Казанская епархия Русской Православной Церкви в 1930-е годы: правовое и социально-экономическое положение Мухин Владимир Николаевич

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Духовенство Казанской епархии как субъект правовых отношений в конце 1920-х – 1930-е гг. 46

1. Структура и управление Казанской епархией 46

2. Юридическо-правовой статус епархиального духовенства 60

3. Реализация политики «наступления на церковь» через структуры Союза Воинствующих Безбожников 80

Глава 2. Социально-экономическое положение духовенства 110

1. Положение духовенства и членов их семей в Советском обществе 110

2. Повседневный быт служителей культа 133

3. Проблема социальной адаптации духовенства 154

Заключение 178

Список сокращений 184

Список использованных источников и литературы 185

Приложения 223

• Структура и управление Казанской епархией
• Реализация политики «наступления на церковь» через структуры Союза Воинствующих Безбожников
• Положение духовенства и членов их семей в Советском обществе
• Проблема социальной адаптации духовенства

Введение к работе

Актуальность темы. На протяжении последних лет в России наблюдается процесс возрождения религиозных институтов, которые активно включаются в решение социально-экономических, политических и культурных задач. Нормализация диалога государственных и религиозных структур, в свою очередь, определяется изменением внутренней политики государства, направленной на общую демократизацию жизни общества, его избавлению от наследия тоталитаризма. С другой стороны, можно проследить тенденцию вовлечения представителей различных конфессий во властные отношения, религиозная идеология нередко используется в борьбе за достижение политических целей. Данные процессы актуализируют задачу изучения связей между религиозными структурами и государственной властью в историческом и политическом аспектах. Целью исследований становится определение места Русской Православной Церкви в современной социальной структуре и обозначение ее функций в жизни общества и государства. Только так можно выявить пути преодоления ошибок прошлого, которые привели, с одной стороны, к длительному периоду гонений на Церковь, с другой – к разрушению духовных основ общества.

В этой связи огромное значение приобретает обращение к историческому
опыту взаимоотношений Русской Православной Церкви и государства в ХХ
веке. Этот опыт богат и весьма поучителен. В первую очередь он определяется
самой спецификой отечественной истории, состоящей в доминирующей роли
государства во всех сферах жизни общества. В этом отношении Советская
власть продолжила взятый еще царским правительством курс на подчинение
религиозных структур, ужесточив его и поставив новые задачи окончательного
решения «религиозного вопроса». Особенно тяжелыми в истории отношений
Церкви и государства оказались первые десятилетия Советской власти, именно
в этот период осуществлялся масштабный социальный эксперимент,
направленный не столько на простое отделение Церкви от государства, сколько
на построение общества, полностью свободного от религиозного

мировоззрения.

Региональный подход позволяет воссоздать более детальную картину
реализации политики центральной власти, приблизиться на уровне

микроистории к положению отдельных семей, личностей. Любой нормативно-
правовой акт, принимаемый в высших эшелонах партийно-государственного
руководства, отражался на повседневных практиках решения самых различных
(от бытовых до политико-правовых) вопросов граждан. В данной связи особое
место принадлежит территории Татарской Автономной Советской

Социалистической Республики, как региону многовекового совместного сосуществования представителей различных наций и религий. Данный фактор оказал влияние как на особенности реализации антирелигиозной политики в ТАССР, так и на то, что ее цели не оказались достигнуты. Даже в самый сложный период существования Русской Православной Церкви в 1920-1930-е годы она не была упразднена как социальный институт.

Объектом исследования выступает Казанская епархия, как структурная
единица РПЦ, включающая в себя епархиальное священноначалие,

духовенство, приходские общины, а также комплекс церковных зданий и имущества, принадлежащих им на правах бесплатного и бессрочного пользования.

Предмет исследования – социально-экономические и правовые аспекты существования Казанской епархии в конце 1920-х - 1930-е годы.

Географические рамки определяются границами Казанской епархии, совпадающей с административно-территориальными границами Татарской Автономной Советской Социалистической Республики (ТАССР). Необходимо отметить, что в рассматриваемый временной период произошли определенные изменения территориальных границ Казанской епархии. В частности, Йошкар-Олинская епархия, находясь в составе Казанской после 1917 года, с 1926 по 1937 годы стала викариатством Горьковской епархии, и только в 1938 году была вновь включена в состав Казанской епархии¹. Чебоксарская епархия, после 1917 года также входившая в состав Казанской, с 1929 по 1936 годы перешла в подчинение Горьковской епархии, поскольку Чувашская Автономная Республика административно находилась в составе Горьковского края. Чебоксарская епархия в состав Казанской уже не возвращалась².

Хронологические рамки. Тема исследования целенаправленно ложится во временной отрезок, преимущественно охватывающий 1930-е годы, как период жесточайших гонений на Православную Церковь со стороны государства, стремившегося к установлению тотального господства во всех сферах жизни общества. Начальной границей исследования мы считаем время принятия Постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 года «О религиозных объединениях», определившего основы взаимоотношений государства и Русской Православной Церкви практически на весь период существования Советской власти. Конечная дата связана с ликвидацией Культкомиссии при Президиуме ВЦИК – ЦИК СССР. Ее упразднение, оформленное специальным постановлением Верховного Совета СССР от 16 апреля 1938 года, формально означало завершение политики активного наступления на Церковь. Поводом к ликвидации Комиссии послужило то, что к этому времени Русская Православная Церковь оказалась в положении «побежденного противника», уже не способного оказать идеологического сопротивления Советскому режиму. Безусловно, отмеченные выше хронологические рубежи являются весьма условными. Использованный в работе принцип историзма и генетический подход к исследованию предполагает привлечение материала вне заявленных хронологических рамок.

Степень изученности проблемы. Различные аспекты взаимоотношений государственных и церковных институтов нашли свое отражение в работах как отечественных, так и зарубежных исследователей. В изучении представленной проблемы можно выделить два основных периода. Первый период в основном совпадает со временем существования Советского государства. Идеологическая основа антирелигиозной политики представлена в трудах руководителей

¹ См.: Открытая православная энциклопедия «Йошкар-Олинская и Марийская епархия Русской
Православной Церкви»// URL: (Проверено 25.04.2018).

² См.: Открытая православная энциклопедия «Чебоксарская и Чувашская епархия Русской Православной
Церкви»// URL: (Проверено 25.04.2018).

коммунистической партии и Советского правительства, отдельные положения
антирелигиозных доктрин нашли свое выражение в трудах руководящего актива
«Союза воинствующих безбожников». Сюда относятся работы В.И. Ленина³,
И.В. Сталина⁴, Н.И. Бухарина⁵, А.В. Луначарского⁶, Е.М. Ярославского⁷,
А.Т. Лукачевского⁸ и др.⁹ Эти работы основаны на философских воззрениях
К. Маркса и Ф. Энгельса, развернутых в направлении диалектического
материализма, противостоящего идеализму и религиозной философии. Взгляды
классиков марксизма стали программной установкой для практической
деятельности Советского государства в области решения религиозного вопроса.
С приходом к власти руководство большевистской партии и Советское
государство выразило стремление к полному искоренению религии, что стало
одной из основных установок программы ВКП(б), разработанной под
руководством В.И. Ленина и принятой в1919 году. С укреплением культа
личности И.В. Сталина направление диалектического материализма становится
господствующим в советской философской и общественной мысли,
популяризируя в массовом сознании атеистические воззрения на фоне процесса
реализации задач экономической и социальной политики. Тезис об изначально
контрреволюционной деятельности Церкви превращался в основную

идеологему, обуславливающую необходимость применения репрессивных мер по отношению ко всем противникам атеистических воззрений. На встрече с американской рабочей делегацией в 1928 году И.В. Сталин выступил за полное уничтожение Церкви как социального института: «Партия не может быть нейтральной в отношении носителей религиозных предрассудков, в отношении реакционного духовенства, отравляющего сознание трудящихся масс. Подавили ли мы реакционное духовенство? Да, подавили. Беда только в том, что оно не вполне еще ликвидировано»¹⁰.

Партийные установки, направленные на борьбу с религией, находили свое отражение в деятельности партийных органов Татарской республики. В частности, глава Татарского обкома ВКП(б) М.И. Разумов, находившийся на

³ Ленин В.И. Социализм и религия / Полн. собр. соч. – М., 1968. – Т.12. – С. 142-147; Он же. О значении
воинствующего материализма / Полн. собр. соч. – М., 1982. – Т.45. – С. 23-33; Он же. Письмо В.М.Молотову
для членов Политбюро ЦК РКП (б). 19 марта 1922. / Полн. собр. соч. – М., 1982. – Т.45. – С. 666-667; Он же.
Поручение секретарю. // Полн. собр. соч. – Т. 50. – М., 1970. – С 279; Он же. Неизвестные документы 1891-
1922 гг. – М., 2000. – 607 с.

⁴ Сталин И.В. Беседа с первой американской рабочей делегацией // Соч. – Т.10. – М., 1949. – С. 92-148; Он
же. Политический отчет Центрального комитета XV съезду ВКП(б) / Соч. – Т.10. – М., 1949. – С. 271-353;
Он же. Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения, 2 марта 1930 г. / Соч. – Т.12. – М.,
1949. – С. 191-200. Он же. Итоги первой пятилетки. Доклад на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б)
7 января 1933 г. / Вопросы ленинизма. – М., 1952. – С. 396-432.

⁵ Бухарин Н.И. Азбука коммунизма. – Пг., 1920.; Бухарин Н.И. Дарвинизм и марксизм. – Л., 1932.

⁶ Луначарский A.B. Об атеизме и религии. – М., 1972.; Луначарский A.B. Христианство или коммунизм. –
М., 1971.

⁷ Ярославский Е.М. Очередные задачи антирелигиозной пропаганды: (Доклад и заключит. слово на II
пленуме ЦС СВБ СССР) / Центр. совет Союза воинствующих безбожников СССР. – М., 1930.; Он же.
Против религии и церкви. В 4 т. – М., 1935.; Он же. Сталинская конституция и вопрос о религии. – М., 1936.

⁸ Лукачевский А.Т. Очерки по истории атеизма. Антирелигиозник. – 1929. – № 10 – 12.; 1930. – № 1 – 4.; Он
же. Марксизм-ленинизм как воинствующий атеизм. – М., 1933.

⁹ Бонч-Бруевич В.Д. Избранные атеистические произведения. – М., 1973.; Крупская Н.К. Педагогические
сочинения. В 10-ти т. – М., 1959. – Т. 3.; Крупская Н. К. Вопросы атеистического воспитания. Сб. статей и
выступлений – М., 1964.; Деятели Октября о религии и церкви. – М., 1968.

¹⁰ Сталин И.В. Беседа с первой американской рабочей делегацией // Соч. – М., 1949. – Т.10. – С. 132.

данном посту в период 1928-1933 гг., в своем выступлении на XIV областной партконференции отметил, что «за последнее время выросла активность духовенства всех мастей»¹¹. Подробно остановившись на конкретных случаях этой активности, приведя данные о количестве священнослужителей и культовых зданий в республике¹², автор доклада в своей дальнейшей деятельности на посту первого секретаря Татарского обкома ВКП(б) к «религиозному вопросу» почти не возвращался. Характерно, что и его преемник – А.К. Лепа, работавший на данном посту в период 1933-1937 гг., в своих выступлениях «религиозной темы» также не касался. Можно предположить, что в условиях масштабной реконструкции экономики республики в 1930-е годы эта тема могла стать причиной проблем в отношениях с центральными органами власти. Впоследствии оба руководителя были репрессированы.

Атеистическая политика государства находила свое отражение в
многочисленных трудах, отличавшихся широким использованием

традиционных штампов о поддержке «широких народных масс» политики ограничения роли религии в жизни общества¹³.

