Содержание к диссертации
Введение
Глава 1: Теоретические основы исследования .33
1.1. Методологические подходы к научному освещению темы 33
1.2. Историография проблемы 44
1.3. Источниковая база исследования 72
Глава 2: Эволюция государственной медицины и особенности охраны здоровья в Российской империи (XVIII – начало XX вв.) . 92
2.1. Реализация европейской концепции медицинской полиции и становление государственной медицины в России (1725-1861 гг.) 92
2.2. Роль эпидемий в эволюции медико-санитарного дела в Европе и Российской империи (последняя треть XIX – начало XX вв.) 103
2.3. Эпидемические вызовы и геополитические интересы России в Восточной Азии (последняя треть XIX – начало XX вв.) .120
Глава 3: Советская политика здравоохранения в Бурят-Монголии (1923 – 1930-е гг.): оздоровление нацменьшинств и трамплин на «буддийский Восток» 155
3.1. Проблемы охраны здоровья бурят в последней трети XIX – начале XX вв. 155
3.2. Создание системы здравоохранения в Бурят-Монголии и борьба с социальными болезнями (1923 – начало 1930-х гг.) 176
3.3. Проблема социальных болезней в транснациональном историческом контексте: советско-германское сотрудничество по проблеме сифилиса в Бурят-Монгольской АССР (1925-1928 гг.) .220
3.4. Евгенические подтексты в повестке научно-медицинского изучения населения Бурят-Монгольской АССР (1920-е – начало 1930-х гг.) 236
3.5. Советское здравоохранение и положение тибетской медицины в Бурят-Монгольской АССР в 1920-х – начале 1930-х гг .247
Глава 4: Экспорт советской медицины и процессы социокультурной трансформации в Монгольской Народной Республике (1920-е – середина 1940-х гг.) 261
4.1. Монгольская Народная Республика как пространство советского идеологического и геополитического влияния в 1920-х гг 261
4.2. Медико-санитарные экспедиции Наркомздрава РСФСР в Монголии (1926 – 1930-е гг.): научно-медицинское изучение населения и экспорт организационных моделей советского здравоохранения 270
4.3. Советская и тибетская медицина в Монголии в 1920-е – 1930-е гг.: эволюционный конфликт медицинских систем и борьба идеологий 331
4.4. Развитие системы здравоохранения Монгольской Народной Республики в 1930-х – 1940-х гг 347
Глава 5: Советская медико-санитарная помощь Тувинской Народной Республике и становление тувинского здравоохранения (конец 1920-х – 1930-е гг.) 369
5.1. Политическая ситуация и медико-санитарная обстановка в Танну-Туве в первой четверти XX в .369
5.2. Организация и проведение первой медико-санитарной экспедиции Наркомздрава РСФСР в Тувинскую Народную Республику (конец 1927-1928
гг.) 377
5.3. Вторая, третья и четвертая медико-санитарные экспедиции Наркомздрава РСФСР в Туву (1929-1934 гг.) 392
Глава 6: Советские медицинские учреждения на западной периферии монгольского мира: стратегическая повестка и «мягкая сила» СССР в китайской провинции Синьцзян (1920-е – 1940-е гг.) 409
6.1. Роль Синьцзяна в российской/советской внешней политике в Центральноазиатском регионе (конец XIX – первая половина XX вв.) 409
6.2. Деятельность советских медицинских учреждений в Синьцзяне в конце 1920 х – начале 1930-х гг 424
6.3. Деятельность советских медицинских учреждений в Синьцзяне в середине 1930-х – 1940-х гг .451
Заключение 468
Список использованных источников и литературы
- Историография проблемы
- Роль эпидемий в эволюции медико-санитарного дела в Европе и Российской империи (последняя треть XIX – начало XX вв.)
- Создание системы здравоохранения в Бурят-Монголии и борьба с социальными болезнями (1923 – начало 1930-х гг.)
- Медико-санитарные экспедиции Наркомздрава РСФСР в Монголии (1926 – 1930-е гг.): научно-медицинское изучение населения и экспорт организационных моделей советского здравоохранения
Введение к работе
Актуальность исследования. Медицина и охрана здоровья формируют одну из важнейших областей взаимодействия России/СССР и монгольских народов. В 1923 г. с образованием Бурят-Монгольской АССР началось решение проблем здоровья бурят. В конце 1920-х гг. СССР начал оказывать медико-санитарную помощь Монголии (МНР) и Танну-Туве (ТНР). Одновременно такая деятельность велась и на западе монгольского мира – в китайской провинции Синьцзян.
Здоровье является стержнем, связывающим национальную безопасность с концепцией населения, а охрана здоровья – одна из главных задач государства. Здравоохранение – это социальный институт, без которого невозможно поступательное развитие общества и государства. С этой перспективы помощь России монгольским народам в области медицины и охраны здоровья на этапе становления государственности является важным аспектом истории их взаимоотношений. В контексте формирования современного азиатского вектора российской внешней политики и упрочения международного положения России представляется очевидной актуальность комплексного научного исследования исторического опыта взаимодействия в этой значимой для человека и государства сфере.
Вовлеченность России в проблемы медицины и охраны здоровья монгольских народов во многом определялась геополитическими интересами. Эти вопросы стали подниматься в период экспансии России в Восточную Азию в конце XIX в. Особую актуальность им придали эпидемии тарбаганьей чумы в Монголии, холеры и легочной чумы на КВЖД. Имевший научно-медицинскую направленность интерес к проблемам здоровья монгольских народов трансформировался в реальную геополитическую повестку лишь после образования Бурят-Монгольской АССР, игравшей важную роль в политике экспорта революции в Азию. В контексте оздоровления бурят вопросы медицины
и охраны здоровья политизировались, приобретая способность проводить большевистскую идеологию и выступать в качестве идеологического инструмента.
Научное изучение опыта политизации охраны здоровья в советский период актуально для осмысления современного восприятия в российском обществе важности здоровья и создания в общественном сознании установок на здоровьесберегающее поведение и здоровый образ жизни. Кроме того, исследование механизмов социальной мобилизации для решения насущных задач охраны здоровья в СССР как никогда актуально в условиях усугубляющихся проблем социально-значимых заболеваний, деградации окружающей среды и социальной экологии.
