История вузовского китаеведения на Дальнем Востоке России: конец XIX– начало XX вв. Лю Лицю

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Объективная необходимость организации вузовского китаеведения на Дальнем Востоке России (рубеж XIX – XX вв.) 24

1.1. История вузовского китаеведения за рубежом и в России во второй половине XIX в. 24

1.2. Восточный институт во Владивостоке: предпосылки, условия и задачи создания 43

Глава 2. Восточный институт – центр вузовского практического китаеведения в России (1899–1920 гг.) 60

2.1. Профессорско-преподавательский состав китаеведов Восточного института (1899–1920 гг.) 60

2.2. Создание и совершенствование учебной и научной базы китаеведения в Восточном институте 80

Глава 3. Функционирование дальневосточной вузовской школы китаеведения 107

3.1. История подготовки китаеведов в Восточном институте: организационный аспект 107

3.2. Китаисты – учащиеся и выпускники Восточного Института (1899– 1920 гг.) 129

Заключение 161

Список использованных источников и литературы 165

Приложения 205

• История вузовского китаеведения за рубежом и в России во второй половине XIX в.
• Профессорско-преподавательский состав китаеведов Восточного института (1899–1920 гг.)
• Создание и совершенствование учебной и научной базы китаеведения в Восточном институте
• Китаисты – учащиеся и выпускники Восточного Института (1899– 1920 гг.)

Введение к работе

Актуальность темы исследования. В непростых, противоречивых условиях современного мира наблюдается процесс активного сближения России и Китая. Президент Российской Федерации В.В. Путин убежден: «Мы – природные соседи, естественные союзники… мы будем расширять сотрудничество с Китаем» ¹ . Такой же позиции придерживается глава Китайской Народной Республики Си Цзиньпин, выступивший с инициативой «Один пояс, один путь»². В ней Россия рассматривается в числе основных партнеров.

В развитии российско-китайских отношений особая роль принадлежит китаеведению и его составной части – китайскому языку. Данное обстоятельство было подтверждено историей. На протяжении почти 160 лет, прошедших после подписания между Россией и Китаем Айгуньского и Пекинского договоров, Дальний Восток находился в ракурсе особого, то усиливающегося, то несколько ослабевающего внимания российского государства. Задачи, направленные на развитие контактов с восточным государством-соседом, с одной стороны, и настоятельная необходимость освоения восточных окраин и закрепления на берегах Тихого океана, с другой, придавали развитию китаеведения важнейшее значение. Активизация российской дальневосточной политики в конце XIX столетия повлекла за собой позитивные перемены: в 1899 г. во Владивостоке был открыт Восточный институт.

Актуальность темы исследования обусловлена современной

тенденцией усиления интереса к Китаю, к его истории, культуре, экономике, политике. Сегодня почти в 2500 высших учебных заведениях многих стран мира преподается китайский язык³. Около 100 университетов и институтов России в последние годы создали факультеты и отделения китайского языка⁴; в городах России возникли десятки китайских центров. В этой связи изучение успешного опыта Восточного института имеет особую важность, так как может способствовать совершенствованию подготовки китаистов.

Значимость научного изучения темы определяется еще и тем, что, несмотря на обращение ученых к истории отечественного китаеведения,

¹ «Российско-китайские отношения будут существенным фактором мировой политики».
Информация от 17. IV. 2014 г. [электронный ресурс] доступ режима:

² «Один пояс, один путь». Информация от 11. VIII. 2014 г. [электронный ресурс]
доступ режима:

³ См.: Арефьев А.Л. Китайский язык в российской высшей школе: история и
современность // Иностранные языки в высшей школе. 2011. № 1. С. 94.

⁴ См.: Основные направления и проблемы российского китаеведения. М., 2014. С. 18.

часть значимых вопросов функционирования его дальневосточной школы осталась неизученной и требует научного осмысления.

Степень разработанности проблемы. Историографический анализ научных трудов по теме исследования позволяет выделить два главных направления: российское и китайское. Работы российских исследователей можно объединить в несколько групп. В первую из них правомерно включить общие работы по истории российского китаеведения. Главная часть базового содержания российской синологии последних десятилетий представлена в коллективной монографии «Основные направления и проблемы российского китаеведения» ⁵ . В ней сделан акцент на роли российского китаеведения в становлении диалога российской и китайской цивилизаций, российско-китайского стратегического партнерства ⁶.

В 1990-е – начале 2000-х годов в отечественной науке отсутствовали крупные обобщающие труды по китаеведению, однако появлялись интересные монографии, например, работа А.И. Петрова⁷ со специальным разделом ⁸ , который концентрирует материал об изучении россиянами китайского языка. Автор указал разные учебные заведения, где изучался этот язык и подчеркнул особую роль Восточного института во Владивостоке: «Благодаря созданию этого института отпала необходимость приглашать переводчиков… китайского языка из переводческих школ и центральных университетов» ⁹.

Большой научный интерес представляет монография Т.З. Позняк¹⁰ с обобщенными статистическими показателями о динамике численности и составе иностранного населения городов российского Дальнего Востока, о развитии различных иммиграционных потоков и т.д. Эти цифры стали вескими аргументами для обоснования правильности государственного решения в пользу Владивостока, как города, более всего отвечавшего потребностям постановки вузовского практического китаеведения.

В работе Д.А. Анча и Н.Г. Мизь о китайской диаспоре во

Владивостоке в хронологическом отрезке от начала 1870-х годов до 1938 г. ¹¹ раскрыты сведения об участии китайцев в местной торгово-промышленной сфере, строительной отрасли, транспорте и т.д.; рассказано о местах их наибольшего сосредоточения в городе, об общественной и религиозной жизни владивостокского китайского общества, особенностях получения

⁵ Основные направления и проблемы российского китаеведения. М., 2014.

⁶ Там же. С. 5, 13.

⁷ Петров А.И. История китайцев в России. 1856–1917 годы. СПб., 2003.

⁸ Китайцы в России и изучение россиянами китайского языка // Петров А.И. История
китайцев в России. 1856–1917 годы. СПб., 2003. С. 733–746.

⁹ Там же. С. 744–745.

¹⁰ Позняк Т.З. Иностранные подданные в городах Дальнего Востока России (вторая
половина XIX – начало XX в.). Владивосток, 2004.

¹¹ Анча Д.А., Мизь Н.Г. Китайская диаспора во Владивостоке: страницы истории.
Владивосток, 2015.

медицинских услуг и образования. В публикации А.В. Петрук¹², показана история формирования «китайского квартала» во Владивостоке. Ценность последних двух названных изданий для исследуемой нами темы видится в яркой и подробной характеристике «инородческого элемента», окружавшего студентов-китаистов Восточного института.

Вторую группу российских исследований представляют специальные
работы по истории российского китаеведения. Широкую известность в
данной области получил фундаментальный труд П.Е. Скачкова¹³ и статейные
материалы этого же автора¹⁴ , а в них – ценный материал об изучении
китайского языка, о китайцах-преподавателях восточных факультетов
Казанского и Санкт-Петербургского университетов. Рассматривая

заключительный период в истории дореволюционного русского

китаеведения, автор обратил внимание на Восточный институт, но при этом упомянул о преподавании китайского языка в этом вузе¹⁵.

С полным основанием в эту же группу исследований следует включить
работы Р.М. Валеева и его учеников ¹⁶ о становлении и развитии

китаеведения в учебных заведениях Казани. Они содержат богатую

научную информацию, которая позволяет перекинуть логические суждения к истории Восточного института во Владивостоке.

В контексте рассматриваемой темы особое внимание привлекают два варианта монографии В.Г. Дацышена ¹⁷. В них автор выделил этапы изучения китайского языка в России, затронул вопросы китаеведения в Восточном институте, в том числе коснулся распределения учебных занятий в этом вузе, напомнил о профессорско-преподавательском составе, который вел занятия

¹² Петрук А.В. Китайский квартал как экономическое явление и часть культурной среды
г. Владивостока // Известия Восточного института [далее - ИВИ]. 2011. № 18 (2). С. 113–
124.

¹³ Скачков П.Е. Очерки истории русского китаеведения. М., 1977.

¹⁴ Скачков П.Е. «Бичуринский период» русской синологии // Проблемы Дальнего Востока
[далее - ПДВ]. 1975. № 1. С. 180–186; Он же. От миссии к университетам // ПДВ. 1975. №
2. С. 149–153; Он же. На рубеже веков // ПДВ. 1975. № 3. С. 181–185; Он же.
Международные связи русских синологов // ПДВ. 1975. № 4. С. 164–169.

¹⁵ Скачков П.Е. Очерки истории русского китаеведения. М., 1977. C. 254–259.

