Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Историография проблемы и характеристика источников 24
1.1. Боевая деятельность Российского флота периода Первой мировой войны в отечественной историографии 25
1.2. Зарубежная историография военных действий на российских морских театрах Первой мировой войны 77
1.3. Источниковая база исследования 94
Выводы по главе 125
Глава 2. Предвоенные планы применения российского флота и проблема нарушения морских коммуникаций (1906–1914 гг.) 129
2.1. Эволюция «планов операций» морских сил Балтийского моря 130
2.2. Разработка планов применения морских сил Черного моря 156
2.3. Военно-морское сотрудничество России с Францией и Великобританией и формирование основ межсоюзнического взаимодействия (1911–1914 гг.) 198
Выводы по главе 212
Глава 3. Применение сил балтийского флота по нарушению морских коммуникаций 216
3.1. Исходная обстановка, постановка задачи и первый опыт действий по нарушению морских сообщений (кампания 1914 г.) 222
3.2. Расширение масштабов борьбы на германских морских коммуникациях (кампания 1915 г.) 248
3.3. Действия разнородных сил Балтийского флота на неприятельских сообщениях в кампании 1916 г 276
3.4. Борьба на балтийских коммуникациях противника в завершающей военной кампании (1917 г.) 328
Выводы по главе 337
Глава 4. Боевая деятельность флота черного моря на морских сообщениях противника 340
4.1. Эпизодические действия Черноморского флота
на неприятельских сообщениях (октябрь 1914 г. – август 1915 г.) 343
4.2. Систематические действия сил флота Черного моря на коммуникациях противника (август 1915 г. – июль 1916 г.) 366
4.3. Блокада пролива Босфор (июль 1916 г. – декабрь 1917 г.) 416
Выводы по главе 445
Заключение 453
Список источников и литературы 468
- Зарубежная историография военных действий на российских морских театрах Первой мировой войны
- Источниковая база исследования
- Расширение масштабов борьбы на германских морских коммуникациях (кампания 1915 г.)
- Систематические действия сил флота Черного моря на коммуникациях противника (август 1915 г. – июль 1916 г.)
Зарубежная историография военных действий на российских морских театрах Первой мировой войны
Эта проблема сохранила свою актуальность и в дальнейшем. В докторской диссертации И.И. Ростунова3, посвященной формированию и функционированию системы стратегического руководства вооруженными силами в военное время, «флотские» аспекты проблемы практически не затронуты. Вероятно, поэтому оставлены за скобками и вопросы, связанные с организацией взаимодействия видов вооруженных сил на стратегическом уровне, хотя именно эту функцию верховного главнокомандования надо полагать в числе важнейших.
От военно-морских сюжетов абстрагировался и А.В. Олейников, исследовавший вклад России в победу над германским блоком4. Автор сосредоточил внимание на сопоставлении количественных характеристик группировок сухопутных войск на Восточно-Европейском и других фронтах, количестве потерь сторон и других подобных показателях, характеризующих усилия России в интересах победы Антанты. Однако стратегические результаты дей ствий Российского флота, которые существенным образом повлияли на способность Германии и ее союзников вести войну, оставлены за скобками.
Отметим, что авторы обобщающих трудов по истории Первой мировой войны оставили практически без внимания роль Российского флота в эконо мическом «удушении» Германии и Турции. Это обстоятельство выглядит весьма странным на фоне того, что уже в 1920-х гг. началась публикация ис следований военно-экономического характера, в которых было вскрыто зна чение сырьевого и товарного обмена воюющих держав, который осуществ лялся, главным образом, морским путем, а также приведены сведения, иллю стрирующие значение деятельности военно-морских флотов (в том числе отечественного) по обороне своих и нарушению неприятельских морских коммуникаций. В работах А. Дикса1, П. Шарова2, А.Д. Новичева3, А. Шпирта4, Г.И. Шигалина5 и других специалистов подчеркивалось, в частности, военное и хозяйственное значение экспорта в Германию шведской железной руды, перевозок угля вдоль анатолийского побережья Турции и функционирования других коммуникационных линий, являвшихся в годы Первой мировой войны объектом воздействия сил отечественного военно-морского флота. Ценные сведения о составе, характере использования и потерях германского и турецкого коммерческих флотов приведены в книге Ю.А. Македона6. Обширный материал о состоянии экономики и транспорта воюющих держав содержится в работах известного публициста, экономиста и историка М.П. Павловича (М. Вельтмана)7. Его перу, кстати, принадлежат и небезынтересные рассуждения о направленности строительства военных флотов и некоторых аспектах их применения. Так, согласившись с тем, что «морская сила играет громадную роль в войне», автор, исходя из своей, хотя и не оригинальной для советской историографии того времени, интерпретации опыта Великой войны, предостерегал от строительства «всех этих морских мастодонтов, дредноутов и сверхдредноутов» и предлагал создавать «Красный флот из подводных лодок, миноносцев и легких крейсеров»1.
