Эволюция языковой политики Российской империи в Туркестанском крае (по материалам Киргизстана) Сумарокова Ольга Леонидовна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Теоретико-методологические основы становления и трансформации языковой политики в истории России (XI - начало XX вв.) 28

1.1. Понятие и сущность языковой политики, и принципы ее формирования в международной практике в XIX - начале XX вв 28

1.2. Языковая политика Российской империи и «русификации»: к вопросу о методологии исследования 47

1.3. Историческая ретроспектива регулирования языковых вопросов в России в XI начале XX вв. (по материалам Западного края и Царства Польского) 61

Глава 2. Политические, социально-экономические и культурные условия подготовки и реализации языковой политики российской империи в туркестанском крае во II половине XIX в 78

2.1. Политическое положение Среднеазиатского региона и уровень его социально-экономического развития к середине XIX в 78

2.2. Этапы формирования общенародного киргизского языка и его состояние на момент вхождения территории современной Киргизии в состав Российской империи 96

2.3. Народный ислам как основа культурных и просветительских традиций киргизского народа 108

Глава 3. Основные векторы и стратегии продвижения русского языка в туркестанском крае 139

3.1. Модернизация конфессиональных школ Туркестанского края в контексте государственной языковой политики Российской империи 139

3.2. Становление сети русских училищ на территории Киргизии и механизмы их адаптации к новым социокультурным условиям 179

3.3. Гуманистические тенденции популяризации русского языка через сеть русско-туземных школ 203

3.4. Политика языковой лояльности в концепции русско-туземных школ 242

Глава 4. Вклад российской интеллигенции в научное изучение и развитие киргизского языка 265

4.1. Работа над первым киргизским алфавитом на основе кириллицы в конце XIX в. 265

4.2. Становление системы подготовки специалистов в области среднеазиатских языков в Российской империи в конце XIX в 281

4.3. Подготовка и издание первой учебной, учебно-методической и справочной литературы по киргизскому языку 305

4.4. Суть и принципы русификаторской политики Российской империи в Туркестанском крае во II половине XIX - начале XX вв 329

Заключение 343

Условные обозначения 355

Список литературы

• Языковая политика Российской империи и «русификации»: к вопросу о методологии исследования
• Этапы формирования общенародного киргизского языка и его состояние на момент вхождения территории современной Киргизии в состав Российской империи
• Становление сети русских училищ на территории Киргизии и механизмы их адаптации к новым социокультурным условиям
• Становление системы подготовки специалистов в области среднеазиатских языков в Российской империи в конце XIX в

Введение к работе

Актуальность темы исследования обусловлена целым рядом
объективных обстоятельств, в основу которых легли, с одной

стороны, глобализация и ее «побочный эффект», заключающийся в
обострении культурно-ценностной чувствительности национальных
групп, с другой, – распад СССР и начало процесса идентификации
титульных наций независимых государств, в комплексе

детерминировавших прецеденты к конституированию

национальных историй, зачастую отрицающих ancien regime и свою принадлежность или причастность к его политической и социокультурной системе, а также концентрирующих свое внимание на поиске «внешнего врага». В интеллектуальном и политическом дискурсе отдельных стран СНГ в его качестве выступает «Российская империя» – «империя зла», супостат зарождавшейся национальной государственности, «душитель» национальных культур и языков.

Тема имперской языковой политики и проблема русификации
Туркестанского края обрела в национальной историографии и
политическом дискурсе независимого Киргизстана¹ наиболее
острые формы. Язык, являющийся главным объектом, на котором
фокусируются национальная идеология и национальные чувства,
по-прежнему остается самым эффективным инструментом

манипуляции общественным сознанием. А отсутствие комплексных
исследований, посвященных истории становления русско-

киргизского двуязычия в имперский период, позволяет заполнять исторические лакуны домыслами и легендами об исторически деструктивной роли русского языка по отношению к киргизскому, лишь подпитывающими коллективно испытываемый киргизским народом «экзистенциональный страх»² перед воображаемой

¹ Употребление в представленном исследовании топонимов
Киргизия, Киргизская Республика осуществляется в соответствии с
«Межгосударственным классификатором стран мира», принятым
Межгосударственным Советом по стандартизации, метрологии и
сертификации от 23–26 апреля 1997 г.: Межгосударственный
классификатор стран мира: издание официальное. Минск, 1997. С. 6.

² См. Бибо И. О бедствиях и убожестве малых
восточноевропейских государств // О смысле европейского развития и
другие работы. М., 2004. С. 155–262.

гибелью киргизского языка в условиях прочно устоявшегося в Киргизии русско-киргизского билингвизма.

На практике грубо сфальсифицированные исторические
факты служат для политиков поводом к попыткам лишить русский
язык, объективно являющийся для независимого Киргизстана
фактором национального комфорта и экономической стабильности,
статуса официального. Между тем, как и полтора столетия назад,
Киргизия входит в новую фазу углубления мировых

интеграционных процессов, что является важным фактором
мотивации к освоению русского языка, распространение которого с
момента своего проникновения в регион отвечало как

национальным, так и общегосударственным интересам, повышало эффективность экономического и межкультурного сотрудничества, способствовало поддержанию исторически сложившихся связей. В довершение этого, важно отметить, что именно в рамках имперской языковой политики, коснувшейся преимущественно сферы образовательного сектора Туркестанского края, и благодаря русскому языку, выступившему по отношению к ряду бесписьменных тюркских языков Среднеазиатского региона эффективным инструментом научного описания, киргизский язык всего за полстолетия вышел на качественно иной, более высокий уровень своего развития.

В связи с этим, комплексное исследование эволюции языковой политики Российской империи в Туркестанском крае имеет важное социально-экономическое и политическое значение и является актуальной научной задачей, состоящей в необходимости непредвзятого изучения всего многообразия форм взаимодействия Российской империи со своими многонациональными подданными в вопросах языкового регулирования.

Степень разработанности темы. Тема языковой политики,
реализованной Российской империей в Туркестанском крае во II
половине XIX – начале XX вв. до сих пор не являлась предметом
специального исследования. Однако отдельные ее аспекты нашли
отражение в комплексных исследованиях по истории

Туркестанского края дореволюционного, советского и

постсоветского периодов; этнографических заметках; работах,
посвященных содержанию понятия «русификация» и истории
становления в регионе пророссийского образовательного

института.

Важнейшей частью анализа языковой политики является изучение своеобразия и уникальности сложившейся в регионе языковой ситуации, представление о которой позволили составить материалы путевых заметок, отчетов, дневниковых записей участников военных походов, путешественников и исследователей: П. П. Семенова-Тян-Шанского, Н. Зеланда, Ч. Ч. Валиханова, А. Е. Алекторова, Н. С. Лыкошина, М. А. Терентьева, Л. Ф. Костенко, М. И. Венюкова, Е. А. Глущенко, М. А. Миропиева и др.¹. Характерной чертой этих работ, посвященных, как правило, естественно-технической, социально-политической и историко-культурной конфигурации Средней Азии – является содержание ценного, но, к сожалению, крайне ограниченного фактического материала, касающегося функционирования языков коренного населения и языков пришлых народностей, а также соотношения статусов языков и их форм.

