Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Уголовная преступность в Иркутской и Енисейской губерниях в пореформенное время 38
1.1 Правовые основы системы противодействия уголовной преступности в России во второй половине XIX - начале ХХ вв. 38
1.2 Региональная специфика уголовной преступности в Иркутской и Енисейской губерниях 58
1.3 Динамика и структура уголовной преступности в Иркутской и Енисейской губерниях 90
Глава 2. Организация борьбы с уголовной преступностью в Иркутской и Енисейской губерниях в пореформенное время 124
2.1 Городская и окружная полиция в борьбе с уголовной преступностью в пореформенный период 124
2.2 Борьба с уголовной преступностью силами административной власти региона 146
2.3 Привлечение чинов корпуса жандармов к общеуголовному сыску 164
Заключение 176
Термины и определения 182
Список использованной литературы и источников 184
- Правовые основы системы противодействия уголовной преступности в России во второй половине XIX - начале ХХ вв.
- Динамика и структура уголовной преступности в Иркутской и Енисейской губерниях
- Городская и окружная полиция в борьбе с уголовной преступностью в пореформенный период
- Привлечение чинов корпуса жандармов к общеуголовному сыску
Правовые основы системы противодействия уголовной преступности в России во второй половине XIX - начале ХХ вв.
Рассматривая историю борьбы с уголовной преступностью на территории Иркутской и Енисейской губерний в пореформенный период, полагаем необходимым сделать обзор действовавшего на тот момент в России уголовного законодательства, на основе которого разрабатывались и реализовывались мероприятия власти в отношении преступников, а также обозначить систему законодательных актов, регламентировавших правовые отношения в стране и деятельность правоохранительных органов.
Во второй половине XIX в. действовал «Свод законов Российской империи» (1832, 1842, 1857), который вступил в силу с 1 января 1835 г. и являлся универсальным источником права. Свод издавался в XVтомах, а после судебной реформы 1864 г. вышел XVI том, куда вошли Судебные уставы. Уголовное законодательство помещалось в XV томе «Свода законов» и состояло из Уложения о наказаниях уголовных и исправительных и Законов о судопроизводстве по делам о преступлениях и проступках. В четвертой части XVI тома был помещён Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями65. Его объём и редкие переиздания небольшими тиражами обусловили возникновение неофициальных изданий Свода либо отдельных его частей.
Уложение о наказаниях уголовных и исправительных (1845) стало первым полноценным уголовным кодексом в России, вступившим в силу с 1 мая 1846 г. Оно заменило постановления и законы, определявшие какие-либо наказания и взыскания, за исключением Сельского судебного устава для государственных крестьян (XV том Общего свода законов Российской империи).Уложение неоднократно подвергалось изменениям, что было обусловлено необходимостью адаптации законодательства к новым социально-политическим условиям, возникшим в результате реформ Александра II. Первоначально Уложение включало 12 разделов, состоявших в общей сложности из 79 глав или 2224 статей и четырёх приложений (1845)66. Дореволюционные исследователи давали Уложению неоднозначную оценку, так как прогрессивность некоторых статей и положений сочеталась с сохранением архаичности в части наказаний и выраженном сословном характере кодекса в целом67.
В Уложении прослеживается деление на Общую и Особенную части документа. Раздел Iпредставлял собой Общую часть, в которой определялись понятия преступления и проступка. Так, под преступлением подразумевалось «всякое нарушение закона, через которое посягается на неприкосновенность прав власти верховной и установленных ею властей или же на права и безопасность общества или частных лиц» (ст.1). Проступок определялся как «нарушение правил, предписанных для охранения определённых законами прав и общественной или же личной безопасности или пользы» (ст.2). Таким образом, чёткого разграничения между названными категориями не было, но указывалось, что преступлением и проступком признается не только противозаконное деяние, но и неисполнение того, что под страхом наказания предписано законом (ст.4).
Отсутствие законодательной конкретизации вышеназванных понятий вызвало появление их неофициальных трактовок. Так, Н. П. Дружинин, рассматривая русское право, писал: «Слово "преступление" прилагается обыкновенно к деянию важному, крупному, нарушаемому особо существенное и необходимое требование или запрещение закона, подвергающее виновного более или менее тяжкому наказанию; слово же «проступок» обозначает деяние маловажное, нарушающее менее существенные требования закона, приводящее виновного к соответственно менее строгой каре, к более лёгкому наказанию»68.
