Концепции власти в трудах московских книжников XV - начала XVI века Телицын Василий Валерьевич

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Древнерусские и московские книжники XV - начала XVI вв. и специфика их работы 37

Глава 2. Сущность, функции власти и политические теории в трудах древнерусских и московских книжников 52

2.1. Природа власти в представлении древнерусских и московских книжников XV – начала XVI вв. 52

2.2. Основные функции княжеской власти и политические учения в трудах московских книжников в XV в. 69

2.3. Изменения в позиционировании верховной власти московского князя со второй половины XV в. и политические идеи московских книжников конца XV - начала XVI вв. 82

2.4. Представления древнерусских и московских книжников о власти ордынских ханов над Русью 108

Глава 3. Концепт «Русская земля» и распространение власти над ней московских князей в трудах московских книжников 117

3.1. Концепт «Русская земля» во второй половине XII–XIII вв. и его отражение в трудах книжников 117

3.2. Изменение политической обстановки в Северо-Восточной Руси в первой трети XIV в. и отражение борьбы Москвы и Твери за великокняжеский ярлык в трудах книжников XV-XVI вв. 126

3.3. Период правления Ивана Калиты в трудах московских книжников XIV – начала XVI вв. 133

3.4. Политические процессы второй половины XIV–начала XV вв. в свете концепции Русской земли как отчины московских князей 142

3.5. Объединительные процессы в русских землях, идеи общерусского единства в XV - начале XVI вв. и их отражение в трудах московских книжников 165

Заключение 179

Список сокращений и условных обозначений 188

Список источников и литературы 189

• Древнерусские и московские книжники XV - начала XVI вв. и специфика их работы
• Основные функции княжеской власти и политические учения в трудах московских книжников в XV в.
• Концепт «Русская земля» во второй половине XII–XIII вв. и его отражение в трудах книжников
• Объединительные процессы в русских землях, идеи общерусского единства в XV - начале XVI вв. и их отражение в трудах московских книжников

Введение к работе

Актуальность темы исследования.

Изучение обстоятельств возникновения и природы политической
идеологии Московской Руси всегда актуально и востребовано, т.к.
способствует пониманию концепции верховной власти и соответствия ее
государственным интересам современной России. Русское государство
прошло долгий путь развития - с момента своего возникновения во вт.
полов. IX в., включая периоды расцвета, раздробленности, подчинения и
борьбы против иноземного владычества - чтобы к началу XVI в. на карте
Европы появилась «Россия». Объединение русских земель в единое
государство происходило не только силой оружия и дипломатии, процесс
этот шел параллельно с всеобъемлющей идеологической работой,
важнейшее место в которой отводилось московским книжникам –
представителям образованного слоя средневековой Руси, которые вносили
свой вклад в дело обоснования прав и полномочий верховной власти,
создания и идейного оформления единого государства. Политические
воззрения московских книжников - носителей идеологии - нуждаются в
отдельном всестороннем анализе, т.к. исследование развития

государственной идеологии Московской Руси, является важнейшим фактором в процессе противостояния различного рода историческим фальсификациям современности.

Объект исследования – мировоззрение московских книжников, образованного слоя Московского княжества XV – начала XVI вв.

Предмет исследования - идеология Московской Руси XV – начала XVI вв., формировавшаяся в среде московских книжников, развитие идей и концепций, объясняющих природу и функции власти, а также право московских князей на власть над русскими землями.

Хронологические рамки исследования охватывают период XV -начала XVI вв., в основном – это время правления в Московском княжестве князей Василия I, Василия II и Ивана III. Хронологические рамки не могут быть предельно жесткими, в некоторых главах необходимо было выходить за границу указанного временного периода для освещения процессов, имеющих принципиальное отношение к рассматриваемой нами теме.

Территориальные рамки исследования охватывают земли СевероВосточной и Северо-Западной Руси, на которых к концу XV в. сформировалось Российское государство со столицей в городе Москве.

Степень научной разработанности проблемы. Имеющаяся по теме исследования научная литература может быть разделена на три группы.

К первой относятся работы, посвященные различным аспектам идеологии Московской Руси, в особенности – вопросам, связанным с осмыслением природы княжеской и царской власти, ее полномочиями и отношением с властью духовной. Систематическое изучение указанных проблем началось не ранее конца XIX – начала ХХ вв. Наиболее значимыми работами являются исследования М.А. Дьяконова и В.Е. Вальденберга¹. Это фундаментальные труды по истории политических концепций Древней Руси, в которых рассматриваются основные идеологические положения всех периодов развития русского государства вплоть до XVI – XVII вв. включительно.

Широкое освещение получил вопрос о зарождении и развитии концепции русского царства, как особого сакрально-политического феномена, существенное влияние на который оказала византийская модель. Среди исследований конца XIX–ХХ вв. можно выделить работы В.И. Саввы, Е.В. Барсова, А.В. Горского, Г.В. Вернадского и др.² Данная тема не теряет свою актуальность по сей день. Развитию идеологических концепций Московской Руси XV в., в том числе концепции русского «царства», посвящена монография К.Ю. Байковского³. Вопросы, касающиеся идейных основ древнерусской мысли, подробно рассмотрены в работах Б.А. Успенского, М.Н. Громова, В.В. Милькова и др.⁴

Комплексный анализ идеологической мысли представлен в работе Д.С. Лихачева, посвященной национальному самосознанию Древней Руси⁵.

¹Вальденберг В. Древнерусские учения о пределах царской власти: очерки политической литературы от Владимира Святого до конца XVII века. - М.: Издательский дом «Территория будущего», 2006; Дьяконов М.А. Власть московских государей. Очерки из истории политических идей Древней Руси до конца XVI века. – М.: URSS, 2003.

² Савва В.И. Московские цари и византийские василевсы. К вопросу о влиянии Византии на образование идеи царской власти московских государей. - Харьков.: Тип. и лит. М. Зильберберг и с-вья, 1901; Барсов Е.В. Древнерусские памятники священного венчания на царство в связи с греческими их оригиналами. -М.: Университетская типография, 1893; Горский А.В. О священнодействии венчания и помазания царей на царство // Прибавление к изданию творений святых отцов в русском переводе. Ч. 29. - М.: Редакция академического журнала «Богословский вестник», 1882. С. 117-151; Вернадский Г.В. Византийские учения о власти царя и патриарха // Сб. ст., посвященный памяти Н.П. Кондакова. - Прага: Seminarium Kondakovianum, 1926. С. 143-154.

³Байковский К.Ю. Развитие концепций царства, святости и войны за веру в трудах Московских книжников XV в. - М.: Центр научных исследований гуманитарных и социально-экономических дисциплин МЭИ – ИМЭИ, 2013.

⁴ Успенский Б.А. Борис и Глеб: восприятие истории в Древней Руси. - М.: Языки русской культуры,
2000; Его же. Царь и патриарх: харизма власти в России (Византийская модель и ее русское
переосмысление). - М.: Языки русской культуры, 1998; Громов М.Н., Мильков В.В. Идейные течение
древнерусской мысли. - СПб.: РХГИ, 2001; Громов М.Н., Козлов Н.С. Русская философская мысль X-
XVII веков. - М.: Издательство МГУ, 1990.

⁵ Лихачев Д.С. Национальное самосознание Древней Руси. - М.-Л.: Издательство Академии наук СССР,
1945.

В работе этого исследователя, посвященной русским летописям⁶, изложены особенности московского летописания, существенное внимание уделено его идеологической стороне. Анализ идеологических концепций конца XV – первой половины XVI вв. представлен в работе Я.С. Лурье⁷. В другой монография исследователя отражена история идеологической борьбы и обоснованы различия между официальным и неофициальным летописанием XV в. ⁸ Отметим монографию Н.В. Синицыной⁹ «Москва – Третий Рим», посвященную всестороннему анализу данной средневековой концепции. Особенностям развития феномена власти московских правителей, его связи с правовыми нормами того времени посвящены работы В.Б. Кобрина, С.А. Мельникова, С.Л. Кинва¹⁰, идеология власти в целом, а также идеологические основы русской и российской государственности затронуты в трудах В.Э. Багдасаряна¹¹.

Исследованием значений терминов «Русская земля» и «Россия», имеющих принципиальное отношение к изучаемой проблематике, занимался М.Н. Тихомиров¹². Данная тема затрагивается в работе Б.Н. Флори¹³, который касается сложнейшей проблемы формирования восточнославянских славянских народностей. Изучению указанного концепта в мировоззрении древнерусских книжников посвящена работа А.Н. Ужанкова¹⁴; в исследованиях О.А. Амелькина и Ю.В. Селезнева¹⁵ на

⁶ Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. - М.-Л.: Издательство Академии
наук СССР, 1947.