Проблемы языковой дистрибуции в многонациональном, но конфессионально однородном среднеазиатском обществе получили

¹ Сборник статей касающихся до Туркестанского края А. П. Хорошхина / Сост. П. Маев. СПб., 1876; Румянцев П. П. Киргизский народ в прошлом и настоящем. СПБ., 1910; Семенов-Тян-Шанский П. П. Путешествие в Тянь-Шань в 1856–1857 годах. М., 1946; Зеланд Н. Киргизы. Этнологический очерк // Записки Западно-Сибирского отдела Императорского русского географического общества. Омск, 1885. Кн. 7. Вып. 2; Сочинения Чокана Чингисовича Валиханова / Под ред. д. ч. Н. И. Веселовскаго // Записки императорского русскаго географического общества по отделению этнографии. Том XXIX. СПб, 1904; Валиханов Ч. Ч. Собр. соч.: в 5 т. Алма-Ата, 1985. Т. 2; Алекторов А. Е. Материалы для изучения страны, истории и быта киргизов. Вып. II. Оренбург, 1892; Лыкошин Н. С. Полжизни в Туркестане. Очерки быта туземного населения. Петроград, 1916; Лыкошин Н. Казии (народные судьи). Бытовой очерк оседлого населения Туркестана // Русский Туркестан. Сборник. Ташкент, 1899. Т.1: Приложение к газете «Русский Туркестан». С. 17–57; Терентьев М. А. Россия и Англия в Средней Азии. СПб., 1875; Костенко Л. Ф. Туркестанский край. Опыт военно-статистического обозрения туркестанского военного округа. Материалы для географии и статистики России / Сост. Л. Костенко. СПб., 1880. Т. 3; Венюков М. И. Поступательное движение России в Средней Азии // Сб. государственных знаний. СПб., 1877. Т. 3; Венюков М. И. Россия и Восток. Собрание географических и политических статей. СПб., 1877; Глущенко Е. А. Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования. М., 2010; Миропиев М. А. О положении русских инородцев. СПб., 1901.

освещение в рамках комплексных исследований исламской
системы образования, принадлежащих перу российских

исследователей И. И. Гейера¹, Н. А. Бобровникова², Н. П.

Остроумова³, Ф. М. Керенского⁴. Достоверности наблюдениям
российских ученых добавляет небольшой пласт дореволюционной
историографии, созданный киргизскими и казахскими

просветителями⁵.

Идеи культурной интеграции и приобщения коренного
населения края к основам европейского образования посредством
русского языка стали главным содержанием трудов С. М.
Граменицкого, Н. А. Бобровникова, Н. С. Лыкошина⁶,
охарактеризовавших стратегию развития образовательной сферы
региона и механизмы продвижения через нее русского языка.
Принципиальной стороной этого процесса являлось

функциональное распределение русского и национальных языков в
системе обучения. Этим вопросом занималась плеяда российских
просветителей, развивавших гуманистический подход к

преподаванию русского языка с применением родных языков

¹ Гейер И. И. Весь русский Туркестан / Изд. С. Р. Конопка.
Ташкент, 1908.

² Бобровников Н. А. Русско-туземные училища, мектебы и медресе
Средней Азии. Путевые заметки. СПб., 1913.

³ Остроумов Н. Народное образование. Мусульманские мактабы и
русско-туземные школы в Туркестанском крае // Журнал Министерства
Народного Просвещения. СПб., 1906. Новая серия. Ч. I. Февраль. 1906; его
же. Мадрасы в Туркестанском крае // Журнал Министерства Народного
Просвещения. 1907. №3.

⁴ Керенский Ф. М. Медресе Туркестанского края // Журнал
Министерства Народного Просвещения. СПб., 1892. Шестое десятилетие.
Ч. CCLXXXIV. Ноябрь. 1892.

⁵ Букин Иш-Мухаммед. Физическое и умственное воспитание у
киргиз. Ташкент, 1883; Алтынсарин И. Избранные произведения. Алма-
Ата, 1957; Абай. Слова назидания. Алма-Ата, 1970.

⁶ Лыкошин Н. С. Полжизни в Туркестане. Очерки быта туземного
населения. Петроград, 1916.; Граменицкий С. М. Очерк развития
народного образования в Туркестанском крае. Ташкент, 1896;
Бобровников Н. А. Русско-туземные училища, мектебы и медресе Средней
Азии. Путевые заметки. СПб., 1913.

учащихся¹. В исследованиях французского педагога и методиста И. Карэ и его последователей в России К. Э Шельцеля, И. С. Михеева, А. Тарнавского данная проблема нашла свое методологическое воплощение².

В советский период вопросам языковой политики царской
России внимания уделено практически не было. С 17-х по 30-е гг.
ХХ в. господствовала ленинская традиция критики империализма, в
том числе и российского. Историки, обращавшиеся к

колониальным проблемам, стремились, прежде всего, показать
несправедливость дореволюционного прошлого, а также

подчеркнуть, что новому советскому государству удалось преодолеть все виды национальной и иной дискриминации.

В 60–80-е гг. XX в. в советской историографии активизируется стремление к системному изучению истории образования в Туркестанском крае, в контексте которого рассматриваются и некоторые аспекты языковой политики³. В

¹ Чичерина С. В. О языке преподавания в школах для восточных
инородцев. СПб., 1910; ее же. Как началось дело просвещения восточных
инородцев. СПб., 1907; Миропиев М. А. Русско-инородческие школы
системы Н. И. Ильминского // Журнал Министерства Народного
Просвещения. СПб., 1908. Новая серия. Часть XIII. Январь. 1908. С. 183–
210; Рождествин А. С. Николай Иванович Ильминский и его система
инородческого образования в Казанском крае. Казань, 1900; Рождествин
A. C. Книги по обучению русскому языку в инородческой школе.
Историко-критический обзор. Казань, 1905; Рождествин A. C. Родной
язык как основа школьного обучения. Казань, 1903; Зеленин Д. Н. И.
Ильминский и просвещение инородцев. (К десятилетию со дня смерти Н.
И. Ильминского 27 декабря 1901 г.). СПб., 1902; Николай Иванович
Ильминский. Избранные места из педагогических сочинений, некоторые
сведения о его деятельности и о последних днях его жизни / Издание
почитателей покойного. Казань, 1892.