Сегодня, когда вызовы сложившемуся миропорядку возвращают к жизни силы, способные переформатировать глобальное геополитическое пространство, особенно важными становятся непрямые аспекты международного влияния – информационная политика, культурная дипломатия, гуманитарная помощь. В этих условиях исторический опыт советской медицины в монгольском мире в 1920-х – 1940-х гг. приобретает особую актуальность, так как компоненты многоуровневой внешнеполитической повестки советского руководства в МНР, ТНР и Синьцзяне успешно реализовывались через медико-санитарную помощь. Основывающееся на анализе документальных источников понимание глубинной сути и механизмов «мягкой силы» советской медицины в монгольском ареале актуализирует этот исторический опыт в современном контексте поиска осевых точек взаимодействия России со странами Восточной и Центральной Азии.
Процессы национальной консолидации в монгольском ареале
осуществлялись при мощном воздействии транслировавшихся на него извне
идеологий. Большевистская идеология оказала формообразующее влияние на
государственные и социальные институты монгольского мира. Однако в
российской историографии не получила освещения ни роль медицины и охраны
здоровья в передаче идеологии, ни процессы применения, адаптации и
трансформации советской идеологии, медицинских знаний, практик и
организационных моделей здравоохранения в монгольском мире. Соответственно,
еще не достигнуто полное понимание роли медицины и политики охраны здоровья в социалистической трансформации традиционных монгольских социумов.
Определение роли и значения российской/советской медико-санитарной
помощи актуально в процессе анализа постсоциалистических национальных
идентичностей. В этом контексте диссертационное исследование помогает
преодолеть проблему забывания, как сознательной стратегии манипуляции
исторической памятью. В процессе национального возрождения на
постсоциалистическом пространстве многие вопросы, касающиеся советской помощи Монголии, Танну-Туве и монгольским народам Центральной Азии, либо вообще исчезли из общественного дискурса, либо приобрели в нем отрицательную коннотацию. Особенно это касается такой области, как здоровье. Диссертация призвана исправить эту ситуацию, проанализировав ход советской медико-санитарной помощи монгольским народам в поле зрения, определяющемся не идеологическими установками, а исследовательской оптикой, соответствующей современному уровню исторических исследований.
В современных условиях модернизации систем здравоохранения как в
России, так и в Монголии обращение к опыту 1920-х – 1940-х гг. дает в руки
специалистов ценный материал. Исследование позволяет осмыслить процесс
развития здравоохранении в его исторической динамике, помогает
приоритизировать вызовы здоровью населения и системе здравоохранения,
выработать соответствующие стратегии реагирования, структурирует
исторический и практический опыт (ре)формирования здравоохранения. Поэтому изучение многолетнего исторического опыта взаимодействия России и монгольских народов Центральной Азии является актуальным в контексте современных трансформаций общества и его социальных институтов.
Поставленная в диссертации конкретная проблема изучения исторического
опыта взаимодействия России и монгольских народов в области медицины и
охраны здоровья еще не была предметом научного анализа в выбранных
хронологических рамках. Следовательно, на сегодняшний день в исторической
науке сложилась насущная необходимость в ее комплексном научном
исследовании, подкрепленная неразрывной связью изучаемых исторических явлений с современным социально-политическим контекстом международного положения России в монгольском ареале Внутренней и Центральной Азии.
Степень научной разработанности темы. Проблема взаимодействия России/СССР с регионами монгольского мира в области медицины и охраны здоровья является мало разработанным исследовательским полем. Подробному анализу историографии посвящен второй параграф первой главы диссертации. Массив отечественной и зарубежной научной литературы подразделен на дореволюционный, советский и постсоветский периоды. Западная историография представлена работами по истории медицины в Центральной Азии, историей евгеники, историей колониальной медицины и небольшим количеством исследований по истории санитарной гигиены в Монголии.
Цель диссертации состоит в комплексном изучении и реконструкции истории взаимодействия России и монгольского мира в области медицины и охраны здоровья с конца XIX до середины XX вв.; новом осмыслении его политических целей, выявлении и научной интерпретации крывшихся за официальной повесткой медико-санитарной помощи смыслов и подтекстов. Достижение поставленной цели подразумевает последовательное решение конкретных исследовательских задач, а именно:
-
Обосновать теоретико-методологические подходы диссертации, проанализировать историографическую и источниковедческую базу исследования;
-
Проанализировать процесс становления государственной медицины в Российской империи в контексте транснациональной истории, выявить и объяснить роль эпидемий в развитии государственной медицинской политики в Европе и России в последней трети XIX – начале XX вв., выделить значение эпидемий как фактора геополитического риска в период экспансии России в Восточную Азию;
-
Определить и охарактеризовать проблемы охраны здоровья бурят в
последней трети XIX – начале XX вв., осмыслить значение строительства
социалистического здравоохранения в Бурят-Монгольской АССР в контексте
планов Коминтерна по экспорту революции в монгольский мир, реконструировать ключевые аспекты борьбы с социальными заболеваниями в процессе становления государственной медицины в республике и дать объяснение их политическому значению во взаимодействии с монгольским миром;
-
Раскрыть транснациональные аспекты международного научно-медицинского сотрудничества для решения проблемы социальных болезней на примере советско-германской экспедиции 1928 г. по изучению сифилиса в БМАССР, дать оценку повестке научного изучения проблем здоровья населения Бурят-Монгольской АССР, выделяя в ней евгенические и геополитические подтексты;
-
Охарактеризовать взаимоотношения советской и тибетской медицины в контексте строительства социалистического здравоохранения в БМАССР;
-
Реконструировать историю медико-санитарной помощи СССР МНР в 1920-е – 1940-е гг., раскрыть ее транснациональный и геополитический контексты, проанализировать роль и значение советской медицины в процессах социокультурной трансформации традиционного монгольского общества; определить и охарактеризовать основные вызовы советской медицине в традиционном монгольском социуме.
-
Восстановить историю медико-санитарных экспедиций Наркомздрава РСФСР в Тувинскую Народную Республику в 1920-е – 1930-е гг., дать оценку их роли в становлении современного здравоохранения в ТНР, выделить и объяснить роль советской медико-санитарной помощи в консолидации политического влияния СССР в Туве;
-
Реконструировать цели, задачи и ход медико-санитарной помощи СССР народам Синьцзяна в 1920-х – 1940-х гг. Дать характеристику основных проблем здравоохранения провинции и высветить роль советских медиков в становлении там современной медицины. Определить и оценить значение советской медико-санитарной помощи Синьцзяну в контексте геополитических интересов СССР в Китае.