⁷ Лурье Я.С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV-начала XVI в. - М.-Л.:
Издательство Академии наук СССР, 1960.

⁸ Лурье Я.С. Две истории Руси XV века. Ранние и поздние, независимые и официальные летописи об
образовании Московского государства. - СПб.: Дмитрий Буланин, 1994.

⁹ Синицына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV-XVII вв.). - М.:
Индрик, 1998.

¹⁰ Кобрин В.Б. Власть и собственность в средневековой России (XV-XVI вв.). - М.: Мысль, 1985.;
Мельников С.А. Историко-правовые факторы эволюции Древнерусского государства (IX-XV вв.). – М.:
Голден-Би, 2010; Его же: Правовой режим наследования престола в Древней Руси IX – начала XVI вв.
Историко-правовое исследование. – М.: Информ-Знание, 2009; Кинев С.Л. Духовная грамота великого
князя Дмитрия Ивановича и порядок наследования великого княжения в Северо-Восточной Руси в XV
веке // Вестник Томского государственного университета. 2012. № 363. С. 99-102.

¹¹ Багдасарян В.Э. История, культура, традиции и русская (российская) государственность. – М.:
Научный эксперт, 2013; Его же. Русская эсхатология. – М.: Изд-во Московского государственного
университета сервиса, 2006; Его же. Традиционализм и цивилизационная идентичность России. – М.:
Собрание, 2006.

¹² Тихомиров М.Н. О происхождении названия Россия // Российское государство XV-XVII веков. - М.:
Наука, 1973. С. 11-18.

¹³Флоря Б.Н. Исторические судьбы Руси и этническое самосознание восточных славян в XII-XV веках (к вопросу о зарождении восточнославянских народностей) // Славяноведение. 1993. №2. С. 42-66. ¹⁴Ужанков А.Н. Концепты «Русь» и «Русская земля» в мировоззрении древнерусских книжников XI-XV вв. // Россия XXI: Общественно-политический и научный журнал. 2005. № 5. С. 134-161.

¹⁵Амелькин О.А. Селезнев Ю.Б. Нашествие Батыя и установление ордынского игра в общественном сознании Руси XIII-XVII вв. - Воронеж: Научная книга, 2004.

примере восприятия татаро-монгольского нашествия изучается

историческое сознание русского средневековья.

Вторая группа работ включает в себя исследования, посвященные
изучению литературной и публицистической деятельности древнерусских
книжников. Об особой специфике их работы в своих трудах упоминал Д.С.
Лихачев¹⁶. В контексте современных исследований отметим работы И.Н.
Данилевского¹⁷, в которых предпринята попытка толкования летописных и
других источников по периоду русского средневековья с точки зрения
мировосприятия их авторов. В дальнейшем Данилевский продолжил
разработку указанной темы в монографии¹⁸, с использованием нового
подхода к исследованию летописных текстов, заключающегося, в том
числе, в определении целей авторов этих текстов, а также социальных
функций древнерусского летописания. В данном ключе отметим и
монографию В.Н. Рудакова¹⁹, посвященную представлениям

древнерусских книжников середины XIII–XV вв. о монголо-татарах. Анализу взглядов древнерусских книжников различных эпох посвящены работы Е.Л. Конявской²⁰, Д.И. Антонова²¹, В.Б. Перхавко²² и А.В. Сиренова²³. Взгляды древнерусских книжников на феномен княжеской, а затем царской власти, как и проблема взаимоотношения книжников с властью нашли отражение в трудах М.С. Киселевой²⁴.

Третью, самую многочисленную группу исследований, составляют наиболее важные общие и специальные работы по истории Руси XV-XVI вв., которые, как правило, отдельно не исследуют тему развития концепций власти или идеологии Московского государства, однако, так или иначе, затрагивают ее или смежные темы (труды М.Н. Карамзина, С.М. Соловьева, А.Е. Преснякова и др.).

¹⁶ Лихачев Д.С. Текстология. На материале русской литературы Х-XVII веков. - СПб.: Алетейя, 2001.

¹⁷ Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков XI-XII вв. Курс лекций. - М.:
Аспект Пресс, 1998; Его же. Русские земли глазами современников и потомков XII-XIV вв. Курс лекций.
- М.: Аспект Пресс, 2001.

¹⁸ Данилевский И.Н. Повесть временных лет. Герменевтические основы источниковедения летописных
тексов. - М.: Аспект Пресс, 2004.

¹⁹ Рудаков В.Н. Монголо-татары глазами древнерусских книжников середины XIII-XV в. - М.: Квадрига,
2014.

²⁰Конявская Е.Л. Авторское самосознание древнерусского книжника (XI-середина XV в.). - М.: Языки славянской культуры, 2000.

²¹ Антонов Д.И. Самосознание древнерусского книжника в эпоху Смуты: автореф. дисс. …канд. ист. наук: - М.: РГГУ, 2006.

²²Перхавко В.Б. Зодчий и книжник. - М.: Менеджер, 1997.

²³Сиренов А.В. Московский книжник конца XV в. Петр и его произведения // Труды Отдела древнерусской литературы. Института русской литературы (Пушкинского Дома) Российской академии наук (ТОДРЛ). – 2001. – Т. 52 – С. 582-595.

²⁴ Киселева М.С. Князь и царь глазами древнерусских книжников // Личность и власть: интеркультурный диалог. – М.: Московский философский фонд, 1998. С.41-73; Ее же. Древнерусские книжники и власть // Вопросы философии. 1998. №7. С. 127-148.

Отметим также работы, посвященные истории русской православной
церкви Е.Е. Голубинского, А.В. Карташева, М.В. Толстого и митр.
Макария (Булгакова)²⁵. Отдельно отметим исследования В.О.

Ключевского²⁶, который ввел в научный оборот агиографию, как самостоятельный исторический источник, а также работы А.А. Шахматова²⁷ по истории русского летописания.

Советская историческая наука также отмечала важность изучаемого нами периода. Работы выдающихся исследователей - Л.В. Черепнина²⁸, М.Н. Тихомирова и А.А. Зимина²⁹ посвящены политической и социально-экономической истории русских земель и княжеств в период XIV-XVI вв. Проблемам участия русской православной церкви в создании и идеологическом оформлении централизованного государства, а также вопросам взаимоотношения княжеской и митрополичьей власти посвящены труды А.М. Сахарова, А.Г. Кузьмина, Б.В. Кричевского, Н.С. Борисова³⁰.

Деятельность первых московских князей, а также проблема участия церкви в политической борьбе освещены в монографии Н.С. Борисова³¹. Также отметим его работы, посвященные виднейшим государственным и церковным деятелям XIV-XV вв.³². Всесторонний исторический анализ

²⁵ Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т. 2. Ч. 2. - СПб.: Крутицкое патриаршее подворье,
Общество любителей церковной истории, 1910.; Карташев А.В. Очерки по истории Русской церкви - М.:
Терра, 1991.; Толстой М.В. История русской церкви. - М.: Издательство Спасо-Преображенского
Валаамского монастыря, 1991; Макарий (Булгаков). История русской церкви. - СПб.: В Типографии
Императорской Академии наук, 1857.

²⁶ Ключевский В.О. Сочинения. Т. 2. Курс лекций русской истории. Ч. 2. - М.: Мысль, 1988; Его же.
Исторические портреты. Деятели исторической мысли. - М.: Правда, 1990; Его же. Древнерусские жития
святых как исторический источник. - М.: Правда, 1988.

²⁷ См. напр.: Шахматов А.А. История русского летописания. Т. 2. Обозрение летописей и летописных
сводов XI-XVI вв. - М.: Наука, 2011; Его же. Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв. - М.-Л.:
Издательство АН СССР, 1938 и др.

²⁸ Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV вв. - М.: Соцэкгиз,
1960.

²⁹Зимин А.А. Витязь на распутье. Феодальная война в России в XV в. - М.: Мысль, 1991; Его же. Россия на рубеже XV-XVI (Очерки социально-политической истории). - М.: Мысль, 1982; Его же. Россия на пороге Нового времени (Очерки политической истории России первой трети XVI в.) - М.: Мысль, 1972; Тихомиров М.Н. Российское государство XV-XVII веков. - М.: Наука, 1973; Его же. Средневековая Москва в XIV-XV вв. - М.: Издательство МГУ, 1957.

³⁰Борисов Н.С. Сергий Радонежский. - М.: Молодая гвардия, 2009; Кричевский Б.В. Митрополичья власть в Средневековой Руси (XIV век). - СПб.: Искусство, 2003; Кузьмин А.Г. Церковь и светская власть в эпоху Куликовской битвы // Вопросы научного атеизма. 1988. Вып. 37; Сахаров А.М. Церковь и образование русского централизованного государства //Вопросы истории. 1966. № 1.