¹⁶ Валеев Р.М. Отечественные исследования истории российского имперского
востоковедения : традиции и перспективы (XIX – начало XXI вв.) // Россия и Восток:
взаимодействие стран и народов : Труды X Всероссийского съезда востоковедов,
посвящённого 125-летию со дня рождения выдающегося востоковеда Ахмет-Заки Валиди
Тогана. Книга 1. Уфа, 2015. С. 11-15; Валеев Р.М., Федорченко Р.Г. Казанское
университетское китаеведение и В.П. Васильев в Пекинской духовной миссии // Вестник
Казанского государственного университета культуры и искусств. 2013. № 1. С. 131-139;
Они же. Формирование китаеведения в Казанском университете и преподавание
китайского языка в первой Казанской гимназии (первая половина Х1Х в.) // Вестник
Казанского государственного университета культуры и искусств. 2014. № 2. С. 122-124 и
др.

¹⁷ Дацышен В.Г. История изучения китайского языка в Российской империи. Красноярск,
2000; Он же. Изучение китайского языка в России (XVIII – начало XX в.). Новосибирск,
2011.

по китайскому языку или китаеведческим дисциплинам; подчеркнул учебно-методическое обеспечение учебного процесса. Признавая за В.Г. Дацышеном определенный вклад в освещение вопросов постановки китаеведения в Восточном институте, все же следует признать отсутствие в его работах всеохватности и глубины рассмотрения данного аспекта деятельности владивостокского вуза.

В контексте изучаемой темы интересны диссертационные

исследования, прежде всего работа Р.Г. Федорченко “Формирование
российского университетского китаеведения в XIX в. (на примере Казанского
и Санкт-Петербургского университетов)” ¹⁸ . История вузовского

китаеведения на российском Дальнем Востоке не вошла в поле зрения диссертанта, однако указанное исследование позволяет использовать его положения и выводы для проведения исторических параллелей вузовского китаеведения в России, в том числе в Восточном институте во Владивостоке.

В 2017 г. в Санкт-Петербургском университете защищена докторская диссертация Е.А. Ростовцевым ¹⁹ , специальный параграф которой дает сведения о факультете восточных языков данного вуза. Эти материалы позволили уточнить некоторые важные детали, связанные с учебой на факультете будущих профессоров-китаистов Восточного института – А.В. Рудакова, П.П. Шмидта и др.

В третью группу следует включить работы непосредственно о
Восточном институте. Отметим диссертацию Е.А. Георгиевской ²⁰ ,
рассмотревшей общий процесс становления и развития востоковедения в
Восточном институте, однако ограниченные рамки работы не позволили
исследователю дать детальный анализ интересующего нас направления.
Несомненную ценность имеет диссертация М.А. Павловской «Харбинская
ветвь российского востоковедения (начало XX в. –1945 г.)»²¹ , в которой
раскрыта деятельность российских востоковедческих научных обществ и
организаций в Северной Маньчжурии и роль в них выпускников

Восточного института.

Ученые В.М. Серов ²² , И.Ф. Попова ²³ , Н.П. Гридина ²⁴ , А.С.

¹⁸ Федорченко Р.Г. Формирование российского университетского китаеведения в XIX в.
(на примере Казанского и Санкт-Петербургского университетов): дис. … к.и.н. Казань,
2015.

¹⁹ Ростовцев Е.А. Санкт-Петербургский университет в контексте социально-политической
истории России (1884 – 1917): дис. … д.и.н. СПб., 2017.

²⁰ Георгиевская Е.А. Становление и развитие Дальневосточного центра востоковедения:
дис. …к.и.н. Владивосток, 1994.

²¹ Павловская М.А. Харбинская ветвь российского востоковедения (начало XX в. – 1945
г.): дис. …к.и.н. Владивосток, 1999.

²² Серов В.М. Становление Восточного института (1899–1909 гг.) // ИВИ. 1994. № 1. С.
14–36.

²³ Попова И.Ф. К истории библиотеки Восточного института во Владивостоке // Раздвигая
горизонты науки. К 90-летию академика С.Л. Тихвинского. М., 2008. С. 614–624.

Дыбовский ²⁵ , Н.В. Хисамутдинова ²⁶ , В.Г. Макаренко ²⁷ , рассмотрели
отдельные вопросы истории Восточного института, делая небольшие
акценты на китаеведческом направлении. Заслуживают упоминания

публикации Ю.Г. Благодер²⁸, в которых дана положительная оценка влияния
Восточного института на научную и общественную мысль дальневосточной
России, рскрыта роль «Известий Восточного института» в пропаганде

знаний о Китае. О.П. Еланцева, О.А. Трубич ²⁹ остановились на подготовке китаистов во Владивостокском вузе.

Несомненный интерес представляют публикации Р.В. Вяткина, С.Ю. Врадия, А.А. Хисамутдинова и других авторов ³⁰ о жизни и деятельности профессора-китаеведа А.В. Рудакова. Л.И. Чугуевский³¹ дал общую характеристику неопубликованных работ и рукописей А.В. Рудакова, которые хранятся в Архиве востоковедов Института восточных рукописей РАН (г. Санкт-Петербург).

А.М. Решетов в 2008 г. и 2009 г. последовательно опубликовал статьи о

²⁴ Гридина Н.П. Первый вуз на Дальнем Востоке России: становление и развитие центра
востоковедения // Россия и АТР. 1996. № 2. С. 103–111.

²⁵ Дыбовский А.С. К характеристике обучающей системы Восточного института (1899–
1920 гг.) и преподавания японского языка в нем // Первый профессиональный японовед
России. Владивосток, 2007. С. 131–156.

²⁶ Хисамутдинова Н.В. От Восточного института – к Дальневосточному федеральному
университету // Актуальные вопросы современной науки. 2009. № 7 (1). С. 39–51.

²⁷ Макаренко В.Г. Новые возможности высшего образования на Дальнем Востоке России:
от Восточного института к Дальневосточному федеральному университету // ИВИ. 2014.
№ 11 (23). С. 9–15.

²⁸ Благодер Ю.Г. Описание Китая на страницах журнала «Известия Восточного
института» (1900–1916 гг.) // Грамота. 2016. № 5 (67). С. 43–45; Она же. Роль
образовательных учреждений Российской империи в распространении знаний о
китайской культуре // Культурная жизнь Юга России. 2011. № 3 (41). С.17–21 и др.

²⁹ Еланцева О.П. «Совершенно новое учреждение и неизведанное дело»: к истории
становления Восточного института во Владивостоке // Гуманитарный вектор. Серия:
История, политология. 2012. № 2. С. 132–142;Она же. Восточный институт в
Верхнеудинске: страницы краткого пребывания // Вестник Бурятского гос. ун-та. 2013. №
7. С. 29–35; Трубич О.А. Подготовка китаеведов в Восточном институте как механизм
реализации государственной политики на Дальнем Востоке России в конце XIX в. //
Проблемы развития китаеведения в России: региональный аспект. Благовещенск, 2011. С.
117–121.

³⁰ Вяткин Р.В. Аполлинарий Васильевич Рудаков (к 100-летия со дня рождения) // Народы
Азии и Африки. 1971. № 4. С. 216–218; Врадий С.Ю. Профессор китаеведения
А.В. Рудаков // ИВИ. 1999. С. 68–74; Еланцева О.П., Трубич О.А., Лю Лицю. “Научить
слушателей говорить, читать и писать по-китайски”: записки профессоров китайской
словесности Восточного института А.В. Рудакова и П.П. Шмидта (1915 г.) //
Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. 2015. № 4 (34). С.
34–40; Хисамутдинов А.А. Аполлинарий Васильевич Рудаков, его труды и книжное дело в
Восточном институте // Власть книги. 2006. № 6. С. 68–74; Он же. Дальневосточное
востоковедение: Исторические очерки. М., 2012. С. 77–87 и др.

³¹ Чугуевский Л.И. Рукописи неопубликованных работ А.В. Рудакова и материалы к ним //
Народы и Африки. 1971. № 4. С. 218–220.

профессоре-китаеведе П.П. Шмидте³². И хотя по содержанию они во многом
повторяют друг друга, тем не менее, дают много полезной информации об
ученом-дальневосточнике, о его жизненном пути и профессиональной
работе. О П.П. Шмидт-ученом идет речь в публикации Л.И. Сем ³³ .
Е.Ю. Стабурова в основу своей статьи положила воспоминания

П.П. Шмидта ³⁴ , и в этом – особый колорит материала. Несмотря на имеющиеся публикации, некоторые важные вопросы о первых профессорах-китаеведах на Дальнем Востоке остались неосвещенными, например, о начале их профессиональной деятельности, об организации преподавания китайского языка и китаеведческих дисциплин.

Отдельные аспекты подготовки студентов и офицеров-слушателей в Восточном институте позволяют увидеть журнальные публикации А.М. Буякова,³⁵ Г.И. Каневской и М.А. Павловской³⁶ , Н.В. Хисамутдиновой ³⁷ , М.А. Партала ³⁸ и других авторов.