Позиции сторонников религиозных взглядов раскрыты в сочинениях
Н.А. Бердяева¹⁴, С.Н. Булгакова¹⁵, Н.О. Лосского¹⁶, Л.П. Карсавина¹⁷,

П.А. Флоренского¹⁸ и др. В отличие от идеологического единства материалистов, лагерь идеалистов представлен более широким спектром взглядов, среди которых поиски Божественной идеи сочетаются с размышлениями о путях преодоления внутреннего противоречия между «высокими» и «низменными» побуждениями человека. На значение в народной жизни христианства с его идеалами жертвенности указывал С.Н. Булгаков в своей работе «Героизм и подвижничество (Из размышлений о религиозных идеалах русской интеллигенции)»: «Народное мировоззрение и духовный уклад определяется христианской верой. Как бы ни было далеко здесь расстояние между идеалом и действительностью, как бы ни был тёмен, непросвещён народ наш, но идеал его – христианское подвижничество»¹⁹. В то же время религиозная философская мысль не обходила стороной и причины

¹¹ Разумов М.И. Год работы и ближайшие задачи Татарской партийной организации. – Казань, 1929. – С. 94.

¹² Там же.

¹³ См.: Персиц М.М. Великая Октябрьская социалистическая революция и создание условий для
распространения атеизма в массах // Вопросы научного атеизма, вып.4. – М.,1967. – С. 15-37.; Воронцов Г.В.
Массовый атеизм: становление и развитие. – Л., 1983.; Вопросы научного атеизма / Ред. кол.: А.Ф. Окулов
(отв. ред.) и др. – М., 1966. Выпуск 4: Победы научно-атеистического мировоззрения в СССР за 50 лет / ред.
А. Ф. Окулов [и др.], 1967.

¹⁴ Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. – Париж, 1955.; Он же. Дух и реальность (Основы
богочеловеческой духовности). – М., 1994.; Он же. Царство Духа и царство Кесаря. – М., 1995.

¹⁵ Булгаков С.Н. – М., 1907.; Он же. Икона и иконопочитание. – Париж, 1931.; Он же. – Париж,
1932.; Он же. – Париж, 1938.

¹⁶ Лосский Н.О. Бог и царствие Божие как основа ценностей. – Париж, 1931.; Он же. // Новый ГраД. – 1936. – № 11. – С. 99-110.; Он же. //
Путь. – 1937. – № 51. – С. 3-22.

¹⁷ Карсавин Л.П. Восток, запад и русская идея. Пг, – 1922.; Он же. // София. Проблемы
духовной культуры и религиозной философии / Под ред. Н.А. Бердяева. – Берлин. 1923. – С. 47-62.; Он же.
Об опасностях и преодолении отвлеченного христианства // Путь. – 1927. – № 6. – С. 32-49.

¹⁸ Флоренский П.А. Общечеловеческие корни идеализма. – Сергиев Посад, 1909.; Он же. Философия культа.
– М., 2014.

¹⁹ Булгаков, С.Н. Героизм и подвижничество – М., 1992.

возникновения такого явления, как атеизм. В частности, Н.А. Бердяев, признавая себя христианским социалистом, объяснял ненависть коммунистов к религии результатом развития общества, в котором Церковь основывалась на противоречивости, несправедливости. Постепенно перерождаясь, христианство, по мнению философа, стало оправдывать зло и насилие, и тем самым лишь способствовало появлению атеизма²⁰. К сожалению, представленные работы не смогли стать объектом плодотворной научной и общественной дискуссии в СССР в изучаемый период, поскольку их подавляющее большинство было опубликовано за границей и не было доступно советскому читателю. Лишь с началом их массовой публикации в России в 1990-е годы появилась возможность введения в научный оборот многих теоретических положений, необходимых для построения объективной картины существования и деятельности Церкви в те годы. В то же время, представленные выше труды, как с той, так и с другой стороны, объединяет ограниченность в использовании документов, вполне характерная при установившемся господстве тоталитарного режима, а также ситуация взаимного идеологического противостояния²¹.

Особенности развития советской историографии достаточно полно проанализированы в специальном исследовании А.В. Татьянчикова²², что позволяет уделить основное внимание исследованиям «постсоветского» периода.

Изменение отношения государства к Церкви наметилось в период перестройки. Торжественно отмеченное 1000-летие крещения Руси (в 1988 году) ознаменовало собой начало нового периода в развитии отечественной историографии. Стали появляться работы, посвященные вопросам развития Православия, его роли в истории и культуре страны²³. Все отчетливее стала звучать критическая оценка деятельности органов Советской власти при решении «религиозного вопроса»²⁴. В частности, М.И. Одинцов отмечал, что в XX веке сложилось несколько моделей религиозной политики государства, отторгнутых как духовенством, так и верующим населением²⁵.

²⁰ Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. – М., 1990. – С. 139-140.

²¹ Дружицкий В. Не верь поповскому обману. – Самара, 1930.; Воеводин Д. Нужен ли колхознику Бог? – М.;
Л., 1931.; Зарин П. Политическая маскировка религиозных организаций. – М., 1934.; Польский М.,
протоиерей. Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и Заграницей. – Джорданвилль,
1948.; Он же. Новые мученики российские Т. 1-2. – Джорданвилль, 1949.; Георгий Грабе, протопресвитер.
Правда о Русской Церкви на Родине и за рубежом: (По поводу книги С.В. Троицкого «О неправде
Карловацкого раскола»). – Джорданвилль, 1961.; Федоренко Ф. Секты, их вера и дела. – М., 1965.

²² Татьянчиков А.В. Советская историография деятельности коммунистической партии по атеистическому
воспитанию трудящихся в переходный период (1917 - конец 30-х гг.): дисс. … канд. ист. наук. – Казань,
1988.

²³ Клеандрова В.М. Из истории взаимоотношений государства и церкви в России // Вопросы научного
атеизма. – М., 1988. – Вып. 37. – С. 152-163.; Русское Православие: вехи истории / под. ред. А.И.
Калибанова. – М., 1989.; Религия и демократия: на пути к свободе совести. – М., 1989.; Религия и
свободомыслие в культурно-историческом процессе. – СПб., 1991.; Религия, общество и государство в XX
веке: Материалы конференции, Москва, 22-25 октября 1991 г. – М., 1991.

²⁴ Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. – М., 1991.; Он же. Русский народ и государство. – М., 1998.; Бабинов
Ю.А. Государственно-церковные отношения в СССР: история и современность. – Симферополь, 1991.;
Бессонов М.Н. Православие в наши дни. – М., 1990.; Одинцов М.И. Государство и церковь в России. XX век.
(История взаимоотношений, 1917-1938 гг.) – М., 1994. – С. 130-131.

²⁵ Одинцов М.И. Государство и церковь в России. XX век. (История взаимоотношений, 1917-1938 гг.) – М.,
1994. – С. 130-131.

Последовавшее в скором времени разрушение идеологической доктрины Советского государства, связанное с общим кризисом атеистической идеологии и распадом СССР, создало условия для объективного и всестороннего изучения истории Русской Православной Церкви в ХХ веке. Появилась возможность обращения исследователей к более широкому кругу архивных источников, заметно расширился круг изучаемых проблем²⁶. Важным аспектом изучения «церковного вопроса» стала разработка темы репрессий государственных органов по отношению к верующему населению и духовенству²⁷.

С 1990-х годов появилась возможность обращения к обширным фондам
региональных архивов, что позволило исследователям ввести в научный оборот
новый фактический материал, тем самым представив более полную картину
состояния Церкви в различных областях страны в 1920–1930-е годы. Были
раскрыты не только особенности осуществления религиозной политики
местных органов Советской власти, но и выявлены принципиальные
расхождения теоретических установок правительства по вопросам

государственно-церковных отношений с их практической реализацией²⁸. Возможность обращения к широкому архивному материалу оставляет тематику государственно-церковных взаимоотношений актуальной до настоящего времени²⁹.

²⁶ Васильева О.Ю. Русская Православная Церковь в 1927-1943 годах // Вопросы истории. – 1994. – №4. – С.
35-46.; Крапивин М.Ю. Противостояние: большевики и церковь (1917-1941 гг.). – Волгоград, 1993.;
Кашеваров А.Н. Государство и Церковь. Из истории взаимоотношений Советской власти и Русской
Православной Церкви. 1917-1945 гг. – СПб., 1995.

²⁷ Владимир Воробьев, протоиерей. Особенности документов следственных дел 1920-40-х годов //
Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института. – М.,
1997. – С. 163-166.; Елпатьевский А.В. Следует ли публиковать документы фальсифицированных дел? //
Отечественные архивы. – 2000. – №5. – С. 120-121.; Иноземцева З.П., Романова С.Н. Дела по обвинению
православного духовенства и мирян как исторический источник // 2000-летию Рождества Христова
посвящается: Специальный выпуск «Вестника архивиста». – М., 2001. – С. 112-130.; Одинцов М.И.
Государство и церковь (История взаимоотношений. 1917-1938 гг.) – М., 1991.; Петрус К. Узники
коммунизма. – М., 1996.

²⁸ Бардилева Ю.П. Государственно-церковные отношения на Кольском Севере в первой трети XX века:
автореф. дисс. … канд. ист. наук. – Мурманск, 2000.; Белкин А.И. Государственно-церковные отношения в
Мордовии в 20-е начале 60-х годов XX века (на материалах русского православия): автореф. дисс. … канд.
ист. наук. – Саранск, 1995.; Желнакова Н.Ю. Государственная политика по отношению к русской
православной церкви в 1920-1930-е годы: автореф. дисс. … канд. ист. наук. – М., 1995.; Крапивин М.Ю.
Непридуманная церковная история: власть и церковь в Советской России (октябрь 1917-конец 1930-х гг.). –
Волгоград, 1997.; Кашеваров А.Н. Государственно-церковные отношения в советском обществе 20-30-х гг. –
СПб., 1997.; Медведев Н.В. Государство и Церковь в России 1924-1934 гг.: автореф. дисс. … канд. ист. наук.
– М., 1997.; Михайлов С.В. Государство и церковь: взаимоотношения органов власти, религиозных
организаций и верующих на Архангельском Севере в 1918-1929 гг.: дисс. … канд. ист. наук. – Архангельск,
1998.; Новопольцева Е.М. Партийно-государственная политика в отношении религии, церкви, верующих в
1917-1937 гг. (на материалах Казахстана): автореф. дисс. … канд. ист. наук. – М., 1993.; Музафарова Н.И.
Политика советского государства в религиозном вопросе в 1917-1937 гг. (на материалах Урала): автореф.
дисс. … канд. ист. наук. – Екатеринбург, 1992.; Проскурина А.В. Политика советской власти в отношении
религии и церкви в деревне Северо-Запада России в конце 1920-х -1930-е гг.: автореф. дисс. … канд. ист.
наук. – Псков, 2002.

²⁹ См.: Бакаев Ю.И. Власть и религия: история отношений (1917-1941). – Хабаровск, 2002.; Бурмистров Д.
Государственно-церковные отношения в 1929 – 1939 гг.: автореф. дисс. … канд. богослов. наук. – Сергиев
Посад, 2009.; Вовченко Б.В. Церковь и государство в учении современной Русской православной церкви.:
автореф. дисс. … канд. полит. наук. – М., 2010.; Гревцова О.А. Регулирование отношений между
государством и Русской православной церковью: историко-правовое исследование: автореф. дисс. … канд.
юр. наук. – М., 2004.; Донцев С.П. Русская православная церковь и государственные институты РФ:
механизмы политического взаимодействия: автореф. дисс. ... канд. полит. наук. – М., 2007.; Дроздова М.А.
Советское государство и церковь в 1917-1927 гг.: автореф. дисс. ... канд. ист. наук. – Псков, 2009.; Каплин

Изучение архивных материалов позволило исследователям подтвердить тезис о неэффективности проводимой в стране антирелигиозной политики³⁰. В частности, проанализировав результаты демографической переписи 1937 года, В.Б. Жиромская обратила внимание на довольно высокий процент грамотного населения среди верующих, что отвергает тезис о связи роста грамотности в 1930-е годы с одновременным отрешением от религии³¹.

