Повседневная жизнь советского крестьянства в послевоенное время. 1945 - 1953 гг. (на материалах Куйбышевской и Ульяновской областей) Хасянов Олег Ренатович

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Историографические и методологические аспекты изучения крестьянской повседневности. 32

1.1. Повседневная жизнь послевоенного советского крестьянства в трудах отечественных и зарубежных исследователей. 32

1.2. Источниковая база исследования . 64

1.3. Теоретические подходы и методологические принципы исследования истории крестьянской повседневности. 80

Глава 2. Демографический потенциал советской деревни в послевоенное время (1945-1953 гг.). 129

2.1. Демографические процессы и численность крестьянского населения Среднего Поволжья в 1945-1953 гг 129

2.2. Семейно-брачные отношения в крестьянской среде . 162

Глава 3. Экономическая жизнь колхозной деревни среднего поволжья в послевоенное время . 186

3.1. Колхозная демократия между реальностью и советской пропагандой. 186

3.2.Крестьянский труд в колхозном хозяйстве. 194

3.3. Партийно-агитационная работа в структуре повседневной жизни . 237

3.4. Роль женщины-крестьянки в послевоенной колхозной деревне. 248

3.5. Сфера обслуживания и торговля в повседневности советской деревни. 261

Глава 4. Культурный облик советской деревни в 1945-1953 гг . 276

4.1. Традиции и инновации в досуговой сфере крестьянства Среднего Поволжья. 276

4.2. Участие сельского партийного актива в религиозной жизни послевоенного поволжского села. 289

4.3. Религиозная праздничная культура советской деревни 300

Глава 5. Социальная аномия и девиация в послевоенном крестьянском социуме 315

5.1. Социальная девиация в послевоенном сельском социуме 315

5.2. Алкогольная девиация и насилие по отношению к колхозному крестьянству как социальная аномия руководящего состава колхозной деревни 324

5.3. Стратегии сопротивления и механизмы адаптации советского крестьянства к историческим реалиям. 340

5.4. Коррупция в структуре повседневных практик сельского социума 361

Заключение 377

Список источников и литературы

• Источниковая база исследования
• Семейно-брачные отношения в крестьянской среде
• Партийно-агитационная работа в структуре повседневной жизни
• Участие сельского партийного актива в религиозной жизни послевоенного поволжского села.

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Современная российская действительность актуализировала проблему поиска государственно-гражданской идентичности. Реализация данного процесса затруднена отсутствием единообразия в понимании и оценке советского прошлого различными социальными группами российского общества. Последнее десятилетие характеризуется тем, что политическая элита после неудачных либерально-демократических преобразований 90-х гг. XX в. выбрала консервативно-патриотический курс, нацеленный на сохранение традиционно-нравственных ценностей отечественной культуры. Представители современной элиты полагают, что консолидирующим фактором в сплочении общества должны стать значимые достижения советской эпохи, в частности, победа в Великой Отечественной войне. Не случайно в современном российском праздничном календаре 9 мая занимает особое место, формируя преемственность между советским прошлым и российским настоящим. Государственные институты, разрабатывая специальные коммеморатив-ные механизмы, направленные на сохранение значимости Дня Победы в социальной памяти российского общества, подчеркивают особую роль победоносного завершения Великой Отечественной войны для формирования современной государственности и всего «русского мира». Опираясь на героический опыт и жертвенную борьбу советского народа, освободившего мир от античеловеческой фашистской идеологии и преступного режима, политические элиты стремятся сформировать гражданскую идентичность в духе советского патриотизма. Узость данного подхода заключается в том, что за рамками конструируемой официальной исторической наукой коллективной памяти остаются проблемы послевоенного социально-экономического развития и жизнеустройства различных социальных групп советского общества, а без понимания этих процессов и объективной оценки советского прошлого память о предшествующем периоде отечественной истории не может служить значимым элементом, консолидирующим современное общество.

Рефлектируя над советским прошлым, большинство населения страны ностальгирует о социальной стабильности и идеалах социального равенства, широко декларируемого в советском обществе. Эти социальные настроения присущи не только российскому обществу, но и представителям социальной элиты, которые воспринимают процесс распада социалистической системы и Советского Союза как величайшую геополитическую катастрофу XX века¹. Конечно, ностальгия о советском прошлом вызвана рядом объективных причин, в частности ухудшением социально-экономического положения населения страны в 90-е гг. XX в. и потерей Российской Федерацией авторитета на международной арене. В данных исторических реалиях для поступательного развития государства и выработки механизмов конструирования гражданской идентичности необходимо тщательно исследовать проблемные места советского прошлого. А распространение объективных знаний будет способствовать формированию ценностных оснований для понимания советского периода отечест-

Путин В.В. Послание Федеральному собранию за 2005 text/appears/2005/04/87049.shtml

венной истории и сохранению в памяти граждан не только положительного, но и отрицательного опыта функционирования советской партийно-бюрократической системы.

Реконструировать социально-экономическое и культурное развитие советского общества в послевоенное время невозможно без обращения к историческому опыту одной из крупнейших социальных групп советского социума - крестьянства. Для данной социальной группы именно послевоенный период стал решающим в трансформации социокультурного облика в рамках советского модернизационного проекта.

Становление новой российской государственности в конце XX века сопровождалось восстановлением рыночных отношений в экономике и отказом от принципов планового регулирования производственной сферы страны. Масштабная приватизация государственной собственности, децентрализация экономики привели к формированию широкого слоя собственников, в том числе и в аграрном секторе. Еще в начале 90-х гг. XX века казалось, что крестьяне, а точнее труженики сельскохозяйственных предприятий, получив в собственность землю и свободу производственных действий, смогут вывести аграрный сектор из кризисного состояния и стагнации посредством активного развития фермерских и индивидуальных подсобных хозяйств. Но реальность оказалось иной: сотни акционированных сельскохозяйственных предприятий (колхозов) разорились, а их собственники (бывшие колхозники) оказались далеко не эффективными менеджерами.

Актуальность темы исследования также связана с возросшим интересом отечественной науки к истории повседневной, обыденной жизни рядового «маленького» человека. Обращение к опыту повседневной крестьянской жизни позволяет реконструировать жизнь одной из многочисленных социальных групп советского общества.

В современных российских условиях размывания основ традиционной сельской культуры, утраты сельского образа жизни изучение истории крестьянской повседневности приобретает особую актуальность и значимость.

Память о крестьянстве является проблемной темой исторического сознания российского общества. Внимание исследователей в основном нацелено на период коллективизации и массовых политических репрессий, но советское крестьянство страдало от всесилия советской бюрократии и в послевоенное время. Задача современной исторической науки - сохранить знание о нелегкой судьбе советского крестьянства.

Объектом исследования является пространство повседневной жизни колхозного крестьянства Куйбышевской и Ульяновской областей.

Предметом исследования являются повседневные практики крестьянского населения в сфере хозяйственной, культурной, социальной деятельности, а также адаптация крестьянства к модернизационным трансформациям сельского социума.

Территориальные рамки исследования ограничиваются пределами Куйбышевской и Ульяновской областей по административно-территориальному делению РСФСР середины XX века. Выбор данных регионов определяется тем, что внутри одного Поволжского региона выделяются различные темпы индустриального строительства. Куйбышевские область являлась наиболее

развитой в индустриальном плане, а Ульяновская область оставалась типичным аграрным регионом страны с высоким удельным весом сельского населения в социальной структуре. До войны большая часть территории Ульяновской области входила в состав Куйбышевской. Процесс коллективизации, руководство развитием системы колхозно-совхозного хозяйства контролировались областными властями. Лишь в 1943 г. была создана самостоятельная Ульяновская область за счет нескольких районов Куйбышевской и Пензенской областей. В Ульяновской области, как и в Куйбышевской, наблюдался постоянный процесс снижения доли сельского населения.

