Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Сибирь как национально-региональный фактор идеологической трансформации м.а. Бакунина в эпоху "оттепели" 59
Глава 2. У истоков сибирского демократического регионализма (областничества) 111
Глава 3. Политический альянс м.а. Бакунина И н.н. Муравьева-амурского на переломе 1850-1860-х гг 158
Глава 4. М.А. Бакунин и дворянский либерализм эпохи "оттепели" (1857-1862 гг.) 200
Глава 5. Проект "великорусса": Автор и участники (к историографии проблемы) 260
Глава 6. М.А. Бакунин в иерархии персоналий отечественного демократического радикализма 344
Заключение 410
Список источников и литературы 417
- Сибирь как национально-региональный фактор идеологической трансформации м.а. Бакунина в эпоху "оттепели"
- У истоков сибирского демократического регионализма (областничества)
- М.А. Бакунин и дворянский либерализм эпохи "оттепели" (1857-1862 гг.)
- М.А. Бакунин в иерархии персоналий отечественного демократического радикализма
Сибирь как национально-региональный фактор идеологической трансформации М.А. Бакунина в эпоху "оттепели"
Тернистый жизненный путь М.А. Бакунина является, в сущности, хрестоматийной иллюстрацией к универсальной веберовской типологии. Недаром А.В. Амфитеатров видел в нем "представителя того могучего духа, того святого беспокойства, избранные носители которых, задыхаясь в тесных русских рамках,- искони привыкали либо расшибать свои удалые головы о железные решетки, либо, прорвавшись сквозь их сеть, из полона на волю, превращаться в граждан всего мира, делать историю всего мира, становиться необходимыми всему миру"143. Здесь уместно заметить, что мой авторский подход к проблеме определения наивысшей фазы активного "горения" харизмы Бакунина отличается от преобладающей в литературе концептуальной схемы. Как отмечалось выше, в отечественной политической истории ему выделена второстепенная, причем крайне узкая ниша "идеолога бунтарского течения в революционном народничестве". Но, если точно следовать логике данной версии, то выходит, что в России пик харизматического лидерства М.А. Бакунина якобы пришелся на середину 1870-х гг., т.е. на период, когда его духовный и физический потенциал уже стремительно угасал. Из жизни он ушел в 1876 г., а из реальной политики еще ранее - в 1873 г.
На мой взгляд, вся прежняя концепция биографии Бакунина почти сплошь пронизана совершенно нелогичными суждениями подобного рода. Первопричина в общем ясна: чтобы подогнать факты к канонам догматической мифологии, фазу максимальной общественной активности "пламенного революционера" приходится смещать более чем на десятилетие. Но колоссальная фигура М.А. Бакунина, вопреки манипуляциям с источниками, упрямо не желает вписываться в "прокрустово ложе" отведенной ему статусной роли. С близких к М. Веберу позиций в отечественной социальной этнологии данная проблема разрабатывалась Л.Н. Гумилевым, который ввел в научный оборот специфические термины: "пассионарность" (от лат. passio - страсть) и "пассионарий"144. В методологическом отношении концепция российского исследователя дополняет и усиливает аналитические возможности научного инструментария М. Вебера применительно к рассматриваемому вопросу. В совокупности оба подхода позволяют с определенной степенью достоверности воссоздать контуры реального политического статуса М.А. Бакунина.
Современная адаптация методологических нормативов старорусской и современной демократической историографии помогла, на мой взгляд, более или менее объективно переосмыслить проблематику темы. В процессе реконструкции политического статуса первого из мыслителей-народников России для оценочной обработки базовых документальных материалов применялись и традиционные универсальные методы научного исследования: компаративный системный анализ источников, принцип диалектико-критического историзма и сравнительный подход в отношении сопоставимых величин.