³¹ Борисов Н.С. Политика Московских князей (XIII-первая половина XIV в.) - М.: Издательство МГУ,
1999; Его же. Русская церковь в политической борьбе XIV-XV веков. - М.: Издательство МГУ, 1986.

³² Борисов Н.С. Иван Калита. - М.: Молодая гвардия, 1995; Его же. Иван III. - М.: Молодая гвардия, 2000;
Его же. Сергий Радонежский. - М.: Молодая гвардия, 2009; Его же. Дмитрий Донской. - М.: Молодая
гвардия, 2014; Его же. Михаил Тверской. - М.: Молодая гвардия, 2017.

периода образования централизованного государства в русских землях в XV-XVI вв. содержится в работах В.А. Кучкина³³ и А.А. Горского³⁴.

Отметим, что в силу специфики изучаемой нами проблемы большинство работ написано на русском языке. Однако, эпоха русского средневековья и формирования централизованного государства в СевероВосточной Руси анализируется в трудах зарубежных исследователей Дж. Феннела, Э. Клюга, Ч. Гальперина³⁵. Довольно подробно в зарубежной литературе изучен вопрос формирования национальной идентичности или протонациональных дискурсов³⁶.

Подводя итог, отметим, что политические концепции конца XV – начала XVI вв., подверглись всестороннему изучению, в то время как в отношении более ранних периодов, авторы ограничиваются лишь общими описаниями. Таким образом, накоплен достаточно большой материал об исследовании взглядов, концепций и мировоззрения древнерусских книжников, однако отсутствуют исторические исследования, посвященные непосредственному анализу властных концепций. Все это подтверждает необходимость дальнейшего изучения истоков основ идеологии Московской Руси.

Цель работы - комплексный анализ концепций и представлений о феномене власти, сложившихся в трудах московских книжников в XV– начале XVI вв.

Данная цель предполагает решение ряда задач:

1. Изложить, существовавшие в среде московских книжников в XV–
XVI вв., взгляды на природу и происхождения княжеской власти

2. Определить основные функции княжеской власти, наиболее
актуальные для трудов московских книжников, а также рассмотреть

³³ Кучкин В.А. Договорные грамоты московских князей XIV века. Внешнеполитические договоры. - М.:
Древлехранилище, 2003; Его же. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в
X-XV вв. - М.: Наука, 1984.

³⁴ Горский А.А. Русские земли в XIII-XIV в. Пути политического развития. - М.: Институт российской
истории РАН, 1996; Его же. Русское средневековье. - М.: Астрель-Олимп, 2010; Его же. Русь: от
славянского Расселения до Московского царства. - М.: Языки славянской культуры, 2004. Его же.
Горский А.А. Москва и Орда. - М.: Наука, 2000. Его же. Горский А.А. «Всего еси исполнена земля
русская…»: Личности и ментальность русского средневековья. - М.: Языки славянской культуры, 2001.

³⁵ Гальперин Ч. Татарское иго. Образ монголов в средневековой России. – Воронеж: Новый взгляд, 2012;
Клюг Э. Княжество тверское (1247-1485). - Тверь: РИФ, 1994; Феннел Дж. Кризис средневековой Руси
1200-1304. М.: Прогресс, 1989.

³⁶ Miller D. The Velikie Minei Chetii and the Stepennaia Kniga of Metropolitan Makarii and the Origins of
Russian National Consciousness // Forschungen zur osteuropaisechen Geschichte. 1979. B. 26. P. 263-282;
Rowland D. Moscow – the Third Rome or the New Israel? // Russian Rewiew. 1996. Vol. 55. № 4. P. 591-614.

политические концепции конца XIV – XV вв. и показать их эволюцию на протяжении XV– начала XVI вв.

3. Рассмотреть, существовавшие в работах древнерусских книжников,
политические концепты, которые способствовали объединению русских
земель во второй половине XIV – начале XVI вв.

4. Определить время зарождение концепции о власти московского
княжеского дома над Русской землей

5. Рассмотреть использование данной концепции в трудах московских
книжников, посвященных периоду объединения земель вокруг Москвы
второй половины XIV – первой половины XV вв., а также ее применение в
XV – начале XVI вв.

Источниковая база исследования. Достижение цели

диссертационной работы, а также решение указанных выше задач будет основано на комплексе источников, которые представляется возможным разделить на три основные группы.

Важнейшую информацию содержит крупнейший комплекс

письменных источников средневековой Руси, а именно древнерусские летописи³⁷. Наиболее ценны московские летописи и общерусские летописные своды — Лаврентьевская и Троицкая летописи, Рогожский летописец, Симеоновская летопись, а также Софийская летопись и Новгородская четвертая летопись³⁸. Эти памятники, созданные во второй половине XIV – первой половине XV в., или написанные позднее, но содержащие в своем составе более ранние своды были использованы для исследования взглядов книжников XV в. Московские летописи конца XV – начала XVI в., а также общерусские летописные своды³⁹ были

³⁷ Датировку основных летописных сводов см.: Лурье Я.С. Две истории Руси XV века. Ранние и поздние,
независимые и официальные летописи об образовании Московского государства. - СПб.: Дмитрий
Буланин, 1994. С. 13-22.

³⁸ Троицкая летопись. Реконструкция текста / Подг. М.Д. Приселковым. – СПб.: Наука, 2002; Полное
собрание русских летописей. Т. I. Лаврентьевская летопись / Под ред. И.Ф. Карского. – М.: Языки
русской культуры, 1997; Полное собрание русских летописей. Т. II. Ипатьевская летопись / Под ред.
А.А. Шахматова. – М.: Языки русской культуры, 1998; Полное собрание русских летописей. Т. III.
Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / Переиздание с предисловием Б. М.
Клосса. –М.: Языки русской культуры, 2000; Полное собрание русских летописей. Т. IV. Ч. 1.
Новгородская четвертая летопись / Под ред. М.Н. Тихомирова, с предисловиями А.Г. Боброва и Б.М.
Клосса. – М.: Языки русской культуры, 2000; Полное собрание русских летописей. Т. XV. Рогожский
летописец. Тверской сборник / Под ред. А.Ф. Бычкова. – М.: Языки русской культуры, 2000; Полное
собрание русских летописей. Т. XVIII. Симеоновская летопись / Под ред. А.Е. Преснякова. – М.: Языки
русской культуры, 2007.

³⁹ Полное собрание русских летописей. Т. XXIII. Ермолинская летопись / Под ред. Ф.И. Покровского. –
М.: Языки русской культуры, 2003; Полное собрание русских летописей. Т. XXIV. Типографская
летопись / Под ред. С.П. Розанова. – М.: Языки русской культуры, 2000; Полное собрание русских
летописей. Т. XXV. Московский летописный свод конца XV века / Под ред. М.Н. Тихомирова. – М.:
Языки русской культуры, 2004; Полное собрание русских летописей. Т. XXVI. Вологодско-пермская

использованы при анализе воззрений книжников и политических событий
второй половины XV – начала XVI в. В работе широко используется текст
более поздней Никоновской летописи⁴⁰ (30-е гг. XVI в.). В летописях
важны, прежде всего, развернутые описания политических событий,
благодаря которым можно сделать вывод том или ином воззрении
летописца на феномен власти. Важная информация для понимания
политических взглядов древнерусского книжника содержится в

летописных рассказах, посвященных княжеской борьбе, присоединению территорий. При этом нам важен как сам летописный текст, описывающий события средневековой истории, так и специальные термины, используемые летописцами для описания того, что связано с княжеской властью. Помимо собственно летописей, важнейшим источником, позволяющим проанализировать концепции, взгляды и мировоззрение древнерусских книжников являются публицистические произведения, содержащиеся в составе летописных сводов и монастырских сборниках.

Вторую группу источников составляют различные сочинения (послания, письма, поучения, грамоты, похвалы) церковных деятелей XV-XVI вв.⁴¹, а также жития святых, написанные древнерусскими книжниками того же периода. Подход к изучению этих документов в целом повторяет подход к летописям – важен сам текст, т.е. взгляды конкретных церковных деятелей на природу и функции власти.

К третьей группе источников можно отнести документы политического характера, а именно — духовные и договорные грамоты русских князей между собой, с иностранными правителями⁴², а также с Новгородом⁴³. Данные источники, во-первых, отражают динамику постепенного получения московскими князьями власти над великим княжением Владимирским и признание этого ведущими политическими силами региона, а, во-вторых, позволяют увидеть использование тех или иных титулов правителей. Важный блок составляют памятники права⁴⁴ -

летопись / Под ред. М.Н. Тихомирова. – М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2006; Полное собрание русских летописей. Т. XXVII. Никаноровская летопись / Под ред. А.Н. Насонова. – М.: Языки русской культуры, 2007.

