Монастырская и крестьянская промысловая колонизация Европейской Арктики в XVI–XVIII вв. Никонов Сергей Александрович

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Историография и источники 26

1.1. Историография 27

1.1.1. Промысловая колонизация в оценках отечественной историографии XIX – начала XXI в. 27

1.1.2. Мурманский и новоземельский промыслы XVI–XVIII вв. в оценках отечественной историографии 38

1.1.3. Артель мурманского и новоземельского промыслов в оценках отечественной историографии 57

1.2. Источники 81

1.2.1. Документы центральных и региональных учреждений власти 81

1.2.1.1. Документы кадастра 81

1.2.1.2. Документы таможен Архангельска, Холмогор, Кольского острога 83

1.2.1.3. Документы центральных органов власти 90

1.2.1.4. Материалы статистических описаний 91

1.2.1.5. Следственные дела 99

1.2.2. Документы монастырских архивов 100

1.2.2.1. Николо-Корельский монастырь 101

1.2.2.2. Соловецкий монастырь 111

1.2.2.3. Крестный Онежский монастырь 120

1.2.2.4. Красногорский Богородицкий монастырь 128

1.2.2.5. Малые монастыри Поморья: Кандалакшский Пречистенский, Троицкий Печенгский, Пертоминский Преображенский 129

1.2.2.6. Холмогорский архиерейский дом 130

Выводы 136

Глава 2. Этапы освоения районов европейской Арктики и участники промысловой колонизации 141

2.1. Территория, природные условия и особенности промысла 141

2.2. Промысловое освоение Мурманского берега в XVI–XVIII вв.: районы промысла, этапы крестьянской и монастырской промысловой колонизации 150

2.2.1. Районы промысла 150

2.2.2. Освоение Мурманского берега монастырями Поморья и Холмогорским архиерейским домом 161

2.3. Состав мурманских промышленников в XVII–XVIII вв 170

2.3.1. Состав мурманских промышленников в XVII в 170

2.3.2. Состав мурманских промышленников в первой трети XVIII в. 175

2.3.3. Состав мурманских промышленников во второй трети XVIII в 182

2.3.4. Состав мурманских промышленников в последней четверти XVIII в 187

2.4. Состав монастырских мурманских промышленников в XVII–XVIII вв 192

2.5. Занятость в мурманском промысле русского населения Кольского уезда в конце XVI – XVIII в. 195

2.6. Возрастной состав промышленников. Участие в мурманском промысле женщин 204

2.7. Этапы промысловой колонизации архипелага Новая Земля в XVI–XVIII вв. 206

2.8. Состав новоземельских промышленников 209

Выводы 215

Глава 3. Инфраструктура промысловой колонизации 218

3.1. Планирование промысла 218

3.2. Подготовка предметов промысла 230

3.3. Становища и подворья 240

3.4. Суда и доставка грузов 250

3.5. Руководство доставкой грузов 258

3.6. Инфраструктура новоземельского промысла 267

Выводы 273

Глава 4. Социально-экономическая структура промысловой колонизации 275

4.1. Артель мурманского и новоземельского промыслов 276

4.1.1. Терминология артели 276

4.1.2. Численность и состав артели 284

4.1.3. Комплектование артели 297

4.1.4. Руководство артелью 311

4.1.5. Договорные отношения 325

4.1.6. Формы артельных объединений 332

4.2. Покрут мурманского и новоземельского промыслов 346

4.2.1. Терминология покрута 346

4.2.2. Предварительные выплаты 353

4.2.3. Порядок раздела добычи 363

4.2.4. Доходы артели 373

Выводы 390

Глава 5. Технология промысла и объемы добычи, место промысла в системе хозяйства 395

5.1. Технология мурманского промысла 395

5.2. Технология обработки рыбы 405

5.3. Технология новоземельского промысла 414

5.4. Объемы добычи мурманского и новоземельского промыслов 416

5.5. Место мурманского промысла в хозяйственной жизни Поморья 425

Выводы 436

Глава 6. Монастырская и крестьянская промысловая колонизация европейской Арктики в зеркале государственной политики в XVI–XVIII вв 439

6.1. Организация таможенного управления в XVI – первой трети XVIII в 439

6.2. Мурманский и новоземельский промыслы в отражении царских жалованных и указных грамот 449

6.3. Государство и мурманский рыбный промысел в XVIII в. Изъятие мурманских промыслов духовных организаций в казну в начале XVIII в 457

6.4. Меры содействия развитию крестьянского промысла на Мурманском берегу 472

Выводы 476

Заключение 480

Список сокращений 486

Словарь терминов 489

Список источников и литературы 496

Приложения 541

• Мурманский и новоземельский промыслы XVI–XVIII вв. в оценках отечественной историографии
• Занятость в мурманском промысле русского населения Кольского уезда в конце XVI – XVIII в.
• Формы артельных объединений
• Меры содействия развитию крестьянского промысла на Мурманском берегу

Введение к работе

Актуальность темы. Исследование посвящено проблеме промыслового
освоения субарктических и арктических районов Европейской России в XVI–
XVIII вв., осуществлявшегося монастырями и крестьянством. Этими районами
были отдаленные территории, известные русским по меньшей мере с XV в., но
так и не ставшие местами постоянного проживания: побережье Баренцева моря
(Мурманский берег) и архипелаг Новая Земля. Суровость климата, а также
отдаленность от хорошо освоенных территорий Русского Севера

препятствовали заселению этих районов, но делали их привлекательными с точки зрения развития рыбных и звериных промыслов, осуществлявшихся здесь на протяжении столетий.

Под колонизацией в науке понимается процесс освоения новых территорий, осуществляемый либо целенаправленно (государством), либо стихийно (социальными группами и организациями). Колонизационные процессы не всегда вели к созданию постоянных поселений. Для этого нужны были условия, соответствовавшие привычному образу жизни колонистов, пусть и в минимальной степени. К ним относились условия для развития земледелия. В тех районах Русского Севера, где таких условий не существовало, но все же возникли постоянные поселения, был умеренный климат, не создававший экстремальных препятствий для занятий промысловой деятельностью. Представляется, что промысловая колонизация, связанная с хозяйственным освоением отдаленного региона, как раз и не сопровождалась попытками укорениться на новой территории, чему препятствовали как невозможность поддерживать привычный уклад жизни (сочетание сельского хозяйства с промыслами), так и слишком суровые климатические условия.

Участниками процесса промысловой колонизации, как уже отмечалось, были две социальные силы – крестьянство и монастыри. Государство вплоть до вступления России на путь модернизационных реформ Петра I не проявляло особого интереса к этим районам, кроме фискальных нужд. В начале XVIII в. под влиянием европейского опыта государство обратило внимание на отдаленные регионы, стремясь создать здесь новые формы коммерческих объединений для извлечения максимальной выгоды в интересах казны. Попытки государства укорениться в субарктических и арктических районах были спорадическими и малоуспешными.

Роль монастырей и крестьянства Поморья в освоении территорий Европейской Арктики, артель как социальная организация не получили целостного исследования в отечественной историографии.

Объектом исследования является колонизация отдаленных районов Европейского Севера России.

Предметом исследования является монастырская и крестьянская промысловая колонизация Мурманского берега и Новой Земли в XVI–XVIII вв.

