Государственная политика в области востоковедческого образования на Дальнем Востоке России Трубич Ольга Анатольевна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Формирование вузовского востоковедения в России в контексте государственных интересов: вторая половина XIX в. 26

1.1. Возникновение и развитие университетского востоковедения в Казани и Санкт-Петербурге: достижения и проблемы 26

1.2. Государственная необходимость распространения высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке России 40

1.3. Министерская дискуссия об организации востоковедческого заведения на Дальнем Востоке России (1897–1899 гг.): сущность и результаты 53

Глава 2. Управление восточным институтом – важный механизм реализации государственной политики 71

2.1. Содержание внешнего управления Восточным институтом 71

2.2. Характеристика основных звеньев внутреннего управления Восточным институтом 95

2.3. Роль директоров Восточного института в реализации государственной политики в области высшего востоковедческого образования 108

Глава 3. История развития высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке России в связи с политическими вызовами рубежа XIX–XX вв. 138

3.1. Влияние изменений политической ситуации и политики России в АТР на функционирование Восточного института 138

3.2. Результаты деятельности Восточного института по развитию высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке России в конце XIX – начале XX вв. 156

Заключение 184

Список использованных источников и литературы 191

Приложения 227

• Возникновение и развитие университетского востоковедения в Казани и Санкт-Петербурге: достижения и проблемы
• Содержание внешнего управления Восточным институтом
• Роль директоров Восточного института в реализации государственной политики в области высшего востоковедческого образования
• Результаты деятельности Восточного института по развитию высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке России в конце XIX – начале XX вв.

Введение к работе

Актуальность темы исследования определяется важнейшей ролью и активным влиянием образования на функционирование и развитие современного общества; сегодня образование становится национальным приоритетом. Тема данного исследования связана с его практической востребованностью, вызванной стратегической нацеленностью политики Российской Федерации на совершенствование высшего образования, на его интеграцию в мировую образовательную систему. Эффективная реализация этого направления возможна на основе учёта отечественного опыта и традиций в деле подготовки молодых кадров.

Геополитическое положение России как крупнейшей евразийской державы, задача её глобального и регионального упрочения диктуют необходимость многогранных, стабильных контактов с Китаем, Кореей, Японией и другими азиатскими странами. Одним из важнейших компонентов в данном контексте выступает наличие отечественных высококвалифицированных востоковедов. Важность опыта подготовки таковых подчёркивалась прошедшими во Владивостоке в сентябре 2017 г. очередным Восточным экономическим форумом и юбилейными мероприятиями непрерывного высшего востоковедческого образования, ставшими знаковыми событиями не только для дальневосточного региона, но и для России.

Изучение истории государственной политики в области высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке России необходимо для реконструкции её наиболее эффективных элементов. Это позволит определить перспективные тенденции современного развития востоковедческого образования, избежать системных ошибок и повторения негативного опыта.

Вне сомнения, актуальность темы обусловлена сложившимся противоречием между наличием значительного объёма ценного исторического материала о государственной политике России по развитию востоковедческого образования в конце XIX – начале XX в., с одной стороны, и отсутствием целостного научного анализа таковой политики в преломлении дальневосточного региона, с другой стороны.

Степень изученности проблемы концентрируется в следующих трёх группах исследований. В первую группу включены труды С.В. Рождественского, В.Г. Ки-нелева, Е.И. Иванова и др¹., в которых нашли отражение принципиальные вопросы истории высшей школы в России, проявления государственной политики в этой сфере. В диссертационных исследованиях А.Г. Морозова, Н.А. Красножена, Ю.С. Воробьёвой проанализированы аспекты государственного реформирования образования в России в интересующий нас период². В целом, данная группа иссле-

¹ Рождественский С.В. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения
за сто лет (1802–1902 гг.). СПб., 1902; Кинелев В.Г. Высшее образование в России: Очерк
истории до 1917 г. М., 1995; Иванов Е.И. Высшая школа России в конце XIX–начале XX в. М.,
1991; Расписание перемен: Очерки истории образовательной и научной политики в Российской
империи–СССР (конец 1880-х–1930-е гг.). М., 2012 и др.

² Морозов А.Г. Разработка реформ образования в России в конце XIX–начале XX вв.:
правительственная политика и общественно-педагогическое движение: автореф. дис. … к.и.н.
Саратов, 2011; Красножен Н.А. Общественная мысль России о реформе высшего образования в

дований позволила получить общее представление о дореволюционном развитии отечественного высшего образования, его основных тенденциях, трудностях и успехах, во многом заложенных в государственных решениях.