Хронологические рамки исследования охватывают период с середины 1945 г. по середину 1953 г., т.е. с победоносного завершения Великой Отечественной войны и до смерти генерального секретаря ЦК ВКП (б) И.В. Сталина. Это время наиболее интенсивного размывания основ традиционной сельской культуры, что было связано с дальнейшей политикой советского правительства, направленной на раскрестьянивание сельского социума и построение социалистического общества на селе.

Временной период 1945-1953 гг. в исторической науке определяется как зрелый сталинизм, а в публицистике и научно-популярной литературе обозначается как «апогей сталинизма». Связано это с тем, что в кратчайшие сроки были восстановлены довоенные механизмы взаимодействия общества и власти, а политическое руководство страны смогло подавить «демократический импульс» войны, связанный с надеждами граждан на либеральные преобразования. Сталинизм - система методов государственного управления, основанных на принципе широкого использования террора в политических и социальных целях2. Для данной тоталитарной модели был характерен отказ от рыночных отношений, пресечение частной инициативы, выстраивание особых корпоративных связей и специфичных лифтов социальной мобильности. Вслед за представителями западной исследовательской школы «ревизионистов», под сталинизмом мы будем понимать не только политический метод осуществления тотального насилия над обществом, но и социальный феномен, связанный с выработкой социальными субъектами различных стратегий поведения населения страны на действия властных институтов.

Степень изученности проблемы. История советского крестьянства неоднократно становилась предметом специального исторического исследования. В данном разделе диссертации мы приводим лишь краткий анализ основных работ по проблеме диссертационного исследования. Наиболее полный обзор историографии вопроса послевоенного развития аграрной политики СССР и истории советского крестьянства представлен в специальном параграфе первой главы исследования.

В отечественной исторической науке выделяется два этапа в исследовании данной проблемы - советский и современный (начиная с 1990-х гг.). Рубеж между ними - распад Советского Союза и освобождением научной сферы от диктата марксистской идеологии, открывшее перед исторической наукой новые горизонты познания.

По мнению исследователя И.В. Кометчикова, советскую историографию

Рогинский А. Память о сталинизме // История сталинизма: итоги и проблемы изучения. Материалы международной научной конференции. М.: РОССПЭН, 2011. С. 21.

послевоенного колхозного крестьянства целесообразно подразделять на три этапа, основанием для такого деления являются изменения во внутриполитическом курсе правящего режима3. Первый этап - вторая половина 1940-х - середина 1950-х гг. (донаучное осмысление проблематики, преобладание пропагандистских и популярных работ, публикация выступлений, записей бесед с передовиками производства). Второй этап - с середины 1950-х гг. до середины 1960-х гг., когда продолжалось накопление и осмысление конкретно-исторических данных, была возобновлена систематическая публикация статистических сборников, появились первые конкретные (экономические, историко-партийные, этнографические, социологические) исследования. Третий этап - с середины 1960-х гг. до конца 1980-х гг. -характеризуется созданием документированной схемы истории советского крестьянства и началом исследования социальных изменений в колхозной деревне.

Исследования первого периода во многом носили популярный характер и были нацелены на популяризацию достижений советского преобразования колхозного села. За рамками исследовательской парадигмы оставались вопросы взаимодействия власти и сельского социума, проблема трансформации традиционного сельского уклада и образа жизни. Исследователи акцентировали внимание на экономических показателях колхозной деревни и всячески

подчеркивали руководящую роль па4тийных органов и их функционеров в восстановлении колхозной экономики . Уже в первой послевоенной пятилетке, по данным Н.И. Анисимова, была осуществлена механизация всех основных сельскохозяйственных работ. По мнению Г.Е. Глезермана и К.О. Абросенко, в послевоенное время происходит окончательное политическое перевоспитание советского крестьянства, в результате чего окончательно стираются классовые и имущественные различия между колхозниками, рабочими и интеллигенцией⁵.

Смерть И.В. Сталина в марте 1953 г. приводит к трансформации подходов в отечественной науке к исследованию истории советского крестьянства. В орбиту исследовательского интереса попадает 6облематика деятельности сельских культурно-просветительских учреждений . В вышедшем в свет в 1963 г. сборнике статей «История советского крестьянства и колхозного строительства в СССР» отмечалось, что происходящие социальные изменения в структуре колхозного села приводят к исчезновению классовой структуры

советского общества, в частности крестьянств7

Кометчиков И.В. Крестьянство и власть в 1945-1953 гг.: общественно-политическая жизнь и повседневность (по материалам областей Центрального Нечерноземья РСФСР). Дис. ... канд. ист. наук. Калуга, 2005. С. 5; Он же. Повседневные взаимоотношения власти и сельского социума Центрального Нечерноземья в 1945-1960-х гг. Дис. ... д-ра ист. наук. Вологда, 2015. С. 14.

Анисимов Н.И. Развитие сельского хозяйства в первой послевоенной пятилетке. М.,1952; Он же. Советское крестьянство. М., 1947; Сергеев С.С. Организационно-хозяйственное укрепление колхозов и укрупнение мелких сельскохозяйственных артелей. М., 1951.

Глезерман Г. Е. Ликвидация эксплуататорских классов и преодоление классовых различий в СССР. - М., 1949; Абросенко К. О социалистическом перевоспитании крестьянства. М., 1949. ⁶ Кабанов П. И. Очерки культурно-просветительной работы в СССР в послевоенные годы. 1945-1953 / отв. ред. В. Е. Быстров. М., 1955; Синцов Н. Д. Наши учреждения культуры. Система культурно-просветительной работы в СССР. М., 1957.

Истории советского крестьянства и колхозного строительства в СССР. М.: РАН, 1963. С. 3.

Впервые в отечественной историографии в работе В.Б. Островского анализировалась партийная политика в аграрной сфере. Внимание автора было сосредоточено на производстве товарной продукции в сельскохозяйственных артелях и в подсобных хозяйствах колхозников. С позиции общественного и личного производства историк оценивал изменения в бытовых условиях и духовной жизни колхозного крестьянства. В центре внимания оказались вопросы развития личного подсобного хозяйства колхозников, его роль в формировании бюджета крестьянской семьи. Автор подчеркивал, что «личное подсобное хозяйство колхозников представляет собой особый вид личной собственности, которая дает доход» и служит средством ликвидации разрыва «уровня оплаты труда и обеспечении рабочих и колхозников»8. В понятие «духовный облик» В.Б. Островский включил изменения, происходящие в послевоенное время в духовном облике советского крестьянства, а именно: повышение общеобразовательного уровня колхозников, участие их в клубной деятельности, вытеснение традиционной религиозности материалистическим мироощущением.

Роль личного подсобного хозяйства в получении финансовых средств и обеспечении продовольствием семей колхозников была изучена В. А. Беляновым и В.Б. Островским9. Ими было подмечено, что основные средства к существованию крестьяне получали не в результате работы в колхозах, а благодаря работе на своих приусадебных участках и в подсобном хозяйстве. В целом советские исследователи в оценке уровня жизни колхозников не выходили за рамки идеологических установок господствующего режима и не акцентировали внимание на негативных сторонах советской системы снабжения деревни промышленными и продовольственными товарами, деятельности сети сельских торговых предприятий.

Проблема обеспечения сельского населения промышленными товарами через систему государственной и колхозной торговли в советской историографии была рассмотрена в работе В. Соколова и Л. Назарова10. Опираясь на официальную статистику, они пришли к выводу о решающей роли советской торговли в улучшении материально-бытовых условий советского крестьянства в послевоенное время. В данном исследовании, как и в других трудах советских историков второй половины 1940-1950-х гг., отсутствовала информация об остром дефиците промышленных товаров в сельской местности, не освещались вопросы низкой платежеспособности крестьянства11.

Произошедшие социальные изменения в послевоенной деревне, роль

Островский В. Б. Колхозное крестьянство СССР. Политика партии в деревне и ее результаты. Саратов, 1967. С. 20.

Белянов В.А. Личное подсобное хозяйство при социализме. М., 1970; Островский Б.В. Колхозное крестьянство СССР. Политика партии в деревне и ее социально-экономические результаты. Саратов, 1967; Советская деревня в первые послевоенные годы. 1946-1950. М., 1978.