Второй историографический блок – систематизированные описания и обобщающие исследования опыта применения сил отечественного флота в Первой мировой войне, а также работы, посвященные подготовке, ходу и результатам отдельных кампаний и операций на российских морских театрах.
Несмотря на то, что в межвоенный период (1918–1941 гг.) обобщение опыта Первой мировой войны являлось приоритетной прикладной задачей военно-исторической науки, официальное описание действий Российского флота, аналогичное английскому2, германскому3 и американскому4 фундаментальным многотомным трудам, по ряду причин завершено не было.
Приказом народного комиссара по военным и морским делам Л.Д. Троцкого от 29 августа 1918 г. № 775 в составе Военно-исторической комиссии по описанию войны 1914–1918 гг., работавшей под председательством А.А. Свечина, был учрежден Морской отдел, который 22 ноября того же года с целью «составления истории войны на море и всестороннего исследования опыта войны для скорейшего снабжения флота результатами этого опыта» был преобразован в самостоятельную комиссию («Мори-ском»5). Ее руководителю – выдающемуся военно-морскому теоретику и историку, начальнику Морской академии профессору Н.Л. Кладо – удалось привлечь к работам Комиссии авторитетных военно-морских специалистов, накопивших в годы Первой мировой войны солидный управленческий и боевой опыт: морского министра (1911–1917 гг.) И.К. Григоровича; начальника дивизиона миноносцев (1914–1917 гг.) и минной дивизии (1917 г.), затем командующего флотом Балтийского моря (1917–1918 гг.) А.В. Развозова; начальника бригады линейных кораблей (1916 г.), исполняющего должность командующего Черноморским флотом (1917 г.) В.К. Лукина; начальника бригады крейсеров (1915 г.), бригады линейных кораблей (1916 г.), начальника Минной обороны Балтийского моря (1917 г.) М.К. Бахирева; начальника распорядительной, затем оперативной частей (1915–1917 гг.), начальника штаба Балтийского флота (1918 г.) М.А. Петрова; начальника разведывательного отделения, флаг-капитана по оперативной части штаба Балтфлота (1917 г.) И.И. Ренгартена; командира эсминца (1914–1916 гг.), начальника дивизиона миноносцев (1916–1917 гг.) П.В. Гельмерсена; бывшего преподавателя Артиллерийского класса и Николаевской морской академии Л.Г. Гончарова и других бывших адмиралов и офицеров.
Если аналогичная комиссия, сформированная морским ведомством после Русско-японской войны 1904–1905 гг., начала свою работу с выявления, систематизации и публикации обширной коллекции боевых документов, глубоко проработала японское официальное описание военных действий на море, оперативно переведенное на русский язык, и лишь затем на основе сформированной фактологической базы занялась составлением обстоятельного исторического труда1, то Н.Л. Кладо и его коллегам такой возможности не представилось. «Мориском» успел выпустить в свет лишь два сборника трудов2, после чего Комиссия была перепрофилирована на обобщение опыта Гражданской войны, а в 1923 г., после нескольких реорганизаций, упразднена.
Источниковая база исследования
C «международной» деятельностью Морского генерального штаба тесно связана работа заграничных военно-морских агентов (атташе), специально исследованная в прекрасно фундированных публикациях А.Ю. Емелина2 и И.В. Завьялова3.