Проводилось разграничение между умышленной и неосторожной формами преступлений. Уложение также определяло такие стадии преступления, как: обнаружение умысла, приготовление, покушение и совершение преступления.
Помимо прочего законодательно регламентировалось соучастие в преступлении. Так, выделялись категории участников преступления, совершенного без сговора: главные виновные (инициаторы и руководители) и участники (те, кто оказывал помощь); и преступления, совершенного по предварительному сговору: зачинщики, сообщники, подстрекатели, пособники. Соответственно роли в преступлении налагалось наказание: более тяжелое для главных виновных и далее в зависимости от степени участия.
Кроме того, причастными к преступлению признавались попустители (те, кто имел возможность предотвратить преступление, но не сделал этого) и укрыватели (те, кто участвовал в сокрытии и уничтожении следов преступления или самих преступников). Помимо вышеназванных причастными к преступлению признавались попустители (те, кто имел возможность предотвратить преступление, но не сделал этого) и укрыватели (те, кто участвовал в сокрытии и уничтожении следов преступления или самих преступников). Данные категории лиц также подвергались наказанию, но более легкому, чем непосредственные участники. В данном контексте обращает на себя внимание ст. 134, которая предписывает освобождать от наказания кровных родственников, если они не донесли о готовящемся преступлении. Далее указывается, что положения статьи не распространяются на «виновных в недонесении и укрывательстве по преступлениям государственным», обозначенным в конкретных статьях Уложения. Таким образом, следует признать, что институт соучастия в преступлении в Уложении 1845 г. был разработан достаточно подробно.
Поскольку преступление в Уложении названо «противозаконным деянием», то подразумевалось, что деяние, нарушавшее закон, являлось наказуемым. Мера наказания преступника могла преследовать несколько целей: возмещение причинённого вреда, возмездие преступнику за совершенное действие, исправление преступника и пр. Также было оговорено, что наказание могло назначаться только в законодательно установленных пределах.
Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. предусматривало обстоятельства, смягчающие вину и наказания. К таковым были причислены: явка с повинной, чистосердечное признание и раскаяние, раскрытие других участников преступления, «легкомыслие, слабоумие, глупость или крайнее невежество» (ст. 140), если причиной преступления стало сильное раздражение (так называемое состояние аффекта) и прочее, а также малолетство и несовершеннолетие подсудимого. Кроме того, предусматривались некоторые основания, исключавшие вину, как-то: случайность, малолетство, сумасшествие, беспамятство, ошибка, принуждение, необходимость обороны. Напротив, к отягчающим обстоятельствам относились: повторное совершение подобного или иного преступления после суда; «состояние, звание и степень образованности преступника» (ст. 135); состояние опьянения, если преступник привел себя к нему именно для совершения преступления; степень умысла; жестокость и тяжесть преступления; отказ содействовать расследованию и пр.
Система наказаний в Уложении 1845 г. носила выраженный сословный характер69. Наказания подразделялись на две больших группы: уголовные и исправительные, каждая из которых, в свою очередь, делилась на несколько родов и степеней, зависевших от тех или иных сословных привилегий.
Уголовные наказания были обозначены по степени тяжести от наиболее тяжёлого до наименее:
- лишение всех прав и смертная казнь;
- лишение всех прав и ссылка в каторжные работы либо названное плюс публичное наказание 30-100 ударов плетьми, наложение клейма и ссылка на каторгу;
- лишение всех прав и ссылка на поселение в Сибирь либо названное плюс публичное наказание 10-30 ударов плетьми;
- лишение всех прав и ссылка на поселение на Кавказ.