Объектом исследования являются формы взаимодействия между Россией/СССР и монгольскими народами, государствами и регионами Азии в области медицины и охраны здоровья в выбранный хронологический период.
Предметом исследования являются политические, идеологические,
медицинские, санитарно-гигиенические, санитарно-просветительские и
социокультурные аспекты взаимодействия России/СССР и монгольского мира в области медицины и охраны здоровья, формировавшие многокомпонентную модель взаимоотношений России/СССР с государственными субъектами и народами монголосферы в конце XIX – первой половине XX вв.
Теоретико-методологической основой диссертации является
совокупность общенаучных и специально-исторических методов, современных исторических и полидисциплинарных концепций и методологий. Подробному анализу методов и подходов посвящен первый параграф первой главы работы.
Центральным для диссертации является междисциплинарный синтез
подходов современной исторической науки. Стержневым выступил
диалектический метод научного познания и его основные принципы –
объективность и историзм. В исследовании используется системный подход,
применены общеисторические и специально-исторические методы: историко-
генетический, диахронный, синхронный, историко-сравнительный,
статистический. Визуализация пространственных аспектов исследования
выполнена в 10 исторических картах.
В диссертации используются современные исторические концепции и
подходы. Проблема исследования рассматривается сквозь призму
транснациональной истории, концепции «мягкой силы», применяется
геополитический подход.
Источниковая база исследования представлена обширным корпусом
архивных документов из фондов федеральных и региональных архивов, а также
опубликованными официальными документами, источниками личного
происхождения и визуальными источниками. Развернутый источниковедческий
анализ использованных в диссертации источников представлен в третьем параграфе первой главы.
Опубликованные источники включают Свод законов Российской империи (издание 1912 г.), материалы комиссии Куломзина (1898 г.), декреты и постановления советского правительства. Источники личного происхождения представлены опубликованным в 1995 г. в Германии дневником психоневролога Карла Вильманса. Используются материалы региональной и центральной периодической печати.
Корпус архивных источников представлен документами Российского
государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ)
Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) и Государственного архива Республики Бурятия (ГАРБ). Группу визуальных источников составляют документальный фильм «По Бурят-Монголии» (Совкино, 1929, реж. Л. Степанова, опер. В. Беляев), фотографии из личного архива Т.И. Семеновой (1899-1992) и фотографии из архивных дел медико-санитарных экспедиций НКЗ РСФСР в Синьцзян (1927-1928) и Туву (1928).
Хронологические рамки исследования охватывают период с 1880-х по 1940-е гг. Нижняя граница исторического периода обозначена началом экспансии пореформенной России в Восточную Азию. Верхняя граница изучаемого периода приходится на середину 1940-х гг. когда в МНР с советской помощью уже было создано ядро медицинской инфраструктуры. В истории советско-монгольского взаимодействия в области медицины и здравоохранения 1944–1946 гг. маркируют переход монгольского правительства к более самостоятельной позиции в отношении советских специалистов. В ТНР, в связи с вхождением в состав СССР в 1944 г., построенная к тому времени система национального здравоохранения влилась в советское здравоохранение. В хронологических рамках лежит история медико-санитарной помощи СССР китайской провинции Синьцзян с 1924 по 1944 гг. Изученный период позволяет проследить основные направления советско-синьцзянского взаимодействия в области медицины и здравоохранения в
политическом контексте того времени.
Территориальные рамки исследования охватывают обширный ареал расселения монгольских народов в Азии – от Тувы и Бурятии до южных границ МНР и от границ Маньчжурии до западных границ Синьцзяна. Территориальные рамки определяются контекстом советской медико-санитарной помощи монгольским народам и геополитическими интересами России/СССР в монгольском мире. В них входят территории дореволюционной этнической Бурятии, Бурят-Монгольская АССР в границах 1923 г., МНР, ТНР и западная китайская провинция Синьцзян.
Геополитический характер взаимодействия России/СССР с этими регионами и государствами обусловил то, что в исследование не были включены восточные, южные и западные периферии монгольского мира – Маньчжурия, Внутренняя Монголия и Калмыкия. Китайские провинции находились в зоне геополитического влияния Японии: японцы проводили там собственную медицинскую политику. Калмыкия в силу географического положения была отделена от монгольского вектора советской геополитики в Азии. Это препятствует ее включению в географические рамки диссертации.
Научная новизна исследования определяется:
1) отсутствием в российской историографии фундаментальных трудов по
истории взаимодействия России и монгольских народов в вопросах медицины и
охраны здоровья в обозначенных хронологических рамках. Она выражается в
комплексном исследовании различных аспектов и уровней развернувшихся в
области медицины и охраны здоровья взаимоотношений России с государствами,
регионами и народами монгольского мира и их корреляции с российской/советской
геополитической повесткой;
2) важным фактором научной новизны является опора на корпус
документальных источников из российских архивов. Был выявлен, исследован,
систематизирован и введен в научный оборот массивный пласт документов. В
результате впервые в российской историографии была реконструирована
целостная историческая панорама советской медико-санитарной помощи
государствам и регионам монгольского мира. Это приводит к новому пониманию
целей советской медико-санитарной помощи. Впервые в российской историографии были выявлены и охарактеризованы задачи, методы и практики советской медицины в пространстве монгольского мира. Наряду с этим новой представляется научная оценка сложных сплетений межгрупповых и межличностных отношений в уникальных ситуациях опосредованного идеологией контакта представителей типологически разных культур;
-
новаторским является сквозной анализ процессов внедрения и адаптации в России европейской концепции государственной медицины и процессов взаимодействия России/СССР с монгольскими народами в области медицины и охраны здоровья в первой половине XX в. Оригинальным представляется использование методологической призмы транснациональной истории, позволившее выявить, проследить и проанализировать преемственность общеевропейской концепции государственной медицины, сохранившей инвариантную сущность во всех рассмотренных социально-политических контекстах;
-
в диссертации впервые в историографии истории Бурятии были освещены, проиллюстрированы архивными данными и проанализированы борьба с социально-значимыми заболеваниями, научно-медицинское сотрудничество с германскими медиками в 1925-1928 гг., вопросы депопуляции у бурят. Впервые в российской историографии эти аспекты рассматривались с углов зрения не только истории медицины, но и геополитики и транснациональной истории;
-
впервые в российской историографии была реконструирована история советской медико-санитарной помощи Тувинской Народной Республике в 1920-х – 1930-х гг. и народам Синьцзяна в 1920-х – 1940-х гг.;
-
последовательное восстановление аспектов взаимодействия России и монгольских народов в области медицины и охраны здоровья по регионам и государственным субъектам монгольского мира позволило сравнить особенности организации и реализации в них советской медико-санитарной помощи.