Другое важное направление изучения истории российского

китаеведения принадлежит ученым из КНР, прежде всего профессору Нанькайского университета (г. Тяньцзинь) Янь Годуну и его книгам: «История российского китаеведения» ³⁹ и «Триста лет российского китаеведения»⁴⁰. Хронология работ охватывает период от XVII в. до наших дней. Янь Годун рассмотрел истоки российского китаеведения, начало преподавания китайского языка в России – в Казанском и Санкт-Петербургском университетах. Профессор подчеркнул, что именно Восточный институт являлся базой российского китаеведения на Дальнем

³² Решетов А.М. «Всю жизнь я занимался научными работами». Выдающийся российский
и латвийский ученый П.П. Шмидт (1869-1938) // Широкогоровские чтения. Владивосток,
2008. С. 141-163; Он же. Петр Петрович Шмидт // Восток. Афро-Азиатские общества:
история и современность. 2009. № 2. С. 92-104.

³³ Сем Л.И. Вклад П.П. Шмидта в изучение культуры народов советского и зарубежного
Дальнего Востока // Культура народов Дальнего Востока СССР (ХГХ–ХХ вв.).
Владивосток, 1978. С. 100-108.

³⁴ Стабурова Е.Ю. Китаеведение в «Моей автобиографии» П.П. Шмидта // Кюнеровские
чтения. СПб., 2001. С. 201-206.

³⁵ Буяков А.М. Офицеры-слушатели Восточного института во Владивостоке - кавалеры
ордена Святого Георгия и Георгиевского оружия // ИВИ. 2012. № 1. С. 134-148; Он же.
Подготовка офицеров в Восточном институте // ИВИ. 1994. № 1. С. 64-71; Он же.
Офицеры-выпускники Восточного института: годы и судьбы // ИВИ. 1999. № 5. С. 97-116.

³⁶ Каневская Г.И., Павловская М.А. Деятельность выпускников Восточного института в
Харбине // ИВИ. 1994. № 1. С.72-77.

³⁷ Хисамутдинова Н.В. Подготовка военных переводчиков в Восточном институте (конец
XIX - начало XX в.) // Военно-исторический журнал. 2013. № 8. С. 56-60.

³⁸ Партала М.А. «С включением в списки офицеров флота в Тихом океане» (К теме
участия студентов Восточного института в Русско-японской войне) // Россия и АТР. 2014.
№ 1. С. 17-27.

³⁹ ЩШШ, ШШи^. Янь Годун. История российского китаеведения. Пекин, 2006.

⁴⁰ ЩШШ, $^ЯШ^НН. Янь Годун. Триста лет российского китаеведения. Пекин,
2007.

Востоке. Вторая монография профессора Янь Годуна, в отличие от первой,
дополнена новыми сюжетами о советском и постсоветском периодах

российского китаеведения.

Свою обзорную монографию представил известнейший китайский россиевед, заведующий отделом россиеведения Пекинского университета профессор Ли Минбинь⁴¹ , но в ней, как и в монографиях Янь Годуна, материал по Восточному институту дан весьма лаконично.

К указанным работам примыкает монография Лю Жомэйя ⁴² , на страницах которой упоминается Восточный институт, его структура, китаеведы А.В. Рудаков и П.П. Шмидт, историк Н.В. Кюнер, а также лекторы китайского языка.

Статейные публикации китайских исследователей (Тань Шулинь⁴³, Ли Идзинь ⁴⁴ , Гоу Лишу, Сю Ини ⁴⁵ , Сю Ваньминь ⁴⁶ и др.) затрагивают деятельность российской миссии в Пекине и ее влияние на российское китаеведение, на становление преподавания китайского языка в России, изучение русскими студентами китайского языка в Китае. Иными словами, они обратили внимание на важнейший ракурс российского китаеведения, показали своего рода фон, на котором выстраивалось вузовское китаеведение на Дальнем Востоке.

Важная информация по российскому китаеведению,

систематизированная в проблемно-хронологическом плане, содержится в статье Юй Вэньланя ⁴⁷ . Из новейших работ следует назвать работу биобиблиографического характера – «Российские эмигранты-китаисты в Харбине» Пэн Чуаньюна⁴⁸. По нашим подсчетам, в ней помещены сведения о

⁴¹ ^ШЖ, Ш^Ши^^.. Ли Минбинь. История российского китаеведения. Чжэнчжоу,
2008.

⁴² №Ш, №Ши&–Ф№ЯШШ№тШ:№Ши.±.Ж±иШ. Лю Жомэй.

Китайско-российская культурная коммуникация: академические китаеведы в истории российского китаеведения. Пекин, 2010.

⁴³ if М#, 1№ШШ±т5-Шт^ти. Тань Шулинь. Русская миссия в Пекине и
российское китаеведение в ранний период // Вестник Шаньдунского педагогического
университета (гуманитарные и общественные науки). 2002. № 5. С. 99-101.

⁴⁴^ШШ, тРМтШ^Ш^ШЇЇІЇЖт. Ли Идзинь. Начало исследования Китая и преподавание китайского языка в России // Вестник педагогического университета Тяньцзин (общественные науки). 2014. № 4. С. 60-64.

^{45$тш, і^т3, трми^т^ш^тжшт. Гоу Лишу, Сю Ини. История и}

состояние исследования российского китаеведения // Вестник Цицикарского университета (философия и общественные науки). 2007. № 2. С. 149-150.

⁴⁶#ЛК, тЩШМ^^Шти^. Сю Ваньминь. Российское китаеведение и характеристика иностранных студентов во время династии Цинь // Вестник университета Юйчжо (философия и общественные науки). 2005. № 1. С. 1-8.

⁴ⁱ-f-jci±, шттіштрм^тт^№±шятпї&. юй Вэньлань Главное

направление изучения российского китаеведения и его особенность по статистике исследуемых проблем // Зарубежная общественная наука. 2004. № 3. С. 53-58. ⁴⁸ ШЩШ, ^^ттШ^Ш^Ш. Пэн Чуаньюн. Российские китаисты-эмигранты в Харбине. Пекин, 2014.

девяти китаистах-выпускниках Восточного института, об их активной публикационной деятельности в Китае.

Следует специально подчеркнуть выход китайских специалистов (Ма Чхонюй⁴⁹ , Ли Идзинь⁵⁰ , Дзинь Джиган⁵¹ , Чхень Дзиэньхуа ⁵² и др.) на изучение современного российского китаеведения, в том числе в Дальневосточном государственном университете.

Вне сомнения, важны магистерские диссертации Цзоу Лихуэй «Анализ изучения китайского языка на Дальнем Востоке России» ⁵³ и Чжу Даня «Анализ состояния преподавания китайского языка в г. Владивостоке»⁵⁴. Эти авторы коснулись современной истории преподавания китайского языка в интересующем нас регионе, прямо или косвенно подчеркнули историческую преемственность с Восточным институтом.

В целом, история изучения китаеведения в Российской империи привлекала и привлекает внимание российских и китайских исследователей. Однако ученые и специалисты из Китайской Народной Республики пока не включили в научные приоритеты историю дальневосточной школы российского китаеведения. Труды российских исследователей также не воссоздают полную картину становления и развития вузовского китаеведения на Дальнем Востоке России в хронологическом диапазоне конца XIX–начала XX столетий.

Объектом диссертационного исследования является российское китаеведение.

Предметом изучения определено становление и развитие вузовского китаеведения на Дальнем Востоке России на рубеже XIX–XX вв., представленное в Восточном Институте. В наше исследовательское поле не входило академическое китаеведение на Дальнем Востоке. Оно начинает

⁴⁹ Ц W ^ , mm^mPMW^m^^lfa. Ма Чхонюй. Направление исследования
российского китаеведения в новом XXI в. // Вестник Хейбэйского университета. 2008.
№ 5. С. 37-42.

⁵⁰ тШШ, ШаЗШ$^Ш - Х*Ш%. Ли Идзинь. Российское китаеведение на
рубеже столетий (XX-XXI вв.) - изучение литературы // Русское искусство. 2002. № 5.
С. 78-82.

⁵¹ &ЇШ, т^Шт&шШК^тШ^. Дзинь Джиган. Преподавание китайского
языка в Дальневосточном государственном университете в России // Изучение китайского
языка. 2000. № 4. С. 44-48.

⁵²ШШ<, ^тЗС: тРМи^тШ-^ШтМШ. Чхень Дзиэньхуа. Важный аспект исследования российского китаеведения - китайская литература // Вестник педагогического университета Хуадун (философия и общественные науки). 1996. № 5. С. 83-96.

⁵³ тШШ, №РМшЖШШ&т%Я№}ЩШШп. Цзоу Лихуэй. Анализ изучения
китайского языка на Дальнем Востоке России. Харбин, 2012.

⁵⁴ frft, ШЫ.ШШ&ШтШЖ№ЯШ. Чжу Дань. Анализ состояния преподавания
китайского языка в г. Владивостоке. Цилинь, 2014.