Во вторую группу входят труды В.В. Бартольда, А.М. Куликовой, Е.А. Ростовцева и др.³, обративших внимание на вузовское востоковедение и его законодательную основу. В исследованиях Р.М. Валеева⁴, насыщенных богатым фактическим материалом и аналитическими обобщениями, преподнесена история Казанского востоковедения, обоснованы его феномен и место в российском востоковедении. Аналогичную тему развивает Е.В. Колесова⁵, делая акцент на востоковедении в синодальных учебных заведениях Казани. Новым исследовательским подходом отличается работа Р.Г. Федорченко⁶, в которой дан анализ процесса формирования китаеведения в Казанском и Санкт-Петербургском университетах в XIX столетии на фоне зарубежного вузовского китаеведения. Интерес представляют диссертации, выполненные Г.Х. Гильмановой, В.Г. Воловниковым, М.Р. Рыженко-вым⁷, раскрывающие роль дипломатического и военного ведомств России в подготовке востоковедов и их последующую профессиональную службу в России и за рубежом. Научные труды второй группы позволили воссоздать элементы государственной политики в области высшего востоковедческого образования в России XIX – начала XX вв. Содержащийся в них фактический материал и выводы стали важными для понимания уникальности каждого востоковедческого учреждения, их особой роли в подготовке специалистов.

В третью группу объединены работы по истории дальневосточного вузовского востоковедения. В контексте диссертации важное место заняли работы З.Ф. Моргун, Е.И. Нестеровой, Т.З. Позняк⁸, дающие информацию о социально-

начале XX в.: дис. … к.и.н. М., 2007; Воробьёва Ю.С. История развития общественного высшего образования в России (1900–1917): дис. … д.и.н. М., 1995 и др.

³ Бартольд В.В. Обзор деятельности факультета восточных языков // Работы по истории
востоковедения. Соч. в 9 т. Т. IX. М., 1977. С. 23–175; Куликова А.М. Востоковедение в
российских законодательных актах (XVII в.–1917 г.). СПб., 1993; Она же. Становление
университетского востоковедения в Петербурге. М., 1982; Ростовцев Е.А. Санкт-Петербургский
университет в контексте социально-политической истории России (1884-1917): дис. … д.и.н.
СПб., 2016 и др.

⁴ Валеев Р.М. Казанское востоковедение: истоки и развитие (XIX в.–20-е гг. XX в.): дис. … д.и.н.
Казань, 1994; Он же. Российское университетское востоковедение в архивных документах:
центры, события и наследие (XIX–нач. XX вв.). Казань, 2009 и др.

⁵ Колесова Е.В. Востоковедение в синодальных учебных заведениях Казани, середина ХIХ–начало
ХХ веков: автореф. дис. ... к.и.н. Казань, 2000.

⁶ Федорченко Р.Г. Формирование российского университетского китаеведения в XIX в. (на
примере Казанского и Санкт-Петербургского университетов): дис. … к.и.н. Казань, 2015.

⁷ Гильманова Г.Х. Подготовка российских востоковедов и их государственная служба (первая
половина XIX века): дис. … к.и.н. Казань, 2002; Воловников В.Г. Вклад в изучение Востока
Дипломатического ведомства Российской Империи в XVIII–начале XX в.: дис. … к.и.н. М., 2004;
Рыженков М.Р. Роль военного ведомства России в развитии отечественного востоковедения в
XIX–начале XX вв. (Опыт источниковедческого исследования документов Центрального
государственного военно-исторического архива СССР): автореф. дис. … к.и.н. М., 1991.

⁸ Моргун З.Ф. Японская мозаика Владивостока: 1860–1937 (Картина жизни Владивостока на
примере японской диаспоры). Владивосток, 2014; Нестерова Е.И. Русская администрация и

политических, экономических и исторических условиях жизнедеятельности восточной окраины Российской империи, о предпосылках организации здесь высшего востоковедческого образования.

Отдельные сюжеты развития и результаты деятельности Восточного института нашли отражение в диссертациях и монографиях⁹. Так, в исследовании Е.А. Георгиевской весьма лаконично, сжато дана дореволюционная история Восточного института, а в работе А.А. Хисамутдинова «Дальневосточное востоковедение» с привлечением разнообразных источников представлены краткие очерки по китаеведению, маньчжуроведению, корееведению, японоведению, монголоведению.

Несомненный вклад в изучение темы внесли российские и зарубежные исследователи, предпринявшие попытки раскрыть разные стороны непростой истории Восточного института¹⁰, охарактеризовать подготовку гражданских и военных востоковедов в Восточном институте¹¹. Определённая часть работ приходится на ос-

китайские мигранты на юге Дальнего Востока России (вторая половина XIX–XX вв.). Владивосток, 2004; Позняк Т.З. Иностранные подданные в городах Дальнего Востока России (вторая половина XIX–начало XX в.). Владивосток, 2004 и др.

⁹ Георгиевская Е.А. Становление и развитие Дальневосточного центра востоковедения (1899–
1939 гг.): дис. … к.и.н. Владивосток, 1994; Павловская М.А. Харбинская ветвь российского во
стоковедения, начало XX в.–1945 г.: автореф. дис. ... к.и.н. Владивосток, 1999; Дальневосточный
государственный университет. История и современность. (1899–1939 гг.). Владивосток, 1997.
C. 5–52; Дальневосточный государственный университет. История и современность. 1899–1999.
Владивосток, 1999. C. 6–55; Хисамутдинова Н.В. Начинай, чтобы продолжить: Становление
высшего технического образования на российском Дальнем Востоке (1918–1939). Владивосток,
2004; Хисамутдинов А.А. Дальневосточное востоковедение: исторические очерки. М., 2012.

