Содержание к диссертации
Введение
1. Представления о Китае в периодической печати (1850– 1880-е гг.) 69
1.1 Китай в печатных периодических изданиях российских научно просветительских организаций 69
1.2 Китай в российских специальных печатных периодических изданиях, ориентированных на профессионально подготовленных читателей 106
1.3 Китай в печатных периодических изданиях широкого тематического профиля 143
2. Представления о Китае в периодической печати (конец 1880-х г. – 1904 г.) 168
2.1 Описание Китая в трудах сотрудников российских образовательных и научно-просветительских организаций, опубликованных в печатных периодических изданиях 168
2.2 Описание Китая в российских печатных периодических изданиях, ориентированных на читателя-профессионала 211
2.3 Описание Китая в тематически разнообразных периодических изданиях, предназначавшихся широкой читательской аудитории 250
3. Представления о Китае в периодической печати (1904/1905 – 1917 гг.) 327
3.1 Свидетельства о Китае в печатных периодических изданиях образовательных и научно-просветительских организаций 327
3.2 Свидетельства о Китае в печатных периодических изданиях для профессионально подготовленных читателей 390
3.3 Свидетельства о Китае в печатных периодических изданиях для широких слоев российского общества 425
Заключение 495
Список использованных источников и литературы 511
Приложение А 552
- Китай в печатных периодических изданиях российских научно просветительских организаций
- Описание Китая в трудах сотрудников российских образовательных и научно-просветительских организаций, опубликованных в печатных периодических изданиях
- Описание Китая в тематически разнообразных периодических изданиях, предназначавшихся широкой читательской аудитории
- Свидетельства о Китае в печатных периодических изданиях для широких слоев российского общества
Китай в печатных периодических изданиях российских научно просветительских организаций
Основательность и широкое использование китайской литературы (переводов сочинений по истории и географии, трудов философов, сводов законов и др.) отечественными китаеведами получили позитивную оценку представителей российской интеллигенции. С исследователями, в частности, о. Иакинфом, общались известные литераторы и издатели (И.А. Крылов, А.С. Пушкин, В.Ф. Одоевский, А.И. Герцен, В.Г. Белинский, И.И. Панаев, О.И. Сенковский, Н.А. Полевой, О.М. Сомов, П.А. Вяземский, И.А. Гончаров, П.А. Плетнев, С.М. Шевырев, Г.И. Спасский, М.П. Погодин, А.А. Краевский и другие). В петербургском салоне публициста В.Ф. Одоевского звучали увлекательные рассказы о. Иакинфа о Китае, китайской литературе, искусстве, оставившие неизгладимый след в сознании многих представителей русской интеллигенции. Некоторые издания, к примеру, «Литературная газета» А.С. Пушкина и А.А. Дельвига, публиковали рецензии на труды о. Иакинфа, отмечали их научную роль.
К середине XIX в. Россия по-прежнему оставалась страной, большая часть населения которой была неграмотной или малограмотной. В образовании, принявшем сословный характер (приходские школы для крестьян, уездные училища для детей купцов и мещан, гимназии и университеты – дворян и чиновников), доминировали консервативные тенденции. Под строгим правительственным контролем находились все программы учебных учреждений, усиленно наполняющиеся религиозным содержанием и принципами, воспитывавшими монархические чувства. Россия делала серьезные попытки расширить политические, экономические, культурные связи с восточными державами, в том числе и Китаем1. Несмотря на это, информация о результатах их изучения была малодоступной, так как сосредоточивалась в большей степени в стенах государственных учреждений, Академии наук и университетов, а также на страницах специальных изданий, которые не были понятны, а по тому и не востребованы широкими слоями малообразованного населения.
В последней четверти XVIII в. Академия наук начала поддерживать научные изыскания российских китаеведов. Ее различные журналы, публикуя достаточно большие по объему статьи (от 10 до 60 страниц), эпизодически предоставляли читателям возможность мысленно совершить путешествие по южным окраинам России, посетить китайские города, пройтись по пекинским улицам, познакомиться с китайскими обрядами, совершаемыми в праздничные дни освящения земледелия или во время приема гостей. Благодаря переводам с китайского языка, выполненным секретарем Коллегии иностранных дел А. Леонтьевым, а также европейской литературе российская просвещенная элита была ознакомлена со множеством разрозненных фактов. К примеру, поступала краткая (5–20 страниц текста) информация об особенностях организации китайской армии, местном законодательстве, нравственных основах семейных отношений, в частности, принципе жэнь (сыновней почтительности) в китайской конфуцианской традиции. Последний играл важную роль в культуре Китая и почитался всеми людьми. Обязанности членов социума регулировались совокупностью моральных принципов и иерархических отношений, скреплялись принципом «сяо» (сыновняя почтительность), предавали устойчивость общественным порядкам.