Соколов В., Назаров Л. Советская торговля в послевоенный период. М., 1954.

Жуковский ЯМ. Повышение материального и культурного уровня жизни народа в новой пятилетке. М., 1946; Бенедиктов И.А. Развитие сельского хозяйства в послевоенной пятилетке. М., 1947; Ви-кентьев А.И. Неуклонный подъем уровня жизни советского народа. М., 1947; Амотов Н.К. Забота социалистического государства о нуждах народа. М., 1947; Тарасов М.П. Забота партии и правительства о подъеме материального благосостояния и культурного уровня трудящихся. М., 1950; Чеботарев К.Д. Советский народ в борьбе за досрочное выполнение послевоенной пятилетки. М., 1948.

кадров в сельскохозяйственном производстве, трудовая деятельность крестьянства в 60-70-е гг. рассма2ивались в научных статьях, диссертационных исследованиях и монографиях1 . Одним из крупнейших специалистов по аграрной истории СССР в данный период являлся И.М. Волков13. Им был поставлен под сомнение тезис советской историографии о положительном влиянии Великой Отечественной войны на экономическое укрепление колхозной деревне СССР. Впервые в отечественной исторической науке им была поднята проблема голода в послевоенной колхозной деревни. Несмотря на то, что он не смог выйти за рамки жестких идеологических догм, и причину голода увидел в природных обстоятельствах, а не в действиях государственных функционеров, И.М. Волковым была обозначена новая проблема аграрной истории, требующая объективного анализа.

Широкое распространение в 1970-1980-е гг. получили работы, затрагивающие проблему миграции сельского населения. В частности, осмысливался опыт планового перемещения трудовых ресурсов из села в город14. Большинство исследователей полагали, что миграционные процессы являлись способом адаптации крестьянства к дальнейшим социалистическим преобразованиям советского общества.

Итоги изучения данной проблематики советскими историками были подведены в четвертом томе «Истории советского крестьянства»15. В ней впервые в отечественной исторической науке в завуалированной форме упоминается действие Указа Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 г. «О выселении в отдаленные районы СССР лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни». Конечно, авторский коллектив не рассматривал Указ как централизованное действие властей, направленное на дальнейшее раскрестьянивание деревни. Практика реализации Указа была представлена как самостоятельная инициатива колхозников, направленная на очищение колхозных рядов от «рвачей, тунеядцев, паразитов».

Островский В.Б. Колхозное крестьянство СССР. Политика партии в деревне и ее результаты. Саратов, 1967; Некоторые вопросы истории сельского хозяйства и крестьянства в послевоенные годы (1946-1950 гг.) // Вопросы истории. 1970. № 6. С. 3-19; Арутюнян Ю.В. Кадры председателей колхозов (1950-1968 гг.) // История СССР. 1971. № 1; Скрипник К.И. Повышение материального благосостояния и культурного уровня колхозного крестьянства западных областей Украины. (1945-1955 гг). 13ис. ... канд. ист. наук. Львов, 1970.

Волков И.М. Трудовой подвиг советского крестьянства в послевоенные годы. Колхозы СССР в 1946-1950 гг. М., 1972. Его же. Некоторые вопросы истории сельского хозяйства и крестьянства в послевоенные годы (1946-1950 гг.) // Вопросы истории. 1970. № 6. С. 3-19. Его же. Сельское хозяйство и крестьянство СССР в послевоенные годы в работах советских историков. С. 102-129.

Урланис Б.Ц. Рождаемость и продолжительность жизни в СССР. М., 1963; Он же. История одного поколения. М. 1968; Он же. Проблемы динамики населения СССР. М., 1974; Хорев Б.С, Моисеенко, В.М. Миграционная подвижность населения в СССР. М., 1974; Сифман Р.И. Динамика рождаемости в СССР. М, 1974; Бондарская Г.А. Рождаемость в СССР. М., 1977; Дробижев В.З. Движение населения в СССР и социальный прогресс. М., 1974; Рыбаковский Л.Л. Межрайонные миграционные связи и их моделирование // Миграция населения РСФСР. М., 1973; Зайончковская Ж.А. Миграции населения СССР за годы советской власти // На новом месте. М. 1984; Волков А.Г., Дарский Л.Е. Демографическое развитие семьи // Демографическое развитие в СССР. М., 1985; Вишневский А.Г. Демографическая революция // Вопросы философии. 1973. Вишневский, А.Г. Воспроизводство населения и общество. М., 1982. 15 История советского крестьянства. В 4-х т. Т. 4. М., 1988.

Распад СССР в конце XX в. освободил историческую науку от диктата идеологических догм, что позволило исследователям, с учетом достижений предшественников, воссоздать объективную картину реалий позднего сталинизма, в том числе и в колхозной деревне. Одной из первых работ, в которой история послевоенного советского крестьянства исследовалась без идеологических пристрастий и заданных результатов, стало исследование О.М. Вербицкой 16. По ее мнению, постоянное пренебрежение властей интересами крестьянства, «принесение их в жертву развитию других отраслей экономики и социальных групп» в конечном счете привело к раскрестьяниванию русской деревни. В монографии О.М. Вербицкой был сформулирован важный вывод об изъятии государством из деревни не только прибавочного, но и значительной части необходимого продукта. В результате этого весь послевоенный период деревня существовала «на голодном пайке», а доходы, получаемые 7рестьянами от общественного хозяйства, были ниже прожиточного уровн1 .

Многие авторы, на современном этапе осмысления проблемы рассматривают советские аграрные преобразования середины XX в. как целенаправленный процесс раскрестьянивания деревни. По мнению М.А. Безнина, раскрестьянивание есть «исчезновение натуральных в своей основе, замкнутых, в значительной степени "самовоспроизводящихся" форм

хозяйствования в аграрной области» . Справедливо утверждение В.А. Ильиных о решающей роли налогово-податной политики сталинского режима в данном процессе. Им были охарактеризованные ее базовые принципы: «изъятие у производителей в качестве земельной ренты не только прибавочного, но и части (иногда значительной) необходимого продукта; внеэкономическое принуждение (включая прямые репрессии), применяемое как основной способ изъятия ренты; ре феодализация системы налогообложения деревни, которая заключалась в возврате к присущей для феодализма сословности обложения, натуральным и отработочным его формам»19. По утверждению ряда исследователей, система повинностей крестьянства включала обязательные отработки, натуральные поставки продовольствия и денежное обложение, что позволяет делать вывод о феодально-крепостнической зависимости колхозного крестьянства от государства. Отработочные повинности включали в свою структуру обязательные отработки в общественном хозяйстве колхоза, трудовую и гужевую повинность на лесозаготовках и торфоразработках, работу по строительству и ремонту дорог и т.д.20 В.А. Ильиных отмечает, что размеры отработок в колхозах регулировались обязательным годовым и сезонным минимумом трудодней,

Вербицкая О.М. Российское крестьянство: от Сталина к Хрущеву. Середина 40-х - начало 60-х годов. М.: Наука, 1992.

Там же. С. 203-204.

18 Безнин М. А. Крестьянский двор в Российском Нечерноземье. 1950-1965 гг. Москва-Вологда, 1991.
С. 4.

¹⁹ Политика раскрестьянивания в Сибири. Вып. 3.: Налогово-податное обложение деревни. 1946-1952
гг. / Под общей редакцией В.А. Ильиных, O.K. Кавцевич. Новосибирск: НГУ, 2003. С. 3.

²⁰ Безнин М.А., Димони Т.М., Изюмова Л.В. Повинности российского крестьянства в 1930-1960-х го
дах. Вологда, 2001. С. 5.

установленными в трудоднях нормами выработки и расценками работ21.

X. Кесслер и Г.Е. Корнилов полагают, что в условиях советского модернизационного проекта колхозы в руках государства являлись инструментами повышения товарности сельского хозяйства22. По мнению М.А. Безнина, Т.М. Димони, советская модернизация, начавшаяся с колле-тивизации и продолжавшаяся вплоть до конца 80-х гг. XX в., преследовала цель формирования крупных товаропроизводителей, которые должны были заменить

традиционную крестьянско-семеиную кооперацию

Детальный анализ основных факторов демографического развития сельского населения России, причины убыли сельского населения в первые послевоенные годы отражены в серии работ В.П. Попова24.