Виды каторжных работ определялись в зависимости от рода преступления и степени вины. Ссылка на поселение в Сибирь предусматривала две степени наказаний: ссылка в отдалённейшие места с наказанием плетьми 20-30 ударов и ссылка в места не столь отдалённые с наказанием плетьми 10- 20 ударов. Места, назначенные для ссылаемых на житье в Сибирь, делились в Уложении на пять степеней:
1. Ссылка на житье в Иркутскую или Енисейскую губернии с заключением на срок от 3 до 4 лет с запрещением выезда в другие губернии на срок от 10 до 12 лет; или работы в исправительных арестантских ротах от 8 до 10 лет и наказание розгами от 90 до 100 ударов.
2. То же с заключением на срок от 2 до 3 лет с запрещением выезда от 8 до 10 лет; либо работы от 6 до 8 лет и наказание розгами от 80 до 90 ударов.
3. Ссылка на житье в Тобольскую и Томскую губернии с заключением на срок от 2 до 3 лет; или работы в арестантских ротах от 4 до 6 лет и наказание розгами от 70 до 80 ударов.
4. То же от 1 до 2 лет; или работы от 2 до 4 лет и наказание розгами от 60 до 70 ударов.
5. Ссылка на житье в Тобольскую и Томскую губернии; или работы от 1 до 2 лет и наказание розгами от 50 до 60 ударов.
Таким образом, каторга и ссылка в Восточную Сибирь назначались за наиболее тяжкие преступления, что не могло не оказать влияния на уровень кримино-генности в данной местности. При этом государственное законодательство70 не разделяло понятия «политических» и «уголовных» преступников, что объясняется их уравниванием перед лицом власти. Тем не менее такая разница все же прослеживается в статьях, по которым виновные были осуждены.
Динамика и структура уголовной преступности в Иркутской и Енисейской губерниях
Говоря об организации борьбы с уголовной преступностью, нельзя не сказать о характеристиках самой преступности. Комплексный анализ правоохранительной деятельности государства и оценка её эффективности невозможны без изучения динамики и структуры уголовных преступлений.
Высокий уровень криминогенности сибирского общества отмечался современниками: «Бросающейся в глаза чертой жизни сибирских городов является обилие краж, грабежей и убийств. [...] Даже в крупных административных центрах, как Иркутск, Красноярск, преступления приводят в ужас всё население, и убийства даже на улицах совершаются необыкновенно часто»198. То же подтверждается иркутскими газетами второй половины XIX – начала ХХ вв., которые пестрят сообщениями о происходивших преступлениях. Поэтому с целью более глубокого анализа проблемы преступности считаем необходимым изучить уголовную статистику. Это позволит ответить на ключевые вопросы: Какова была динамика уголовной преступности в Восточной Сибири в пореформенный период? Если наблюдался рост, то каковы были его тенденции? С какими причинами он может быть связан? Какие преступления совершались чаще остальных и чем это могло быть обусловлено? Какие сословные, гендерные и возрастные особенности присущи сибирской преступности?
В качестве базового источника в данном параграфе нами были использованы данные криминальной статистики всеподданнейших отчётов губернаторов и памятных книжек по Енисейской и Иркутской губерниям, поскольку именно в них информация по Восточной Сибири представлена комплексно и поддаётся сравнительному анализу. Принимая во внимание несовершенство системы учёта и многие другие недостатки источника, о которых упоминалось в параграфе 1.2, будем воспринимать статистические данные криминальных ведомостей как ориентировочные, в той или иной степени реально отражающие изменение криминальной ситуации в регионе.
Для оценки криминальной ситуации в Иркутской и Енисейской губерниях в указанный нами период высчитаем коэффициент преступности (традиционный для истории и других наук обобщающий показатель общего количества учтённых преступлений, соотнесённых с численностью населения) в соотношении к 100 тыс. населения. Коэффициент преступности рассчитывался нами по формуле:
КП = (П х 100000) : Н,
Где П – абсолютное число учтённых преступлений; а Н – абсолютная численность всего населения199.
Темпы роста уголовной преступности в Енисейской и Иркутской губерниях по данным ведомостей о числе и роде преступлений представлены в таблицахА.1 и А.3 Приложения А, наглядно динамика в абсолютных числах представлена на графике 1, а динамика по числу преступлений на 100 тыс. населения - на графике 2. Данные о количестве преступлений и осуждённых в таблице непостоянны, имеются колебания как в плюс, так и в минус. Тем не менее, и в Енисейской, и особенно сильно в Иркутской губернии наблюдается резкий прирост как абсолютного числа преступлений, так и коэффициента преступности, особенно после 1899 г.