В «Ежемесячных сочинениях и известиях об ученых делах», «Новых ежемесячных сочинениях», «Академических известиях», «Технологическом журнале» читатель изредка мог найти упоминание о китайской науке, различных полезных изобретениях. Рассматривая картины жизни китайского общества, авторы конца XVIII в. в качестве объекта описания выбирали лишь представителей высшей власти (императора, мандаринов). Их утонченная и роскошная жизнь вызывала повышенный интерес.
В XIX в. объем публикаций китайской тематики в изданиях Академии наук был невелик, так больше внимания уделялось результатам изучения земель и истории Российской империи. Несмотря на это следует выделить некоторые из них. Во-первых, впервые появляется научная публикация, знакомящая читателя с флорой дальневосточного региона1. Во-вторых, П.П. Шмидт и Е.П. Ковалевский2 представляют читателям выдержки из переводов и сочинений Н.Я. Бичурина, в которых проявлялась симпатия к китайской культуре и впервые разрабатывались проблемы истории не только Китая, но и сопредельных государств.
История социокультурного взаимодействия России и Китая неразрывно связана с развитием в нашей стране китаеведного образования, которое было нацелено на изучение языков и традиций народов империи Цин, формирование в сознании общественности адекватного образа этого государства3.
Отдаленность центра Русского государства от Приамурья, своеобразие культуры народов двух держав и отсутствие прямых регулярных многосторонних межгосударственных контактов долгое время препятствовали появлению в обществе интереса к Китаю. Ситуацию начала менять реформаторская деятельность Петра I, повышенное внимание к расширению торговых связей с иноземцами.
В Русском государстве китайский язык не изучали. Интриги, передача ложной информации, сознательное искажение текстов договоров католическими миссионерами (посредниками в сношениях с китайскими чиновниками) заставляли задуматься о необходимости начать подготовку собственных переводчиков, которые бы не только в совершенстве владели языком, но и знали культуру и традиции восточной страны. Серьезные шаги в создании образовательных учреждений, позволявших изучить китайский язык и получить знания о китайской культуре, были предприняты в российской столице. В Петербурге при Академии наук (1741–1751 гг.) и Коллегии иностранных дел (с 1798 г.) работали школы китайского и маньчжурского языков. Особую роль в распространении в разночинной среде сведений о китайской культуре сыграли первые специализированные образовательные учреждения, открытые в провинции. Программу преподавания китайского и маньчжурского языков имели восточные классы в Казанской гимназии. В 1837 г. восточное отделение Казанского университета открывает кафедру китайского языка, позже преобразованную в китайско-маньчжурскую. Ординарным профессором был назначен архимандрит Даниил (Сивиллов), ранее в течение многих лет выполнявший православное служение в стенах Пекинской духовной миссии. С помощью печатного издания «Ученые записки Императорского Казанского университета» выполненные им переводы китайских текстов знакомили научную общественность с историей Срединной империи. В университете он читал лекции, составляя их на основе собственных воспоминаний, записей и китайских пособий, вел занятия по изучению китайского языка и литературы. Его преемник О.П. Войцеховский1 продолжил преподавательскую, организационную деятельность, а также работу по составлению учебных пособий. В университете хранилось ценное собрание книг, рукописей и ксилографов. Среди выпускников этого учебного заведения стоит назвать имя выдающегося китаеведа В.П. Васильева, преподававшего в Казани, а в последствии возглавившего факультет восточных языков Санкт-Петербургского университета. Ученый публично высказывал недовольство тем, что знания, накопленные российскими китаеведами, были недоступны широким слоям населения2.