С 1990-х годов стала возможной совместная научная деятельность в исторической плоскости наук светской и церковной. Этот шаг в числе первых сделал Институт Российской Истории РАН, в котором стал действовать Центр истории религии и Церкви. Результатом сотрудничества стала публикация сборников «Церковь в истории России»³². Новым явлением в исследовательской практике 1990-х – начале 2000-х годов, которая продолжается до сих пор, стала публикация исследований служителей культа. Их работы, посвященные различным аспектам истории Церкви в советские годы, представили взгляд на проблему со стороны самого духовенства³³. Одна из проблем – обновленческое движение, истоки и последствия которого до сих пор вызывает дискуссии в научной и церковной среде³⁴. Большое внимание уделяется публикации

П.В. Взаимоотношения Русской Православной Церкви и государственной власти в СССР в 1927-1938 гг. (на
материалах Урала): автореф. дисс. … канд. ист. наук. – Екатеринбург, 2006.; Кодылев А.В. Секуляризм и
политика большевистской партии по отношению к церкви в 20-е гг.: автореф. дисс. … канд. ист. наук. –
Саратов, 1995.; Кочетова А.С. Комиссия по вопросам религиозных культов при Президиуме ВЦИК:
автореф. дисс. ... канд. ист. наук. – М., 2012.; Цинбаев Н.И. Русская Православная Церковь в годы
испытаний (1900-1941). – Вопросы философии. – 2001. – №5. – С. 33-40.; Цыремпилова И.С. Русская
православная церковь и государственная власть в 1917-1930-е гг. (на материалах Байкальского региона):
автореф. дисс. … канд. ист. наук. – Улан-Уде, 2009.; Шевченко В.А. Формирование антирелигиозных
представлений советской школой. 1927-1932 гг.: автореф. дисс. ... канд. ист. наук. – М., 2007.; Шершнева-
Цитульская И.А. Правовой статус Русской православной церкви в Советском государстве: 1917 – 1943 гг.:
автореф. дисс. ... канд. юридических наук. – М., 2005.; Шульженко М.В. Этноконфессиональная,

составляющая регионального политического процесса: автореф. дисс. … канд. полит. наук. – Пятигорск, 2007.; и др.

³⁰ Лебина Н.Б. Деятельность «воинствующих безбожников» и их судьба. Вопросы истории. – М., 1996. – №
5-6. – С. 154-157.; Фирсов С.Л. Была ли безбожная пятилетка? // Независимая газета. – 2002. – 30 октября.

³¹ Жиромская В.Б. Религиозность народа в 1937 году (по материалам Всесоюзной переписи населения).
Исторический вестник. – 2000. – №5. – URL: vob/ ru /public/bishop/istor/vest/2000/5-6/9-10/136/html
(Проверено 25.04.2018).

³² Церковь в истории России. Сб. 1. / Отв. ред. П.Н. Зырянов, Я.Н. Щапов. – М., 1997.; Церковь в истории
России. Сб. 2. / Отв. ред. Я.Н. Щапов. – М., 1998.; Церковь в истории России: Сб. статей / Отв. ред.
О.Ю. Васильева – М., 1999. – Вып. 3.; Церковь в истории России: Сб. статей / Отв. ред. О.Ю. Васильева. –
М., 2003. – Вып. 5.; Церковь в истории России: Сб. статей. / Отв. ред. Е.В. Белякова. – М., 2016. – Вып. 11. и
др.

³³ Степанов (Русак). В.С. Свидетельство обвинения. – М., 1993.; Иоанн (Снычев), митрополит. Стояние в
вере. Очерки церковной смуты. – СПб., 1995.; Платон (Игумнов), архимандрит. Миссия Церкви в прошлом и
настоящем и ее место в гражданском обществе // Миссионерское Обозрение. – 1998. – №7 – С. 6-10.;
Владислав Цыпин, протоиерей. Русская православная церковь 1925-1938 гг. – М., 1999.; Евфимий
(Дубинов), епископ. Старообрядчество и русская культура // Чудотворный Казанский образ Богородицы в
судьбах России и мировой цивилизации: сб. материалов Междунар. научно-практ. конф., 19-21 июля 2016. –
Казань, 2016. – С. 31-36.

³⁴ Шкаровский М.В. Обновленческое движение в Русской православной Церкви XX века. – СПб., 1999.;
Сафонов Д.В. Материалы по истории обновленческого раскола в российских архивах // XVI Ежегодная
богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета: материалы
2006. – М., 2006. – Т.2. – С. 198-205.; Галутва Г.В. Вершины и пропасти Александра Введенского,
митрополита и человека. – М. – Таруса, 2015. и др.

материалов, посвященных судьбе новомучеников XX века³⁵. Результатом обращения к данной тематике становится публикация сборников и серийных изданий, раскрывающих трагическую судьбу служителей культа во времена воинствующего атеизма³⁶. Обращение к данным вопросам со стороны представителей духовенства позволило обогатить научную мысль, внести в нее элементы дискуссии между представителями государства и Церкви, утраченные еще в 1920-е годы.

С 1990-х годов заметную роль в научной жизни приобрели конференции и
«круглые столы», участники которых получили возможность обмениваться
мнениями, делиться результатами своих исследований, приобщать к ним
широкую общественность. В настоящее время заметно расширяется тематика
конференций: помимо традиционных вопросов взаимоотношений

государственных и церковных структур рассматриваются новые аспекты, связанные с персоналиями священнослужителей, мессианской деятельностью Русской Православной Церкви, ее ролью в культуре и истории российского государства³⁷.

Определенную роль в изучении поставленной темы сыграли труды
иностранных исследователей, стремившихся к объективному анализу

происходивших в истории Русской Православной Церкви событий. Изучение «атеистической доктрины», ее превращение в государственную политику Советской власти, направленную на уничтожение религиозных институтов, предпринял американский исследователь У. Флетчер³⁸. Английский историк В. Моос попытался рассмотреть историю Русской Православной Церкви с точки зрения ее постепенного подчинения Советской власти³⁹. Финский исследователь А. Луукканен, проанализировав деятельность Комиссии по вопросам культов при Президиуме ВЦИК (1929-1938 гг.), в частности опираясь на материалы отчетов комиссии за 1936 год, приходит к выводу о том, что основной деятельностью местных органов власти стал террор, осуществлявшийся

³⁵ Журавский А.В. Жизнеописание новых мучеников Казанских. Год 1918-й. – Казань, 1995.; Коняев Н.М.
Священномученик Вениамин, митрополит Петроградский (документальное повествование). – СПб., 1997.;
Валерий Лавринов, протоиерей. Обновленческий раскол в портретах его деятелей. – М., 2016.

³⁶ Жития новомучеников и исповедников российских XX века Московской епархии / под общ. ред.
председателя Синодальной Комиссии по канонизации святых митрополита Крутицкого и Коломенского
Ювеналия: В 4 т. – Тверь, 2002-2004.; Мироносицы в эпоху ГУЛАГа. 1918-1932. Сборник / сост. П.Г.
Проценко. – Нижний Новгород, 2004.; Монахини в Соловках // Сопротивление в ГУЛАГе: Воспоминания.
Письма. Документы / сост. С.С. Виленский. – М., 1992. – С. 65-68. и др.

³⁷ Янин В.Л. Роль Православной Церкви в истории России: Круглый стол // Вопросы истории. – 1990. – №3.
– С. 84-106.; Русская православная церковь, права человека и дискуссии об общественном устройстве:
материалы постоянно действующего научного семинара / [науч. рук. Семинара А.И. Неклесса; науч.-ред.
совет: В.И. Якунин (пред.) и др.]. – М., 2007.; Сборник материалов всероссийской конференции «Церковь и
война». – СПб., 2015.; Святитель Феофан Затворник – основатель христианской психологии: материалы
Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 200-летию свт. Феофана Вышенского
Затворника, 5-7 февраля 2015 г. – СПб., 2015.; Церковь и казачество: соработничество на благо Отечества:
материалы Пятой Международной научно-практической конференции. – М., 2016.; Четырнадцатый
Славянский научный собор «Урал. Православие. Культура». Кирилло-Мефодиевская традиция в культуре
России: укрепление духовного единства: материалы всероссийской научно-практической конференции /
сост. И.Н. Морозова; Челяб. гос. ин-т культуры. – Челябинск, 2016.; Традиция святоотеческой катехизации:
Керигматическая проповедь о Христе слушающим и просвещаемым: Материалы Международной научно-
практической конференции (Москва – Московская область, 6–18 мая 2016 г.). – М., 2017.

³⁸ Fletcher W. A Study in Survival (The Church in Russia 1927-1943). – London, 1965.

³⁹ Моос В. Православная Церковь на перепутье (1917-1999). – СПб., 2001.

совместно со структурами НКВД против религиозных организаций⁴⁰.
Зарубежными историками изучались такие проблемы, как внутренний раскол в
Православной Церкви в 1920-1930-е годы⁴¹, влияние процессов

коллективизации на антирелигиозную политику⁴², борьба между церковным
вероучением и марксистской идеологией⁴³, проведение антирелигиозных
кампаний⁴⁴, деятельность Союза воинствующих безбожников⁴⁵ и др. В то же
время, необходимо обратить внимание на довольно незначительное количество
исследований, объективно рассматривающих правовое и социально-

экономическое положение Русской Православной Церкви в конце 1920-х – 1930-е годы.

Развитие региональной историографии определялось общими тенденциями изучения «религиозного вопроса» в стране. В отношении к религиозным институтам и их деятельности длительное время проявлялось господство установок атеистического мировоззрения, в соответствии с которым исследователи приходили к заранее определенным выводам об ослаблении роли религии в социокультурной жизни общества⁴⁶. Основательный анализ религиозной политики в ТАССР в 1930-е годы был проведен в исследованиях Р.А. Набиева. Он достаточно глубоко изучил проблемы атеистической пропаганды и образования, исследовал взаимоотношения государственных и религиозных институтов, раскрыл прочие аспекты решения «религиозного вопроса» в Татарии⁴⁷. Исследование обновленческого раскола РПЦ провел А.А. Шишкин, считавший, что появление обновленчества стало попыткой «приспособления русской православной церкви к новым социально-экономическим и политическим условиям»⁴⁸. Историографический обзор исследований, посвященных изучению «церковного вопроса», был проведен А.В. Татьянчиковым⁴⁹. Несмотря на определенный научный задел, в последующие годы данная тема не получила последующей разработки.

⁴⁰ Luukkanen. A. The religious policy of the Stalinist state. – Helsinki, 1997.

⁴¹ Штриккер Г. Русская Православная Церковь в советское время (1917-1991). Материалы и документы по
истории отношений между государством и церковью. – М., 1995.; Регельсон Л.Л. Трагедия русской церкви
1917-1945 гг. – М., 1996.

⁴² Поспеловский Д.В. Русская православная церковь в XX веке. – М., 1995.

⁴³ Венгер А. Рим и Москва 1900-1950. – М., 2000.

⁴⁴ Плаггенборг Ш. Революция и культура: культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией
и эпохой сталинизма. – СПб., 2000.

⁴⁵ Peris D. Storming the heavens: The Soviet League of the Militant Godless. – N.-Y., 1998.

⁴⁶ Уханов А.С. Социалистическое наступление и религия. – Казань, 1932.; Шофман А.С. Классики
марксизма-ленинизма о религии и борьбе с ней. – Казань, 1955.; Шишкин А.А., Шофман А.С.
Происхождение и сущность христианства. – Казань, 1959.; Шишкин А.А. Моральный кодекс строителя
коммунизма и нравственные поучения религии. – Казань, 1962.; Балтанов Р.Г. Социологические проблемы в
системе научно-атеистического воспитания. – Казань. 1973.; Вахитов М.Х. Культурная революция в Татарии
(1917-1937 гг.). – Казань, 1986. и др.