Период с 1901 по 1915 гг. в Енисейской губернии отличается относительной стабильностью несмотря на резкое возрастание абсолютного количества преступлений (более чем в два раза), коэффициент преступности колебался в пределах 800-1200 преступлений на 100 тыс. населения, максимальное возрастание наблюдается в 1911 (1442) и 1913 (1382) гг. Эти показатели совпадают с расчётами уровня преступности в европейской России, где её максимальный уровень пришёлся также на канун Первой мировой войны (1913 г.)200. Тем временем в Иркутской губернии в 1900 г. происходит резкий взлёт (более, чем в 8 раз) как числа зарегистрированных судебными местами преступлений, так, соответственно, и коэффициента преступности. Пик увеличения числа преступлений приходится на 1910 и 1912 гг., когда на 100 тыс. населения приходилось более 3 тыс. преступлений. Иным словами, на 100 человек приходилось 3 преступления или правонарушения. Таким образом, в Енисейской губернии в 1905-1906 гг. наблюдается спад криминальной активности, а в Иркутской присутствует тенденция к планомерному возрастанию без резких колебаний. Считаем, что всплеск уголовной преступности в России в целом можно связать не столько с политической нестабильностью, сколько наоборот с экономическим благополучием, характерным для периода накануне первой мировой войной, но в первую очередь с особенностями функционирования судебной системы и формирования судебной статистики.
Важно учесть, что отражённые нами показатели свидетельствуют о динамике общего числа уголовных дел и привлечённых по ним подсудимых. При этом более половины этих подсудимых в 1910 г. были оправданы: 55,7% в Иркутском окружном суде и 57,1% в Красноярском201.
При рассмотрении динамики уголовной преступности следует помнить о расширении действовавшего уголовного законодательства с введением в юридический оборот новых законодательных актов. Вплоть до 1887 г. суды предоставляли статистику преступлений и осуждённых по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., которое в 1885 г. было пересмотрено и опублико вано в новой редакции. С 1888 г. в статистические ведомости добавляются данные по Уставу о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, оттянувшему на себя значительное количество разбирательств по мелким преступлениям, которые ранее вообще могли не дойти до суда и, следовательно, не попасть в статистику (см. график 3). При этом в 1888 г. роста количества преступлений не наблюдается, коэффициент преступности сохраняется в пределах 230, а рост происходит в следующем году, причём, примерно в полтора раза. Это можно объяснить тем, что часть дел, заведённых в 1888 г., поступали в суды или рассматривались уже в 1889 г.
В 1908 г. криминальные ведомости пополняются некоторыми положениями Уголовного уложения 1903 г., и снова роста преступлений не наблюдает-ся.Наоборот, как абсолютное количество, так и коэффициент преступлений несколько снижаются, зато в 1909 г. мы наблюдаем рост показателей. Таким образом, фактически увеличение количества преступлений в ведомостях связано не столько с реальным всплеском уголовной преступности (хотя это не исключено), сколько с расширением уголовного законодательства и особенностями функционирования судебной системы.
Поскольку судебная статистика формировалась в соответствии с использовавшимися законодательными актами, рассмотрим динамику преступлений в Енисейской губернии отдельно по Уложению о наказаниях и отдельно по мировому уставу (см. график 3). Обозначенный выше рост числа преступлений приходится на 1909 г., когда частично были введены положения Уголовного уложения 1903 г., заменившие подобные статьи Уложения о наказаниях, но связан он с ростом зарегистрированных преступлений по мировому уставу.
Городская и окружная полиция в борьбе с уголовной преступностью в пореформенный период
Известно, что в основе эффективной борьбы с преступностью лежат меры по предупреждению преступлений. В пореформенное время в России эти меры были законодательно отражены в Своде уставов о предупреждении и пресечении преступлений (СЗРИ, Т. 14), принятом в 1832 г. и многократно подвергавшемся изменениям и дополнениям. Устав определял общие принципы и меры предупреждения правонарушений, возлагая в ст. 1 обязанность «предупреждать и пресекать всякие действия, клонящиеся к нарушению должного уважения к вере, или же общественного спокойствия, порядка, благочиния, безопасности личной и безопасности имуществ»на начальников губерний, местную полицию и другие места и лица.