Редакционная коллегия журнала «Ученые записки Императорского Казанского университета» следила за достижениями отечественного китаеведения. В отдельных публикациях просматривался интерес к текущим событиям, происходившим в Китае, а именно, трансформации философских учений, правовым актам, регламентирующим жизнь населения1. В 1849 г. совершил поездку в Китай выдающийся дипломат и геолог, общественный деятель и талантливый писатель Е.П. Ковалевский. Он хорошо изучил культуру азиатских народов. В его статьях и книгах разворачивались интересные сюжеты о жизни Поднебесной. Описания представлений о природе и мире в буддийской философии, китайском календаре, истории восхождения правящей цинской династии, а также хроника современных политических событий интересовали ученых и студентов не только Казани, но и столицы, поэтому публиковались в различных изданиях2. Статьи появлялись нечасто, но их объем был достаточно велик: от 30 до 130 страниц. Тем не менее далеко не все российские китаеведы высоко оценивали результаты трудов не обладавшего востоковедным образованием исследователя. Члены Пекинской духовной миссии считали, что «сочинения [Е.П. Ковалевского] о Китае достойны всех похвал, но он смотрел на Китай излишне с европейской точки зрения, поэтому многое, что находил он в Китае не по-нашему, казалось ему смешным»3.
Познанием Китая и публикацией итогов изысканий занимались члены Православной пекинской миссии – священники, несшие пастырское служение среди населения; специалисты (врачи, переводчики, топографы и проч.), командированные для достижения конкретных профессиональных целей; студенты, изучавшие восточные языки. Выполнение прямых обязанностей они совмещали с исследовательской работой и публикацией ее результатов. Владея китайским и маньчжурским языками, члены Русской духовной миссии привлекали китайские источники и понятным языком рассказывали об истории и культуре, политике и религии.
Описание Китая в трудах сотрудников российских образовательных и научно-просветительских организаций, опубликованных в печатных периодических изданиях
В конце XIX – начале XX в. китаеведение привлекает внимание не только специалистов узких научных направлений. Оно находит заинтересованных лиц в сфере дворянской и разночинной интеллигенции и получает существенную поддержку общественных просветительских объединений (Императорское Русское географическое общество, Императорское Русское археологическое общество, Русский комитет для изучения Средней и Восточной Азии в историческом, археологическом, лингвистическом, этнографическом отношении, Международная ассоциация для изучения Средней и Восточной Азии, Императорское Русское общество востоковедов и др.), научных организаций (Императорская Академия наук) и образовательных учреждений (восточные отделения и курсы в университетах, специальные классы восточных языков в институтах, провинциальные школы переводчиков), а также Министерства иностранных дел.
Своеобразие политического и духовного развития России явилось следствием ее расположения между западной («либеральной») и восточной («традиционной») цивилизациями. Проблема взаимодействия с государствами этих полюсов занимала особое место в российской науке и публицистике второй половины XIX – начала ХХ в. В трудах представителей отечественной религиозно-философской мысли В.С. Соловьева, И.В. Л.П. Карсавина, Киреевского, П.А. Флоренского имеют место «размышления о множественности и несходстве культур, о Западе и Востоке, а также о вопросах общественной справедливости и внутреннего достоинства человека, которые, по-разному варьируясь в разных культурах, образуют, тем не менее, основной духовный стержень всечеловеческой истории»1. Это явилось предпосылкой осмысления восточных цивилизаций. Через познание истории других стран, в том числе и Китая, определялись роль и место России в мировом сообществе. К обсуждению этих тем подключались и далекие от научного китаеведения представители историко-философского направления.
Противоположные позиции китаеведов внесли раскол и в сообщество философов и общественных деятелей. В конце XIX в. заявили о себе разнообразные направления политической мысли, сторонники которых представляли диаметрально противоположные характеристики важнейших проблем социального развития и формировали в сознании общественности два принципиально различных образа Китая. Одни ужасались отсталости политического и военного развития дальневосточного соседа, оценивая его достижения с позиции европоцентризма2, другие восхищались величием империи, силой ее неординарных традиций и предвещали знаменательные перемены. Олицетворением первого, «имперского» подхода стал географ Н.М. Пржевальский, а иного – востоковед Э.Э. Ухтомский. Их противоположные по многим параметрам взгляды имели глубокие корни в отечественной культуре.