активно развиваться со второй половины XX в. и получает четко очерченную проблематику: вопросы истории северо-восточного региона Китая ⁵⁵ .

Нижней границей хронологических рамок исследования выступает
конец XIX в. – время активной проработки государственными структурами
вопроса создания специального востоковедческого учебного заведения на
Дальнем Востоке России и открытие в 1899 г. Восточного института во
Владивостоке. Верхняя граница исследования – 1920 г. – обосновывается
вхождением Восточного института в состав Государственного

Дальневосточного университета на правах факультета, что положило начало новому этапу в истории дальневосточного вузовского китаеведения.

Цель диссертационной работы заключается в том, чтобы на примере Восточного института исследовать зарождение и развития вузовского китаеведения на Дальнем Востоке России.

Реализация поставленной цели предполагает последовательное решение следующих задач:

– установить объективную необходимость организации вузовского китаеведения на Дальнем Востоке России в конце XIX в. с использованием отечественного и зарубежного опыта;

– выявить динамику профессорско-преподавательского состава китаистов Восточного института;

– систематизировать показатели развития научного и учебно-методического обеспечения вузовского китаеведения на Дальнем Востоке России; – определить роль организационного фактора в функционировании дальневосточной школы вузовского китаеведения;

– обобщить результаты деятельности китаеведческого направления Восточного института во Владивостоке.

Методология исследования. Методологической основой

исследования послужил диалектический подход к изучению исторических
явлений. Данный подход базируется на изучении преемственности, связи с
прошлым, повторяемости на новых этапах развития некоторых

предшествующих состояний. В работе над диссертацией использовались принципы историзма, объективности, системности.

Основополагающим методом исследования стал сравнительно-
исторический, позволивший раскрыть процесс создания и развития
вузовского китаеведения на Дальнем Востоке России в контексте социально-
политической ситуации рубежа XIX–XX вв., сопоставить
историографические факты и источники, ранее не введенные в научный
оборот.

Метод периодизации позволил выявить в истории российского китаеведения объективные и субъективные критерии системы образования и науки о Китае в изучаемое время, организационные формы китаеведения на Дальнем Востоке России и в зарубежных странах.

⁵⁵ См.: Ставров И.В. Развитие академического китаеведения на Дальнем Востоке России // Россия и Восток: взаимодействие стран и народов. Уфа, 2015. С. 45–47.

Метод системного подхода дал возможность рассмотреть основные
компоненты китаеведения в Восточном институте, показать их

взаимодействие и взаимовлияние.

Статистический метод использовался при обобщении и

систематизации показателей развития китаеведения за рубежом и в России, в частности в Восточном институте.

Источниковая база исследования представлена разнообразной документальной основой. Большую роль в подготовке диссертационного исследования сыграли как опубликованные документы⁵⁶, так и документы, выявленные в 24 фондах девяти центральных, региональных и ведомственных архивов.

В массиве исторических источников большое значение имеет
делопроизводственная документация, представленная протоколами

Конференции и Правления Восточного института, отчетами о деятельности вуза, аналитическими обзорами состояния учебного заведения, докладными записками руководителей вуза, профессоров и преподавателей по вопросам учебного и научного китаеведения. Часть этих документов хранится в архивных делах Российского государственного исторического архива Дальнего Востока (РГИА ДВ), Российского государственного исторического архива (РГИА). Опора на данные источники позволила выявить, с одной стороны, трудности становления вузовского китаеведения на Дальнем Востоке, а с другой – пути их преодоления и достигнутые рубежные итоги.

Особое внимание диссертанта привлекли экзаменационные ведомости и ведомости репетиционных испытаний, расписания учебных занятий за разные годы, позволившие установить и сопоставить аудиторную нагрузку студентов и офицеров-слушателей по китайскому языку, увидеть количество еженедельных учебных часов профессоров и преподавателей, читаемые ими курсы и в целом – процесс изменения в развитии вузовского китаеведения. В фондах архива востоковедов Института восточных рукописей (АВ ИВР), в архиве Музея археологии и этнографии Российской Академии наук (МАЭ РАН), в РГИА ДВ и в Государственном архиве Приморского края (ГАПК) удалось собрать задания, выдаваемые профессорами студентам и офицерам-слушателям к командировкам в Китай и отчеты, письма, телеграммы о ходе таковых. Данный материал способствовал установлению роли и места зарубежных поездок в процессе подготовки китаистов.

Из делопроизводственной документации кафедры китайского языка и восточного факультета ГДУ, а затем ДВГУ 1920-1930-х годов (РГИА ДВ, Ф. Р-289) было выявлено использование главных принципов преподавания китайского языка, апробированных в свое время в Восточном институте.

В Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб), Ф. 14 диссертантом изучены личные дела студентов востфака столичного университета А.В. Рудакова, П.П. Шмидта,

⁵⁶ История Дальневосточного государственного университета в документах и материалах, 1899-1939. Владивосток, 1999 и др.

Н.В. Кюнера и других, которые в начале XX в. заняли ключевые позиции в вузовском китаеведении Дальнего Востока России.

В ГАПКе (Ф. 115) диссертант ознакомился с большим количеством личных дел студентов и офицеров-слушателей Восточного института, извлек и обобщил информацию о степени готовности абитуриентов к изучению стран Дальнего Востока, о насущных проблемах учащихся, связанных с весьма скромным материальным положением, с экзаменами по дисциплинам. По документам удалось проследить высокую требовательность и вместе с тем доброжелательность и заботу руководства вуза, профессоров и преподавателей к своим питомцам-китаистам.

Документы личного происхождения, например, автобиография
А.В. Рудакова из архива Приморского объединенного краеведческого музея
им В.К. Арсеньева, воспоминания студента Ипполита Баранова «Четыре года
в Восточном институте (1907–1911)» способствовали восстановлению
важных сюжетов повседневности вуза, уточнению характеристик учащих и
учащихся. Продолжение данной темы содержат опубликованные

воспоминания выпускника ДВГУ (1928 г.), будущего академика М.И.
Сладковского ⁵⁷ , давшие основания судить сохранении, использовании и
развитии востоковедческих традиций, выработанных Восточным

институтом. Статьи-воспоминания выпускника востфака Санкт-

Петербургского университета (1898 г.) В.М. Алексеева «Автобиография китаеведа»⁵⁸, «Как я изучал и изучаю Китай»⁵⁹ дали богатый материал для сравнения постановки китаеведения в столичном и дальневосточном вузах.

Другая группа документов личного происхождения включает переписку П.П. Шмидта, Н.В. Кюнера, И.Г. Баранова, А.В. Рудакова, А.М. Алексеева и других лиц. (Санкт-Петербургский филиал архива (ПФА) РАН), Ф. 134, 208, 820, 777). Письма проливают свет на малоизвестные страницы биографий этих китаеведов, их научно-исследовательские и преподавательские интересы.

Периодическая и повременная печать, состоящая из газет и журналов Дальнего Востока, заняла особое место в изучении истории вузовского китаеведения в данном регионе. Газеты «Владивосток», «Далекая окраина», «Приамурские ведомости» сообщали информацию о деятельности Восточного института. Непреходящую ценность в контексте изучаемой темы имели «Известия Восточного института». В подавляющем числе томов и выпусков содержится материал по китаеведению – решения Конференции Восточного института, направленные на развитие китаеведения, научные и учебные труды профессоров А.В. Рудакова, П.П. Шмидта, Н.В. Кюнера и др.,

⁵⁷ Сладковский М.И. На Восточном факультете государственного дальневосточного
университета // Знакомство с Китаем и китайцами. М., 1984. С. 39–57.

⁵⁸ Алексеев В.М. Автобиография китаеведа, доцента Петроградского университета,
младшего ученого, хранителя Азиатского музея Академии наук Василия Михайловича
Алексеева // Наука о Востоке. М., 1982. С. 266–270.

⁵⁹ Алексеев В.М. Как я изучал и изучаю Китай // Наука о Востоке. М., 1982. С. 301–302.

студенческие работы-отчеты о командировках в Китай и исследования по китаеведению.

В связи со спецификой темы диссертации несомненную ценность
имеют обозрения курсов, читавшихся в Восточном институте, учебно-
методические и учебные издания, словари и справочники по китаеведческим
дисциплинам, библиотечные каталоги. Эти и другие издания сохранились
частичными коллекциями в Национальных библиотеках Китайской
Народной Республики (г. Пекин) и Российской Федерации (г. Санкт-
Петербург), в научных библиотеках Хэйлунцзянского (г. Харбин), Санкт-
Петербургского, Дальневосточного федерального университетов
(г. Владивосток), Института востоковедения РАН (г. Москва), Института
восточных рукописей РАН (г. Санкт-Петербург), Института истории и
археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН
(г. Владивосток), в библиотеке Общества изучения Амурского края
(г. Владивосток). Содержание указанных материалов дало возможность
проследить процесс совершенствования преподавания китайского языка,
установить причины успешности в усвоении языка, понимании культуры,
истории, экономики и политики Китая студентами и офицерами-
слушателями.