Анализ историографии темы4 показывает, что в работах отечественных специалистов с необходимой полнотой исследованы общеполитические и дипломатические аспекты военно-морского сотрудничества России с Францией и Англией, однако под оперативно-стратегическим углом зрения эта проблема практически не рассматривалась. В частности, не дано исчерпывающего ответа на ключевой вопрос: какова степень влияния русско-французской морской конвенции 1912 г. и военно-морских контактов с Великобританией на содержание предвоенных планов применения Российского ВМФ? Пожалуй, лишь А.В. Игнатьев делает лаконичное замечание о не слишком большом значении переговоров «со специально военной точки зрения», которое ограничивалось «обменом сведений о планах действий флотов обеих держав и о намерениях противника». Здесь же сформулирован вывод об отсутствии «реального взаимодействия двух флотов»1.
Внимание российских историков привлекают и военно-морские планы противников России. Так, В.И. Шереметом охарактеризованы турецкие проекты войны в Черном море2, германские планы войны на Балтике затрагивались В.А. Алафузовым3.
В последние годы, когда отечественным специалистам стали доступны документы зарубежных архивов, исследования этих сюжетов получили новое качество. В докторской диссертации С.П. Шилова российский вектор военно-морской политики Германии в преддверии Первой мировой войны впервые в отечественной историографии исследован на основе немецких архивных материалов (ВА-МА). Особый интерес представляет освещение автором эволюции планов применения германских морских сил в Балтийском море. Констатируя усиление внимания военно-морского командования Второго рейха к этому театру военных действий, С.П. Шилов, в частности, отмечает: «Приблизительно с 1912 года русские эскадры на Балтике становятся силой, которую немецкие адмиралы не могли игнорировать… Планы Адмиралтейства становятся все более многовариантными…»4. Выводы С.П. Шилова позволяют в значительной мере актуализировать традиционную для советской историографии точку зрения, согласно которой «флот (германский. – Д. К.) предполагал воевать с англичанами… пренебрегая всеми другими противни-ками»5.
Некоторые сходные сюжеты освещены в кандидатской диссертации Л.В. Ланника, являющейся первым комплексным элитологическим исследованием военного истеблишмента Второго рейха, эволюции его взглядов на Россию и, в частности, ее вооруженные силы. Автор, однако, усматривает во взглядах военной верхушки кайзеровской Германии «грубую недооценку сил или невнимание к цивилизационным особенностям России», которые, по мнению, Л.В. Ланника, и привели «к краху первоначального стратегического замысла»1. Этот тезис, не вполне корреспондирующийся с выводами С.П. Шилова, обусловлен, вероятно, тем обстоятельством, что Л.В. Ланник оставил вне поля зрения военно-морской сегмент проблемы. Этот пробел в значительно мере восполнен в новой монографии автора, где отношения военно-морской элиты Германии к «русской проблеме» нашли должное отражение2.
Обзор научной литературы, посвященной организационному строительству и функционированию системы управления силами Российского флота накануне и в годы Первой мировой войны, представляется уместным начать с упоминания об обстоятельной статье А.В. Шталя «Совместная работа высшего морского и верховного командования России в мировую войну», опубликованной в 1924 г. Эта работа стала одним из первых шагов в изучении системы управления силами военно-морского флота и, в частности, «морских» аспектов деятельности верховного командования в период Первой мировой войны. Автором тщательно проанализированы результаты функционирования органов стратегического руководства военно-морским флотом и сформулирован ряд аргументированных суждений о влиянии эффективности системы управления на решение флотами поставленных задач3.
Практическая управленческая деятельность верховного командования и, в частности, Морского штаба главковерха детально исследованы Н.А. Даниловым на примере подготовки к несостоявшейся десантной операции в Рижском заливе летом 1916 г. Проследив перипетии формулирования целей и задач операции, выработки замысла, подготовки сил и войск к ее проведению, автор приходит к красноречивому выводу: «В мировую войну успех достигался в большинстве случаев не тогда, когда верховное командование посылало вперед частного начальника (речь идет о командующем Балтийским флотом адмирале В.А. Канине. – Д. К.), а когда последний настойчиво вырывал соответствующее повеление… Этим, главным образом, мы и можем объяснить целый ряд упущенных благоприятных случаев»1.
