Карелы Северного Приладожья в конце XVIII начале ХХ вв.: православный прибалтийско-финский этнос между Финляндией и Россией Пашкова Анна Александровна Анна Александровна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Население Салминского и Сортавальского уездов в конце XVIII – начале ХХ века 39

1.1. Население Салминского и Сортавальского уездов в 1785-1868 годах 39

1.2. Население Салминского и Сортавальского уездов в 1868-1920 годах 69

1.3. Население города Сортавала в конце XVIII – начале ХХ века 100

Глава 2. Языковой вопрос в жизни карелов Приграничной Карелии в конце XVIII - начале XX века 124

2.1. Билингвизм в жизни населения Приграничной Карелии 124

2.2. Язык в сфере культуры, делопроизводства и язык церковной службы 141

2.3. Антропонимия жителей Приграничной Карелии 152

2.4. Язык в сфере образования 154

Заключение 192

Список использованных источников и литературы 202

Список сокращений 222

• Население Салминского и Сортавальского уездов в 1868-1920 годах
• Население города Сортавала в конце XVIII – начале ХХ века
• Язык в сфере культуры, делопроизводства и язык церковной службы
• Язык в сфере образования

Введение к работе

Актуальность данной темы обусловлена возрастающим ростом интереса к этнической истории народов, населявших Россию, и к истории трансграничных контактов. Изучение истории православных карел Салминского и Сортавальского уездов Выборгской губернии представляет большой интерес с точки зрения определения роли приграничного фактора в сохранении приладожскими карелами языковой и конфессиональной идентичности в условиях иноязычной и иноконфессиональной среды Великого княжества Финляндского.

Объектом данного исследования стала этническая история карел Северного Приладожья (Салминского и Сортавальского уездов Выборгской губернии) в конце XVIII – начале ХХ в.

Предметом исследования является анализ важнейших факторов, определявших этническую историю карел Северного Приладожья: динамику их демографического развития и языковой вопрос в их жизни (в сфере бытового общения, образования, церковной службы, местного делопроизводства и культуры, а также феномен билингвизма). Безусловно, изучать эти явления можно только с учетом факторов социально-политического, социально-экономического и социокультурного воздействия на карел Северного Приладожья финского и русского населения, а также учреждений и организаций Великого княжества Финляндского и аналогичных институтов Российской империи.

Целью данной работы является выявление и анализ основных предпосылок, условий, характера и итогов этнической истории карел Северного Приладожья в конце XVIII – начале ХХ в. на основе изучения демографической ситуации и языкового вопроса, с учетом влияния на них политики Великого княжества Финляндского и Российской империи, а также финского и русского народов как ближайших соседей приладожских карел.

Для раскрытия поставленной выше цели планируется решить следующие исследовательские задачи:

1) рассмотреть динамику демографического развития карельского
населения Северного Приладожья с конца XVIII в. до 1918 г.;

2) проанализировать факторы, влиявшие на демографическое развитие
приладожских карел (уровень развития здравоохранения, уровень
продовольственного обеспечения, голод 1866–1868 гг. и т. д.);

3) показать роль города Сортавалы в истории карел Северного
Приладожья;

1. проанализировать влияние миграций на конфессиональную и этническую историю Сортавальского и Салминского уездов Выборгской губернии, а также на изменение численности населения в изучаемых уездах;

2. рассмотреть феномен билингвизма среди населения изучаемых территорий, характер заимствований и статус русского языка у карел Северного Приладожья;

3. показать пути и средства решения языкового вопроса в истории региона в сфере школьного образования и православного богослужения в конце XVIII - начале ХХ в.

Хронологические рамки исследования охватывают период с конца XVIII в. (в 1783 г. Сортавала вернула себе статус города и стала уездным центром Выборгской губернии) до 1918 г., когда Северное Приладожье стало частью независимого финского государства.

Территориальные рамки охватывают территорию расселения карел Северного Приладожья, то есть земли Салминского и Сортавальского уездов Выборгской губернии. В Салминский уезд входили общины Салми, Суоярви, Корписелька, Импилахти, Соанлахти, Суйстамо. Сортавальский уезд состоял из общин сельской общины Сортавалы (Сортавальская волость), Рускеалы и Уугуниеми.

Теоретико-методологической основой исследования выступают принципы историзма, объективности и системности. Принцип историзма предполагает изучение явления в развитии и в связи с обусловившими его объективными и субъективными факторами в конкретно-исторических условиях и позволяет рассматривать любое явление в развитии; принцип объективности помогает комплексно охарактеризовать различные виды источников и провести их сопоставление и анализ; системный подход предполагает изучение совокупности взаимосвязанных и взаимодействующих объектов и позволяет рассмотреть этническую историю карел Северного Приладожья как системное образование.

В диссертации использованы различные общеисторические методы исследования. К ним относятся проблемно-хронологический метод, предусматривающий разделение темы на ряд более узких проблем, каждая из которых рассматривается в хронологической последовательности; метод периодизации, направленный на выделение отдельных этапов в истории карел Северного Приладожья в связи с историей Великого княжества Финляндского и Российской империи, что позволяет обнаружить влияние как внутренних, так и внешних факторов на развитие приладожских карел на каждом из этапов их развития; историко-генетический метод, то есть изучение на основе широкого круга источников объекта в его истории и создание связного текста, излагающего эту историю, и, наконец, метод социального анализа, который рассматривает историю карел Северного

Приладожья как социальное явление и предполагает анализ социально-политических, социально-экономических и социокультурных процессов и их влияния на приладожских карел как на социальную группу.

Источниковая база исследования. В соответствии с кругом обозначенных целей и задач исследования, его хронологическими и территориальными рамками, можно обозначить круг используемых источников:

1. Законодательные акты (императорские манифесты и указы).

2. Делопроизводственная документация (указы выборгских
губернаторов и Финляндского духовного правления, городской ратуши и
суда г. Сортавалы, учебных заведений, медицинских учреждений и
православных приходов Северного Приладожья и т. д.).

3. Хозяйственная и торговая документация (отчеты о запасах зерна,
торговые контракты).

4. Статистические источники (материалы налоговой отчетности,
ревизские сказки, книги взыскания налогов, сводные переписи общин уезда
и др.).

5. Материалы периодической печати и публицистические произведения о положении православного населения в Финляндии, изданные в начале ХХ в.

6. Травелоги российских и финских ученых и путешественников, а также сочинения краеведов Северного Приладожья, изданные на русском и финском языках.

Среди использованных законодательных актов большую часть представляют мирные договоры России и Швеции, а также манифесты об административном устройстве присоединенных земель.

Находящиеся в Национальном архиве Республики Карелия (далее НАРК) Выборгские фонды содержат важные документы истории Салминского и Сортавальского уездов Выборгской губернии. Разнообразная статистика по Северному Приладожью отражена в многочисленных документах, написанных на шведском, финском и русском языках и посвященных сельским поселениям Салминского и Сортавальского уездов, а также городу Сортавале. Определенный интерес представляет и изучение документации учебных заведений Сортавалы. Важную информацию по истории изучаемой территории содержат и приходские документы, в которых отражены не только смертность, брачность и рождаемость, но и характер эпидемий, миграции и т. д. Важные сведения о снабжении зерном, которое было одной из наиболее значимых проблем Северного Приладожья, представлены в документах хозяйственной документации. Ценные сведения для раскрытия истории региона предоставляет изучение царских указов, указов губернатора и

Финляндской духовной консистории. Определенное значение имеют исходящие документы городской сердобольской ратуши, а также судопроизводственные документы. Изучить сферу здравоохранения помогает документация окружных врачей, которые повествуют не только о спектре заболеваний того времени, но и проливают свет на уровень развития здравоохранения на территориях изучаемых уездов.

Определенный пробел в истории изучаемых приграничных территорий восполняют и различные статистические сборники. Статистические сведения по Финляндии в целом, а также по истории Северного Приладожья опубликованы в сборниках «Статистика Российской империи»¹, «Материалы для статистики Финляндии»², важную информацию предоставляют также статистические сборники Е. Любекера³, К. Э. Ф. Игнациуса⁴.

Ценнейшие сведения по детской смертности находим в брошюре Ф. Вестерлунда «Детская смертность и ее главные причины». Автор не только приводит данные по детской смертности приграничных территорий Салминского и Сортавальского уездов, но и выдвигает гипотезы о причинах столь длительного сохранения высокой детской смертности в изучаемом регионе⁵. Вопрос сокращения смертности в Финляндии в начале ХХ в. подробно рассмотрен в брошюре Е. Бонсдорфа⁶. Ценнейшим статистическим источником по исследуемому региону можно считать сборник, составленный Х. Гебхартом⁷.

На рубеже XIX–XX вв. в связи с развернувшейся борьбой между финскими националистами и имперскими охранительными силами вопрос о православном населении Финляндии принял особую актуальность. В трудах российских охранительных публицистов В. П. Крохина⁸, В. А. Алексеева⁹,

¹ Статистика Российской империи. Т. 25. Сборник сведений по Финляндским
губерниям. СПб., 1892.

² Материалы для статистики Финляндии. СПб., 1859.

³ Любекер Е. Выборгская губерния // Военно-статистическое обозрение Российской
империи. Т. 1. Ч. 6. СПб., 1850.