Эмоциональные предвзятые установки играли серьезную роль в закреплении уже сложившихся стереотипов. «С китайством … у нас невольно связывается понятие о чем-то закоснелом и неподвижном. А между тем деятельная и подвижная жизнь, без сомнения, кипела и в этом народе в продолжении многих веков, прежде чем он достиг той степени развития, на которой окаменел»3. Утверждения, подобные этому, присутствовали во множестве литературных и учебных изданий, предназначенных разновозрастной читательской аудитории: «с этим убеждением мы вступаем в жизнь и в нем укрепляемся путем чтения книг, разговоров с людьми, нас окружающих», поэтому формулу «Китай – царство застоя» всякий принимает как неоспоримую»1. По мнению С. Георгиевского, «полнейшее незнакомство» с Китаем, безоговорочное доверие к опубликованным трудам исследователей, привело к тому, что с годами негативная оценка закрепилась в сознании людей, которые и не пытаются объяснить, почему это государство считают царством «застоя» и какой смысл вкладывают в это понятие.
Российская наука относилась осмотрительно к попыткам европейских ученых умалить достоинства уникальных традиций иных народов. Н.Я. Данилевский выступил с негативной оценкой «европоцентризма» в характеристике восточных культур, который закреплял представление о «косности» восточного типа культуры. Исследователь отмечал великие достижения китайцев: «технологические способы в легкой промышленности, окрашивание тканей, лаковые изделия, фарфор, секреты земледелия, ландшафтное садоводство, порох, книгопечатание, компас, писчая бумага, фармацевтика, в области духовной – космология, этика, философия. Многое из всего этого было перенято европейскими народами, и они успешно пользовались этими плодами китайской цивилизации». В культурном существовании народов присутствует преемственность, которая «придает истории более прогрессивный вид на Западе, чем на Востоке, а не какое-либо особенное свойство духа, которое давало бы западным народам монополию исторического движения»2. Следовательно, как прогресс, так и замедление темпа развития могут заявлять о себе в различных цивилизационных системах.
В первой половине XIX столетия отечественное востоковедение добилось значительных успехов, но политические и социальные преобразования в самой России вносили свои коррективы в деятельность ученых и педагогов. Консервативные изменения, затронувшие российское общество в конце XIX в., сказались и на развитии науки. По мнению В.Г. Дацышена, в этот период наметились тенденции деградации китаеведной системы образования3.
Несмотря на это, сотрудниками высших учебных заведений практиковалось чтение публичных лекций по истории китайской цивилизации и отдельным направлениям восточной культуры. Результаты исследований публиковались как отдельными изданиями, так и на страницах периодической печати. Последние были нацелены на широкий круг читателей и давали возможность удовлетворить любознательность, расширить область знания о Востоке и национальном характере его жителей.
Продолжал педагогическую китаеведную практику Санкт-Петербургский университет. Сдержанно оценивал подготовку китаеведов во второй половине XIX в. выпускник этого учебного заведения по китайско-маньчжурско-монгольскому отделению П.П. Шмидт. «Все языковеды-профессоры побывали в Азии и хорошо знали азиатские народы, – писал он, – но среди них не было ни одного настоящего языковеда, также как и этнографа»1. Критикуя наставников2, исследователь отмечал, что главным недостатком учебного процесса было освоение языка без глубокого изучения культуры и бытового уклада его носителей. Все же, по мнению большинства китаеведов того времени, ярким исключением можно считать профессора В.П. Васильева, научные интересы которого были широки и многогранны. Знание китайского, маньчжурского, тибетского, монгольского языков позволило не только изучать первоисточники, но и во время путешествия по Китаю общаться с местными жителями. Он оставил значительный след в изучении распространенных в Китае религиозных форм, китайской и маньчжурской литературы, истории Срединной империи и ее взаимодействия с другими государствами3. В.П. Васильев был искренне обеспокоен скудостью знаний соотечественников о Китае, недоступностью для масс информации, накопленной отечественными китаеведами. Различными средствами (преподавательской деятельностью в Санкт-Петербургском университете, публикациями монографий и статей, выступлениями на международных конгрессах и заседаниях российских научно-просветительских организаций, проведением благотворительных публичных лекций) он пытался донести до сознания общественности те знания о Китае, которые были получены в ходе многолетней упорной работы.
