Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Источники и литература 8 -48
Глава II. Особенности формирования состава Новодевичьего монастыря во второй половине XVII века. Русско-белорусские связи 49-91
Глава III. Новодевичий монастырь в событиях стрелецкого восстания 1698 года 92 - 151
Глава IV. Новодевичий монастырь и украино-белорусское влияние в русском искусстве второй половины XVII века 152-177
Заключение 178 -180
Список использованных источников и литературы 181 -197
- Источники и литература
- Особенности формирования состава Новодевичьего монастыря во второй половине XVII века. Русско-белорусские связи
- Новодевичий монастырь в событиях стрелецкого восстания 1698 года
- Новодевичий монастырь и украино-белорусское влияние в русском искусстве второй половины XVII века
Источники и литература
Главная проблема при изучении истории Новодевичьего монастыря XVI - XVII вв. состоит в том, что монастырский архив за эти два столетия не сохранился. Архив монастыря, ныне хранящийся в музее, ведет свое начало лишь с конца XVIII в.; исключение составляют несколько памятников более раннего периода, имеющих исключительно важное значение: Приходная книга 1603-1604 гг., Вкладная книга 1674-1675 гг. и др. Документы же по истории монастыря интересующего нас периода, в основной массе, рассеяны по разным архивохранилищам Москвы и Санкт-Петербурга.
В связи с этим основная задача, стоящая перед исследователем на первом этапе работы, это проблема выявления источников. Подобного рода поиски в рамках поставленной темы были предприняты в Российском государственном архиве древних актов. В дополнение к свидетельствам архивных источников в работе привлекались материалы, хранящиеся в фондах музея. Это собрание рукописного и старопечатного фонда, отдельные свидетельства из позднего монастырского архива, предметы из коллекции ризницы монастыря и пр.
Самую многочисленную группу источников, привлекаемых в настоящей работе, представляют актовые материалы. Документы, составившие основу работы, представлены большим комплексом следственных дел, в основном касающихся материалов о стрелецком восстании 1698 г. и хранящихся в РГАДА. Это следственные дела Преображенского приказа, материалы фонда Уголовных дел по государственным преступлениям (ф.№371, 6) и некоторые документы стрелецких розысков, опубликованных в числе других материалов «Розыскных дел о Федоре Шакловитом и его сообщниках». Кроме названных материалов как дополняющие свидетельства использовались документы других фондов РГАДА: Смоленского приказа (ф.№145), Малороссийского приказа (ф.№249), Монастырских дел (ф.№125), Патриаршего Дворцового приказа (ф.№236) и др. В основной массе эта группа материалов представляет собой своды розыскных дел: «распросные речи»; списки, привлеченных к следствию; тексты выносимых приговоров, указов, связанных с ходом проведения следствия и т.д. В ходе работы с этими материалами удалось установить, что они дают много ценных свидетельств об истории Новодевичьего монастыря во 2-й половине XVII в., о жизни его насельников, их отношению к важнейшим событиям политической истории страны в конце столетия.
К таковым относятся материалы Преображенского приказа, представляющие собой комплекс розыскных дел, проходивших в приказе в начале XVIII в. Часть этих розысков оказалась самым непосредственным образом связана с историей Новодевичьего монастыря. В большинстве случаев рассматриваемые дела явились прямым продолжением или отголосками грозного стрелецкого розыска 1698 г. Одним из таких розысков было следствие «о беглом чернеце московского Донского монастыря Иоасафе Подвинском». Этот розыск касался событий 90-х гг. XVII в. Он длился с 1700 по 1703 гг. и состоит из трех следственных дел общим объемом 367 листов. Собственно самому Подвинскому посвящено лишь первое дело (№1039), но по содержанию к нему тесно примыкают материалы следственных дел №№887 и 1134, являющиеся, по сути, его продолжением. Подробный разбор следствия о беглом монахе «из нежинских мещан», бывшим до пострига певчим царевны Софьи Алексеевны, предложен в 3 главе. Вкратце же следует сказать что как это следует из источника, чернец Иоасаф после побега из Соловецкого монастыря появляется в слободе Новодевичьего монастыря у своих сторонников. События стремительно развивавшиеся далее и происходившие с ведома опальной царевны, заставили Подвинского покинуть монастырскую слободу и направиться в смоленские земли, в Бизюков монастырь под Дорогобужем, населенном белорусскими монахами из Кутейно, среди которых были и сторонники царевны.