¹⁰ Благодер Ю.Г. Описание Китая на страницах журнала «Известия Восточного института»
(1900–1916 гг.) // Исторические, философские, политические и юридические науки, культуроло
гия и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2016. № 5. С. 43–45; Еланцева О.П. Дмит
рий Матвеевич Позднеев – директор Восточного института // Пути развития японоведения на
Дальнем Востоке России. Владивосток, 2014. С. 146–161; Ермакова Э.В. Издательская деятель
ность Восточного института // Известия Восточного института [далее ИВИ]. 2004. № 8. С. 9–19;
Макаренко В.Г. Высшее образование (Восточный институт) на Дальнем Востоке России в годы
революций 1917 г., Гражданской войны и интервенции // Гражданская война и иностранная ин
тервенция на российском Дальнем Востоке: уроки истории. С. 252–255; Он же. Подготовка вос
токоведов во Владивостоке: история и современность // Актуальные вопросы преподавания ки
тайского и других восточных языков в XIX в. Казань, 2017. С. 124–133; Полянская О.Н. Научно-
исследовательская деятельность Восточного института (Владивосток): вопросы организации и
становления основных направлений деятельности // Монгольский мир: новый век – новые вызо
вы. Улан-Удэ, 2011. С. 299–304; Она же. Восточный институт во Владивостоке, его роль в изу
чении Монголии. Востоковеды Алексей и Дмитрий Позднеевы // Россия и Монголия в начале
XX века: дипломатия, экономика, наука. Иркутск, 2014. С. 308–319; Партала М.А. «С включени
ем в списки офицеров флота в Тихом океане» (К теме участия студентов Восточного института в
русско-японской войне) // Россия и АТР. 2014. № 1. С. 17–27; Серов В.М. Восточный институт:
1899–1910 гг. // ИВИ. 1994. № 1. С. 14–36; Хохлов А.Н. А.М. Позднеев – основатель Восточного
института во Владивостоке // ИВИ. 1994. № 1. С. 37–47 и др.

¹¹ Буяков А.М. Подготовка офицеров-японоведов в Восточном институте в 1899–1914 гг. // ИВИ.
1994. № 1. С. 64–71; Дыбовский А.С. К характеристике обучающей системы Восточного инсти
тута (1899–1920 гг.) и преподавания японского языка в нём // Первый профессиональный японо
вед России… Владивосток, 2007. С. 131–186; Дыбовский А.С., Еланцева О.П. О споре японове
дов по поводу «Японской исторической хрестоматии» и его истоках: Е.Г. Спальвин

вещение жизни и деятельности профессоров Восточного института: китаистов А.В. Рудакова и П.П. Шмидта, японоведа Е.Г. Спальвина, корееведа Г.В. Подста-вина, историка Н.В. Кюнера, знатока Тибета Г.Ц. Цыбикова¹². Благодаря усилиям современного японоведа А.С. Дыбовского к изучению биографии первого российского японоведа Е.Г. Спальвина были привлечены учёные из Японии, России и Латвии¹³. Данный блок публикаций позволил установить вклад профессорско-преподавательских кадров Восточного института в осуществление государственной политики в области востоковедения на Дальнем Востоке. Правомерно выделить ещё одно направление исследований дальневосточного вузовского востоковедения – раскрытие профессиональной карьеры выпускников Восточного института¹⁴.

vs Д.М. Позднеев // Studies in Language and Culture. № 42. С. 267–290; Еланцева О.П., Чан Ми Ок, Ким Вон Гым. Первый кореевед в России Григорий Владимирович Подставин: некоторые страницы профессионального становления и деятельности // Россия и Корея в меняющемся мировом порядке: политика, экономика, культура. Владивосток, 2016. С. 200–211; Лю. Л. Первые документы по истории преподавания китайского языка в Восточном институте (г. Владивосток) // Культурно-историческое наследие Дальнего Востока: сохранение, использование, популяризация. Хабаровск, 2015. С. 388–391; Полянская О.Н. Востоковедное образование России в начале XX в.: деятельность А.М. Позднеева по подготовке монголоведов-практиков // Учёные записки Забайкальского государственного университета. 2016. № 6. С. 143–148; Синъити Х. Первый лектор-японец Восточного института // ИВИ. 1994. № 1. С. 48–51; Хисамутдинова Н.В. Подготовка военных переводчиков в Восточном институте (конец XIX–XX в.) // Военно-исторический журнал. 2013. № 8. С. 56–60 и др.

¹² Горегляд В.Н. Евгений Генрихович Спальвин (1872–1933) // Восток (Oriens). 1993. № 5. С. 128–136; Доржиев Ж.Д. Научное наследие Г.Ц. Цыбикова: дис. … к.и.н. Владивосток, 1978; Икута М. Е.Г. Спальвин в Японии // ИВИ. 2001. № 6. С. 28–34; Еланцева О.П., Трубич О.А., Лю Л. «Научить слушателей говорить, читать и писать по-китайски»: записки профессоров китайской словесности Восточного института А.В. Рудакова и П.П. Шмидта (1915 г.) // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. 2015. № 4. С. 34–40; Концевич Л.Р. Г.В. Подставин (1875–1924) – зачинатель корейского языкознания в России: вехи жизни и творчества // Вестник российского корееведения. 2010. № 2. С. 5–26; Решетов А.М. Пётр Петрович Шмидт (1869–1938) // Восток. Афро-Азиатские общества: история и современность. 2009. № 2. С. 92–104; Фудзимото В. О деятельности Е.Г. Спальвина в Японии. Материалы XXIII российско-японского симпозиума историков и экономистов ДВО РАН и района Кансай (Япония). Владивосток, 2008. С. 7–15 и др.