² Carr I. Mthode pratique de langage et de lecture d’criture, de
Calcul, etc. – 11-me edition. Paris, 1908; Методическое руководство для
первоначального обучения русскому языку в инородческих школах / Сост.
К. Э. Шельцель. Одесса, 1892; Наглядный русский букварь: Первая книга
для чтения и практических упражнений в русском языке для инородцев /
Сост. И. С. Михеев. Казань, 1905; По предметам и по картинкам. Первые
уроки наглядного обучения инородцев русскому языку / Сост. А.
Тарнавский. СПБ., 1902.

³ Кочаров В. Т. Из истории организации и развития народного
образования в дореволюционном Узбекистане (1865–1917 гг.). Ташкент,

исследованиях этого времени подчеркивалось, что ее основу составляла «колониальная экспансия», подпитываемая «русским великодержавным национализмом»¹, «русификация» нерусских народов и намерение «сохранять их отсталость и поддерживать реакционные пережитки в их нравах и культуре»².

Антиимперский нарратив стал лейтмотивом историй новых
независимых государств. В странах Центрально-Азиатского
региона предвзятое изучение общего с Россией исторического
прошлого в наибольшей степени проявляется в утверждении
исторически деструктивной роли русского языка в отношении
языков национальных, начиная с периода становления в
Туркестанском крае российской образовательной системы.
Исследования этой группы имеют тенденцию к конституированию
собственной национальной истории вне общеимперского

контекста, а озвучиваемые в их рамках идеи отличаются поверхностным подходом к проблеме, компилятивным характером изложения ранее публиковавшихся фактов без их должного научного анализа и оценки³.

Перспективу преодолеть этноцентризм национально-

государственных традиций немецкий исследователь А. Каппелер,
автор книги «Россия – многонациональная империя:

возникновение, история, распад», видит в реализации

регионального подхода, позволяющего «изучать характер

полиэтнической империи на различных пространственных

1966; Бендриков К. Е. Очерки по истории народного образования в
Туркестане (1865–1924 годы). М., 1960; Айтмамбетов Д.

Дореволюционные школы в Киргизии. Фрунзе, 1961; Измайлов А. Э. Просвещение в республиках советского Востока. М., 1973; Драбкина Е. Я. Национальный и колониальный вопрос в царской России. 2-е изд. М., 2015.

¹ Драбкина Е. Я. Национальный и колониальный вопрос в
царской России. 2-е изд. М., 2015. С. 5.

² Айтмамбетов Д.О. Школьное дело в Туркестане. Фрунзе, 1963.
С. 9.

³ Садвокасова З. Т. Русификаторская политика царизма в области
образования нерусских народов [Электронный ресурс] // Ш. Ш. Улиханов
атындаы Тарих жне этнология институты. – URL:
(дата обращения 2.06.2014); Исхаков Ф.
Национальная политика царизма в Туркестане (1867–1912 гг.). Ташкент,
1997.

плоскостях»¹. В свою очередь, А. Миллер, рассуждая над
адекватностью тех или иных подходов к изучению имперской
истории, полагает, что «этнизация… далеко не единственная, хотя
и самая очевидная проблема, которую сам по себе региональный
подход никак не решает»². «Если мы говорим об анализе империи
как полиэтнической структуры, – приходит к выводу

исследователь, – то логичнее мыслить в категориях не регионального, а ситуационного подхода»³.

Реализованный в диссертации ситуационный подход к
исследованию языковой политики в Туркестанском крае, а также
проблематизация тесно связанного с ней понятия «русификация»,
проявлявшегося в различных регионах империи спектром
процессов и явлений, потребовал привлечения трудов,

посвященных национальной и языковой политике Российской империи на других национальных окраинах, в частности в Царстве Польском и Западном крае⁴. Польскими историками имперского периода национальная и языковая политика Александра III оценивалась отрицательно, как однозначно «русификаторская»,

¹ Каппелер А. «Россия – многонациональная империя»: некоторые
размышления восемь лет спустя после публикации книги // Ab Imperio.
2000. № 1. С. 21.

² Миллер А. Империя Романовых и национализм: Эссе по
методологии исторического исследования. М., 2006. С. 21–22.

³ Там же. С. 28.

⁴ Владимиров А. П. История располячения западно-русского
костела. М., 1896; Горизонтов Л. Е. Парадоксы имперской политики.
Поляки в России и русские в Польше. М, 1999; Алектров А. Е. Инородцы в
России. Современные вопросы. Финлянды. Поляки. Латыши. Евреи.
Немцы. Армяне. Татары / Предисловие и добавление А. С. Будиловича.
СПб., 1906; Аксаков И. С. Сочинения: в 3 т. СПб., 1900. Т. 3. Польский
вопрос и западно-русское дело; Еврейский вопрос: 1860–1886: статьи из
«Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси»; Комзолова А. А. Проблема
выбора русского правительственного курса в Северо-Западном крае в
1860-е годы // Вестник МГУ. Серия 8. (История). 2002. №1. С. 36–53;
Александрович С. Х. Пуцявiны роднаго слова: Праблемы развiцця
беларускай лiтаратуры i друку другой паловы. ХІХ – пачатку ХХ ст.
Минск, 1971; Кирчанов М. В. Zemnieki, latviei, pilsoi. Идентичность,
национализм и модернизация в Латвии. Воронеж, 2009; Миллер А. И.
«Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном
мнении (вторая половина XIX в.). СПб., 2000.

предполагавшая ассимиляцию национального элемента¹. В
подобном идеологизированном ключе выполнены работы,

посвященные «украинскому вопросу» в политике властей Российской империи².

На рубеже XX–XXI вв. самостоятельным направлением стало
изучение феномена «русификация»³, обнаружившего свою
неоднозначность. В 1981 г. Э. Таден одним из первых предложил
структурировать понятие «русификация⁴. Научный интерес
вызывает исследование специалиста по истории Восточной Европы
А. Каппелера «Мазепинцы, малороссы, хохлы: украинцы в
этнической иерархии Российской империи», в котором

исследователь, представляя культурную иерархию этносов
Российской империи в виде системы концентрических кругов,
утверждает об обратно пропорциональной связи их

¹ Studnicki Wl. Sprawa polska. Poznan, 1910; Askienazy S. Sto lat
zarzdu w Krlestwie Polskim 1800–1900. Lwow, 1901.

² Савченко Ф. Я. Заборона Українства 1876 р.: до історії
громадських рухів на Україні 1860–1870-х рр. Харків; Київ, 1930;
Переяславська Угода 1654 року: iсторичнi уроки для українського народу.
Аналiтичнi оцiнки Нацiонального iнституту стратегiчних дослiджень / Уп.
А. Гальчинский, С. Здиорук [и др.] Київ, 2004; Національні процеси в
Україні: iсторія і сучасність. Документи і матеріали. Довідник: у 2 ч. / Уп.
І. О. Кресіна, В. Ф. Панібудьласка; за ред. В. Ф. Панібудьласки. Київ,
1997. Ч. 1.