Отдельное место в работе, благодаря свидетельствам вышеназванных источников, посвящено отношениям Ново девичьего монастыря и некоторых православных белорусских монастырей. Данные следственных дел либо подтверждают имевшиеся уже сведения о таковых связях, либо расширяют эти сведения, называя новые монастыри и уточняя характер этих связей. Так, материалы следственных дел о чернеце И. Подвинском и капитане Бутырского полка Григории Коханцеве дали массу ценной информации о существовании взаимоотношений между Дорогобужским монастырем и Новодевичьим, каковые могут рассматриваться в общем контексте связей Новодевичьего монастыря с православными белорусскими монастырями во 2-й половине XVII в. В свою очередь выявленные материалы в фонде Монастырских дел позволили получить информацию о личности игумена Дорогобужского монастыря, проследить обстановку внутри этого монастыря и, таким образом, дополнить общее представление о контактах, с московским Новодевичьим монастырем. То же относится и к содержащимся в розыске И. Подвинского свидетельствам о тесных связях Новодевичьего монастыря и смоленского митрополичьего дома.4 К вышеперечисленным данным примыкают и отдельные дела по розыскам хранящиеся в фондах РГАДА. Они также иллюстрируют факты широких и активных белорусских связей Новодевичьего монастыря в указанный период. Кроме того, удалось найти материалы, связанные с личностью «беглого чернеца» И. Подвинского, бывшего по всей вероятности человеком из близкого окружения царевны ссылка которого в
Соловецкий монастырь была связана с ходом стрелецкого розыска 1698 г.6 Еще один значительный комплекс документов, привлекаемых в работе, составили материалы стрелецкого розыска 1698 г., хранящиеся в РГАДА, в фонде Уголовных дел по государственным преступлениям (ф.№6), в которых также очень часто можно встретить упоминания о Новодевичьем монастыре. Розыскное дело о стрелецком бунте 1698 г. давно и широко использовалось историками при изучении событий политической истории России 2-й половины XVII в. Его подробно цитировали Н. Г. Устрялов, С. М. Соловьев, М. М. Богословский, Н. Б. Голикова, В. И. Буганов и др. В 1980 г. многие материалы следственного дела о стрелецком розыске 1898 г. были опубликованы А. Н. Казакевичем. В предисловии к публикации автор указывал, что «в сборник включены не все имеющиеся в сыскном деле документы, а лишь те, которые с наибольшей полнотой и достоверностью отражают причины, ход, движущие силы стрелецкого восстания 1698 г.». Далее автор уточняет, что опущены «в большинстве случаев материалы, рассказывающие о придворных интригах, имевших место во время восстания в окружении царевен-сестер и других родственниц Петра I".9 Между тем, именно документы подобного характера могли пролить свет на сложившуюся обстановку внутри монастыря в годы заточения там бывшей правительницы. В связи с этим в ходе работы были просмотрены материалы всего 12-го дела насчитывающего 371 часть.
В подавляющем большинстве эти документы представлены записями допросов множества людей, проходивших перед следствием. Особенность такого рода источников состоит в том, что при многократном повторении текста одного и того же допроса, на каком-то этапе может возникнуть новая информация, позволяющая существенным образом уточнить ту или иную ситуацию, интересовавшую следствие. Эта особенность имеет прямое отношение и к той, очень запутанной части следствия, которую исследователи называли «женским розыском», вокруг окружения царевны Софьи Алексеевны в Новодевичьем монастыре и ее сестер, царевен Милославских в кремлевском тереме. Эти материалы дают иногда довольно точное представление о действительных сторонниках царевны Софьи в монастыре. Подобные свидетельства интересны уже потому, что обычно под термином «новодевичье окружение» царевны принято понимать в основном челядь: «комнатные девки», постельницы и пр. Внимательное же прочтение материалов допросов позволяет существенно расширить круг сторонников царевны в монастыре.
