Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 .«Военная» и «военно-политическая» элиты как объект научного анализа .38-152
1.1.Идентификация «военной» и «военно-политической» элиты: методологические подходы, постановка вопроса 38
1.2. Проблема рассмотрения «военной» и «военно-политической» элиты в отечественной историографии 84
1.3.Источниковая база исследования 125
Глава 2. Военно-политический «Олимп» царской России и «элитосодержащие» институты императорской армии (1881-1914 г. г.) .153-253
2.1. Великокняжеская среда и ее место в
системе военно-политической элиты 155
2.2. Офицерский корпус Генерального штаба: социальный облик военного-«интеллектуала» 200
2.3.Военный Совет и Александровский комитет раненых: «военная геронтократия» 232
Глава 3. Российская императорская гвардия как основная «элитогенерирующая» структура 254-429
3.1.Императорская гвардия как институциональная среда 255
3.2.«Казачья гвардия» - основное «неконвенциональное» образование российской армии 300
3.3. Гвардейская артиллерия - новая элитогенерирующая среда 344 3.4.Гвардейские стрелки как особое «Царево войско» 406
Глава 4. Высший командный состав российской императорской гвардии в 1881-1914 г. г. 430-593
4.1.Во главе императорской гвардии: место в. к. Владимира Александровича в военной истории России 2-й половины XIX – начала ХХ в. в 431
4.2. Высший командный состав Гвардейского корпуса 485
4.3.Быт и повседневность военной и военно-политической элиты (на примере гвардейского генералитета) 544
Заключение 593-607
Библиография
- Проблема рассмотрения «военной» и «военно-политической» элиты в отечественной историографии
- Офицерский корпус Генерального штаба: социальный облик военного-«интеллектуала»
- Гвардейская артиллерия - новая элитогенерирующая среда 344 3.4.Гвардейские стрелки как особое «Царево войско»
- Высший командный состав Гвардейского корпуса
Введение к работе
Актуальность темы диссертации вытекает из очевидной идентичности современного исторического этапа процессам, происходившим в России в рассматриваемый период. Богатая источниковая база позволяет экстраполировать структуры элиты, сложившейся в 80-е гг. XIX – нач. ХХ в., как на советскую, так и на современную российскую социальные модели, осуществить компаративный анализ социокультурного и мировоззренческого пространства. При этом особое внимание стоит уделить не столько самой власти в варианте её «топа», сколько тем группам, которые помогают этой власти (как системе социальных институтов) власть удержать. И решающую роль в данном случае продолжают играть военная элита и военные (и полувоенные) формирования, ей управляемые.
Объект исследования. Объектом исследования является военно-политическая и военная элиты Российской империи (речь идет об армии «мирного времени»), при этом в качестве самостоятельного сегмента выделяется офицерский корпус и в первую очередь генералитет российской императорской гвардии («гвардейский генералитет»).
Предмет исследования. Предметом исследования выступает социокультурное пространство, порождаемое представителями анализируемых социальных групп и категорий. Внимание акцентируется как на особенностях морфологии рассматриваемых социальных образований и генерируемых ими институциональных сред, так и на механизмах элитообразования, внутрикорпоративных процессах и процедурах взаимодействия между различными группами элит, механизмах мутации элит, мировоззренческой и психоментальной организации.
Хронологические рамки исследования. 1881–1914 гг. Хронологические рамки исследования предполагают выделение периода с начала правления императора Александра III (назначения новым военным министром генерала от инфантерии П.С. Ванновского, при котором происходит процесс оформления армии «мирного времени»). Верхним хронологическим порогом является начало Первой мировой войны (при этом отслеживаются события боевых действий первых месяцев противостояния, до осени 1914 г., что необходимо для выявления способности армии «мирного времени» и сформировавшихся в ее формате военно-политической и военной элит реагировать на вызовы истории).
Территориальные рамки исследования. Территориальные рамки исследования охватывают пространство Российской империи в границах дислокации отдельных групп и категорий военно-политической и военной элит. Особое внимание уделяется местам размещения императорской гвардии, в первую очередь Санкт-Петербургскому военному округу.
Степень изученности проблемы. Степень научной разработанности проблемы рассматривается во втором параграфе первой главы диссертации.
Цель работы. Целью исследования является комплексное изучение военной и военно-политической элиты Российской империи как социокультурного феномена и определение места офицерского корпуса российской импе-
раторской гвардии (в первую очередь в формате гвардейского генералитета, а в отдельных случаях – старших полковников) в ней в период правления императоров Александра III – Николая II.