Проблема эволюции ментальных установок крестьянства в результате социально-политических трансформаций XX века, их отражение в социальной памяти сельских жителей рассмотрены в работах И.Е. Козновой. Советская модернизация, как утверждает И.Е. Кознова, выдвинула п5облему утраты крестьянского образа жизни, оставив его в памяти как идеал2 . Потеря земли, продолжает автор, привела к тому, что мечтой нескольких поколений советских крестьян стало желание вырваться из деревни и избавиться от своего крестьянского прошлого. Несмотря на то, что к середине 50-х гг. повседневное пространство крестьянской культуры все более определялось советскими новациями, в данный период наблюдалось оживление многих сельских традиций и обрядов, прежде всего религиозных26. Для Е.Ю. Зубковой, которая рассматривала религиозность советского человека как составную часть структуры послевоенных настроений, рост религиозной активности масс является следствием тягот войны и надеждами на преодоление повседневных трудностей27. Постепенное расширение доступа сельского населения к образовательным ресурсам и социокультурным учреждениям позволяет О.М. Вербицкой констатировать факт отхода большей массы сельских жителей

²¹ Политика раскрестьянивания в Сибири. Вып. 3.: Налогово-податное обложение деревни. 1946-1952 гг. / Под общей редакцией В.А. Ильиных, O.K. Кавцевич. Новосибирск: НГУ, 2003. С. 4.

Колхозная жизнь на Урале. 1935-1953 / сост. X. Кесслер, Г. Е. Корнилов. М.: РОССПЭН, 2006.

Безнин М. А., Димони Т. М. Капитализация в российской деревне 1930-1980-х гг. Вологда, 2005; Безнин М.А., Димони Т. М.. Аграрный строй России в 1930-1980-х годах (новый подход) // Вопросы истории. 2005. № 7. С. 23-44; Безнин М. А., Димони Т. М. Процесс капитализации в сельском хозяйстве 1930-1980-х гг. // Отечественная история. 2005. № 6. С. 94 - 121.

Попов В.П. Голод и государственная политика // Отечественные архивы. 1992. № 6. С. 37-60; Он же. Причины сокращения численности населения РСФСР после Великой Отечественной войны // Со-цис. 1994. № 12. Он же. Паспортная система в СССР (1932-1976 гг.) Социс. 1995. № 7-8; Он же. Региональные особенности демографического положения РСФСР в 40-е гг. // Социс. 1996. № 3, 4; Экономическая политика советского государства. 1946-1953 гг. М., 2000; Он же. Крестьянство и государство (1945-1953 гг). Париж, 1992; Он же. Российская деревня после войны (июнь 1945 - март 1953 гг). М.: Прометей, 1993.

1. Кознова, И.Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства. М.: ИФ РАН, 1999. С. 87; Кознова И.Е. Сталинская эпоха в памяти крестьянства России. М.: РОССПЭН, 2016. 464 с; Кознова И.Е. Прошлое в народной памяти: проблемы интерпретации // Проблемы Российского самосознания: историческая память народа: Материалы 12-й Всероссийской конференции. М.; Махачкала, 2015. С. 198 - 211.

2. Кознова, И. Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства. М.: ИФ РАН, 1999. С. ПО111.

Зубкова, Е. Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. М., 1999.

от религиозного мировоззрения, за исключением лиц, чья социализация пришлась на довоенный период28.

Таким образом, мы видим, что историками на современном этапе значительно расширены представления о послевоенном развитии СССР, сформулированы новые подходы, оценки и концепции послевоенного развития колхозного строя и советского крестьянства. Состояние современной историографии свидетельствует о качественном переходе от первоначального накопления фактического материала к его концептуализации. В новейших исследованиях на первый план преимущественно выходит освещение социальной проблематики: вопросы демографии, голода, быта, сельской стратификации, роли и места личного подсобного хозяйства и крестьянского двора в производстве сельскохозяйственной продукции.

Цель и задачи исследования. Цель исследования заключается в изучении реальных повседневных практик (хозяйственная, религиозная, социокультурная жизнь) советского крестьянства в послевоенное время в условиях жесткого диктата партийно-бюрократической советской системы.

Достижению этой цели подчинены задачи исследования:

1. Определить понятийный аппарат и методологию исследования, провести аналитический обзор литературы и источников.

2. Представить изменения в социально-демографической сфере региона в послевоенное время; выявить основные тенденции, характеризующие демографические процессы в послевоенной колхозной деревне Куйбышевской и Ульяновской областей. Установить факторы, влияющие на естественное и механическое движение колхозного крестьянства.

3. Исследовать семейно-брачные отношения в среде колхозного крестьянства; определить уровень детности и ее влияние на хозяйственную повседневность крестьянской семьи.

4. Реконструировать трудовые отношения и материально-бытовые условия в колхозной деревне; рассмотреть механизмы внеэкономического стимулирования труда в колхозном хозяйстве.

5. Выявить и проанализировать отношение крестьян к колхозному строю и коллективной собственности.

6. Установить общее и особенное в жизненных стратегиях крестьян Ульяновской и Куйбышевской областей в послевоенное время.

7. Изучить роль пропагандистско -агитационной работы в организации хозяйственной жизни колхозной деревни.

8. Показать роль женщины-колхозницы в хозяйственной и организационной деятельности колхозного села.

9. Проанализировать деятельность торговых учреждений на селе; выявить степень удовлетворенности крестьян функционированием сети потребкооперации в послевоенном сельском обществе.

10. Проследить процесс трансформации традиционного досуга в сельской культуре.

11. Раскрыть роль религии в повседневной жизни советских крестьян в исследуемый период; определить формы религиозных практик.

Вербицкая, О. М. Российское крестьянство: от Сталина к Хрущеву. С.191-202.

12. Рассмотреть причины и последствия девиантного поведения сельских жителей (пьянство, хищение социалистической и общественной собственности и т.д.); выявить уровень социальной аномии в послевоенном сельском социуме.

Источниковую базу исследования составил широкий круг письменных и устных источников (материалы интервью сельских респондентов). Использованные письменные источники подразделяются на следующие виды: законодательно-правовые акты, документы коммунистической партии, делопроизводственная документация, сельскохозяйственная и социально-политическая статистика, материалы периодической печати и источники личного происхождения (письма колхозников во властные инстанции, периодические издания). Письменные источники условно подразделяются на неопубликованные (архивные материалы) и опубликованные (сборники документов, статистические издания). Для понимания происходящих изменений в хозяйственных практиках колхозных крестьян и их взаимодействия с властными институтами в исследуемый период огромное значение имеют два юридических акта советского правительства, а именно: Постановление Совета Министров СССР от 19 сентября 1946 г. «О мерах по ликвидации нарушений Устава сельскохозяйственной артели в колхозах», широко освещенное в советских средствах массовой информации, и Указ Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 г. «О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни», который вплоть до конца советского времени являлся секретным.

Основной комплекс неопубликованных источников, использованных в диссертационном исследовании, нами был выявлен в семи государственных архивах Российской Федерации: трех центральных и четырех региональных. В Государственном архиве Российской Федерации использованы документы фондов Ф.А-259. Совет Министров РСФСР, Ф.А-374. Центральное статистическое управление при Совете Министров РСФСР, Ф. А-495. Министерство кинематографии РСФСР, Ф. А-534. Комитет по делам культурно-просветительных учреждений при Совете Министров РСФСР, Ф.Р 6991. Совет по делам религий при Совете Министров СССР.

В Российском государственном архиве социально-политической истории использованы документы Ф. 17. ЦК ВКП (б).

