений для дальнейшего рассмотрения.

В течение последующих 1863–1868 гг. вопрос об усилении позиций главного инспектора и расширении штатов канцелярии поднимался неоднократно.

В июне 1863 г. генерал-губернатор А. О. Дюгамель вновь попытался обратить внимание МНП на статус главного инспектора, попрося министра А. В. Головина рассмотреть вопрос о внесении изменений в «Положение» (1859)3. В качестве мотивов А. О. Дюгамелем приводился ряд аргументированных предложений.

Организация и реформирование системы управления начальными учебными заведениями

Принципы, на которых осуществлялось управление начальными учебными заведениями в течение первой половины XIX в., были заложены «Уставом» (1786) и оставались неизменными, несмотря на принятие уставов 1804 и 1828 гг.1.

На территориальном (губернском) уровне система управления начальными учебными заведениями на протяжении министерского периода претерпела многочисленные изменения: подчинение директорам главных народных училищ, директорам губернских гимназий и директорам народных училищ.

Согласно «Уставу» (1786), учебная часть в каждой губернии поручалась директору народных училищ, который «…должен быть любителем наук, порядка и добродетели, доброхотствующий юношеству и знающий цену воспитания»2. Требования к «качественным» свойствам директоров не остались без внимания и в правление Александра I. В указе 1801 г. перед Сенатом ставилась задача «…сделать наиточнейшие подтверждения, дабы в директоры сих заведений определены были люди не только с отличными сведениями в науках, но и с наилучшими правилами в жизни и с теми свойствами, какие в них предлагаются по Уставу об училищах»3. В случае подбора достойных кандидатов губернаторам рекомендовалось согласовывать их с комиссией об учреждении училищ.

В обязанности директора входил контроль за образовательным процессом, подбор преподавателей, инспектирование, а также участие в заседаниях приказа общественного призрения по вопросам школьного дела. Под руководством директора гимназии находились не только учебные и хозяйственные вопросы возглавляемого им образовательного учреждения, но и все начальные учебные заведения губернии: «директор, имея в непосредственном ведении свою гимназию и все училища, и пансионы в губернском городе, прочили уездными, приходскими и другими училищами губернии, исключая из них те, которые Высочайше вверены иному начальству…»1. Он был обязан еженедельно посещать учебные заведения губернского центра и, не реже одного раза в два месяца, – других городов губернии. Зачастую данное правило не соблюдалось. Например, в исторической записке об учебных заведениях Тобольской губернии за 1808– 1809 гг. отмечалось, что «бывший в должности директора училищ Протопопов уездные училища не осматривал, и по прибытии настоящего директора Эйбена оные также не были осмотрены»2.

Уездные училища находились под контролем смотрителя.

Профессиональные требования к смотрителю и круг его служебных обязанностей был прописан в главе VII «Устава учебных заведений, подведомых университетам» (1804)3. По профессиональным качествам, как предписывал 105, он должен «быть деятелен, благонравен, знать цену воспитания и иметь совершенные сведения по крайней мере в тех науках, которые предписано преподавать в уездных училищах». Смотритель уездных учебных заведений назначался окружным университетом по представлению директора губернской гимназии и по всем вопросам должен был руководствоваться распоряжениями последнего ( 104, 106). В служебные обязанности уездного смотрителя входил контроль за состоянием вверенного ему училища и ходом учебного процесса ( 110–115). В свою очередь, под руководством смотрителя уездного училища находились смотрители городских и сельских приходских училищ.

Смотритель приходских училищ, созданных в государственных селениях, согласно «Уставу» (1804), назначался из числа священнослужителей или почетных жителей. Его кандидатура, как и уездного, с одобрения директора утверждалась университетом. На смотрителя был возложен контроль за исполнением поручений по организации учебного процесса и благосостоянию вверенного ему образовательного учреждения1. По всем выявленным недочетам смотрители уездных и приходских училищ обязаны были отчитываться перед директором губернской гимназии.