Поставленная цель определяет круг задач нашего исследования, для решения которых мы предполагаем:
определить общие тенденции изучения военной и военно-политической элиты в отечественной и зарубежной историографии;
выявить основные группы членства военной и военно-политической элиты в период правления императоров Александра III – Николая II: проанализировать их актуальное состояние и принципы стратификации;
изучить институциональную составляющую военно-политической и военной элиты империи: элитообразующие структуры и основные институты, сложившиеся в процессе эволюции указанных групп элиты;
провести комплексный анализ механизмов элитообразования применительно к эпохам Александра II – Александра III; проследить особенности процесса мутации путей элитообразования к началу Первой мировой войны;
определить особое место российской императорской гвардии в системе военной элиты и основных элитообразующих институтов;
осуществить развернутый просопографический анализ гвардейского генералитета, определить его воздействие на пути развития военной машины российской империи;
проанализировать влияние деградации императорской гвардии как уникальной элитообразующей структуры на кризис политического режима и последующую его социальную трансформацию;
выстроить сценарии повседневности военной элиты как культурного феномена; проанализировать основные психоментальные проекции и идеологические установки военной элиты указанного отрезка времени: выявить пути эволюции, фазы и механизмы «перехода» и «надлома».
Источниковая база исследования. Подробный анализ источниковой базы исследования осуществляется в третьем параграфе первой главы диссертации.
Методологическая основа исследования. Основу методологического поля составляют базовые общенаучные принципы: объективности, историзма, исторического детерминизма и системности.
Для полноты раскрытия проблемных полей использовалась система специально-исторических методик, представленных комбинациями проблемно-хронологического, историко-генетического и историко-типологического методов.
Исследование очевидно выходит за границы «старой» социальной истории и развивается в сторону социокультурной парадигмы, характерной для значительной части современных исторических, а также смежных по объекту и методологическим приемам научных разработок. Это порождает необходимость использования отдельных приемов, характерных для «постистории». В частности, в области количественного и качественного анализа использу-
ются методы просопографии, направленные на создание баз данных отдельных групп военно-политической и военной элит с целью построения их «коллективного портрета».
Анализ значительного массива источников личного происхождения потребовал привлечения приемов современной семиотики, контент- и дискурс-анализа, «обоснованной теории». В исследовании также эксплуатировались методические приемы, характерные для жанров «другой социальной истории», «новой биографии», «микроистории» (и отдельного формата «культуры повседневности»), отдельных течений исторической и военной психологии.
Диссертационное исследование ориентировано на междисциплинарный подход. В методический аппарат были интегрированы отдельные приемы, характерные для жанра «социологии политики», «социологии войны», «современной социометрии». В указанном формате активно использовался выборочный метод, метод комплексного анализа генеральной совокупности, компаративный подход. Также применялись отдельные извлечения из различных течений элитологии как самодостаточного тренда в системе современной социологии и политологии.
Научная новизна. Впервые в отечественной науке осуществлена относительно полная стратификация военно-политической элиты Российской империи (с определением индекса социальной позиции и системы иерархии) в заявленных хронологических рамках. Даётся авторская интерпретация таких явлений, как военная и военно-политическая элиты, выявляется их социокультурное пограничье, детально прослеживаются процессы их социальной мутации. Исследование опирается на оригинальные (авторские), значительные по информационному объему базы данных, составленных в рамках про-сопографического метода.
Впервые был выявлен комплекс оригинальных неопубликованных источников по заявленной исследовательской теме. Предпринята их систематизация и проведена экспертиза их пертинентности. В научный оборот был возвращен массив дореволюционных научных работ, затрагивающих отдельные аспекты исследования.
Предпринимается демаркация заявленных социальных совокупностей на военную и военно-политическую элиты. Впервые эти образования рассматриваются в ареале анализа феномена армии «мирного времени». Изучены ранее практически не затрагивающиеся вопросы элитообразования, выделены главные элитообразующие структуры. Выявлена система стереотипов и основных поведенческих кодов.
В работе осуществляется комплексный анализ корпоративных и матримониальных связей между отдельными представителями рассматриваемых социальных групп. Рассматриваются особенности повседневности в форматах типичного и атипичного (девиантного) поведения. Впервые анализируется пространство переживаний и особенности мировоззренческих установок.