⁴ Игнациус К. Э. Ф. Великое княжество Финляндское. Статистические заметки.
Гельсингфорс, 1882.

⁵ Westerlund F. W. Lasten kuolevaisuus ja sen yleiset syyt. Helsinki, 1912.

⁶ Bonsdorff E. Kuolleisuus Suomessa vuosikymmenen. 1901–1910. Helsinki, 1914.

⁷ Gebhard H. Maanviljelysvest sen suhde muihin elinkeinoryhmiin ja sen
yhteiskunnallinen kokoonpano Suomen maalaiskunnissa vuonna 1901. Helsinki, 1913.

⁸ Крохин В. П. Как возникла в Сердоболе финская учительская семинария и как она
офинивает Карелию. СПб., 1910.

⁹ Алексеев В. А. Панфинско-лютеранский поход на православную Карелию. СПб.,
1910.

М. Руссобтовского¹⁰, в брошюрах «Историческая записка о положении православия в Финляндской Карелии»¹¹ и «Объезд Финляндским генерал-губернатором Финляндской Карелии в июне 1910 года»¹² имперские публицисты в противовес националистическим нападкам финляндской интеллигенции стремились доказать исконную историческую, лингвистическую и даже этническую близость карельского и русского народов и таким образом доказать, что все претензии националистически настроенных финских интеллектуалов на объединение под эгидой Финляндии всех карельских племен безосновательны. Российская публицистика данной эпохи носит ярко выраженный наступательный характер. Тем не менее, несмотря на высокую идеологизированность данных изданий, все они проливают свет на языковую и этническую историю изучаемого региона.

Еще одной обширной группой источников по теме исследования являются записки исследователей и путешественников. Первым исследователем Северного Приладожья стал академик Н. Я. Озерецковский, посетивший его летом 1785 г. Итоги своей поездки он зафиксировал в путевых заметках «Путешествие по озерам Ладожскому и Онежскому»¹³. Представленные там сведения – это краткие путевые заметки по истории и географии края, религиозной принадлежности местного населения, языковой проблеме. В начале XIX в. Северное Приладожье посетил академик В. М. Севергин¹⁴. Его монография содержит точные, краткие и емкие сведения по широкому спектру вопросов - обычаи местного населения, промыслы, торговля, но больше всего внимания уделяется истории края. Ценнейшим источником по этноконфессиональной истории края, экономике, языку, обычаям, легендам, природе и географии является книга Франца фон Кнорринга «Старая Финляндия»¹⁵. В середине XIX в. Северное Приладожье посетил академик Я. К. Грот, издавший свои путевые очерки «Переезды по Финляндии от Ладожского озера до реки Торнео»¹⁶. Там подробно рассмотрен вопрос о самоидентификации карельского

¹⁰ Руссобтовский М. Историческое освещение финляндского вопроса. СПб., 1912.

¹¹ Историческая записка о положении православия в Финляндской Карелии. Выборг,
1910.

¹² Объезд Финляндским генерал-губернатором Финляндской Карелии в июне 1910
года. Гельсингфорс, 1910.

¹³ Озерецковский Н. Я. Путешествие по озерам Ладожскому и Онежскому. Изд. 1-е.
СПб., 1792 (новейшее издание: Петрозаводск, 1989).

¹⁴ Севергин В. М. Обозрение Российской Финляндии. СПб., 1805.

¹⁵ Knorring F von. Gamla Finland. Abo, 1833.

¹⁶Грот Я. К. Переезды по Финляндии от Ладожского озера до реки Торнео. СПб., 1847.

населения и выдвигается тезис о высоком статусе русского языка в изучаемых уездах. Сведения о состоянии самой индустриально развитой общины Салминского и Сортавальского уездов – Питкяранте можно найти в книге Г. Грендаля¹⁷. Истории возникновения и развития земледелия посвящена брошюра «Земледельческое общество Восточной Карелии»¹⁸. Ценные сведения содержит брошюра «Салминский уезд»¹⁹.

Таким образом, содержащаяся в представленных источниках информация раскрывает исторические реалии исследуемого региона в демографической и языковой истории края.

Подводя итоги источниковедческого обзора, можно сделать вывод, что данное диссертационное исследование базируется преимущественно на архивных источниках, написанных на финском, шведском и русском языках, а также на неизвестных и малоизвестных в российской историографии работах шведских и финских авторов, вышедших в Финляндии на финском и шведском языках. Кроме того, привлекались работы российских путешественников и исследователей, побывавших в Северном Приладожье.

Обзор историографии проблемы. Углубленное изучение истории Северного Приладожья в российской историографии началось во второй половине XIX в. и продолжилось в начале ХХ в. Сведения общего характера по истории Финляндии в изучаемый период можно почерпнуть из трудов М. М. Бородкина²⁰ и К. Ф. Ордина²¹. Однако специальному изучению демографических и языковых проблем карел Салминского и Сортавальского уездов в этих работах внимания не уделялось.

Одним из базовых вопросов в истории Северного Приладожья является вопрос о донационном землевладении. В дореволюционной историографии

¹⁷ Грендаль Г. Питкяранта: Краткое описание Питкярантского месторождения,
рудников и заводов. СПб., 1896.

¹⁸ Kertomus It-Karjalan maanviljelysseuran vaikutuksesta. Sortavala, 1898.

¹⁹ Salmin kihlakunta. Helsinki, 1908.

²⁰ Бородкин М. М. История Финляндии. Время императора Александра I. СПб., 1909;
Он же. История Финляндии. Время императора Александра II. СПб., 1908; Он же.
История Финляндии. Время императора Николая I. Петроград, 1915; Он же. Из
новейшей истории Финляндии. Время управления Н. И. Бобрикова. СПб., 1905; Он
же. Современное положение русского дела на Финляндской окраине. СПб., 1905; Он
же. Финляндская окраина в составе Русского государства. СПб., 1906 (доп. изд.:
СПб., 1910); Он же. Краткая история Финляндии. СПб., 1911.

²¹ Ордин К. Ф. Покорение Финляндии. Опыт описания по неизданным источникам.
СПб., 1889; Он же. Собрание сочинений по финляндскому вопросу. Т. 1–3. СПб.,
1908–1909.

данный вопрос подробно рассмотрен в статье А. А. Чумикова²². Позднее теме донационного землевладения посвятили свои работы И. М. Бобович²³ и авторы серии «Карельский перешеек – земля неизведанная» Е. А. Балашов и Д. И. Шитов²⁴.

Для изучения исторической географии и истории Карельского перешейка большое значение имеет монография петербургского географа Г. А. Исаченко «”Окно в Европу”: история и ландшафты»²⁵.

В 1990-е гг. среди историков Карелии стал наблюдаться повышенный интерес к истории Северного Приладожья, что проявилось в проведении нескольких краеведческих конференций в Сортавале и Приозерске и публикации сборников материалов этих конференций²⁶. В этих и других сборниках выходили статьи Г. Д. Гуляева²⁷, А. П. Дмитриева²⁸, Е. Ю. Дубровской²⁹, О. П. Илюхи³⁰, З. А. Новоселовой³¹, А. М. Пашкова³²,

²² Чумиков А. А. Русские землевладельцы в Старой Финляндии // Русский архив.
1893. № 2. С. 105–114.

²³ Бобович И. М. Состояние сельского хозяйства «Старой Финляндии» в конце XVIII
– начале XIX в. (По материалам ленинградских архивов) // Скандинавский сборник.
Вып. 22. Таллин, 1977. С. 31–43.

²⁴ Шитов Д. И. Карельский перешеек: Земля неизведанная. Ч. 4. Восточный сектор:
Рауту - Саккола (Сосново - Громово). СПб., 2000; Орехов Д. И., Балашов Е. А.
Карельский перешеек: Земля неизведанная. Ч. 8. Восточный сектор: Метсяпиртти
(Запорожское). СПб., 2005; Шитов Д. И. Карельский перешеек: Земля неизведанная.
Ч. 10. Северо-восточный сектор: Ряйсяля (Мельниково). СПб., 2006.

²⁵ Исаченко Г. А. «”Окно в Европу”: история и ландшафты». СПб., 1998.

²⁶ Вуокса. Приозерский краеведческий альманах. Вып. 1. Приозерск, 1999 (2-е изд.:
Приозерск, 2000); Вып. 2. Т. 1-2. СПб., 2001; Вып. 3. СПб.; Приозерск, 2003;
Сортавальский исторический сборник: материалы I международной научно-
просветительской краеведческой конференции. Петрозаводск, 2005; Сортавальский
исторический сборник: материалы II Международной краеведческой научно-
практической конференции. Петрозаводск, 2008.

²⁷ Гуляев Г. Д., Дмитриев А. П. Троицкий Сенной монастырь XV-XVII вв. – младший
брат Валаама и Коневца // Вуокса. Приозерский краеведческий альманах. Вып. 1.
Приозерск, 2000. С. 56-70.

²⁸ Дмитриев А. П. История Корельской (Кексгольмской) епархии // Вуокса.
Приозерский краеведческий альманах. Вып. 1. С. 91-136; Вып. 2. Т. 1. С. 160-209.