Научная новизна работы во многом определяется самим характером заявленных автором инновационных задач. Фактически впервые в отечественной историографии решается давно назревшая проблема органичного возвращения в русло политической отечественной истории 1850-1860-х гг. общественного деятеля и мыслителя первой величины, который без достаточных фактических оснований вытеснен из ее контекста. Предпринимаемая автором диссертации поэтапная реконструкция многих важных событий, активным участником которых являлся М.А. Бакунин, должна коренным образом изменить устоявшиеся стереотипные представления о нем. Новый оценочный материал, полученный в ходе изучения документальных источников, позволяет, надеюсь, ставить вопрос о соответствующей корректировке некоторых ошибочных интерпретаций событийно-исторического политического процесса переломной эпохи "оттепели".
Источнику составляющие фактическую основу диссертации, по своей типологии подразделяются на следующие группы: 1) материалы личного происхождения, которые в наибольшей степени акцентируют профиль темы; 2) документы административно-полицейского характера, позволяющие проследить динамику реагирования официальных учреждений государственной власти на конкретные результаты публичной и конспиративной общественной деятельности М.А. Бакунина в рассматриваемый период; 3) мемуары, дневники, письма и записки современников, которые передают личностные впечатления от непосредственных контактов с "революционером №1" как в самой России, так и за ее пределами; 4) материалы отечественной и зарубежной (эмигрантской) прессы, способствующие более четкому пониманию как реалий событийного фона переломной исторической эпохи 1850-1860-х гг., так и персонального места в ней самого М.А. Бакунина.
У истоков сибирского демократического регионализма (областничества)
Действительно, по данным современного исследователя, "Алтайский горный округ кануна реформы представлял собой для Кабинета и правительства опасный очаг волнений" . Начиная с 1857 г. после обнародования "высочайших рескриптов", на заводах, рудниках и приисках, в приписных деревнях и самом Барнауле стали поговаривать о грядущих переменах. Жандармский подполковник Герасимов докладывал 30 декабря 1859 г. своему столичному начальству о том, что "в минувшем лете возникли между приписными к Алтайским заводам крестьянами различные слухи о предполагаемом освобождении помещичьих и заводских крестьян". По его наблюдениям, "в народе распущен слух, будто имеется в виду освободить крестьян от обязательного выполнения для Алтайских заводов работ..., и производить эти работы чрез крестьян, но по найму, а взамен того лишить их бесплатного пользования землями, лугами, выгонными местами, строевыми и дровяными лесами, а за все то брать с них особые оброки и оклады" .
Но крестьяне уже "сроднились с мыслью, что все предоставленные им угодья принадлежат им, и потому невольно возбуждается справедливое опасение за то, чтобы нынешняя молва народная не повела за собою в случае действительности ожидаемых перемен, к большим беспорядкам и сильным волнениям, для подавления которых понадобились бы решительные меры" .
На переломном рубеже 1850-1860-х гг. ситуация в крае была, действительно, весьма напряженной. Алтайский горный округ превращался в своеобразный эпицентр противоречий, характерных для всей имперской системы казенного и частновладельческого крепостничества, и, соответственно, в один из самых крупных очагов антикрепостнического протеста в России. Мастеровые императорских заводов, приисков и рудников, подневольный статус которых, как справедливо заметил М.А. Бакунин, хуже каторжного241, были доведены до отчаяния бескрайним произволом начальников. Они уже не останавливались и перед убийствами особо ненавистных представителей кабинетской горной бюрократии. Так, в 1858 г. по предварительному групповому сговору были убиты мастеровыми начальник Риддерского рудника, и управляющий Царевониколаевским золотым промыслом242.
Взрывоопасная ситуация сохранялась на Алтае и после опубликования императорского манифеста об "освобождении" приписных крестьян от 8 марта 1861 г. Здесь наблюдается новый всплеск антикрепостнического протеста. Недовольство населения вызвали попытки горнозаводского ведомства отсрочить окончательную ликвидацию барщины и навязать крестьянству так называемое временно-обязанное состояние. Руководители Кабинета не отказывались и от своих замыслов повсеместного насаждения в крае горных общин, которые по сути своей очень похожи на сталинские "колхозы". А тем временем исправники приступили к форсированному выколачиванию недоимок, накопившихся по заводским и казенным повинностям за годы "оттепели". Как результат явного реванша со стороны крепостников социальная ситуация в крае лишь обострилась.