¹³Первый профессиональный японовед России. Опыт латвийско-российско-японского исследования жизни и деятельности Е.Г. Спальвина: Владивосток, 2007.

¹⁴ Еланцева О.П. Ипполит Гаврилович Баранов: становление профессиональной карьеры китаиста // Россия и Китай. Благовещенск, 2016. С. 165–169; Каневская Г.И., Павловская М.А. Деятельность выпускников Восточного института в Харбине // ИВИ. 2001. № 6. С. 72–76; Каневская Г.И. Один из первых российских японоведов (выпускник Восточного института Л.А. Богословский) // Вестник ДВО РАН. 2014. № 6. С. 160–169; Каневская Г.И., Дорофеева М.А., Капран И.К. О чём напомнили фотографии… Выпускники Восточного института в Зарубежье // Берега. Выпуск 6. СПб., 2006. С. 10–14; Кротова М.В. Востоковеды-переводчики на КВЖД // Восток (Oriens). 2017. № 2. С. 72–83; Луцкий Е.А., Мухачёв Б.И. Под звездой ориенталистики // Алексей Луцкий: историко - биографический очерк (1883–1920 гг.). Владивосток, 2012. С. 66–71; Подалко П.Э. «Он всегда был полон идей…»: П.Ю. Васкевич – эмигрант-романтик // ИВИ. 1999. № 5. С. 75–97 и др.

Таким образом, проанализированные труды способствовали выяснению важных вопросов изучаемой темы. Признавая за авторами указанных выше работ первенство в освещении истории дальневосточного вузовского востоковедения, всё же следует отметить отсутствие в них проработанных сюжетов о сущности и реализации государственной политики в данной области. Предлагаемое исследование призвано, в определённой степени, заполнить указанную лакуну.

Объект исследования – высшее образование Российской империи в конце XIX – начале XX вв.

Предмет исследования – сущность и механизм реализации государственной политики России в области востоковедческого образования на Дальнем Востоке в конце XIX – начале XX вв.

Хронологические рамки исследования. Нижняя граница исследования связана с постановкой сначала на местном, а затем на общероссийском уровне вопроса создания специального востоковедческого учебного заведения на Дальнем Востоке. Результатом государственной дискуссии (1897 – 1899 гг.) стало открытие во Владивостоке Восточного института. Верхняя граница обусловлена изменением в 1917 г. политического строя в России и коррективами государственной политики в области востоковедческого образования.

Территориальные рамки исследования охватывают Дальний Восток России, воспринимавшийся в реалиях конца XIX – начала XX вв. как единый исторический район с зарождавшимися особенностями, где представители из соседних восточных стран составляли значительный элемент населения. Востоковедческое образование становилось важнейшим фактором развития региона, укрепления национальной безопасности государства и активизации международных контактов с Китаем, Кореей, Японией. В ходе реализации государственной политики в области высшего востоковедческого образования выпускники-востоковеды нашли применение своим профессиональным знаниям на территории Дальнего Востока.

Цель диссертационной работы – изучение сущности государственной политики в области формирования высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке России.

Поставленная цель диктует следующие задачи исследования:

– установить объективную обоснованность государственной политики России, направленной на развитие высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке в конце XIX–начале XX вв.;

– выявить механизм реализации государственной политики Российской империи в области высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке;

– проанализировать историю развития высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке России в контексте политических вызовов рубежа XIX-XX вв.;

– обобщить результаты деятельности дальневосточного вузовского востоковедческого центра – Восточного института – по осуществлению соответствующего направления государственной политики Российской империи.

Методология исследования. В работе использовались принципы историзма, объективности и системности. Принцип историзма позволил проанализировать и

обобщить влияние исторических событий на государственную политику в области высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке. Государственная политика рассматривалась в соответствии с принципом объективности, который дал возможность установить её положительные и негативные аспекты. Принцип системности разрешил исследовать государственную политику в области востоковедческого образования в целом. Историко-генетический метод помог выявить причины и закономерности его становления и развития в регионе. С опорой на сравнительно-исторический и проблемно-хронологический методы подчёркнута динамика государственной политики на разных этапах формирования востоковедческого образования на российском Дальнем Востоке. Историко-ретроспективный метод дал возможность раскрыть сущность данного процесса и получить сравнительные результаты. С помощью статистического метода выявлена эффективность деятельности Восточного института. При анализе взаимоотношений центральной, местной властью и руководством Восточного института привлекался метод биографической истории, способствовавший определению личностного фактора в образовательном процессе.