³ Raeff M. Patterns of Russian imperial policy toward the nationalities
// Soviet nationality problems. – New York, 1971; Russification in the Baltic
Provinces and Finland: 1855–1914 / Ed. By Edward C. Thaden. Princeton, NJ,
1981; Thaden Edward C. Russification in Tsarist Russian // Modern
Encyklopedia of Soviet and Russia History. Vol. 32. 1983. P. 205–212;
Каппелер А. Мазепинцы, малороссы, хохлы: украинцы в этнической
иерархии Российской империи // Россия – Украина: история
взаимоотношений. М., 1997; Von Pistohlkors G. “Russifizierung” in den
baltischen Provanzen und in Finland im 19 und beginnenden 20 Jahrhundert //
Zeitchrift fur Ostforschung. 1984. No33. S. 592–606; Миллер А. Империя
Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического
исследования. М., 2006.

⁴ Russification in the Baltic Provinces and Finland: 1855–1914 / Ed.
By Edward C. Thaden. Princeton, NJ, 1981. P. 8–12.

местоположения относительно русского этнического центра и силы давления русификаторского проекта¹.

В ряду исследований, посвященных методологии изучения феномена «русификация» эпохальной стала работа А. И. Миллера «Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического исследования», в которой исследователь утверждении о том, что прежний, традиционный подход к теме русификации, превращающий имперскую историю в сумму национальных, региональных и имперского нарративов, устарел, и единой политики русификации в масштабе империи не было. Под «русификацией» ученый понимает целую группу разнообразных процессов, различающихся не мелкими деталями в проявлении общего принципа, а самой внутренней логикой и природой².

Общий анализ историографии имперского прошлого России
позволяет сделать вывод о наличии ряда проблем, недостаточно
исследованных. К их числу относится анализ стратегий
продвижения русского языка в Туркестанском крае, развития
киргизского языка, а также исследование феномена
«туркестанской» русификации. Фрагментарность и

поверхностность рассматриваемых вопросов определили выбор темы нашего исследования.

Объектом диссертационного исследования является эволюция языковой политики Российской империи в Туркестанском крае во II половине XIX - начале XX вв.

Предметом исследования диссертации являются основные направления и механизмы реализации языковой политики Российской империи в Туркестанском крае.

Цель данного диссертационного исследования состоит в определении сущности и своеобразных черт именуемой в современных исследованиях «русификаторской» языковой политики, проводимой Российской империи в Туркестанском крае.

В соответствии с намеченной целью автор определил следующие задачи:

- рассмотреть основные научные категории в сфере языковой политики в условиях полилингвальности;

¹ Каппелер А. Мазепинцы, малороссы, хохлы: украинцы в
этнической иерархии Российской империи // Россия – Украина: история
взаимоотношений. М., 1997. С. 138.

² Там же. С. 55.

описать принципы языковой политики Европейских держав и США в XIX - начале XX вв.;

выявить различные практики реализации языковой политики Российской империи в отношении своих национальных окраин в XIX в.;

раскрыть методологические подходы к исследованию феномена русификации;

показать уровень политического, социально-экономического и культурного состояния Среднеазиатского региона к началу реализации на территории учрежденного Туркестанского генерал-губернаторства языковой политики;

описать языковую ситуацию, сложившуюся на территории Туркестанского края к моменту его учреждения;

охарактеризовать основные стратегии продвижения русского языка в Туркестанском крае;

раскрыть и проанализировать ключевые факторы, обусловившие невыполнимость задачи по продвижению русского языка через сеть высших исламских училищ Туркестанского края;

обозначить мотивационные механизмы приобщения коренного населения к русскому языку через сеть русско-туземных школ;

представить эволюцию взглядов на функциональную дистрибуцию русского и национальных языков в системе школьного образования Туркестанского края;

изучить роль российских просветителей в генезисе киргизской языковедческой традиции;

исследовать практику разработки и адаптации первого алфавита киргизского языка на основе кириллицы;

рассмотреть исторический опыт подготовки в Российской империи в XIX в. востоковедческих кадров, а также педагогов для школ Туркестанского края и выяснить их значение в развитии тюркских языков.

Территориальные рамки исследования охватывают Семиреченскую, Сырдарьинскую и Ферганскую области Туркестанского края - территории рассредоточения современного Киргизстана.

Хронологические рамки исследования: 1867 - 1918 гг. -определяются историческим периодом нахождения территории Западного Туркестана в составе Российской империи, очерченным

временем учреждения Туркестанского края и провозглашением Туркестанской Автономной Советской Социалистической Республики¹.

Научная новизна исследования состоит в комплексном решении научной проблемы эволюции языковой политики Российской империи в Туркестанском крае путем введения в научный оборот новых документальных и архивных материалов, а также пересмотра существующих исследований по сходной тематике, в частности:

обоснован тезис об ассиметричности предпосылок, задач, а также административно-политических и правовых механизмов языкового регулирования в различных национальных регионах Российской империи;

раскрыты корреляционные связи религиозно-этнического, культурного, социально-экономического и политического своеобразия Туркестанского края и характера реализованной здесь российской языковой политики;

обоснован тезис о том, что русификация Туркестанского края, подчиненная интересам дальнейшей интеграции Среднеазиатского региона в состав Российской империи, включала комплекс мероприятий, направленных как на укрепление в регионе позиций русского языка, так и развитие, и повышение социального престижа национальных языков, в частности киргизского;

русский язык в исследовании представлен в нескольких аспектах, в частности с точки зрения его инструментальной функции:

- в качестве оптимального инструмента скорейшей
интеграции региона в общеимперское политическое, социально-
экономическое и культурное поле,

- как удобный и эффективный инструмент научного
изучения, описания и развития киргизского языка;

комплексно изучен вклад российской интеллигенции в
научное и лексикографическое описание киргизского языка.

Научно-практическая значимость исследования. Широкая фактологическая база, впервые представленные документальные материалы, положения и выводы диссертации могут

¹ Др. названия: Туркестанская Советская Республика (ТСР), Туркестанская Советская Федеративная Республика.

способствовать комплексному пересмотру и новым оценкам ключевых принципов языковой и национальной политики Российской империи в Туркестанском крае во II половине XIX – начале XX вв.

Ранее не изученные страницы истории становления русско-
киргизского билингвизма ориентированы на преодоление
этноцентристских установок в оценках перспектив русского языка
в современном Киргизстане. В виду этого, данная научная работа
может представлять практический интерес для общественных и
правительственных организаций, ведущих научно-
просветительскую деятельность в направлении укрепления в
Киргизской Республике межкультурных связей.

Результаты диссертации могут быть использованы при подготовке соответствующих разделов обобщающих работ по истории киргизско-российских взаимоотношений, учебных курсов лекций и спецкурсов по отечественной истории, теории и истории политики, а также при разработке проектов развития языков национальных меньшинств в постсоветских государствах.