Положения, выносимые на защиту:
1. Процесс становления государственной медицины в России по сути являлся
переносом и адаптацией на российской почве разработанной в Европе концепции
медицинской полиции. В преемственности европейской концепции медицинской
полиции, сохранившей в России свои главные атрибуты, проявился
транснациональный исторический контекст формирования и развития
государственной медицины.
2. Контроль за эпидемиями был слабой стороной сложившейся системы.
Зачастую эффективные формы эпидемиологического контроля формировались не
в результате государственной политики, а как самоорганизация на муниципальном
уровне. Однако эти формы очень зависели от наличия медперсонала и финансовых
средств, без которых были нежизнеспособны.
3. История взаимодействия России и монгольских народов в области
медицины и охраны здоровья началась в конце XIX – начале XX вв. с
переориентацией российских геополитических интересов в Азию.
Экспансионистские императивы царской России обусловили необходимость
научного изучения Внешней Монголии, Урянхая и Синьцзяна. Интерес русских
медиков сконцентрировался на эндемических очагах чумы и традиционных
знаниях монгольских народов о ее профилактике. Однако централизованной
медицинской помощи автохтонам не оказывалось до прихода советской власти.
4. Социальные катаклизмы 1914-1921 гг. подтвердили слабость
государственной медицины в России. В Сибири, где в результате
землеустроительных реформ 1896-1901 гг. инородцы остались без самоуправления
и государственной медицины, проблемы здоровья автохтонных народов приняли
катастрофический масштаб. Решать проблему оздоровления бурят пришлось
большевикам. Советское здравоохранение в своих базовых принципах являлось все
той же европейской концепцией медицинской полиции – государственной
медицины с адаптацией к идеологии большевиков.
5. После образования Бурят-Монгольской АССР и Бурнаркомздрава в 1923 г.
здравоохранение стало одним из наиболее важных государственных и социальных
институтов, что определялось геополитической подоплекой создания БМАССР –
необходимостью экспорта революции в зарубежное пространство монголо-
буддийского мира. Геополитическая миссия бурят в Центральной Азии
использовалась как повестка для мобилизации ресурсов на решение насущных
проблем Бурят-Монгольской АССР. Это обусловило мобилизацию на решение
проблемы социальных болезней не только лучших медицинских кадров СССР, но
и германских профессоров-медиков. Медицина стала каналом передачи научно-
медицинских знаний, опыта, методов и практик клинического и
экспериментального изучения опасных заболеваний и патогенов из Европы через
Россию в монгольский мир. Впервые в монголосфере неразрывная линия
преемственности медицинских концепций и идей проявилась в Бурят-Монголии в
ходе борьбы с сифилисом в 1926-1928 гг.
6. С 1926 г. СССР начал оказывать медико-санитарную помощь МНР, а с 1928
г. – ТНР. Медицинская помощь являлась интегральным элементом советского
политического влияния на соседние страны монгольского мира в буферной зоне
СССР и Японии. Медицина являлась важным каналом передачи коммунистической
идеологии, медицинских знаний, практик, технологий, медикаментов и
организационных моделей здравоохранения. Происходил экспорт советского
здравоохранения из СССР в МНР и ТНР. Медицина выступала в роли «мягкой
силы». Главными принципами советской медпомощи в МНР и ТНР были ее
качество, массовость, доступность и бесплатность. Тем самым в сознание
кочевников вводилась установка о справедливости советского здравоохранения,
подрывалась экономическая база эмчи-лам.
7. Советская медицина выступала как мощный агент социокультурной
трансформации. Этот процесс осуществлялся по единому для кочевых сообществ
монгольского мира алгоритму: современная медицина постепенно разрушала и
вымывала веру в религиозные чудеса и заменяла ее уверенностью во
всемогуществе советской медицинской науки и здравоохранения. Несмотря на
упорное сопротивление лам, наиболее активное в Монголии, а в Бурятии и Туве
проходившее с меньшей интенсивностью, советская медицина постепенно
заменила религию в традиционно подведомственной ей области охраны здоровья.
8. Результатом советской медико-санитарной помощи Монголии и Туве в
1920-е – 1940-е гг. было создание систем здравоохранения по советскому образцу.
Советские модели здравоохранения требовали регулярной кадровой, экспертной и
технологической подпитки из СССР. В МНР национальная по форме система
здравоохранения в своем наполнении во многом оставалась советской вплоть до
смены общественно-политической формации в 1990 г. В 1944 г. тувинская система
здравоохранения органично влилась в систему Наркомздрава РСФСР.
9. В 1920-х – 1940-х гг. СССР оказывал медико-санитарную помощь западной
китайской провинции Синьцзян. Несмотря на типологическую схожесть проблем
здравоохранения в Бурят-Монголии, МНР, ТНР и Синьцзяне, политика
медицинского содействия населению провинции кардинально отличалась от
помощи Монголии и Туве. Медико-санитарная помощь Синьцзяну являлась
неотъемлемым компонентом многостороннего взаимодействия, принятого
руководством СССР за основу политики по отношению к Китаю в 1920-х – 1940-х
гг. Медицинские учреждения удовлетворяли нужды населения в
квалифицированной европейской медицинской помощи, выполняя функции
проводников советского влияния. В отличие от МНР и ТНР советские врачи в
Синьцзяне выступали не в роли агентов советизации, а лишь как пропагандисты
современной медицины и санитарной гигиены, эксперты-организаторы,
помогавшие китайцам создать национальную систему здравоохранения.