⁴⁰ Полное собрание русских летописей. Т. X-XII. Никоновская летопись / Под ред. А.Ф. Бычкова. М.:
Языки русской культуры, 2000. См. о ней: Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи XVI – XVII
веков. - М.: Наука, 1980.

⁴¹ Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. Т. I. 1334-1598 / Сост. Я.
Бередников. – СПб.: В Типографии Экспедиции заготовления Государственных бумаг, 1841; Русская
историческая библиотека, издаваемая археографическою комиссиею. Т. VI. Памятники древнерусского
Канонического права / Сост.: А.С. Пазлов. – СПб.: Тип. Императорской Академии Наук, 1880.

⁴² ДДГ. / Подготовлено к печати Л.В. Черепниным. - М.-Л. Издательство академии наук СССР, 1950.

⁴³ ГПНП / Сост. С.Н. Валк. – М.- Л.: Издательство АН СССР, 1949.

⁴⁴ Памятники русского права. Вып. 2. Памятники права феодально-раздробленной Руси XII-XV вв. / Отв.
ред. С.В. Юшков. - М.: Издательство юридической литературы, 1953; Памятники русского права. Вып. 3.

судные грамоты, судебники⁴⁵ и др. Отметим, что все вышеперечисленные документы также были составлены древнерусскими и московскими книжниками, при этом они во многом отражают представления самих князей о феномене власти и властных полномочиях.

В качестве неопубликованных источников были привлечены документы XV-XVI в., хранящиеся в РГАДА. В частности, материалы фонда № 135, содержащие документы, относящиеся к периоду складывания централизованного государства (договорные и духовные грамоты великих и удельных князей, а также грамоты Великого Новгорода). Был изучен фонд № 357, представляющий рукописное собрание Саровской пустыни, где сохранились ранее неопубликованные документы конца XIV-XVI в. (переписанные древнерусскими книжниками церковные произведения, поучения, а также жития святых), позволяющие рассмотреть работу древнерусских книжников в качестве составителей монастырских сборников, включающих источники по периоду XV в. Привлечены материалы фонда 181, содержащего как сочинения древнерусских книжников XV-XVI в., так и различные сборники, позволяющие проанализировать их деятельность.

Большое внимание уделено документальным свидетельствам,
отложившимся в ОР РГБ. Это материалы из Собраний А.В. Горского (Ф.
79), П.П. Шибанова (Ф. 344), А.Н. Попова (Ф. 236), Музейного собрания
(Ф. 178), а также собрания Н.П. Румянцева (Ф. 256), В.М. Ундольского (Ф.
310), Собрания единичных поступлений рукописных книг древней
традиции (Ф. 722) содержащие отрывки из летописей, хронографы,

исторические сочинения, списки монастырских книг, различные послания,
повести, сборники и отдельные жития святых, переписанные церковные
произведения. В данных собраниях нам интересны как документы,
непосредственно датированные XV – XVI вв., позволяющие рассмотреть
работу книжников и содержащие сведения об авторах и переписчиках,
авторские пометки и т.д., так и более поздние списки (XVII – XIX вв.)
интересующих нас произведений (послания, поучения и др.), а также
тексты содержащие развернутые описания событий (летописи,

хронографы, жития святых, исторические повести и др.).

Научная новизна диссертационного исследования определяется тем, что политические воззрения московских книжников, касающиеся как природы и функций власти, так и распространения власти московских

Памятники права периода образования русского централизованного государства XIV - XV вв. / Отв. ред. С.В. Юшков. - М.: Издательство юридической литературы, 1955.

⁴⁵ Судебники XV-XVI веков / Сост. Р.Б. Мюллер, Л.В. Черепнина. – М.: Наука, 2015.

князей на русские земли впервые становятся предметом отдельного
изучения. На примере концепций и идей власти проведено всестороннее
исследование особенностей формирования и развития политических
взглядов московских книжников, с привлечением комплекса

опубликованных и ранее неопубликованных источников различных типов. Новизна результатов, полученных в ходе исследования, заключается также в развитии теоретико-методических и практических рекомендаций по совершенствованию анализа идеологических концепций и идейных основ средневековых государств на примере Московской Руси, нашедших свое отражение в трудах представителей интеллектуальной элиты – московских книжников. Новизна также состоит в некоторых частных вопросах: уточняется время возникновения концепции, представляющей великое княжение Владимирское вотчиной московских князей, уточняется определение термина «книжник» в широком смысле, как авторов письменных памятников, включающих в себя не только летописи и жития, но также и документы светского характера, предлагается авторский взгляд на эволюцию политической системы Руси.

Теоретическая значимость состоит в том, что разработаны
методические основы изучения взглядов книжников на феномен
княжеской власти, включающие следующие элементы: природа и
происхождение власти, основные функции и задачи власти, изменения во
властных полномочиях под влиянием важнейших политических событий,
право на власть над определенной территорией. В работе

проанализирована динамика представлений о сакральности княжеской власти, а также о праве иноземных правителей на власть над русскими землями, кроме того выявлена зависимость между идеями о единстве русских земель, бытовавшими в XII-XIII вв. и идеологическими концепциями, сформировавшимися в среде московских книжников XV-XVI вв., объясняющих лидерство московских князей в Северо-Восточной Руси.

Практическая значимость определяется тем, что изложенные факты, обобщения и выводы могут быть в полном объеме внедрены в исследования социально-политической истории Руси XV - начала XVI в., также создана модель эффективного применения знаний, касающихся средневековой идеологии, в высших и средних специальных учебных заведениях. Изложенные в исследовании схемы могут быть представлены в качестве методических рекомендаций для разработки лекционных курсов по истории русского средневековья, послужить основной для подготовки

аналитических сообщений, учебных пособий, использованы при преподавании курса «История России».

Методологическая основа исследования. В основу настоящего
исследования были положены принципы историзма и объективности,
предполагающие комплексное изучение общественно-политического поля
русских земель XV-XVI в., в котором формировались взгляды московских
книжников на природу, основные функции и распространение княжеской
власти. Применение историко-генетического метода представляет собой
последовательный анализ источников с целью выявить бытование в них
определенных представлений о власти в целом и о власти московских
князей в частности. Использование историко-сравнительного метода
позволяет путем сравнения произведений, созданных в различных
княжествах, сделать выводы об идеологической окрашенности тех или
иных событий. Историко-системный метод предполагает, что взгляды
московских книжников на власть рассматриваются не сами по себе, а в
непосредственной связи и с постоянными отсылками к политическому и
социокультурному развитию русских земель в XV – начале XVI в. Важную
роль для настоящего исследования играет также понятийно-

терминологиеский метод, позволяющий проанализировать различные специальные термины, встречающиеся в произведениях московских книжников.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Взгляды московских книжников на природу княжеской власти в целом были тождественны взглядам всего образованного слоя русских земель и состояли в следующем: власть дается князю напрямую от Бога, что предполагает высшую ответственность князей, а также невозможность насильственного получения власти. Наследование власти осуществляется исключительно в правящем княжеском роду, в соответствии с «отчииным» принципом и принципом «старейшинства». Особенно актуальна для московских книжников XV-XVI вв. была идея родства московских князей с величайшими правителями периода Киевской Руси и владимирскими князьями, так как она объясняла право московских князей на власть в русских землях, а также представления об «отчинном» наследовании власти над Владимирским княжением со времен правления князя Ивана Калиты.

2. Наиболее значимыми из функций княжеской власти для московских книжников были праведный суд, забота о нуждающихся, а

также всесторонняя поддержка православия и необходимость соответствия христианским идеалам. Особое религиозное благочестие московских князей, отраженное в трудах книжников, стало одним из элементов средневековой московской идеологии. Политические концепции конца XIV – первой половины XV в. предполагали невмешательство князей в церковные дела, а также преимущество духовной власти над светской.

3. Со второй половины XV в. статус княжеской власти существенно возрос в силу внешнеполитических и внутриполитических событий, что выразилось в обретении князем некоторых сакральных функций и права вмешиваться в церковные дела, причем идейная основа данных функций и прав была заложена в предшествующие периоды. Сочинения книжников конца XV – начала XVI вв. завершили развития идеологии Московского государства, объяснив в духе идей о преемственности власти, происхождение княжеской династии от римских императоров, а также переход сакрального центра православия в Москву из Константинополя.

4. Восприятие образованным слоем иноземной власти монгольских ханов не оставалось неизменным на протяжении XIV-XV вв. У книжников в XIV – первой половине XV вв. легитимность власти иноземных «царей» не вызывала сомнений, хотя в их сочинениях и появляется мотив сопротивления узурпаторам власти, что объясняется широким распространением в среде книжников идей о преемственности власти и невозможности ее силового захвата. В конце XV в. полному пересмотру подвергается сама суть иноземной власти, она объявляется нелегитимной, в то время как хан «утрачивает» царское достоинство.