Источниковая база исследования. Для воссоздания полной и объективной картины истории государственной политики в области высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке России был привлечён комплекс документов, часть которого в опубликованном виде¹⁵, а другая – выявлена в 22 фондах 9 архивов. Использованные источники можно разделить на несколько групп.

Первая группа – законодательно-нормативные акты (РГИА. Ф. 740, Ф. 744, Ф. 1284). Важнейшие регламентирующие нормы государственной политики в области высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке были включены в «Положение о Восточном институте», «Инструкцию в дополнение к Положению о Восточном Институте в г. Владивостоке» и нашли своё преломление в циркулярах, приказах, распоряжениях Министерства народного просвещения (МНП), в дополнениях и разъяснениях к ним (РГИА. Ф.733, Ф. 560, Ф. 565).

Вторая группа документов – делопроизводственная (докладные записки, ходатайства, телеграммы, деловые письма, прошения, объяснительные и т.д.). Служебная переписка между МНП, Приамурским генерал-губернаторством и администрацией Восточного института, доклады, ходатайства, представления директоров Восточного института, ответы на них вышестоящих органов позволили установить процесс реализации государственной политики в интересующей нас области на Дальнем Востоке России (РГИА. Ф. 733; РГИА ДВ. Ф. 1, Ф. 226, Ф. 701, Ф. 702, Ф. 704). Общая информация о деятельности института получена из его годовых отчётов, а более детальная – извлечена из протоколов Конференции и Правления вуза. Их изучение позволило систематизировать важные (количественные) показатели по направлениям работы, проследить управленческие приоритеты и роль каждого звена в решении вопросов.

¹⁵Из истории востоковедения на российском Дальнем Востоке. 1899 – 1937 гг. Документы и материалы. Владивосток, 2000; История Дальневосточного государственного университета в документах и материалах. 1899–1939 гг. Владивосток, 2004.

Одной из отправных точек в изучении вариантов государственных подходов к кадровому обеспечению вузовского востоковедения на Дальнем Востоке (комплектованию профессорско-преподавательского состава и формированию контингента учащихся – студентов и офицеров-слушателей) стали личные дела профессоров, преподавателей, студентов, офицеров-слушателей, сохранившиеся в основном в фондах ГАПК и РГИА ДВ. Указанные дела проливают свет на состояние делопроизводства, профессиональную карьеру востоковедов, общую морально-психологическую атмосферу в востоковедческом учреждении.

Богатейшие сведения об итогах становления востоковедения на Дальнем Востоке за первое десятилетие сконцентрированы в «Справочной книжке по Восточному институту в г. Владивостоке на 1909 год». В ней имеются показатели о движении профессорско-преподавательского состава, читаемых курсах, опубликованных учебниках, учебно-методических пособиях и научных работах. В анализируемом издании собрана важнейшая информация о ежегодном количестве учащихся и выпускниках китайско-корейского, китайско-монгольского, китайско-японского, китайско-маньчжурского отделений, о довузовском образовании учащихся Восточного института и их послевузовской службе. Позднее эти сведения были дополнены «Списками лиц, окончивших и прослушавших полный курс Восточного института» (с обозначением их дальнейшей деятельности)» за 1903–1912 и 1913– 1915 годы. Данные за последующие периоды были установлены диссертантом по архивным материалам.

С точки зрения уникальности исторических свидетельств, способствовавших воссозданию истории государственной политики в области высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке, следует назвать «Докладную записку о назревших нуждах Восточного института в связи с вопросом о его реорганизации» (1916 г.). Последовавшая на документ реакция министерства – командирование во Владивосток члена совета министра МНП А.М. Позднеева и проведённая с его участием серия заседаний – говорила о несогласии МНП с позицией Восточного института. К данному блоку источников примыкает уникальное издание по результатам инспекционной поездки П.Е. Соколовского (1913 г.). Судя по содержанию специальной главы о Восточном институте, инспектор увидел многое, в том числе и просчёты государства в становлении востоковедения на Дальнем Востоке. Ценнейшей основой для сопоставления постановки востоковедения в Восточном институте и в Санкт-Петербургском университете послужили записка А.М. Позднеева и ответ на неё восточного факультета столичного университета (1904–1905 гг.).

Третью группу документов составили источники личного происхождения.
Записи в «Дневниках императора Николая II» о состоявшихся аудиенциях вместе с
сохранившимися письменными свидетельствами участвовавших в них директоров
Восточного института позволили оценить данный государственный канал управле
ния. «Дневники святого Николая Японского» обогатили исследование сведениями о
личных качествах, интересах, взглядах и убеждениях востоковедов-

дальневосточников. Бесценными являются личные воспоминания И.Г. Баранова – выпускника Восточного института 1911 г. Они передают познавательнейшие дета-

ли организации учебного процесса и зарубежных вакационных поездок начинающих востоковедов в Китай, Японию и другие страны; ярко рисуют повседневную жизнь института и города Владивостока. Определённое, дополняющее значение в реконструкции государственной политики в области дальневосточного востоковедения имели документы А.М. Позднеева (АВ ИВР РАН Ф. 44), А.В. Рудакова (АВ ИВР РАН Ф. 96; АПГОМ. Ф. 2), Н.В. Кюнера (МАЭ РАН. Ф. 8; ГАПК Ф. Р-52).