В Российском государственном архиве экономики (РГАЭ) проведена исследовательская работа с документами фонда Ф.Р. 1562. Центральное статистическое управление при Совете Министров СССР и Ф.Р. 9476. Совет по делам колхозов при Совете Министров СССР. Также в процессе исследования были изучены материалы более трех десятков фондов Государственного архива Ульяновской области (ГАУО), Государственного архива Новейшей истории Ульяновской области (ГАНИ УО), Центрального государственного архива Самарской области (ЦГАСО) и Самарского областного государственного архива социально-политической истории (СОГАСПИ).

В качестве источниковой базы исследования использованы не только архивные материалы, периодические издания, опубликованные документы, но и материалы устной истории. На основе использования методик глубинного и

биографического интервью, в 2012-2015 гг. в селах Чердаклинского, Старомайнского, Барышского, Карсунского районов собран материал о послевоенном развитии колхозной деревни Ульяновской области на основе устных рассказов сельских респондентов.

Таким образом, использование широкого комплекса исторических источников, в совокупности с выбранной методологической основой исследования, свидетельствует о высокой степени достоверности полученных результатов. Комплекс использованных источников является репрезентативным, способствующим решению поставленных задач.

Более подробный анализ источниковой базы исследования представлен в специальном параграфе первой главы диссертации.

Методология исследования. Методологическую основу исследования составляют общенаучные принципы объективности и системности, принципы исторической науки, такие как историзм, социальный и цивилизационный подходы и междисциплинарный синтез. Кроме того, исследование базируется на новых теоретических подходах к анализу исторического процесса: микроистории, истории повседневности и устной истории.

Принцип историзма позволяет понять изучаемое явление не как застывшее, существующее в неизменном виде везде и всюду, а как непрерывный процесс развития и трансформации. Использование принципа историзма дает нам возможность проследить процесс трансформации социокультурной среды сельского социума в послевоенное восьмилетие, выявить влияние государственной политики на повседневную и хозяйственную жизнь колхозной деревни.

Использование социального подхода предполагает рассмотрение историко-экономических процессов с учетом социальных интересов различных слоев населения, различных форм их проявлений в обществе, т.е. данная методологическая установка позволяет нам реконструировать повседневную жизнь послевоенного сельского общества с позиции советского крестьянства и социальных субъектов, находящихся на различных уровнях колхозной иерархии. Использование данного принципа позволяет проследить влияние политических институтов на жизненные стратегии крестьян, их мироощущение и мировосприятие.

Принцип объективности предполагает реконструкцию реальной картины жизни сельского социума в послевоенное время вне зависимости от политической конъюнктуры и укоренившихся стереотипных штампов.

Использование принципов цивилизационного подхода позволяет выявить уникальность социокультурной деятельности крестьянства в исследуемые временные рамки.

Научная новизна исследования определяется выбором исследовательской проблемы, территориальными рамками, исследовательскими задачами. Реализация исследования позволила выявить новые архивные документы, ранее не использовавшиеся в исследовании повседневной жизни советского крестьянства.

Эвристический потенциал исследования заключается в обращении к концепции повседневности при реконструкции жизненного пространства колхозного крестьянства Среднего Поволжья в первое послевоенное восьмилетие.

Впервые в отечественной историографии на материалах колхозного села Куйбышевской и Ульяновской области предпринята попытка анализа трансформации традиционной крестьянской культуры в послевоенное время. На основе синтеза хозяйственных и культурных практик крестьян-колхозников исследуется процесс эрозии морально-нравственного облика сельских жителей.

Осуществлен анализ влияния демографических последствий Великой Отечественной войны на сельский социум исследуемого региона, выявлена динамика рождаемости и смертности в послевоенной колхозной деревне Куйбышевской и Ульяновской областей.

Новизна исследования определяется тем, что в рамках решения исследовательских задач использовались «микро» и «макроуровни», т.е. на региональном уровне анализировались процессы, реализуемые по инициативе центральных властей, выявлялось отношение крестьян к властным начинаниям. Микроисторический подход позволил вскрыть механизмы выработки колхозниками жизненных стратегий «ответа» на вызовы времени, таких как стратегии сопротивления и приспособления, формы скрытого протеста. Кроме того, выбранная исследовательская парадигма способствует пониманию восприятия сельским социумом происходящих социокультурных трансформаций.

Теоретическая и практическая значимость исследования состоит в том, что его положения, материалы, выводы позволяют реконструировать процесс трансформации традиционного облика одной из самых многочисленных социальных групп советского общества - колхозного крестьянства.

Теоретическая значимость исследования заключается в систематизации концептуальных подходов к истории повседневности, а также в использовании концепции «повседневности» в качестве методологического инструментария в изучении истории послевоенного колхозного крестьянства Куйбышевской и Ульяновской областей.

Практическая ценность исследования заключается в том, что его материалы и выводы могут быть использованы при подготовке обобщающих трудов по истории Среднего Поволжья, исторической памяти, истории российского крестьянства; при чтении учебных курсов по истории повседневности, спецкурсов по региональной и социальной истории; при подготовке темат-ческих выставок и экспозиций в библиотечных и музейных учреждениях. Сформулированные в диссертации положения, выводы, статистические данные и архивные материалы могут быть использованы не только в разработке специальных учебных курсов в рамках регионального образовательного компонента, но и в подготовке и реализации специальных государственных и муни-ципальных программ, направленных на патриотическое воспитание молодежи, формирование бережного отношения к прошлому своего Отечества.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. В послевоенные годы наблюдается деформация половозрастной структуры колхозного населения. Как в Куйбышевской, так и в Ульяновской области в наиболее активной возрастной трудоспособной группе 1919-1926 гг. рождения мужчины составляли только 1/3 сельского населения. Это являлось одной из причин, наряду со сложными материальными условиями, вынуждающих молодых женщин покидать колхозную деревню. Женщины составляли более 50 % мигрирующего сельского населения.

2. Голод 1946 г. имел ограниченное влияние на демографические
показатели крестьянства Куйбышевской и Ульяновской областей. Главным
образом голод затронул детское население, что выразилось в росте младен
ческой смертности. Демографические процессы в послевоенной колхозной
деревне Куйбышевской и Ульяновской областей в послевоенное время
характеризовались средним уровнем рождаемости и средним уровнем смерт
ности. Но, как и в годы Великой Отечественной войны, в послевоенные годы в
селах региона наблюдается высокий уровень младенческой смертности, которая
превышала 60 промилле.

3. Последствия войны оказали влияние на изменение семейно-брачных отношений: снижается средний возраст женщин, вступающих в первый брак. В среде колхозного крестьянства сохраняется значимость репродуктивной фун-ции семьи. Более 50 % семей колхозников были многодетными.

4. Как и в довоенный период, для большинства колхозного населения работа в сельскохозяйственных артелях являлась регламентируемой государством обязанностью, которая не обеспечивала материальной заинтересованности крестьян в результатах своего труда. Крайне низкая экономическая эффективность сельскохозяйственного производства в колхозной деревне не способствовала укреплению трудовой дисциплины колхозников, т.к. за отработанные трудодни крестьяне получали низкую оплату, неспособную удовлетворить их материальные потребности и покрыть их текущие расходы.

5. Для стимулирования колхозников к активному участию в трудовой деятельности государственные институты в лице сельских партийных орг-низаций и государственных учреждений использовали методы партийно-агитационной пропаганды и различные механизмы репрессивных практик, которые в послевоенном сельском обществе оказывались малоэффективными. Инициированные властями кампания 1946 г. по борьбе с нарушениями Устава сельскохозяйственной артели в колхозах и кампания 1948 г., связанная с выселением из сел и деревень лиц, уклоняющихся от работ в сельскохозяйственном производстве, имели кратковременные результаты.

6. Различные репрессивные действия властей в послевоенном сельском обществе встречали скрытое сопротивление колхозников. Пассивное крестьянское сопротивление, находившее свое выражение в саботировании общественных работ, мелком хищении колхозной собственности, в активном использовании практик жалоб и доносов на должностных лиц сельскохозяйственных артелей, партийных функционеров и т.д., стало механизмом приспособления крестьян к советской действительности и выработало у них стойкий социальный иммунитет к различным репрессивным начинаниям властей.