²⁹ Дубровская Е. Ю. Северное Приладожье в исторической памяти населения
Карелии в начале XX века // Сортавальский исторический сборник: материалы II
Международной краеведческой научно-практической конференции. Петрозаводск,
2008. С. 182-191.

³⁰ Илюха О. П. Страницы истории Сердобольского русского начального училища в
контексте школьной политики Финляндии // Сортавальский исторический сборник:
материалы I международной научно-просветительской краеведческой конференции.
Петрозаводск, 2005. С. 106-113.

В. В. Рогинского³³, А. И. Сакса³⁴, а также финских исследователей М. Яатинена³⁵ и Р. Мюллюс³⁶.

На рубеже ХХ-XXI вв. внимание ряда историков привлекла проблема борьбы российского великодержавия с финским национализмом на российско-финском пограничье в начале ХХ в. и влияния этого противостояния на карельское население приграничных территорий. Современные историки рассматривают это политическое противоборство в образовательной, религиозной и идеологической сферах. Данной проблематике посвящены работы Е. Ю. Дубровской³⁷, М. В. Пулькина³⁸, М. А. Витухновской³⁹ и ряда других историков.

³¹ Новоселова З. А. Сердоболь - уездный город Выборгской губернии XIX - начала
XX века // Сортавальский исторический сборник: материалы I международной
научно-просветительской краеведческой конференции. Петрозаводск, 2005. С. 80-91.

³² Пашков А. М. «Старая Финляндия» в описаниях русских путешественников и
ученых конца XVIII – начала ХХ века // Вуокса. Приозерский краеведческий
альманах. 2002-2003. СПб.; Приозерск, 2003. С. 115-147; Он же. Сочинения Франца
фон Кнорринга «Старая Финляндия» как исторический источник // Сортавальский
исторический сборник: материалы I международной научно-просветительской
краеведческой конференции. Петрозаводск, 2005. С. 60-79.

³³ Рогинский В. В. Война 1808–1809 годов и Фридрихсгамский мир: их историческое
значение для североевропейского региона // Сортавальский исторический сборник:
материалы II Международной краеведческой научно-практической конференции.
Петрозаводск, 2008. С. 93-99.

³⁴ Сакса А. И. Средневековая корела. Формирование этнической и культурной
общности (Корельская земля новгородских летописей) // Вуокса. Приозерский
краеведческий альманах. Вып. 2. Т. 1. С. 95-112.

³⁵ Яатинен М. И. История строительства Сортавалы // Сортавальский исторический
сборник: материалы I международной научно-просветительской краеведческой
конференции. Петрозаводск, 2005. С. 45-52.

³⁶ Мюллюс Р. Крестьянские волнения на донационных землях в Салми в 1820-1830
годах // Сортавальский исторический сборник: материалы II Международной
краеведческой научно-практической конференции. Петрозаводск, 2008. С. 155-163.

³⁷ Дубровская Е. Ю. «Финляндский Вавилон» - Северное Приладожье в конце XIX -
начале XX веков по материалам русских историко-этнографических источников //
Приладожье и Русский север. История, традиции, современность. М., 2003. С. 62-64;
Она же. Противоборство панфиннизма и русского великодержавия в Карелии //
Вопросы истории европейского севера. Петрозаводск, 1991. С. 55-64.

³⁸ Пулькин М. В. Русификация в Карелии - цели, методы, итоги (XIX - начало XX
вв.) // «Свое» и «чужое» в культуре народов Европейского севера. Петрозаводск,
2003. С. 31-33; Он же. Карельский язык в Олонецкой и Сердобольской семинариях //
Приладожье и Русский север. История, традиции, современность. М., 2003. С. 35-38.

³⁹ Витухновская М. А. Российская Карелия и карелы в имперской политике России,
1905-1917. СПб., 2006; Она же. Карельские приходы и «панфинская пропаганда»
(1906-1914 гг.) // Православие в Карелии. Петрозаводск, 2003. С. 113-129; Она же.

Определенный интерес представляет исследование И. Б. Борисова и П. В. Ильина «Питкярантские рудники и заводы»⁴⁰, где не только рассказано о развитии промышленности, но и приведены ценнейшие сведения по истории здравоохранения и социального страхования рабочих в Питкяранте на рубеже XIX-XX вв.

Если российская историография ХХ - начала XXI в. была сосредоточена главным образом на политических сюжетах, рассматривая историю приграничного региона в свете глобальных процессов противостояния имперской России и финской идеи о «Великой Финляндии», то финляндская историография, напротив, характеризуется интересом к локальной истории и микроистории. Первыми финскими исследователями Северного Приладожья стали ректор Сортавальской учительской семинарии О. Реландер⁴¹, Э. Лампен⁴², О. А. Форсстрём⁴³, А. А. Брандерс⁴⁴, Т. Швиндт⁴⁵. В их трудах мы находим богатейший этнографический материал, который содержит в себе уникальную информацию по практически всем сферам жизни изучаемых уездов. В то же время в их монографиях прослеживается скрытая, завуалированная антирусская позиция, проявлявшаяся, главным образом, в негативном отношении к православной обрядности и православию в целом.

Сведения общего характера по истории старой Финляндии приведены в монографиях Й. М. Салениуса «Территория и традиции Восточной Финляндии в прежние времена»⁴⁶ и Р. Розена⁴⁷.

После образования в 1917 г. независимой Финляндии финляндская историография истории Северного Приладожья также испытывала на себе идеологическое влияние в связи с обострением финляндско-советских отношений в 1920-1940-е гг.

Карелы и Карелия как «яблоко раздора». Русская власть и православная церковь против карельского национализма // Россия и Финляндия в XVIII-XX веках. Специфика границы. СПб., 1998. С. 239-253.

⁴⁰ Борисов И. Б., Ильин П. В. Питкярантские рудники и заводы. Сортавала;
Питкяранта, 2004.

⁴¹ Relander O. Pohjois ja It-Karjala // Relander O. Suomen maakunnat. Helsinki, 1903.

⁴² Lampen E. Pika-kuvia Raja-Karjalasta. Helsinki, 1890.

⁴³ Forsstrm O. A. Kuvia Raja-Karjalasta. Helsinki, 1894.

⁴⁴ Branders A. A. Tietoja Suojrven pitjst. Sortavala, 1892; Branders A. A. Olot
Suojrven ja Korpiseln pitjst. Helsinki, 1893.

⁴⁵ Schvindt T. Laatokan luoteis-rannikolta kesll 1879. Helsinki, 1893. (Русский
перевод: Швиндт Т. Народные предания Северо-западного Приладожья, собранные
летом 1879 года // Вуокса. Приозерский краеведческий альманах. Вып. 2. Т. 1. СПб.,
2001. С. 57-85.)

⁴⁶ Salenius J. M. It-Suomen oloista ja tapauksista muinaiseen aikaan. Viipuri, 1915.

⁴⁷ Rosen R. Vanha Suomi. Viipuri // Karjalan historiaa. Yvskyl, 1938. S. 117-157.

Для финских историков 1920-1940-х гг. был характерен весьма агрессивный подход в оценке действия российских властей в Салминском и Сортавальском уездах до 1917 г. Впервые начинает активно употребляться термин «русификация» - «venalaistyminen» в отношении политики России на приграничных территориях. Апогеем данного направления стало издание в 1939 г. монографии К. Мерикоски «Битва за Карелию»⁴⁸, посвященной идеологической борьбе между финскими националистами и русскими охранительными силами на изучаемых территориях. Особое внимание было уделено борьбе в сфере школьного вопроса. Сходная позиция была озвучена и в работах Г. Аминова⁴⁹, И. Соурандера⁵⁰, И. Хяркёнена⁵¹, К. Н. Раухала⁵², В. Кеуняса⁵³, Э. Карки, И. Лейвискя⁵⁴, Э. Лескинена⁵⁵, Я. Яаккола и ряда других финских историков⁵⁶.

Своеобразным исключением в указанных хронологических рамках является монография У. Карттунена «История города Сортавалы»⁵⁷. В ней автор на основе архивных источников подробно рассматривает историю города с момента возникновения до начала 1930-х гг., причем без малейшего налета предвзятости по отношению к русскому фактору в истории города.

С 1950-х гг. в связи с улучшением отношений между Финляндией и СССР стал наблюдаться пересмотр агрессивных позиций. Вместо нападок на имперскую политику России в Карелии финские историки на основе архивных документов стали активно углубляться в микроисторию изучаемого региона, причем главное внимание уделяли не истории политической и идеологической, а социальной и экономической, а также истории образования и культуры. В рамках данного направления были опубликованы работы И. Кемппинена⁵⁸, Х. Кирккинена⁵⁹, Л. Пелкконена⁶⁰,

⁴⁸ Merikoski K. Taistelua Karjalasta. Piirteit venlistmistyst Raja-Karjalassa
tsaarinvallan aikoina. Helsinki, 1939.

⁴⁹ Аminoff G. Karjalan lannen etuvartiona. Helsinki, 1943.

⁵⁰ Sourander I. Salmin pitjn vaiheita ja piirteit Laatokan Karjalan historiasta. Porvoo,
1937.

⁵¹ Hrknen I. Itinen vartio: lukuja Vanhasta Karjalasta. Helsinki, 1920.