В четвёртую группу источников вошла повременная и периодическая печать – «Известия Восточного Института» (г. Владивосток), «Правительственный вестник», «Новое время», «Разведчик», «Сибирские вопросы» (г. Санкт-Петербург); «Приамурские ведомости» (г. Хабаровск); «Вестник Азии» (г. Харбин); «Верхне-удинский листок» (г. Верхнеудинск); «Далёкая Окраина», «Дальний Восток», «Владивосток», «Владивостокский листок» (г. Владивосток). Материал изданий позволил установить «взгляд со стороны» на деятельность Восточного института.

Таким образом, выявленная и проанализированная богатая источниковая база позволила достичь максимальной достоверности по основным проблемам диссертационного исследования.

Научная новизна работы состоит в том, что она является первым исследованием государственной политики в области высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке в хронологических рамках конца XIX – начала XX вв. Исследование опирается на большой комплекс новых источников, впервые вводимых в научный оборот.

Автором обосновано, что государственная политика Российской империи в области высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке была ответом на внешние и внутриполитические вызовы: потребностью в освоении восточной окраины империи, необходимостью закрепления позиций российского государства на Тихоокеанском побережье, целесообразностью установления контактов с Китаем, Японией, Кореей, Тибетом. На основе вновь выявленных исторических источников доказано, что в контексте политической и социально-экономической обстановки в регионе для решения государственных масштабных задач требовалось наличие большого числа российских специалистов, владевших восточными языками и знаниями о восточных странах.

Впервые в российской историографии детальное освещение получила государственная дискуссия 1897–1899 гг. с участием министерств и ведомств России об открытии востоковедческого учебного заведения на Дальнем Востоке России, проанализированы варианты его проектов.

Более широко, в систематизированном виде раскрыта сущность внешнего и внутреннего управления Восточным институтом с точки зрения как положительного, так и негативного опыта, неиспользованных резервов эффективности. Обращение диссертанта к протоколам Конференции Восточного института за 1899 – 1912 гг. позволило получить сводные показатели по количеству и тематической градации рассмотренных вопросов.

По-новому, с использованием обобщённых данных, определена роль директоров дальневосточного вуза А.М. Позднеева, Д.М. Позднеева, А.В.Рудакова в

реализации государственной политики в области высшего востоковедческого образования.

Раскрыты направления реагирования высшего востоковедческого вуза во Владивостоке на политические и социально-экономические изменения в восточных странах: систематическое обновление содержания учебных дисциплин; создание таких новых отделений, как японо-корейское и китайское и др. Все это отвечало государственным интересам России.

Положения, выносимые на защиту.

1. Государственная политика Российской империи в области востоковедче
ского образования была закономерным ответом на внутренние и внешние вызовы.
В этой связи в XIX в. внимание Российского государства было направлено на под
готовку востоковедов в Казанском, а затем в Санкт-Петербургском университетах.
В конце этого же столетия Россия столкнулась с масштабными государственными
задачами на Тихоокеанском побережье – с потребностью в освоении восточных
окраин империи, где проживало не только русскоязычное население, но и китайцы,
корейцы, японцы; с важностью установления разнообразных контактов с соседни
ми восточными государствами. Для решения данных задач требовалось наличие
большого числа российских специалистов, владевших восточными языками и раз
носторонними знаниями о восточных странах. Пути решения возникшей проблемы
находились в поле зрения государственной дискуссии 1897–1899 гг. Её результа
том стало открытие во Владивостоке Восточного института.

1. Одним из важнейших рычагов реализации государственной политики в области востоковедческого образования на Дальнем Востоке России выступало управление Восточным институтом. Внешнее управление вузом (на уровне российского императора, Государственного Совета, Министерства народного просвещения, Приамурского генерал-губернатора) способствовало решению значительной части вопросов развития востоковедения в регионе. Однако по ряду причин элементы внешнего управления функционировали не всегда эффективно; прослеживалось непонимание государственной важности инициатив вуза, направленных на преобразование учебного процесса, расширение его материальной базы, усиление финансирования.

2. Особенность внешнего управления дальневосточным вузом заключалась в отсутствии специального учебного округа: Восточный институт находился в ведении Приамурского генерал-губернатора. Деятельность Н.И. Гродекова, Н.Л. Гон-датти, П.Ф. Унтербергера и других «главных начальников края», масштабность и ответственность выполняемых ими государственных задач позволяла им видеть особое место Восточного института в регионе и помогать ему, но не давала возможности детально вникать в его дела. Порой инициативы вуза, поддержанные Приамурским генерал-губернатором, не находили одобрения в МНП.

3. Реализация государственных задач в области востоковедческого образования на Дальнем Востоке во многом зависела от внутреннего управления Восточным институтом, сложившаяся модель которого включала следующие звенья: Конференцию и Правление, попечительный совет, директора, инспектора вуза. Сложившаяся система регулировала учебные, воспитательные, научно-

методические, организационные, хозяйственные процессы, подчиненные достижению положительных результатов деятельности вуза.