7. Советский аграрный проект подверг эрозии шкалу традиционных ценностей сельского мира. Труд на земле, являющийся главной характеристикой крестьянства, в глазах большинства крестьян утрачивает свою значимость. У сельских жителей, как и городского населения, формируется двойная линия морали и двойная линия поведения. Эта двойственность определяла жизненные стратегии не только рядовых колхозников, но и должностных лиц колхозной деревни, районных партийных функционеров.

8. В послевоенном сельском обществе изменяется роль сельской женщины. Она становится активным субъектом социальных отношений в колхоз-

ном производстве. Основные трудовые ресурсы колхозов региона в исследуемый период были представлены женщинами. Женщины-колхозницы принимали активное участие в колхозных собраниях, агитационно-пропагандистской деятельности, занимали должности председателей колхозов и сельских Советов. Сдерживающим фактором участия женщин-крестьянок в хозяйственной деятельности являлось отсутствие детских садов и ясельных групп в послевоенных колхозах.

9. Деятельность торговых учреждений не отвечала запросам сельских
жителей. В послевоенном сельском обществе продовольственные и про
мышленные товары распределялись по личным связям и родственникам, а
рядовые сельские труженики довольствовались тем, что не было востребовано
потребителями, входящими в сельскую властную вертикаль или торговую
корпорацию.

10. Деятельность культурно-просветительских учреждений, кинопоказы
были направлены на воспитание нового типа советского человека на селе, но
деятельность сельских культурных учреждений оставалась неразвитой. Система
кинопоказов из-за отсутствия финансирования не могла удовлетворить воз
растающие запросы сельских жителей, хотя количество кинопоказов в
послевоенное время увеличилось.

11. Несмотря на активную атеистическую пропаганду властных
институтов, в период послевоенного сталинизма наблюдается устойчивый про
цесс сохранения приверженности населения религиозным традициям. Наиболее
ярко уровень религиозности крестьян региона проявлялся в дни церковных
праздников.

12. Двойственная линия морали и поведенческих практик у сельских
коммунистов проявлялись не только в участии в коррупционных схемах, но и в
соблюдении религиозных обрядов. Сельские коммунисты, активно декларируя
атеистические взгляды, в частной жизни старались соблюдать церковные
предписания: совершали таинства крещения, венчания, хранили в домах иконы
и обустраивали «красные углы», отпевали и поминали умерших родственников.
Мотивы следования церковным традициям у сельских коммунистов были
разными: личная вера в существование Бога, стремление придерживаться веко
вых традиций, авторитет родителей и т.д.

13. Сложные материально-бытовые условия послевоенной советской
действительности способствовали распространению в сельских районах
Куйбышевской и Ульяновской областей различных форм коррупции. С одной
стороны, председатели сельскохозяйственных артелей в своих повседневных
практиках широко использовали колхозные финансовые, материальные и
людские ресурсы для удовлетворения своих личных потребностей, полагая, что
они «являются хозяевами колхозной жизни». С другой стороны, районные
партийные лидеры и иные контролирующие лица, призванные пресекать прес
тупные действия должностных лиц колхозов, покрывали их преступные действия
с целью удовлетворения своих личностных потребностей за счет имущества
колхозов.

14. Разрушение традиционного крестьянского миропорядка, начавшееся с
коллективизации, усугубилось тяжелыми материальными последствиями
Великой Отечественной войны, привело к распространению в послевоенном

сельском социуме различных социальных аномалии, в частности пьянства. Пьянство как социальная проблема в послевоенной колхозной деревне затр-гивало и поведенческие практики высших должностных лиц артелей. В состоянии алкогольного опьянения председатели колхозов совершали различные противоправные действия по отношению к колхозникам, унижали их человеческое достоинство, причиняли им физические и душевные травмы.

Структура исследования обусловлена поставленной исследовательской целью и задачами. Диссертация состоит из Введения, пяти глав, Заключения, Списка использованных источников и литературы, Приложений.

Источниковая база исследования

Принцип историзма позволяет понять изучаемое явление не как застывшее, существующее в неизменном виде везде и всюду, а как непрерывный процесс развития и трансформации. Использование принципа историзма дает нам возможность проследить процесс трансформации социокультурной среды сельского социума в послевоенное восьмилетие, выявить влияние государственной политики на повседневную и хозяйственную жизнь колхозной деревни.

Использование социального подхода предполагает рассмотрение исто-рико-экономических процессов с учетом социальных интересов различных слоев населения, различных форм их проявлений в обществе, т.е. данная методологическая установка позволяет нам реконструировать повседневную жизнь послевоенного сельского общества с позиции советского крестьянства и социальных субъектов, находящихся на различных уровнях колхозной иерархии. Использование данного принципа позволяет проследить влияние политических институтов на жизненные стратегии крестьян, их мироощущение и мировосприятие.

Принцип объективности предполагает реконструкцию реальной картины жизни сельского социума в послевоенное время вне зависимости от политической конъюнктуры и укоренившихся стереотипных штампов.

Использование принципов цивилизационного подхода позволяет выявить уникальность социокультурной деятельности крестьянства в исследуемые временные рамки.

Решение поставленных задач предполагает использование как общетеоретических методов (идеографического, сравнительно-исторического, ис-торико-типологического и т.п.), так и конкретнонаучных методов анализа.

Использование идеографического метода дает нам возможность описывать различные стороны повседневности: особенности быта и хозяйственных практик, изменения условий жизни, восприятия крестьянами инициатив власти и т.д. Историко-типологический метод позволяет выявить наиболее типичные черты в поведении, в ведении хозяйства, семейных отношениях крестьян, а также - определить те или иные особенности в хозяйственной и досуго-вой сферах. Сравнительно-исторический метод дает нам возможность выявить наиболее общие, характерные черты в ведении хозяйства, трудовых отношения, взаимодействиях с органами власти крестьян исследуемых регионов. На основе данного метода мы можем сравнивать ожидания крестьян, их политические настроения, хозяйственно-бытовые условия, трудовую деятельность, формы организация досуга и т.д.

Научная новизна исследования определяется выбором исследовательской проблемы, территориальными рамками, исследовательскими задачами. Реализация исследования позволила выявить новые архивные документы, ранее неиспользованные в исследовании повседневной жизни советского крестьянства.

Эвристический потенциал исследования заключается в обращении к концепции повседневности в реконструкции жизненного пространства колхозного крестьянства Среднего Поволжья в первое послевоенное восьмилетие.

Впервые в отечественной историографии на материалах колхозного села Куйбышевской и Ульяновской области предпринята попытка анализа трансформации традиционной крестьянской культуры в послевоенное время. На основе синтеза хозяйственных и культурных практик крестьян-колхозников исследуется процесс эрозии морально-нравственного облика сельских жителей.

Впервые осуществлены в данном исследовании анализ влияния демографических последствий Великой Отечественной войны на сельский социум исследуемого региона, выявление динамики рождаемости и смертности в послевоенной колхозной деревне в отечественной историографии.

Новизна исследования определяется тем, что в рамках решения исследовательских задач использовались «микро» и «макроуровни», т.е. на регио 26 нальном уровне анализировались процессы, реализуемые по инициативе центральных властей, выявлялось отношение крестьян к властным начинаниям. Микроисторический подход позволяет вскрыть механизмы выработки колхозниками жизненных стратегий «ответа» на вызовы времени, таких как стратегии сопротивления и приспособления, формы скрытого протеста. Кроме того, выбранная исследовательская парадигма способствует пониманию восприятия сельским социумом происходящих социокультурных трансформаций.

Теоретическая и практическая значимость исследования состоит в том, что его положения, материалы, выводы позволяют реконструировать процесс трансформации традиционного облика одной из самых многочисленных социальных групп советского общества – колхозного крестьянства.

Теоретическая значимость исследования заключается в систематизации концептуальных подходов к истории повседневности, а также в использовании концепции «повседневности» в качестве методологического инструментария в изучении истории послевоенного колхозного крестьянства Куйбышевской и Ульяновской областей.