Особое место в работе занимает анализ офицерского корпуса императорской гвардии как целостного социального образования (в формате Гвардейского корпуса). При этом гвардия рассматривается как динамично развивающееся явление, во многом детерминированное общим характером эволюции государственной власти, и тесно связанное с высшими стратами политического бомонда империи.
Научно-практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы в разработке и чтении курсов по отечественной и зарубежной истории XIX – нач. ХХ вв. в рамках ее отдельных составляющих и жанров: военной и социальной истории, истории повседневности, исторической антропологии, а также специализированных курсов, затрагивающих механизмы реконструкции социального пространства власти и отдельных групп элит.
Методологические подходы и общая методика исследования, разработанная и освоенная в диссертации, могут быть использованы в дальнейшем при изучении проблематики, соприкасающейся с тематическими полями данной диссертации.
Выносимые на защиту положения. На защиту выносятся следующие ключевые положения исследования:
-
в ходе проведенного анализа из элитологии как целостного научного явления был выделен сегмент аналитических исследований, связанный с изучением феномена военной элиты, определены основные подходы к ее изучению;
-
в соответствии с разработанной автором классификацией были определены макро- и микроуровни военной элиты. Было выявлено, что на макроуровне военная элита Российской империи смыкалась с политической элитой и фактически составляла с ней единое целое, образуя слой военно-политической элиты. Она включала в себя великокняжескую корпорацию (императоров, великих князей, князей «императорской крови») и представителей отдельных влиятельных аристократических кланов.
В отличие от военно-политической, военная элита была представлена тремя подгруппами:
многочисленными креатурами, добившимися своего положения благодаря связям с топом военно-политической и политической элиты (что не исключало прохождения всех необходимых ступеней карьерной лестницы, позволяющего проникнуть в «ближний круг» влиятельных властных фигур – в данном случае показателен пример офицеров, причисленных к Свите Е.И.В., личных адъютантов и доверенных лиц);
интенсивно нарождающейся с 1880-х гг. меритакратической элитой, в среде которой нами был выявлен слой военных чиновников (военная бюрократия) и слой военных интеллектуалов (офицеров Генерального штаба – генштабистов);
- еще одну группу составлял слой «военных убийц», получивших социальное признание благодаря отваге на поле боя (боевые генералы, в основной своей массе георгиевские кавалеры).
3)впервые была выделена и проанализирована группа «псевдоэлиты»: особые микросоциальные среды Военного Совета и Александровского комитета раненых;
4)был сделан вывод о том, что несмотря на относительно успешные реформы графа Д.А. Милютина («маховик» его реформ был серьезно заторможен «косметическими преобразованиями» П.С. Ванновского), радикальной трансформации военной элиты не произошло – в России так и не удалось создать корпорацию «военной меритократии», что не могло не сказаться на качестве ведения войны. В начале правления Николая II прослеживается процесс риверсии, приводящий к столкновению взаимоисключающих механизмов рекрутирования отдельных групп элит. Это не могло не породить конфликт между их представителями, являвшийся вплоть до Первой мировой войны серьезным тормозом на пути создания полноценной высокоэффективной армии;
5)на основе анализа значительного по объему социологического материала было определено, что важное место в понимании феномена военной элиты занимал процесс элитообразования, решающую роль в котором по-прежнему играла императорская гвардия. На рубеже XI –ХХ вв. обозначились новые элитобразующие структуры (Николаевская академия Генерального штаба и Михайловская артиллерийская академия), но процесс вытеснения традиционных институтов шел крайне медленно и встречал значительное сопротивление. Был сделан вывод о том, что только после русско-японской войны гвардия перестала играть исключительную роль, постепенно уступая место генштабистам.