Таким образом, по истории вузовского китаеведения на Дальнем
Востоке России выявлена и проанализирована богатая источниковая база,
представленная в основном архивными материалами и дореволюционными
изданиями. Эта многочисленная и разнообразная база, вполне

репрезентативна и позволила достичь максимальной достоверности по основным проблемам диссертационного исследования.

Научная новизна диссертации состоит в том, что она является первым комплексным исследованием китаеведения как важнейшего направления дальневосточного вузовского востоковедения. Опираясь на значительную часть новых источников, вводимых в научный оборот, удалось уточнить и существенно дополнить вопросы профессионального становления китаеведов А.В. Рудакова, П.П. Шмидта, П.Ю. Крастина и других, их научную и образовательную деятельность.

Впервые в систематизированном виде представлены менявшиеся в течение 1899–1920 гг. условия найма в Восточный институт китайских лекторов-сяньшэнов, в том числе с разными учеными степенями (линьшэна и сюцая); подчеркнут вклад Десингэ, Жуй Иня, Ци Шаньцина, Сунь Шаоляня, Лянь Таньчжуна и других в преподавание восточных языков и в изучение стран Дальнего Востока.

Более широко и по-новому представлено формирование научной, учебной и методической базы вузовского китаеведения на Дальнем Востоке, нашедшего яркое отражение в китайском отделе библиотеки Восточного института, в библиотечных каталогах.

Детализирована картина организации изучения и преподавания китайского языка и китаеведческих дисциплин. Систематизирован большой

фактический материал, касавшийся расписания учебных занятий, системы промежуточного и итогового контроля за успеваемостью студентов и офицеров-слушателей Восточного института – мощного механизма повышения качества подготовки китаистов.

Обобщен количественной и качественной состав учащихся и выпускников-китаистов, прослежен жизненный путь наиболее известных из них – Б. И. Панкратова, И. Г. Баранова, А.П. Хионина, П.В. Шкуркина и др. В целом, доказана высокая результативность деятельности дальневосточной школы вузовского китаеведения.

Положения, выдвигаемые на защиту:

1. Становление и развитие вузовского китаеведения на Дальнем Востоке России было продиктовано объективными обстоятельствами, связанными с настоятельной необходимостью освоения восточных окраин российской империи, с ее закреплением на Тихоокеанском побережье, развитием контактов с восточными государствами – соседями, прежде всего с Китаем.

2. Успешность вузовского китаеведения на Дальнем Востоке основывалась на высокой квалификации профессорско-преподавательского состава, который смог внедрить изначальную практикоориентированность Восточного института, новую, эффективную методику преподавания и изучения китайского языка и китаеведческих дисциплин, используя лучшие наработки зарубежной синологии.

3. Профессора и преподаватели Восточного института осуществляли не только учебный процесс, но и вели научно-исследовательскую работу, направленную на широкое развитие китаеведения. Благодаря этим усилиям были созданы солидные научные труды и защищены диссертации по китаеведению, разработаны новые программы преподавания китаеведческих дисциплин, а к ним подготовлены и изданы учебные и учебно-методические пособия, организована одна из лучших вузовских библиотек России с богатейшим китаеведческим отделом.

4. Важнейшую роль в становлении и развитии вузовского китаеведения играла организация аудиторных и вне аудиторных занятий, зарубежных командировок студентов, с последующим представлением ими отчетов.

5. За 20 лет своего существования Восточный институт подготовил около
400 востоковедов, подавляющая часть (по нашим подсчетам, не менее
70 %) которых специализировались по китаеведению. По-разному
сложилась их профессиональная карьера, но их труд, высоко
оцененный как российскими, так и китайскими специалистами,
способствовал развитию китаеведческой школы в России и Китае,
пошел на пользу двум народам.

Теоретическая и практическая значимость исследования

определяется решением в нем научной проблемы, осмыслением исторического опыта становления и развития дальневосточной школы вузовского китаеведения. Это дает возможность использовать результаты данной научной работы, с одной стороны, для более глубокого познания исторической канвы российского китаеведения, а с другой, – для изучения процесса освоения Дальнего Востока, развития разносторонних контактов двух государств-соседей России и Китая.

Материалы и обобщения исследования могут быть применены при создании сводных трудов по региональной истории России и Китая, в вузовских курсах «История Дальнего Востока России», «История высшего образования на Дальнем Востоке России», в спецкурсе «История Восточного института во Владивостоке: 1899–1920 гг.», в оформлении экспозиций учебно-научного музея ДВФУ.

Наиболее эффективные подходы к изучению и преподаванию

китайского языка и китаеведческих дисциплин, внедренные в Восточном институте, могут найти применение в современном учебном процессе дальневосточных вузов.

Достоверность результатов исследования подтверждается

использованием широкого круга источников и литературы, применением
научной методологии, разноплановой, систематической апробацией

рубежных и итоговых результатов исследования.

Апробация результатов исследования. Полученные в ходе

исследования положения и выводы были изложены в научных публикациях, в том числе в трех реферируемых журналах из списка ВАК, издаваемых в Новосибирске, Москве и Владивостоке. Наиболее существенные положения диссертации были представлены в докладах на XXII-м международном конгрессе исторических наук (Китай, г. Циндао, август 2015 г.); на VI международной научно-практической конференции «Россия – Китай: история и культура» (г. Казань, октябрь 2014 г.), на V, VI, VII международных научно-практических конференциях «Россия и Китай: история перспективы сотрудничества» (г. Благовещенск – Хэйхэ – Харбин, май 2015 г., май 2016 г., май 2017 г.), на научном семинаре – «Китай и Россия: сотрудничество и развитие» (г. Харбин, июнь 2016 г.); на IV международной конференции молодых востоковедов в Институте Дальнего Востока РАН (г. Москва, ноябрь 2016 г.), на международной научной конференции «Дальний Восток России и Китай: диалог культур стран-соседей» (г. Владивосток, апрель 2017 г.) и др.

Структура диссертации соответствует цели и задачам исследования и включает в себя введение, три главы, заключение, список использованных источников и литературы и приложения.

История вузовского китаеведения за рубежом и в России во второй половине XIX в.

XVIII–XIX столетия характеризовались усилением внимания европейцев к азиатскому Востоку, к восточным языкам, что было вызвано развитием политических, религиозных, торговых и иных контактов Европы и Америки со странами Востока, с нахождением там колониальных владений. Эти обстоятельства потребовали кадрового обеспечения, то есть специалистов, владевших восточными языками, китайским в том числе; нужны были европейцы, знающие Китай.

Некоторое представление о распространении преподавания китайского языка в учебных заведениях за рубежом дает приводимая в Приложении таблица № 1 «Преподавание китайского языка в зарубежных странах».

Из сводных материалов видно, что возраст вузов, в которых велось преподавание китайского языка, был различен: некоторые из них возникли в XI–XV вв., другие – в XVI–XVII вв., пять вузов появились в XVIII в, а двенадцать – в XIX в. По нашим подсчетам, в начале XIX столетия китайский язык изучался в 23 учебных заведениях Европы и Америки: во Франции курсы китайского языка действовали в пяти вузах, в Англии – также в пяти университетах, в Соединенных штатах Северной Америки – в четырех университетах; по два учебных заведения вели преподавание китайского языка в Германии, Австро-Венгрии, Италии и Бельгии, наконец, в Голландии – в одном университете.

Подчеркнем важную, на наш взгляд, деталь: от времени создания учебного заведения до учреждения в нем специальной кафедры китайского языка проходил немалый срок. Так, Французская коллегия появилась в 1530 г., а кафедра – через 314 лет, то есть в 1844 г. Одна из первых кафедр рассматриваемого нами профиля была создана в 1836 г. в университетском колледже Лондонского университета – через десять лет после создания самого колледжа63 . В Королевском колледже кафедру китайского языка создали в 1846 г., который появился в 1833 г., т.е. с интервалом в тринадцать лет. Организацию китайской кафедры в Специальной школе живых восточных языков от возникновения самой школы разделяют 46 лет (1841 г. и 1795 г. соответственно). Открытие кафедр способствовало выработке более четкого, определенного направления преподавания (теоретического или практического), привлечению квалификационных специалистов в число преподавателей и соответствующему ее целям и задачам составу учащихся.

В Европе сложилось несколько школ китаеведения. Старейшей из них являлась французская. Франция первой в Европе организовала изучение восточных языков. В 1530 г. здесь учредили Французскую коллегию, где с самого начала стали преподавать арабский, сирийский, еврейский языки. Впоследствии, с увеличением числа научных дисциплин по востоковедению, в программу включили китайский язык и китайскую литературу.