В ряду многочисленных произведений М.А. Петрова в контексте этой темы представляет интерес статья, в которой выявлены причины и сущность «кризиса морского командования», выразившегося, среди прочего, в смене командующих Черноморским и Балтийским флотами в июле и августе 1916 г. соответственно. Высказав вполне аргументированную точку зрения на причины смещения с должностей адмиралов А.А. Эбергарда и В.А. Канина, автор обоснованно связал эти весьма неоднозначные кадровые решения с общим «параличом» системы стратегического управления военно-морским флотом2.
В работах В.Г. Симоненко3 обстоятельно исследована история образования, становления и деятельности Морского генерального штаба накануне и в годы Первой мировой войны. Проследив эволюцию организационной структуры и функционального наполнения подразделений генмора, его роли в процессах стратегического планирования и управления, автор приходит к заключению, что создание штаба было вызвано объективными обстоятельствами, среди которых выделяет «необходимость централизованного руководства развитием морских сил, потребностью разработки оперативных планов их использования, причем согласованных с сухопутным Генеральным штабом, а также обеспечением всесторонней подготовки флота к войне и гибкого управления его боевыми действиями»4.
Расширение масштабов борьбы на германских морских коммуникациях (кампания 1915 г.)
Для выявления личного вклада должностных лиц в решение ключевых вопросов по применению военно-морских сил, вскрытия мотивов управленческих решений использованы отложившиеся в РГА ВМФ и ГАРФ1 документы личных фондов И.К. Григоровича (ГАРФ, фонд р-5970), М.А. Кедрова (ГАРФ, фонд р-6666), С.Н. Сомова (ГАРФ, фонд р-6378), Н.О. фон Эссена (РГА ВМФ, фонд 757). Особый научный интерес представляют содержащиеся в указанных фондах справочно-аналитические материалы, служебная и личная переписка и другие документы, позволяющие вскрыть отношение фондообразователей к важнейшим проблемам применения военно-морских сил. Так, в фонде Н.О. фон Эссена хранится типографский оттиск проекта «Наставления для боевой деятельности высших соединений флота» 1914 г. с собственноручными пометами адмирала2.
Следует сказать несколько слов об опубликованных документах по вопросам строительства и применения отечественного флота накануне и в годы Первой мировой войны.
Как известно, археография вооруженной борьбы на сухопутных театрах Великой войны содержит значительный массив как публикаций отдельных документов, так и целых сборников (вплоть до сборников документов и материалов по отдельным операциям)3. По данным Т.А. Щербиной, в 1918– 1992 гг. было издано около 20 сборников документов, в той или иной степени относящихся к истории Первой мировой войны, а также предпринято более 40 публикаций документов в периодических изданиях (в основном, в журнале «Красный архив»); в научный оборот введено около 10 тыс. документов1.
Что же касается археографического освоения «морского» сегмента истории Первой мировой войны, то, к сожалению, перечень полноценных документальных изданий ограничивается сборником по истории революционного движения в недрах царского флота2 и опубликованными протоколами и постановлениями Центрального комитета Балтийского флота (Цетробалта)3. Приходится констатировать, что единственной самостоятельной публикацией боевых документов, предпринятой в нашей стране за прошедшее столетие, стали два сборника машинописных копий рапортов, донесений и отчетов командующих Балтийским флотом за период с января 1916 г. по апрель 1917 г. Эти документы, не подвергнутые археографической обработке, были размножены в 50 экземплярах на ротаторе Военно-морской академии РККА им. т. Ворошилова для нужд кафедры военно-морской истории в 1931 г.4
Кроме этих сборников, почти недоступных современным исследователям, мы располагаем лишь отдельными документами и их небольшими тематическими подборками, опубликованными в некоторых отечественных периодических изданиях5. Отдельные документы, оставшиеся в распоряжении моряков-эмигрантов, печатались в русских зарубежных журналах (в основном, в издаваемом в Чехословакии «Зарубежном морском сборнике»)1.