Анализ представителей данной корпорации показал сомнительный характер рассуждения ряда современных исследователей на тему высокопрофессиональных качеств офицеров Генерального штаба нач. ХХ в. Полученные в академии знания чаще всего имели поверхностный, бессистемный, а зачастую устаревший характер. При этом подавляющая часть офицеров Генерального штаба не имела опыта работы «в поле»; 6)основная часть работы посвящена комплексному изучению гвардии и гвардейского генералитета, выступающего важнейшей составляющей как военно-политической, так и военной элит Российской империи. Исследователь делает оригинальный вывод о том, что к началу ХХ в. гвардия была неоднородной структурой и в формате своих «престижных» частей и подразделений по-прежнему оставалась «аристократическим оазисом», служба в котором открывала путь представителям «высших эшелонов власти» в «высшие эшелоны власти». Как следствие, военная элита по-прежнему имела закрытый характер. При анализе механизмов социализации и ресоциализации отрезка формирования и совершенствования профессиональных навыков делается вывод о том, что подавляющую часть ее представителей отличали по-
средственность, низкий профессионализм, поверхностное отношение к своим профессиональным обязанностям;
7)впервые в отечественной исторической науке были проанализированы традиционные и неконвенциональные образования Гвардейского корпуса. Особое внимание при этом уделялось особенностям его командного состава и степени его психологического воздействия на подчиненных. Также впервые был осуществлен всесторонний анализ личности великого князя Владимира Александровича, придавшего Гвардейскому корпусу черты армии «мирного времени». Соискателем был сделан вывод о том, что удельный вес высших командных должностей, замещаемых офицерами неконвенциональных образований, резко возрос, что указывало на изменение характера войны; 8) впервые были проанализированы социальное поведение и мировоззренческие установки представителей военно-политической и военной элит. Было доказано, что в основной своей массе они вели праздный образ жизни, характерный для правящего класса в целом. Автор делает оригинальный вывод о том, что значительная часть высшего генералитета вплоть до конца 1914 г. не желала верить в то, что в стране идет война, и продолжала жить в формате сознания «мирного времени», сохраняя выработанные поведенческие сценарии, что вызывало раздражение армейского офицерства, а со временем переросло в ресентимент и легло в основу катастрофы 1917 г.
Достоверность и апробация результатов исследования. Достоверность исследования определяется широтой источниковой базы, включающей опубликованные и архивные материалы, а также применением научных методов при их анализе.
Апробация исследования проводилась путем чтения отдельных курсов (и спецкурсов) в формате затрагиваемых в работе научных областей, а также в ходе выступлений на международных и всероссийских конференциях.
По теме диссертации были сделаны доклады на 18 конференциях (10 международных), состоялись публикации в изданиях, рекомендованных ВАК (27 публикаций), и журналах, входящих в РИНЦ.
Структура диссертации. В структурном плане работа состоит из введения, четырех глав (включающих тринадцать параграфов), заключения, списка использованных источников и литературы, списка сокращений, отдельного тома приложений (101 приложение). Каждая глава содержит разделы, посвященные отдельным проблемам.
Проблема рассмотрения «военной» и «военно-политической» элиты в отечественной историографии
В то же время можно утверждать, что при Ванновском происходит трансформация отечественной военный машины в новый тип армии, который мы можем обозначить, как «армия мирного времени» (что в целом было связано с политической линией Александра III), что, в свою очередь, не могло не сказаться на особенностях как боевой подготовки, так и психологии ее военного руководства (в этом плане генерал А. Скугаревский подчеркивал, что начальники этого периода «[…] хорошо знали службу, но службу мирную, показную, имевшую мало общего с настоящим боевым делом. В военном отношении такая категория начальников была мало образована»1).
Дальнейшая трансформация армии указанного типа прослеживается только с 10-х гг. ХХ в. При этом процесс этой трансформации шел крайне медленно. В то же время армия в «новом формате» к 90-м гг. XIX в. раскололась на армию для «элиты», комплектуемую по аристократическим принципам, и армию для «простых смертных» («серой скотинки»), которая и начинает заполняться по меритократической схеме. 5.Кроме этого, нами было определено, что важное место в понимании феномена военной элиты также играет процесс элитообразования. Что, в свою очередь, обусловлено тем, что в отечественной исторической науке военная элита воспринималась как данность (стратификация элиты и процесс ее мутации практически не исследовались).
В исследовании доказывается, что решающее место в процессе элитообра-зования по-прежнему играла императорская гвардия, как следствие именно офицеры гвардейского корпуса составляли «уникальную» элитообразующую структуру указанного периода времени. Был сделан вывод, что, несмотря на серьезные изменения произошедшие в военной машине Российской империи рассматриваемого отрезка времени, основные структуры элитообразования (гвардия и ПК) остаются неизменными (сохраняют свою аутентичность). Безусловно, набирают некоторый вес Николаевская академия ГШ (далее по тексту - НАГШ) и Михайловская артиллерийская академия (далее по тексту - МАА), но этот процесс идет крайне медленно и периодически подвергается торможению.