⁵² Rauhala K.N. Isnmaan kirja. Osa 3. Yhteiskunta. Porvoo, 1927.

⁵³ Keuns W. Kyprianus venlistyttmistyn johtajana Suomessa ja It-Karjalassa.
Helsinki, 1940; Keuns W. Venlist kirkko ja koulupolitiikkaa It-Karjalassa // Karjalan
historiaa. Jyvskyl; Helsinki, 1938.

⁵⁴ Krki E., Leivisk I. It Karjala: maa ja kansa. Porvoo; Helsinki, 1942.

⁵⁵ Leskinen E. It-Karjalan historiaa kielentutkimuksen valossa // Karjalan historiaa.
Jyvskyl; Helsinki, 1938.

⁵⁶ Jaakkola J. Suomen idnkysymys. Porvoo; Helsinki, 1941.

⁵⁷ Karttunen U. Sortavalan Kaupungin historia. Sortavala, 1932.

⁵⁸ Kemppinen I. Sortavalan seminarin historia. Helsinki, 1969.

книги по истории Рускеалы⁶¹ и Сортавальской волости⁶², книга «Ладожская Карелия в эпоху взлета»⁶³. В 1970 г. вышла книга Э. Кууйо, Й. Тиайнена и Е. Карттунен «История города Сортавалы»⁶⁴.

На рубеже XX-XXI вв. стали выходить многочисленные монографии, совершенно не отягощенные антирусской риторикой. Единственной целью современных финских ученых является стремление на основе архивных данных доказать реалии социальной, этнической, экономической, религиозной истории Северного Приладожья. Данный подход свойственен работам Ю. Пааскоски⁶⁵, П. Кауппинена⁶⁶, А. Лайне⁶⁷, Э. Куйо⁶⁸, М. Яатинена⁶⁹, А. Ряту-Хямяляйнен⁷⁰, А. Вильянто⁷¹, Т. Лайтилы⁷² и И. Бьерна⁷³. Общим тенденциям демографической истории Финляндии с 1851 г. посвящен труд Р. Колари⁷⁴.

Особое место в финляндской историографии проблемы занимают работы Т. Хямюнена, посвященные истории Приграничной Карелии (в финляндской историографии этот регион известен как Raja-Karjala). Работы Т. Хямюнена детально реконструируют историю Салминского уезда с 1880-х до конца 1930-х гг. Монография Т. Хямюнена «По пути за хлебом»⁷⁵

⁵⁹ Kirkinen H. Karjala idn ja lnnen vliss. Osa 1-2. Helsinki, 1970-1976.

⁶⁰ Pelkonen L. Laatokan Karjalan lyseo. Pieksamki, 1970.

⁶¹ Ruskeala. Ruskealan pitjn muistokirja / toim. P. Suoninen. Joensuu, 1966.

⁶² Sortavalan maalaiskunta: muistojenkirja. Jyvskyl, 1954.

⁶³ Laatokan Karjalan nousun vuosikymmenet: Laatokan Karjalan henkisen ja taloudellisen
kehityksen vaiheita 1880-1940 / toim. Y.-P. Mkinen. Pieksmki, 1956.

Kuujo E., Tiainen J., Karttunen E. Sortavalan kaupungin historia. Jyvskyl, 1970. Paaskoski J. Vanhan Suomen lahjoitusmaat (1710-1826). Helsinki, 1997.

Kauppinen P. It-Suomesta Venjlle. Erit piirteit veston liikkuvuudesta 1856-1858 // Kahden Karjalan vlill, kahden Riikin riitamalla / toim. T.Hmynen. Joensuu, 1994.

⁶⁷ Laine A. Sortavalan seminaari - Joensuun yliopisto - suomalaisesta kasvatuksesta
suomalais- venalaiseen tieteelliseen yhteistyhn // Sortavala-rajakaupunki / toim.
P. Hakamies, I. Liikanen, H. Simola. Joensuu, 2001.

⁶⁸ Kuujo E. Jo Karjalan kunnailla lehti puu…: Moskovan rauhasta luovutettujen alueiden
varhaisempia vaiheita. Lappeenranta, 1994.

⁶⁹ Jaatinen M. Sortavalan rakentaminen. Espoo, 1997.

⁷⁰ Rty-Hmlinen A. Raja-Karjalan kunnailta. Helsinki, 2002.

⁷¹ Viljanto A. Salmi. Salmin pitjn muistojulkaisu. Jyvskyl, 1991.

⁷² Laitila T. Kansanomainen ja kirkkolinen ortodoksuus Raja-Karjalassa / Karjala: historia
kansa kultturi / toim. P. Nevalainen, H. Sihvo. Helsinki, 1998. S. 383-415.

⁷³ Bjorn I. Suomalaisten Sortavala-Laatokan valkoinen kaupunki // Sortavala-rajakaupunki
/ toim. P. Hakamies, I. Liikanen, H. Simola. Joensuu, 2001.

⁷⁴ Kolari R. Kuolleisuus – Ddlignet - Mortality. Kohorttikuolleisuus Suomesta vuodesta
1851 lhtien. Helsinki, 1980.

⁷⁵ Hmynen T. Liikkeell leivn thden. Raja-Karjalan vest ja sen toimeentulo 1880–
1940. Helsinki, 1993.

посвящена демографической и экономической ситуации в Салминском уезде в 1880-х – 1940-х гг. Монография «Финнизаторы, русификаторы и приграничные карелы»⁷⁶ - истории идеологической борьбы между имперскими претензиями России и нарождающимся финским национальным движением в начале ХХ в. Для этой книги характерно отсутствие какой-либо предвзятости автора. Т. Хямюнен стремится лишь восстановить исторические реалии жизни изучаемого региона, а не доказать безосновательность претензий монархической России на приграничные территории. Изучению истории Приграничной Карелии посвящена статья Т. Хямюнена «Карельское общество и экономика с конца XIX века до второй мировой войны», опубликованная в сборнике «Карелия: история, народ, культура»⁷⁷. В ней автор уделяет внимание как демографической, так и экономической, хозяйственной истории края. В статье Т. Хямюнена «Что за Карелия?»⁷⁸, опубликованной в сборнике «Между двумя Карелиями», автор приводит обобщенные сведения по истории Северного Приладожья, причем акцент делается на территориальной истории края – передвижении границ по мирным договорам с Россией с XIV в. до 1944 г., внутренних языковых границах региона и т. д. Демографической истории одной из традиционно православных общин Салминского уезда – общине Суоярви посвящена статья Т. Хямюнена «История карельских православных семейств с Суоярви в 1500–1939 годах»⁷⁹.

Финляндская историография Северного Приладожья в связи со взаимоотношениями Финляндии и С.-Петербурга отражена в монографиях М. Энгмана⁸⁰ и П. Невалайнена⁸¹.

Актуальное исследование, посвященное Великому голоду 1866-1868 гг., предпринял финский историк О. Турпейнен в книге «Что же произошло -голод или болезни?»⁸². Автор рассматривает факторы, повлекшие крупную демографическую катастрофу, и приходит к выводу, что одной из причин

⁷⁶ Hmynen T. Suomalaistajat, venlistjt ja rajakarjalaiset: kirkko- ja koulukysymys
Raja-Karjalassa 1900-1923. Joensuu, 1995.

⁷⁷ Hmynen T. Karjalan yhteiskunta ja talous 1800-luvun lopulta toiseen maailmansotaan //
Karjala: historia kansa kultturi / toim. P. Nevalainen, H. Sihvo. Helsinki, 1998. S. 153-206.

⁷⁸ Hmynen T. Mit Karjala? // Kahden Karjalan vlill, kahden Riikin riitamalla / toim.
T. Hmynen. Joensuu, 1994.

⁷⁹ Hmynen T. History of Karelian orthodox families in Suojarvi 1500-1939 // Family Life
on the Northwestern Margins of Imperial Russia / T. Hmynen, J. Partanen, Yu. Shikalov
(eds.). Joensuu, 2004.

⁸⁰ Engman M. St.-Petersburg och Finland. Migrations och influens 1703-1917. Helsinki,
1983.

⁸¹ Nevalainen P. Karelia & St.-Petersburg. Historical connections of the economy and
population of eastern Finland and Saint-Petersburg. Juvskyl; Joensuu, 1998.

⁸² Turpeinen O. Nlk vai tauti tappoi?: kauhunvuodet 1866-1868. Helsinki, 1986.

высокой смертности в указанный период было не только отсутствие продовольствия, но и эпидемии, явившиеся следствием тех голодных лет. В отношении изучаемых уездов крайне интересны сведения о смертности населения там в указанные годы.

Таким образом, историография вопроса представлена большим количеством монографий и статей. Поскольку история приграничных территорий тесно связана с борьбой двух противоположных тенденций -российского великодержавия и финского национального движения, то на протяжении долгого времени, с конца XIX в. вплоть до 1917 г., эта тема была подвержена жесткой идеологизации, что нашло отражение в многочисленных трудах финских публицистов и краеведов. На период 1917-1950 гг. приходится новый виток борьбы, но уже не между империей и окраиной, а между отделившимся самостоятельным финляндским государством и СССР. В эти два периода каждое государство стремилось показать приоритетное право на приграничные территории, и историография этого периода была отражением данного процесса. Пересмотр взглядов и позиций на проблемы начинается только с 1950-х гг. Для современных как российских, так и финляндских историков характерно стремление к очищению от идеологических штампов и выявлению действительных реалий в истории изучаемого приграничного региона. Слабой стороной российской историографии можно считать невнимание ученых к демографическим и социальным проблемам изучаемого региона и, напротив, усиленную концентрацию на его политической истории.