Профессор Московского университета, признанный специалист по всеобщей истории Т.Н. Грановский, изучая Китай, использовал достижения российских китаеведов Н.Я. Бичурина, В.П. Васильева, С.М. Георгиевского и труды западноевропейских философов1. Недостаток информации зачастую приводил к произвольному толкованию китайских реалий. Разработанный Т.Н. Грановским курс всеобщей истории (первая глава посвящена Китаю) формировал представление о Китае как о государстве, изолированном, отстающем в социальном, политическом и экономическом развитии от ведущих европейских держав2. Профессор включил страноведческий и бытовой материал, выделил такие черты характера китайского народа как преданность семье, трудолюбие, стремление к материальному благополучию, объясняя это природными условиями проживания. Т.Н. Грановский использовал исторические сюжеты о формировании удельной раздробленности, последующем объединении земель, установлении в Китае единовластия для сравнения с подобными явлениями, имевшими место в Европе и России. Это опровергало распространенное в XVIII–XIX вв. мнение об отсутствии единства процессов развития всемирной истории.
Описание Китая в тематически разнообразных периодических изданиях, предназначавшихся широкой читательской аудитории
Возрастание значения газетной и журнальной продукции в жизни людей – одна из особенностей динамичного и многообразного XIX в. По официальным данным в 1894 г. в России легально существовало 785 периодических изданий1, которые отвечали вкусам всех слоев населения. Однако наиболее авторитетные из них адресовывались образованным социальным группам и прежде всего интеллигенции2.
Учитывая запросы читателей, периодика стремилась разнообразить тематику публикуемых материалов. В изданиях для широких слоев населения преобладали такие жанры как беседа, очерк, статья.
В российской печати изучаемого периода, в той или иной степени характеризующей Китай, обнаруживалось стремление собирать в одной статье максимальное число фактов с разнородными характеристиками частных случаев и давать им общую оценку. Примером может служить статья в журнале «Северный вестник» с анонсом новой книги Ф.Ф. Пуцыковича. Редакция, закрывая глаза на неточности в мелочах и неоправданный субъективизм комментариев текущих событий, хвалит простоту и серьезность, полноту и законченность этнографического очерка, в котором «информация превосходно изложена с пониманием потребностей той публики, для которой предназначается»1. Здесь и исторический обзор, и описания политического и социального строя государства, природы и характера жителей, их занятий, религиозных взглядов, некоторых обычаев и обрядов. Аналогичным примером служит статья «Китай и китайцы», опубликованная в журнале «Мир Божий». Ее автор Т. Богданович описывал административные учреждения и систему образования, финансовую систему и административно-территориальное деление страны, деятельность цензоров и жизнь императорской семьи, своеобразные анатомические и китаецентристские географические познания ученых, семейные отношения и положение женщин в обществе, «застывший и неповоротливый» китайский язык и письменность. Совокупность этой информации позволила автору подчеркнуть, что Китай – «страна противоречий, в которой одновременно можно наблюдать большое внимание к знанию и невежество, уважение закона и рабство, миролюбие и пытки»2. Журналы «Русская мысль», «Русское богатство» рекомендовали своим читателям ознакомление с простым и ясным изображением Китая, выполненным В.В. Корсаковым, способным увлечь от первой до последней страницы. Колоритный портрет китайской жизни притягивает и отталкивает: автор живописно изображает китайскую столицу.
Глава российского посольства граф Путятин пытался предать восторг от увиденного в Китае. Как писал «Русский архив», «ему казалось, что здесь чудеса из «Тысячи и одной ночи», что Петербург – вздор, что всю Россию надобно подвинуть на Амур»3. Российский исследователь Е.Ф. Тимковский пишет: «Судьба даровала мне редкое счастье: я был в Пекине»4, немецкий путешественник Э. Гессе-Вартег отмечает: «Ни один город мира не заставляет расплачиваться такой дорогой ценой за право сказать: «и я был там», как Пекин. Иностранец, в первый же день прибытия туда, хоронит все свои иллюзии под удушливой черной пылью или в вонючих лужах, и чем сильнее было его желание попасть в столицу Цинского государства, тем бывает сильнее его стремление поскорее покинуть ее»1.