Только после русско-японской войны, когда прослеживается процесс окончательного размывания офицерского корпуса (значительная часть довоенной элиты, включая наиболее маститых генералов, была дискредитирована), гвардия перестает играть исключительную роль, но и офицеры ГШ (главные конкуренты гвардии в системе военной элиты) не выбиваются в исключительные фавориты. Как следствие наступает межвременье (ГШ получает дополнительный вес благодаря покровительству в. к. Николая Николаевича). Тем более что в России по-прежнему сохраняется группа аристократии, максимально приближенная к престолу, для которой обычные правила игры были не писаны: в России сохраняется система «салонов», появляется и стремительно развивается система «зарытых клубов» (в первую очередь Яхт-Клуб; некоторое подобие «закрытых клубов» напоминают офицерские собрания гвардейских полков, в которых «сильные мира сего» были завсегдатаями), через которые отпрыски знатных родов перетекали в наиболее элитные структуры империи. При этом указанные процессы вызывали раздражение как «разночинной группы» (в офицерском корпусе отчетливо прослеживается группа недворян, проникающих в него через юнкерские училища), так и плутократии.
По понятным причинам, частично потеряв лидирующие позиции в области безраздельного владения ресурсами/«богатством» (появление нуворишей на волне рыночной модернизации) и заигрывая с либеральными силами, аристократия (самодержавие) пыталась сохранить главный ресурс господства - власть, которая после революции 1905-1907 гг. (на самом деле начиная с эпохи Николая I) рассматривалась исключительно как военный фактор. 7.С другой стороны, нами было отмечено, что в процессе элитообразования появилось промежуточное звено, ГШ, который к указанному отрезку времени приобрел значительный вес и авторитет. При этом рассуждение на тему высокого интеллектуального уровня офицеров ГШ рубежа XIX – нач. ХХ вв. кажутся весьма сомнительными. Нами было установлено, что подавляющая часть источников указанного отрезка времени демонстрирует, что знания, получаемые офицерами ГШ имели поверхностный, бессистемный, а зачастую и устаревший характер. При этом следует отметить, что подавляющая часть офицеров ГШ даже не имела опыта работы «в поле».
Подобного рода перерождение мы наблюдаем в Российской императорской гвардии1, которая после окончания войны 1877-1878 гг. не принимала участия в боевых действиях. В результате и офицеры ГШ, и высший генералитет Российской императорской гвардии, который также был вынужден получать образование в НАГШ, не имели полноценного боевого опыта и отличались только тем, что «чистые генштабисты» не имели опыта «работы в поле вообще», а гвардейские генералы хоть и командовали гвардейскими частями и соединениями, но это командование зачастую носило характер «симуляции».
Исследование показало, что генералы уровня командира дивизии выполняли свои обязанности крайне поверхностно, зачастую перелагая «рутину» повседневной службы на своих начальников штабов или заместителей. Генералы уровня командиров бригад вообще не понимали, в чем состоят их обязанности.
Офицерский корпус Генерального штаба: социальный облик военного-«интеллектуала»
В 2000 г. увидела свет работа историка С.Т. Минакова «Советская военная элита 20-х годов»2, на страницах которой он попытался определить механизмы формирования и последующей эволюции советской военной элиты, начиная с периода окончания Гражданской войны и до начала 30-х гг.
Уже во введении исследователь отмечает, что у советского политического руководства существовало два видения путей формирования военной элиты: «модель» Л.Д. Троцкого и «модель» М.Н. Тухачевского. Модель Троцкого развивалась под воздействием традиционной, типичной еще для царской, предвоенной России парадигмы развития вооруженных сил. Из основных индексов, характерных для элиты указанного типа, историк выделяет «военно-образовательный ценз, стаж службы, чин в старой армии, служебная репутация».3 Основной особенностью элиты, по Троцкому, являлась ее аполитичность. Элита в варианте Тухачевского в соответствии с его пониманием военно-политической доктрины нового государства должна была «структурироваться иначе, чем в старой русской армии».4 Армия нового типа должна состоять из представителей различных слоев революционной массы, включая и «старую военную элиту». Главной особенностью становилось нестандартное мышление и высокая степень политической ангажированности («политизированности») ее высшего руководства. Таким образом, исследователь подходит вплотную к определению элиты по Тухачевскому как военно-политической, но данный термин не употребляет. Тем не менее в 1-ом параграфе 1-ой главы приводятся различные комбинации топа военной элиты, сформировавшиеся в общественном мнении и официальной пропаганде РСФСР/СССР. Из «ключевых» фигур 1921-1924 гг. выделяются С. Каменев, П. Лебедев, А. Егоров, М. Фрунзе, М. Тухачевский, А. Зайончковский, С. Буденный, А. Брусилов, Л. Троцкий, П. Сытин, И. Уборевич, А. Корк, Б. Шапошников, А. Балтийский, Г. Хвощинский1. Позднее к этой группе постоянно добавлялись отдельные «новые» персонажи (Гамарник, Халепский, Ворошилов, Орлов, Алкснис, Эйдеман и ряд др.) – топ обновлялся, ряды элиты разрастались.