Исследователи252 отмечают прогрессивность и уникальность этого акта, поскольку аналогов ему в других странах на момент издания не существовало. При этом некоторые положения не утратили своей актуальности и в настоящее время, поскольку обращены на пресечение причин и поводов для совершения преступлений. Так, статьями 185-186 (издание 1876 г.) запрещалось пьянство и появление в пьяном виде на улицах. Нищенство и бродяжничество также были запрещены (ст. 191), что должно было контролироваться силами полиции, обязанной организовывать высылку бродяг из центральных губерний в отдалённые на «водворение». Предупреждение убийств и нанесения телесных повреждений осуществлялось ст. 243 путём запрещения ношения оружия без разрешения (в том числе спрятанного в трости) и стрельбы в домах, дворах, на улицах и площадях. В целях предостережения от отравления ядами и сильнодействующими веществами полиции было предписано осуществлять строгий надзор за соблюдением Устава врачебного (ст. 244). Полиции также вменялось в обязанность пресекать публичные ссоры, драки и побои. Отдельная глава посвящена мерам по пресечению конокрадства, как преступления серьёзного и, тем не менее, широко распространённого. Однако профилактические меры против конокрадства, отражённые в Уставе, распространялись на внутренние губернии (отделение первое главы 5) и на Западную Сибирь (отделение второе главы 5), при этом Сибирь Восточная осталась за пределами регламентации. Пресечение воровства, грабежей, разбоев и приста-нодержательства возлагалось на особенное попечение губернаторов и чиновников полиции. При этом всем осведомлённым о планируемом или совершенном преступлении вменялась обязанность донести об этом полиции.
Таким образом, именно полиция являлась главным и по сути единственным органом по предупреждению преступлений и противодействию уголовной преступности, а успешность этих мероприятий находилась в прямой зависимости от грамотной организованности полицейских органов, качества их штатов, а также от полноты их материального обеспечения.
Период второй половины XIX в. стал новым этапом реформирования российской полиции, главной задачей которого стало создание структурированной правоохранительной системы с чёткой регламентацией служебной деятельности её органов. Полицейская реформа реализовывалась в России на протяжении всей второй половины XIX в., а в Сибири захватила и начало ХХ в. «Временные правила об устройстве полиции в городах и уездах губерний»были приняты 25 декабря 1862 г., а указом от 13 июля 1867 г. «О преобразовании полиции в Сибири» они распространились на регион. В соответствии с этим указом упразднялись общие окружные управления, а взамен создавались окружные полицейские управления Восточной и Западной Сибири, что обеспечило реструктуризацию полиции по принципу административно-территориального деления. В состав городских управлений входили городская полиция и земские суды.«Высочайше утверждённый штат Полицейских управлений в Сибири»253, принятый 12 июня 1867 г., регламентировал структуру, штаты и денежное содержание новых полицейских органов.
В Иркутской губернии, состоявшей к 1856 г. из четырёх, а к 1913 г. пяти округов (с 1898 г. переименованных в уезды), действовали следующие окружные/уездные полицейские управления: Иркутское, Балаганское, Верхоленское, Нижнеудинское и Киренское. В Енисейскую губернию входило пять (с 1886 г. -шесть) округов/уездов, в каждом из которых (кроме последнего) были учреждены полицейские управления: Красноярский, Минусинский, Ачинский, Канский, Енисейский и Усинский пограничный округ. Состав Забайкальской области насчитывал восемь округов/уездов, в которых действовали уездные полицейские управления: Читинский, Акшинский, Баргузинский, Верхнеудинский, Нерчинский, Нерчинско-Заводский, Селенгинский, Троицкосавский.В Якутской области также по округам/уездам были организованы следующие полицейские управления: Якутское, Олёкминское, Вилюйское, Верхоянское, Колымское.