Строительство Сибирской и Китайской Восточной железной дороги явилось в истории своего рода знаменательным событием. Такие отдаленные и потому малоизвестные земли, как Маньчжурия и Центральная часть Китая, ранее редко посещались российскими путешественниками и торговцами. Теперь они «становятся доступны для всякого обладающего даже незначительным количеством свободного времени и денег»2. Издание «Путеводителя Китайской Восточной железной дороги» с фотографиями бытовых сюжетов, описанием природно-климатических условий, состава населения, его занятий, языка, местных религиозных форм, китайских городов, в том числе Порт-Артура и Дальнего, создавало иллюзию доступности и простоты передвижения аналогичных европейским. Ощущение стабильности, благоустроенности и уюта приходит благодаря текстам Приложения, содержащим расписание движения поездов, указание стоимости проездных билетов и описание условий пребывания в вагонах с фотографиями интерьеров купе.
Впрочем, как отмечает И.В. Лукоянов, «в качестве экономического проекта Сибирская дорога и КВЖД оказались несостоятельны…
Железнодорожная магистраль была конечно же нужна России, в первую очередь – в стратегических соображениях. Но конкретный план её строительства оказался заложником огромной по масштабу и крайне слабо разработанной мечты С.Ю. Витте захватить рынки Китая для быстро развивавшейся российской индустрии... Вложенные деньги до 1914 г. не только не были окуплены, но и вообще не приносили отдачи»3.
Поддавшихся неистребимому соблазну получить яркие впечатления становилось все больше и больше. Российские подданные, рискнувшие совершить столь длительное путешествие, воспользовавшись благами европейского научно-технического прогресса, вскоре могли убедиться, что картина китайского бытия разительно отличалась от нарисованной их воображением. Удивляясь разнообразию увиденного, российский генерал-консул в Урумчи В.М. Успенский сохранил самое приятное и благодарное воспоминание о своем путешествии по Китаю1. Несмотря на это, в одном из писем он отмечал, что условия передвижения по местным дорогам совершенно чужды нашим понятиям о комфорте. «Китайские города, словно полк солдат: люди разные, а мундиры одни и те же»2, – продолжает описание Э. Гессе-Вартег. Разочарование в 1840 г. испытал и В.П. Васильев: «Мы проехали вплоть до нашего подворья в нетерпеливом ожидании, скоро ли начнется настоящий Пекин, столица с чистыми улицами, роскошными магазинами, домами редкой архитектуры, толпами прогуливающегося лучшего общества. Увы! Это были лишь мечты настроенной по-европейски фантазии, не знакомой с восточной жизнью»3. Лишь по прошествии длительного времени иностранец понимал, что внешняя скромность архитектуры Срединной империи не согласовывалась с ее внутренним великолепием4. Как писал К. Вяземский, «бросалось в глаза тяготение к изящному абсолютно во всем: даже самый мелкий торговец разукрашивал свою лавку и рисунками, и резьбой с таким вкусом, какого не увидишь и у наших миллионеров. Все китайцы – художники и артисты в душе»5.
В конце XIX в. журналы широкого тематического профиля стали богаче по своему содержанию. Это особенно заметно при рассмотрении научных разделов изданий, в которых основательно укрепили свои позиции статистические обзоры, этнографические очерки, тексты архивных документов. Так, журнал «Нива» опубликовал описание взаимных дипломатических визитов китайских, российских, европейских послов, совершенных ранее. Кратко, но ярко освещалась хроника пребывания в Китае русской дипломатической миссии Л.В. Измайлова6. Утрясти спорные вопросы, касающиеся приграничных земель, и возобновить активную торговлю тогда не удалось, но шаг к восстановлению контактов был сделан. Комментарии очевидцев событий, происходивших в Китае, попытки анализировать разнообразную информацию, полученную и ранее, и на текущий момент, многократно расширяли познания читателей.
Журнал «Русский архив» заинтересовался другим российским посольством. На его страницах были приведены выдержки из донесений о Китае С.Л.Владиславича-Рагузинского, как писал С. Соловьев, «умных и толковых»1. «Статейный список» чрезвычайного посла к цинскому двору позволял узнать подробности жизни восточного государства. В путевом журнале российский аристократ описывал и неприглядные городские провинциальные дома, и роскошный дворец императора. Маньчжурская элита была заинтересована в установлении четкой линии границы с Россией. Это объясняло миролюбивое отношение к представителям сопредельного государства. Подписание Кяхтинского трактата позволило России усилить политические позиции, развивать выгодные торговые отношения с Китаем.