Примечательно, что С.Т. Минаков подчеркивает, что к 1922 г. только трое, Троцкий, Тухачевский и Буденный, «из всех героев и предводителей Красной Армии были осенены «харизмой» ее вождей».2 Именно «харизма», степень ангажированности, мощное поле политически детерминированных мифологем (в качестве основной обыгрывается «наполеоновская легенда»), героизация, а иногда и демонизация, становятся основанием для устойчивой популярности отдельных фигур высшего военного руководства как среди «массы», так и среди коллег и подчиненных. Еще одним индикатором становилась мощная мемориальная составляющая: живые должны были быть достойны памяти погибших героев революции и Гражданской войны.
К очевидным заслугам исследователя следует отнести «глубокую» стратификацию советской военной элиты в ее социальной динамике, реконструкцию основных мотивов поведения, проявлений рефлексии и реконструкция ментальности. В целом работа С.Т. Минакова перевела исследование феномена военной элиты в русло «новой социальной истории» и почти на целое десятилетие определила тренд данной проблематики. Следует отметить, что тему исследования советской военной элиты 30-х гг. в обозначенном методологическом русле продолжил историк А.А. Печенкин3. По мнению автора главным фактором принадлежности к советской военной элите довоенного периода являлась совокупность профессиональных составляющих и, в первую очередь, воинское звание и занимаемая должность. Построенная автором система доказательств позволяет говорить о том, что в ходе военных преобразований, проходящих на фоне репрессий, к началу Великой Отечественной войны в СССР сложилась меритократическая военная элита охлократическая по своему содержанию и полностью «безликая» («запуганная») по своему мировоззрению.
Крайне негативную оценку советского генералитета начального периода Великой Отечественной войны («серой генеральской массой»1) дает в своей во многом спорной работе Ю.И. Мухин2. Он определяет высшее военное руководство страны предвоенного и военного периода как «военное сословие». Он указывает на рабоче-крестьянский («охлократический») характер происхождения представителей военного сословия, на низкий профессионализм, отсутствие инициативности и самостоятельности при принятии решений, «страх» перед вышестоящим начальством.
Еще один вариант меритократический трактовки военной элиты (правда начала ХХ в.) дает в своих работах исследователь Е.Ю. Сергеев.3 В то же время он не ограничивается исключительно «фактором профессионализма», а выделяет следующие отдельные параметры: а) социальное происхождение и семейное воспитание; б) образовательный уровень; в) особенности служебной карьеры; г) система моральных ценностей и представлений. В ряде своих исследований Е.Ю. Сергеев пытается доказать, что в пореформенной России существенную роль начинают играть офицеры Генерального штаба, которые, в конечном итоге, противопоставляют себя группам военной элиты, формирующимся в рамках традиционной модели: социальное происхождение – престижное военно-учебное заведение – гвардейские полки. Исследователь отстаивает идею демократизации армии и выдвижения на важные командные посты «разночинцев» и «крестьян», отличающихся «выдающимися способностями».
Гвардейская артиллерия - новая элитогенерирующая среда 344 3.4.Гвардейские стрелки как особое «Царево войско»
Из воспоминаний «военных царедворцев» можно выделить мемуары генералов В.Н. Воейкова, А.А. Мосолова, А.И. Спиридовича, В.Ф. Джунковского1.
Наконец, нами были использованы извлечения из массива воспоминаний различных групп генералитета, представленные записями генералов Ю.Н. Данилова, А.А. Игнатьева, А.С. Лукомского, Б.В. Геруа, А.А. Брусилова, Н.А. Епанчина, барона К.-Г. Маннергейма, М.В. Грулева, А.А. Киреева, Ф.Ф. Палицына, Э.В. Экка, Ф.К. Гершельмана, Д.И. Гурко, В.И. Гурко, М. Свечина, П.П. Скоропадского2 и др.