Территориальные рамки исследования охватывают побережье

Баренцева моря (Мурманский берег) и архипелаг Новая Земля. Выбор территориальных рамок обусловлен характером колонизации Русского Севера,

обозначившимся еще в XIII–XIV вв. Так, выделяются два направления колонизации – южное побережье Кольского п-ова (Терский берег) и Печорское (район р. Печоры). Крайними точками этих направлений были Мурманский берег и Новая Земля¹. Помимо этого, территориальные рамки включают отдельные районы Русского Севера, выходцы из которых, а также действовавшие здесь монастыри принимали участие в мурманском и новоземельском промыслах. Это относится к Кольскому Северу, Поморью, Подвинью, Мезени и Пинеге.

Хронологические рамки исследования охватывают период XVI–XVIII вв. Выбор нижней планки исследования обусловлен тем, что именно тогда берет начало крестьянская и монастырская колонизация Мурманского берега и Новой Земли. На протяжении XVIII в. участие монастырей в промысловой колонизации прекращалось в силу ряда неблагоприятных факторов. Таким образом, крестьянство осталось единственным участником промыслового освоения отдаленных районов Русского Севера. В XIX в. сохранялась стихийная народная колонизация Мурмана и Новой Земли, но в то же время большое значение приобретали новые реалии освоения Российской Арктики: выявляется государственный интерес к заселению и интенсивному экономическому развитию этих территорий.

Степень научной разработанности темы. Проблема колонизации
Русского Севера была сформулирована в отечественной историографии рубежа
XIX–XX вв. В работах В.О. Ключевского, С.Ф. Платонова, М.К. Любавского и
др. была высказана мысль о княжеско-боярской и народной колонизациях,
сыгравших основную роль в возникновении промысловых районов².
Европейская Арктика учеными не рассматривалась. В советской

историографии 1920-х–1930-х гг. получила развитие идея о двух формах освоения Европейского Севера России – феодальной и народной, которые противопоставлялись друг другу. Феодальное хозяйство, создаваемое государством и церковью, привело к поглощению народной колонизации и превращению крестьянства в феодально-зависимое население.

С 1930-х гг. благодаря работам В.Ю. Визе утверждается еще один подход к проблеме – изучение русских географических открытий в Арктике³. В послевоенный период создаются фундаментальные исследования, посвященные этой проблеме. Приоритет в освоении незаселенных территорий, как считалось,

¹ Овсянников О.В. Поморская промысловая «энциклопедия» конца XVIII в. // Культура
Русского Севера. Л., 1988. С. 71–74.

² Ключевский В. О. Сочинения: в 9 т. Т. 2: Курс русской истории. Ч. 2. М., 1988. С. 230–247;
Он же. Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае // Он же.
Сочинения: в 9 т. Т. 8: Статьи. М., 1990. С. 13; Любавский М. К. Историческая география
России в связи с колонизацией. СПб., 2000. С. 132–151; Платонов С. Ф. Прошлое Русского
Севера: Очерки по истории колонизации Поморья // Он же. [Собрание сочинений по русской
истории: В 2 т.]. [Т. 2]: Биографические произведения. Исторические очерки. СПб., 1994. С.
315–380.

³ Визе В. Ю. Моря Советской Арктики: Очерки по истории исследования. М.; Л., 1948.
(Первое издание работы вышло в 1936 г.).

принадлежал крестьянству. Проблема социальной организации крестьян –
участников промысловой колонизации, особенности хозяйственной

эксплуатации районов Европейской Арктики в рамках этого подхода специально не рассматривались.

Т.А. Бернштам в ряде исследований была рассмотрена история этнокультурной группы поморов. В частности, ею была представлена периодизация колонизации Русского Севера, выявлены особенности социально-экономического развития региона в XVI – начале XX в.¹ Проблема колонизации Европейской Арктики получила лишь частичное освещение.

Специально вопрос хозяйственного освоения районов Европейской
Арктики был сформулирован на рубеже XX–XXI вв. в работах российских и
норвежских ученых-археологов В.Ф. Старкова, В.Л. Державина,

О.В. Овсянникова, М.Э. Ясински, Т.Б. Арлова и др. Но они не рассматривали проблему целостно: основное внимание уделялось архипелагу Шпицберген. Кроме этого, ученые опираются преимущественно на археологические источники, в то время как письменные источники используются для решения узких научных вопросов, например, истории судостроения в Поморье.

Мурманский и новоземельский промысел в историографии получил частичное освещение. Со второй половины XIX в. в связи с колонизацией Мурманского берега обращалось внимание на современное состояние промысла и поморскую артель². В XX в. исследовались отдельные аспекты этой проблемы, ограничивавшиеся периодом второй половины XIX – начала XX в.³

Таким образом, в отечественной историографии участие и роль монастырей и крестьян Поморья в освоении Европейской Арктики как самостоятельная проблема не ставилась.

¹ Бернштам Т. А. Поморы: формирование группы и система хозяйства; Она же. Народная
культура Поморья. М., 2009.

² Данилевский Н. Я. Рыбные и звериные промыслы на Белом и Ледовитом морях. СПб., 1862;
Ефименко А. Я. Артели Архангельской губернии. Ч. 2: Артели для лова рыбы // Сборник
материалов об артелях в России. Вып. 2. СПб., 1874; Ефименко П. С. Сборник народных
юридических обычаев Архангельской губернии. Кн. 1. Архангельск, 1869; Ульрих Ф. Ф.
Кемский уезд и рыбные промыслы на Мурманском берегу во врачебном и экономическом
отношениях. СПб., 1877; Поленов А. Д. Отчет по командировке на Мурманский берег. СПб.,
1876; Кушелев В. Л. Мурман и его промысла. СПб., 1885; Подгаецкий Л. Е. Мурманский
берег, его природа, промыслы и значение. СПб., 1890; Книпович Н. М. Положение морских
рыбных и звериных промыслов Архангельской губернии. СПб., 1895; Слезкинский А. Г.
Мурман. СПб., 1897; Сиденснер А. К. Описание Мурманского побережья. СПб., 1909 и др.

³ Ушаков И. Ф. Покрут на мурманских рыбных промыслах (в свете высказываний В. И.
Ленина) // Ученые записки ЛГПИ им. А. И. Герцена. Т. 426. Л., 1969. С. 96–120; Кораблев Н.
А. Покрут на мурманских рыбных промыслах (вторая половина XIX в.) // Вопросы истории
Европейского Севера. Петрозаводск, 1974. С. 119–129; Он же. Условия труда и быта
покручеников на мурманских рыбных промыслах (вторая половина XIX в.) // Вопросы
истории Европейского Севера. Петрозаводск, 1977. С. 149–159; Ушаков, И. Ф. Избранные
произведения: В 3 т.: Историко-краеведческие исследования. Т. 1: Кольская земля.
Мурманск, 1997; Юрченко А. Ю. Тресковый промысел поморов на Мурмане: развитие
артельных отношений // X Тейлоровские чтения: юбилейная науч.-практ. конф. студентов,
аспирантов и молодых ученых. Мурманск, 2002. С. 7–13 и др.

Цель исследования. Цель исследования заключается в выявлении роли монастырей и крестьян Поморья в промысловой колонизации районов Европейской Арктики в XVI–XVIII вв.

Задачи:

1. Выявить районы Поморья, вовлеченные в промысловую колонизацию
Мурманского берега и Новой Земли.

2. Раскрыть развитие системы становищ (промысловых поселков) на
Мурманском берегу, выявить типологические черты организации станов
(жилищно-хозяйственных комплексов) мурманского и новоземельского
промыслов.