Научная новизна исследования. Впервые в российской историографии проведен комплексный анализ факторов, которые влияли на демографическую историю Приграничной Карелии. На основе архивных данных, сочинений дореволюционных финских краеведов, исследований современных финских ученых удалось выявить динамику численности населения, уровень рождаемости, смертности и масштабы миграций с конца XVIII в. по 1917 г., а также факторы, которые повлияли на демографическую историю данного региона, - состояние зерновой проблемы, уровень развития здравоохранения, миграции и т. д. Также в данной работе впервые в российской историографии представлено комплексное исследование языкового вопроса на территории Приграничной Карелии в разных сферах жизни изучаемого региона - культуре, образовании, богослужении, быту и наличие заимствований из русского в карельский язык.

Практическая значимость исследования. Материалы данного исследования могут быть использованы в учебном процессе – в преподавании истории Карелии и Финляндии, а также в научной работе -при изучении этнической истории, этнографии и языка карел.

Положения, выносимые на защиту:

1. Превалирующей демографической тенденцией в истории
Приграничной Карелии с конца XVIII в. до Великого голода 1866-1868 гг.
было постепенное понижение смертности при сохранении высокой
рождаемости. Предпосылки постепенного снижения смертности были
связаны, прежде всего, с улучшением качества жизни населения в связи с
налаживанием поставок продуктов питания, главным образом зерновых из
России. Таким образом, население лучше, чем раньше, было защищено от
недородов и следовавшего за ними голода.

2. Отличительной чертой изучаемого региона была высокая детская смертность, что обусловлено приграничным положением региона. Близость к С.-Петербургу и возможность отходничества туда приводили к массовым миграциям, с возвращавшимися отходниками переносились тяжелые инфекционные заболевания - оспа, корь, коклюш, тиф и др. Поскольку иммунитет новорожденных был наиболее слабым, именно эта категория населения оказывалась наиболее уязвимой, что приводило к предельно высокому уровню детской смертности.

3. Великий голод 1866-1868 гг. в Финляндии унес тысячи жизней и в Приграничной Карелии. Причина высокой смертности заключалась не только в нехватке продуктов питания, но и в массовых эпидемиях, поразивших край в указанные годы. Можно согласиться с финским историком О. Турпейненом, который считал, что помимо тифа (по-фински -lavantauti) причинами высокой смертности на территории Финляндии в годы Великого голода были и другие инфекционные заболевания, имеющие сходные с тифом симптомы. Распространение в Приграничной Карелии многочисленных инфекционных заболеваний подтверждают источники НАРК. Помимо тифа население страдало от чумы, дифтерии, сыпного тифа и других инфекционных заболеваний.

4. Период с 1868 по 1917 г. характеризуется рядом новых
демографических тенденций. Одна из них - постепенное снижение
рождаемости в лютеранских общинах, члены которых больше, чем
православные, были задействованы в работе на промышленных
предприятиях. Превалирующей тенденцией являлось постепенное
сокращение уровня смертности. Предпосылки этого явления следует
искать, прежде всего, в развитии сети здравоохранения, которая начала
развиваться в 1840-1850-х гг., но своего апогея достигла только к началу
ХХ в., когда практически в каждой общине действовал собственный
общинный врач. Положительное влияние на демографическую историю
Приграничной Карелии имело и оспопрививание жителей изучаемых
уездов, проводившееся с середины XIX в.

5. Обеспеченность продуктами питания в данный период приобрела постоянный характер. Поставки зерна и других продуктов питания из России осуществлялись из нескольких центров, таких как Сортавала, общины Салми и Импилахти. Еще одним существенным прорывом в сфере обеспеченности зерном можно считать повышение самообеспеченности зерновыми. Импульс для развития сельского хозяйства и животноводства придали многочисленные общественные организации националистической направленности, нацеленные на превращение общин Северного Приладожья в центр земледелия Финляндии. Итогом их работы стало увеличение площадей полевого пашенного земледелия и постепенный рост урожайности. В то же время самообеспеченность крестьянских хозяйств зерновыми не была полной – Приграничная Карелия оставалась зависимой от поставок русского зерна вплоть до отделения Финляндии в 1917 г.

6. Небольшим источником увеличения численности населения на рубеже XIX-XX вв. была миграция из центральных областей Финляндии, что сразу сказалось на возрастании количества лютеран как в абсолютных цифрах, так и в процентном отношении. Несмотря на укоренившийся в финляндской историографии взгляд на Приграничную Карелию как на сверхиндустриальную территорию, по-настоящему индустриально развита была только территория общины Импилахти, которая в годы расцвета расположенных там предприятий предоставляла до 3000 рабочих мест. Остальные общины, такие как Салми, Суоярви, Суйстамо, предоставляли работу лишь местным крестьянам. Таким образом, широкомасштабная миграция лютеран происходила только на территорию деревни Питкяранта в общине Импилахти. Возрастание численности лютеран в общинах Суйстамо, Салми, Суоярви происходило главным образом за счет изменения контроля численности лютеранского населения. На рубеже XIX-XX вв. в православных общинах Приграничной Карелии стали основываться лютеранские часовни. Это повлекло резкое увеличения численности лютеран в тех общинах, где до этого процент лютеран был минимальный или их вообще не было.

7. Население Сортавалы в период с конца XVIII в. до середины XIX в. увеличивалось за счет естественного прироста, т. е. постепенного снижения смертности и сохранения высокой рождаемости. Благодаря развитию сети медицинских учреждений уже с 1840-х гг. Сортавала в меньшей степени, чем сельская местность, пострадала от последствий Великого голода. Со второй половины XIX в. численность населения Cортавалы стала быстро расти за счет миграции населения из близлежащих, преимущественно лютеранских, общин уезда в город. Это привело к росту численности населения в абсолютных цифрах, а также к росту численности лютеранской общины. Причины миграции заключались в том, что городской образ жизни

предоставлял огромные преимущества по сравнению с сельским во всех сферах жизни: более высокая заработная плата, а также более насыщенная культурная жизнь, что было особенно привлекательно для молодежи.

8. В языковой сфере приграничное положение исследуемого региона приводило к заимствованию русских слов, преимущественно связанных с церковной православной обрядностью, торговыми поездками в Россию либо с бытовой сферой (продукты питания, жилище) и т. д. Карелы Салминского и Сортавальского уездов говорили на родном для них карельском языке, но ввиду хозяйственных, торговых контактов с русской Карелией и С.-Петербургом усваивали определенные русские слова и выражения. Таким образом, они говорили на суржике, основанном на включении русских слов в карельский язык.

9. Поскольку на протяжении XIX - начала XX в. отходничество было распространено среди карел Салминского и Сортавальского уездов, русский язык имел здесь высокий статус, что проявлялось в стремлении жителей приграничных общин использовать русский в качестве языка обучения в школах, а также проводить православные богослужения на русском языке. Ситуация эта была характерна вплоть до 1918 г., т. е. до закрытия российско-финской границы.

10. Языковой вопрос в сфере православного богослужения отражал
традиционализм карельского населения Приграничной Карелии, его
заинтересованность в овладении русским языком. Несмотря на полное
непонимание карелами церковнославянского языка, на котором
проводились церковные службы, население отказывалось от перевода
служб на более понятный для них финский язык. Так, в 1860-1870-е гг.,
несмотря на появление первых переводных финских богослужебных книг и
постановления властей, разрешающих проведение православных церковных
служб на родном для населения карельском языке, паства отказывалась от
изменения языка при проведении церковных богослужений. Только на
рубеже XIX-XX вв. церковные службы начинают проводиться на
карельском языке. Отношение к ведению церковных служб на финском
языке зависело от численности православных в определенной общине, а
также от того, насколько близко от границы эта община находилась. Так,
церковные службы в Сортавале проводились на родном для населения
карельском языке уже с XVIII в. Предпосылки такого отношения к
языковому вопросу кроются в геополитическом положении города.
Сортавала была административным центром преимущественно
лютеранского Сортавальского уезда, позиции православия были
традиционно слабее, чем в православном Салминском уезде, следовательно,
с учетом практической значимости, православное население, которое было
в меньшинстве, лояльно относилось к проведению богослужений на родном

для населения языке. В Салминском уезде только в конце XIX в. население всех общин, кроме Салми и Суоярви, переходит на карельский язык в церковных богослужениях. Первые церковные службы в указанных общинах стали проводиться только в начале ХХ в. Решающими факторами приверженности церковнославянскому языку вновь стали геополитический и конфессиональный. Обе общины были традиционно православными, а отношения с Россией имели для них приоритетное значение.