Ведомству уездного полицейского управления подлежала территория всего уезда «с уездными и безуездными городами, посадами, местечками и селениями, находящимися в нем»254. Из ведения уездной полиции исключались некоторые наиболее значительные города, в том числе губернские, где были учреждены городские полицейские управления. В Восточной Сибири таковыми были Иркутск, Красноярск, Чита, Троицкосавск и Якутск.
Таким образом, полиция подразделялась на сельскую и городскую. Во главе уездного полицейского управления стоял исправник, а городского - полицмейстер. Уезды делились на станы, а те, в свою очередь, на волости и ведомства. Станы возглавляли становые приставы. Города делились на части, каждая из которых находилась в ведении полицейского участка.
Необходимо констатировать, что власть стремилась использовать накопленный опыт и учесть местную специфику при реформировании полицейских органов. Тем не менее, как отмечается и современниками, и исследователями255, количество полицейских служащих было явно недостаточным для сохранения порядка на столь обширных территориях.
Новая система полицейских органов Восточной Сибири фактически просуществовала до 1917 г. Тем не менее, согласимся с мнением исследователя С. Ю. Качурова256, что этот закон вряд ли можно рассматривать как полномасштабную полицейскую реформу, поскольку служебная иерархия и система материального обеспечения оставались в прежнем виде, следовательно, улучшения эффективности сыскной деятельности полиции и, как следствие, снижения преступности не произошло. Это подтверждают свидетельства современников о том, что дороги за городом были парализованы, там вовсю орудовали разбойничьи шайки, грабив-шиепроезжих и днём, и ночью. В городах полиция также была бессильна: «Горожане, засидевшиеся в гостях, рисковали быть ограбленными… В городе было два-три домовладельца, про которых все знали, что они – руководители воровских шаек, занимаются скупом краденого; но у полиции не было доказательств их ви-ны»257.
Сформированная в результате реформы структура полиции с течением времени расширялась, дополняясь новыми должностями. Причём, эволюционирование полиции было обусловлено не принятием своевременных мер сверху, а многочисленными ходатайствами и обращениями местных административных лиц к высшим чиновникам с просьбой привести штаты сибирской полиции и её финансирование к минимально необходимому уровню.
В 1886 г. генерал-губернатор Восточной Сибири ходатайствовал в Министерство Внутренних Дел об утверждении новых штатов для окружных полицейских управлений Иркутской и Енисейской губерний и городского полицейского управления в г. Красноярске, которые не менялись с 1867 года. То есть и состав полицейских управлений, и жалование служащих полиции практически не менялись в течение почти двадцати лет. При этом число жителей Иркутской губернии выросло с 360 тыс. в 1864 г. до 417 тыс. в 1886 г., а Енисейской – с 373 тыс. в 1870 г. до 443 тыс. в 1886 г.
Это обращение вскрыло перед лицом министра внутренних дел причины многочисленных нареканий на сибирскую полицию: её чинами осуществлялись разные поборы, а делопроизводство полицейских управлений и земских заседателей находилось в крайне запущенном состоянии258. Причём, последнее не вызывает удивления, посколькупроблемы организации полицейской службы приводили к неравномерному распределению обязанностей между служащими разных уровней и ведомств и поверхностному их исполнению.
Спустя десятилетие ситуация не изменилась. Из донесения нижнеудинского окружного исправника иркутскому генерал-губернатору от 28 сентября 1896 г. №1425259 следует, что все следственные дела, возникавшие по линии строительства железной дороги (помимо наиболее важных, передававшихся судебным следователям), направлялись к производству участковым земским заседателям, и без того заваленным подобными делами. Причина проблемы крылась в том, что земские заседатели исполняли одновременно три должности: станового пристава, мирового посредника и следователя в районе своего участка. При этом выполнение одной функции автоматически исключало возможность параллельного выполнения второй или третьей, и при этом ни одна из функций не выполнялась в достаточной степени удовлетворительно.