Профессора китайской словесности при Французской коллегии пользовались полной свободой, не ограничиваясь никакими программами учебной и научной деятельности. В обязанности профессора входило проведение двух лекций в неделю, а в год – 80 лекций64, во время которых читались китайские тексты, сопровождавшиеся филологическими и историческими объяснениями, анализом иероглифов. Эти занятия были бесплатными и их посещали все желающие, – как правило, студенты других вузов; никаких зачетов и экзаменов не предполагалось, как не предполагалась и выдача дипломов. Вот почему неизвестно хотя бы приблизительно точное число студентов, изучавших китайский язык. Небольшое число учебных занятий и свобода преподавания также не соответствовали требованиям вуза.

Однако почти столетнее существование данной китайской кафедры и наличие постоянных слушателей свидетельствовало о хорошей системе преподавания. Нельзя не учитывать того, что разные учебные заведения Парижа как бы дополняли друг друга. Один и тот же студент мог слушать, например, разговорный и официальный стиль китайского языка – в одном заведении, исторические тексты – в другом, а историю религий Древнего Востока – в третьем. Таким образом, изучение Китая в Париже «не было ни односторонним, ни случайным, ни отрывочным» 65 , как это казалось на первый взгляд.

Католический институт в Париже был основан вскоре после издания закона 12-го июля 1875 г., которым разрешалось открытие вольных, не государственных университетов, и назывался он тогда “Католическим Парижским университетом”. После закона 18-го марта 1880 г., по которому у вольных высших учебных заведений отнималось право названия университета и право экзаменов на степени, он стал называться католическим институтом, состоящим из богословского и юридического факультетов и вольной высшей школы гуманитарных и точных наук. Китайский язык и литературу в этом вузе преподавал Антонини. Занятия носили практический характер. Их посещало ограниченное число слушателей 66.

Несомненный интерес в контексте нашей диссертационной темы представляет Французская школа Дальнего Востока в г. Ханое, учрежденная чуть раньше, чем Восточный институт во Владивостоке, приказом генерал-губернатора Индокитая 15 декабря 1898 г. и последовавшим затем декретом Президента Республики 26 февраля 1901 г. Круг ее обязанностей включал, во-первых, производство археологических и филологических изысканий на Индокитайском полуострове и принятие всех мер к изучению истории этого полуострова, его памятников и языков; во-вторых, содействие научному изучению соседних стран (Индии, Китая, Японии, Малайских островов) и их цивилизации; в-третьих, заботу о сохранении исторических памятников Индокитая. Школа преследовала не только чисто научные цели, но и практические – преподавание современных языков, письменности и литературы народов Дальнего Востока. Школа подчинялась генерал-губернатору Индокитая и имела научный контроль со стороны Академии наук Франции.

Преподавание китайского языка в другом учебном заведении Франции – в Лионском университете объяснялось торговыми связями, которые имел город Лион с Китаем. Неслучайно на организацию данного курса китайского языка отпускались средства Лионской торговой палатой. Лица, изучавшие здесь практический китайский язык, могли получать особый диплом.

В целом, французская школа китаеведения не полагалась исключительно на практику и не увлекалась научными изысканиями в области лингвистики. По оценке П.П. Шмидта, французские синологи обратили «свое главное внимание на разные отрасли китайской литературы. Знание языка для них не сама цель, как лингвистика, а только средство для изучения разных вопросов по истории, философии и литературе»67.

Еще одну группу учебных заведений в Европе, где изучался Китай и китайский язык, составляли учебные заведения Англии. Первое место по широте постановки преподавания восточных языков занимал Лондонский университет. В нем восточные языки велись в двух колледжах: University College и Kings College68.

В Королевском колледже (Kings College) имелось две кафедры китайской словесности. Одну из них занимал известный синолог профессор Р.К. Даглас. Слушателей у него было очень мало; среди них подавляющее большинство – те, кто изучал китайский язык исключительно для практических целей. Таким же практическим задачам служил изданный Р.К. Дагласом учебник китайской разговорной речи69.

Другой профессор китайской словесности в Англии – У. Хильер. В свое время он служил драгоманом при британском посольстве в Пекине, прибрел ценные знания в области китайского языка и в целом Китая. Учебные занятия под его руководством состояли в изучении, во-первых, произведений китайских классиков, а во-вторых, китайского официального и разговорного языка. Профессор-европеец работал вместе с лектором-китайцем, уроженцем Пекина. Количество еженедельных аудиторных занятий составляло 12,5 час70 . Изучение китайского языка носило скорее практический, чем академический характер и готовило учащихся к коммерческой деятельности и правительственной службе на Востоке.

В Оксфордском университете преподавание китайского языка осуществлялось профессором Д. Лэггом – знаменитым специалистом китайских классиков. Он пользовался известностью ученого и талантливого преподавателя. Европейские синологии отзывались о нем с большим уважением. Преемником его являлся профессор китайской словесности Т.Л. Баллок, который читал только краткие курсы китайского языка чисто практической направленности для молодых людей, которые планировали служебную деятельность в английских колониях на Востоке71. Занятия по китайскому языку проходили дважды в неделю, в течение шести недель в каждом из трех учебных семестров. В действительности профессор тратил на это больше времени, занимаясь или с каждым студентом в отдельности или с небольшими группами студентов в том случае, если несколько человек избирали для изучения один и тот же специальный вопрос или их знания стояли приблизительно на одном уровне.

Профессорско-преподавательский состав китаеведов Восточного института (1899–1920 гг.)

Известно, что успех каждого высшего учебного заведения во многом зависит от удачного состава профессоров и преподавателей. В соответствии со штатным расписанием Восточного института, утвержденным в 1899 г.160, в нем должны были работать восемь профессоров, в том числе – два профессора-китаиста; в работе предполагалось задействовать двенадцать лекторов восточных языков, большая часть из которых – китайские лекторы.

Первыми профессорами-китаистами стали Петр Петрович Шмидт и Аполлинарий Васильевич Рудаков. В июле 1899 г. директор Восточного института А.М. Позднеев в докладной записке министру народного просвещения Н.П. Боголепову161 высказывал свои соображения о замещении профессорско-преподавательских должностей в новом вузе 162 . В первый учебный год (1899/1900) для чтения собственно восточных наук требовалось всего два профессора – один профессор китайского языка и один – для чтения общего курса географии и этнографии Китая, Кореи и Японии, обзора их политического устройства и религиозного быта. По мнению А.М. Позднеева, представлялось «необходимым поручить в настоящем году преподавание собственно восточных наук Рудакову и Шмидту, причем, казалось бы, более соответственным пользе дела возложить преподавание китайского языка на Шмидта, чтение же лекций по восточным историческим наукам временно поручить Аполлинарию Рудакову»163.

При решении данного кадрового вопроса следовало руководствоваться Положением о Восточном институте, 16-й пункт которого гласил: «Профессорами института назначаются лица, получившие в университете ученую степень по избранной специальности. В случае невозможности приискания таких лиц, исполняющими должность [и. д.] профессоров могут быть определяемы и лица, которые, хотя и не имеют ученой степени, но известны своими основательными познаниями, учеными трудами или опытностью в преподавании»164. Так как А.В. Рудаков и П.П. Шмидт в 1899 г. не имели ученых степеней, они могли быть назначены и. д. профессоров. А.М. Позднеев ходатайствовал сделать это с 1 июля 1899 г.165, распределив учебную нагрузку так, как предлагалось выше.

Высочайшим приказом по гражданскому ведомству за № 60 от 13 августа 1899 г. окончившие курс наук в Императорском Санкт Петербургском университете А.В. Рудаков и П.П. Шмидт назначались и. д. профессоров китайского языка в Восточный институт с 1 июля того же года.

В сентябре Министерство народного просвещения направило в институт 1250 руб. для выдачи этих денег молодым специалистам китайского языка (по 500 руб. каждому) на путевое пособие для их переезда из Пекина во Владивосток; 250 руб. предполагалось израсходовать на приезд во Владивосток лектора китайского языка. Таким образом, директор Восточного института А.М. Позднеев, хорошо зная А.В. Рудакова и П.П. Шмидта как ответственных, работоспособных студентов Санкт-Петербургского университета, добился направления их по окончании зарубежной командировки на работу в открываемый во Владивостоке вуз.

Аполлинарий Васильевич Рудаков родился 9 июня 1871 г. в Ленкорани Бакинской губернии; отец его – Василий Рудаков, родом из крестьян, умер в 1883 г., оставив семью без средств к существованию. Аполлинарий признавался: «Я начал зарабатывать [на жизнь] с 15 лет от роду, давая уроки. Необеспеченность личная и в семье продолжалась до окончания мною курса в университете»166.