5. Важным фактором, способствующим объединению русских земель, послужили представления о тождественности земель СевероВосточной Руси (княжения Владимирского) понятию «Русская земля», распространенные в среде древнерусских и московских книжников XV – начала XVI вв., а также возникшие в середине XIII в. в образованной среде Владимирского княжества представления о власти владимирских князей над землями всего Древнерусского государства.

6. Впервые идея о власти московских князей над всей Русской землей появилась в работе московских книжников около середины XIV в., а затем получила развитие в трудах книжников XV в., и связана с именем московского князя Ивана Калиты, который предстает в их сочинениях безусловным лидером Северо-Восточной Руси, власть которого распространяется на всю Русскую землю, а не только на Московское княжество.

7) Концепция, представляющая Русскую землю (т.е.

Владимирское княжение) «отчиной» московских князей получила широкое распространение в трудах московских книжников XV – начала XVI вв., отражающих борьбу за великокняжеский ярлык московского князя Дмитрия Ивановича с нижегородскими и тверскими князьями, а затем была использована московскими книжниками в годы правления Ивана III для легитимации подчинения Новгорода. С середины XV в. в образованной среде Московского княжества вновь актуализируются представления о Русской земле, как о территории, включающей все земли и княжества бывшего Древнерусского государства. Именно эти представления послужили идейным обоснованием распространения претензий московских князей на славянские земли, подвластные Великому княжеству Литовскому.

Достоверность исследования подтверждается анализом, обобщением и осмыслением документальных материалов РГАДА и ОР РГБ, комплекса опубликованных документов, научных публикаций, - все это дает возможность выявить комплекс обозначенных проблем в формировании и развитии идеологии Московской Руси. Достоверность исследования подтверждается также верификацией выводов, сделанных в исследовании.

Апробация результатов исследования. Основные положения исследования излагались на XXII международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» (М., 2015), X научно-практической конференции «Актуальные вопросы истории Московского края» (М., 2016), XIV научной конференции «Тенденции и перспективы развития современного научного знания» (М., 2015), а также были апробированы в виде 4 научных статей, изданных в журналах, входящих в Перечень ВАК, тезисов к конференции и статьи в сборнике материалов конференции.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка сокращений и условных обозначений, списка источников и литературы.

Древнерусские и московские книжники XV - начала XVI вв. и специфика их работы

Древнерусские книжники – представители образованного слоя средневековой Руси, на протяжении столетий вносившие огромный вклад в культурное развитие государства. В данном разделе мы постараемся кратко осветить важнейшие, на наш взгляд, особенности мировосприятия древнерусских книжников, а также специфику работы преимущественно московских книжников в период XIV – начала XVI в.

Большинство дошедших до нас источников по истории XV-XVI вв. были созданы именно книжниками – придворными княжескими или митрополичьими летописцами, агиографами и публицистами, принадлежащими, в большинстве своем, к среде православного духовенства. Историю практически любого русского средневекового произведения можно представить, прежде всего, как историю работы над ним древнерусского книжника. При этом книжники, как правило, не просто копировали текст той или иной летописи или произведения, а вносили в текст сознательные изменения, создавали новый памятник на основе предшествующих списков или исправляли текст, доставшийся им от предшественников в соответствии со своими задачами и мировосприятием104.

Исследователи выделяют множество градаций «книжных деятелей», помимо, собственно, авторов105, а именно редакторов текста, составителей различных сборников или летописных сводов, стилистических правщиков и др. В процессе работы древнерусского книжника текст получал частицу его индивидуальности, а также претерпевал ряд изменений, от существенных, порой меняющих смысл всего текста, до совершенно незначительных, вызванных прежде всего невнимательностью. Степень «вмешательства» книжника в тесты была также разная: переписывая тексты летописей или каких-либо публицистических произведений он мог позволить себе дополнять их кусками собственного сочинения, компилировать различные редакции.

В то же время существенной частью работы книжников было переписывание различных текстов, религиозного характера, таких как Евангелие, Псалтырь, сочинения отцов церкви и др. Подобные сочинения были в любом древнерусском монастыре, их совокупность составляла так называемые монастырские сборники, составлением и обновлением которых также занимались книжники. При этом в подобных сборниках могли присутствовать как объемные религиозные сочинения, как, например, широко распростаненная в средневековой Руси «Лествица» Иоанна Синайского106 и другие труды святого107, так и отдельные небольшие «слова» (напр., «Слово Иоанна Златоуста о за не без ума матеть всяк члвкъ живыи»108), поучения (напр., поучения евангелиста Луки109) и отедельные статьи («О книгах», «О творящих грех», «О испытаньи книгъ», «О кротости и дерзости» и др.110), также объединенные в небольшие сборники. В монастырях часто составлялись сборники имевшихся книг, сами сочинения обновлялись и переписывались («написано з древнего переводу благочестивых царей и великих князей…»111), над одной книгой могли работать сразу несколько книжников, живших в разное время, придавая тем самым книге определенную уникальность («по благословлению игумена Тихона и по совету всех соборных старцов уставщик старец Еуфимей (Турков) да книгохранитель Пафнотей Рыков переписали во обители пречистыя богородици все книгы в казне и по церквам и по кельям…»112). Эти сочинения могли принадлежать как монастырю, так и конкретному человеку («преподобного старца Иосифа письма его, которые с собою принес и в манастыре писал, отобраны оприче в коробе…»113). Вышеуказанные тексты, без сомнения, подвергались значительно меньшей редактуре, чем летописи или же публицистические произведения, хотя и получали частичку «индивидуальности» работавшего над ними книжника.

Таким образом, по утверждению Лихачева, «индивидуальность» книжника сталкивалась с «индивидуальностью» текста114. При этом нельзя сказать, что древнерусский книжник оставался «один на один» со своим текстом: его окружали другие книжники, которые могли вести с ним совместную работу над одним текстом, важную роль играл заказчик – влиятельное светское или духовное лицо, заинтересованное в определенном изложении событий, и, наконец, сам книжник принадлежал к определенной социокультурной среде со своими ценностями, в то время как его труд имел идейное значение и предназначался для той или иной обстановки115.

В процессе изучения деятетельности древнерусских и московских книжников особую сложность также представляет проблема авторства. В редких случаях мы знаем имя книжника-составителя или даже заказчика летописного свода, как, например, монаха Лаврентия, переписавшего для суздальско нижегородского князя Дмитрия Константиновича летопись, в последствии названную Лаврентьевской в его честь. Краткие заметки об авторах также встречаются в публицистических произведениях, как например, в Похвале Ивану Калите из Сийского евангелия: «А писали многогрешнии дьиацы Милентии да Прокоша»116, или вероятный автор «Задонщины» брянский боярин Софоний Рязанец, иногда сведения о книжнике-создателе, заказчике и даже месте написания содержат тексты религиозного содержания, как, например, Евангелие 1502 г.: «Написана бысть сиа книга глаголемая Евангелие, повелением архимандрита Аврамия, настоятеля Святыя живоначальныя троицы Богомъ спасаемаго града Слуцка рукою многогрешнаго и хужьшаго всех последняго во иноцех священноинока Антониа…»117, однако в большинстве своем древнерусские книжники XV-XVI вв. – авторы и переписчики различных текстов стаются безымянны. Естественно, это не касется тех случаев, когда автором текста является кто-то из высших церковных иерархов – известных игуменов крупных монастырей (напр., Кирилл Белозерский) или митрополитов (напр., митрополит Алексей, Киприан, Иона и др.).

Как отмечалось выше, в контексте данного исследования под собирательным термином «книжники» мы будет подразумевать не только средневековых летописцев и агиографов, о специфике работы которых упоминалось ранее, но также и авторов других письменных памятников, таких как послания, поучения, похвалы и др., так как, авторы этих памятников, зачастую занимавшие важнейшие церковные должности, также принадлежали к образованному слою средневековой Руси и являлись носителями тех же идей и ценностей. Значения термина «книжники» также можно распространить еще шире – на авторов всех письменных памятников, включая духовные и договорные грамоты русских князей, памятники законодательства и др., которые, хотя сами и не являлись непосредственными авторами текстов, однако также принадлежали к образованному слою средневековой Руси.

Период истории русского средневековья XIV-XVI вв., события которого нашли свое отражение в трудах московских книжников XV-XVI вв., традиционно именуется периодом складывания Русского централизованного государства на землях Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Именно в это время формируется политическая и экономическая системы, происходит складывание социальных институтов, отличных от Киевского периода. Д.С. Лихачев называл период XIV-XV вв. временем возрождения русских земель, т.к. именно в это время следует искать предпосылки образования самого крупного и одного из мощнейших государств средневековой Европы. Однако объединение русских земель происходило не только силой меча и дипломатии. Параллельно с процессом политического объединения шла всеобъемлющая идеологическая работа, которую проводили московские книжники. Характер их деятельности свидетельствует, по мнению А.А. Шахматова, об общерусских интересах, о единстве русских земель в такую эпоху, когда эти понятия едва только возникали в мечтах московских правителей118.