10. Взаимодействие монгольских народов и СССР в период существования
социалистической системы стало интегральной частью масштабного
социалистического эксперимента. И хотя идеология оказалось недолговечной,
экспортированные в монгольский мир модели здравоохранения уцелели и
продолжают функционировать, несмотря на сложности переходного периода. Этот
факт подтверждает тезис о почти трехвековой преемственности концепции
государственной медицины в Европе, России и монгольском мире и о том, что
созданные системы здравоохранения имеют единую суть.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что его
положения и выводы представляют ценность для научных исследований в
нескольких смежных областях исторической науки. Реконструкция и анализ процессов становления социалистического здравоохранения в Бурят-Монголии в 1920-е гг. и проведенная автором диссертации корреляция с геополитическими целями большевиков в монгольском мире могут использоваться в исследованиях геополитических аспектов экономической и социальной модернизации региона. Ранее неизвестные аспекты медико-санитарной помощи СССР МНР, ТНР и Синьцзяну могут послужить материалом для обобщающих трудов по истории становления здравоохранения в этих странах и регионах, учебников по истории медицины, монографий и научных статей по аспектам советской геополитики в Центральной и Внутренней Азии. Теоретические выводы по транснациональному характеру научно-медицинского взаимодействия могут получить дальнейшее развитие в истории экспорта в монгольский мир конкретных медицинских препаратов, технологий, приборов или практик, например, рентгеноскопии или химиопрепаратов.
Практическая значимость исследования состоит в том, что результаты
исследования, кристаллизующие исторический опыт реализации концепции
охраны здоровья и строительства систем здравоохранения в национальных
регионах страны и соседних странах, могут быть востребованы при
формулировании научно обоснованной политики реформирования
здравоохранения, создания и внедрения новых концепций охраны здоровья, базирующихся не только на ведущем мировом опыте, но и на достижениях советских организаторов здравоохранения и врачей. Теоретические результаты диссертации могут использоваться для разработки учебных курсов по истории медицины в монгольском мире, взаимодействию традиционных и современных медицинских систем, истории российско-монгольских и российско-китайских отношений, политологии и культурологии.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации были
представлены в 14 научных докладах на международных и всероссийских научных
конференциях, семинарах и симпозиумах, в том числе на: семинарах стипендиатов
Германского исторического института в Москве (Москва, 2008 и 2011),
конференции европейских историков медицины (Рига, 2009 г.), заседании общества австрийско-монгольской дружбы «Очир» (Вена, 2009), международных научных семинарах и симпозиумах (Калькутта, 2010 и 2011; Улан-Батор, 2011; Мичиганский университет в Энн-Арбор, 2012), международных научных конференциях монголоведов, буддологов, политологов и историков (Улан-Удэ – оз. Байкал, 2014 г.; Улан-Батор, 2014; Улан-Удэ, 2015 и 2016).
Основные результаты исследования представлены в научных трудах диссертанта. Опубликованo 50 научных работ, в том числе 15 статей в изданиях из перечня рецензируемых научных изданий, рекомендованных ВАК для публикации научных результатов диссертаций на соискание ученой степени доктора наук, 1 авторская монография, 2 главы в коллективных монографиях, 1 статья в издании Web of Science, 2 статьи в изданиях Scopus, 4 статьи на английском языке в зарубежных научных изданиях (Голландия, Индия, США).
Структура диссертации. Работа состоит из введения, шести глав (20 параграфов), заключения, списка использованных источников и литературы из 323 позиций, приложений, содержащих восемь иллюстраций и 10 исторических карт. Общий объем диссертации составляет 531 страницу.
Историография проблемы
Теоретико-методологическая основа диссертации сочетает в себе общенаучные и специально-исторические методы, современные исторические концепции и подходы, а также методы и подходы смежных научных дисциплин. Стержневой для работы диалектический метод научного познания подразумевает реализацию принципов объективности и историзма. Принцип историзма означает рассмотрение всякого явления в его развитии: зарождении, становлении и отмирании. Исследуемые исторические события и процессы рассматриваются во взаимодействии и развитии, в неразрывной связи с конкретно-историческими условиями их существования. В диссертационном исследовании принцип историзма реализуется в последовательном анализе поступательного развития государственной медицины от прошлого к настоящему. Исследуя процессы становления государственной медицины от концепции медицинской полиции до консолидации советской медицины и ее экспорта в пространство монгольского мира, мы выявляем преемственность, существующую между эпохами ее развития. Кроме того, предполагая исследование определенного исторического периода без попытки создания оторванных от истории моделей, историзм базируется на изучении конкретных политических, экономических, социальных и культурных институтов. Диссертационное исследование сосредоточено на институте здравоохранения, органически входящем в концепцию охраны здоровья.
Опора на принцип объективности определила стремление максимально дистанцироваться от идеологической оценки исторических событий и процессов, прийти к выводам, свободным от идеологических и иных пристрастий. В то же время ценностный подход помог понять доминирующие установки и мотивы акторов взаимодействия между российским/советским государством в лице государственной медицины и государственными и негосударственными субъектами монгольского мира. Важным для исследования является системный подход, поскольку государственная медицина и политика в области охраны здоровья как в России/СССР, так и в монгольском мире характеризуется глубокой взаимосвязанностью элементов, преемственностью и взаимодействием в ходе их исторического развития.
В диссертационном исследовании широко применялись общеисторические и специально-исторические методы. Историко-генетический метод способствовал проведению последовательного анализа становления и консолидации концепции государственной медицины в условиях Российской империи и СССР. Важный для данного исследования диахронный метод позволил выявить и объяснить преемственность и динамику процессов взаимодействия государственной медицины с традиционными кочевыми сообществами в разных регионах монгольского мира, а также этапов развития государственной политики здравоохранения в Российской империи и СССР. Синхронный метод дал возможность проанализировать место и специфические особенности подходов к охране здоровья в советской политике по отношению к монгольским народам в 1920-е -1940-е гг.
В диссертации также использовался историко-сравнительный метод. В ходе исследования взаимодействия России и монгольских народов сопоставлялись методы и практики внедрения европейской медицины в регионах монгольского мира – Бурят-Монгольской АССР, МНР и ТНР. Применение историко-сравнительного метода позволило выявить и объяснить аналогии в использовании медицины для запуска процессов социокультурной трансформации в монгольском мире.
При анализе материалов по масштабам заболеваемости, движению инфекционных болезней, состоянию лечебно-профилактической сети, темпам роста здравоохранения в государствах и регионах монгольского мира использовался статистический метод. Историко-демографический метод использовался при анализе демографического воздействия эпидемий на население Сибири в XVII-XX вв. и при анализе роли социальных заболеваний в депопуляционных процессах у бурят, монголов и тувинцев.