Информация, полученная из этих источников, тесно переплетается со свидетельствами следственных для Преображенского приказа, о которых говорилось выше. В материалах допросов розыска о стрелецком бунте 1698 г. и следствия о И. Подвинском 1700-1703 гг. проходят одни и те же имена сторонников царевны. Большой интерес представляет и сопоставление данных этих материалов о роли и настроениях монастырского духовенства.
Особенности формирования состава Новодевичьего монастыря во второй половине XVII века. Русско-белорусские связи
Проблема «вживания» западных территорий в Российское государство после известных событий русско-польской войны — одна из наиболее характерных в русской истории 2-й половины XVII в. Сложности восприятия элементов иной культуры, новых, «чужих» влияний, влекущие за собой необходимость оберегания «своих» традиций, достаточно хорошо известны и свойственны разным периодам российской истории. Культура, приносимая на «Святую Русь» через земли Украины и Белоруссии, воспринималась настороженно, поскольку ассоциировалась с ненавистным «латинством», страхом перед проникновением в православную среду элементов католицизма. «Западное влияние шло двумя путями на Московскую Русь. Один путь, преимущественно немецкого влияния, шел через Новгород и Псков... Другим путем шло через юго-западную Россию влияние польское».1
Процесс присоединения земель Киевской митрополии к московскому патриархату на украинских и белорусских территориях происходил различными путями. В украинских землях этот процесс растянулся более чем на 30 лет: с 1654 по 1686 гг., когда было признано подчинение московскому патриарху. На территории Восточной Белоруссии уже в 1654-56 гг. несколько крупных епархий: Могилевская, Полоцкая, Витебская оказались под властью московского патриарха. Кроме того, в результате возвращения в состав России Смоленска, в смоленских землях была учреждена православная епархия (взамен существовавшей там униатской). Ее главой в 1656 г. по определению московского собора стал бывший суздальский епископ Филарет.
Первоочередными мерами российского правительства в присоединенных землях, находяшихся на стыке католического Запада и православного Востока, в которых православная церковь соседствовала с католической и униатской, становится упрочение православия.
Необходимо отметить, что проблема сохранения православной церкви в рамках католического государства всегда существовала в западнорусских землях. Эта проблема стала еще более насущной с момента возникновения церковной унии. Поэтому в начале XVII в. в белорусских землях основывается ряд православных монастырей, призванных по замыслу их фундаторов «оградить» православие. Есть основание говорить о целой группе подобных монастырей, основанных примерно в одно время. В 1633 г. в местечке Буйничи, близ Могилева, был основан Буйницкий Святодуховской монастырь. В 1641 г. под Мстиславлем, на берегу реки Вехры основали Мстиславский Тупичевский Святодуховской монастырь. В 30-е гг. XVII в. на берегу реки Кутейны, под Оршей были основаны два православных монастыря: в 1631 г. — женский Успенский; в 1633 г. — мужской Богоявленский. Еще один женский православный монастырь в 1641 г. был основан близ г. Быхова, в местечке Борколабово: Борколабовский Вознесенский. Все перечисленные монастыри имели одного фундатора: их основал знатный шляхтич, Мстиславский подкоморий Богдан Вилимович Стеткевич. Те же процессы шли на русских территориях, в результате войн отторгнутых от России. В тот же период, что и в Белоруссии, в смоленских землях под Дорогобужем для защиты православия «от нападок унии» основывается Крестовоздвиженский Бизюков монастырь. С самого своего основания он был тесно связан с белорусскими монастырями, в особенности с Кутеинскими. Таким образом, в начале XVII в. в западнорусских землях возникает целая группа православных монастырей, образующих собой некий форпост для защиты православной церкви.