Вместе с тем было бы неверно представлять московских книжников исключительно как выразителей идей и чаяний правящего класса Московского княжества. Московские книжники, в большинстве своем, принадлежавшие к среде духовенства, осуществляли свою работу в соответствии с чисто религиозным восприятием окружающего мира и происходящих в нем событий. Обладая доскональным знанием Священного писания, а также других христианских текстов, древнерусские книжники в своих сочинениях проводили параллели с библейскими сюжетами, постоянно находя в окружающих событиях свидетельства Божьего промысла. Подобные «религиозные мотивы, вплетающиеся в ткань произведений древнерусских книжников, по мнению А.И. Клибанова, «не могут быть отброшены как довески или шелуха без ущерба для изучения их как памятников средневековой мысли и литературы»119.

Основные функции княжеской власти и политические учения в трудах московских книжников в XV в.

Помимо разработки идей о происхождении власти, древнерусские книжники, а также церковные иерархи, активно взаимодействовавшие с князьями в период объединения земель Северо-Восточной Руси вокруг Москвы, не могли обойти стороной в своих сочинениях такую важную тему, как функции и пределы княжеской власти. В данном разделы мы рассмотрим основные, с точки зрения древнерусских и московских книжников, функции власти князя, властные заслуги московских князей эпохи возвышения Москвы, а также проанализируем основные политические теории, отраженные в трудах книжников XV в.

Как было отмечено в предыдущем разделе, идеи о божественном происхождении власти получили широкое распространение в среде древнерусского духовенства и книжников, начиная с эпохи Древнерусского государства. Божественное поставление налагало на князей особые задачи, за выполнение которых князья несли ответственность непосредственно перед Богом. Первые и наиважнейшие, с точки зрения православного духовенства, задачи княжеской власти напрямую выходят из идеи о богоизбранности власти. Князья, получившие свою власть свыше и являющиеся по сути представителями Бога, должны были вершить суд на земле, также как Бог вершит его на небе. О такой задаче князей духовенство и книжники говорят, начиная с первых веков существования на Руси христианства. В уже цитированном нами ответе епископов крестителю Руси князю Владимиру I, помещенному в Ипатьевской летописи, сказано: «подобает ти со испытаниемъ и разсмотрениемъ злыхъ казнити по закону божественному, а добрыхъ миловати; понеже власть в обоихъ сихъ послушныхъ окормляетъ еже есть страхом и милостию; без сихъ бо власть никакоже пребывает» (подчеркнуто мной. – В.Т.)206. Таким образом, право князя казнить злодеев было санкционированно божественным законом и, следовательно, не может быть ни кем оспорено. Однако в данном ответе содержится еще одно важное указание на задачи княжеской власти, которое в дальнейшем получило распространение в трудах древнерусских книжников и священнослужителей.

Помимо осуществления собственно карательных функций в отношении «злых», князь, в соответствии с нормами христианской морали и новозаветным учением, должен был миловать «добрых», всячески заботиться о беззащитных и в своих решениях руководствоваться правдой, т.е. божественным законом. Так, в XIII в. древнерусский книжник автор поучения князьям сообщает: «Рече пророк: Боже, судъ твои цареви даждь и правду твою сынови цареву, храня истину въ веки и творя судъ обиденнымъ отца сирыхъ и судья вдовицъ, и честь царя – судъ любить, и правда съ небеси яриниче, еже есть Христосъ …Князь, любя судъи правду, небо есть земное, и душа его – престолъХристови…» (выделено мной. – В.Т.)207. О необходимости князьям судить по правде, проявлять милость и заботиться о беззащитных говорит, основываясь на ветхозаветных текстах, в своем поучении митрополит Алексей: «А князи и боаре и вельможи судите судъ милостивно: судъ бо безъ милости есть не створшему милости, хвалится милость на суде (Иак. 2,13); мъзды на неповинныхъ не приимайте и не на лица судите, судъбо Божий есть (Второз. 1,17); судите людемъ въ правду и вдовиц и сиротъ и пришлецъ не обидите, да не взопиют на васъ к Богу» (подчеркнуто мной. – В.Т.)208.

Как одну из главных заслуг Ивана Калиты московские книжники, создавшие похвалу московскому князю, видели именно праведный суд согласно правде: «О семъ бо князи великомъ Иване пророк Езекии глаголетъ: «В последнее время в аспустевшии земли на запад въстанетъ цесарь правду любя и суд не по мьзде судяи ни в поношение поганым странам. При семъ будеть тишина велья в Рускои земли и въсияеть в дни его правда, яко же и бысть при его царстве. … Сии бо князь великой Иоан имевше правый суд паче меры» (подчеркнуто мной. – В.Т.)209. Книжниками также отмечалась забота московского князя о беззащитных, об Иване Даниловиче сообщается: «Сирым в бедах помощник, вдовици от насилник изимая яко от уст львов»210. Особое милосердие Дмитрия Донского также являлось предметом восхищения московского книжника, который отмечал, что князь являлся примером и опорой своим подданным: «…а сий (Дмитрий Иванович. – В.Т.) неповинныя любляше, повинныа же пращааше. По великому же Иову – яко отець есть миру, око слепым, нога хромымъ, стлъпъ и стражь, и мерило известно, к свету правя подвластныа…»211.

Отметим, характерные для книжников представления об обязанностях князя, согласно которым князь являлся верховным судьей и должен был вершить суд согласно «правде», нашла отражение в правовых документах эпохи русского средневековья «… судити им у князя на сенех, взираа в Правду по крестному целованью»212. Помимо этого, правовые памятники содержат нормы, приписывающие чем должен руководствоваться праведный судья: «правого не погубити, а виноватого не жаловати, а без исправы человека не погубити… таиных посулов не имати…»213, а также положение об ответственности за неправедный суд после смерти («А не въсудят в Правду, ино бог буди им судиа на втором пришествии Христове…»214), что, в свою очередь, соотносится с представлениями о праведном суде, отраженными в трудах книжников XV-XVI вв.

Помимо правления согласно правде и праведного суда, в качестве важнейших задач княжеской власти древнерусские книжники видели всестороннюю поддержку православия и православной церкви. Эти воззрения находятся в непосредственной связи с идеями, заимствованными, как считает Дьяконов, из византийских политических теорий, согласно которым император являлся высшим блюстителем чистоты православия215. Отголоски этих представлений можно найти в посланиях византийского патриарха Нифонта к великому князю Михаилу Ярославичу Тверскому, составленному в ходе конфликта между митрополитом Петром и частью православного духовенства, которое поддержал тверской князь. В числе прочего патриарх указывает, что князь, как и все его люди «съ всим усердием твердо держати закон Божий»216. Однако, проповедь данной идеи не нашла практического применения в XIV в., а получила развитие лишь после Флорентийской унии и падения Константинополя217, когда русская православная церковь, получив автокефалию, стала независимой от константинопольского патриархата.

Однако идеи о необходимости поддержки князем православия и православной церкви, известные с первых веков распространения христианства на Руси218, без сомнения, получили свое отражение и в трудах книжников XV в. В свою очередь религиозное благочестие, которое выражалось в лояльности и всяческой поддержке русской православной церкви, являлось, с точки зрения древнерусских книжников, одной из основных положительных характеристик земных властителей. Данный факт был особенно актуален для общественно-политической мысли Московского княжества, так как союз с православной церковью и митрополичьей властью был одной из основ политики московских князей. Наиболее ярко данный факт был отражен в житии митрополита Петра, созданном московскими книжниками при дворе Ивана Калиты219 вскоре после смерти московского святителя, и отредактированном при непосредственном участии митрополита Киприана в 80-х гг. XIV в.220 В данном произведении московский книжник восхваляет Ивана Даниловича, используя те же конструкции, что и авторы похвалы из Сийского евангелия: «В том убо граде бяше обладуя благочестивый великый князь Иоан сын Данилов, вьнука блаженаго Александра. Его же виде блаженый Петр въ православии сиающа и всякыми добрыми делы украшена, милостлива суща до нищих, честь подавающа святыимъ божиимъ церквам и тех служителем, любочьстива к божественным писаниемъ и послушателя святых учений книжныих...»221. Именно религиозное благочестие московского князя стало, согласно московским книжникам, той причиной, по которой будущий святой избрал Москву своим любимым городом, тем самым возвысив его: «... и зело възлюби его (Ивана Калиту – В.Т.) божий святитель. И начат болшее инех мест жити в том граде» (в Москве – В.Т.)222.