1. Определить соотношение этапов монастырской и крестьянской промысловой колонизации районов Российской Арктики.

2. Рассмотреть роль социальных коммуникаций и хозяйственной кооперации в организации промыслового освоения.

5. Представить роль промысловой артели в хозяйственном освоении
отдаленных районов Русского Севера, ее состав и порядок комплектования.

6. Рассмотреть особенности системы эксплуатации (покрута)
промышленников мурманского и новоземельского промыслов: общие и
особенные черты, наличие или отсутствие кабальности в отношениях
организатора и работника.

7. Установить роль вотчинных структур монастырей: хозяйственных
служб, зависимого крестьянства и служебников, – в организации промыслового
освоения Европейской Арктики.

8. Раскрыть технологию ведения промыслового хозяйства, соотношение в
его рамках традиции и новаторства, объемы добычи морских ресурсов на
протяжении XVI–XVIII вв.

9. Установить место промыслов в структуре крестьянского и монастырского хозяйства: соотношение рыночных и потребительских элементов.

10. Выявить модели хозяйственного освоения Европейской Арктики, возникшие в результате развития мурманского и новоземельского промыслов.

11. Проследить степень влияния модернизационных процессов в России
первой половины XVIII в. на монастырскую и крестьянскую промысловую
колонизацию Российской Арктики.

Источниковая база исследования. Изучение проблемы основано на нескольких группах источников, выявленных в фондах центральных (Архив СПбИИ РАН, РГАДА, РГИА) и региональных (ГААО, ГАМО) архивов, рукописных отделов музеев и библиотек (ОПИ ГИМ, ОР РНБ). Первую группу источников составили документы архивов монастырей Поморья (Соловецкого, Крестного Онежского, Николо-Корельского, Красногорского Богородицкого, Кандалакшского Пречистенского, Троицкого Печенгского) и Холмогорского архиерейского дома. Это хозяйственные книги (казначейские и келарские приходо-расходные книги, книги приказчиков промысла), описи имущества, документы вотчинных служб, документы мурманского промысла. Также были использованы актовые источники духовных организаций – царские жалованные

и указные грамоты, частноправовые акты. В фонде Соловецкого монастыря РГАДА были выявлены документы об организации крестьянского промысла.

Вторую группу источников составили документы региональных органов власти Русского Севера: таможенные документы Архангельска и Кольского острога, материалы статистических описаний Архангельской губернии второй половины XVIII в.

Третью группу источников составили документы государственного кадастра XVI – начала XVIII в.: писцовые и переписные книги, сотные грамоты Двинского, Кольского и Пустозерского уездов.

Четвертую группу источников составили опубликованные материалы: региональные летописцы, записки иностранцев, законодательные акты, материалы камерального описания Архангельской губернии 1797 г.

Весь представленный комплекс источников позволил раскрыть монастырскую и крестьянскую колонизацию районов Европейской Арктики в XVI–XVIII вв.

Методологическую основу исследования составили принципы

историзма, научной объективности, системности и всесторонности.

Исследование основано на изучении различных групп источников, подвергнутых внешнему и внутреннему критическому анализу. Широкое привлечение источников позволяет прийти к обоснованным и непредвзятым выводам.

Для работы с большими массивами информации, почерпнутыми из документов монастырей и таможен, использовались базы данных, выполненные в программе Microsoft Access. Роль баз данных в историческом исследовании уже давно получила признание. Опыт использования баз данных в исследовании истории монастырей Урала был представлен в работах М.Ю. Нечаевой¹.

Большое значение имеют научные достижения в рамках одного из направлений социальной истории – крестьяноведения. Отечественными и зарубежными исследователями были выявлены такие черты крестьянской экономики, как потребительский характер, роль институтов взаимоподдержки, моральная оценка эксплуатации крестьянством, вовлеченность крестьянских сообществ в более крупные социальные и политические организмы, начиная от племени и заканчивая вотчиной и государством².

Научная новизна исследования обусловлена отсутствием в

отечественной историографии целостных работ, посвященных хозяйственному освоению Европейской Арктики в период Средневековья и Нового Времени. В историографии, как правило, поднимались проблемы, связанные с историей

¹ Нечаева М.Ю. Уральское монашество синодального периода: опыт создания и
использования просопографических баз данных // Уральский исторический вестник. 2012. №
3 (36). С. 109–115; Она же. «Послужные списки» монахов: история возникновения и
информационные границы // Научный диалог. 2015. Вып. 11 (45). С. 163–176.

² Теоретические проблемы крестьянства и крестьянского хозяйства особенно обстоятельно
рассматривались в рамках 1–3, 5 и 7 семинаров. См.: Современное крестьяноведение и
аграрная история в ХХ веке / под ред. В. В. Бабашкина. М., 2015. 743 с.

географических открытий в Арктике и роли в них России. Проблема
хозяйственного освоения если и ставится в науке, то применительно к периоду
новейшей истории (XX – начало XXI в.), особенностью которого является
использование современных научных и технических достижений в освоении
разнообразных богатств арктических территорий: полезных ископаемых,
углеводородов, биологических ресурсов. Доиндустриальный период

хозяйственной деятельности в Арктике оказался в тени экономического развития региона в новейший период отечественной истории. Так, остается не раскрытой роль в промысловой колонизации Европейской Арктики социальных объединений (артелей), а также способов ведения хозяйства, позволявших выходцам из Русского Севера в течение столетий осваивать регион, создавая условия для последующего промышленного развития региона.

Остается не раскрытой роль основных участников колонизации – монастырей и крестьян – в освоении территорий Крайнего Севера. В дореволюционной и советской историографии монастырское хозяйство Русского Севера рассматривалось как вотчинное, основывавшееся на эксплуатации крестьянства, а также развитии солеварения и речных рыбных промыслов в континентальной части региона. Не отрицая значимости этих отраслей монастырской экономики, отметим, что более десятка монастырей Поморья на протяжении длительного исторического периода (с XVI по XVIII в.) вели хозяйство в Европейской Арктике – на Мурманском берегу и Новой Земле. Здесь было невозможно вотчинное хозяйство. Таким образом, остается нерешенной проблема организации промысловой деятельности монастырей в условиях неосвоенных земель, требовавшей использования как вотчинных механизмов (хозяйственных служб, привлечения к промыслу монастырских крестьян и служебников), так и выработанных веками крестьянских институтов, прежде всего, артели.

Промыслы как основа крестьянского хозяйства Русского Севера
получили освещение во многих исследованиях. Но, как и в случае с
характеристикой монастырского хозяйства, ученые уделяли основное внимание
развитию континентальных промыслов, прежде всего, солеварения и добычи
сёмги. Несмотря на то, что участие крестьян в отдаленных промыслах в
Европейской Арктике известно, оно не стало предметом специального
исследования. Так, не выявленными остаются районы Русского Севера,
связанные с мурманским и новоземельским промыслами, количественные
показатели занятости крестьян в промысле в разные периоды, а также

взаимосвязь развития крестьянских и монастырских промыслов в Европейской Арктике.

В процессе исследования решена значительная научная проблема: установлена роль крестьян и монастырей Поморья в хозяйственном освоении Европейской Арктики, выявлены формы социальной организации промысловой колонизации.