Тем ценнее фрагментарные сведения по военно-морским вопросам, содержащиеся в многочисленных сборниках дипломатических документов – как изданных в годы мировой войны2, так и опубликованных в советский период3 и в новейшее время4. Примером может служить изданный в конце 1914 г. сборник материалов об отношениях России и Османской империи в преддверии военных действий между ними («Вторая оранжевая книга»)5. Мнение видного советского историографа К.Б. Виноградова, который назвал подобные издания «книгами лжи» и полагал, что «такие подборки не могут быть использованы в качестве источника»6, представляется нам излишне категоричным. В частности, документы «оранжевой книги» в значительной мере иллюстрируют процесс эскалации военно-политической обстановки на Черноморском театре и, в частности, полностью разоблачают вздорные измышления турецкой и германской пропаганды о якобы имевшей место провокации русского флота, повлекшей за собой нападение германо-турецких военно-морских сил на российские порты 16 (29) октября 1914 г.
Немало военно-морских сюжетов затронуто и в новейшем достижении российской «дипломатической» археографии – сборнике документов Мини 103 стерства иностранных дел из фондов АВПРИ (включая впервые опубликованную полную версию «Поденной записи МИД»), составителям которого удалось воссоздать картину многообразной деятельности внешнеполитического ведомства в 1914–1917 гг.1 Чрезвычайно ценным источником, впервые в нашей стране привлечен ным к исследованию боевой деятельности Российского флота, стал четырех томный сборник «Die deutsche Seekriegsleitung im Ersten Weltkrieg» («Гер манское военно-морское командование в Первой мировой войне»), выпу щенный Бундесархивом в 1999–2004 гг.2 Издание содержит весьма содержа тельную подборку документов кайзера Вильгельма II, начальника его мор ского кабинета адмирала Г. фон Мюллера, статс-секретарей имперского мор ского управления (морских министров) гросс-адмирала А. фон Тирпица и адмирала Э. фон Капелле, начальников адмирал-штаба адмиралов Г. фон Поля, Г. Бахмана, Х. фон Хольцендорфа и Р. Шеера, а также командований германских морских сил в Балтийском и Черном морях. Эти материалы существенно дополняют, а в некоторых случаях корректируют сформировавшиеся в отечественной историографии представления о взглядах германского руководства на роль флота в достижении целей войны, организации морских сил Германии и ее союзников – Турции и Болгарии, а также о подготовке и ведении боевых действий в Балтийском и Черном морях.
Систематические действия сил флота Черного моря на коммуникациях противника (август 1915 г. – июль 1916 г.)
Сосредоточение здесь крупной корабельной группировки, кроме очевидной функции поддержания международного политического престижа России, диктовалось и резонами оперативно-стратегического свойства. Наличие морских сил в Средиземном море давало возможность в случае войны с Турцией воздействовать на противника с нового стратегического направления, создать благоприятные условия для действий Черноморского флота в направлении Босфора и воспрепятствовать появлению в Черном море флотов потенциальных неприятелей – Австро-Венгрии и Италии. Не следовало сбрасывать со счетов и германскую Средиземноморскую дивизию контр-адмирала В. Сушона («Гебен» и «Бреслау»). В ноябре 1912 г. Вильгельм II направил эти корабли для участия в международной эскадре, сформированной европейскими державами перед лицом угрозы захвата Константинополя болгарскими войсками3.
Важно иметь в виду и то, что сосредоточенные в Средиземном море ко рабельные силы могли быть оперативно направлены и в другие стратегиче ски значимые для России районы Мирового океана. «Не имея в этом море прямых интересов, мы смотрим на эскадру Средиземного моря как на гото вую силу, способную во всякое время идти куда понадобится», – писал в ав густе 1884 г. управляющий Морским министерством адмирал И.А. Шестаков4. Наиболее яркий пример такого рода – развертывание Среди земноморской эскадры под командованием контр-адмирала С.О. Макарова в
Тихий океан весной 1895 г., после окончания Японо-китайской войны. Тогда в дальневосточных водах впервые появился российский линейный корабль – эскадренный броненосец «Император Николай I», который вдвое превосходил по водоизмещению крупнейший из кораблей японского флота того времени. Кроме того, под флагом начальника Соединенных эскадр Тихого океана и Средиземного моря вице-адмирала С.П. Тыртова состояли броненосные крейсера I ранга «Адмирал Нахимов», «Владимир Мономах», «Память Азова» и несколько крейсеров II ранга, канонерских лодок и минных крейсеров1. Своевременное сосредоточение в Желтом море столь значительных сил позволило Санкт-Петербургу оказать на Токио жесткое политическое давление, ограничить экспансию Японии в континентальной Азии и добиться возвращения Китаю Ляодунского (Квантунского) полуострова, который спустя три года был арендован Россией.