В целом же, конечно, русским крестьянам Алтая, как и повсюду в России 50-60 гг. XIX в., были присущи пассивные формы социального сопротивления: массовые отказы выполнять повинности в пользу собственника и казны, неуплата подушной подати, рост бродяжничества, самовольная беспаспортная смена жительства и т.п. Самой распространенной формой народного протеста в этот период оставались традиционные для Алтая XVIII—XIX вв. массовые побеги с кабинетской каторги и.
Официальная статистика фиксировала их заметный рост. Если в 1857 г. в бегах находилось 282 человек, то в 1858 г. - уже 389. Общая численность беглых возросла на 38% лишь за один год245. Именно с этим своеобразным социальным движением была связана заметно активизировавшаяся на территории горного округа и всей губернии246 идеологическая деятельность проповедников радикального сибирского староверчества - так называемых бегунов ("странников")247.
По сосредоточению старообрядцев различных толков (согласий) регион занимал тогда, вероятно, одно из первых мест не только в Сибири, но и во всей России. "Алтайский край, -подчеркивает историк сибирского староверия Д.Н. Беликов,- почти сплошь раскольнический. Православные или, по раскольническому выражению, "мирские" составляют здесь редкость, но и они, если только принадлежат к исконным сибирякам, заражены старообрядческой закваской"248. СИ. Гуляев также отмечает, что в XVII в. Алтай начинали осваивать выходцы из северо-восточных (поморских) областей России, придерживающиеся старообрядчества . Представители этой конфессии заложили основу свободолюбивого менталитета коренного русского населения Сибири.
Повышенный интерес к Алтаю со стороны М.А. Бакунина можно объяснить ещё и высокой концентрацией староверческого населения. В 1840-1860-е гг. он относился к этой русской конфессии с особенной симпатией. Согласно его представлениям, "...народ унес свою душу, свою заветную жизнь, свою социальную веру в раскол", который "разлился по России как широкое море", несмотря на беспрерывные полицейские преследования250. Характерно, что и Забайкалье, где М.А. Бакунин находился более полугода (май-декабрь 1859 г.), также населяли по преимуществу "семейские" крестьяне-староверы. Летом этого года здесь разразился "бунт раскольников", превратившийся, по словам очевидца, в "открытое восстание против властей" . На впечатлениях подобного рода, как мне кажется, и основывались прогнозы Великого бунтаря конца 1850-начала 1860-х гг. относительно перспектив народно староверческого антикрепостнического движения .
М.А. Бакунин и дворянский либерализм эпохи "оттепели" (1857-1862 гг.)