⁴⁷ Набиев Р.А. У истоков массового атеизма: (Из опыта атеистической работы парт. организаций Татарии в
период строительства социализма, 1917 – 1937 гг.). – Казань, 1984.; Он же. На путях научного
мировоззрения: история, проблемы, уроки. – Казань, 1991.; Он же. Политика Советского государства по
отношению к религии и церкви в 1920-1930-е гг.: дисс. … докт. ист. наук. – Казань, 1992.; Государственно-
конфессиональные отношения в России / Р.А. Набиев, А.А. Гафаров, Р.Р. Ибрагимов. – Казань, 2013.

⁴⁸ Шишкин А.А. Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола русской православной церкви.
– Казань, 1970.

⁴⁹ Татьянчиков А.В. Советская историография деятельности коммунистической партии по атеистическому
воспитанию трудящихся в переходный период (1917 - конец 30-х гг.): дисс. … канд. ист. наук. – Казань,
1988.

С постепенным восстановлением роли Православной Церкви в
общественной и культурной жизни Татарской республики тематика
исследований заметно расширилась, а их количество увеличилось.

Исследователи стали проявлять интерес к истории находящихся на территории
Казанской епархии храмов⁵⁰, к жизни и деятельности Казанских

митрополитов⁵¹, отдельных священнослужителей и представителей

монашества⁵². Большой интерес вызвали различные аспекты взаимоотношений государственных и религиозных структур в условиях развертывания антирелигиозного курса Советского правительства. Проблема изъятия церковных ценностей в 1922 году была рассмотрена Р.Р. Хайрутдиновым⁵³. Отдельные стороны деятельности Комиссии по вопросам культов при Президиуме ТатЦИКа затронул И.Р. Миннуллин⁵⁴. Вопросы становления казанских приходов рассмотрел В.П. Козлов⁵⁵. Проблемы развития церковного краеведения изучены И.Б. Сидоровой⁵⁶. Некоторые аспекты религиозной жизни крестьянства 1920-х годов отражены в работах Д.В. Давыдова⁵⁷. Положение «лишенцев» изучено в работах Н.А. Федоровой⁵⁸. Разработка проблем изучения истории Церкви, обмен опытом продолжают осуществляться в процессе проведения конференций и симпозиумов⁵⁹.

⁵⁰ Елдашев А.М. Кизический Введенский монастырь. – Казань, 2002.; Он же. Елабужский Казанско-
Богородицкий женский общежительный монастырь (1868-2002). – Казань, 2002.; Крашенинникова Т.П.
Казанский Богородицкий монастырь в 1930 году: фотографический образ из прошлого // Чудотворный
Казанский образ Богородицы в судьбах России и мировой цивилизации: сб. материалов Междунар. научно-
практ. конф., 19-21 июля 2016. – Казань, 2016. – С. 3-5.; Сидорова И.Б., Хайрутдинов Р.Р. Музей в
Казанском Богородицком монастыре (1924-1929 годы) // Чудотворный Казанский образ Богородицы в
судьбах России и мировой цивилизации: сб. материалов Междунар. научно-практ. конф., 19-21 июля 2016. –
Казань, 2016. – С. 149-152. и др.

⁵¹ Липаков Е.В. Архипастыри Казанские (1555 – 2007). – Казань, 2007.

⁵² Борис Филипповский, протоиерей. Записки казанского протоиерея Бориса Филипповского. – Казань: Изд-
во КазДС, 2005.; Степанов А.Ф. Судьбы насельниц Казанского Богородицкого женского монастыря в
советские годы // Чудотворный Казанский образ Богородицы в судьбах России и мировой цивилизации: сб.
материалов Междунар. научно-практ. конф., 19-21 июля 2016. – Казань, 2016. – С. 158-161.

⁵³ Хайрутдинов Р.Р. «В церквях и монастырях по возможности ничего не оставлять» (кампания по изъятию
церковных ценностей в Татарстане в 1922 г.) // Гасырлар авазы – Эхо веков. – 2006. – № 2. – С. 78-87.

⁵⁴ Миннуллин И.Р. Деятельность комиссии по вопросам культов при Президиуме ТатЦИКа. 1931-1938 //
Гасырлар авазы – Эхо веков. – 1999. – № 3-4. – С. 281-286.

⁵⁵ Козлов В.П. Становление национальных приходов Казанской епархии // Православие в
поликонфессиональном обществе / под общ. ред. проф. Р.А. Набиева. – Казань, 2006. – С. 134-137.

⁵⁶ Сидорова И.Б. Основные этапы развития церковного краеведения в Казанской губернии // Материалы
Лихачевских чтений. 3-5 апреля 2008 г. – Казань, 2008. – С. 124-132.

⁵⁷ Давыдов Д.В. Религиозные секты 1920-х годов в хозяйственной и культурной жизни крестьянства ТАССР
// История и культура народов Поволжья: региональные аспекты исследования. – Казань, 2011. – С. 175-182;
Он же. Наука против религии: о проведении религиозных диспутов в сельской местности / Сборник
материалов VI Всероссийской (XIV Межрегиональной) конференции историков-аграрников Среднего
Поволжья. – Ульяновск, 2016. – С. 89-93.

⁵⁸ Федорова Н.А. Лишение избирательных прав как инструмент социальной политики // Государственная и
муниципальная служба: история и современность (проблемы кадровой политики). – Казань, 2007. – С. 194-
203.; Она же. Лишенцы 1920-х годов: советское сословие отверженных // Журнал исследований социальной
политики. – 2007. – Т. 5. – № 4. – С. 483-496.

⁵⁹ Религия в современном обществе: история, проблемы, тенденции / Тезисы и доклады междунар. науч.-
практ. конф., г. Казань, 2-3 октября 1997 г. – Казань, 1998.; Карташева Е.И. Симпозиум «Проблемы изучения
истории Русской Православной Церкви и современная деятельность музеев» в Государственном
Историческом музее // Ежегодник. – Казань, 2006. – С. 195-200.; Православие в поликонфессиональном
обществе / под общ. ред. проф. Р.А. Набиева. – Казань, 2006.; Чудотворный Казанский образ Богородицы в
судьбах России и мировой цивилизации: Сборник избранных статей по итогам работы Междунар. научно-
практ. конф., 19-21 июля 2016. – Казань, 2016. и др.

Таким образом, к настоящему времени накоплен значительный пласт историографического материала, связанного с вопросами жизни и деятельности Казанской епархии Русской Православной Церкви в XX веке, исследуются новые проблемы взаимоотношений религиозных и светских институтов. В то же время, обращаясь к этим аспектам, нельзя не обратить внимания на действие двух, довольно противоречивых, и вместе с тем, связанных друг с другом культурно-социологических феноменов. С одной стороны, значительные массы верующего населения активно включались в борьбу против религии и Церкви. С другой стороны, наблюдался рост религиозного сознания населения в условиях укрепления государственного атеизма и массовых гонений на Церковь.

Изучение этих феноменов, без сомнения, потребует более детального обращения к конкретно-историческим практикам выживания церковных институтов в 1930-е годы. Осуществление поставленной задачи невозможно без обращения к региональному компоненту. Между тем, специального исследования, созданного на материалах ТАССР, направленного на решение, в том числе и этой задачи, до сих пор не создано. Таким образом, представленная работа, основанная на разнообразном фактологическом материале, вносит свой вклад в изучение поставленной проблемы.

Цель исследования – на основе комплексного изучения архивных и опубликованных материалов определить правовое и социально-экономическое положение Казанской епархии в 1930-е годы.

Для достижения поставленной цели были определены следующие задачи:

1. Показать структуру Казанской епархии и систему ее управления в конце 1920-х – 1930-е годы;

2. Рассмотреть правовое положение духовенства Казанской епархии;

3. Исследовать способы воздействия на Церковь как государственными, так и общественными структурами и определить их эффективность;

4. Изучить особенности повседневного быта служителей культа и членов их семей;

5. Проанализировать проблему социальной адаптации духовенства к условиям проводимого Советским государством внутриполитического курса.

Источниковая основа исследования состоит из неопубликованных (архивных) и опубликованных документов. Она достаточно обширна и весьма неоднородна.

К первой группе источников относятся материалы, раскрывающие политику органов центральной и местной власти по отношению к Церкви. В первую очередь, это Конституция РСФСР 1925 года с поправками от 18 мая 1929 года, содержащими новую редакцию статьи 4, исключающими право граждан на проведение религиозной пропаганды⁶⁰. Данное положение закрепили статья 124 Конституции СССР, принятой VIII Всесоюзным

⁶⁰ В статье 4 отмечалась «свобода религиозных вероисповеданий и антирелигиозной пропаганды». Конституция Союза ССР и РСФСР / сост. Б. Виноградов; под ред. проф. Г. Гурвича. – М., 1933. – С. 22.

чрезвычайным съездом Советов 5 декабря 1936 года⁶¹ и статья 91 Конституции ТАССР, принятой XI Съездом Советов ТАССР 25 июня 1937 года⁶². Соответственно, Церковь на законодательном уровне лишалась права ведения религиозной пропаганды, и, таким образом, каналов массового воздействия на население. Большую роль во взаимоотношении государственных и церковных институтов сыграло Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 года. Документ жестко регламентировал деятельность религиозных общин, запрещая им сделки, аренду помещений, издательскую деятельность, серьезно ограничивал распоряжение церковным имуществом, которое переходило под контроль местных органов власти⁶³. С некоторыми изменениями постановление действовало вплоть до 1990 года. Антирелигиозная политика Советского государства отразилась в декретах⁶⁴ и иных постановлениях центральных и местных органов власти⁶⁵, решениях съездов ВКП(б)⁶⁶. Практическое воплощение «свободы антирелигиозной пропаганды» нашло свое выражение в программных документах Союза воинствующих безбожников (СВБ)⁶⁷, определившего своей целью искоренение религии из всех сфер жизни общества. В своей деятельности Союз руководствовался стремлением лидеров Советского государства использовать в борьбе с религией весь арсенал средств образования и науки. В.И. Ленин, в частности, указывал, что «бороться с религиозными предрассудками надо чрезвычайно осторожно, много вреда приносят те, кто вносит в эту борьбу оскорбление религиозных чувств. Нужно бороться путем пропаганды, путем просвещения»⁶⁸. Документы отражают состояние антирелигиозной работы в Центре и на местах.

Специфика взаимоотношений государственных и церковных структур отражена в сборниках документов по проблемам правового положения Церкви,

⁶¹ Формулировка статьи 124 определяла «свободу отправления религиозных культов и свободу
антирелигиозной пропаганды». Конституция (Основной Закон) Союза Советских Социалистических
Республик. Издание ЦИК СССР. На языках союзных республик. – М., 1937. – С. 30.

⁶² Конституция (Основной Закон) Татарской Автономной Советской Социалистической республики. –
Казань, 1938. – С. 33.

⁶³ О религиозных объединениях. Постановление ВЦИК и СНК РСФСР 8 апреля 1929 г. / Хронологическое
собрание законов, указов Президиума Верховного Совета и постановлений Правительства РСФСР. Т.2.
1929-1939 гг. – М., 1959. – С. 29-45.

⁶⁴ Декреты Советской власти. – М., 1957. – 625 с.

⁶⁵ КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-1986). 1929-1932 гг. – М.,
1984. – Т. 5; КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-1986). 1933-1937
гг. – М., 1985. – Т. 6; КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-1986).
1938-1945 гг. – М., 1985. – Т. 7; Коммунистическая партия и советское правительство о религии и церкви. –
М., 1959; Сборник законов Татарской АССР, указов Президиума Верховного Совета Татарской АССР и
постановлений Совета министров Татарской АССР. – Казань, 1970; Культурное строительство в Татарии
(1917-1941 гг.): Документы и материалы. – Казань, 1971; Материалы по культурно-просветительской работе:
Сб. документов и материалов. – М., 1959; Материалы по истории Татарии. – Вып. 1. – Казань, 1948.

⁶⁶ XVI съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчёт. – М. – Л., 1930.; – М., 1934.; XVIII
съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). 10–21 марта 1939 г. Стенографический отчет. – М., 1939.