Различные данные по локализации чумных эпидемий, маршрутам медико-санитарных экспедиций, развитию сети медицинских учреждений были использованы для создания ряда исторических карт с использованием методов исторической картографии. Исторические карты, составленные в ходе исследования, носят вспомогательный характер, помогая пространственно фиксировать ареалы советской медико-санитарной помощи в монгольском мире, и отражать на картах местности данные по развитию медицинской сети.
Концептуальная основа диссертации. Исследовательская оптика диссертационной работы многослойна. Каждый ее компонент преломляет угол зрения через призму определенной концепции, насыщая получаемую панораму исторических явлений новыми перспективами на объект и предмет исследования. Однако учитывая то, что используемые исследовательские инструменты заимствованы из активно развивающихся обширных областей современной исторической науки, понимая, что на выходе можно получить не цельное, а калейдоскопическое отображение изучаемых явлений, мы сознательно ограничили концептуальную структуру диссертации тремя основными положениями. Концепция работы базируется на понимании медицины как: 1) проводящей среды для передачи идеологии, знаний, технологий и опыта; 2) средства достижения политических целей; 3) мощного катализатора социально-политических и социокультурных трансформаций в пространстве монгольского мира.
В качестве канала для передачи идеологии, научных знаний, технологий и опыта медицина рассматривается сквозь призму транснациональной истории. Транснациональная история является одним из перспективных современных направлений исторической науки. Ее появление и развитие стало результатом глубокого переосмысления характера современной исторической науки под влиянием глобальных процессов 1960-х – 1990-х гг. Начавшись со стремления преодолеть сложившееся в американской университетской науке америкоцентрическое и этноцентрическое восприятие истории, транснациональная история повела свою эволюцию от терминов «глобальная история» и «мировая история», приобретя неотъемлемую коннотацию движения и взаимопроникновения [AHR Conversation: On Transnational History, 2006, p. 1442].
Роль эпидемий в эволюции медико-санитарного дела в Европе и Российской империи (последняя треть XIX – начало XX вв.)
Вклад в изучение культуры Восточного Туркестана внесли татарские и хакасские ученые. Так, в 2012 – 2016 гг. исследователи из Института международных отношений, истории и востоковедения Казанского (Приволжского) федерального университета и Хакасского научно исследовательского института истории, языка и литературы Р.М. Валеев, Д.М. Мартынов, В.Н. Тугужекова и др. опубликовали серию научных статей, посвященную отражению политических событий конца XIX в. в Синьцзяне в песенном фольклоре, а также о вкладе хакасских ученых в исследования Восточного Туркестана [Валеев, Мартынов, Мартынова, Тугужекова, 2015]. Интерес к научному изучению Синьцзяна в Татарстане и Хакассии обусловлен этнической, культурной и, в случае татар, конфессиональной близостью приволжских и сибирских тюркских народов с тюрками-мусульманами Синьцзяна.
Важные аспекты российско-синьцзянских отношений в период с конца XIX в. по 1920 гг. рассматриваются в работах Е.В. Чернышевой и Т.А. Шеметовой. Е.В. Чернышева рассматривает вопросы статуса и экономической деятельности русских подданных в Синьцзяне в конце XIX – начале XX вв. через призму документов российского консула Н.В. Богоявленского [Чернышева, 2015]. Т.А. Шеметова концентрируется на важнейшем с точки зрения торгово-экономических отношений опиумном вопросе, а также изучении особенностей позиции нейтралитета, принятой синьцзянским провинциальным правительством в турбулентный период с 1917 по 1920 гг. [Шеметова, 2015].
К русскоязычной историографии можно отнести и монографию К.Н. Абдуллаева, таджикского исследователя судеб среднеазиатских эмигрантов времен революции и Гражданской войны (1917-1921). Глава, посвященная русским белоэмигрантам в Синьцзяне ценна своим глубоким анализом мотивов и установок деятелей Белого движения в процессе адаптации в культурной среде Синьцзяна при сохранявшейся необходимости продолжения вооруженной борьбы с советской властью [Абдуллаев, 2009, с. 267-334]. Синьцзянская проблематика составляет сегмент научных интересов российского историка-китаиста Р.А. Мировицкой, которая с 1960-х гг. на материалах российских архивов исследует историю российско-китайских отношений. В статье «Китайская провинция Синьцзян в советско-китайских отношениях (1930-1940-е гг.)» Р.А. Мировицкая проследила ход формирования советской политики по отношению к Синьцзяну, факторы, определявшие ее изменения в изучаемом периоде, выделила геополитические цели СССР в регионе в контексте противостояния с Японией. Одним из основных аспектов синьцзянской политики СССР являлась установка на поддержание обороноспособности Китая в ходе японо-китайской войны (1937-1945). По мнению Р.А. Мировицкой, главной геополитической задачей СССР в Синьцзяне было недопущение создания там второго Маньчжоу-го [Мировицкая, 2010].
Тем не менее при значительном охвате исторической и социокультурной проблематики, в российской историографии по Синьцзяну до недавнего времени совершенно отсутствовали работы, освещающие проблему русского и советского вклада в развитие в Синьцзяне современной медицины. Этот значительный для истории двухсторонних отношений аспект начал изучаться только в рамках данного исследовательского проекта [Башкуев, 2016д, с. 366-381].
Историко-медицинские аспекты социальной модернизации окраинных национальных меньшинств СССР представлены и в западной историографии, правда, работ, посвященных конкретному историческому опыту оздоровления коренных народов Сибири, совсем немного. Наиболее ценной для проблематики нашего научного исследования работой, безусловно, является статья канадского историка медицины Сьюзан Соломон о советско-германской экспедиции 1928 г. по изучению сифилиса в Бурят-Монголии [Solomon, 1993]. Опубликованная в 1993 г., эта статья заложила концептуальные и эмпирические основы изучения советской политики здравоохранения в пространстве монгольского мира, оказав сильное влияние на интеллектуальный фундамент данной книги. Несмотря на то что С. Соломон временами абсолютизирует политические аспекты экспедиции, ее статья является важной историографической вехой в изучении советской политики здравоохранения по отношению к национальным меньшинствам.