Колоссальный интерес для понимания психологии военной элиты предвоенного и фактически всего периода Первой мировой войны представляют записки «штатского генерала» тайного советника В.П. Кравкова.3 Из источников рассматриваемой группы, относящихся к «прочим офицерам», отдельные из которых стали генералами уже в годы Первой мировой и Гражданской войн можно выделить воспоминания и дневники Ю.В. Макарова, Г. Гоштовта, П.Н. Врангеля, А.И. Деникина, Е.И. Мартынова, Е.А. Никольского, морского офицера Н.В. Саблина, князя В.С. Трубецкого, Г.А. До ленги-Ковалевского и князь Н.М. Девлет-Кильдеева, Д.И. Лешкова, В. Лит-тауэра, Г.М. Семенова1, А. Космоделя и ряда др.
Кроме этого, были использованы извлечения из воспоминаний нижних чинов. В данном случае интересны мемуары лейб-казака вдовствующей императрицы Марии Федоровны Т.К. Ящика, начавшего службу при Дворе в 1914 г., а затем оказавшегося вместе с вдовствующей императрицей в Дании. Ящик дает свое, «казацкое», понимание процессов, происходящих в стране, а также рисует портреты отдельных представителей военно-политической элиты начала ХХ в.2
Еще один массив, подгруппа 2, составляют воспоминания различных «штатских» царедворцев, имеющих косвенное отношение к военному ведомству, а также лиц, «отирающихся» около Двора: крупных сановников, лиц придворной службы, министров, «сомнительных» личностей, втершихся в доверие к великим князьям или императорской чете (в данном случае речь идет о Г.Е. Распутине, оставившем после себя крайне сложный для однозначного анализа дневник; сюда же можно отнести воспоминания секретаря Распутина А. Симоновича3 (в работе также были использованы извлечения из дневника самого Г.Е. Распутина4)). В частности, нами были использованы мемуары С.Ю. Витте, графа С.Д. Шереметьева, князя В.П. Мещерского, А.А. Половцева, С.Д. Сазонова, придворного врача Н.А. Вельяминова, П. Жилья-ра, С.Н. Палеолога, орловского губернатора А.Н. Трубникова. Особое место в указанной группе источников занимают «женские воспоминания», имеющие весьма специфический и «пикантный» гендерный оттенок (необходимо учитывать, что система переживаний женщины 2-ой половины ХIХ в. серьезно отличалась от женских переживаний сегодняшнего дня1). В частности, можно выделить мемуарную литературу, относящуюся к воспоминаниям фрейлин двора, жен отдельных офицеров (генералов), женщин в той или иной степени, связанных с рассматриваемыми нами группами военной элиты: это великосветские дамы и фрейлины (А.Ф. Тютчева, графиня М.Э. Клейнмихель, баронесса В. Мейендорф, баронесса С. Буксгевден, М.С. Барятинская, Нариса Чакрабон, дочь принца Чакрабона, окончившего ПК и служившего в гвардии), жены генералов (А.В. Богданович, В.Н. Рен-ненкампф, Л. Ден2), а также дамы «полусвета», как уже отмечалось, имеющие лишь отношения к отдельным влиятельным персонам, например, М.Ф. Кшесинская3. К данной группе документов также можно отнести воспоминания морганатической супруги в. к. Павла Александровича княгини О.В. Палей.4
Кроме этого, мы использовали отдельные извлечения из воспоминаний современников описываемых событий, имеющих косвенное отношение к рассматриваемым нами социальным группам. В частности, нами были использованы мемуары активно вращавшегося в «гвардейской» офицерской среде и контактировавшего с в. к. Владимиром Александровичем художника
А. Бенуа1, чиновника МИДа Д.И. Абрикосова2, непосредственно связанного с отдельными представителями великокняжеской среды, химика В.Н. Ипатьева3, окончившего МАА и связанного по долгу службы с ГАУ, тайного советника Е.М. Феоктистова4, цензора, редактора журналов «Русская речь» и «Журнала министерства народного просвещения», вхожего к «сильным мира сего», включая самого императора и ряда др.
Также определенный интерес представляет массив мемуаров иностранных подданных, либо состоящих на русской службе, либо выполняющих разовые миссии своих государств на территории Российской империи. Можно выделить воспоминания британского посла в России Дж. Бъюкенена, британского военного атташе А. Нокса, германских генералов Г. фон Базедова и Х. фон Мольтке-младшего5, посещавших Россиию в составе военных делегаций.
В массиве эпистолярных источников («частная переписка»), представляющих собой документы межличностной коммуникации и характеризующихся фиксированным адресатом, нами была использована переписка генерала Ф.Ф. Юсупова со своей женой6, а также письма вдовствующей императрицы Марии Федоровны своему сыну Николаю II.