Теоретическая и практическая значимость работы. Результаты исследования могут быть использованы при изучении колонизации Русского Севера в XVI–XVIII вв. и сопоставлении аналогичных процессов промыслового

освоения Сибири и Русской Америки. В свою очередь, это может стать
основанием для исторической типологии колонизационных процессов в
истории России, выявления роли социальных групп и организаций в освоении
новых пространств. Приведенный анализ артели мурманского и

новоземельского промыслов позволит в дальнейшем выявить особенности организации и эволюции промысловых объединений крестьян Русского Севера, установить черты сходства и отличия артельной организации континентальных и морских отдаленных промыслов.

Материалы исследования могут быть использованы при написании научных работ, диссертаций по истории крестьянского и монастырского хозяйства Поморья, освоения Арктики, монастырских архивов. Также материалы исследования могут стать основой для разработки курсов по истории Русского Севера, Русской Православной церкви, регионоведения.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Освоение Европейской Арктики поморами в XVI–XVIII вв. стало
частью общероссийского процесса колонизации новых территорий,
развивавшегося также на южном и восточном направлениях. Условиями для
промысловой колонизации Арктики стали следующие факторы: закрепление к
XV–XVI вв. русских и карелов на побережье Белого моря, ставшем отправной
точкой в последующем продвижении на Крайний Север Европейской России;
развитие международной и региональной торговли, обеспечивавшей спрос на
продукцию промысла.

2. Особенностью колонизационного процесса стало отсутствие попыток укорениться в промысловых районах Европейской Арктики, чему препятствовали природно-климатические условия и удаленность от населенных мест. В местах ведения промысла – на Мурманском берегу и Новой Земле – не сложились постоянные поселения и, следовательно, не возникло уклада оседлой жизни промышленников-поморов. Альтернативой этому была сезонная промысловая миграция промышленников и система сезонных поселков – становищ.

3. Были выявлены следующие этапы развития промысловой колонизации Европейской Арктики. На первом, крестьянском (вторая половина XVI – первая половина XVII в.), участниками колонизационного процесса были крестьяне из разных районов Русского Севера. Наиболее вовлеченными в хозяйственное освоение Мурманского берега и Новой Земли были выходцы с западного побережья Белого моря (Поморского и Карельского берегов), Кольского острога, Мезени и Пинеги. Эти районы характеризуются отсутствием условий для развития сельского хозяйства и близостью к местам промысла. На втором, крестьянско-монастырском (вторая половина XVII – XVIII в.) в хозяйственное освоение мурманского и новоземельского промыслов включились монастыри Поморья и Холмогорский архиерейский дом.

4. Ведение промысла на отдаленных землях с экстремальными
природными условиями и отсутствием постоянного населения было возможно
только благодаря наличию социальной организации – артели. Промысловая
артель морского рыбного и зверобойного промыслов основывалась на

традициях коллективных форм труда и взаимопомощи северной крестьянской общины, в которой, в отличие от Центра России, индивидуальное производство играло вспомогательную роль. Развитию колонизации также способствовали формы сотрудничества и взаимопомощи между крестьянскими хозяйствами и внутри семей. Преимущество крестьянской кооперации заключалось в простоте создания объединения, а слабость – в том, что выход одного из участников ставил под угрозу всё предприятие.

5. Были выявлены отличительные черты покрута – найма работников за долю улова промысла. В отличие от ссуды и кабалы, в покруте не использовались процентные выплаты и трудовое возмещение долга на каких-либо других работах, кроме промысла. Существовали локальные особенности покрута (Двина, Поморский берег Белого моря, Кольский острог). Система покрута соответствует модели крестьянской экономики, для которой характерны уравнительный принцип распределения доходов, использование беспроцентных ссуд, обеспечивавших существование крестьянского хозяйства и стимулировавших работника к выходу на промысел.

6. Монастырская колонизация использовала разные структуры освоения отдаленных территорий: крестьянские – артель и покрут; феодальные – систему вотчин и территориальных служб, выступавших источником рекрутирования работников и выстраивания логистических цепочек. Сложная структура монастырского хозяйства обеспечивала бесперебойность промысла до того момента, пока обители не столкнулись с секуляризационной политикой государства, разрушившей вотчинную систему. Со второй половины XVIII в. почти все монастыри и Холмогорский архиерейский дом выходят из процесса освоения отдаленных районов Европейской Арктики.

7. В процессе колонизации районов Европейской Арктики возникло две модели освоения отдаленных территорий. Первая – мурманский промысел, где сформировалась незначительная укорененность, связанная с развитием промысловых поселков-становищ. Для этой модели характерно использование обрабатывающего хозяйства наряду с добывающим. Вторая – новоземельский промысел, основанный на развитии добывающего хозяйства; продукция обрабатывалась на материке. Этой модели соответствует и поморский промысел на архипелаге Шпицберген, с тем лишь отличием, что организаторами промысловых экспедиций были купцы Русского Севера, обладавшие крупным капиталом для организации отдаленных экспедиций. Возникновение укорененности в первой модели обусловлено рядом причин: относительной близостью района промысла, широким составом промышленников, более мягкими природно-климатическими условиями, поддержанием регулярных контактов с Большой землей в течение всего промысла.

8. Промысловая колонизация носила свободный характер, не зная участия государства. В этом состоит отличие освоения Крайнего Севера Европейской России от Поволжья и Сибири, где народная и государственная колонизации шли рука об руку. Власть проявила интерес к промыслам только в начале XVIII в. после секуляризации церковных владений. На побережье Баренцева моря

были созданы государевы промыслы – крупная промысловая организация,
превосходившая крестьянские и монастырские промыслы по численности
работников и масштабам деятельности. Неудача, постигшая это предприятие,
была вызвана запутанным характером управления промыслами,

бесконтрольностью действий руководства. Крестьянские и монастырские промыслы, опиравшиеся на автономность артели как хозяйственной единицы, традиции монастырского контроля и учета в тех исторических условиях оказались наиболее приемлемой формой освоения Европейской Арктики.

Структура исследования определяется задачами и логикой работы. Диссертация состоит из введения, шести глав, заключения, списка источников и литературы, приложений.

Апробация работы. Достоверность проведенной диссертационной работы основывается на репрезентативности и полноте источниковедческой базы, включающей хозяйственные документы монастырей Поморья XVI–XVIII вв., таможенные книги и ведомости Русского Севера XVII–XVIII вв. (Архангельска, Холмогор, Кольского острога), документы кадастра XVI – начала XVIII в., статистические описания Кольского уезда и мурманского рыбного промысла (1764, 1785–1786, 1796 гг.), публично-правовые акты, материалы центральных и региональных учреждений России (Ижорская канцелярия, Архангельская губернская канцелярия). Диссертантом были выявлены и проанализированы документы из 24 фондов шести центральных государственных архивов (Архив Санкт-Петербургского института истории РАН, Российский государственный архив древних актов, Российский государственный исторический архив, Отдел письменных источников Государственного исторического музея, Отдел рукописей Российской национальной библиотеки, Музеи Московского Кремля) и 17 фондов двух региональных архивов (Государственный архив Архангельской области, Государственный архив Мурманской области). Достоверность результатов исследования обеспечивается совокупностью научных подходов и методов исследования, направленных на комплексное исследование монастырской и крестьянской промысловой колонизации Европейской Арктики в XVI–XVIII вв.