На практике институт смотрителей зачастую не удовлетворял уставным требованиям. Во-первых, лицо, занимающее данную должность, не являлось освобожденным, что не позволяло уделять должного внимания вопросам учебного заведения. Только на основании «Устава» (1828) должность смотрителя стала штатной ( 11)2. Во-вторых, частая смена смотрителей не позволяла им выработать долгосрочного плана действий.

«Устав» (1828) повысил требование к смотрителям приходских и уездных училищ, установив за правило их избрания из числа преподавателей, «отличившихся ревностью к службе, хорошим поведением и знанием» ( 49). Кроме этого, «для лучшего надзора за училищами уезда и содействия благосостоянию оных» за учебными заведениями был усилен контроль за счет почетных смотрителей, избираемых из числа местных чиновников и возложение контрольных функций на благочинного священника ( 9), который «не делает сам собою никаких распоряжений; ему только предоставляется право, заметив упущение или иные беспорядки, обращать на них внимание учителя и уведомлять уездных смотрителей» ( 10)3. Вместе с тем, как свидетельствуют архивные материалы, контроль с их стороны был недостаточным. Согласно выписке из журнала «Комитета для изыскания мер к распространению образования между сельским населением Тобольской губернии» (от 14 марта 1866 г.), созданного в 1865 г. из представителей казенной палаты и Тобольского губернского правления, необходимого контроля за сельскими училищами не было ни со стороны местных органов ведомства Государственного имущества, ни со стороны казенной палаты.

Действия казенной палаты в деле «улучшения училищ» сводились лишь к двум мерам: во-первых, «исходатайствование разрешения определения наставниками в училища людей из светского звания», а, во-вторых, в регулировании финансовых вопросов1. Недостаточное внимание проверке учебных заведений уделялось и со стороны штатных смотрителей и благочинных. Примером могут служить данные о количестве ревизий по Тобольской губернии за период с 1956 по 1964 г. (таблица 5.1.1.). Так, за 10 лет на территории Тобольской губернии было проведено всего 46 ревизий, при этом в 1857, 1858, 1859 и 1861 г. проверок вообще не проводилось.

Роль региональных органов власти, местных самоуправлений и общественных неполитических организаций в развитии материально-технической базы учебных заведений

Среди проблем, с которыми сталкивалось большинство учебных заведений, были вопросы материального благосостояния: наличие помещения, ремонтные работы, средства на улучшение материально-технической базы. Среди них, на протяжении всего изучаемого периода, ключевой являлся вопрос обеспеченности помещениями, отвечавшими необходимым требованиям1.

Хотя с формальной точки зрения, согласно уставной документации, учредитель каждого вида учебного заведения должен был проявлять заботу о наличии собственного помещения, но по факту ситуация выглядела плачевно. Например, на конец изучаемого периода из 55 средних учебных заведений, получающих финансирование из государственного казначейства, собственными помещениями были обеспечены только 29 (53 %) (таблица 6.2.1).

От общего количества учебных заведений, обеспеченных собственными помещениями, на долю мужских гимназий приходилось 13,8 %, реальных училищ – 17,2 %, женских гимназий – 44,8 %, женских прогимназий – 10,3 %, промышленных училищ – 3,5 %, учительских институтов – 3,5 %, учительских семинарий – 6,9 %. Если рассматривать степень обеспеченности учебными заведениями внутри каждого вида, то мужские гимназии были обеспечены на 22.2 %, реальные училища – 83,3 %, женские гимназии – 65 %, женские прогимназии – 60 %, промышленные училища – 50 %, учительские институты – 33.2 %, учительские семинарии – 28,5 %.

Не лучше ситуация обстояла и с начальными учебными заведениями. В «Кратких сведениях об училищах, подведомственных дирекции народных училищ Томской губернии» за 1910–1911 гг. в разделе «Общие замечания» отмечалось, что «собственные помещения (каменные) имеются только в старых семи училищах и могут быть признаны в общем удовлетворительным, хотя почти все из них требуют скорейшего капитального ремонта… остальные имеют помещения наемные, не вполне удобные в приспособлении».1 Из имеющих собственные помещения к числу лучших были отнесены помещения Томского 1-го (после капитального ремонта) и Барнаульского 1-го (недавно построенное).