Теоретико-методологическая база исследования основана
на принципах научности, объективности, историзма и

всесторонности. Поиск автором новых аспектов в изучении
имперской истории обусловил необходимость применения
многофакторного подхода, позволяющего объяснить и описать ход
исторического процесса на уровне частных закономерностей и
обусловленностей – географической среды, геополитических и
социально-политических условий, этноконфессионального

состояния, психологии, демографии и т.д.

Значительные возможности для решения спектра задач
имперского вектора исследования предоставил ситуационный
подход, методы которого позволили выйти за географические
границы изучаемого пространства; представить коренное население
региона не объектом воздействия царской власти, а

самостоятельным актором; исследовать мотивы всех акторов; сместить фокус исследования с акторов на процесс их взаимодействия и выявление логики их поведения и реакций на определенные обстоятельства; отойти от упрощенной схемы взаимодействия центральных органов власти и местного населения.

Для решения поставленных автором исследовательских задач, кроме того, был реализован социокультурный подход,

акцентирующий внимание на глубинных исторически

сформированных и устойчивых социально-ценностных структурах, задающих объективные границы для их трансформации и модернизации.

В качестве общенаучных методов автором использованы
исторический, проблемно-хронологический, синхронистичный,

сравнительно-исторический, социологический, деятельностный,

источниковедческий методы и метод статистического анализа.

На защиту выносятся следующие научные положения:

1. Анализ различной по целям, стратегиям, направленности и этнической ориентации языковой политики, проводимой колониальными державами в XIX в., позволяет утверждать, что большинство из них во главу языкового планирования ставило экономическую целесообразность и националистическую идею, подведя тем самым большую часть региональных миноритарных и колониальных языков к грани их исчезновения.

2. Многоплановость социально-политических и культурно-языковых реалий, складывавшихся в Российской империи с начала XIX до начала XX вв., обуславливали реализацию в отношении отдельных регионов различных стратегий языковой политики, что позволяет утверждать как о многообразии «русификаций», отличавшихся уникальными проявлениями, так и о невозможности считать русификацию, как цель, константной составляющей имперской языковой политики.

3. Свое правовое оформление языковая политика России обретает лишь в первой половине XIX – начале XX вв. Ее особенностью в этот период являлось предоставление национальным регионам различной степени языковой автономии в зависимости от складывавшихся в них социально-политических и языковых ситуаций, а также повсеместное позиционирование русского языка, который стал осознаваться как ключевой государствообразующий фактор и инструмент поддержания политической стабильности.

4. С учреждением Туркестанского генерал-губернаторства Среднеазиатский регион вступил на новый, более прогрессивный виток своего развития, однако прежний политический и социально-экономический строй, своеобразные формы хозяйственной деятельности наложили свой отпечаток на быт, нравы и обычаи проживавшего на этой территории конгломерата этносов. Эти

обстоятельства отразилось как на принципах и инструментах языковой политики, так и на логике поведения ее объектов.

5. К моменту учреждения Туркестанского края киргизский язык, являясь средством общения и этнической идентификации дисперсно расселенных киргизских племенных образований, к середине XIX в. был практически лишен потенции к своему дальнейшему развитию, оказавшись в силу социально-исторических обстоятельств функционально и формально ограниченным.

6. Сложившаяся в лоне среднеазиатской конфессиональной образовательной системы уникальная концепция знания на долгое время утвердила приоритетность профетического (арабского) языка перед языками национальными, обусловив, таким образом, характер языковой ситуации в регионе, существовавшей вплоть до 1917 г.

7. Неэффективность проводимой в контексте государственной языковой политики модернизации конфессиональных школ Туркестанского края, предполагавшей введение в их учебные программы русского языка, была обусловлена не только этноконфессиональным фактором, но и несовершенством политико-правовой и административной систем Российской империи.

8. На первых этапах языковой политики в Туркестанском крае на русскую школу были возложены две миссии, одна из которых состояла в проведении русского языка в среду коренного населения. Для этого администрацией края была предпринята попытка выработать комплекс адаптивных механизмов, которые позволили бы русской школе приспособиться к новым культурным и социально-политическим условиям и завоевать популярность среди коренного населения. Их анализ позволяет исключить сценарии попыток искусственной и грубой русификации Среднеазиатского региона.

9. Лучшие идеи стабилизировавшейся к середине XIX в. в отечественной педагогике гуманистической демократической традиции были положены во главу угла учебно-воспитательной деятельности русско-туземных школ Туркестанского края. Их анализ позволил выделить концепт «туркестанский гуманизм», имевший специфические формы своего выражения в способах продвижения русского языка.

10. Широкая общественная полемика о месте национальных языков Туркестанского края в правительственном школьном проекте имела своим результатом обозначение их наряду с русским языком равноправными инструментами формирования толерантной среды в среднеазиатском обществе.

11. Введение для бесписьменных тюркских наречий Туркестанского края кириллического алфавита носило прогрессивный характер и было обусловлено рядом культурно-политических предпосылок, игнорирование которых в перспективе могло повлечь за собой исчезновение некоторых языков, в том числе киргизского.

12. Огромное влияние на процесс становления отечественной тюркологии и киргизского языкознания сыграли выпускники специализированных учебных заведений Российской империи, занимавшихся подготовкой кадров со знанием языков коренных народов Средней Азии.

13. Научное изучение киргизского языка, у истоков которого стояли российские исследователи XIX в., заключалось преимущественно в описании его языковых явлений и словарного состава. Русский язык выступил в этом процессе удобным и эффективным научным ресурсом, использование которого позволило положить начало стандартизации киргизского языка, как залога его дальнейшего развития.

14. Отталкиваясь от тезиса о многообразии русификаций, правомерно выделить категорию «туркестанская русификация», уникальную по целям, стратегиям, методам и условиям реализации.

Степень достоверности и апробация результатов.

Основные положения диссертации отражены автором в 2-х
монографиях: «Вклад российской интеллигенции в научное
изучение и развитие киргизского языка в имперский период (вторая
половина XIX – начало XX вв.)» (6,0 п. л.), «Эволюция языковой
политики Российской империи в Туркестанском крае (по материалам
Киргизстана)» (12,0 п. л.), а также в 29 научных статьях общим
объемом более 13,0 п. л., в том числе в 15 рецензируемых научных
изданиях, рекомендованных ВАК РФ («Вестник Кыргызско-
Российского Славянского университета», «Педагогика искусства»,
«Вестник Российско-Таджикского Славянского университета»,

«Вестник Российско-Армянского Славянского университета»,

«Педагогический журнал», «Ученые записки Курского

Государственного университета», «Вестник Таджикского

Национального Университета», «Общенациональный научно-
политический журнал “Власть”», «Исламоведение», «Современная
наука: Актуальные проблемы теории и практики», «Успехи
современной науки и образования»); докладывались в 2014–2016 гг.
на региональных, международных научно-практических

конференциях.