Таким образом, демонстрация религиозного благочестия, также, как и упоминания о нем в письменных памятниках, без сомнения, являлись важным моментом средневековой московской идеологии. Московские книжники особенно отмечали заслуги князя Ивана Калиты в поддержке православия и, в особенности, в строительстве церквей. «В то бо время благочестию велию восиявши, многим святым церквам съзидаемым, учьнию божественых словес от уст его яко источнику велик текущю, напаяющи благочестстивых святитель сердца и христолюбивых в его державе людии. Безбожным ересам прествшим при его державе, многим книгам написанным его повелением…» (подчеркнуто мной. – В.Т.)223, - говорят о московском князе авторы похвалы из Сийского евангелия.

Концепт «Русская земля» во второй половине XII–XIII вв. и его отражение в трудах книжников

Формирование государства, как в эпоху средневековья, так и в новейшее время, представляет собой длительный, нередко занимающий не одно столетие, процесс, на который влияет целый комплекс внутренних и внешних факторов. История создания централизованного Российского государства не является исключением, по мимо прочего, она неразрывно связана с предшествующими формами государственной организации Русских земель и княжеств по меньшей мере домонгольской эпохи (IX-XIII вв.). В контексте нашего исследования, прежде всего, вызывает особый интерес не только политическое развитие, но и его отражение в трудах древнерусских книжников. В данном разделе мы рассмотрим развитие идеи о «Русской земле» в трудах книжников XII-XIII вв., которая оказала значительное влияние на последующие объединительные процессы и их отражение в трудах московских книжников XV – начала XVI вв.

С 30-х гг. XII в. некогда единое Древнерусское государство вступает в эпоху территориально-политической раздробленности. Многие из существовавших в то время земель являлись де-факто независимыми государствами с утвердившейся княжеской ветвью из рода Рюриковичей и определенными границами. Междоусобная борьба шла в основном за «общерусские столы» (Киев, Новгород, с XIII в. – Галич) или же за приграничные территории, не имеющие стольных городов. Никто из правителей отдельных земель эпохи территориально-политической раздробленности, после Владимира Мономаха и Мстислава Великого, не претендовал и не пытался распространить свою власть на всю территорию бывшего единого государства Русь373, в то время как сами «земли» в политическом смысле постепенно трансформировались в независимые государства.

Однако, несмотря на политическую раздробленность, в XII-XIII вв. по источникам можно проследить наличие определенных представлений о единстве русских земель, причем носителями таких представлений, являлись не столько князья, сколько представители образованного слоя. Так в художественных произведениях, таких как «Слово о полку Игореве» есть прямой призыв к прекращению междоусобных войн среди русских князей, а также обращение к общему историческому прошлому, т.е. временам единого государства.

К факторам, объединяющим русские земли, помимо осознания общей истории, относится также религия. Православие и православная культура к XII в. глубоко проникает практически во все сферы жизни населения Древнерусского государства, и именно это культурное единство продолжает ощущаться даже, несмотря на политическую раздробленность. Так, И.Н. Данилевский связующим звеном считает именно православную церковь, глава которой носил титул митрополита Киевского и всея Руси374.

В данном контексте интересно также употребление древнерусскими книжниками в домонгольских летописях термина «Русь» и производного от него «Русская земля», как маркера того социокультурного пространства, объединяющего довольно разрозненные земли XII-XIII вв. Указанный термин, использовался в трудах книжников в двух значениях. Он мог обозначать как конкретный народ, населяющий территорию Древнерусского государства, так и собственно страну (синонимом в данном случае будет словосочетание «Русская земля»)375. Рассмотрим, какую именно территорию называли «Русской землей» древнерусские книжники и что включали в данное понятие.

Понятия «Русь» и «Русская земля» в домонгольских летописях чаще употреблялись для обозначения конкретной территории – Среднего Поднепровья, которая включала в себя Киевское, Черниговское и Переяславское княжества, причем иногда термин «Русская земля» встречается в более узком смысле – для обозначения территорий исключительно Киевского княжества376. Однако данные термины встречаются в летописях также в широком смысле, т.е. ими обозначается вся территория, заселенная восточными славянами. Указанная идея о единстве всей «Руси» получила наиболее четкое выражение в киевском летописании, в то время как в летописях Новгородской и Ростово-Суздальской земли отождествление этих территорий с «Русью» встречается редко и несистематично, в основном, когда речь идет о противостоянии с неславянскими народами377. Это свидетельствует о том, что контакты с иноязычной средой активизировали в сознании преставления о русских – восточных славянах, как особом народе, и, соответственно, о Русской земле, как пространстве, населенным восточными славянами.

Монгольское нашествие – одно из важнейших событий XIII в., оказало сильнейшее влияние как на политическую, так и на социокультурную ситуацию в русских землях. В ходе нашествия наибольшему разорению подверглись земли Южной Руси, к концу XIII в. исчезли княжеские столы в Киеве, Переяславле и Чернигове. При этом усилилось политическое значение окраинных земель – Галицко-Волнынской и Ростово-Суздальской, где сложилась сильная княжеская власть, и в каждой из которых князья, пусть в условиях зависимости от Орды, начинают претендовать на все наследие Древнерусского государства, т.е. «Русь» в широком смысле378. Отметим, что в данном случае речь идет не о претензиях на реальную власть в русских землях, а скорее о заполнении идеологического вакуума, оставшегося после падения Киева, который на протяжении всего периода истории Древнерусского государства считался его сакральной столицей и отождествлялся с центром Русской земли.

Так, в галицко-волынской части Ипатьевской летописи местный книжник именует князя Романа Мстиславича не иначе как «самодержцем всея Роуси» и в деяниях своих сравнивается одним из последних правителей единого Древнерусского государства – Владимиром Мономахом: «ревнова же бо дъедоу своемоу Мономахоу погоубившемоу поганыа Измаильтяны рекомыа Половци»379. Продолжая эту линию, южнорусский книжник называл Романа «цесарь в Роускои земли», в то время как его сын – Даниил Романович Галицкий, никогда не княживший в Киеве, по сообщению летописца владел «Роускою землею, Киевом и Володимером и Галичем»380.

Примерно в это же время (в конце XIII–XIV вв.) начинается продвижение на западные и южные русские земли Великого княжества Литовского. Постепенно оно подчинило себе территории Полоцкого и Пинского княжеств, Волынской, Киевской, Переяславской и большую часть Черниговской земли, а в начале XV в. захватило Смоленское княжество381, которое до этого момента было одним из активных игроков на международной арене того времени. В последствии, Литва, присоединив к себе большинство южных и западных русских земель (т.е. территории бывшего Древнерусского государства, населенные восточными славянами), в конце XV в. также выдвинет свои претензии на наследие Древней Руси.

Монгольское нашествие и следующие за ним события оказали колоссальное влияние не только на политическую структуру, но и на социокультурное развитие и общественное сознание Северо-Восточной Руси, куда после падения Киева переместился центр русской государственности. В Ростово-Суздальском княжестве со столицей во Владимире-на-Клязьме, которое в домоногольских летописях именовалось «Суздальской» или «Ростовской» землей, после монгольского нашествия в среде местных книжников также, как и в Галицкой Руси, появляются идеи о власти местных князей над всей территорией Древнерусского государства. При этом, в данном контексте, нельзя не отметить, ошибочность суждений о якобы состоявшемся уже в середине – второй половине XII в. переносе номинальной столицы всей Руси из Киева во Владимир. Как отмечает А.А. Горский, такое событие имело место значительно позже – при Александре Невском и его потомках, в то время как в XII-XIII вв. Суздальская земля была, наравне с Черниговской, Смоленской и Волынской, одной из сильнейших, но не главной382.

Как уже было сказано выше, в памятниках ростово-суздальской книжности XII-XIII вв. отождествление территории Северо-Восточной Руси с «Русью» в широком смысле встречается крайне редко. В некрологе Всеволода Большое Гнездо, одного из сильнейших русских князей, помещенном в Лаврентьевской летописи, «благочестивым князем всея Руси» и «внуком Владимира Мономаха» древнерусский книжник именует не владимирского князя Всеволода, а его отца Юрия Долгорукого, который, по нормам того времени, как раз и являлся «князем всея Руси», т.к. княжил в Киеве. Данную тенденцию подтверждает тот факт, что даже после монгольского нашествия «Русской землей», продолжает иногда именоваться территория Среднего Поднепровья383.