Журнал «Русская мысль» также не оставил без внимания вопрос о развитии российско-китайских отношений, опубликовав информацию об истории подписания Пекинского договора 1860 г., содержавшего статьи, способствующие «развитию торговых сношений и предупреждению недоразумений»2 между державами, установившего межгосударственную границу по рекам Амур, Уссури, Сунгари, через озеро Ханка и до р. Тумыньдзян, что позволило Российской империи закрепить за собой Уссурийский край. Документы дипломатического ведомства были скрыты от глаз широкой общественности. Публикации, подобные этой, привлекали внимание не только высокообразованной интеллигенции, но и любознательных столичных и провинциальных обывателей.
Свидетельства о Китае в печатных периодических изданиях для широких слоев российского общества
По подсчетам современников к началу XX в. Российская империя имела 1002 наименования периодических изданий1. Как писал С. Смирнов, только в годы революции 1905-1907 гг. были основаны полторы тысячи общественно-политических органов2.
Несмотря на рост публикационной активности, как писал Л.И. Гальберштадт на страницах «Вестника Европы», интерес к развитию Китая в широких слоях российского общества еще ограничен1, «русские в знании жизни своих соседей далеко отстали от иностранцев, между тем, как русскому обществу более чем какому-либо иному, необходимо это знание»2. В начале XX в. периодических изданий, пытавшихся преодолеть информационный вакуум, становится все больше.
Ввиду того, что, начиная с конца XIX в. увеличивается число российских исследователей, имевших возможность посещать Китай, поток публикаций стал отличаться обилием разнообразных сюжетов. Для составления более четкой картины описания Китая в печатных периодических изданиях, выделим разделы, характеризующие сферы общественной жизни и деятельности.
В начале XX в. внешняя политика России активизировалась. Газеты и журналы стали более активно обсуждать политические вопросы, поэтому начнем анализ именно с этого направления. Ввиду большого количества статей политической тематики их можно сгруппировать по наиболее часто упоминаемым проблемам.
История Китая. Особенностью изучаемого периода (1904–1917 гг.) стала немногочисленность трудов в печатных периодических изданиях об истории Китая и русско-китайских отношениях. Возможно, причиной тому был выход в свет в предшествующие годы статей и монографий по данной тематике. Кроме того, общественность была заинтересована насущными проблемами текущего времени и оставляла без внимания статьи о древнейшем периоде развития китайского общества, подобные той, что была опубликована в «Вестнике знания»3. Из обширного публикационного материала широкого спектра изданий о характере дипломатического и культурного межэтнического взаимодействия можно выделить статьи о посольстве в Китай (1859 г.) блестящего дипломата графа Н.П. Игнатьева4 и донесения в Азиатский департамент МИД Российской империи много лет прожившего в Китае архимандрита Гурия1, опубликованные в «Русском архиве». В них утверждалось, что различие культур и схожесть политических интересов двух держав предопределяли характер складывающихся между ними отношений.
Журнал «Исторический вестник» в течение целого года предоставлял возможность читателю изучать архивные материалы, связанные с предвоенным периодом (до 1904 г.), начиная с истории Русско-Китайского банка, строительства КВЖД, дипломатических перипетий диалога с обеспокоенными ростом российского влияния Англией и Германией, заключения договоров с Китаем и Японией, поиском портов в Тихом океане и заканчивая разрывом отношений с Японией, который явился следствием резкой и прямолинейной политики двух государств на берегах Тихого океана и в Маньчжурии2. «Вестник Европы», «Мир Божий» и др. издания предоставили слово участникам этой бесславно завершившейся военной компании, для которых «пребывание в Маньчжурии оставило впечатление какого-то ужасного кошмара»3. По их словам, в течение долгого времени «российская армия жила серой, беспросветной жизнью серых русских людей в самой интенсивной степени»4.
Россия на Дальнем Востоке. Российско-японское противостояние пробудило интерес широких слоев населения к азиатскому региону, но, завершив войну в 1905 г., «мы торопливо постарались забыть о Дальнем Востоке: … нас не встревожили шумливые предостережения В.И. Немировича-Данченко, объехавшего Китай и Японию, не взволновали бурные прения в законодательных учреждениях по поводу постройки Амурской железной дороги. Мы – русское общество – положительно хотели забыть, не знать, не ведать … но вопросы Дальнего Востока снова стоят на очереди»1. Заявил о себе клубок еще неразрешенных проблем2. В их числе различные аспекты внешней политики Российской империи: определение принципов взаимодействия с Японией и Китаем, союзом европейских держав-колонизаторов и каждой страной в отдельности. Особое внимание уделялось экономическим вопросам, связанным как с собственными приграничными землями, так и интересами за пределами отечества. Ли Хунчжан признавал громадное значение для Китая только за Россией и сожалел о том, что с ней так и не был заключен прочный союз3.