⁶⁷ Устав Союза воинствующих безбожников. – М., 1930; Стенографический отчет Второго Всесоюзного
съезда Союза воинствующих безбожников СССР. – М., 1930; Резолюции II пленума ЦС СВБ СССР. Март
1930. – М., 1930.; Резолюции III Пленума Центрального совета Союза воинствующих безбожников СССР. –
М., 1931; IV расширенный Пленум ЦС СВБ СССР. – М., 1938.

⁶⁸ Ленин В.И. Речь на I Всероссийском съезде работниц 19 ноября 1918 г. // Полн. собр. соч. – М., 1969. –
Т. 37. – С. 186.

опубликованных в 1990-е годы⁶⁹. Представленная группа источников раскрывает неравноправный характер взаимоотношений государства и Православной Церкви. Это выражалось в принимаемых правительством постановлениях и указах, не учитывавших интересов священнослужителей и верующих граждан, а также объективных условий их жизни.

Вторую группу источников представляют делопроизводственные

материалы государственных учреждений и общественных организаций. Сюда вошли документы Центрального исполнительного комитета Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов ТАССР (Ф. Р-732), Народного Комиссариата Внутренних Дел ТАССР (Ф. Р-5852), Президиума Верховного Совета ТАССР (Ф. Р-3610), Министерства юстиции ТАССР (Ф. Р-3622). Эту группу составила организационная, учетная и плановая документация, стенограммы и протоколы заседаний, текущая межведомственная переписка, информационные сводки, отчеты и т.д.⁷⁰ Заметную роль в реализации антирелигиозной политики в ТАССР сыграла деятельность Республиканского Совета СВБ. С целью раскрытия особенностей его деятельности нами были использованы материалы фонда Р-5263 Татарского Республиканского совета Союза воинствующих безбожников Национального Архива Республики Татарстан, а также фонда 15 Татарского обкома КПСС ЦГА ИПД РТ. Материалы этих фондов представляют собой делопроизводственные документы СВБ, выступления на конференциях и съездах, результаты проверок антирелигиозной работы, состояния религиозности населения, материалы агитаторов и др. Представленные материалы раскрывают механизмы реализации правительственных постановлений по отношению к церковным институтам, ход проведения агитационных кампаний и прочих мероприятий.

Особое место занимают использованные в работе документы репрессивных
органов, среди которых выделяются следственные дела, заводимые в 1930-е
годы на священнослужителей и верующих, такие как «О контрреволюционной
монархической организации «Братство святого Гурия», «О

контрреволюционной организации церковников по Чистопольскому району ТАССР» и др. Специфика создания подобных дел состояла в крайне одиозном представлении действительности глазами следователей, стремившихся любой ценой доказать вину подследственных. Это определяет крайне осторожное отношение исследователя к содержащимся в них сведениям. В то же время материалы следственных дел помогают реконструировать механизмы осуществления репрессивной политики в отношении служителей культа и мирян. Определенную информацию представляют информационные сводки органов ТНКВД, отправляемые в Москву. Их копии хранятся в фонде 15

⁶⁹ Щапов Я.Н. Русская православная церковь и коммунистическое государство: 1917-1941 гг. Документы и
фотоматериалы. – М., 1996; Штриккер Г. Русская Православная Церковь в советское время (1917-1991):
Материалы и документы по истории отношений между государством и церковью. – М., 1995; Архивы
Кремля. Политбюро и Церковь. 1922-1925 гг. – М., Новосибирск, 1997; Степанов А.Ф. Расстрел по лимиту. –
Казань, 1999.

⁷⁰ НА РТ Ф. Р-732 Центральный исполнительный комитет Совета рабочих, крестьянских и красноармейских
депутатов ТАССР (ТатЦИК, ЦИК ТАССР) 1929-1939 гг.; Ф. Р-5852 Народный комиссариат внутренних дел
ТАССР (НКВД ТАССР), 1929-1939 гг.; Ф. Р-3610 Президиум Верховного Совета ТАССР 1929-1939 гг.; Ф.
Р-3622 Министерство юстиции ТАССР, 1929-1939; Ф. Р-5263 Татарский Республиканский совет Союза
воинствующих безбожников, 1929-1939 гг.

Татарского обкома КПСС ЦГА ИПД РТ. Содержащиеся в них сведения раскрывают ряд проявлений, с точки зрения руководства, антисоветских настроений, в том числе и среди духовенства⁷¹.

Следующую группу использованных исторических документов,

позволяющих реконструировать события и выявить тенденции их развития, помогают материалы периодической печати конца 1920–1930-х годов. Особенность этой группы состоит, в оперативности подачи материала, в его злободневном характере. Вместе с тем, здесь прослеживается доминирование выражения государственных интересов. Значительный массив документов представлен материалами светских изданий, как центральных («Правда», «Известия ВЦИК»), так и местных («Красная Татария», «Комсомолец Татарии» и др.) публиковавших на своих страницах постановления правительства, материалы агитационно-пропагандистских кампаний, описания отдельных фактов и случаев при их проведении на местах, а также отдельные авторские заметки⁷². Определенную роль в формировании атеистических взглядов сыграли специальные издания Союза воинствующих безбожников – газета «Безбожник», а также журналы «Деревенский безбожник», «Антирелигиозник». В них публиковались информационные отчеты о деятельности СВБ и его отделений на местах, статьи об истории религии и атеизма, а также материалы для агитаторов⁷³. В ТАССР с декабря 1929 года выходила газета «Динсезлер» («Безбожники») – орган ОК ВКП(б) и республиканского СВБ, а с 1932 года – газета «Сугышчан алласыз» («Воинствующий безбожник») тиражом 6–8 тыс. экземпляров. В основном, эти газеты повторяли материалы центральных антирелигиозных изданий.

Точка зрения церковных структур представлена в таких изданиях, как «Церковные ведомости» и «Журнал Московской Патриархии»⁷⁴, а также в печатном органе обновленцев – «Вестнике Священного Синода Православной Российской Церкви»⁷⁵. В условиях воинствующего атеизма Православная Церковь, даже лояльное Советской власти ее обновленческое направление, оказалась лишена возможности массового воздействия на паству через печатное слово. Власть крайне неохотно мирилась с существованием религиозных изданий. До 1931 года выходило печатное издание обновленческой церкви. В 1931–1935 гг., несмотря на тяжелейшее правовое и финансовое положение, Московской Патриархии удалось выпустить несколько номеров своего печатного органа – «Журнала Московской Патриархии»⁷⁶. Однако это издание значительно уступало любому из государственных по тиражу и периодичности выхода, а что касается «Церковных ведомостей», то, закрытое в России в 1918 году, данное издание выходило за рубежом и широкого распространения в СССР получить не могло. В Казанской епархии к началу 1930-х годов печатных

⁷¹ ЦГА ИПД РТ Ф. 15. Оп. 2. Д. 501, 524.

⁷² Правда. – 1929-1938 гг.; Известия ВЦИК. – 1929-1938 гг.; Красная Татария. – 1928-1940 гг.; Комсомолец Татарии. – 1930-1939 гг.

Безбожник. – 1922-1941 гг.; Деревенский безбожник. – 1928-1932 гг.; Антирелигиозник. – 1926-1941 гг.

Церковные ведомости. – 1918, 1922-1930 гг.; Журнал Московской Патриархии. – 1931-1935 гг.

⁷⁵ Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви. – 1924-1927 гг.; Вестник Священного
Синода Православных церквей в СССР. – 1928-1931 гг.

⁷⁶ Штриккер Г. Русская Православная Церковь в советское время (1917-1991): материалы и документы по
истории отношений между государством и Церковью. – М., 1995. – Кн. 1. – С. 212.

изданий церковных структур уже не осталось – журнал «Известия при
Казанской епархии»⁷⁷ был закрыт в 1918 году. Несколько дольше
просуществовали издания обновленческого Казанского епархиального

управления «Жизнь и религия» и «Православный церковный вестник»⁷⁸, последний номер которого вышел в 1928 году. Соответственно, государство и Церковь оказывались в неодинаковых условиях, что определялось статьей 124 Конституции СССР 1936 года, определявшей «свободу отправления религиозных культов и свободу антирелигиозной пропаганды». Характерно, что ко времени принятия Конституции структуры Казанской епархии оказались полностью лишены своих печатных изданий.

Таким образом, в своей основной массе материалы периодической печати
выражала государственные интересы и взгляды. Выполняя задачи

атеистического воспитания, они формировали не столько реальную, сколько
желаемую картину действительности. Отсюда прослеживалось стремление
отразить «победное шествие социализма» во всех сферах жизни общества, в том
числе и в духовной, попутно разоблачая «контрреволюционные происки»
духовенства. В то же время, имея в своем распоряжении прессу,
антирелигиозные структуры так и не смогли эффективно воспользоваться
преимуществом своего положения. Отчасти это объяснялось отсутствием
слаженной работы между различными ведомствами. В частности, подводя итоги
проведения антирелигиозных кампаний по Татарской республике в апреле 1934
года, председатель республиканского совета СВБ Яушев отмечал:

«недостаточно используется печать «Кзыл Татарстан» и «Красная Татария» даже в период кампании не поместили ни одной статьи и заметки несмотря на то, что заранее были направлены материалы в редакцию»⁷⁹. В то же время руководство областного совета СВБ в лице его очередного председателя Гайнуллина в секретном письме, направленном в областной комитет ВКП(б) признавало, что «у нас нет конкретных серьезных фактов, разоблачающих церковников, сектантов, мусульманское духовенство»⁸⁰. Также признавалось отсутствие антирелигиозной работы среди представителей национальных меньшинств республики⁸¹. Свою роль в ослаблении эффективности работы прессы сыграл недостаток квалифицированных кадров, а также политика репрессий. В отчете о работе республиканского совета СВБ в период 1936-38 гг. среди недостатков, допущенных руководством, признавалось закрытие в 1930 году антирелигиозной газеты «Динсезлер»⁸². Таким образом, печатное слово не смогло стать результативным орудием воздействия на население, как со стороны сторонников Православной Церкви, так и со стороны ее противников. Тем не менее, это не умаляет ценности данной группы источников. Материалы периодической печати по-своему выявляли состояние и перспективы взаимоотношений государственных и церковных структур, отражали общую картину состояния церковных институтов, как в Центре, так и на местах.

⁷⁷ Известия при Казанской епархии. – 1867-1918 гг.

⁷⁸ Жизнь и религия. – 1922-1923 гг.; Православный церковный вестник. – 1925-1928 гг.

⁷⁹ ЦГА ИПД РТ Ф. 15. Оп. 3. Д. 410. Л. 4.

⁸⁰ ЦГА ИПД РТ Ф. 15. Оп. 4. Д. 278. Л. 46.

⁸¹ Там же.

⁸² ЦГА ИПД РТ Ф. 15. Оп. 4. Д. 278. Л. 33.

Отдельную группу источников представляют материалы личного происхождения. К ним относятся письма, жалобы, заявления, дневники, воспоминания и прочие документы, отражающие отношение современников к происходящим событиям. Достоинством данного вида источников является то, что они часто содержат сведения, не представленные в предыдущих группах источников. Порой в них содержится информация, которую по различным причинам представители Советской власти хотели бы скрыть. В то же время, эта информация представляется весьма субъективно и крайне неравномерно: значительная часть опубликованных материалов представляет собой точку зрения сторонников атеистической политики государства. Что касается стороны деятелей Церкви и их последователей, то их позиция стала достоянием гласности лишь по истечении длительного времени, либо остается неопубликованной до сих пор.

Особое место занимают письма патриарха Тихона и местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия (Страгородского)⁸³, митрополита Кирилла (Смирнова)⁸⁴, дневниковые записки казанского протоиерея Бориса Филипповского⁸⁵, воспоминания священников Елховских⁸⁶, в которых выражена позиция Православной Церкви через призму личностного восприятия происходивших в стране событий, как ее иерархами, так и рядовыми священнослужителями.