Ситуация изменилась в середине столетия, когда начался массовый отток черного духовенства Украины и Белоруссии в Россию. С 1650-х гг. в Россию устремляется масса переселенцев из Украины и Белоруссии, Это были представители самых разных социальных слоев — ремесленники, крестьянство, ученые богословы. В этот период идет активный процесс переселения монашества в российские монастыри. Благодаря покровительству светских и духовных властей, монахи белорусских монастырей в большом количестве переезжали в Россию, либо, оставшиеся на Родине, получали охранные царские грамоты. Такую грамоту в августе 1654 г. получили от царя Алексея Михайловича два Кутеинских монастыря: «чтоб их монастырских деревень крестьян, и жен, и детей наши ратные люди не разоряли и не разгоняли, и в полон не имали, и чтоб им вольно быти жити на прежних своих местах».2 Кроме причин, указанных в процитированном документе, множество источников называет еще одну: «гонение от униатов». Это иллюстрируется, в том числе, на примере истории Кутеинских монастырей: несмотря на получение охранных грамот, многие насельники покидали Родину и, по благословению патриарха Никона, переселялись в Россию. Эти действия совпадали и с устремлениями российских властей: известно, что царь и патриарх благосклонно относились к западной культуре и ее носителям. Кроме того, у российских властей были соображения и более практического свойства. Привлекая на свою сторону белорусское духовенство, они, тем самым заручались и поддержкой местного населения зная степень влияния духовенства на население, бывшее, в основном православного вероисповедания. Безусловно, учитывалось и то обстоятельство, что православное духовенство Белоруссии обладало значительными земельными богатствами и переходило под власть патриарха со всеми своими доходами.
Роль монахов-переселенцев как распространителей этой культуры в российском обществе XVII в. тоже достаточно хорошо известна. Расселявшиеся в российских монастырях украинские и белорусские монахи несли с собой новый уклад монастырской жизни, элементы новой богословской культуры.
Однако, несмотря на столь масштабный переезд, вышеназванные западнорусские монастыри не прекратили своего существования. Хотя численность их братий существенно сократилась, но, тем не менее, по данным источников на 1718 г. в этих монастырях оставалось: в Кутеинском Богоявленском — 18 человек, в Кутеинском Успенском — 46, в Борколабовском — 38, Тупичевском — 14, Буйницком — 6.
Проникновение новых для Москвы аспектов культуры (в том числе богословской) шло в сложной борьбе между понятиями «полезно» и «опасно», в ходе которой определялись сторонники той или иной позиции. Известно, что элементы нового воспринимаются общественной средой постепенно, «послойно» и, в первую очередь, они проникают и перерабатываются в сознании элитарных слоев общества. Распространению западной культуры в российском обществе во 2-й половине XVII в., во многом, способствовала поощряющая политика царского двора, оказывающего покровительство украинским и белорусским ученым, искусным ремесленникам, живописцам и т.д. «...Польское влияние проглядывает со времен царя Михаила Федоровича единичными фактами, а царствование Алексея Михайловича отличается уже широким его развитием». Сохранилось много свидетельств о продолжении этого влияния и в царствование Федора Алексеевича, воспитателем которого являлся знаменитый «выходец» из Белоруссии Симеон Полоцкий. Известно, например, что царь принимал участие в литературных трудах своего учителя, переложив на стихи два псалма, вошедшие в «Псалтирь рифмотворную». С. Полоцкому принадлежала идея о создании в Москве учебного учреждения по образу Киевской академии, эту идею он пытался осуществить с помощью царя Федора. Большое значение для развития московского книгопечатания имело создание в Москве, благодаря деятельности С. Полоцкого, Верхней типографии (1679-1683), где воспитатель царя выступал в качестве автора, редактора и издателя. После смерти С. Полоцкого (1680 г.) его дело продолжил его ученик, строитель Заиконоспасского монастыря - Сильвестр Медведев, ставший главой партии «латинствующих».