Среднее образование А.В. Рудаков получил в седьмой Петербургской классической гимназии167. Учителя отмечали: поведение гимназиста «вообще было отличное, исправность в посещении и приготовлении уроков, а также в исполнении письменных работ добросовестная, прилежание отличное и любознательность одинаковая ко всем предметам»168. В целом Аполлинарий отличался качествами, столь необходимыми для лингвиста. В среднем учебном заведении он получил хорошую филологическую подготовку: зная русский, изучил греческий, французский, латинский, немецкий языки.

Рудаков после учебы в гимназии решил поступать в столичный университет и покорнейше просил ректора Санкт-Петербургского вуза принять его студентом на восточный факультет. 16 июля 1891 г. Аполлинарий был зачислен в студенты данного факультета и, как он писал, посвятил себя «изучению Дальнего Востока по монгольско-маньчжурско-китайскому отделению»169.

В этом же году на этот же факультет пришел учиться Петр Петрович Шмидт, родившийся 13 декабря 1869 г. в Латвии. Его отец «Петр Шмиттер, прозванный Шмидт»170, был из крестьян. По окончании Рижской губернской гимназии Петр поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Однако проучившись около года, он подал прошение ректору Санкт-Петербургского университета о зачислении его в студенты «по факультету восточных языков по китайско-маньчжурско-монгольскому отделению. Документы мои высланы Императорским Московским университетом»,171 – сообщал П.П. Шмидт. В соответствии с требованиями о переводе студентов из одного вуза в другой, ректоры обменивались служебной информацией, содержавшей характеристику студентов. В документе, подписанном руководителем московского вуза, подчеркивалось: «Во время пребывания в университете Шмидт поведения был отличного, ни в чем предосудительном замечен не был и к переходу его в Санкт-Петербургский университет со стороны Московского университета препятствий не встречается»172. То же подтверждало волостное правление Лифляндской губернии: П.П. Шмидт «никогда не состоял под уголовным следствием, а равно никогда не был наказан полициею и в сей волости пользуется хорошей репутацией»173 . Петру приходилось много работать, чтобы компенсировать материальные затраты на обучение. Его отец умер, когда он учился в вузе; мать-вдова была не в состоянии помогать сыну финансами.

Студенты А.В. Рудаков и П.П. Шмидт слушали курсы по истории китайской литературы, истории Китая, маньчжурскому языку, истории маньчжурской литературы, монгольскому языку, истории монгольской литературы, калмыцкому наречию (три последние дисциплины читал А.М. Позднеев), общему курсу истории Востока, истории восточной части средней Азии и другие предметы; китайским языком овладевали под руководством профессоров В.П. Васильева, Д.А. Пещурова, А.И. Ивановского, лектора китайца Гао Иньции др. П.П. Шмидт дополнительно прослушал курсы по литовскому и английскому языкам, истории римского права, истории русского права, истории философии права, энциклопедии права, государственному праву, международному праву, политической экономии174.

«Испытательная комиссия восточных языков, – отмечал А.В. Рудаков в автобиографии, – 17 мая 1896 г. удостоила меня диплома I степени, выданного 2 сентября 1896 г. за № 9196»175; П.П. Шмидт также получил документ об успешном окончании университета176.

Таким образом, получая среднее и высшее образование, Аполлинарий Васильевич Рудаков и Петр Петрович Шмидт проявили как исключительное трудолюбие, так и лингвистические способности. Первый овладевал десятью языками177, а второй – двенадцатью178. Оба знали, кроме русского, немецкий, английский, французский, китайский, маньчжурский, монгольский, калмыцкий языки; А.В. Рудаков владел еще греческим и латинским, а П.П. Шмидт – литовским, эстонским, польским, шведским.

Молодые, талантливые выпускники Санкт-Петербургского университета были направлены в трехгодичную командировку в Пекин. Об их приезде в цинскую столицу сообщалось в «Новом времени»: «В данное время в Пекине собралось много русских, прибыли из Петербурга двое молодых кандидатов университета, командированные для изучения кит[айского] яз[ыка] и замещения затем кафедры этого языка во Владивостокской гимназии и институте»179 . На наш взгляд, более точно характер и место будущей трудовой деятельности указывал П.П. Шмидт: преподавать во Владивостокской гимназии180. Итак, в 1896 г. речь шла о подготовке китаистов-преподавателей для мужской гимназии во Владивостоке. И только позже, «частным образом» Шмидту и Рудакову сообщили их профессора181 о планах открыть в этом городе «практический институт восточных языков».

Создание и совершенствование учебной и научной базы китаеведения в Восточном институте

Восточный институт во Владивостоке являлся новым не только по времени своего открытия, но и по предметам своего преподавания. Изучение восточных языков и всех остальных курсов востоковедения носило в нем чисто практический характер, в отличие от господствовавшего тогда в России научно-теоретического изучения Востока. В этой связи Аполлинарий Васильевич Рудаков отмечал: «С открытием Восточного Института, как высшего рассадника современного востоковедения, – начиная с живых восточных языков и кончая общественно-бытовым и полит[ическим], экономическим строем Д[альне]В[осточных]стран, – в области преподавания китайского яз[ыка] приходилось прокладывать совершенно новые пути для его практического изучения»247 , заложив эти новые пути в программы248 предметов преподавания. До 1899 г. в России китаеведение основывалось исключительно на китайской классической литературе.

В соответствии с «Инструкцией в дополнение к Положению о Восточном Институте в г. Владивостоке»249, перед началом академического года каждый профессор и каждый преподаватель обязаны были представлять такие учебно-методические документы в Конференцию вуза250.

Несомненный интерес представляет «Обозрение преподавания по кафедре китайской словесности» на первый 1899–1900 академический год, опубликованное в «Известиях Восточного института» 251 . Оно было составлено и. д. профессором Петром Петровичем Шмидтом в объеме менее двух страниц машинописного текста и имело Введение, предусматривавшее аспекты о положении китайского языка при морфологической классификации языков, о главных диалектах и их важнейших особенностях, о значении мандаринского наречия и делении его на северное, или пекинское, и южное, или нанкинское. В разделе «Лекции по языку» перечислялись их темы: имя существительное, имя прилагательное, имя числительное, местоимение, глагол и т.д.

Составной частью методического обеспечения на второй учебный год (1900/1901) стало подготовленное П.П. Шмидтом “Обозрение преподавания китайского разговорного языка для студентов первого курса на 1900–1901 учебный год»252. В отличие от предыдущего документа, также адресованного первокурсникам, оно имело более солидное Введение. В нем делались акценты на характерных особенностях китайской грамматики, на положении китайского языка при генетической и генеалогической классификации языков, на различиях между разговорным и литературным вариантами китайского языка и значении последнего на Дальнем Востоке России, на фонетических правилах изменения согласных в начале и в конце звуковых комплексов, на тонах и разных долготах гласных в китайском языке и др.

Две другие взаимосвязанные части программы включали лекции по языку и чтению текстов. В лекциях по языку документ предполагал сделать упор на изучение грамматики китайского языка и ее характерных особенностей (имена существительные и частицы их образования, имена прилагательные и степени сравнения, склонение, имя числительное и числительные частицы, местоимения, разные отрицания, важнейшие вспомогательные глаголы, окончательные частицы и т.д.). Чтение китайских текстов опиралось на объяснение важнейших грамматических правил.

Необходимо особо подчеркнуть, что в программе преподавания китайского разговорного языка на 1901–1902 учебный год появляется новый момент: деление курса на теоретическую и практическую части. Теоретический курс занимал шесть лекций в неделю и содержал, кроме вопросов, указанных выше, разные способы транскрипции китайских слов, важнейшие фонетические изменения в произношении иероглифов; предусматривал ознакомление студентов Восточного института со словарями китайского языка, с ключевыми, тоническими и рифмическими словарями китайских ученых. По мнению профессора П.П. Шмидта, «основательное и полное понимание языков возможно только при помощи грамматических сведений, а потому и в основу изучения китайского языка полагается грамматика, т. е. правила употребления разных частей» 253 . Но чтобы слушатели могли сосредоточиться на самом главном, П.П. Шмидт считал целесообразным мелкие подробности и редкие исключения упоминать лишь при удобном случае, во время чтения текстов.

В соответствии с программой практические занятия должны были проводиться по четыре часа в неделю под руководством профессора и при участии сяньшэна. Они включали, во-первых, чтение и перефразирование легких текстов и, во-вторых, упражнения в китайской каллиграфии по прописям и без них254.

По-иному строилась программа преподавания разговорного китайского языка для студентов третьего курса. Она предусматривала только пять часов занятий в неделю (два часа лекционных и три – практических), то есть в два раза меньше, чем на первом курсе. Специальный раздел программы (теоретический) был посвящен, с одной стороны, китайскому литературному языку и предполагал очерк китайской исторической и географической литературы, чтение нескольких книг, в том числе по истории Маньчжурии из книги “Шэн-у-цзы” с историческими и географическими разъяснениями и указанием разницы между литературным и разговорным языком и чтение описания столкновений между Китаем и Россией по книге “Дун-бэй-бян-фан-цзи-яо”255 с историческими комментариями.