Достаточно выразительное свидетельство содержится в редко цитируемом письме М.А. Бакунина к издателям "Колокола" 1865 г. "Потанина я не только знал лично, -сообщает он, получив известие об аресте в Омске лидера "сепаратистов",- но был, можно сказать, его создателем, или вернее, открывателем". По отзыву .Бакунина, "это необыкновенно умный, честный и энергичный молодой человек, деятель без устали, без тщеславия, без фраз"384. Документально подтверждают наличие тесных связей Г.Н. Потанина с "учителем" и соответствующие архивные материалы III Отделения. "...В числе писем частной корреспонденции его с разными лицами, —констатировала следственная комиссия,- многое доказывает, во-первых, отношения его с лицами, подвергнутыми ссылке как изобличенные злыми агитаторами в государстве, а именно с Бакуниным, Щаповым, Чернышевским и проч. и, во-вторых, способность его, Потанина, сочувствовать разных красных идей "5QC лицам" . Творческая причастность русского диссидента №1 к формированию мировоззренческих установок ведущего идеолога раннего сибирского регионализма (областничества), на мой взгляд, очевидна. "Этот человек, -вспоминал о наставнических талантах М.А. Бакунина Герцен,- родился миссионером, пропагандистом, проповедником" . Лозунг "независимой Сибири", сформулированный впервые именно Бакуниным, содержит не сепаратистскую, а федералистскую парадигму. "...Такая независимость, невозможная теперь, -утверждает М.А. Бакунин в письме к А.И. Герцену и Н.П.Огареву 1860 г. (!),- разве беда? Разве Россия может еще долго оставаться насильственно, уродливо сплоченною, неуклюжею монархией, разве монархическая централизация не должна потеряться в славянской федерации?"387 Настоящей же причиной так называемой областнической тенденции, как убедился М.А. Бакунин в Сибири, являлась тотально жесткая зависимость региона от сверхцентрализованной системы государственного управления. "...Бюрократическая централизация необходимым (т.е. внутренне присущим государству.- В.Д.) насилием своим только отталкивает его от единства, -доказывал он в 1862 г.,— и только тогда воцарится действительная, вольная целость в русской земле, когда чиновническое управление заменится в ней самоуправлением народным!"
Позднее Бакунин разъяснил своим друзьям в Лондоне собственное понимание будущих перспектив "благословенного края". По его оценке, важную роль сыграют политические ссыльные, которые просвещают и будут еще больше просвещать региональную общественность. "Сибирь освобождается все более и более от влияния России и в далеком будущем, -говорил Бакунин,- станет без сомнения сама госпожой своей судьбы . А.И. Герцен и Н.П. Огарев, кстати, были полностью солидарны с ним в этом вопросе. "Мы признаем не только за каждой народностью, выделившейся от других и имеющей естественные границы, -пишут издатели "Колокола" в октябре 1862 г.,- право на самобытность, но за каждым географическим положением". Далее они откровенно заявляли следующее: "Если б Сибирь завтра отделилась от России, мы первые приветствовали бы ее новую жизнь" (выделено мной.- В.Д.). Однако в отечественной историографии вряд ли можно встретить какие-либо упреки в "сибирском сепаратизме" по адресу А.И. Герцена и Н.П. Огарева, которые недвусмысленно призывали к пресловутому "отделению". Налицо — двойной стандарт, позволяющий в данном случае закрывать глаза на подобные призывы и одновременно поощряющий выискивать "сепаратизм" у радикально настроенных сибирских демократов-областников, боровшихся за освобождение своей родины от ига имперской бюрократии.
Правда, некоторые современные исследователи в целом более достоверно истолковывают смысл "сибирского дела", видя в нем лишь один из альтернативных вариантов всероссийского революционно-освободительного процесса. Так, по оценке В.А. Малинина, "предполагалось, что отделившаяся часть сможет стать базой освобождения"391 (выделено мной. —В.Д.). Но большинству столичных историков свойственны либо непонимание сущности областничества, либо какой-то "сепаратизм навыворот", когда Сибирь противопоставляется собственно России. Хотя в реальной жизни сосуществуют две части единой Русской земли: восточная (азиатская) и западная (европейская) .