11. Язык в сфере образования стал настоящим полем борьбы между
финскими интеллектуалами-националистами и сторонниками российского
великодержавия. Если в первой половине XIX в. вопрос о языке обучения в
сельских школах Приграничной Карелии носил в большей мере
практический характер, то уже с 1870-1880-х гг. он приобретает
политическую окраску. Каждая из противоборствующих сторон понимала,
что обучение детей на финском языке приведет к постепенной финнизации
приграничного населения, а обучение на русском языке, в свою очередь,
сохранит пророссийские симпатии и усилит позиции России в этом регионе.
В силу принадлежности жителей Салминского уезда к православию именно
этот уезд объявлялся форпостом русификации не только в Северном
Приладожье, но и в целом в Великом княжестве Финляндском. Исходя из
соотношения школ, основанных финскими активистами и русскими
монархистами, следует признать, что к 1917 г. в Салминском уезде
победило российское великодержавие. Но это была временная победа.

Совершенно другая ситуация характерна для населенного преимущественно лютеранами Сортавальского уезда. Там к 1917 г. существовала одна русская школа в городе Сортавале и три в сельской общине Сортавалы. Таким образом, данный уезд не рассматривался российскими властями как объект русификации и основание русских школ не приняло там широкого масштаба.

12. Что касается Сортавалы, то на рубеже XIX-XX вв. она превратилась
в центр финского национализма. Если в первой половине XIX в. в сфере
образования господствовали немецкий и шведский языки, что опять же
было обусловлено политическими предпосылками, то уже во второй
половине XIX в. учебные заведения начинают переходить на финский язык.
Апогеем развития финской национальной культуры в Северном
Приладожье стало основание в 1880 г. финской учительской семинарии в
Сортавале. Несмотря на требования русских властей проводить обучение на
русском языке, превалирующим официальным языком был объявлен
финский. Это обстоятельство способствовало принижению статуса
русского языка в уезде и привело к возникновению националистически
настроенной интеллигенции, агрессивно относившейся ко всему русскому и
ориентированной на создание независимого финского государства.

Апробация работы. Результаты исследования представлялись автором в виде докладов на региональных, всероссийских и международных конференциях, проходивших в Петрозаводске, Архангельске, Сортавале, Меркиярви (Финляндия) и Йоэнсуу (Финляндия) в 2007-2015 гг.:

- Вторая международная краеведческая конференция по истории
Северного Приладожья (Сортавала, 2007 г.).

Межвузовская конференция «”Свое” и “чужое”» в культуре народов Европейского Cевера» (Петрозаводск, 2007 г.).

XVI конференция по изучению Скандинавских стран и Финляндии (Архангельск, 2008 г.).

Международная конференция, посвященная изучению приграничных ландшафтов (Меркиярви (Финляндия), Сортавала, 2009 г.).

Международная конференция «Россия и Финляндия в многополярном мире: 1809-2009 гг.» (Петрозаводск, 2009 г.).

Научно-практическая конференция «Карелия на этнокультурной и политической карте России: к 90-летию Республики Карелия» (Петрозаводск, 2010 г.).

Семинар по международному проекту «Карелы - народ, разделенный границей» (Йоэнсуу (Финляндия), 2010 г.).

IV научная конференция «Православие в Карелии» (Петрозаводск, 2015 г.).

В 2010-2012 гг. автор принимала участие в трехлетнем научно-исследовательском проекте «Народ, разделенный границей: Карелы в истории России и Финляндии в 1809-2009 гг.: эволюция идентичностей, религии и языка» по гранту совместного конкурса Российского гуманитарного научного фонда и Академии Финляндии.

По теме диссертации опубликовано 24 печатные работы общим объемом 8,65 печатного листа, в том числе четыре статьи в журналах из перечня ВАК.

Структура работы. Данная работа состоит из введения, двух глав, разделенных на параграфы, заключения, списка использованных источников и литературы, списка сокращений и двух приложений.

Население Салминского и Сортавальского уездов в 1868-1920 годах

В годы правлении Елизаветы Петровны по итогам русско-шведской войны 1741-1743 годов («малая вражда» или «pieni viha») был подписан Абоский мирный договор, согласно которому к России были присоединены новые территории - Кюменегородская провинция и крепость Нейшлот с округой123. После завершения русско–шведской войны 1741-1743 годов из Выборгской и Кексгольмской провинций С.-Петербургской губернии и присоединенных в ходе войны шведских территорий в 1744 году была образована Выборгская губерния124.

7 ноября 1775 года Екатерина II подписала «Учреждения для управления губерний Всероссийской империи», в соответствии с которым размеры губерний были уменьшены, их число увеличено вдвое, ликвидированы провинции (в ряде губерний внутри них были выделены области) и изменена нарезка уездов. Процесс замены старых губерний новыми, которые стали называться «наместничествами», растянулся на 10 лет (1775-1785 гг.). В ходе этой реформы летом 1783 года Выборгская губерния была преобразована в Выборгское наместничество (без изменения территории). В связи с открытием в конце XVIII века Рускеальских мраморных ломок, и повышении значимости данной территории для С.Петербурга, в 1783 году Сортавале был возвращен городской статус, потерянный после разгрома города русскими войсками под командованием Апраксина в 1705 году и она стала уездным городом Выборгской губернии.

Попыткой шведов вернуть утраченные земли стала русско-шведская война 1788-1790 годов. Ее итогом стало заключение Верельского мирного договора, согласно которому была подтверждена граница, установленная Абоским мирным договором 1743 года, и между государствами был сохранен status quo125.

С вступлением на престол Александра I в 1801 году была восстановлена прежняя сетка губерний. В 1802 году Выборгское наместничество было преобразовано в Финляндскую губернию с центром в Выборге.

По итогам русско-шведской войны 1808-1809 годов был подписан Фридрихсгамский мирный договор, согласно которому к России была присоединена основная часть Финляндии. Выступая на Боргоском сейме в марте 1809 года, император Александр I обещал сохранить «религию, коренные законы, права и преимущества, коими каждое состояние сего княжества в особенности и все подданные оное населяющие от мала до велика, по Конституциям их доселе пользовались, обещая хранить оные в ненарушимости и непреложной их силе и действии»126. Таким образом, Финляндия хотя и становилась частью Российской империи, но сохраняла во многом свой автономный статус, что подчеркивалось даже в официальном названии – новоприобретенная территория стала называться «Великим княжеством Финляндским». С присоединением основной части Финляндии к Российской империи появился термин «Старая Финляндия», под которым подразумевалась та часть Финляндии, которая была присоединена в 1721 и 1744 годах, тогда как «Новой Финляндией» считалась территория, завоеванная в 1809 году.

Новшества, связанные с изменением статуса Выборгской губернии в дальнейшем, произошли в связи с осложнением русско-французских отношений накануне Отечественной войны 1812 года. Русское правительство справедливо опасалось, что в ходе грядущей русско-французской войны присоединенная силой оружия Финляндия может восстать и перейти на сторону противника. Для того, чтобы не допустить такой ситуации, нужно было улучшить отношения с населением Великого княжества Финляндского.

Своеобразным подарком финнам стало присоединение к Финляндии Выборгской губернии в декабре 1811 года127. С присоединением Выборгской губернии к Великому княжеству Финляндскому термин «Старая Финляндия» потерял всякий территориальный и политический смысл, и в декабре 1811 года вышел манифест «О именовании старой и новой Финляндии совокупно Финляндией», согласно которому «Старая и Новая Финляндия отныне совокупно называлась Финляндией, а прежняя Финляндская губерния наравне с губерниями, в Финляндии существующими, отныне состоять будет в главном управлении, для сей страны учрежденном»128.

Таким образом, Выборгская губерния с декабря 1811 года находилась в юрисдикции Великого княжества Финляндского и подчинялась губернатору, находившемуся в Выборге. Лютеранская вера считалась официальной и 124, 127-129; 2) История Выборга XVIII-XIX века в документах и материалах. С. 442-454. господствующей, но и православная вера, при шведской власти подвергавшаяся репрессиям, стала легальной и получила все права на свободное отправление культа. Религиозное управление землями Северного Приладожья напрямую зависело от конкретной хронологической эпохи и принадлежности этой территории к какому-либо из государств: Швеции, России или Финляндии.

Во время шведского господства все религиозные дела были поставлены под контроль лютеранской консистории в Выборге, к которой относилась вся восточная часть Финляндии под названием Выборгская епархия, основанная еще в 1554 году.

В 1723 году Выборгская лютеранская епархия была перенесена в Порвоо, так как в 1721 году по Ништадтскому миру Швеция лишилась Выборга и части юго-восточной Финляндии. Позднее при русской власти в Выборге была учреждена лютеранская консистория, в подчинении которой находились лютеране Выборгской губернии. Консистория находилась сначала в подчинении Юстиц-Коллегии в С.-Петербурге и только короткое время в 1784-1797 годах в подчинении Гражданского трибунала в Выборге. В 1810 году Консистория вошла в подчинение Министерства просвещения и Министерства духовных дел иностранных вероисповеданий129.

После присоединения Выборгской губернии к Финляндии ее управление было унифицировано с моделью, по которой управлялись и остальные части Финляндии. Административным центром объявлялся город Выборг, доходы губернии перечислялись к общефинляндским доходам, судебные дела разбирались в городе Або (Турку), управление духовных дел лютеранской церкви осуществлялось в Боргосской епархии130.