Практическая ценность исследования заключается в том, что его материалы и выводы могут быть использованы при подготовке обобщающих трудов по истории Среднего Поволжья, исторической памяти, истории российского крестьянства; при чтении учебных курсов по истории повседневности, спецкурсов по региональной и социальной истории; при подготовке тематических выставок и экспозиций в библиотечных и музейных учреждениях. Сформированные в диссертации положения, выводы, статистические данные и архивные материалы могут быть использованы не только в разработке специальных учебных курсов в рамках регионального образовательного компонента, но и в подготовке и реализации специальных государственных и муниципальных программ, направленных на патриотическое воспитание молодежи, формирование бережного отношения к прошлому своего Отечества.

Семейно-брачные отношения в крестьянской среде

Освободительный характер войны, по мнению Е. Ю. Зубковой, способствовал единению народа и власти, а имя Сталина в сознании современников сливалось с Победой. Распространение утопических взглядов на наступление благополучной мирной жизни не способствовало конструктивному анализу реальности. Победа в войне принесла, с одной стороны, дух свободы, но с другой, создала психологические механизмы, блокирующие развитие процесса высвобождения сознания от диктата правящего режима. Справедливы утверждения Е.Ю. Зубковой о том, что государственная политика по отношению к деревне в первые послевоенные годы убедила крестьянство в бессмысленности надежд на ликвидацию колхозной системы и облегчение налогового бремени. В ответ на действия властей начинается бегство из колхозов276.

В методологическом отношении особый интерес представляют исследования Н.Б. Лебиной, в которых автор, используя дихотомию «норма/аномалия», реконструирует процесс трансформации политики большевиков в сфере повседневности. Н. Б. Лебина, изучая городскую жизнь 20-30 гг. ХХ столетия, обращается к теориям отклоняющегося поведения, к концепции социальной аномии Э. Дюркгейма, согласно которой на рост проявлений де-виантного поведения влияет «состояние разрушенности и ослабления нормальной системы общества, когда старые нормы и ценности не соответствуют реальным отношениям»277. Это несоответствие и рождает различные формы отклоняющегося поведения. Обращаясь к понятию «потерянное поколение», применяемое для обозначения личности в межвоенное двадцатилетие, она отмечает проявление утраты прежних ориентиров. Немалая роль в этом принадлежит государственным институтам и идеологическим структурам, которые «постоянно меняли суть своих суждений о норме и анома лии». Девиантное поведение (проституция, алкоголизм, наркомания, суи-цидность) они заменяли термином «социальные болезни». По мнению Н.Б. Лебиной, это, в свою очередь, приводило к снисходительному отношению общества к таким практикам. Насильственное внедрение властями в 30-е гг. новых социальных норм, по мнению последней, рождало различные аномалии, которые в скором времени превращались в «реально существующие традиционные бытовые практики», не считающиеся аномалиями. Перерождение аномалии в норму отчетливо проявлялось в механизмах адаптации и стратегиях выживания советского человека: склонность к двоемыслию, склонность к традиционным семейным ценностям, открытость к дружбе и взаимопомощи, способность к выживанию в экстремальных условиях. В своем последнем исследовании Н. Б. Лебина приходит к выводу, что уже к началу 1950-х годов советское общество сформировало устои бытового поведения населения. В частности, они базировались на антирелигиозной позиции власти, которая рассматривала истинную веру и обыденную религиозность девиантной практикой. По мнению автора, это подрывало основы нравственности советского общества279. Властное нормирование повседневности принимало характер прямого вмешательства в сферу приватного – регламентация сексуальной и репродуктивной деятельности граждан280.

Ценным подспорьем в разработке методологической парадигмы исследования являются работы западноевропейских и англо-американских исследователей, посвященных анализу сталинской аграрной модернизации на различных этапах ее реализации. Понять логику послевоенного развития аграрного сектора СССР невозможно без учета и критического анализа данного научного знания. Необходимо отметить, что совершенно иначе, чем в советской традиционной историографии, освещается история советского кресть янства в зарубежной историографии, в особенности в англо-американской русистике. На протяжении практически всего ХХ века западноевропейская и североамериканская исторические школы, опираясь на свидетельства советских иммигрантов и отрывочные архивные сведения, стремились воссоздать объективную картину жизни советского крестьянства, восстановить «триумфы и трагедии» советской деревни.

В 1986 г. в Лондоне вышла знаменитая работа Р. Конквеста «Жатва скорби. Советская коллективизация и террор голодом», одно из первых исследований, посвященных трагическим страницам истории российского крестьянства ХХ века – коллективизации и последующего за ним голода в 30-е гг.281 Автор, тщательно анализируя механизмы реализации аграрной политики Сталина и коммунистической партии, приходит к выводу о рукотворности страшного голода, разразившегося в хлеборобных районах СССР, унесшего по самым скромным подсчетам 7 миллионов жизней советских граждан.282 Р. Конквест, опираясь на свидетельства очевидцев, отдельные архивные данные, информацию, извлеченную из официальной советской печати 30-х гг. и речей государственных деятелей, констатирует, что в результате коллективизации «было уничтожено все старое крестьянство, а вместе с ним вырублены и исторические корни русского, украинского и других народов». Механизмы создания голода были следующими: «…взимание непосильных налогов на урожай, конфискация продовольствия у населения, а также пресечение какой-либо поддержки голодающим извне, даже из других районов Советского Союза».

Партийно-агитационная работа в структуре повседневной жизни

На 1 июля 1952 г. в Кошкинском районе насчитывалось 5408 дворов с численностью 20306 человек400. Уменьшение крестьянских дворов и населения было связанно не с процессом естественной убыли, а миграцией. По мнению райинспектора ЦСУ Безенчукского района Куйбышевской области, важнейшими причинами сокращения населения явились «орг. набор и переселение в Сахалинскую область, кроме того часть населения выбыла в советскую армию и ремесленные школы»401. Так, по данным переселенческого отдела Куйбышевского облисполкома, по оргнабору в 1948 г. из сел Куйбышевской области на работу в промышленных предприятиях выбыло 11,5 тыс. человек, в школы ФЗО – 6,5 тыс. человек402. За период 1948-1950 гг. в Безен-чукском районе количество крестьянских дворов сократилось на 947, а численность колхозников уменьшилось на 4049 человек и к началу 1951 г. составляла 13192 человека403. Таким образом, за три года численность колхозников в Безунчукском районе уменьшилась на 23,7 %. Сокращение численности колхозного населения по району продолжалась и в последующие годы. Так, к середине лета 1952 г. по Безенчукскому району численность дворов колхозников сократилась до 3492, а численное сокращение колхозников составляло 1191 человек404. В сравнении с 1949 г. в 1950 г. в Подбельском районе было отмечено уменьшение количества дворов колхозников на 193 единицы, а количество колхозников сократилось на 881 человека405. В 1951 г. в Пестравском районе насчитывалось 3419 хозяйств колхозников с численность 11924 человека, а в 1952 г. только 3217 хозяйств с населением 11054 человека406. За данный период население колхозов Исаклинского района со кратилось на 775 человека407. Необходимо отметить, что к концу первого послевоенного восьмилетия по всем районам Куйбышевской области шел интенсивный процесс сокращения численности колхозников и колхозных дворов. В 1953 г., в сравнении с предыдущим годом, в 9 районах области сокращение численности колхозного крестьянства не превышало 5 %. В 16 районах этот показатель колебался в диапазоне от 5 до 10 %, а в 11 районах количество колхозников сократилось на 10 и более процентов. Особенно значительным процесс сокращения численности колхозников был в Безунчукском, Хворостянском, Красноярском и Чапаевском районах408.