Структура диссертации соответствует целям и задачам
исследования. Диссертационная работа объемом 414 страниц
включает в себя введение, четыре главы (14 параграфов),
заключение, список сокращений, список использованной

литературы, насчитывающий более 400 наименований,

приложение.

Языковая политика Российской империи и «русификации»: к вопросу о методологии исследования

Язык - сложнейший общественно политический феномен, несущий в себе огромную функциональную и ролевую нагрузку, реализуемую как в оптимизации культурно-коммуникативных процессов, обеспечивающих стабильное развитие отдельно взятого этнического социума, так и в регулировании культуры межэтнического взаимодействия - одного из ключевых факторов национальной безопасности.

Являясь главным объектом, на котором фокусируются национальная идеология и национальные чувства, язык, как важнейший этноразличительный признак, еще с античных времен подвергался концептуализации не только в качестве средства общения, но и политического инструмента управления, задающего эталоны политического поведения граждан.

В зависимости от характера соотношения языка и политики исследователи выделяют два аспекта, в одном из которых язык выступает орудием, в другом -объектом политического влияния. И если в первом случае мы имеем дело с «языковым манипулированием» - видом языкового воздействия на сознание адресата для достижения определенных политических целей, то во втором - с собственно «языковой политикой» - составной частью политики национальной, -обуславливающей не только систему мер нормативного воздействия государства и его компетентных органов на развитие языковых процессов, но и часть политического контроля над языковой ситуацией, языковыми и связанными с ними, преимущественно этнополитическими, конфликтами.

Несмотря на то, что языковая политика является одним из давно конституировавшихся направлений деятельности современных государств, термин «языковая политика» по сей день остается неоднозначным, преимущественно по причине расхождения смыслов, вкладываемых в данное понятие различными научными школами мира. Об этом свидетельствует огромный перечень квазисинонимичных иноязычных терминов, входящих в семантическое поле концепта «языковая политика» - language development, language modernization, planification linguistique и пр. - перевод которых представляется нецелесообразным, поскольку за каждым из них стоят свои культурологические реалии.

В отечественной социолингвистике наряду с «языковой политикой» существуют понятия «языковое строительство» и «языковое планирование». Первый возник в СССР в 20-30-х гг. в отношении государственной работы по развитию языков национальных меньшинств (в соответствие с решением X съезда РКП(б) 1921 г.), состоявшей в создании национальных алфавитов для языков бесписьменных, каковыми к началу XX в. являлись киргизский, казахский и др., в развитии национального образования, печати и делопроизводства на национальных языках.

Термин «языковое планирование» впервые был употреблен в 1959 г. американским лингвистом Эйнаром Хаугеном в работе о языковых конфликтах в Норвегии и употреблялся в отношении языковых ситуаций в странах третьего мира. «Всюду, где существуют языковые проблемы, требуется ЯП (языковое планирование). - Писал исследователь. - ... В одной из своих предшествующих работ я определял ЯП как "деятельность по подготовке нормативной орфографии, грамматики и словаря, которыми будут руководствоваться в своей письменной и устной речи члены неоднородных речевых коллективов"»1.

Позже термины «языковое строительство» и «языковое планирование» употреблялись для обозначения конструктивных мероприятий в направлении укрепления коммуникативных и социальных возможностей конкретных языков. Между тем, употребление термина «языковая политика» являлось предпочтительным при обобщении как позитивных, так и деструктивных воздействий на язык, в частности - запрет или ограничение сфер его использования.

Понятие «языковая политика» вошло в научный оборот в 20-30-е гг. XX столетия благодаря выдающимся лингвистам Г. О. Винокуру, Л. П. Якубинскому, Л. В. Щербе, Е. Д. Поливанову. В этот период его трактовали как любое сознательное и целенаправленное воздействие общества на язык, основанное на точном научном понимании социальных лингвистических нужд. «Языковая политика... должна ставить себе цели строго-лингвистические, - уточнял Винокур, - хотя бы осуществление этих целей и могло быть затем использовано в социально-утилитарном смысле; а главное - языковая политика должна осуществляться строго-лингвистическими методами, а не дубинками и кулаками»1.

Недостаточная разработанность теоретических и эмпирических основ теории языковой политики в первые десятилетия XX в. вызывали полемику в отношении возможности ее реализации. На гипотезе о том, что человек не способен выйти за пределы унаследованной языковой системы и каким-то образом повлиять на нее, что язык изменяется во времени по объективным причинам, а роль субъекта языка - его носителя - чисто «пассивная», была основана концепция швейцарского лингвиста Фердинанда де Соссюра о невозможности сознательной языковой политики. С критикой его аргументов выступал советский языковед Л. П. Якубинский. «Ни произвольность языкового знака, ни множество знаков, необходимых для конституирования любого языка, ни слишком сложный характер системы, ни, наконец, противодействие общественной инерции всякому языковому новшеству ни в какой мере не доказывают недосягаемости языка для говорящих. - Утверждал он. - С другой стороны, факты показывают, что язык в действительности преобразуется говорящими, что он для них вполне досягаем»1.

Как видим, в этот период вопросы языковой политики рассматривались в тесной связи с вопросами культуры речи, разграничение которых произошло позднее. Теоретические аспекты языковой политики в течение XX в. неоднократно подвергались коренному переосмыслению, демонстрируя переход от дефиниции в качестве объекта языковой политики корпуса языка, т.е. его внутреннего устройства (фонетики, орфографии, грамматики, лексики, терминологии и пр.), а позднее его статуса. В соответствии с этим разнились задачи языковой политики. Если корпусная языковая политика ориентировалась на поддержание или изменение норм какого-либо языка, защиту его от языковой интервенции и структурное обогащение (к примеру, создание письменности, терминологии), то статусная языковая политика предполагала путем воздействия на конкретные языки и языковую ситуацию сохранение или изменение статуса языков.

Этапы формирования общенародного киргизского языка и его состояние на момент вхождения территории современной Киргизии в состав Российской империи

Известно, что в период кокандского владычества, киргизы платили хану помимо земельного налога хараджа еще 2 вида податей: тюндюк-зекет (по овце с юрты) и алал-зекет (по одной голове с 40 голов скота). Время от времени взималась военная подать в размере одной тилли2 или трех баранов с юрты. Тяжелой повинностью для киргизского населения южной части Киргизии и Таласской долины был также обязательный набор мужского населения в ханскую армию3. Кроме того, в случае войны мужчина, несущий службу, обязан был сам обеспечивать себя провиантом.