Сама же эскадра Средиземного моря в 1898 г., с уходом большей части броненосных кораблей на Дальний Восток, была преобразована в отряд судов, которым командовал один из младших флагманов Балтийского флота. Под его началом состояли эскадренный броненосец «Император Александр II» (затем вновь «Император Николай I»), по одной мореходной канонерской лодке из Балтийского и Черного морей и минный крейсер2. 1 (14) декабря 1903 г. отряд судов в Средиземном море (начальник – контр-адмирал П.П. Молас) был расформирован. Во всеподданнейшем докладе по этому вопросу исправляющий должность начальника ГМШ контрадмирал свиты З.П. Рожественский аргументировал данное решение несколькими соображениями. Во-первых, отряд оказался слишком слабым, чтобы служить сколь-нибудь существенным резервом эскадры Тихого океана, во-вторых, Босфорская экспедиция представлялась невозможной в течение ближайших пяти лет, в-третьих, корабли отряда казалось более умест-1 Грибовский В.Ю. Флот в русско-японской войне 1904–1905 гг. Часть I. СПб.: ВВМУ, 1997. С. 3, 4; Эндаковным держать на Балтике, Балтийскому же флоту нужнее был и офицерский состав. Помимо всего прочего, упразднение соединения давало Морскому министерству некоторую денежную экономию. При этом, однако, было проигнорировано важнейшее обстоятельство оперативного характера: средиземноморский отряд находился на путях сообщения европейских стран с Японией, перспектива скорой войны против которой стала уже очевидной1. Существенная деталь: по итогам военно-морской игры на тему «Война России с Японией в 1905 году», проведенной зимой 1902/03 г. в Николаевской морской академии, было признано необходимым содержать сильное корабельное соединение в восточной части Средиземного моря для быстрого усиления не только Тихоокеанской эскадры, но, при необходимости, и Балтийского или Черноморского флотов. Любопытно, что З.П. Рожественский входил в число посредников и участвовал в обсуждении отчета об игре в марте 1903 г.2
В наиболее систематизированном и аргументированном виде «средиземноморский проект» был изложен в записке вице-директора канцелярии Министерства иностранных дел Н.А. Базили, датированной июлем 1913 г. (приложение 8). Автор документа констатировал, что «утрата нами господства на Черном море требует безотлагательных мер для восстановления столь необходимого нам во всех отношениях решительного преобладания наших морских сил». Для достижения этой цели Н.А. Базили предлагал провести в жизнь целый ряд весьма радикальных мер, среди которых отметим скорейшую, не позднее весны 1914 г., закладку на черноморских верфях новой серии дредноутов (три-четыре единицы) и «образование, по примеру прошлого, русской эскадры в Средиземном море»3. Характерно, что необходимость столь решительного пересмотра дислокации сил военного флота предопределялась, по мнению автора записки, всей логикой российской международной политики: «Если вспомнить, что упразднение нашей средиземноморской эскадры вызвано было перенесением на Дальний Восток центра тяжести нашей политики, то возвращение ныне к историческим нашим задачам на Ближнем Востоке должно иметь своим последствием появление вновь нашего флота в Средиземном море». Ядро нового соединения, по мнению Н.А. Базили, должны были образовать четыре линейных корабля типа «Севастополь», строившиеся для Балтийского моря, а также сооружаемый в Англии по заказу Бразилии линкор «Рио-де-Жанейро»1 и еще один «предполагаемый к продаже южно-американский дредноут»2.
Идея воссоздания эскадры Средиземного моря, разумеется, нашла своих апологетов и в Морском министерстве. Еще в 1907 г. капитан 2 ранга Б.М. Стаховский, представивший начальнику МГШ записку «Соображения о ближайшей политике России на море», стремился убедить Л.А. Брусилова в необходимости активных действий в Средиземноморье с организацией пункта базирования морских сил на Крите3. В августе 1912 г. военно-морской агент в Лондоне капитан 1 ранга Н.Г. Рейн писал, что «в интересы России входит… владение Дарданеллами и Эгейским морем», где необходимо «содержать флот, равный 1,5 флотам Австрии и Греции»4.