5. Особая роль в реализации государственной линии принадлежала профес-сорско-преподавательскому составу Восточного института – А.В. Рудакову, Г.В. Подставину, Е.Г. Спальвину, П.П. Шмидту, Г.Ц. Цыбикову, Н.В. Кюнеру, Н.И. Кохановскому и др. Они, учитывая кардинальные перемены, происходившие в соседних азиатских государствах и опираясь на приобретаемый опыт, вносили посильные коррективы в подготовку востоковедов, творчески осуществляли не только учебный процесс, но и вели научно-исследовательскую работу, направленную на развитие востоковедения и продвижение государственной политики России в отношении восточных стран.

Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования определяется осмыслением истории государственной политики в области востоковедческого образования на Дальнем Востоке в период рубежа XIX–XX вв., выяснением его роли в укреплении российских позиций в регионе. Это даёт возможность использовать результаты диссертационного исследования для более глубокого изучения процессов освоения и развития российского Дальнего Востока. Материалы и выводы исследования могут быть применимы при создании обобщающих трудов по истории Дальнего Востока, общероссийской и региональной истории востоковедения, востребованы в современной вузовской практике, направленной на подготовку китаистов, корееведов, японистов и др.

Обобщённый опыт государственной политики в области дальневосточного востоковедения может быть использован в лекционных курсах по истории высшего образования, в спецкурсах по истории становления и развития востоковедческого образования в дальневосточном регионе, при написании научных докладов, курсовых и квалификационных работ.

Достоверность научных результатов обусловлена привлечением разнообразной источниковой базы, применением совокупности методов, адекватных цели, задачам и логике исследования, качественным и количественным анализом исходных данных, аргументированностью научных положений и выводов, многолетней апробацией рубежных результатов исследования.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования докладывались и обсуждались в период 2008–2017 гг. на заседаниях научно-практического семинара российских и иностранных аспирантов ДВГУ / ДВФУ, на 12 международных, 3 всероссийских и 3 региональных научно-практических конференциях. Основные результаты исследования отражены в 23 научных публикациях, в том числе в трёх рецензируемых журналах, рекомендованных перечнем ВАК.

Возникновение и развитие университетского востоковедения в Казани и Санкт-Петербурге: достижения и проблемы

История отечественного высшего образования прошла сложный и противоречивый путь. Высшее образование в России сформировалось в условиях сверхцентрализованной государственной власти – империи. До начала XX в. императорская власть являлась единственным источником инициатив в области духовного и светского образования. Государственная политика России в сфере высшего образования может быть проиллюстрирована (см. табл. 1).

Из данных, указанных в таблице, можно установить устойчивую динамику создания высших учебных заведений в России. Если к XVIII в. в государстве функционировали 19 вузов, то к началу XX в. их было уже 91. Первые вузы в Сибири были открыты во второй половине XIX в.: Томский университет (год основания – 1878, год открытия – 1888); Томский технологический институт (год основания – 1896, год открытия – 1900); Восточный институт во Владивостоке (год основания – 1899 год открытия – 1899).

Государственный подход к созданию высших учебных заведений востоковедческого плана в Российской империи прослеживается по данным таблицы 2.

Анализ таблицы показывает, что за 1804–1910 гг., то есть за сто с небольшим лет появилось девять востоковедческих вузов: первые – в начале XIX в. в Казани, Харькове, Москве, Санкт-Петербурге, во второй половине XIX в. были организованы Одесский (Новороссийский) университет с истори-ко-филологическим факультетом и Восточный институт во Владивостоке, который долгое время являлся единственным вузом на Дальнем Востоке.

В силу геополитического положения Российской империи страны Востока занимали особое место в её дипломатическом, военном и коммерческом ведомствах35. Расширение торговых связей и политических взаимоотношений, обмен посольствами и миссиями послужили толчком к изучению Азии36. По мере установления контактов дипломаты, военные, купцы, чиновники, духовенство приобретали опыт общения с восточными государствами и накапливали знания о них. Растущий интерес к Востоку предопределил необходимость востоковедов37. Исключительную роль в системе подготовки таких кадров сыграло университетское востоковедение38. Согласно первому Уставу российских университетов 1804 г., на отделениях словесных наук полагалось иметь кафедру восточных языков. Такие были открыты в Московском, Харьковском, Казанском университетах39.

Первые десятилетия XIX в. для вузов были трудными. Как показал дальнейший опыт, в начале 1830-х гг. преподавание восточных языков в Московском и Харьковском университетах (в первом – арабского и персидского, во втором – ещё и турецкого) прекратилось. Однако в это время Казанское востоковедение начало развиваться40. Можно выделить несколько причин. Во-первых, следует отметить географическое положение Казани, как города с перспективой устанавливать отношения с соседними государствами Востока, стать посредническим центром торговли и экономических связей Востока с Россией, крупным административным и культурным центром Азиатской России41. Во-вторых, Казанский учебный округ был самым большим по площади, объединяя Поволжье, Прикамье, Пензенскую и Тамбовскую губернии. Его население состояло из десятков различных этнических групп. Здесь легче было найти преподавателей восточных языков из местного населения, чем в других университетских городах42. Таким образом, особенность Казанского востоковедения состояла в том, что он исторически возник и развивался в евразийском пространстве, сочетая в себе дух, традиции западной и восточной культур.