Официальным документом, определяющим наличие сана и место служения его носителя является Ставленная грамота. На протяжении веков она определяла положение священнослужителя как в приходе, так и в епархии. Интересно отметить, что форма документа и его смысловая нагрузка не менялась веками, не изменилась она и в связи с установлением Советской власти. Сравнивая Ставленные грамоты, выписанные в ХХ веке, мы можем констатировать только изменение формата бумажного листа, на котором они печатались.

Специфический интерес представляют заявления духовенства о сложении сана. В этих документах отражается личная точка зрения на происходившие в стране процессы.

Немаловажную роль в реконструкции событий сыграли жалобы и
обращения жителей городов и крестьян, членов религиозных общин, а также
духовенства в ТатНКВД и ТЦИК⁸⁷. Их изучение способствует воссозданию
более полной картины повседневной жизни приходов, их экономического
положения, морально-психологического состояния. Интересны письма,

направленные от имени местных коммунистов, в которых отмечаются недостатки в антирелигиозной работе. Так в письме А.И. Григорьева описываются конкретные случаи активизации деятельности духовенства⁸⁸.

⁸³ Церковь и Время № 47. – 2009.

⁸⁴ Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия 2: история. История Русской Православной Церкви. № 57 (2)/ 2014.

Записки казанского протоиерея Бориса Филипповского. – Казань, 2005. Страницы истории России в летописи одного рода (Автобиографические записки четырех поколений

русских священников) 1814-1937. – М., 2004.

НА РТ Ф. Р-5852, Ф. Р-732

⁸⁸ ЦГА ИПД РТ Ф. 15. Оп. 4. Д. 278. Л. 52.

В личном архиве автора хранятся воспоминания А.А. Крыловой⁸⁹, монахини Рафаилы Михеевой (в схиме Анны)⁹⁰, В.В. Чумакова⁹¹, иллюстрирующие проявление атеистической идеологии на бытовом уровне. Эти очень разные по возрасту, уровню образования, жизненному опыту люди поделились своими воспоминаниями, раскрывающими эпизоды повседневных практик 1930-х годов. Безусловно, источники личного происхождения, выражая эмоциональный характер их авторов, не лишены определенной субъективности, но, с другой стороны, они позволяют реконструировать картину прошедших событий с точки зрения их непосредственных участников.

Таким образом, наличие разнообразных по форме и содержанию, по типам и видам источники создали необходимый документальный фундамент для раскрытия темы и получения выводов, к которым пришел автор исследования.

Теоретические и методологические основы исследования. Процесс исследования призван воссоздавать из отдельных элементов целостную картину. Для отражения взаимосвязей немаловажно сочетать различные методы исторического исследования, при непременном соблюдении основных принципов. Именно поэтому, методология работы кроме поставленных целей и задач учитывает многоплановость содержания темы.

В своих изысканиях по теме автор, прежде всего, отталкивался от
принципов анализа исторических событий, предложенных философской школой
герменевтики XX века, сформулированных в трудах М. Хайдеггера и
Х.Г. Гадамера⁹². Согласно данному философскому направлению, человеческое
бытие определяется не мышлением, а фактом своего пребывания в
определенных исторических обстоятельствах. Однако человеческое

существование невозможно без понимания собственного бытия, без освоения накопленного другими поколениями опыта, без получения собственного. Сохранение этого опыта осуществляется через средства коммуникации, главным из которых является письменность.

Отталкиваясь от экзегетики, в которой понимание достигается путем грамматического исследования текста, изучения исторических реалий и вскрытия нюансов, смысл которых со временем либо меняется, либо теряется, герменевтика включает в себя интерпретацию всех видов коммуникации – письменной, вербальной и невербальной. Именно эти принципы позволяют применить методы ситуационного анализа при анализе источников и литературы.

В современных условиях они дополняются принципами теории информации, согласно которой в документах не фиксируется историческое событие как таковое, а, следовательно, исторический источник не отражает непосредственно тот или иной исторический факт. Любой документ, а мы работаем главным образом с текстовыми историческими источниками, при всей

⁸⁹ Крылова Аполлинария Александровна (29.12.1912 – 28. 12.2007) была старейшей прихожанкой
Петропавловского собора г. Казани.

⁹⁰ Монахиня Рафаила Михеева (в схиме Анна) несла послушание псаломщицы в Никольском соборе г.
Казани, затем в Зилантовом монастыре г. Казани.

⁹¹ О нем см.: Федорова Н.А. Свияжск – это навсегда / Н.А.Федорова // Идель. – 2015. – № 10. – С. 60-63.

⁹² Хайдеггер М. Основные проблемы феноменологии. – СПб., 2001.; Гадамер Х.Г. Истина и метод. – М.,
1988.

своей информационной неисчерпаемости, являет нам не собственно историческую реальность, а чье-то субъективное отражение реально происходивших событий. Исходя из этих принципов, был критически осмыслен источниковый комплекс, потребовавший применения ряда общенаучных и специальных методов для анализа содержащейся в документах информации.

Использование принципа историзма позволяет раскрывать функции,
свойства, эволюции изучаемого объекта в процессе его исторического развития.
Принцип объективности направлен на всесторонний анализ исторических
явлений и событий, использование в работе различных по происхождению и
содержанию источников. Исходя из указанного принципа предполагалось
создание необходимой документальной основы исследования, критический
анализ фактов, основывающих воссоздание картины деятельности Казанской
епархии в 1930-е годы. В исследовании учитывались принципы

всесторонности и комплексности научного анализа. Использование этих принципов, подразумевающее применение широкого спектра методов и форм работы с историческим материалом, также оказалось необходимым для создания представленной работы.

Системный метод позволил интегрировать реалии повседневности, характерные для Казанской епархии, в общий контекст жизни Русской Православной Церкви в 1930-е годы. Кроме того, с его помощью анализируется целенаправленная деятельность людей, как атеистов, так и верующего населения по отношению к деятельности Церкви как социального института.

Сравнительно-сопоставительный метод позволил сравнить сами события в Центре и на местах, реакцию на события. Также этот метод применяется при источниковедческом анализе документального материала для определения достоверности и репрезентативности выявленного комплекса документов по проблеме исследования.

Историко-генетический метод позволил при рассмотрении

происходивших в 1930-е годы в истории Казанской епархии событий выйти за определенные в работе хронологические рамки для определения истоков, причин и следствий этих процессов.

Научная новизна работы заключается в выборе темы и постановке исследовательских задач. По сути, это первое специальное комплексное исследование, раскрывающее особенности социально-экономического и правового положения Казанской епархии в 1930-е годы. В работе предпринята попытка реконструкции повседневных практик выживания Православной Церкви, как в городе, так и в сельской местности в условиях воинствующего атеизма. Кроме того, диссертационное исследование вводит в научный оборот значительный пласт архивных материалов, ранее не использовавшихся в научных исследованиях и позволяющих взглянуть на развитие событий с новой стороны, с позиции рядовых верующих и низших слоев церковной структуры.

Теоретическая и практическая значимость исследования состоит в том, что его материалы, положения и выводы позволяют составить комплексное представление о процессе взаимоотношений государства и Церкви в 1930-е годы на материалах ТАССР. Обобщенные в работе данные могут представлять интерес для исследователей, работников высшей школы, сотрудников музеев в

их практической деятельности. Наблюдения и выводы исследования могут найти применение в дальнейших научных поисках, при разработке обобщающих трудов, энциклопедий, общих учебных курсов по отечественной истории ХХ века.

Положения, выносимые на защиту:

Период 1930-х годов Казанская епархия стала объектом правовой системы Советского государства, испытав на себе негативное влияние антирелигиозных доктрин. Это способствовало значительному сокращению численности ее приходов, храмовых построек и священнослужителей. Тем не менее, как структурная единица РПЦ, Казанская епархия сумела выстоять, сохранив целостность своей внутренней структуры.

В условиях массированного наступления на Русскую Православную Церковь юридическо-правовой статус служителей культа оказался весьма неустойчивым. Структуры Советской власти использовали любые правовые механизмы для борьбы со своим основным идеологическим противником -духовенством. Принятие Конституции 1936 года не привело к изменению отношения к священнослужителям и членам их семей. Наблюдалось значительное расхождение между курсом, официально взятым Советским правительством на формирование дружественной социальной структуры советского общества, отраженным в Конституции и реальной практикой его проведения.

Период 1930-х годов оказался связан со сложным и бескомпромиссным противостоянием крупнейших социальных институтов - государства и Церкви. Это противостояние, имевшее глубокие исторические корни, с приходом к власти большевиков получило новый, мощный импульс. Масштабные социально-экономические преобразования, проводимые Советским правительством, внедряли в массовое сознание идеи скорейшей победы над пережитками прошлого, к числу которых была отнесена религия. Этому способствовало формирование новой социальной структуры тоталитарного общества, в которой большую роль приобретала массированная идеологическая работа, особенно эффективная в молодежной среде.

Большое внимание уделялось развертыванию массовой атеистической работы. С этой целью в Татарской республике был образован Республиканский совет Воинствующих безбожников. Однако, несмотря на всю поддержку, которую получал совет от органов государственной власти, его деятельность оказалась неэффективной. Население, особенно сельское, не поддерживало антирелигиозных инициатив, исходивших сверху.

В соответствии со своей идеологией, догматическим пониманием материализма К. Маркса руководители Советского государства в борьбе со своим идеологическим оппонентом, религией, сделали ставку на подрыв материальной базы Православной Церкви. На примере духовенства Казанской епархии изучаемого периода видно, что секуляризация, изъятие церковных ценностей, позднее - снятие колоколов, разрушение храмов и монастырей привели к сокращению количества храмов и численности священнослужителей, но не к ликвидации церковных институтов.

Проводимая антирелигиозная политика отразилась на бытовой жизни духовенства. Искусственно создаваемые проблемы в сфере налогообложения, жилищной сферы, регистрации существенно осложняли повседневное выживание священнослужителей и членов их семей. Между тем, об эффективности проведенных мер можно говорить лишь в определенной степени. С одной стороны, жесткий экономический курс, направленный на «изживание» духовенства, привел к заметному сокращению численности священнослужителей. С другой стороны, даже в условиях ужесточившегося экономического давления духовенство продолжало выполнять свои функции.

В арсенале Церкви не оказалось столь же масштабного и значимого инструментария, как у государства, способного охватить широкие народные массы. Утрата навыков автономного от государства существования в синодальный период привели к тому, что отделение Церкви от государственного аппарата в ХХ веке и политика экономического давления на Церковь оказались эффективным оружием Советского режима в его борьбе за свое доминирование. В этих условиях Русская Православная Церковь перестала играть для Советской власти роль оппонента, что позволило в Конституции СССР 1936 года заявить о построении социалистического общества, наделив всех граждан формально равными правами. Масштабная война с Русской Православной Церковью была завершена, о ней напоминали отдельные правовые ограничения, с которыми сталкивались служители культа.

В условиях развертывания агрессивной атеистической политики государства духовенству пришлось находить пути и способы приспособления к меняющимся условиям жизни. Среди таких путей можно отметить снятие сана, совмещение службы со светской работой, переход в другие приходы, уход за штат и пр. В то же время сам процесс социальной адаптации духовенства зависел от конкретных условий жизни и службы. Если в Казани отказ от сана был более распространен, то в провинциальных приходах, более отдаленных от Казани, местное духовенство, чувствуя большую поддержку населения, проявляло большую стойкость, чаще выступало в защиту своих прав. Как следствие, именно провинциальное духовенство в большей мере сумело сохранить чистоту убеждений и приверженность своему призванию, что сыграло определяющую роль в сохранении позиций духовенства в общественной и культурной жизни Советского социума.

Несмотря на всю тяжесть пришедшегося на Православную Церковь удара, он не смог привести к искоренению веры как в целом по стране, так и в ТАССР. Подрыв материальной основы церковных институтов и применение террора против духовенства и верующих граждан привело к тому, что отправление религиозных обрядов зачастую стало совершаться тайно.