Одной из распространенных для жителей Кокандского ханства обязанностей являлся хашар - термин, означавший общественное мероприятие, направленное на коллективную постройку или ремонт крепостей, дворцов, оросительных каналов, мостов, содержание их в порядке и исправности, чистку конюшен, возведение медресе, мечетей и т.д. Эти повинности зачастую совпадали с периодом сельскохозяйственных работ. Ханские чиновники насильственно сгоняли дехкан, «забивая палками до смерти»4 не выполнявших дневного задания. Редкостной алчностью и изощренностью мер наказания прославился Худояр-хан, приказавший не явившихся на рытье ханского арыка 30 дехкан зарыть по шею в землю и оставить в таком положении умирать5.

При отсутствии фиксированной системы налогообложения, выплаты во много раз самовольно увеличивались сборщиками податей. Один за другим вводились новые налоги, рождаемые буйной фантазией ханских приближенных. Не «чужд злоупотреблений» был и сам правитель1.

Непомерная тяжесть налогов, которые, как видим, взимались почти всегда натурой, обусловливала узость внутреннего рынка и тормозила процесс развития товарно-денежных отношений. Присвоение феодалами не только прибавочного, но зачастую и необходимого продукта труда дехкан, негативно отражалось на состоянии сельского хозяйства - основе экономики Средней Азии.

В регионе с благоприятными климатическими условиями выращивались пшеница, рис, ячмень, просо, кукуруза, маш, джугара, разнообразные овощи, фрукты, бахчевые, прекрасные сорта винограда. С большим успехом возделывались технические культуры - хлопок, табак, кунжут, лен, красильные растения. Однако посевные площади под хлопком были ограничены из-за занятости большинства площадей под продовольственные культуры, урожаи низки, и производство не удовлетворяло потребностей ни внутреннего, ни внешнего рынка.

В районах кочевого скотоводства в большом количестве разводили курдючных и каракульских овец. В целом к 50-м годам XIX в. по уровню развития сельского хозяйства среди среднеазиатских ханств первое место занимало Кокандское.

На низком уровне ведения сельского хозяйства сказывались как устаревшие технологии, так и использование примитивных орудий труда, мало изменившихся с течением веков. «В самом деле, только первобытный человек и современный нам средне-азиатец, только они могут возделывать землю теми орудиями, -делился своими впечатлениями участник бухарского и хивинского походов А. П. Хорошхин, - какие находятся и доселе в распоряжении «правоверных» обитателей Средней Азии, от Каспия до Кашгара... Трудно вообразить себе что-нибудь проще, дешевле и оригинальнее, хотя все-таки нельзя не выразить удивления перед тою гордостью азиатских земледельческих инструментов, которая, кажется, так плохо гармонирует с их утлым существованием»1.

В столь же плачевном состоянии находилось и ремесленное производство. В отсутствие развитой системы экспорта сырья, в условиях оторванности от мирового рынка среднеазиатские города долгое время оставались центрами ремесленного производства (особенно ткачества) и торговли его продукцией. Нельзя не отметить, что хлопчатобумажные и шелковые ткани, изготовленные ремесленниками главным образом в Бухаре, Коканде, Ташкенте, Самарканде, Карши, Шахрисабзе, находили сбыт в различных странах Востока и в Российской империи.

Кроме этих основных общих причин, развитие производительных сил Средней Азии тормозилось до середины XIX в. длительными кровопролитными войнами между Бухарой и Хивой, особенно между Бухарой и Кокандом. Территориальные споры между ханствами и стремление к господству не раз становились причиной военных столкновений, особенно частые и разорительные из которых происходили в западной части Ферганской долины и в Мервском оазисе (территория современного Туркменистана). Изнутри ханства разрушала междоусобная борьба и многочисленные народные восстания, обусловленные феодальным гнетом.

Феодальные войны, нищета и кража людей служили основным источником рабства в трех ханствах Средней Азии. Специальные налеты совершались на приграничные районы Российской империи, Ирана и Афганистана. Среди захваченных оказывались персы-шииты, жители соседних волостей, поскольку для правителя «считалось позором торговать жителями своей собственной волости»2, русские солдаты, и русские крестьяне, плененные на сельхозработах в приграничных районах.

Становление сети русских училищ на территории Киргизии и механизмы их адаптации к новым социокультурным условиям

Вот что по этому поводу писал миссионер Е. Елисеев, вспоминая свою полемику с Устькаменогорским и Ахмеровским муллами: «Когда я... приводил из Корана явно не сообразныя или противоречивыя места, то мои собеседники не верили ни мне, ни моему переводу, ссылаясь на то, что Коран, как книга, написанная на арабском языке, на котором говорят сами ангелы, доступна пониманию только ангелов, но отнюдь не простых смертных. На это я не мог не заметить, что если Господь дал нам дар говорить каждому на своем языке, то почему же нельзя славить Бога на том же языке, тем более, что при молитве требуется участие воли и сердца. Но от дальнейших объяснений муллы обыкновенно уклонялись под тем предлогом, что беседовать о вере опасно.

- О вере, - говорил мулла в свое оправдание, - может рассуждать только муфтий, который все понимает, а мы не можем, так как опасаемся, что, неправильно или неполно объяснив свою веру и допустив в том малейшую ошибку, станем неверными, как произнесшие хулу на Бога и закон Его»3.

Отсутствовал в туземной школе и прикладной компонент обучения, что находило оправдание в упомянутом выше методическом руководстве по начальному обучению мусульман «Матлягу-ль-улюм». «Наука о воспитании детей, - писал автор Али Хан Маджмали в предисловии, - самая благородная. Это - великолепный бриллиант всех наук. Это высшее искусство, и потому его не нужно смешивать с ремеслами, ибо между ремеслом и высшим искусством такая же разница, как между небом и землей1.

Освоившие курс мектеба могли лишь механически читать знакомые книги, выводить буквы, списывать с оригинала. А нередко не умели и этого. В итоге лишь немногие в возрасте не менее 14 лет поступали в медресе - высшие духовные заведения с целью усовершенствовать полученное в мектебе образование.

Обучение в них начиналось с заучивания наизусть краткого мусульманского катахизиса аваль-и-ильм (начало науки), излагавшегося в форме вопросов и ответов на персидском языке. Далее следовало изучение грамматики арабского языка по книгам «Авамиль», «Харакат», «ал-Кафия»2 и «Шарх-мулла», которое могло длиться года три, поскольку учащиеся должны были овладеть арабским настолько, чтобы без особого труда в дальнейшем изучать написанные на нем богословские труды. Важность изучения последних двух трудов мусульманские богословы любили подчеркивать арабской пословицей: «Этимология - мать наук, синтаксис - отец их».

Как указывал Керенский, «однако никто из этих ученых не думает о систематическом изучении сартовского языка, на котором говорят, и персидского, на котором читают и пишут. Оттого многие образованные по-своему туземцы пишут безграмотно на родном языке. Пренебрежительные отношения к нему вошли в привычку и слышатся в поговорке: язык арабский - святыня, персидский - гадость, тюркский - нечисть»3.