Славяно-греко-латинская академия была открыта уже в годы правления царевны Софьи, но поскольку в споре между латинствующими и грекофилами к этому времени победили последние, украинцы и белорусы были отстранены от преподавания. Несмотря на поражение партии латинствующих, сама правительница, являвшаяся также воспитанницей С. Полоцкого и поддерживающая С. Медведева, благосклонно относилась к западной культуре и ее представителям. В этот период при дворе был распространен жанр хвалебных ораций, панегириков, часто снабженных гравюрами. В 1688 г. царевной был заказан панегирик с гравюрами поэту И. Богдановскому, и граверам Л. Тарасевичу и И. Ширскому. Известны многочисленные гравированные портреты правительницы, выполненные Л. Тарасевичем, изображающие царевну Софью Алексеевну с правительственными регалиями, окруженную семью добродетелями. Л. Тарасевичем были выполнены гравированные портреты ближайших сподвижников царевны-правительницы: В. В. Голицына, Ф. Л. Шакловитого.
Новодевичий монастырь в событиях стрелецкого восстания 1698 года
Политическая борьба конца XVII в., стрелецкие выступления 1680-90-х гг. — явления масштабные, захватившее практически все стороны общественной жизни и самые разные слои русского общества. Эти события не могли не сказаться на истории придворного. Новодевичьего монастыря, любимого царевной-правительницей Софьей Алексеевной, представительницей главных действующих лиц русской истории этого периода. В. И. Буганов, оценивая роль царевны Софьи в стрелецких мятежах, утверждал, что «она ни в коей степени не являлась инициатором, вдохновителем стрелецкого восстания, хотя... царевна с сочувствием встретила весть о начинавшемся движении и не прочь была воспользоваться им в своих целях — для освобождения из монастырского заточения и возможного прихода к власти».1 На протяжении всей своей истории Новодевичий монастырь был тесно связан с перипетиями политической борьбы в государстве. Не явились исключением и события конца XVII в. Обстоятельства, связанные с падением правительства царевны Софьи, обусловили новый поворот в его истории в конце столетия. Препровожденная в 1689 г. в отстроенный ею монастырь, бывшая правительница проводит здесь остаток жизни —-почти пятнадцать лет. Эти пятнадцать лет не были годами смирения и покоя, события стрелецкого восстания 1698 г. по-видимому всколыхнули былые надежды царевны на новые представившиеся возможности вернуться к активной политической жизни.
Как правило, Новодевичий монастырь конца XVII в. рассматривался в некоем «топографическом» аспекте — лишь как место заточения опальной сестры Петра 1. Между тем, при изучении истории монастыря этого периода возникает закономерный вопрос о том, каковы были настроения внутри самого монастыря, существовала ли какая либо позиция среди его обитателей по отношению к событиям, потрясшим Москву в конце столетия; насколько и кем (если это было так) поддерживалась царевна в монастыре, ставшем местом ее заточения?
Одним из главных источников изучения событий стрелецкого мятежа 1698 г. являются материалы стрелецкого розыска. Рассмотрение этих документов в сочетании с другими материалами следственных дел Преображенского приказа дают весьма интересную информацию о конкретных событиях внутренней жизни монастыря, тесно связанной с политической борьбой в Москве в конце XVII в. Следственные дела стрелецкого розыска 1698 г. давно и хорошо известны в исторической литературе. Они широко использовались историками XIX в. при описании событий соответствующего периода. Так, материалы стрелецкого розыска активно привлекались Н. Г. Устряловым, С. М. Соловьевым.3 В советской историографии их исследовали М. М. Богословский, Н. Б. Голикова, В. И. Буганов, А. П. Казакевич и др.4
Особое место в изучении и публикации следственного дела 1698 г. занимает книга М. М. Богословского «Петр I. Материалы к биографии», где наиболее подробно исследуются события стрелецкого восстания. Помимо подробнейшего разбора, буквально «шаг за шагом» эпизодов стрелецкого розыска, исследование М. М. Богословского изобилует обильными цитатами следственных документов. Справедливо в этом отношении замечание А. Н. Казакевича о том, что «М. М. Богословский, в сущности, подготовил все следственное дело к изданию...». Исследователь отмечает, что особо внимательно Богословский рассматривал материалы допросов так называемого «новодевичьего окружения» царевны Софьи Алексеевны, «вслед за Петром I распутывая клубок интриг и оговоров вокруг ее послания стрельцам». Данное обстоятельство имеет особое значение для рассмотрения проблем, связанных с ролью Новодевичьего монастыря в деле о стрелецком восстании 1698 г. Действительно, при внимательном прочтении материалов розыска не может не обратить на себя внимание частое упоминание Ново девичьего монастыря. Это вызвано вполне естественными причинами, в первую очередь, фактом пребывания в нем царевны Софьи и той роли, которая, судя по материалам допросов, отводилась ей восставшими стрельцами.