Апробация основных положений диссертации была осуществлена в ходе региональных, всероссийских и международных научных конференций. Международные конференции: «Русь, Россия: Средневековье и Новое время. Чтения памяти академика РАН Л.В. Милова» (Москва, 2015, 2017); «Полярные чтения» (Санкт-Петербург, 2018); «Комплексный подход в изучении Древней Руси (Москва, 2017). Всероссийские: «Архивы и история Российской государственности» (Санкт-Петербург, 2013, 2014); «Писцовые книги и другие массовые источники по истории России XVI–XXI вв.» (Кириллов, 2009; Балахна, 2013; Городец, 2017); «Мяндинские чтения» (Сыктывкар, 2015); «Историко-культурное и духовное наследие Соловков» (Соловки, 2018). Региональные: «Афанасьевские чтения» (Архангельск, 2017); «Православие в Карелии» (Петрозаводск, 2015); «Ушаковские чтения» (Мурманск, 2010, 2011, 2012, 2013, 2014, 2015).

Мурманский и новоземельский промыслы XVI–XVIII вв. в оценках отечественной историографии

В течение долгого времени история Мурманского берега и его промыслов не вызывала интереса в историографии. В значительной степени это объясняется удаленностью и неосвоенностью региона. Первые исследования появились только во второй половине XIX в., когда возник интерес к краю, вызванный процессами колонизации.

Одним из первых к истории промыслов на Мурманском берегу обратился Н.Я. Озерецковский – исследователь географии, животного и растительного мира Крайнего Севера Европейской России. Им было отмечено, что в период монополии на добычу трески графа П.И. Шувалова Кола процветала83. Этого же мнения придерживался и М.Ф. Рейнеке84.

В работах второй половины XIX в., посвященных современному (на тот момент) состоянию мурманского промысла, вскользь затрагивается и его история. Так, А. Журавлев относил начало возникновения промысла на Мурманском берегу к временам Древней Руси. По мнению исследователя, еще до заключения нов-городско-норвежского договора 1326 г. с Мурманского берега поставлялась рыба в Холмогоры85.

С новгородской колонизацией, начавшейся в XI в., связывал освоение Мурманского берега и В.Р. Гулевич86.

Определенную роль в представлениях исследователей о давней колонизации славянами Мурманского берега играла ошибочная точка зрения о том, что русское поселение Кола известно с середины XIII в. и упоминается еще в договорах Новгорода с великими князьями87.

Большое значение для исследования истории мурманского промысла имели публикации записок иностранцев, побывавших в России во второй половине XVI в. и оставивших заметки о Мурманском береге. Особое место среди этих записок занимает сообщение голландского купца и дипломата Симона ван Салингена, опубликованное А.М. Филипповым88.

Внимание этим источникам уделил Г.Ф. Гебель89, попытавшийся составить целостную картину истории Крайнего Севера Европейской России90. Так, исследователем было обращено внимание на развитие русско-европейской торговли на побережье Баренцева моря во второй половине XVI в.91, выявлена роль в ней Троицкого Печенгского монастыря92. При этом к источникам исследователь относился без должной критики, принимая на веру утверждение шведского секретаря Я. Перссона о том, что в промысле на Мурманском берегу участвовало до 30 тыс. промышленников93. Негативную роль в развитии промысла в XVII в., по мнению ученого, сыграли стрельцы Кольского острога, занимавшиеся сбором таможенных пошлин. Их злоупотребления привели к упадку промысла94. С начала XVIII в. развитие промысла перешло в ведение монопольных компаний, создаваемых государством. Наиболее благотворное влияние на развитие промысла оказала компания П.И. Шувалова. Численность мурманских промышленников до конца XVIII в. составляла порядка 10 тыс.95

Мурмане. С. 5. Аргументированно ошибочность представления о древнем происхождении Колы была показана в работах И. П. Шасколького и И. Ф. Ушакова.

Для изучения проблемы имела значение и публикация в конце XIX в. Н.Н. Харузиным писцовой книги Кольского у. 1608–1611 гг.96 Содержащиеся в источнике данные о мурманских становищах использовались в работах, посвященных истории поморских промыслов97.

Косвенным образом проблема истории мурманского промысла рассматривается в работах начала XX в., посвященных колонизации Крайнего Севера Европейской России. Так, в статьях А.В. Тищенко, С.Ф. Платонова и А.И. Андреева98 показана роль Троицкого Печенгского монастыря в освоении северо-западной части побережья Баренцева моря и его участие в международной торговле во второй половине XVI в.

В советской историографии 1930-х гг. была продолжена традиция рассмотрения Печенгского монастыря как первопроходца в освоении Мурманского берега во второй половине XVI в.99 Н.И. Ульяновым было отмечено участие в промысле в 1560–1570-е гг. купцов Строгановых100. Этот же исследователь дал краткую, но емкую характеристику промыслового освоения Мурманского берега крестьянами Поморья, посадскими людьми и стрельцами Кольского острога101. Он обратил внимание на формы кредитования промышленников администрацией Кольского острога, деятельность таможенных целовальников и иностранных купцов на Мурманском берегу102. В результате исследователь пришел к выводу о первичной роли крестьянской колонизации Мурмана, следом за которой развивалась монастырская103.

Новый этап в изучении истории Крайнего Севера Европейской России и мурманского промысла начался во второй половине 1950-х гг., что во многом было связано со становлением исторического краеведения в стенах Мурманского государственного педагогического института. Одним из первых к этому вопросу обратился В.П. Пятовский. Исследователь отметил два направления в освоении Мурманского берега – крестьянско-промысловое и монастырское104. Побережье Баренцева моря на протяжении XVI–XVIII вв. было ареной международного сотрудничества и противостояния России и североевропейских стран105. Правительственная политика в отношении мурманских промыслов – фискальный гнет в XVII в., передача на откуп монополистам в XVIII в. – способствовала разорению рядовых промышленников106. Опираясь на опубликованные источники, В.П. Пя-товский показывал объемы добычи рыбы во второй половине XVIII в. и развитие русско-норвежской торговли107.

Если исследование В.П. Пятовского опиралось на опубликованные источники и научную литературу, то И.Ф. Ушаков стал прорабатывать архивные материалы по истории мурманского промысла. Впервые к этому вопросу исследователь обратился в школьном пособии к курсу краеведения, где дал краткую характеристику мурманского промысла: сезонов, состава промышленников, покрута. Используя данные таможенных книг Кольского острога 1710 и 1712 гг., показал численность промышленников, привел данные о типах и количестве судов, задействованных в промысле108. Передачу промыслов компании А.Д. Меншикова в начале XVIII в. историк оценивал как отрицательную меру, приведшую к сокращению числа промышленников на Мурманском берегу: обязанность сдавать продукцию компании по низким ценам отбивала у промышленников охоту участвовать в добыче трески109. И в дальнейшем передача промыслов в руки компаний содействовала их упадку110.

Последующее исследование И.Ф. Ушаковым истории мурманского промысла нашло отражение в его обобщающей работе «Кольская земля», ставшей основой докторской диссертации111. По мнению ученого, начало организации промыслов на Мурмане относится ко второй четверти XVI в. Активную роль в хозяйственном освоении побережья сыграли выходцы из Кандалакши112. Опираясь на данные писцовой книги Кольского уезда 1608–1611 гг., И.Ф. Ушаков рассмотрел промысловое районирование побережья Баренцева моря, соотношение количества становищ для Восточного и Западного Мурмана113. С развитием мурманского промысла ученый связывал и возникновение Колы, ставшей к концу XVI в. административным центром края114.