Население города Сортавала в конце XVIII – начале ХХ века

Немецкий язык, считавшийся в XVIII веке языком образованной интеллигенции, продолжает сохранять свои позиции в культурной сфере лишь в первой половине XIX века. Показательно, что некоторые первые пьесы в местном театре Сортавалы ставились на немецком язык.

К концу века влияние немецкого языка практически исчезло, поскольку в культурную жизнь под влиянием финского национального самосознания уже с середины XIX века включается финский язык. Проявлением этого стало исполнение пьес на финском языке. Немецкий язык использовался лишь при обучении детей немецких мастеров или квалифицированных рабочих, приглашенных из С.-Петербурга. В 1896 году инженер Густав Грендаль издал в С.-Петербурге краткое описание Питкярантского месторождения, его рудников и заводов. Упомянув о мерах по улучшению быта на заводах, автор отметил, что «сюда был приглашен священник и открыто несколько школ, в которых преподавание ведется или на русском, или на немецком языке, так что дети обучаются на родном языке»440. Е.Ю. Дубровская делает вывод, что немецкий в качестве родного языка мог использоваться для обучения детей иностранных инженеров и высококвалифицированных мастеров, приглашенных из-за границы или С.Петербурга441. Мультилингвизм был также характерен и для крупных промышленных центров, активное развитие которых приходится на вторую половину XIX века. Так, к примеру, Тапио Хямюнен называл Питкяранту «Финским Вавилоном», поскольку в ней звучала речь на самых разных языках -финском, русском, немецком, шведском, английском, французском442. В конце XIX века в Питкяранте работали тысячи рабочих. В документе 1912 года, когда работы на заводе практически не велись, недавнее прошлое завода описывалось так: «Питкярантский завод, ежегодно расширяя свою деятельность, довел до того, что для исполнения всех работ потребовались тысячи рабочих рук. Так как местных жителей не хватало, то нужное количество рабочих пополнялось людьми, пришедшими не только с Финляндии, но и с России»443.

Таким образом, именно род занятий населения определял употребление используемых в жизни языков. В первой половине XIX века знание русского и шведского языков среди местного населения было характерно, прежде всего, для купечества и чиновников городского магистрата, которое в силу профессиональной деятельности совершали поездки в Россию и вынуждены были разбираться в шведоязычной документации. Благодаря развитию отходничества на заработки в Россию, знание русского с середины XIX века приобрело особенное значение, что и привело к особенно высокому статусу именно русского языка, что нашло отражение в трудах приладожских краеведов.

В XVIII - первой половине XIX веков в культурной жизни Финляндии господствовал шведский язык. Немецкий язык также оставался популярным в среде финляндских интеллектуалов еще на рубеже XVIII-XIX столетий. В Северном Приладожье происходили те же процессы, что и в остальной Финляндии444. Основным очагом культурной жизни Сортавальского и Салминского уездов являлась Сортавала. В начале XIX века местные интеллигенты стали основывать небольшие общества - кружки по интересам, внутренним языком общения которых был шведский язык. Превалирующим направлением культурной жизни города стала организация театра, роли в котором исполняли выходцы из местной интеллигенции.

В первой половине и середине XIX века все пьесы сортавальского театра ставились на шведском, реже немецком языках. Финский же язык считался языком простонародья, использование его в культурной жизни вплоть до второй половины XIX века не допускалось445.

Театральная жизнь Сортавалы отличалась насыщенностью. С 1853 по 1880 год там было поставлено на сцене более 40 шведоязычных пьес. А в 1850 году в газете «Суометар» («Suometar») появилась заметка о том, что сортавальская молодежь поставила пьесу Пиетари Ханникайнена «Фокусник», которая чуть ранее была сыграна в Куопио и Лаппенранта. Это была первая пьеса, поставленная на финском языке. Тот факт, что в Хельсинки пьеса была сыграна позднее, чем в Сортавале, показывает, что уже в середине XIX века Сортавала была одним из ведущих центров финской национальной культуры446.

По мере роста финского национального самосознания росло и число финноязычных пьес. В 1860-1870-е годы были поставлены следующие пьесы: «Сила песни» (1860), «Спорное дело» (1862)», «Русалка» (1869), «Антониус Путрониус» (1869), «Коммунист» (1870), Лея» (1871), «Замок от кассы» (1871), «День и ночь» (1877), «Посмотри в зеркало» (1878), «Нежные родственники» (1879), «Башмачки для танцев» ( 1879) и другие447.

Язык в сфере культуры, делопроизводства и язык церковной службы

Несмотря на наличие как финских, так и русских школ, уровень грамотности населения Приграничной Карелии оставался на довольно низком уровне. Известно, что в 1905-1906 годах в общинах Салми и Импилахти только 44 % детей в возрасте от 9 до 12 лет посещали школу, в Суоярви - 31%, в Корписельке - около 50 %. Только в Соанлахти и Суйстамо посещение школ было повсеместным. Умение читать среди детей также было далеко не повсеместным. По данным 1906 года, среди детей от 7 до 15 лет в общине Салми из 2237 не умели читать 1743, в Мантсинсаари из 158 детей – 18, в Суоярви из 794 - 274, в Суйстамо - из 1348 - 93564.

В начале XX века Приладожская Карелия, вместе с Олонецкой и Беломорской Карелией, встречаются с новым для себя явлением - так называемой «панфинской пропагандой». Понятие это появилось впервые в годы Первой российской революции. Этим термином правые политики и публицисты обозначали разнообразную деятельность финских активистов в Российской Карелии, направленную на усиление здесь политического и культурного влияния Финляндии565. Предпосылкой этой деятельности можно считать формирование собственного, финского самосознания и оформление к концу XIX века в кругах финских интеллектуалов движения, получившего название «карелианизма». Суть его заключается в том, что поиск национальной идентичности и истоков собственной культуры привел романтически настроенных деятелей финской интеллигенции в Российскую Карелию (в Финляндии эта часть Карелии обычно называется It-Karjala – Восточная Карелия). Решающую роль в этом процессе играл и тот факт, что именно в этом регионе были найдены руны Калевалы566. Первоначально карелианизм был в большей<\/span> мере культурным влиянием, но затем стал распространяться и на сферу политическую. Финский историк Ханнес Сихво предлагал выделить две формы карелианизма - культурный и национально идеологический. Последний, по его мнению, развился в политическую доктрину «Великой Финляндии»567. Доктрина «Великой Финляндии» сводилась вначале к культурному, а затем и политическому объединению финно-угорских народов под эгидой Финляндии. Так, земли, населенные карелами, оказались объектом политических интересов финских националистов, что не замедлило вызвать ответную реакцию со стороны имперских властей.

Внимание финляндской интеллигенции уже с конца XIX века было обращено на приладожские общины. Финны стремились распространить свое националистическое влияние, основывая национальные финские школы в приходах, где проживали православные карелы. Так, в 1880-е годы были основаны финские народные школы в Салми, Суйстамо, Корписелькя, Соанлахти568.

Главным событием, встревожившим имперские власти, стало образование в июле 1906 году «Союза беломорских карел». В задачи союза входило усиление финского культурно-экономического влияния в карельских землях, главным образом, в Архангельской, или, по финской терминологии, Беломорской Карелии. В комплекс мероприятий входило создание финских школ и библиотек для карел, издание газеты о карельских проблемах и литературы на карельском и финском языках, а также постоянная агитация среди карельского населения (поэтому весь комплекс финских мероприятий и получил название «панфинская пропаганда»). Союз этот имел чисто профинскую националистическую направленность. Так, на первом годичном собрании лидер карельского национального движения Пааво Афанасьев (Ахава) произнес такого рода речь «Мы одни слишком слабы, мы даже не понимаем еще вполне того - финны ли мы. Пришли мы в Финляндию, здесь нас называли русскими («рюсся»), вернулись в Россию, там нас называли чухнами. Таким образом, мы оказались без отечества, без места там и здесь… Но теперь многие из архангельских карел понимают, что они - финны, что они принадлежат к Финляндии, что их земля принадлежит к ней, что они желают присоединиться к Финляндии…, Союз желает объединения всех финских племен». Впрочем, желая не вступать в открытую конфронтацию с властями, была сделана следующая оговорка «Союз не имеет в виду вмешиваться в дела веры, по поводу чего, как видно, и возникают недоразумения»569 Подобная деятельность вызвала противодействие российских властей и православного духовенства. В.А. Алексеев, автор брошюры «Панфинско-лютеранский поход финляндцев на православную Карелию», видел цели союза не столько в свете культурно-просветительских мероприятий, сколько в воплощении финской идеи о «Великой Финляндии», которая включала бы в себя, помимо собственно финских земель еще и территорию Российской Карелии: «Прежде всего, с благословения финляндских властей, прекрасно понимающих, что исполнение их заветных желаний - видеть объединенными под главенством Финляндии все финские племена, - можно достичь всего успешнее культурными средствами, в Таммерфорсе образовался в июле 1906 года Союз беломорских карел»570.