Высший командный состав Гвардейского корпуса
В. к. Михаил Александрович имел все шансы на «особое место» в русской истории XX в. Если бы не «роковая» любовная страсть, данный исторический деятель мог бы сыграть столь же существенную роль в жизни страны, как Константин Николаевич и Николай Николаевич-старший при Александре II или Владимир Александрович и Алексей Александрович при Александре III.
Можно утверждать, что специфические черты характера Михаила сформировались под воздействием его особых отношений с отцом. Александр III не просто любил своего сына, но и сознательно баловал его, позволяя вещи, недопустимые для старших сыновей.3 Многие современники подчеркивали неординарность натуры Михаила и, в первую очередь, его особенные человеческие качества – мягкость и покладистость характера, умение легко сходиться с людьми и нравиться им, отсутствие снобизма, такт и ряд других качеств.4
В то же время в связи с бурным романом Михаила Александровича и Н. Вульферт в обществе высказывались серьезные сомнения в его способности к продуманным и взвешенным решениям. Известный русский консерватор генерал А.А. Киреев в 1905 г. выражал серьезные сомнения в том, что к 27 годам в. к. «поумнел».5
Определенный интерес представляет процесс первичной социализации великого князя. Д.Б. Гришин указывал, что консервативный характер образовательного процесса как важнейшего элемента социализации применительно к российской аристократии был настолько высок, что любое желание внести 4 изменение в его ход сталкивалось с невозможностью «преодоления придворных взглядов того времени».1 На стадии освоения основного блока дисциплин доминирующей оставалась т. н. «прусская модель» образования. В качестве ключевых предметов выступали Закон Божий и русская словесность. Предполагалось ознакомление с элементами русского фольклора: сказками, пословицами, нравоучительными историями. В данном случае показательны «Ученические тетради» в. к. Константина Константиновича за 1870-1874 гг.2
Что касается в. к. Михаила, то на ранних стадиях обучения перечень учебных предметов мало чем отличался от преподаваемого другим представителям правящего дома. В «Расписании учебных занятий великого князя за 1894-1897 гг.» фигурируют: математика, физика, топография, география, экономика, русская словесность, Закон Божий, история, французский, английский, немецкий языки, а также эстетическое воспитание (музыка, обязательные занятия на флейте, рисование). Кроме этого, обязательны были фехтование, верховая езда и «фронтовые учения».3
Со временем в. к. Михаил получил специальное военное образование и «стажировался» в отдельных гв. частях и подразделениях. Особое место в военном образовании в. к. занимало пребывание в 5-й батарее гв. конно-артиллерийской бригады (с 28.04.1900 г.), на базе которой он изучал курс МАУ вместе со своим кузеном в. к. Андреем Владимировичем. Следует подчеркнуть что служебные обязанности в. к.-«артиллериста» были аналогичны службе др. офицеров. Так, пребывание в батарее для Михаила Александровича (несмотря на то, что к указанному моменту он уже являлся шефом батареи) началось со стандартной для всех офицеров гв. процедуры представления исполняющему обязанности командира батареи полковнику И.К. Багго-вуту4, а 28 апреля в. к. в соответствии с существующей системой требований был представлен остальным чинам батареи. Следует отметить, что, кроме 5 непосредственного несения службы и обучения, Михаил Александрович выполнял функции флигель-адъютанта Е.И.В.1
Примечательна досуговая составляющая службы в. к. в батарее. Она сводилась к различного рода играм (городки, шашки, игра в «тешку»), многочисленным «тожественным обедам» (с песенниками) и чаепитиям.2 Кроме этого, наследник устраивал продолжительные конные прогулки в сопровождении офицеров (как правило, С.В. Гладкого и Э.Э. Геринга)3. В. к. также музицировал вместе с офицерами полка.4
Следует отметить, что Михаил Александрович был также произведен в корнеты л.-гв. Кирасирского Ее Величества п. (в 1898 г.), а с 1902 по 1904 г. «стажировался» в л.-гв. Преображенском п.
Примечательна так называемая «провинциальная жизнь» в. к. в качестве «орловского помещика» и почетного гражданина г. Орла. Она «началась» после смерти его брата Георгия Александровича в июне 1899 г., в управлении которого находилось имение Брасово, располагавшееся на территории Орловской губ.5
К моменту смерти Георгия Михаилу уже исполнилось 20 лет6, и его старший брат, император Николай II, объявил в. к. (на указанный момент у императора еще не было детей мужского пола – его 4 дочери появились на свет в интервале с 1895 по 1901 гг.) наследником Престола.