История возникновения стрелецкого выступления 1698 г. достаточно полно изучена в исторической литературе.
В 1698 г. во время пребывания в Амстердаме, Петр I получил известие о волнениях стрелецких полков. Суть этих событий сводится к тому, что в марте 1698 г. мятежные стрельцы из четырех полков: Чубарова, Колзакова, Черного и Гундертмарка «без указу» двинулись к Москве. Предыстория этих волнений относится к осени 1697 г., когда названным четырем стрелецким полкам было приказано двигаться из Азова, где они зимовали, на литовскую границу. Настроения стрельцов в этих полках, как видно из материалов следствия, отличалось крайним недовольством. В 1696 г., после службы в Москве, они были отправлены в Азов и, после его взятия, оставлены там. Осенью же 1697 г., оставив всякие надежды на возвращение в Москву, эти стрелецкие полки выступили в поход, в войска князя Г. Ромодановского.
Еще одним поводом для брожения в стрелецких массах послужило сложное положение с продовольствием. Допрашиваемые стрельцы неоднократно в «распросах» упоминают о том, что пришли к Москве «з голоду», для того, чтобы «бить челом о денежном и хлебном жаловании». В материалах сентябрьского розыска 1698 г. возникает особое направление в деле о стрелецком мятеже, — о письме из Новодевичьего монастыря, от царевны Софьи, призывающее стрельцов «к возмущению и бунту». Впервые эта тема появляется во время допроса 20 сентября стрельца Василия Алексеева.
Этому новому повороту событий в ходе розыска уделяют внимание все исследователи стрелецкого восстания. Так. Н. Г. Устрялов оценивал эти показания В Алексеева как «важное открытие». Это понятно: данные показания имели важнейшее значение для дальнейшего хода розыска, т. к. позволяли связать стрелецкое выступление с деятельностью кремлевского «терема» и царевны Софьи, находившейся в Новодевичьем монастыре.
Поэтому, с сентября 1698 г. дело о письме развивается по двум направлениям: связи восставших стрельцов с царевнами Милославскими (с «теремом») и с Новодевичьим монастырем.
Суть сведений о письме из Новодевичьего монастыря, полученных в ходе розыска, сводится к следующему: письмо царевны из Москвы в полки — «на Луки Великие» — привез стрелец Чубарова полка Василий Тума, а в Торопец — того же полка пятидесятник Михаил Обросимов. Затем, у Обросимова это письмо «взял и чол его во все нолки» стрелец того же Чубарова нолка Артемий Маслов. О письме из Москвы был оповещен достаточно широкий круг людей: «про то писмо ведали рядовые стрелцы все четыре полка», «пятидесятники в бунту и про девическое писмо ведали». Сразу следует сказать, что основное действующее лицо в деле о письме из Новодевичьего монастыря — Василий Тума — уже не мог быть подвергнут допросам. Он был казнен в июне 1698 г. под Воскресенским монастырем, после окончания розыска А. С. Шеина, вместе с другим признанным вождем стрелецкого бунта — Борисом Проскуряковым, когда следствие еще не располагало никакими сведениями о письме царевны. Известно, что это обстоятельство сильно разгневало Петра, обвинявшего Шеина в недостаточно тщательном ведении дела, так осложнившем в дальнейшем выявление связей сестер-царевен со стрельцами.