Известно также, что основателем «Союза Беломорских карел» был панфински настроенный преподаватель сортавальской семинарии О.А. Форстрём-Хайнари. Его помощником стал Пааво Афанасьев (Ахава), когда- то православный, перешедший из православия в лютеранство. Также он отрекся и от русской фамилии, поменяв фамилию Афанасьев на Ахава. П. Ахава стал одним из вдохновителей первого периодического издания на карельском языке - журнала «Карельские беседы» («Karjalaisten Pakinoita»). Данный журнал носил ярко выраженную антирусскую направленность. Так, на его страницах издатели обещали избавить карел «от нагаек урядников и из-под власти негодяев - русских чиновников, которые с помощью русских крестов и царских портретов «отняли свободу от вольного раньше карельского народа». Большое внимание уделялось и постановке образовательного вопроса. Так, подчеркивалась важность приобщения православных карельских детей именно к финской школе, которая в свою очередь стремилась воспитать антирусские настроения в среде учащихся.

Понимая, что русские власти могут противодействовать проведению финскими националистами своей политики по вовлечению карельских детей в финские школы, издатели «Карельской беседы» призывали своих читателей к организации школ тайного обучения: «Особенно помогайте им (карелам) в школьном деле, покажите им, что можно для двух деревень основать одну школу, по очереди содержать учителя… Но вдруг русская власть будет против финской школы? Тогда нужно побуждать заграничных братьев (карел) принимать учителей на дом, как будто для обучения своих детей. Так по очереди будут обучены дети в каждом доме… Содействие развитию финской грамотности в заграничной Карелии - самое важное дело пограничных карел до известного времени»572.

Язык в сфере образования

Несмотря на наличие как финских, так и русских школ, уровень грамотности населения Приграничной Карелии оставался на довольно низком уровне. Известно, что в 1905-1906 годах в общинах Салми и Импилахти только 44 % детей в возрасте от 9 до 12 лет посещали школу, в Суоярви - 31%, в Корписельке - около 50 %. Только в Соанлахти и Суйстамо посещение школ было повсеместным. Умение читать среди детей также было далеко не повсеместным. По данным 1906 года, среди детей от 7 до 15 лет в общине Салми из 2237 не умели читать 1743, в Мантсинсаари из 158 детей – 18, в Суоярви из 794 - 274, в Суйстамо - из 1348 - 93564.

В начале XX века Приладожская Карелия, вместе с Олонецкой и Беломорской Карелией, встречаются с новым для себя явлением - так называемой «панфинской пропагандой». Понятие это появилось впервые в годы Первой российской революции. Этим термином правые политики и публицисты обозначали разнообразную деятельность финских активистов в Российской Карелии, направленную на усиление здесь политического и культурного влияния Финляндии565. Предпосылкой этой деятельности можно считать формирование собственного, финского самосознания и оформление к концу XIX века в кругах финских интеллектуалов движения, получившего название «карелианизма». Суть его заключается в том, что поиск национальной идентичности и истоков собственной культуры привел романтически настроенных деятелей финской интеллигенции в Российскую Карелию (в Финляндии эта часть Карелии обычно называется It-Karjala – Восточная Карелия). Решающую роль в этом процессе играл и тот факт, что именно в этом регионе были найдены руны Калевалы566. Первоначально карелианизм был в большей мере культурным влиянием, но затем стал распространяться и на сферу политическую. Финский историк Ханнес Сихво предлагал выделить две формы карелианизма - культурный и национально идеологический. Последний, по его мнению, развился в политическую доктрину «Великой Финляндии»567. Доктрина «Великой Финляндии» сводилась вначале к культурному, а затем и политическому объединению финно-угорских народов под эгидой Финляндии. Так, земли, населенные карелами, оказались объектом политических интересов финских националистов, что не замедлило вызвать ответную реакцию со стороны имперских властей. Внимание финляндской интеллигенции уже с конца XIX века было обращено на приладожские общины. Финны стремились распространить свое националистическое влияние, основывая национальные финские школы в приходах, где проживали православные карелы. Так, в 1880-е годы были основаны финские народные школы в Салми, Суйстамо, Корписелькя, Соанлахти568.

Главным событием, встревожившим имперские власти, стало образование в июле 1906 году «Союза беломорских карел». В задачи союза входило усиление финского культурно-экономического влияния в карельских землях, главным образом, в Архангельской, или, по финской терминологии, Беломорской Карелии. В комплекс мероприятий входило создание финских школ и библиотек для карел, издание газеты о карельских проблемах и литературы на карельском и финском языках, а также постоянная агитация среди карельского населения (поэтому весь комплекс финских мероприятий и получил название «панфинская пропаганда»). Союз этот имел чисто профинскую националистическую направленность. Так, на первом годичном собрании лидер карельского национального движения Пааво Афанасьев (Ахава) произнес такого рода речь «Мы одни слишком слабы, мы даже не понимаем еще вполне того - финны ли мы. Пришли мы в Финляндию, здесь нас называли русскими («рюсся»), вернулись в Россию, там нас называли чухнами. Таким образом, мы оказались без отечества, без места там и здесь… Но теперь многие из архангельских карел понимают, что они - финны, что они принадлежат к Финляндии, что их земля принадлежит к ней, что они желают присоединиться к Финляндии…, Союз желает объединения всех финских племен». Впрочем, желая не вступать в открытую конфронтацию с властями, была сделана следующая оговорка «Союз не имеет в виду вмешиваться в дела веры, по поводу чего, как видно, и возникают недоразумения»569 Подобная деятельность вызвала противодействие российских властей и православного духовенства. В.А. Алексеев, автор брошюры «Панфинско-лютеранский поход финляндцев на православную Карелию», видел цели союза не столько в свете культурно-просветительских мероприятий, сколько в воплощении финской идеи о «Великой Финляндии», которая включала бы в себя, помимо собственно финских земель еще и территорию Российской Карелии: «Прежде всего, с благословения финляндских властей, прекрасно понимающих, что исполнение их заветных желаний - видеть объединенными под главенством Финляндии все финские племена, - можно достичь всего успешнее культурными средствами, в Таммерфорсе образовался в июле 1906 года Союз беломорских карел»570.

Известно также, что основателем «Союза Беломорских карел» был панфински настроенный преподаватель сортавальской семинарии О.А. Форстрём-Хайнари. Его помощником стал Пааво Афанасьев (Ахава), когда- то православный, перешедший из православия в лютеранство. Также он отрекся и от русской фамилии, поменяв фамилию Афанасьев на Ахава.

П. Ахава стал одним из вдохновителей первого периодического издания на карельском языке - журнала «Карельские беседы» («Karjalaisten Pakinoita»). Данный журнал носил ярко выраженную антирусскую направленность. Так, на его страницах издатели обещали избавить карел «от нагаек урядников и из-под власти негодяев - русских чиновников, которые с помощью русских крестов и царских портретов «отняли свободу от вольного раньше карельского народа». Большое внимание уделялось и постановке образовательного вопроса. Так, подчеркивалась важность приобщения православных карельских детей именно к финской школе, которая в свою очередь стремилась воспитать антирусские настроения в среде учащихся.

Понимая, что русские власти могут противодействовать проведению финскими националистами своей политики по вовлечению карельских детей в финские школы, издатели «Карельской беседы» призывали своих читателей к организации школ тайного обучения: «Особенно помогайте им (карелам) в школьном деле, покажите им, что можно для двух деревень основать одну школу, по очереди содержать учителя… Но вдруг русская власть будет против финской школы? Тогда нужно побуждать заграничных братьев (карел) принимать учителей на дом, как будто для обучения своих детей. Так по очереди будут обучены дети в каждом доме… Содействие развитию финской грамотности в заграничной Карелии - самое важное дело пограничных карел до известного времени»572.

С 1905 года получила новое дыхание и лютеранская карельская миссия, толчком к созданию которой послужило провозглашение веротерпимости в России манифестом Николая II от 17 октября 1905 года. Важно отметить, что ее главным организатором и вдохновителем был лектор сортавальской семинарии Бруно Бокстрём. Он же добился того, что Сортавальское евангелическое общество в сентябре 1906 года приняло решение о создании специального миссионерского фонда для распространения Евангелия в

Российской Карелии и других регионах России. Правда, сам Б. Бокстрём подчеркивал, что в деятельности общества не было антиправительственной направленности, и оно стремилось только пробудить «братьев» к духовной жизни и отвлечь их от языческих верований573. Свое воззвание по национальному вопросу Б. Бокстрём изложил в оппозиционной российской власти газете «Kotimaa». Высказывания Б. Бокстрёма по сути повторяли требования финских националистов, стремившихся воплотить мечту о «Великой Финляндии»: «Друзьям карельского народа! Удивительным и неожиданным образом так недавно открылась дверь в среду карельского народа, в эту новую обширную Обетованную землю, которая простирается от окрестностей Серд оболя – на восток - до Онежского озера и от южных берегов Онеги до Белого моря - на север, обнимая все живое, даровитое и соблазнами века не тронутое еще родственное нам племя, плоть от плоти нашей, кровь от крови нашей, племя, говорящее одним с нами языком!»

Столь агрессивные действия финских националистов встретили серьезный отпор прежде всего со стороны русского православного духовенства. Для проведения среди карел русификаторской политики, прежде всего в сфере образования, было основано Карельское православное братство, лидером которого был епископ Киприян (Шнитников)575. Цель братства заключалась в противодействии панфинской активности, укреплении среди карел приверженности православия и распространении