Объединительные процессы в русских землях, идеи общерусского единства в XV - начале XVI вв. и их отражение в трудах московских книжников

Представление о великом княжении Владимирском, как о вотчине московских князей, признанное ведущими политическими силами региона и нашедшее отражение в трудах московских книжников, довольно прочно укоренилось в политическом сознании земель Северо-Восточной Руси XV в. дальнейшее объединение региона, хоть и не такими активными темпами, было продолжено в годы правления в Московском княжестве Василия I и Василия II, и практически завершилось в период правления Ивана III. В образованной среде Московского княжества, представители которой довольно чутко реагировали на изменение обстановки, продолжалось развитие рассматриваемых нами выше идей и концепций. В данном разделе мы остановимся на отражении идей общерусского единства в трудах московских книжников в изменившихся условиях внутренней и внешней политики XV – начала XVI вв., а также продолжим рассмотрение концепта «Русской земли».

В период княжения в Москве Василия I и Василия II, когда московскими книжниками и представителями интеллектуальной элиты других русских земель были составлены наиболее ранние из дошедших до нас летописных сводов, а также основные публицистические памятники, описывающие события XIV – начала XV вв., до реального политического объединения земель СевероВосточной и Северо-Западной Руси в единое государство было еще далеко, однако в образованной среде не только Москвы, но также Новгорода, Пскова и Твери можно наблюдать схожие тенденции отождествления «Русской земли», где правят «русские князья» с территориями подвластными великому князю владимирскому. Границы реальной политической власти московских князей на протяжении XV в. не оставались неизменными, однако не приходится сомневаться, что появление в образованной среде русских земель вышеуказанных представлений в значительной степени опередило по времени объединение этих земель в единое Российское государство530.

Таким образом, мы имеем возможность наблюдать сложное взаимодействие политики и идеологии, а также связанными с ними идей и представлений о единстве Русской земли. В данном случае вполне убедительным представляется вывод, сделанный Д.С. Лихачевым, согласно которому, чем круче была политика Москвы в деле собирания русских земель, тем ожесточеннее было сопротивление со стороны других русских областей – в первую очередь Новгорода и Твери. Однако, как считает исследователь, противопоставляя Москве свои политические теории, области вынуждены были считаться с достижениями исторической мысли Москвы и безоговорочно принимали некоторые из ее идей. Таким образом, чем ярче разгоралась борьба Москвы с Новгородом и Тверью, тем яснее становилась победа идеи общерусского единства531. В данном разделе мы проанализируем отражение объединительных процессов XV – начала XVI вв. в трудах московских книжников, а также рассмотрим их связь с развитием концепта «Русской земли».

Как омечалось выше, конец XIV в. ознаменовал собой превращение великого княжения Владимирского в вотчину московских князей. При этом, отождествление с «Русской землей» территорий Владимирского княжение было характерно для всех регионов Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Вместе с тем, представления о «Русской земле» как о территории, населенной восточными славянами, в XV в. все еще сохранялись хотя и в несколько ином свете, отличном от предшествующих периодов. Олицетворением единства Руси как территории русского народа, волею судеб попавшего под власть различных государств, была в XIV в. киевская митрополия, духовная власть которой, независимо от места пребывания митрополита, должна была распространяться на все православные земли, вне зависимости от реальных политических границ. Главы Русской православной церкви, носившие титул митрополитов Киевских и Всея Руси, для которых сохранение единства митрополии было более чем актуально в политических реалиях XIV-XV вв., вероятно, должны были поддерживать идеи единства Русской земли в широком значении532. Особенно эти тенденции проявились в годы пребывания во главе русской церкви митрополита Киприана, власть которого распространялась в том числе на литовские епархии. Вместе с тем, правящие круги и образованная элита московского княжества, также, судя по всему, были заинтересованы в сохранении своей генетической связи с Киевским государством. В данном случае показательны свидетельства одного из памятников Куликовского цикла, а именно «Задонщины», которая в старшем списке начинается с упоминания об Афете, от которого «родися Русь преславная», призыва подняться «на горы Киевьскыя», а также содержит список «русских князей», которым пел славу киевский певец Боян533. В памятнике также говорится, что московские князья Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич вступили в поход «помянувши прадеда Володимера Киевъскаго, царя русскаго», что согласуется с представлениями московских книжников о преемственности власти. Пример «Задонщины», по мнению Б.Н. Флори, является тем более показательным, что данный памятник стоит на грани между «ученой литературой и фольклором»534 и может, в определенной мере, отражать представления более широкого стоя населения.

Преемственность московских князей правителям эпохи Древнерусского государства, как было отмечено ранее, во многом служила целям легитимации их собственной власти, однако, вместе с тем, поддерживала представления о единстве Руси. В «Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича» подчеркивается родство московского князя с Владимиром Киевским: «…отрасль благоплодна и цвет прекрасный царя Володимера, новаго Костянтина, крестившаго землю Рускую, сродник же бысть новою чюдотворцю Бориса и Глеба»535.

В то же время, именно «Слово о житии и преставлении» позволяет сделать предположение о возможном развитии представлений о «Русской земле» и власти московских князей применительно к московской идеологии первой половины XV в. «Похваляет… Володимера Киевьская с окрестными грады, тебе же, князь великии Дмитрии, вся руская земля»536, - пишет неизвестный московский книжник, судя по всему, подразумевая под «Русской землей» не территорию великого княжения Владимирского, а всю Русь, т.е. земли восточных славян. В подтверждение использования данного термина в широком значении может также служить многочисленные упоминания Дмитрия Ивановича в качестве «господина» или «царя» «всеи земли Руской», а самой «Руской земли» - его «отчиной»537. Таким образом, «Слово о житии и преставлении» является первым из произведений московских книжников, которое позволяет предположить, что наравне с распространенными в Северо-Восточной и Северо-Западной Руси представлениями о «Русской земле» как территории тождественной великому княжению Владимирскому, в московской общественно-политической мысли присутствует иная тенденция, а именно использование термина «Русь» или «Русская земля» в широком смысле. При этом, принципиальное отличие от предшествующих периодов состоит в том, что укоренившееся к первой половине XV в. представление о великом княжении Владимирском («Русской земле» в узком смысле) как вотчине московских князей определенным образом модернизируется. При сохранении значения термина «Русская земля» в узком смысле, появляется его использование в широком, и, соответственно, «отчинные» права московских князей, постепенно распространяются на все русские земли, бывшие некогда часть Древнерусского государства, в котором правили киевские князья.

Действительно, в период правления сына Дмитрия Ивановича князя Василия I к Москве оказывается присоединено Нижегородское княжество, являвшееся составной частью одного из сильнейших в второй половине XIV в. Суздальско-Нижегородского княжества, правители которого, наравне с московскими и тверскими, носили титул «великих князей», указывающий на их высокий статус в иерархии княжений Северо-Восточной Руси. Василий I мог претендовать на Нижний Новгород, так как, во-первых, приходился внуком суздальско-нижегородскому князю Дмитрию Константиновичу, а, во-вторых, по праву великого князя Владимирского, поскольку Нижегородское княжество до 1341 г. входило в состав великого княжения Владимирского538. Однако, несмотря на это, Нижним Новгородом в конце XIV в. влядели прямые потомки Дмитрия Константиновича – его сыновья Василий и Симеон. Таким образом, присоединение Нижнего Новгорода произошло при жизни князей, имевших наследственное право на этот стол, что с правовой точки зрения являлось недопустимым. В этой связи показательны отражения этих событий московскими и тверскими книжниками, что позволяет сделать вывод об идеологическом обосновании московской политики.

В данном случае мы можем видеть совершенно определённое негативное отношение тверского книжника к московской экспансии XIV-XV вв., которая происходила при содействии Орды, что, несомненно, являлось, с точки зрения летописца, отягчающим обстоятельством: «и поиде (князь Василий I. – В.Т.) в Орду къ царю къ Токтамышу и нача просити Новагорода Нижняго, княжениа князя великаго Борисова на кровопролитие, на погибель христианьскую. Безбожныи же Татарове взяша сребро многое и дары великии, и взя Нижнии Новъградъ златомъ и сребромъ, а не правдою539». (Подчеркнуто мной. – В.Т.)540.

Характерно, что официальные московские летописи преподносят указанные события в совершенно ином свете: «великыи князь Василеи Дмитриееевич, многу честь от царя приемъ и дары, еще же передасть ему к великому княженью и Новъгород Нижнии и Городецъ со всем что ни есть во власти их, тако же Мещеру и Торусу. Толику же честь приятъ от царя, яко же ни единъ от прежних великых князеи не приятъ тако ни у которого царя»541. Здесь, как и в рассказе о получении великого княжения Дмитрием Ивановичем, Василий I возвеличивается московским книжником как князь, принявший наибольшую честь от ордынского хана. При этом, в московской летописи, в отличие от тверской, события поданы таким образом, что возникает ощущение, что Нижегородское княжение было передано Василию I по инициативе Тохтамыша, а вовсе не по его просьбе, которая сопровождалась щедрыми денежными подарками.