Привлечение чинов корпуса жандармов к общеуголовному сыску
Конец XIX – начало ХХ вв. были отмечены особо активным участием чиновников Корпуса жандармов в общеуголовном розыске в Восточной Сибири. В Енисейской губернии имелись факты содействия жандармерии общей полиции и, как отмечает исследователь Д. А. Бакшт, их число в начале ХХ в. постоянно росло (14 случаев в 1909 г., 34 - в 1913 г., 54 – в 1914 г.)354. В результате независимых расследований, проводившихся жандармамив Иркутской губернии, были в том числе выявленыфакты и получены официальные доказательства причастности чиновников общей полиции к противозаконной деятельности. При этом, по свидетельству исследователя А. А. Иванова355, закрытый характер работы жандармского управления обусловил особенности архивных источников, которые позволяют составить лишь общее представление о некоторых принципах и механизмах работы ведомства. Тем не менее, материалы конкретных дел позволяют увидеть общую картину пресечённой криминальной деятельности и определить в ней роль служащих полиции и сыскных отделений. Несмотря на недостаток квалифицированных кадров и разобщённость органов жандармерии, жандармские управления были более чётко структурированы, решали более конкретные задачи, имели широкую сеть тайной агентуры и опыт её создания, а офицеры обладали высоким уровнем подготовки и периодически проходили обучение, чего в полиции не было. Всё это позволяло с успехом осуществлять расследование уголовных дел и преследование преступников, то есть выполнять функции общей полиции.
Законодательно конкретных разграничений в сфере уголовного сыска между разными ведомствами Департамента полиции не было.Например, из пункта 26 «Положения о корпусе жандармов» (1867) следует, что на чинов губернских жандармских управлений, наблюдательного состава корпуса и уездных жандармских управлений возлагаются исключительно наблюдательные обязанности, но они могут быть приглашены местными властями к содействию по восстановлению нарушенного порядка. Самостоятельно же они могут предпринимать действия по сохранению общественного порядка лишь в случае отсутствия на месте чинов исполнительной полиции.В 1871 г. взамен устаревших инструкций были опубликованы «Правила о порядке действий чинов Корпуса жандармов по исследованию преступлений», которыми отменялись только наблюдательные обязанности жандармов, ачины дополнительного штата ГЖУ и чины уездных жандармских управлений, а также чины жандармских полицейских управлений железных дорог наделялись полномочиями «по производству дознаний о преступлениях государственных на основании точных, согласованных с Судебными Уставами 20 ноября 1864 г. узаконений»356. Если первые могли быть привлечены в производству дознаний прокурором или его товарищем, то чины жандармских полицейских управлений железных дорог в случае совершения преступлений и проступков в районе их действия заменяли общую полицию, в связи с чем им предоставлялись её права и возлагались её обязанности. Однако и общая полиция сохраняла за собой право производства дознаний и следственных действий в районе действия жандармских полицейских управлений железных дорог.
Таким образом, функциональные разграничения или же наоборот возможность взаимодействия общей полиции и чинов Корпуса жандармов определялись локально: циркулярами и особыми распоряжениями высших чиновников МВД. В частности, циркулярным распоряжением министра внутренних дел №106765 в 1910 г. офицерам Корпуса жандармов запрещалось производство общеуголовных дел, но на Иркутское губернское жандармское управление его действие не распространялось357. Поэтому в «Инструкции прокурора Иркутской судебной палаты по обнаружению и исследованию преступлений» (1912) к чинам полиции, обязанности которых определялись названной инструкцией, наряду с полицмейстерами, исправниками, военными чинами, чинами сыскной полиции, околоточными надзирателями и урядниками, волостными старшинами, смотрителями и начальниками тюрем и многими другими должностными лицами названы чины отдельного корпуса жандармов при исполнении ими обязанностей общей полиции358. Вероятно, эта же тенденция распространялась и на Енисейское губернское жандармское управление, чинами которого, по сведениям исследователя Д. А. Бак-шта, в 1892 г. были обнаружены ряд тайных винокурен, а также задержаны четверо воров, двое бродяг и один фальшивомонетчик359.