Апробация работы. Основные положения и выводы исследования получили отражение в материалах региональных и всероссийских научных конференций, (Нижний Новгород, 2006), III-й Всероссийской (XI-й Межрегиональной) конференции историков-аграрников Среднего Поволжья (Ижевск, 2010), XIV-й Международной научной конференции (Иваново, 2015),

а также отражены в семи публикациях, в том числе в 4 в рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК РФ⁹³.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав (в каждой по 3 параграфа), заключения, списка использованных источников и литературы насчитывающего 337 наименований, и приложения.

Структура и управление Казанской епархией

Для понимания правового положения Русской Православной Церкви и ее структурного подразделения – Казанской епархии необходимо обратиться к особенностям церковной структуры, которая имела своим основанием решения, принятые Поместным Собором 1917 – 1918 годов.

Восстановление патриаршества положило начало преобразованию прежней системы церковного управления. Каноническая основа прав делала Патриарха попечителем о благополучии Русской Церкви, представителем ее и перед Государственной властью, и в сношениях с другими автокефальными (поместными) Церквами. Кроме названных прав сюда же относились и выездные посещения всех епархий Русской Церкви, и прием жалоб и нареканий на епископат. Помимо того, исходя из требований канонических норм, ему вменялись в обязанность обращение к всероссийской пастве с учительными посланиями, забота о своевременном замещении архиерейских кафедр, братские рекомендации епархиальным владыкам, и самому руководить Московской епархией1.

Сан Патриарха является пожизненным. Только в случае смерти его место занимает Местоблюститель. Его обязанности возлагаются на старейшего по хиротонии (т.е. возведению в сан) постоянного члена Синода2.

Местоблюститель назначается из числа присутствующих членов Синода и Высшего Церковного Совета. Принимая во внимание намечавшийся политический курс, Поместный Собор на закрытом заседании 24 января 1918 года предложил Патриарху назвать нескольких Блюстителей Патриаршего Престола, которые могли бы преемствовать его полномочия при невозможности осуществления коллегиального порядка назначения Местоблюстителя. Постановление, как показали дальнейшие события, дало возможность сохранить каноническое преемство Первосвятительского служения.

Местоблюститель митрополит Петр (Полянский) вступил в должность на срок около восьми месяцев, но был арестован и через почти 12 лет расстрелян. Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский), заменяя митрополита Петра чуть более одиннадцати месяцев, тоже подвергся заключению, но не столь длительному и вернулся к исполнению должностных обязанностей1. Таким образом, Церковь возглавляется избираемым Патриархом и управляется им совместно с Синодом2.

В соответствии со структурным устройством любая Поместная Церковь состоит из епархий, которые в свою очередь территориально, как правило, совпадают с границами административных делений. Этот же принцип лежит в основе строения и Русской Православной Церкви.

Все епархиальное управление осуществлял правящий архиерей. Его обязанности включали духовный суд (как над духовенством, так и над мирянами), попечение о местных духовных учебных заведениях1, заведывание всеми церковными учреждениями в его епархии2.

В исследуемый период Казанская епархия находилась в географических границах ТАССР. Вышестоящей структурной инстанцией для епархии являлся Московский Патриархат, возглавляемый Заместителем патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским)3.

В течение 1930-х Казанскую кафедру в качестве епархиальных архиереев последовательно занимали с 1930 по 23 марта 1933 гг. архиепископ Афанасий (Малинин), с 1933 по 1936 гг. митрополит Серафим (Александров), с 1936 по 1937 гг. архиепископ Венедикт (Плотников), с июня по декабрь 1937 г. – архиепископ Никон (Пурлевский)4.

В случае, если правящий архиерей по каким-либо причинам не может исполнять свои обязанности, Синодом назначается «временно управляющий». На временное управление, как правило, назначались викарные архиереи, реже правящие соседних епархий. Круг обязанностей викария определяется епархиальным епископом5.

Положение церковного института усугублялось еще и тем, что начиная с первой половины 1920-х гг. его административная структура была разбалансирована. Стремление Государственных властных институтов разрушить Церковную организацию посредством создания альтернативной обновленческой иерархии имело определенный успех, и усиливало раскольнические тенденции в среде священства и верующих.

Первая обновленческая община в г. Казани была зарегистрирована еще в 1923 году при Покровском приходе1. Первым казанским обновленческим иерархом стал архиепископ Алексий (Баженов). Пришедший в ряды раскольников в 1922 году, он впоследствии был возведен в сан митрополита2. В апреле-мае 1923 года в Москве прошел первый Поместный собор обновленцев, на который съехалось 66 архиереев. Решения, выработанные собором, имели практический успех.

Только в Татарии обновленцам удалось организовать три викариатства: Бугульминское, Буинское и Чистопольское. Согласно данным на начало 1931 года, в Казанской митрополии за обновленцами числилось 26 приходов с 26 священнослужителями, в Буинской епархии – 18 приходов и 19 священнослужителей, в Чистопольской – 18 приходов и 18 священнослужителей, в Бугульминской – 8 и 8 соответственно3. Таким образом, обновленчество в Татарии к указанному сроку стало реальной религиозной силой. В то же время на территории ТАССР на 1929 год по данным партийных органов, насчитывалось 630 церквей с 649 православными священниками4.

Положение осложнялось и тем, что даже среди приверженцев строгой канонической структуры Церкви и противников обновленчества не было единства. Еще 29 июля 1927 года заместитель местоблюстителя патриаршего престола митрополит Сергий (Страгородский) издал Послание «Об отношении Православной Российской Церкви к существующей гражданской власти»1. Суть призыва митрополита Сергия сводилась к признанию легитимности Советской власти, а Советского Союза – гражданской родиной, козни против которой приравниваются к козням против живущих в нем православных христиан2.

Вынужденный конформизм местоблюстителя Сергия и епископата, стоявшего за ним, вызвал протест и неприятие части иерархии, одним из главных выразителей настроений которой был бывший митрополит Казанский и Свияжский Кирилл (Смирнов)3. Являясь, горячим сторонником последнего, временно управляющий Казанской епархией епископ Чебоксарский Афанасий (Малинин), тем не менее, признавал иерархическое главенство Сергия (Страгородского). Он отказался подписать осуждающее местоблюстителя письмо Кирилла (Смирнова) в мае 1929 года. При этом, однако, как отмечает Е.В. Липаков, Афанасий (Малинин) ревностно боролся против обновленчества и оставался верным последователем линии, начатой еще патриархом Тихоном (Белавиным)4. Указанные коллизии, безусловно, не могли способствовать надлежащему и последовательному управлению структурами Казанской епархии.

Реализация политики «наступления на церковь» через структуры Союза Воинствующих Безбожников

К началу 1930-х годов Советский Союз представлял собой страну с преобладанием крестьянского населения. Традиционные ценности оставались неотъемлемой частью мировоззрения этой социальной категории, поэтому религиозные вопросы автоматически становились для партии большевиков вопросами политическими. Нельзя было добиться поставленных целей построения социализма, не меняя мировоззрения основной части населения. И.В. Сталин говорил: «Ленин, конечно, понимал необходимость борьбы с церковью и до 1921 года. Но дело вовсе не в этом. Дело в том, чтобы связать широкую массовую антирелигиозную кампанию с борьбой за кровные интересы народных масс и повести ее таким образом, чтобы она, эта кампания, была понятна для масс, чтобы она, эта кампания, была поддержана массами»1.

Для реализации поставленной цели Советскому правительству потребовалось создание массовой общественной организации, призванной изменить сознание населения, оторвать его от традиционных ценностей. Такой организацией стал основанный в 1925 году «Союз безбожников» под руководством Е.М. Ярославского, в 1929 году переименованный в «Союз воинствующих безбожников» (СВБ). Фактически эта организация исполняла функции государственной структуры, проводя через свои органы антирелигиозный курс правящей партии.

Создаваемые внутри ячеек СВБ коммунистические фракции становились связующим звеном с партийными органами, вырабатывающими основные формы и методы руководства деятельностью этой общественной организации. На заседаниях партийных комитетов регулярно заслушивались отчеты об антирелигиозной работе.

Основные лозунги выражали главные идеи Союза – «Через безбожие – к коммунизму» и «Борьба с религией – это борьба за социализм». Характерно, что руководитель СВБ Е.М. Ярославский призывал организовать систематическую антирелигиозную пропаганду, пытаясь предостеречь от необдуманных поступков своих излишне ретивых единомышленников. Однако уже к концу 1920-х годов, по мере активизации задач социалистического строительства и ужесточения борьбы с религией лозунги в большей степени стали отражать конкретную цель партийного руководства: упразднение Церкви как социального института. В том же 1929 году, когда было принято Постановление ВЦИК и СовНарКома РСФСР «О религиозных объединениях», на места было разослано циркулярное письмо ЦК ВКП (б) «О мерах по усилению антирелигиозной работы»1. В нем фиксировались такого рода суждения о религиозных организациях – что они, используя трудности социалистического строительства, собирают вокруг себя реакционные силы и несознательный элемент, что бы в масштабах страны подготовить контрнаступление на Советскую власть. Именно поэтому необходима не только финансовая поддержка «Союза безбожников», но и организационная, а для этого требуется осуществлять принятые решения в центре и на местах, особенно в сфере антирелигиозного воспитания партийной, и комсомольской, и пионерской массы, уделяя внимание борьбе с религиозными праздниками и обрядами1.

Предписывая партийным и комсомольским организациям поддерживать деятельность «Союз безбожников», вовлекать в его ряды беспартийных рабочих и крестьян, документ призывал организовать массы на борьбу с религией. Наркомпросу вменялось в обязанность вести «более решительный курс по преодолению элементов нейтрализма школы к религии», уделяя внимание антирелигиозной подготовке и переподготовке учителей, организации вечерних и воскресных рабочих антирелигиозных курсов и университетов, а также иных форм подготовки антирелигиозного актива.

Признавалось необходимым регулярное и более глубокое освещение вопросов борьбы с религией на страницах периодической печати, особенно в газетах и журналах. Главискусству предлагалось оказывать поддержку и поощрение работников культуры в деле создания антирелигиозных театральных и кинопьес, беллетристики, живописных и других художественных произведений, «избегая балаганщины и произведений, могущих обострить религиозный фанатизм»2.

Особое внимание уделялось изданию переводной и антирелигиозной художественной литературе предназначенной детям и молодежи. Перед НКВД и ОГПУ ставилась задача – не допускать нарушений советских законов религиозными обществами, памятуя, что все они независимо от конфессиональной принадлежности «являются единственной легально действующей контрреволюционной организацией, имеющей влияние на массы»1.

Курс, взятый на активизацию антирелигиозной работы, был поддержан и в Татарской республике. Для руководства антирелигиозной пропагандой в феврале 1927 года на первом съезде безбожников Татарии в Казани был учрежден Татарский Республиканский Совет Союза безбожников. На съезде в присутствии 105 делегатов были приняты Устав, созданы центральные органы управления союза, такие как Центральный совет из 29 человек и 7 кандидатов, Президиум из 9 человек и 4 кандидатов. При Президиуме были созданы секции: методическая, молодежная, женщин, национальных меньшинств и секция печати2. Характерно, что сам Республиканский совет СВБ, координирующий работу своих многочисленных ячеек и секций, размещался в небольшой комнате площадью 25 кв. м. по адресу: г. Казань, ул. Чернышевского, 23.

Важное значение приобретала агитационная работа. С этой целью организовывались курсы по подготовке пропагандистов. В октябре 1927 года в Казани заседала коллегия агитационно-пропагандистского отдела обкома ВКП (б), которая рассмотрела итоги работы областных антирелигиозных курсов. Коллегия отметила, что это первый хороший опыт в деле подготовки антирелигиозного пропагандистского актива.