Поражение в войне с Японией потрясло, но «годы смерти и крови прошли, да и революция затихла. В светских салонах и «за закрытыми дверями» заговорили о реванше. Провиденциальная историческая миссия России на Дальнем Востоке снова выплывает на авансцену колониально-дипломатической политики»4. Страстные дебаты разворачивались на заседаниях «Общества для содействия русской торговле и промышленности» по вопросу о закрытии порто-франко в Приамурском крае. Объединенная оппозиция Государственной Думы горячо и подробно обсуждала внесенный правительством законопроект о постройке Амурской железной дороги. Его сторонники считали, что это повысит роль России и ускорит колонизацию. На страницах журнала «Образование» профессор Коржинский, критикуя отчеты А.А Кауфмана5, категорически заявлял, что «блестящее прошлое русской колонизации Приамурья не дает права на благоприятные заключения относительно его будущего и даже настоящего»6, и аргументирует целесообразность вложения сотен миллионов рублей, выделенных на постройку Амурской железной дороги, в развитие Центральной России1. Несмотря на то, что «дорожное дело находилось в самом плачевном положении» и «для борьбы с ужасающей заболеваемостью переселенческая организация не располагала ни достаточно организованными лечебницами, ни собственным персоналом»2, золотые россыпи Маньчжурии, колоссальные лесные богатства Кореи, привольные степи Монголии, богатейшие залежи каменного угля на Сахалине и неисчерпаемые рыбные богатства Приамурья и Камчатки «прельщали воображение и будили промышленный инстинкт не только господ Безобразовых и т.п. придворных комиссионеров великосветских дам, но и русской буржуазии»3. Из-за высоких повинностей, произвола и «противодействия российского чиновничества энергии первооткрывателей окраины превратились в гигантский насос, выкачивающий из страны народную кровь и золото»4. Журнал «Сибирские вопросы» задавал острые вопросы о том, к примеру, куда идут миллионные прибыли от эксплуатации КВЖД5, и без стеснения именовал российскую колонизацию Дальнего Востока «примером того, как не нужно вести живого, имеющего общественное значение дела»6. Либеральный журнал «Вестник Европы», отражая общественное мнение, называл российских политических деятелей «временщиками, преследующими свои личные цели, а не интересы русского народа на Дальнем Востоке»7. Китай и Япония представлялись странами, которые «на деле» развиваются, а Россия – «на словах».
«Приамурье», внепартийная газета, выпускалась в Хабаровске ежедневно. Статьи, содержащиеся в ней, освещали события из жизни россиян на Дальнем Востоке, а также комментировали информацию, поступавшую из Китая, Японии, монгольских и корейских земель. Имея широкую источниковую базу, газета не оставляла без внимания и успехи развивающихся российских окраин и территорий за ее пределами, и проблемы, с которыми сталкивалось население.
Описания жизни в Северном и Северо-Восточном Китае и Приамурье в мирное время, в отличие от военного, характеризовались многогранностью сюжетов и оценок1. Среди потока критических комментариев встречались и рассказы о славных победах первых колонистов, успехах развития богатых промыслов и торговли, строительства предприятий обрабатывающей промышленности, появлении школ и здравоохранительных учреждений2. Эти, пусть еще незначительные, успехи позволяли прогрессивной части российского общества и особенно местной интеллигенции, оптимистично смотреть в будущее и продвигать идею коренных изменений системы управления на Дальнем Востоке. Ситуация могла быть изменена в лучшую сторону благодаря введению земств3, организации российских консульств в Маньчжурии (выделению существенных средств на содержание дипломатов, секретарей, переводчиков и врачей)4, расширению сети образовательных учреждений и добавлению печатных изданий широкого тематического профиля к уже существующим5. Привлечение населения к обсуждению и решению таких насущных проблем, как строительство железных дорог, борьба с миграцией, развитие местных производительных сил, способствовало бы более скорому преобразованию территорий, граничащих с Китаем.