Новодевичий монастырь и украино-белорусское влияние в русском искусстве второй половины XVII века
Общее впечатление о результатах влияния белорусских насельников в Новодевичьем монастыре было бы неполным без характеристики привнесенных ими элементов национальной культуры, существенно изменившими внешний облик монастыря, интерьеры его храмов, некоторые особенности монастырского уклада и пр.
XVII век в истории России был отмечен повышенным проявлением интереса к достижениям западной науки, техники, искусства. Однако, усвоение европейского знания, европейской материальной и духовной культуры означало неизбежную ломку национального быта, устоявшихся православных традиций, что являлось непреодолимой преградой для сторонников сохранения самобытности «Святой Руси» Подобная боязнь перед влиянием «латинства» при одновременном осознании необходимости привлечения наиболее прогрессивных западных идей в правящих слоях российского общества представляются наиболее характерными чертами развития культуры России в XVII в.
Для приобретения необходимых знаний существовало несколько источников. Одним из них стали многочисленные переселенцы с Украины и из Белоруссии. Восприятие новой культуры в украинско-белорусских традициях стало своего рода компромиссным решением проблемы, т. к. оно шло под знаменем православия. Исследователи, занимающиеся проблемой влияния западной культуры на русское общество, подчеркивали, что в землях Украины и Белоруссии сложился своеобразный тип православной образованности, способной противостоять «латинству», что было обусловлено особенностями положения православия в этих землях: непрекращающееся противостояние католицизму и униатству.
Ученые выходцы из западнорусских земель играли большую роль в развитии просвещения. Среди образовательных центров особое значение имела Киевская академия, дававшая не только богословское, но и гуманитарное образование.
Влияние новой культуры проявлялось в различных сторонах духовной и материальной жизни. Оно явственно сказывалось во внешних проявлениях. Наряду с вещами работы немецких мастеров при дворе появлялись работы польских и западнорусских художников. Известно, что в период царствования Алексея Михайловича палаты в Кремле украшаются мебелью в польском вкусе, западнорусские мастера, в частности белорусы, выполняли в них многочисленные резные работы. В оформлении знаменитого дворца в Коломенском также участвовали лучшие белорусские мастера. Прекрасными образцами западнорусского искусства оформляются интерьеры боярских палат, как, например, покои А. С. Матвеева, В. В. Голицына и др.
Переселенцы представляли самые разные социальные слои. В Мещанской слободе, населенной украинско-белорусскими выходцами, в 1670-80-е гг. насчитывалось до сотни ремесленников: гончары, каретники, башмачники, серебряники и пр. Ученые украинцы и белорусы служили справщиками при Печатном дворе, переводили с греческого и латинского, были домашними учителями в семьях знати и при царском дворе. Среди них такие знаменитые имена, как Епифаний Славинецкий и Симеон Полоцкий. Влияние новой культуры было так всеохватно, что проявилось даже в такой недоступной иноземному влиянию сфере, как оформление интерьеров русских храмов. Новые веяния видны в иконописи, появляются великолепные образцы многоярусных иконостасов в технике высокой, сквозной резьбы, особое распространение получают многоцветные изразцы, украшающие как фасады, так и интерьеры церковных и гражданских построек.
Большая роль в распространении нового влияния принадлежит Москве, т. к. новые идеи в первую очередь аккумулировались в высших слоях общества: при царском и патриаршем дворах и их ближайшем окружении. Оружейная палата собирала лучшие художественные силы государства, и мастера Оружейной палаты свои лучшие творения создавали в Москве. В этот же период Москва становится и крупнейшим центром славянского книгопечатания.
Одним из источников западнорусской духовной культуры становится украинское и белорусское духовенство, в большом количестве в этот период переезжающее в Россию. Роль «ученого западнорусского монаха» в деле привнесения новых культурных ценностей отмечали еще С. М. Соловьев и В. О. Ключевский.