Антирелигиозные курсы и семинары представляли собой весьма пеструю картину по своему составу, программе и продолжительности. Основную задачу курсов видели в повышении квалификации организаторов и пропагандистов. Интересно обратиться к содержательной части подобных курсов. В их программу входили: естествознание (астрономия, биология, геология), история культуры, история религии, история ислама (для татарской группы), исторический материализм, характеристика методов религиозного движения, методика антирелигиозной пропаганды. Анализируя итоги работы, коллегия отметила, что из 51 прибывшего курсы окончили 48, преимущественно избачи (сельские библиотекари) и сельские учителя (26), из них было только 7 беспартийных. Национальный состав оказался следующим: татар – 19, русских –19, представителей национальных меньшинств – 11 (чувашей – 6, удмуртов – 3, марийцев – 1, мордвы – 1). Было принято решение, что срок курсов надо увеличить до 2 – 3 месяцев, так как уровень пропагандисткой подготовки оставлял желать лучшего1.

Положение духовенства и членов их семей в Советском обществе

Ужесточение политики государства по отношению к духовенству отразилось на дальнейшем изменении социально-экономического статуса последнего. Определяя своей целью построение нового, бесклассового общества, Советское руководство целенаправленно проводило комплекс мероприятий, направленных на уничтожение сословия священнослужителей. Составной частью борьбы с духовенством стало усиление различных форм давления на представителей «эксплуататорских классов». Поскольку духовенство было вычеркнуто из правовой системы Советского государства, юридическое положение духовных лиц не могло в полной мере соответствовать его фактическому социальному положению и статусу. Для того чтобы определить реальное положение духовенства в социальной структуре общества, необходимо обратиться к влиянию различных по своему характеру факторов, как внутренних, так и внешних. К числу первых можно отнести трансформацию положения духовенства внутри Казанской епархии, изменение отношения к нему со стороны населения, ко вторым – влияние государственных структур.

Трансформация социального статуса духовенства не обходилась без учета тех изменений, которые произошли внутри Казанской епархии. Эти изменения вызвали определенное движение духовных лиц внутри епархиальных структур, что, в свою очередь, способствовало изменению социального положения первых. Утверждать, что духовенство перемещалось исключительно в направлении село – город, было бы неверно, поскольку имелись примеры и обратного движения. Так, например, казанский заштатный священник Иван Порфирьевич Тимерчинский согласился поступить на приход к церкви села Ходяшево1. Митрополит Серафим в 1935 году подписал указ о переводе архимандрита Порфирия Точарина: «Почитаю полезным для церковного дела и крайне необходимым освободить Вас от обязанностей священника при храме Чистопольских Выселок, впредь до особых распоряжений, благословляется Вам исполнять пастырские обязанности по Смоленскому, что в Козинской слободе, храму г. Казани»2. Протоиерей Николай Иванович Евтропов в сентябре 1937 года отбыл из той же казанской Смоленской церкви в Елабугу3.

Между тем, подобные передвижения не могли гарантировать устройства духовного лица на новом месте. Церковный совет, да и община могли не принять священнослужителя4. Так, например, протоиерею Михайлову было отказано в священническом месте при Кизической общине, и это при наличии вакансии, заместить которую приходской совет оставил на свое усмотрение5. Чаще всего подобный исход обуславливался исключительно сложным материальным положением общины. Кроме того, выполнению духовенством своих служебных обязанностей на приходе препятствовали и местные власти, мотивируя необходимостью закрытия церкви в ближайшее время1.

Приходится констатировать, что большинство общин едва сводили концы с концами. Правящий архиерей – Афанасий (Малинин) 23 января 1931 года направил в секретариат ТатЦИКа письмо, в котором сообщалось принятое решение о ликвидации семи казанских общин – Казанско Богородицкой (б. монастырь), Грузинской, Владимирского собора, Варлаамовской, Николо-Ляпуновской, Ильинской, и Матвеевской (кладбищенской). Ликвидируемые общины объединяются с действующими в таком порядке: Казанско-Богородицкая и Грузинская общины сливаются с общиной Петропавловского собора, Владимирская и Ильинская присоединяются к Успенскому собору, Варлаамовская к Тихвинской, Николо-Ляпуновская к Николо-Вешняковской, и Матвеевская переходит в общину церкви Арского кладбища. Официальной причиной такого решения явилась их материальная несостоятельность2. Отсюда, духовные лица оказывались неустроенными в силу сокращения приходов, их невозможности содержать священнослужителя и прочих внутренних причин. Это, соответственно, приводило к определенной трансформации их социального статуса: приходилось изыскивать дополнительные средства к выживанию, подыскивая себе занятие, не всегда совместимое со статусом священнослужителя.

Между тем более существенное влияние на изменение социального положения служителя культа оказывала политика Советской власти.

Отнесенные к числу «эксплуататорских элементов», представители духовенства испытали на себе всю тяжесть «пролетарской диктатуры».

В связи с проведением в жизнь правительственного постановления о том, чтобы лишенцев «отправлять на лесозаготовки, торфоразработки, на уборку снега, и только в такие места, где испытывают острую нехватку рабочей силы»1, Казанский городской совет объявил обязательную трудовую повинность, что стало очередной точкой пересечения в отношениях Советской власти и духовенства. Повинности подлежали служители культа наравне с прочими «лишенцами» в возрасте от 18 до 55 лет. До сведения населения решения власти доводилось через газету «Красная Татария» (в частности, номер от 28 февраля 1931 года)2. Это отрывало священнослужителей от прихода, делало невозможным не только активное участие настоятеля, диакона и других в хозяйственной жизни прихода, но даже в богослужениях.

В марте 1931 года архиепископ Казанский Афанасий (Малинин) обратился в Секретариат ТатЦИК с просьбой освободить хотя бы часть священников на время Великого поста от участия в лесозаготовках3. По словам архиерея, значительная часть казанского духовенства привлекается к указанным работам, «вследствие чего создается большая затруднительность в удовлетворении религиозных потребностей»1.

Введение трудовой повинности вследствие лишения избирательных прав, а также участие священнослужителей в лесозаготовках, тяжелейшим образом сказывалось на материально-бытовом положении семей священства. Вот что сообщает ходатайство Пятницкой церкви г. Казани в ЦИК ТССР от 17 ноября 1930 года: «Отбывание трудовой повинности очень тяжко отразилось на экономическом положении священника Троицкого. Он лишен единственного источника средств от служения при Пятницком храме, так как совершение треб и служб прекратилось, а за одни службы в воскресные дни получает ничтожные средства, совсем недостаточные для пропитания семьи в 7 человек, которые нетрудоспособны по малолетству; заработка же на заводе 1 р. 30 коп. за 10 часовой день еле хватает одному человеку на лапти или хлеб, так как и его приходится покупать на частном рынке…»2.

Проблема социальной адаптации духовенства

Период 1920–1930-х годов, при всей своей сложности, дал Русской Православной Церкви существенный опыт общения со структурами Советской власти. Как отмечалось выше, еще 1927 году заместителем Местоблюстителя патриаршего престола митрополитом Сергием (Страгородским) было издано Послание «Об отношении Православной Российской Церкви к существующей гражданской власти»1. Упомянутый документ отразил стремление церковного руководства к установлению диалога с укрепившейся властью, и в то же время стремление духовных лиц найти свое место в меняющейся социальной структуре.

Однако реализовать это стремление оказалось весьма сложно. В первую очередь, потому что само духовенство оставалось очень неоднородной социальной группой. Поскольку в практике Вселенского Православия еще с IV века епископат состоит из монашествующих, то можно предположить, что архиереям было проще адаптироваться к новым реалиям. По определению епископ – монах, и он одинок, и значит, не озабочен будущим семьи, а лишь в малой степени – собственным содержанием. Для белого духовенства, как для людей семейных, социальная адаптация, встраивание в Советскую систему оказалось достаточно более сложным процессом.

С точки зрения самого советского руководства, все духовенство, вне зависимости от особенностей своего внутреннего устройства, как и принадлежности к тому или иному религиозному течению, представляло собой враждебный класс. В заявленном Конституцией 1918 года перечне лиц, лишенных активного и пассивного избирательного права, наряду с монашествующими упоминалось духовенство1. Надо отметить, что определенным образом ограничение прав касалось членов семей священнослужителей и лиц, находящихся на их иждивении. По причине своего происхождения дети духовенства фактически лишались возможности поступления в учебные заведения – школы2 и ВУЗы3, а поступившие зачастую не могли закончить обучение по причине принимавшихся особых решений «с требованием удалить из учебных заведений … детей попов, которым не место в советском вузе»4. У членов семей неполноправных граждан возникали проблемы с трудоустройством, и как следствие, – невозможность получения достойной оплаты труда, более того, им становились недоступны социальные льготы, пенсии и пособия.

Давление на духовенство, превращение его представителей в своего рода социальных париев не могло не сказаться на определенной трансформации общественного мнения по отношению к Церкви и служителям культа. В первую очередь, эта трансформация затронула городскую молодежь, в большей степени подверженной идеологическому влиянию извне. Как следствие, выражение своей антицерковной позиции становилось одним из атрибутов выступлений рабочих, служащих, студентов на собраниях, где затрагивался церковный вопрос. В обстановке регулярного закрытия храмов и преследований духовенства в их адрес все чаще использовались такие характеристики как «контрреволюционность», «орудие капитала», «очаг одурманивания» и т.п. Таким образом, негативный подтекст при упоминании религии и ее носителей сделался обязательным фоном собраний того времени1. Как следствие, появлялись такие высказывания, как «не должны попы ни в чем участвовать кроме их служения»2.

Культивируемое в массовом сознании негативное восприятие представителей духовенства не могло не отразиться на поведенческих установках священнослужителей, затронуть характер внутрисемейных отношениях духовных лиц. Свою лепту вносили жены священников «отчасти прямо воздействовавшие на своих мужей, отчасти же косвенно вызывавшие в них жалость при мысли о судьбе несчастных и обездоленных семейств в случае высылки на несколько лет за окраины»3. Ссылка, а тем более арест не были бы только личным трагическим переживанием для священника, тут семья теряла родного человека, кроме того, оставалась без кормильца, без средств4, без жилья5.

Ужесточение внутриполитического режима, затронувшее сферу внутрисемейных отношений, становилось предметом обсуждения на республиканском партийном уровне. «В практике вербовки в наши школы мы за последние годы, особенно ставили рогатки для проникновения в школы детей духовенства»1. Так мало-помалу с юных лет дети понуждались изменить свое отношение к отцу с матерью, ведь такие родители становились помехой для жизни в новом обществе. Касалось это не только школьников, но и студентов2. В результате неизбежно возникала дилемма – или ты порываешь с семьей, или ты изгой.

Сохранить семью было можно, но для этого глава семьи должен был отказаться от сана. С другой стороны, можно было отказаться от родителей и получить шанс на восстановление в избирательных правах, избавившись от клейма лишенца. Бывало и такое, что отцы сами предлагали детям отказаться от родства, чтобы не портить их будущее. По прошествии некоторого времени можно подавать заявление в комиссию по разбору дел лиц, лишенных избирательных прав и надеяться на положительное решение. При этом необходимо было документально подтвердить свой разрыв с отцом. Именно все это проделала Дьякова Анфиса Александровна, лишенная прав как иждивенка служителя религиозного культа3. Однако данная стратегия не гарантировала успеха. При рассмотрении дел о восстановлении в избирательных правах, в феврале 1934 года Комиссия восстановила в правах более половины подававших жалобы – 43 из 83 человек. Но в это число все-таки не попали двое священников и один сын священника – им было отказано1. Восстановлению права голоса православным служителям культа и членам их семей не помогали даже ходатайства сельсоветов2.

В то же время далеко не все родственники священнослужителей выбирали подобный путь социальной адаптации. В одной из статей журнала «Антирелигиозника» автор упоминал о коммунистах и комсомольцах, которые не решаются порвать со своими родными и знакомыми, являющимися религиозными активистами, а иногда даже служителями культа3.

Со своей стороны, представители духовенства далеко не всегда оказались готовы воспринять происходившие перемены. Не последнюю в этом роль играли воспитание, возраст, привычки, характер. Пожалуй, именно этим объясняется метание одних между новым законодательством, раскольниками, семьей, приходскими проблемами, и стойкое нежелание приспосабливаться других.