М.А. Бакунин в иерархии персоналий отечественного демократического радикализма
"Главная заслуга Муравьева состоит, во-первых, в том, - замечает М.А. Бакунин,- что он поставил политических преступников в совершенную независимость от каких бы то ни было начальников..." Причем "даже поссориться с политическим преступником" было опасным531. По максимуму, разумеется, в выигрыше был сибирский изгнанник. Во-первых, потому, что благодаря зримой и незримой поддержке со стороны самого влиятельного в тогдашней Сибири руководителя региональной администрации у него появились определенные гарантии личной безопасности. Даже в Томске, вдали от муравьевской резиденции, М.А. Бакунин имел определенные гарантии. Он не зависел от произвола местного начальства и офицеров III Отделения . Все они хорошо понимали, что имеют дело с близким родственником знаменитого графа Амурского, потому и вели себя корректно. Во-вторых, статусная роль "тайного советника" усиливала информативные и коммуникационные возможности М.А. Бакунина в Сибири. Постоянные контакты с высшим начальством региона обеспечивали ему доступ к сведениям самого разнообразного характера, в том числе и к секретам государственной политики. Подобным преимуществом не обладал никто из тогдашних "революционеров", даже Герцен. В мемуарах Д. Завалишина есть любопытное свидетельство. Играя в прошлом ту же самую, что и Бакунин, роль негласного советника-эксперта, он пользовался безграничным доверием Н.Н. Муравьева. "...По его личной просьбе,- рассказывает Завалишин,- я распечатывал почту и читал самые важные бумаги даже прежде его" . Точно так же, полагаю, действовал и М.А. Бакунин. Разнообразные сведения, почерпнутые из надежных источников, значительно расширяли его политический инструментарий в "местах не столь отдаленных".
И опять-таки Муравьеву-Амурскому он был обязан еще одной важной привилегией. С его же помощью Бакунин подключился к курьерской почтовой связи, налаженной между Иркутском и Петербургом534. "Не помню, уж сколько я писал тебе писем, не получая от тебя ни строчки,- упрекает Бакунин М.Н. Каткова в письме .от 21 июня 1860 г. из Иркутска- Или ты боишься писать ко мне? По почте такой страх понятен, но есть другие безопасные пути -напр[имер], чрез курьеров". Дальше следует специальное разъяснение, как можно воспользоваться этим нетрадиционным способом почтовой связи535.
Если на обычную доставку корреспонденции в столицу, по данным М.И. Венюкова, требовался приблизительно месяц, то курьеры сокращали время сообщения наполовину. "Особенно много,- замечает он,- ездили адъютанты и чиновники особых поручений при генерал-губернаторе" . Поэтому М.А. Бакунин заблаговременно позаботился об особо доверенном, личном курьере. Благодаря покровительственной поддержке Муравьева-Амурского он сумел добиться перевода по службе из Алтайского горного правления в Восточную Сибирь своего сторонника - В.Н. Клингенберга. В Иркутске тот получил место чиновника по особым поручениям, а фактически стал своего рода "летучим курьером", помогавшим Бакунину преодолевать сибирскую изоляцию. Именно Клингенберг обеспечивал транспортировку значительной части его корреспонденции в Петербург и обратно . Кроме него курьерскую почту обслуживали чиновники особых поручений при генерал-губернаторе: П.П. Аносов, Е.К. Бюцов, Н.С. Лавров, а также адъютант штаба войск Восточной Сибири, майор Н.Н. Хитрово . Не случайно все эти молодые люди пользовались повышенным вниманием со стороны М.А. Бакунина. "С Лавровым я очень сблизился",- сообщал он в конце ноября 1859 г. М.С. Корсакову539. Имеются определенные основания утверждать, что перечисленные выше лица были также задействованы в доставке почтовых сообщений для Бакунина.
Что касается В.Н. Клингенберга, то он выполнял в столице важную роль посредника-репродуктора. Через него и других корреспондентов транслировалось идеологическое влияние М.А. Бакунина на кружки оппозиционно настроенной дворянской молодежи. Н.С. Корсакова сообщала в письме брату оті7 марта/ 16 апреля 1860 г. о Клингенберге, который "заливает соловьем то у тех, то у других" . И она стала выполнять в это же самое время посреднические задания по передаче писем и прочей корреспонденции в Сибирь. "Ты ничего не отвечал о Бакунине Михаиле,- спрашивает она у М.С. Корсакова в письме от 29 февраля того же года,- доставил ли ты ему письмо, которое чрез меня ему послали?". Почтовая связь осуществлялась В.Н. Клингенбергом. 30 мая 1860 г. он пишет из Петербурга Корсакову в Иркутск: "С Natalie (т.е. с Натальей Корсаковой-В.Д.) я сошелся совершенно, что это за светлая, святая личность