За период 1949-1950 года по Ульяновской области численность хозяйств колхозников сократилась на 6715 единиц, в процентном соотношении сокращение составило 4,6%409. Так, если в 1949 г. в Базарно-Сызганском районе было 4120 крестьянских хозяйств, то в 1951 г. их насчитывалось только 3397410. Если в Барановском районе летом 1949 г. числилось 3959 крестьянских хозяйств, то летом 1950 г. только 3743411. Процесс сокращения сельского населения затрагивал не только деревни и села, но и районные центры в сельской местности. Так, в 1951 г. в районных центрах Богдашкинского, Ку-зоватовского, Ново-Кандалинского, Жадовского, Николаевского, Николо-Черемшанского, Старо-Кулаткинского, Тагайского, Теренгульского, Тиин-ского, Ульяновского районов Ульяновской области был зафиксирован отрицательный показатель механического прироста населения412. Следует отметить, что наиболее интенсивное выбытие населения Ульяновской области в 1951 г. происходило в Куйбышевскую область, включая г. Куйбышев, – 4014 человек, Татарскую АССР – 1025 человек, Московскую область – 1232 человека, Башкирскую АССР – 675 человек413. Основную массу выбывшего населения составляли лица, выезжавшие по оргнабору рабочей силы на строительство Куйбышевской ГЭС и на работу в промышленные предприятия различных городов и областей414. Райинспектор ЦСЦ Красноярского района Куйбышевской области в своем отчете за 1952 г., отмечая механический прирост населения района на 1249 человек, отмечал, что «увеличение произошло по Б. Царевщинскому и Н. Семейкинскому с/с в виду строительства подъездных путей Куйбышевской ГЭС и строительства серного комбината»415.

Уменьшение численности колхозного крестьянства было «связано с выездом в городскую местность на промышленные предприятия и стройки, а также на рыбные промыслы в дальние районы страны». Часть колхозников переходила на постоянную работу в местные промышленные предприятия, учреждения и организации в качестве рабочих и служащих в рамках орг. наборов.

Миграция из села осуществлялась не только по легальным каналам, которыми служили оргнабор, образование, служба в вооруженных силах. Самовольный уход из колхоза и села стал еще одним каналом миграции сельского населения. Как отмечает О. Вербицкая, из 768,6 тыс. трудоспособных работников колхозов, выбывших из села в 1949 г. на постоянную работу в города, через оргнабор было оформлено чуть более 620 тыс., а остальные 146,7 тыс. колхозников покинули колхозы в неорганизованном порядке и самовольно416. Особенно остро проблема самовольного выбытия крестьян из колхозов проявлялась в Хворостянском, Сызранском, Куйбышевском районах Куйбышевской области, где колхозники буквально сбегали из колхозов в города. Так, колхозники Куйбышевского района самовольно покидали колхозы, чтобы устроиться работать на нефтяных объектах Башкирской АССР

Участие сельского партийного актива в религиозной жизни послевоенного поволжского села.

Таким образом, динамика рождения детей в многодетных семьях колхозников в первое послевоенное десятилетие свидетельствует о том, что многодетность была распространенным явлением в колхозной деревне. Наблюдающийся постепенный рост многодетности в колхозной деревне Ульяновской области в начале 1950-х годов сменяется тенденцией стабилизации, и показатель многодетности, как и в Куйбышевской области, балансировал в пределах 50 %.

Советский агарный проект, покончивший с индивидуальной хозяйственной деятельностью крестьян, обязал всех трудоспособных граждан участвовать в хозяйственной жизни колхозов. Борясь за равноправие полов, государство вынуждало женщин-крестьянок наравне с мужчинами трудиться в сельскохозяйственных артелях. В 1939 г. постановлением ЦК ВКП (б) и СНК СССР был определен обязательный минимум трудодней, которые колхозники должны были выработать в течение года. Так, трудоспособные женщины в возрасте от 16 до 55 лет и мужчины в возрасте от 16 до 60 лет должны были отработать в хозяйствах от 60 до 100 трудодней. С началом Великой Отечественной войны и введением военного положения, распространявшегося и на тыловые районы, нормы выработки обязательного минимума трудодней были увеличены. К моменту смерти Сталина усредненный минимум трудодней в год для женщин составлял 150, а для мужчин - 200. За невыполнение обязательного минимума трудодней предусматривалось уголовное преследование нарушителей трудовой дисциплины. Наличие детей младенческого возраста при отсутствии в сельской глубинке развитой системы социальных институтов в форме специальных воспитательных и образовательных учреждений вынуждало колхозниц нарушать советское законодательство о труде и не вырабатывать установленный государством минимум трудодней в колхозном производстве. По наблюдениям заместителя уполномоченного Совета по делам колхозов при Совете Министров СССР по Куйбышевской области Улья-ненюка, «очень серьезной причиной недостаточного участи в колхозном производстве колхозниц» являлось отсутствие во многих колхозах области детских яслей и площадок.

В 1948 г. аппаратом уполномоченного Совета по делам колхозов была организована проверка деятельности колхозов 16 районов Куйбышевской области по выявлению причин нарушения трудовой дисциплины в сельскохозяйственных артелях. Было установлено, что из 339 трудоспособных колхозниц, не выработавших в 1947 г. установленного минимума трудодней, 153 колхозницы (45,2 %) «слабо принимали участие в общественном производстве только потому, что имели грудных и малолетних детей»470. Во всех колхозах Борского, Красноярского, Приволжского районов Куйбышевской области в 1946-1948 гг. не было организовано ни одного детского сада и ясельных групп.

По плану развития сельского хозяйства Куйбышевской области в 1947 г. предусматривалось организовать в колхозах на период посевных и хлебоуборочных работ сезонных яслей на 35000 мест. Однако в весенний сев были организованы детские ясли только в 77 (из 1504) колхозов с охватом 2360 детей, или 6,7 % к плану, причем в 23-х районах (из 36) в период весеннего сева сезонные ясли не были организованы вовсе471.

В период прополочных работ в 27 районах было развернуто 447 яслей на 11623 места, или 33 % к плану, а в районах: Больше-Глушицком, Кинель-ском, Сосново-Солонецком, Челно-Вершинском, Шигонском, Шенталинском и других ясли организованы не были472.

В период хлебоуборочных работ детских яслей было организовано на 16400 детей, что составляло только 46,8 % к плану.

В 1947 г. предполагалось организовать детских площадок на 50 тыс. мест, но правления сельскохозяйственных артелей организовали их только на 10,7 тыс. мест (21,5 % к плану)473.

Открытые детские сады и площадки далеко не всегда отвечали требованиям по уходу и присмотру за малолетними детьми. Во многих случаях организованные в колхозах детские сады и детские площадки «не были обеспечены необходимым инвентарем, бельем и продуктами»474. Так, в колхозах имени Фрунзе и имени Калинина открытые во время хлебоуборки детские ясли закрылись через 7-10 дней, т.к. в них отсутствовало необходимое оборудование, обеспечивающее здоровье и развитие детей. Кроме того, правление артели все расходы по содержанию детских садов пыталось переложить на плечи родителей. Вследствие этого большинство колхозниц своих детей в ясли не отдавали475. Аналогичная ситуация с детскими яслями наблюдалась и в других районах области. Наиболее остро проблема с деятельностью дошкольных образовательных учреждений стояла в Ульяновской области. Архивные документы свидетельствуют, что до конца сталинской эпохи на территории области колхозные детские сады и ясли имелись в крайне ограниченном количестве. Как отмечали колхозники, если не было престарелых членов семьи, не принимавших участия в общественных работах, малолетних детей приходилось брать на работу в поля. Детские люльки с младенцами крепили к оглоблям повозок, использовали в качестве зыбки476. Матери с малолетними детьми находились в колхозных полях от зари и до зари. Колхозное руководство не переводило женщин с малолетними детьми на участки работы с щадящими условиями труда, не снижало нормы выработки, заставляя их трудиться на общих основаниях.

По имеющимся данным, в период уборочной страды на территории Ульяновской области действовало 66 детских колхозных площадок, где осуществлялся присмотр за 2176 детьми477. В период летних уборочных работ 1947 г. в колхозах области было организовано 369 детских яслей, которые посещали 8390 детей478. Наибольшее количество детских яслей было в Кар-сунском районе – 95.