Ограничившись краткой характеристикой промысла во второй половине XVI – начале XVII в., ученый на страницах своей книги переходил к эпохе петровских реформ в истории мурманского промысла. Деятельности различных монопольных компаний в первой половине XVIII в. вновь была дана негативная оценка: они способствовали сокращению числа промышленников и, как следствие, уловов рыбы115.

К вопросу о мурманском промысле И.Ф. Ушаков неоднократно обращался и в других работах. В частности, он всесторонне рассмотрел участие военнослужащих Колы в промысле: организацию труда на промыслах, деятельность в пограничной службе на Мурманском берегу. На уровне микроисследования вопроса были рассмотрены биографии компаньонов Ивана Горюшкова и Петра Турчасова – организаторов промыслового предприятия на Мурмане в 1770–1780-е гг.116

Занятость в мурманском промысле русского населения Кольского уезда в конце XVI – XVIII в.

Проникновение русского населения на Кольский п-ов и возникновение здесь селений относится к XV в. Поморские волости возникли по побережью Белого моря – Терскому и Кандалакшскому берегам. В середине XVI в. на севере полуострова при слиянии р. Туломы и Колы возникает волость Кола, ставшая с 1580-х гг. административным центром уезда и преобразованная в крепость – острог. Основу хозяйства пришлого русского и коренного саамского населения составляли преимущественно рыбные промыслы, и не в последнюю очередь – промысел на Мурманском берегу, во многом благодаря которому и возникла Кола737.

Социальный состав населения уезда в XVII–XVIII вв. был преимущественно однородным. Подавляющее большинство составляли крестьяне: черносошные (волости Ковда, Кандалакша, Порья Губа); Соловецкого монастыря (волость Ке-реть и Черная Река). Крупные волости (Умба и Варзуга) и ряд мелких селений (Тетрино, Пялица, Чапома и др.) Терского берега были разделены между монастырями Поморья и Центра России. В административном отношении Терский берег до 1775 г. входил в состав Двинского уезда738. Население Кольского острога составляли посадские люди и стрельцы. Количество стрельцов на протяжении конца XVI – первой трети XVII в. возрастало, в конечном итоге составив пятисотенный гарнизон.

Отрывочные свидетельства об участии в промысле жителей Колы и уезда встречаем в источниках конца XVI в. Из жалованных грамот царя Федора Ивановича жителям Колы, выданных в 1590 г., следует, что коляне регулярно торговали треской и палтусом на Мурманском берегу с «датцкими и аглинскими немцы». Для этих целей в Коле имелось три лодейки, на которых добытая рыба доставлялась покупателям, а купленный у англичан и датчан товар отправлялся на архангельский рынок739.

Промышленники из Колы и Кандалакши, владевшие долями мурманских становищ Лок-наволок, Май-наволок, Лавышево и Куванцы, упоминаются в статьях вкладной книги Кандалакшского Пречистенского монастыря, датируемых 1590-ми – началом 1600-х гг.740

Подробные данные о владельцах становищ Мурманского берега из числа жителей Колы и уезда встречаем в писцовой книге 1608–1611 гг. Из таблицы (см.: Таблица 4) видно, что местные жители составляли подавляющее большинство владельцев становищ. Распределение внутри группы кольских промышленников по местам происхождения было следующим: Кола – 80 промышленников, Канда лакша – 35, Княжая Губа – 4, Ковда – 5. Таким образом, Кола и Кандалакша были основными селениями уезда, выходцы из которых участвовали в промысле.

Социальный состав промышленников был представлен посадскими людьми и стрельцами Кольского острога, крестьянами поморских волостей уезда. Соотношение промышленников-стрельцов и посадских людей, участвовавших в мурманском промысле, представлено в таблице 18.

Стрельцы, таким образом, составляли примерно четвертую часть от общего числа кольских промышленников. Промысловая деятельность стрельцов была связана со становищем Типуново. На Восточном Мурмане среди промышленников мы не встретим стрельцов.

Кольские стрельцы, владевшие недвижимостью на Мурманском берегу, составляли 13% от общего числа гарнизона. Все остальные, как следует думать, участвовали в промысле в качестве наемных работников (покручеников) либо самостоятельных промышленников, арендовавших места в чужих становищах.

Во второй половине XVII – начале XVIII в. встречаем стрельцов среди промышленников обоих побережий Мурмана. Так, на Западном побережье стрельцы известны как владельцы жилых и хозяйственных построек в становищах Аникие во743, Лавышево744, Поган-наволок745. Память кольских стрельцов Саввы Козмина и Ивана Петрова с товарищами, оформленная при их найме караульщиками приказчиком Антониево-Сийского монастыря старцем Савватием в сентябре 1676 г.746, показывает участие стрельцов в промысле и на Восточном побережье. Кобы-линское становище монастыря, куда были наняты стрельцы, находилось на одном из о-вов группы Семи Островов.

Помимо трескового промысла, кольские промышленники осваивали и промысел семги в прибрежных морских реках Мурманского берега. Организаторами этого промысла были коляне Антон Гордеев, владевший промысловыми долями в р. Вороньей, И.С. Старицын, В.А. Хлопунов, В.А. Мокроусов и И. Симанов – в р. Териберке и Орловке747. Все эти угодья в первой половине XVII в. перешли Троицкому Печенгскому монастырю748. Долями в р. Териберке и Орловке владел и колянин И.Д. Москвин, передавший их в 1665 г. Соловецкому монастырю749.

Для начала XVIII в. количественные данные об участии стрельцов и посадских людей Колы могут быть получены из ряда источников: выписок из таможенных книг Кольского острога 1703–1704 гг., показаний ковдского крестьянина Прокопия Миронова 1703 г., таможенных книг Колы 1710 и 1719 гг. Наиболее раннее свидетельство находим в сказке Прокопия Миронова750, содержавшей обвинения в адрес кольского воеводы Д.И. Унковского. В марте 1703 г. воевода роздал стрельцам 275 четвертей (36,036 т) ржаной муки для «подъема» морских промыслов. Мука была привезена в Колу крестьянином П. Мироновым для собственных нужд еще в 1702 г. Список стрельцов, получивших хлеб, был приложен к сказке. В него включены только стрельцы, владевшие судном и, следовательно, являвшиеся самостоятельными организаторами промысла, а не наемными работниками. В списке названы имена 58 стрельцов, промышлявших на 107 судах. При этом 5 стрельцов (источник не раскрывает их имен), выставивших 8 судов, участвовали в промысле не сами, а через доверенных лиц.

В 1704 г. в промысле на Западном Мурмане участвовало 100 судов жителей Кольского острога, из них 92 принадлежало стрельцам, 8 – посадским людям751.

Материалы Кольской таможни 1710 г. – книга десятинного и пошлинного сборов, статья покупки рыбы в компанию А.Д. Меншикова – дают следующие цифры по стрельцам-промышленникам. За весь сезон в промысле участвовало 119 человек. Приводимые данные не являются полными, поскольку источники не всегда указывают имена всех участников промысла, зачастую скрывая их под определением «с товарыщи». Таможенные документы фиксировали только организаторов промысла и не учитывали наемных работников (покручеников). Таким образом, действительное количество участников промысла было большим, и имеющиеся у нас данные о стрельцах, выходивших на Мурманский берег, заведомо неточны.