Вторая важная работа, принадлежащая перу С. Соломон, была опубликована в книге «Lues, Lamas, Leninisten» в 1995 г. Эта книга представляет собой путевой дневник профессора Карла Вильманса, предпринявшего в 1926 г. поездку в Бурят-Монголию для ознакомления с проблемой нейросифилиса. В деталях эта история и роль в ней К. Вильманса будет раскрыта в одной из глав нашей книги. Предваряющая публикацию дневника статья С. Соломон вводит неизвестные материалы об организации совместной экспедиции 1928 г., дополняя вышедшую в 1993 г. статью [Solomon, 1995]. В этой же книге перепечатана статья доктора Курта Берингера, немецкого участника экспедиции 1928 г., резюмирующая научные результаты, достигнутые германской стороной [Beringer, 1995].
Тема советско-германского научно-медицинского сотрудничества в 1920-е гг. достаточно детально рассматривается в коллективной монографии под редакцией С. Соломон «Doing Medicine Together: Germany and Russia between the Wars» [Doing Medicine Together, 2006]. Написанные интернациональной группой исследователей главы, подробно иллюстрируют процесс взаимодействия СССР и Германии в области медицины. Однако большая их часть сконцентрирована на личностях германских участников сотрудничества (три главы – на личности Х. Цейса), но ни одна не раскрывает роли советской стороны. Часть глав написана по одним и тем же германским и российским источникам и временами дублирует исторические факты. Это свидетельствует о том, что данная тема все еще недостаточно изучена.
Создание системы здравоохранения в Бурят-Монголии и борьба с социальными болезнями (1923 – начало 1930-х гг.)
Реформа медицинского образования упразднила двухэтапную систему подготовки врачей, ввела строгие учебные программы с расширенным объемом практических занятий и систему этапных и выпускных государственных экзаменов, включавших итоговые практические «испытания» в университетской клинике или городской больнице. Впервые подобные преобразования были проведены в Австрии в период с 1740-х по 1780-е гг. в результате секуляризации сначала Венского, а затем и остальных австрийских университетов. Во Франции введение государственного контроля над медицинским образованием проходило поэтапно с 1780-х гг. по начало XIX в.
В России переориентация медицинских факультетов на подготовку врачей с правом медицинской практики началась в 1803–1804 гг. В 1810 г. в силу вступили «Правила об экзаменах медицинских чиновников», предоставившие университетам право присваивать медицинские звания. Законодательно новые цели работы медицинских факультетов российских университетов были окончательно оформлены первым общероссийским университетским уставом 1835 г. В 1838 г. в силу вступили новые «Правила испытания медицинских, ветеринарных и фармацевтических чиновников и вообще лиц, занимающихся врачебною практикою». На рубеже 1810–1820-х гг. при университетах в Москве, Вильно, Казани и Харькове начали работу медицинские институты, предназначенные для подготовки врачей «в службу»[Там же, с. 44].
В этот период в России сложились два основных центра развития медицинской науки и подготовки кадров – Петербургская медико-хирургическая академия и медицинский факультет Московского университета. В стенах Медико-хирургической академии сложилась первая русская анатомическая школа, создал которую П.А. Загорский (1764–1846), а также первая в России хирургическая школа И.Ф. Буша (1771–1843). В Московском университете преимущественно изучались вопросы общей патологии, терапии и физиологии.
В 1802–1803 гг. в Российской империи было 1625 врачей на 1893 штатных места. Около половины врачей работало в военном и морском ведомствах. В 1812 г. количество врачей достигло уже 2776 человек. Гражданские медики были в основном сосредоточены в городах, где с 1775 г. существовали должности городовых врачей [История здравоохранения дореволюционной России, 2014].
Еще одним важным аспектом государственного контроля над медицинской сферой являлось формирование централизованной системы помощи нуждающимся и социально незащищенным группам населения (сиротам, инвалидам, престарелым, малообеспеченным и нищим). До середины XVIII столетия в их отношении государство действовало в основном репрессивными мерами, а в области призрения бедных и обездоленных доминировали церковь или частные благотворители. Однако, согласно исследованиям эпидемических конституций конца XVII – первой половины XVIII вв., именно в этих группах отмечались наиболее высокие заболеваемость и смертность, а эпидемические очаги часто обнаруживались в местах скопления нищих. Во второй половине XVIII столетия по всей Европе отношение к социально незащищенным слоям кардинально изменилось. Забота о нищих, престарелых и инвалидах была юридически признана обязанностью государства [Сточик, Затравкин, Сточик, 2013б, с. 45].
В России в конце XVIII – начале XIX вв. усилиями Приказов общественного призрения во всех губернских городах были открыты больницы на 20–200 коек. В уездных городах больницы открывались по инициативе Медицинской коллегии силами ее территориальных органов – врачебных управ. Строительство и содержание больниц оплачивались из городской казны. По Городовому положению 1785 г. городские управы были обязаны отводить больницам здания и снабжать их всем необходимым. Хозяйственной частью больниц ведали городские думы. Нормативные документы были разработаны МВД (например, «Наставления об устройстве больниц» 1823 г.) [Смирнова, 2011, с. 8]. Одновременно разрабатывались и внедрялись новые принципы больничного строительства. Вновь создававшиеся или реконструировавшиеся больницы и госпитали разделялись на корпуса и отделения, внутри которых выделялись специализированные палаты («лихорадочные», «неизлечимые», «хронические», «венерические», «сумасшедшие» и т.д.). Научно рассчитывались различные параметры организации больничного пространства: допустимое количество коек в палатах; оптимальные объемы воздуха и воды для каждого пациента; выделялись особые помещения для приема и осмотра больных, оперирования, вскрытия трупов [Сточик, Затравкин, Сточик, 2013б, с. 45]. Больничная реформа позволила улучшить условия содержания больных, расширить масштаб медицинской помощи, охватив социально незащищенные массы, создать определенную систему медицинского контроля над состоянием здоровья деклассированных групп населения.
Однако на протяжении первой половины XIX в. эффективность самой системы приказов общественного призрения оставляла желать лучшего. Председатели приказов – губернаторы, и заседатели, избиравшиеся на три года, в большинстве своем не имели отношения к медицине и не могли грамотно руководить подведомственной сферой. Характерной чертой деятельности приказной системы была узость и специфичность компетенции ее работников. Так, полномочия введенных в работу приказов в 1818 г. инспекторов врачебных управ ограничивались лишь медицинскими вопросами; влиять на решения о финансировании медучреждений они не могли. Чтобы компенсировать некомпетентность приказов в вопросах здравоохранения, МВД жестко регламентировало их деятельность циркулярами и инструкциями, что приводило к тотальному ограничению местной инициативы; сама система приказов при этом становилась все более косной и неповоротливой.