Как отмечает исследователь Мечковская Н. Б., явление, когда профетическим языкам противопоставлялись местные мало престижные языки, было свойственно древним и средним векам (V - XV вв.). По мере секуляризации обществ, когда стали возможны переводы Писаний и богослужений на местные языки, исключительность профетических языков уходила в прошлое1. В Среднеазиатском регионе процесс этот существенно затянулся, тормозя структурное развитие национальных языков.

В программу последующих курсов среднеазиатских медресе входили богословие, логика, диалектика, метафизика, астрология, космография и объяснения к Корану; религиозное, гражданское и уголовное право. Частично учеников знакомили с классическими восточными поэтами. География представлялась сбором самых сбивчивых, противоречивых сведений. Лучшим сочинением по этому предмету считалось «Маглюмат-уль-афак», повествовавшим, к примеру, о четырех стихиях - земле, воде, огне и воздухе -следующее: «Местопребывание огня - между сферою луны и ветра; далее находится - ветер между сферами ветра и земли; земля окружена тремя остальными стихиями». Из этого учебника же тянущийся к знаниям мусульманин мог познакомиться с информацией о том, что на горе Сарандиб имеется отпечаток ноги Адама. На Индийском море есть остров, а на острове дворец. Всякий, кто войдет в этот дворец, лишается чувств и умирает; на острове том обитают люди с собачьими головами2.

История, которая наукой вообще мусульманами не считалась, была представлена еще более нескладным сбором легенд и басен самых невероятных, окрашенных и вдохновленных понятием о великих судьбах мусульманства; математика ограничивалась усвоением 4-х правил арифметики, а геометрия -изучением площадей простейших фигур - треугольника и четырехугольника. Знания эти были необходимы для измерения земли, при разделе ее между наследниками, а также при купле и продаже.

Становление системы подготовки специалистов в области среднеазиатских языков в Российской империи в конце XIX в

По итогам работы Совещания последовало представление МИД в Совет министров от 15 января 1911 г. за №535 «О мерах противодействия панисламскому и пантуранскому (пантюркскому) влиянию среди мусульманского населения», подготовленное Столыпиным. Указывая на характер эволюционных изменений, произошедших в конфессиональной школе за последние десятилетия, автор отмечал, что, «хотя Правительством эта эволюция и не оставалась совершенно незамеченной, но им не принимались какие-либо действительные меры, а частичные мероприятия иногда клонились фактически даже в ущерб имевшихся в виду целей. Так, в стремлении своем привить мусульманской массе через посредство ее же конфессиональной школы начала русской государственности, Правительство в 1870 г. поставило обязательным условием для открытия новых училищ (мектебе и медресе) устройство при них русских классов. Однако правило это, встретившее, вообще говоря, противодействие, послужило вместе с тем для проводников панисламской идеи основанием для постепенного превращения конфессиональной магометанской школы в общеобразовательную. Действительно, данные применения этой меры показывают, что русские классы при мектебе и медресе там, где они открывались, не имели результатом усвоения учащимися русского языка, но только прикрывали собою введение в названные школы общеобразовательных предметов, изучавшихся исключительно по-татарски или по-турецки и при том в специфически пантюркском освещении. Естественным следствием такого положения вещей было преподавание вместо русской истории и географии -истории и географии Турции. Наряду с низшими учебными заведениями, под видом высших духовных училищ (медресе), возник целый ряд учебных заведений средне-общеобразовательного типа, в которых русский язык существовал только для вида, а в действительности шло преподавание в духе самого крайнего противогосударственного сепаратизма»1.

В связи с этим, членами Совещания был намечен ряд мероприятий, которые предполагали существенную модернизацию конфессиональной школы, совершенно устранив из нее общеобразовательные предметы, упразднив имевшиеся классы русского языка и ограничив программу преподавания в мектебе и медресе исключительно предметами, относящимися к изучению мусульманского вероучения. Соответственно с приведенными соображениями Совещание рекомендовало следующее: 1) установить, что преподавание религиозных предметов в медресе и мектебе, а равно и в других учебных заведениях, в которых введено это преподавание, производится по особой, выработанной авторитетными представителями мусульманского духовенства и утвержденной МВД, программе с употреблением при этом исключительно печатных учебников, изданных в России, и с тем, чтобы преподавание было возлагаемо только на русских подданных; 2) предоставить всем медресе и мектебе, в коих установлено преподавание общеобразовательных предметов, в течение годового срока либо устранить это преподавание, превратив подлежащие учебные заведения в чисто конфессиональные школы, либо преобразоваться в общеобразовательные учебные заведения на общеустановленных началах, либо закрыться; 3) озаботиться изданием русского перевода сборника мусульманского права (Шариата) и др.2.

Эти и ряд других мер должны были, не касаясь религиозных убеждений магометан и не обезличивая инородческое население со свойственными ему своеобразными бытовыми особенностями, подорвать успехи панисламской и пантуранской пропаганды, которая в свою очередь не дремала. Константинопольские эмиссары, озаботившись недостаточно высокой степенью фанатизма мухаммеданских адептов Туркестанского края, принимали зеркальные российским меры, распорядившись открыть в регионе большее число медресе, укрепить в них позиции арабского языка, озаботиться печатной деятельностью, усилить агитационную работу, а также наладить своего рода «академический обмен» между духовными исламскими училищами всех мусульманских стран1.

Как сообщалось в секретном документе, подготовленном Заведующим агентурой в Турции от 10 апреля 1914 г., направленном на имя директора Департамента полиции, мусульманскими лидерами было «решено в настоящее время не делать никаких явных выступлений среди мусульман Российской империи, дабы не вооружить против себя Россию, являющуюся якобы единственной угрозой как для Турции, так и для всех мусульман. Вследствие этого пропагандисты, упомянутые в шестом пункте сего донесения, до полного улучшения положения Турции не будут посылаться отсюда в Россию, но обязанности таковых будут возлагаться на местных русско-подданных же мусульман, сочувствующих идее панисламизма. Надлежащие указания означенным лицам, а также и газетам, упомянутым в четвертом пункте сего донесения, будут даваться в письменной форме и чрезвычайно конспиративно»2.

Цифры, приводимые в официальных отчетах, свидетельствовали о том, что конкурентная борьба государственных и панисламских проектов, проводимых через конфессиональные школы мусульман Туркестанского края, была неравной. Так, с 1884 по 1916 гг. количество конфессиональных школ в Туркестанском крае выросло в 2 раза, а учащихся-магометан в них было в среднем в 130 раз больше, чем в русских школах данного региона (Приложение № 10).

Причина этого крылась в далеко не идеальной модели организации духовной жизни туркестанских подданных, подвергавшейся, несмотря на свою неэффективность, лишь незначительным коррективам вплоть до падения монархии.