История Новодевичьего монастыря 2-й половины XVII в. в полной мере вобрала в себя все проявления нового культурного влияния. Переезд белорусских монахинь в Новодевичий монастырь в середине столетия существенным образом изменил внутренний уклад жизни монастыря, определяющее влияние новых насельниц проявилось и во внешнем обличий их новой обители. Новодевичий монастырь в этот период становится одним из лучших образцов новой культуры, своеобразным результатом ее проникновения и ассимиляции в российской среде. Здесь отчетливо проявились результаты тех глубоких сдвигов, которые происходили в русском обществе в XVII столетии и сделали возможным усвоение и дальнейшее развитие новых культурных традиций, почерпнутых в украинском и белорусском искусстве.
Не углубляясь в искусствоведческий анализ этого явления, ставшего одним из наиболее типичных в развитии русской культуры 2-й половины XVII в., представляется необходимым дать общий обзор тех изменений, которые появились в Новодевичьем монастыре в названный период благодаря влиянию украинско-белорусского искусства.
Одним из тех мощных влияний, которое испытала русская культура в названный период, было влияние западнорусской печатной книги. Славянское кирилловское книгопечатание возникло в конце XVI в. в Кракове, где обучалось немало белорусов, украинцев, литовцев. В XVII в. крупными центрами книгопечатания становятся Киев, Могилев, Чернигов, Кутейно и др. Большое значение для развития московского книгопечатания в начале XVII в. имело создание Печатного двора, а во второй половине столетия деятельность Верхней типографии, где ведущая роль принадлежала Симеону Полоцкому.
Множество книг привозилось в Россию украинским и белорусским духовенством. Значительным культурным вкладом кутеинских монахинь явилось их участие в составлении библиотеки Новодевичьего монастыря. Книги, пополнившие библиотеку, благодаря белорусским старицам, могут быть условно поделены на три группы: книги, привезенные ими из Белоруссии; книги, приобретенные ими уже в период их пребывания в Москве; книги, вложенные в монастырь на их имя. Благодаря всем этим обстоятельствам, в Новодевичьем монастыре сформировалась «библиотека кутеинских стариц», насчитывающая более 80 книг. Книги, изданные в Кутейно, были широко известны. Кутеинский Богоявленский монастырь имел свою типографию — «друкарский завод» — и был одним из центров книгопечатания в Белоруссии. Эта типография вместе с мастерами, там работавшими, была переведена в Иверский Валдайский монастырь по указу патриарха Никона. Издания кутеинской печати были привезены монахинями и в Новодевичий монастырь.
Одним из распространенных видов книжного искусства, испытавшего влияние западнорусской культуры в конце XVII в., было искусство книжной гравюры. «В гравюрах на дереве типографии Валдайского Иверского монастыря можно отметить связь с гравюрой украинской (в частности, киевской и львовской); в конце XVII в. такая же близость намечается и в гравюрах московских мастеров». Источником для многих мастеров-граверов служима знаменитая Библия Пискатора: альбом гравюр, выпущенный в Голландии Карлом Висхером и иллюстрирующий библейские сюжеты. Этот альбом имел широкое хождение и в России во 2-й половине XVII в. Один из примеров западной, белорусской печати с гравюрами в собрании музея — Псалтирь и Новый Завет 1652 г., привезенная из Кутеинского монастыря монахиней Анастасией Хоцковской. Для подобных «книг в лицах» очень характерным стало введение в гравюру изображений различных архитектурных деталей. Такого рода гравюры стали своеобразным источником для русских зодчих: их знание книжной орнаментики западнорусских изданий этого периода помогало им при создании замечательных декоративных элементов архитектурного убранства. Аналогичную роль играли лучшие образцы книжной графики и у мастеров-резчиков по дереву, признанными авторитетами среди которых во 2-й половине XVII в. являлись выходцы из Белоруссии. В вышеназванной Псалтири из Кутейно 1652 г. текст собственно Псалтири предваряет гравюра с изображением царя Давида, сидящего в резном барочном кресле, установленном на подиуме. Фигура царя помещена на фоне пышных складок ниспадающей завесы под балдахином. На втором плане видны архитектурные постройки с характерными барочными деталями — изящные колонки, часть галереи с фигурными балясинами и пр.з В тексте Евангелия помещены 4 гравированные изображения евангелистов.