В 1842 г. в России существовало 42 приказа общественного призрения. Сеть приказных лечебных учреждений охватывала почти все регионы обширной империи. По данным МВД на 1852 г., в системе приказов общественного призрения числилось 542 больницы, 34 дома для умалишенных, 123 богадельни, 10 инвалидных домов, 27 сиротских и воспитательных домов. В медицинских учреждениях приказов работали 213 врачей и 283 фельдшера.
Медико-санитарные экспедиции Наркомздрава РСФСР в Монголии (1926 – 1930-е гг.): научно-медицинское изучение населения и экспорт организационных моделей советского здравоохранения
По мере возрастания научного интереса к тибетской медицине, во второй половине XIX в. в России предпринимаются первые попытки перевода на русский язык канонического трактата «Чжуд-ши». Попытка профессора восточного факультета Санкт-Петербургского университета К.Ф. Голстунского и известного тибетского лекаря А.А. Бадмаева (Сультим Бадмаев, старший брат П.А. Бадмаева), к сожалению, не увенчалась успехом. Позднее, взяв за основу монгольский перевод «Чжуд-ши», выполненный под руководством агинского ламы Г.Ж. Дылгырова в 1860-х гг., за русский перевод трактата взялся известный тибетский доктор и предприниматель П.А. Бадмаев (1849–1920). В 1898 г. он опубликовал в Санкт-Петербурге книгу «О системе врачебной науки Тибета», содержавшую извлечения и вольный перевод двух книг «Чжуд-ши». В 1903 г. вышла его книга «Главное руководство по врачебной науке Тибета: Жуд-ши» – новый вариант перевода трактата. Еще один перевод «Чжуд-ши» на русский язык был осуществлен в 1901–1903 гг. калмыцким ламой-лекарем войска Донского Дамбо Ульяновым. Он был озаглавлен «Тибетская медицина. Часть 1». Наконец, в 1908 г. выдающийся российский монголовед профессор А.М. Позднеев (1851– 1920) опубликовал «Учебник тибетской медицины» [Кузьмин, 2014, с. 54].
На рубеже XIX и XX вв. в российском обществе сложилось противоречивое отношение к тибетской медицине. У общественности и ученых-гуманитариев она, несомненно, вызывала глубокий интерес и даже одобрение. С противоположной стороны, из стана европейских врачей раздавались критические оценки. Среди критиков встречались не просто медики, но специалисты, годами изучавшие методы и средства тибетской медицины в Забайкалье, Монголии, Индии и Китае, владевшие восточными языками и знакомые с каноническими трактатами в оригинале. Одним из скептиков был известный сибирский врач Н.В. Кирилов (1860–1921), долгое время работавший сельским врачом Баргузинского и Верхнеудинского округов Забайкальской области, путешествовавший по Монголии и изучавший тибетскую медицину «из первых рук» [Там же, с. 55-56].
Основным лоббистом тибетской медицины был П.А. Бадмаев, в тибетской клинике которого в Санкт-Петербурге с 1873-го по 1915 гг. было принято 573856 больных и выписано более восьми миллионов лекарственных порошков. На свои средства Бадмаев основал школу для бурятских детей, где он самостоятельно обучал их методам тибетской медицины, искусству составления рецептов и изготовления лекарств. Он также планировал открыть в Сибири пять медицинских школ для бурят [Там же, с. 57]. Петр Бадмаев несколько раз обращался в Медицинский совет МВД с просьбами узаконить тибетские лекарственные препараты и сделать известными их составы, на что неизменно получал отказ.
После очередной докладной записки министру внутренних дел, ставившей вопрос об официальном признании тибетской медицины в Российской империи, П.А. Бадмаеву было официально отказано во врачебной практике. В решении МВД от 11 января 1911 г. была четко сформулирована позиция официальной российской медицины по отношению к медицине тибетской. Медицинский совет МВД постановил, что «закрепить право государственности за тибетской медициной, представляющей собой не что иное, как сплетение зачаточной архаической науки с невежеством и суеверием, нельзя, а поэтому Совет принял ходатайство г. Бадмаева об узаконении права практики за лицами, врачующими по системе так называемой тибетской медицины, не подлежащим удовлетворению» [Там же, с. 58]. Также не разрешалась продажа лекарственных препаратов тибетской медицины. Последняя фраза решения точно ложится в контекст государственной медицинской политики, принятой одновременно с европейскими странами в середине XVIII в.: «… деятельность не только не может быть названа небесполезною, но, как заключающая в себе все признаки знахарства, должна быть признана безусловно вредною» [Там же].
Отказ в официальном признании не означал запрета тибетской медицины: столичная публика искала в ней способы излечения в тех случаях, когда европейская медицина оказывалась бессильной; к искусно организованному комплексу медицинских услуг добавлялся ореол таинственности и восточной экзотики. Поэтому спрос на тибетскую медицину оставался стабильным, а лечебницы П.А. Бадмаева не пустовали. Что же касается отдаленных окраин империи, то, как уже упоминалось, тибетской медицине там просто не было весомой альтернативы: количество общественных больниц, медпунктов, фельдшеров и врачей не шло ни в какое сравнение с числом частнопрактикующих эмчи-лам и клиник при дацанах. К тому же уровень доверия бурят к европейской медицине в дореволюционный период оставался низким.
С середины 1890-х гг. правительство Российской империи законодательно провело коренные изменения в политике по отношению к инородцам. Они были направлены на разрушение родоплеменной организации инородческого самоуправления и его унификацию с крестьянским управлением. Проекты по переводу сибирских инородцев в оседлое состояние означали для бурят негативные последствия в области землепользования, налогообложения, суда и судопроизводства, воинской повинности [Дамешек, Жалсанова, Курас, 2013, с. 480-481]. Ограничение местного самоуправления бурят, возросшее давление со стороны имперского правительства, разгоравшиеся конфликты вокруг бурятских земель и борьба за власть между разными «партиями» внутри бурятских ведомств не могли не отразиться на состоянии полностью находившейся в ответственности степных дум социальной сферы.