С другой стороны, анализируемая программа намечала лекции по китайскому разговорному языку. Чтение более трудных текстов должно было идти с грамматическими объяснениями, с указанием на синонимы и общеупотребительные обороты и выражения. Для разъяснения следовало проводить литературные и грамотные мандаринские обороты, сравнивать маньчжурский и монгольский переводы читаемых текстов.

Программа регламентировала трехразовые практические занятия в неделю под руководством сяньшэна. Задача студентов заключалась в выполнении домашнего задания – читать и переводить тексты перед их разбором во время аудиторных занятий. В обязанности сяньшэна входило объяснение каждой фразы на доступном разговорном или литературном китайском языке, чтение текстов, диалоговое общение, например, с привлечением китайских анекдотов256.

Изменение содержательной и методической частей преподавания китаеведческих дисциплин подчеркивает другой документ – «Обозрение преподавания по кафедре китайской словесности, составленное профессором П.П. Шмидтом»257 в 1911–1912 акад. году. Предназначенное для первого курса (6 лекций в неделю), оно имело три части. Первая часть – теоретическая: введение в изучение китайского языка, то есть общая характеристика китайского языка и письменности; положение китайского языка среди других языков; различие между разговорным и литературным языками; фонетика китайского языка; важнейшие словари и их системы; грамматика, значение грамматики в китайском языке; этимология китайского языка и др.

Следует обратить внимание на существенное новшество в проведении практических занятий: одна часть практических занятий велась под руководством профессора (чтение китайских текстов в связи с изучаемыми вопросами грамматики, грамматический разбор, перефразировка и переводы с русского языка на китайский); другой частью практики руководил китайский сяньшэн, делая упор на разговорах по-китайски, на подготовке к чтению китайских текстов, китайской каллиграфии.

В соответствии с программой второкурсники на двух лекциях в неделю изучали теоретические вопросы, в том числе особенности грамматики литературного китайского языка: имя существительное, определительная частица, местоимения, имя числительное, глагол, наречия и предлоги и др.

Китаисты – учащиеся и выпускники Восточного Института (1899– 1920 гг.)

Новый российский востоковедческий вуз, открытый во Владивостоке в 1899 г., привлекал внимание людей, окончивших полный курс средних учебных заведений страны: гимназий, коммерческих, реальных, земледельческих и других училищ, кадетских корпусов и военных училищ. Больший интерес к Восточному институту проявляли выпускники духовных семинарий 375 . Этот интерес к Восточному институту прослеживался на протяжении всей истории вуза, в том числе со стороны выпускников учебных заведений г. Харбина376.

Согласно условиям приема, объявленным летом 1899 г. 377 , для зачисления в студенты нового вуза требовался весьма высокий балл аттестата или свидетельства о среднем образовании – не ниже 3.5; нужно было подать на имя директора лично или прислать по почте прошение с приложением всех необходимых документов (в подлиннике): документ о полном окончании курса в каком-либо среднем заведении; метрические свидетельства о времени рождения и крещения, заверенные установленным порядком; документы о сословии, к которому принадлежит проситель по своему происхождению; лица податного состояния должны были приложить увольнительные свидетельства от общества, свидетельство о приписке к призывному участку по отбыванию воинской повинности и три фотографические карточки с собственноручной подписью просителя на каждой378. Оплата за лекции в новом вузе была определена в 60 руб. для приходящих, а для интернов (то есть для тех, кто проживал бы в институтском интернате) – 500 руб. в год, включая полное содержание.

При приеме в институт обращалось внимание на то, чтобы абитуриенты «не имели какого-либо природного недостатка (особенно в органах речи и слуха), препятствующего основательному изучению и усвоению языков, а равно были бы вообще благонадежны в отношении телосложения и здоровья»379.

Кроме студентов в институте могли учиться офицеры-слушатели (ограниченное число); к занятиям по некоторым или по всем предметам допускались посторонние лица, имевшие определенное общественное положение и занятие. Вольнослушателям института (по их желанию) разрешалось сдавать экзамены наравне со студентами.

В первом учебном году (1899–1900 гг.) в институт зачислили 34 чел. 380 , из них в число студентов – 23 чел., а в вольнослушатели – 8 чел. По распоряжению Приамурского генерал-губернатора в вуз командировали трех офицеров. Во втором учебном году (1900–1901 гг.) в институт приняли 46 чел.: студентов – 35 чел., вольнослушателей – 7 чел., офицеров-слушателей – 4 чел 381 . Количество учащихся в Восточном институте отличалось подвижностью: бывали случаи, когда принятые в институт лица не могли приехать во Владивосток вовремя, к началу занятий (сказывались огромные расстояния Российской империи и несовершенство транспортных коммуникаций); кто-то по состоянию здоровья или по неудовлетворительным результатам учебы, финансовым затруднениям и иным обстоятельствам вынужден был уходить из института или оставаться на повторный курс обучения.

Динамику состава учащихся в Восточном институте можно проследить по проводимой ниже таблице.

По данным таблицы, численность учащихся в Восточном институте неуклонно возрастала до 1908 г. и составила на 1 января этого года 192 чел.; затем начиналось постепенное снижение количества учащихся, связанное с прекращением наборов в институт офицеров-слушателей. Из таблицы видно, что среди трех категорий обучавшихся студенты занимали первое место. Исключение составил 1908 г., когда количество офицеров-слушателей на несколько человек опередило число студентов (89 и 86 соответственно). На третьем месте находились посторонние слушатели, причем их наименьшее количество падало на 1900 г. и 1910 г. – по 8 чел., а наибольшее количество наблюдалось в 1906 г. и в 1914 г. – 26 чел. и 27 чел. соответственно.

Несомненный интерес представляют вопросы, кто и почему поступал в самый отдаленный и молодой вуз Российской империи? Кто и почему ставил своей целью изучать дальневосточного соседа России – Китай и язык этой страны?

Компактную, но очень яркую группу учащихся Восточного института составляли люди, солидные по возрасту и стажу трудовой деятельности. 24 августа 1899 г. прошение о приеме в Восточный институт подал Павел Васильевич Шкуркин382. Ему шел 31-й год. Окончив курс наук по первому разряду в Московском кадетском корпусе и в военном Александровском училище в 1889 г., он был направлен служить в Южно-Уссурийский край; перед поступлением в институт работал приставом Ольгинского участка и проживал в урочище Святой Ольги.

Обосновывая свою просьбу о зачислении в Восточный институт, Павел Васильевич подчеркивал: «…заинтересованный изучением края и культурой инородческого населения я, насколько мне позволяла обособленная жизнь человека, выброшенного в места, удаленные от [успешных] центров, – изучил на практике язык (слабо), обычаи и особенности жизни китайского населения Южно-Уссур[ийского] края, особенно – Засучанья, ВерхнеУссурийского и Ольгинского участков»383. Далее он продолжал: «Чувствуя, что без солидного посредства и руководства при изучении жизни и языка инородцев мои знания навсегда останутся недостаточными, я хочу дополнить их в учебном заведении…»384.

По высочайшему соизволению П.В. Шкуркину было разрешено пройти обучение в Восточном институте в качестве постороннего слушателя. Он прослушал полный курс дисциплин по китайско-маньчжурскому отделению, написал сочинение, высоко оцененное специалистами-профессорами, сдал устные экзамены, и в 1903 г. ему вручили аттестат об окончании вуза. После института П.В. Шкуркин работал драгоманом Штаба Приамурского военного округа, а затем переехал в Харбин и занимался преподавательской и исследовательской работой.

Учиться во владивостокский вуз пришел Николай Александрович Коновалов, сын купца, уроженец Тверской губернии. По воспоминаниям современников, он был «совершенно не похожим на других студентов: не первой молодости, прекрасно одет, выхолен, со светскими манерами. Он обладал большими знаниями о Китае, о бизнесменах и колонизаторах-иностранцах, работавших в нем. Свободно владел китайским и европейскими языками. Он приехал во Владивосток, находясь в долгосрочном отпуске на службе, и слушал лекции на китайско-маньчжурском отделении»385.

Н.А. Коновалов в 1895 г. получил первоначальное образование на коммерческом отделении училища Святой Анны в Санкт-Петербурге386. В 1896 г. он отправился в Лондон, выдержал там экзамен для поступления на службу в Китайские императорские таможни и затем был откомандирован в Китай. В этой стране он служил в Ичане, в Главном инспекторате в Пекине, преподавал русский язык в коллегии Тун-вэнь-гуань при министерстве иностранных дел Китая, исполнял обязанности личного секретаря при генерал-инспекторе таможен Роберте Харте, позже был назначен исполняющим должность комиссара в г. Инькоу, управлял морской таможней и Маньчжурским почтовым округом императорской китайской почты.