Судя по документам Кольской таможни 1710 г., промысел стрельцов на побережье был более продолжительным по сравнению с основной массой промышленников, приходивших в Кольский уезд из разных районов Поморья. Если основная часть промышленников заканчивала промысел в конце августа – начале сентября, то последний заход стрельцов с Мурмана в Колу датирован второй декадой ноября. Более продолжительный сезон промысла на Мурмане для жителей Колы подтверждается и материалами второй половины XIX в.752

В таблице 19 представлено соотношение социальных групп участников мурманского промысла по данным книги десятинного и пошлинного сборов Кольского острога 1710 г.

Формы артельных объединений

В научной литературе высказывались соображения о форме артельных объединений, участвовавших в мурманском рыбном промысле. Выделялись такие типы артелей, как семейная, складчиков, уженщиков и покрутчиков1317. Предпринимались попытки выявить эволюцию артельных отношений на протяжении XVI–XVIII вв.1318 Насколько эти представления соответствуют действительности?

Слово артель как обозначение для объединения мурманских промышленников в источниках XVI–XVIII вв. практически не встречается1319. Видимо, его эквивалентом были такие понятия, как промышленники, мурманщики, вешняки. Тем не менее этот термин мы используем в нашей работе. Хотелось бы оговориться, что под артелью мы понимаем два типа отношений на промысле. В широком смысле слова артель – это любые формы устойчивой и временной кооперации между промышленниками в период промысла, в узком – промысловая единица, занимавшаяся добычей трески и палтуса. В последнем случае артель соответствует работникам, непосредственно занятым в промысле.

Основной причиной, вызывавшей кооперацию промышленников в период промысла, была его затратность. Далеко не каждый промышленник собственными силами мог построить и снарядить на Мурманский берег крупное мореходное судно – лодью или сойму. Во вкладной книге Кандалакшского Пречистенского монастыря содержится более десятка записей о передаче монастырю вкладами лодей. В ряде случаев вкладчики передавали суда не целиком, а долями. Так, в 1592 г. две доли лодьи передал крестьянин из Ковды Владимир Федоров, половину судна – крестьянин Кандалакши Ф.В. Рогуев; в 1594/95 г. треть лодьи – Лука Артемьев; в 1661/62 г. шестую долю лодьи-двинянки – монастырский бобылек Федор Кялмин1320; в 1662 и в 1662/63 гг. шестую долю лодей – Федот Ваив, Данило Бурков и Стефан Киптоев1321. Каждый из этих вкладчиков владел не целым судном. При этом, как видно из записей вкладной книги, обладание долями судна предполагало и владение какой-то частью снастей. Так, Ф.В. Рогуев, владевший лодьей совместно с Василием Убожьим, передал свою половину с верховой снастью (парусом и канатами) и якорем1322. Какой выгодой для монастыря оборачивались эти вклады, сказать сложно.

Совместный характер владения крупными морскими судами прослеживается и по материалам Холмогорских таможенных книг 1658 и 1673/74 гг. Из семи отправившихся или прибывших с Мурмана в 1658 г. лодей и сойм одно судно было в коллективном владении двух промышленников1323. В 1673/74 г. из семнадцати судов, пришедших с Мурмана на Двину, одно находилось в совместном владении трех промышленников1324.

Как на практике происходило коллективное владение судном, можно представить на основании жалоб крестьянки и солдата Соловецкого монастыря Феодосии Васильевой д. и Г.П. Титова, поданных в 1728 г. архимандриту Геннадию. В совместном владении на Мурманском берегу1325 находилась шнека, в которой треть принадлежала Феодосии, а Григорию Титову четверть. Совладельцем шнеки выступал покойный на момент подачи доношений крестьянин Петр Ипатов1326. Оба заявителя обвиняли друг друга в том, что без «нашего общаго приговору» шнека была продана. Феодосия Васильева д. обвиняла Г.П. Титова и в том, что тот в 1726 г. использовал шнеку для провоза грузов в Архангельск и Сумский острог и с этого провоза «не платил нисколко» совладельцам шнеки1327.

Таким образом, совместное владение судном предполагало коллективное право собственности и извлечение доходов, доля которых зависела от доли владения судном.

Небольшие объединения промышленников возникали и на промысле. Они могли состоять из двух и более человек. В этой ситуации каждый из промышленников вносил в общее предприятие свою лепту: судно (карбас или шнеку), снасти, провиант и т.п. Источники XVIII в., зафиксировавшие массовые данные о мурманском промысле, позволяют выявить соотношение единоличных и коллективных артелей. По материалам ведомости сбора судовых пошлин 1706–1728 гг., соотношение двух типов промысловых объединений составляло: 80% – единоличные, 20% – складнические. (См.: Приложение 5).

В таблице 38 представлено соотношение единоличных и коллективных артелей по данным Архангелогородской портовой таможни о привозе рыбы с промыслов в город в 1733–1739 и 1742 гг.

Полученные цифры сильно разнятся. Совпадают данные ведомости сбора судовых пошлин 1706–1728 гг. и ведомости 1796 г. П. Лабуткина. Оба источника дают примерно равное соотношение двух типов артелей: большинство (от 80 до 90%) артелей – единоличные, меньшая часть – коллективные. Напротив, ведомость портовой таможни Архангельска дает примерно равное соотношение двух типов артелей. Объяснение этому можно найти в том, что ведомость портовой таможни имеет дело не только с промысловыми, но и с промыслово-торговыми объединениями. Возможно, кооперация промышленников при реализации рыбы в Архангельске возникала чаще, чем на Мурманском берегу при ее добыче.

Созданию объединений промышленников мурманского промысла способствовала и необходимость крупных затрат, связанных с приобретением соли для засолки рыбы. Не имея собственных средств, промышленники вынуждены были обращаться за помощью. Подобные прошения подавали крестьяне вотчин Соловецкого монастыря и получали от обители финансовую помощь. В таблице 39 представлено соотношение единоличных и коллективных артелей мурманских промышленников по данным прошений вотчинных крестьян.

Приводимые данные не являются исчерпывающими, поскольку мы не располагаем всем комплексом документов о выдаче монастырем ссуд. Но те, которые приведены в таблице, дают основания говорить, что коллективные объединения мурманских промышленников были доминирующими.

Совместное участие крестьян в промысле могло происходить на равных основаниях. В таком объединении каждый вносил свою долю средств производства и продовольствия, лично участвовал своим трудом в промысле. С этим типом артельного объединения мы встречаемся в доношении крестьянина Сороки Мирона Кошкина, поданном в марте 1768 г. архимандриту Соловецкого монастыря Доси-фею. Крестьянин просил монастырские власти освободить его от выполнения обязанностей служебника, потому что им была «заведена некоторая часть мурманского промышленого участка», на который он потратил «кошту немалое чис-ло»1330. О таком же объединении сообщал в своем доношении руководству монастыря колежемский крестьянин И.А. Пакулин в марте 1761 г. Заявляя об отказе выйти на монастырский промысел, он обращал внимание властей на то, что заменить его не сможет и брат Степан, поскольку тот «ходит летом на Мурманское на судне с протчими складнями четвертою частию».

Промысловая артель могла приобретать и форму семейного объединения. Так, среди прошений о выдаче ссуды для мурманского промысла, поданных властям Соловецкого монастыря, встречаются и от группы родственников. Такое прошение о выдаче ссуды на покупку 100 пудов (1,638 т) соли в 1757 г. подал кемский крестьянин Андрей Яковлев с. Пайкачев с сыновьями Иваном, Михаилом и Федором1331. Совместный промысел вели братья Фома и Федор Падорины, промышлявшие в 1756 г. на одном судне1332. Подобные примеры, правда, немногочисленные, известны и для других лет XVIII в.