Даже такой вид начальных учебных заведений, как высшие начальные, находящиеся преимущественно в городах, были обеспечены собственными помещениями на 60 % (таблица 6.2.2.)

Аренда помещения, как правило, сопровождалась такими проблемами, как неприспособленность для учебного процесса, неудобство местоположения, невыгодные условия и т. д.. Принципы аренды помещения или его приобретение в собственность учебного заведения у частных лиц получили отражение в принятых в феврале 1879 г. «Правилах принятия зданий для помещения в оных учебных заведений», согласно которым устанавливалось два варианта: прием здания в полную, безусловную собственность учебного заведения и во временное занятие учебным заведением (п. 3). При передаче здания в собственность обязательным условием являлось составление нотариально заверенных документов на право собственности: «…здания, передаваемые в собственность учебного ведомства, принимаются от общественных учреждений и лиц посредствам совершения нотариального порядком установленных актов на право собственности как на здание, так и на землю при них находящеюся» (п. 4). С момента принятия здания во временное пользование учебное ведомство принимало на себя и все расходы по содержанию здания в чистоте и мелкому внутреннему ремонту (п. 8). Расходы на страхование здания и капитальный ремонт оставались на владельце здания (п. 9)1.

В связи с арендой помещений под учебные нужды возникала весьма затратная проблема по организации ремонтных работ. Примером могут служить данные о строительных нуждах на 1909 г., составившие неподъемную сумму в 632648 руб. (таблица 6.2.3.)

С целью организации финансовой и материальной помощи учебным заведениям власти учебного ведомства пытались активно взаимодействовать с органами и представителями региональной власти. Весьма показательным является пример с первенцами образовательных учреждений Западной Сибири – Тобольского главного училища (1789), а впоследствии учрежденной на его основе губернской гимназии (1810). На основании «Устава народным училищам», утвержденного 5 августа 1786 г., училища находились в ведении губернского приказа общественного призрения, который должен был проявлять заботу о их содержании, «изобретая к тому все потребные способы и посему иметь в непосредственном своем ведении все училищные дома, о коих чистоте, исправности и потребах прилагать всегдашнее попечение, наблюдая, дабы оныя для училищ были достаточны и расположены следующим образом…вообще быть училищам сим по близости церквей, или среди города, или ежели училищ более одного, среди той части, для которой училище заведено» ( 94-95, 99)1. В соответствии с указом от 3 ноября 1788 г. губернаторам было предписано «все нужное к таковому открытию училищ приготовить»2. Практическая сторона вопроса оказалась совершенно иной. Так как имеющихся в распоряжении Тобольского приказа общественного призрения средств оказалось недостаточно, на основании распоряжения генерал-губернатора часть расходов была отнесена к городской думе, и на основании постановления последней от 10 февраля 1789 г. было принято организовать сбор общественных пожертвований.1

Не менее сложно решался вопрос и с помещением для училища. Все попытки правителя наместничества А. В. Алябъева, взявшего на себя поиск подходящего для училища дома, не увенчались успехом. Дело в том, что согласно 96 «Устава» (1786), прописывались требования к помещению: «для главного народного училища быть зданию, содержащему 4 большие покоя для классов, и 4 покоя для библиотеки и прочих пособий: для двух учителей высших классов надобно в оном быть для каждого по 3 покоя и по кухне; для двух учителей низших классов по 2 покоя и по кухне… Расположение сих покоев должно быть такому, чтобы покои для учителей и служителей были в нижнем жилье, покои же для классов, библиотеки и прочих надобностей в верхнем»2. В качестве временного варианта был предложен бывший дом купца Л. Мануйлова, описанный за недоимку питейных сборов по откупу и находящийся на балансе городского имущества. Все необходимые затраты на предстоящие ремонтные работы было принято передать на издержки приказа общественного призрения. Найденный дом не отвечал требованиям: «состоял из 2-х жилых корпусов – одного каменного с подвалами в нижнем этаже, другого деревянного; при доме находились водочный, пивоваренный и медоваренный заводы. Училищем занят был деревянный корпус… в корпусе этом заключалось 9 комнат…»3.