Возможно, такое исключение для Иркутской губернии было связано с тем, что сама действительность нередко сводила жандармских офицеров с уголовщиной. Подобный примернашёл отражение в приказе по Иркутскому губернскому жандармскому управлению (ИГЖУ) от 22 марта 1901 г. №17, в котором его начальник выражал горячую благодарность360 за самоотверженную службу Владимиру Коробко, и. д. вахмистра в Иркутском, Балаганском и Нижнеудинском уездах. Коробко получил серьёзные ранения при попытке задержания трёх злоумышленников, которые пытались ограбить квартиру частного еврейского учителя Ф. Рубена, убили проживавшую там мещанку А.Полигалову и ранили жену Рубена. Раненный топором в голову вахмистр преследовал одного из злоумышленников, пока не потерял сознания. Придя в себя, Коробко поймал извозчика и сразу же отправился в управление, чтобы розыск преступников был продолжен как можно быстрее по горячим следам, в результате чего двое злоумышленников были оперативно задержаны другими служащими жандармерии. После более чем месячного лечения вахмистр вернулся на службу и вскоре задержал третьего злоумышленника, ранившего его.
Отдельного упоминания требует деятельность железнодорожных жандармских полицейских управлений, находившихся на особом положении, несмотря на принадлежность к Отдельному корпусу жандармов. Борьба с уголовной преступностью на железной дороге приобрела особую актуальность с запуском регулярного движения. Отмечается, что число корыстных преступлений на Сибирской железной дороге неуклонно росло, начиная с 1897 г., и достигло максимального пика (3180 случаев) в политически нестабильный 1906 г.361, однако эта тенденция может быть распространена на всю территорию Восточной Сибири и Дальнего Востока. При этом значительная доля таких преступлений носила исключительно уголовный характер и была связана с повышенным профессиональным риском. Так, заявление, поступившее в ноябре 1910 г. от смотрителя товарного двора станции Иркутск Забайкальской железной дороги о хищении неизвестным лицом с открытой платформы шести пудов принадлежащего дороге свинца, привело к ранению унтер-офицера Якимчук, осуществлявшего первичное расследование. По заключению врача Иркутской железнодорожной больницы Якимчук получил огнестрельную сквозную рану в правое бедро и такую же рану левой кисти с повреждением сгибателей первых трёх пальцев, что могло отразиться на её функции и понизить трудоспособность служащего362.
Нередки были случаи, когда чины жандармского управления обнаруживали эпизоды уголовных преступлений в ходе выполнения своих непосредственных обязанностей – осуществления политического надзора и сыска. Например, ликвидация иркутским губернским жандармским управлением членов иркутской организации социалистов-революционеров в период с конца 1906 по начало 1908 гг. показала, что эта организация располагала значительными денежными суммами, часть из которых была получена посредством изготовления и сбыта фальшивых кредитных билетов, грифованных кредитных бумажек, поддельного золота и машинок для фальсификации кредитных денег. Силами чиновников жандармерии было выяснено, что эти операции проводились организованной группой в составе не менее 10 человек, которую возглавлял крестьянин из ссыльных М. П. Дороба-лов. Названная группа развернула широкую деятельность по сбыту фальшивых кредитных билетов, машинок, якобы пригодных для подделки денег, латунных опилок или дроби под видом золота. Помимо этого была разработана и активно использовалась афера, когда один из членов группы знакомился с доверчивым и обеспеченным человеком, убеждал его приобрести фальшивые кредитные билеты по дешёвой цене и знакомил с другими участниками, один из которых рекомендовался как мастер-подделыватель, который и договаривался о сумме. В назначенный день покупателю вручалась пачка обычной бумаги под видом денег, а продавец скрывался, якобы заметив преследование полиции. Иногда втянутые в криминальную деятельность чины полиции производили показательный арест как покупателя, так и продавца. С 16 марта по 31 мая 1907 г. были произведены аресты членов организации, допросы которых показали, что в процессе производства и сбыта фальшивок были замешаны служащие иркутской полиции, которые арестовывали членов шайки и выпускали за выкуп. Появление служащих полиции в квартирах, где происходили сделки, носило название «приезд на разгон»363. Из постановления судебного следователя по данному делу следует, что ближе всего к группе аферистов находились помощники пристава четвертой полицейской части г. Иркутска Зуев, Кононович-Горбацкий, Гургенидзе, околоточный надзиратель той же части Трейфельд и пристав Иванов.