Семейные коллективы выступали и собственниками недвижимости на станах Мурманского берега. Уникальное свидетельство о подобном совместном владении встречаем в купчей на имущество в становище Зеленцах, принадлежавшее братьям Якову, Михаилу и Стефану Трофимовым детям Чайкиным и их матери Ирине Григорьевой д. В мае 1743 г. они продали свое имущество другому брату – Михаилу Чайкину Болшему. Во владении семьи была изба «со всем хоромным строением» (сенями, поварней и сальником), построенная «вопще» и разделенная между родственниками на четыре части1333. Ранее этой избой владели братья Никита и Иван Васильевы д. Поповы. Купчая включала и условия владения амбаром и рыбным погребом, совладельцами которых были оба или кто-то один из братьев Поповых, а также некто Федосеев. Это имущество было разделено между родственниками на пять долей1334. Таким образом, на момент составления купчей каждый из четырех членов семьи Чайкиных владел равной долей имущества, что, возможно, предполагало и равное извлечение доходов от промысла или сдачи имущества в аренду.

Меры содействия развитию крестьянского промысла на Мурманском берегу

К 1760-м гг. относится попытка стимулировать крестьянскую колонизацию Мурманского берега, связанная с именем губернатора Е.А. Головцына. В определенной мере этому способствовал поворот в экономической политике России, произошедший в этот период. Уже указом Петра III 1762 г. отменялись все монополии, действовавшие в сфере промышленности и промыслов. Впоследствии это начинание было поддержано Екатериной II, выступавшей сторонницей либерального экономического курса1818. В 1763 г. последовал указ Сената, предписывавший архангелогородскому губернатору Е.А. Головцыну дать сведения о состоянии трескового промысла и объемах добычи рыбы за шесть лет – с 1758 по 1763 г.1819 По приказу губернатора Архангельская и Кольская промысловые конторы дали необходимые сведения об объемах добычи рыбы, а также численности и территориальном происхождении промышленников, доставлявших рыбу мурманского промысла в Архангельск1820. Собранных сведений оказалось недостаточно, и Коммерц-коллегия потребовала более подробные данные о состоянии промысла трески. С этой целью сначала был устроен опрос промышленников в Архангельске1821, а затем подготовлена экспедиция на Мурманский берег. В ее состав вошли прапорщик П. Кубенинов и солдаты Коневалов и Биркин. Для них была подготовлена инструкция, состоявшая из 9 вопросов о местах промысла, объемах добычи рыбы и способах их увеличения1822. В течение месяца прапорщик и его подчиненные объехали 15 становищ Мурманского берега и собрали необходимые данные1823. Составленная ими ведомость послужила основой для формирования представления властей Архангелогородской губернии о состоянии промыслов и мерах, необходимых для их развития. Ведомость П. Кубенинова, к сожалению, нами не выявлена.

В 1767 г. губернатор Головцын представил в Сенат рапорт о состоянии промыслов на Мурманском берегу и в Поморье, составленный на основе доношений Архангельской и Кольской промысловых контор1824. В этих доношениях прозвучали все те оценки состояния морских промыслов, которые затем вошли в рапорт губернатора. В частности, отмечалось уменьшение объемов добытой рыбы на морских промыслах, начавшееся с 1758 г.1825 Причинами этого были, помимо «воли Божьей», сложная ледовая обстановка, нерпа, «отнимавшая» у промышленников треску и пикшу, сокращение популяции мойвы, служившей наживкой1826. Мерами для развития промысла, по мнению составителей доношения, могли стать ссуды промышленникам, предназначенные как для обзаведения предметами промысла, так и для строительства становищ, а также переселение в Колу новых жителей1827. Последнее могло быть достигнуто за счет возобновления солдатского гарнизона в городе.

В какой-то степени предлагаемые меры упредили правительственную политику 1860-х гг., направленную на колонизацию побережья Баренцева моря. Планы колонизации Мурманского берега 1860-х гг. были рассмотрены в целом ряде исследований1828. Наиболее обстоятельно они проанализированы Е.А. Ореховой1829. Так, в конце 1850-х гг. губернатор Н.И. Арандраненко и чиновник палаты госи-муществ А. Мальте предлагали переселять на побережье крестьян Архангельской губернии, предоставляя им финансовые льготы и денежное пособие1830. Эти идеи нашли воплощение в законодательных актах колонизации 1860, 1868, 1876 гг. В частности, колонисты освобождались от рекрутской повинности, а с 1876 г. получали отсрочку от воинской повинности, освобождались от уплаты налогов на несколько лет, получали денежные ссуды и др.1831

Обращает на себя внимание, что в планах колонизации XVIII и XIX вв. основной упор делался на использование административных мер для поощрения переселенцев на Мурманский берег: выдачу денежных субсидий на обзаведение хозяйством, предоставление податных льгот. Но были и существенные различия. Во второй половине XIX в. колонизация необитаемых мест рассматривалась как ответ на бурное экономическое развитие норвежской провинции Финнмарк. Колонизация носила интернациональный характер: на побережье Баренцева моря селились норвежцы и финны1832. Конечно, отличало колонизацию Мурманского берега в пореформенный период и внимание к ней со стороны государственных структур и общественности.

Возвращаясь к проекту Е.А. Головцына, отметим, что губернатором были предприняты и конкретные шаги к подготовке колонизации Мурманского берега. Так, 26 апреля 1768 г. им было внесено предложение в губернскую канцелярию об извещении населения губернии о явке «вольных охотников» к «преумножению … тресковаго промыслу» в Архангельск и Колу1833. Указ о выборе «охотников» был разослан по уездам губернии. Ответом на указ стали рапорты от выборных из Двинского уезда1834. Рапортов от органов волостного самоуправления других уездов Архангельской губернии не выявлено. Рапорты в основном содержали стандартные ответы такого рода: «к приумножению трескового промысла и к переселению на морские берега, где тот промысел производитца, охотников никого не имеетца». Иногда нежелание переселяться объяснялось различными обстоятельствами крестьянской жизни. В момент получения распоряжения губернских властей крестьяне могли оказаться «за отлучием … на морские салныя зверинныя и рыбныя промыслы», в связи с чем «к переселению на морские берега для жител-ства желающих быть некому». Крестьяне Ненокоцкого усолья сообщали, что были «завсегда при варницах соловарами». Наконец, отсутствие заведенного порядка выходить на отдаленный промысел тоже могло отпугнуть крестьян от переселения: «токмо в нашей волости (Княжестровской – С.Н.) тресковых промышлени-ков и морских судов ни у кого нет».

Причиной отказа могло стать и участие крестьян в мурманском промысле. Так, жители Куйской волости сообщали, что «для промыслу трески к пропитанию себе … в малых карбасах бывают». Другими словами, переселяться крестьянам не было надобности, поскольку они сами регулярно ходили на Мурманский берег.

Таким образом, Е.А. Головцын, призывая крестьян переселяться на Мурманский берег, взывал к их энтузиазму. Рапорты выборных показали, что вопреки ожиданиям власти, как раз этого ресурса у них и не было. Переселяться на постоянное проживание в отдаленный, оторванный от мира, холодный и суровый регион по доброй воле никто не хотел.