Организация востоковедческого образования в Казани уже имела опыт. Во-первых, непреходящим оставалось значение первой Казанской гимназии, открытой в 1758 г. В ней в течение XVIII–XIX вв. формировалась система преподавания арабского, персидского, татарского, монгольского, китайского, армянского, маньчжурского языков. Это объясняется тем, что с учреждением в университете новых кафедр восточных языков в гимназии сразу же вводилось их изучение43. Следует согласиться с мнением историка Н.А. Мазитовой, которая отмечает, что данная школа являлась базой подготовки будущих студентов для университета44. Гимназия и разряд восточной словесности Казанского университета до его закрытия совместно готовили учителей восточных языков и переводчиков для государственных нужд империи45. Таким образом, связь двух учебных заведений в подготовке востоковедов постоянно сохранялась. Во-вторых, отмечалась преемственность между университетом и уездными училищами, другими гимназиями, выпускники которых имели определённую подготовку в изучении восточных языков46. Например, потенциальными студентами становились ученики из Астраханской гимназии, где с 1806 г. преподавался татарский язык, с 1811 г. – персидский, с 1838 г. – арабский и армянский; из Тобольской гимназии поступали со знанием татарского языка; из Иркутской гимназии – японского языка и др.47

Развитие востоковедческого образования в Казанском университете делится на два этапа48. Первый охватывает 1804–1827 гг. Основополагающее значение для начала существования словесного отделения Казанского университета имел университетский Устав 1804 г., который предусматривал введение должностей профессора восточных языков и лектора татарского языка49. Начало 20-х гг. XIX в. стало для университета сложным. С одной стороны, несмотря на взаимосвязь учебных заведений, отмечался количественный недостаток студентов. С другой стороны, не было подготовленных преподавателей, разработанных учебных программ, планов, методики занятий по изучению азиатских языков, необходимых книг и пособий. По этим причинам учебный процесс не отличался целенаправленностью, и преподавателям приходилось самостоятельно устанавливать содержание предметных курсов50.

Второй этап в развитии казанского востоковедения – с 1827 г. по 1846 г. являлся наиболее плодотворным. В это время образовались новые факультеты – философский, юридический, врачебный. Их открытие предусматривал "Общий устав императорских российских университетов", принятый в 1835 г. Внимание заслуживает философский факультет, который имел два отделения – словесное и физико-математическое. Словесное отделение делилось на разряды общей и восточной словесности51. Свидетельством реализации государственной политики являлось дальнейшее открытие кафедр восточных языков: арабо-персидской и турецко-татарской (1828 г.), монгольской (1833 г.), китайской (1837 г.), санскритской (1842 г.), армянской (1842 г.), калмыцкой (1846 г.). В процессе учёбы в зависимости от разряда студенты изучали один основной язык и два факультативно по выбору – европейский (английский, французский, немецкий, латинский или греческий) и восточный. К последнему относились турецкий (арабско-персидский разряд); арабский (турецко-татарской разряд); татарский и санскритский (разряд монгольской словесности); монгольский (разряды китайской и санскритской словесности); персидский или татарский языки (разряд армянской словесности)52.

Среди приоритетных направлений научной деятельности казанского востоковедения выделялись история и культура Центральной и Южной Азии, мусульманского Востока, что выражалось в развитии тюркологии, исламоведения, иранистики. Зарубежные страны (Османская империя, Персия), а также регионы традиционного распространения ислама в Российской империи – Поволжье, Приуралье, Кавказ, Средняя Азия, Крым – являлись объектом исследования университетских востоковедов53. В вузе сформировались и постепенно развивались монголоведение, калмыковедение, китаеведение, маньчжурове-дение, санскритология. Соответственно культурное наследие народов Монголии, Калмыкии, Бурятии, Китая, Индии представляло интерес для научных изысканий. Немаловажное значение придавалось арабскому языку, преподавание которого велось с современными для того времени учебными пособиями54.

Содержание внешнего управления Восточным институтом

Открытие в 1899 г. Восточного института на Дальнем Востоке стало масштабной государственной акцией, определившей востоковедческое образование в качестве одного из приоритетов государственной политики205. Значение Восточного института подчёркивала местная пресса: «Будущая школа окажет нашему краю двоякого рода услуги: практические и научные. Прежде всего, она даст контингент людей – будущих представителей на всех поприщах общественной работы – практически и теоретически знакомых с языком, историей, законами, обычаями и современным государственным строем наших соседей. В научном отношении мы будем иметь умственный центр, вокруг которого будут группироваться все интересующиеся историей и современным бытом крайнего востока. Ещё одна задача предстоит нашему учебному учреждению. Это изучение инородцев – аборигенов края: гиляк, айнов, гольдов, орок и др. На этой почве предстоит обильная и благодатная арена труда и изысканий»206. Таким образом, с одной стороны, Восточный институт выступал как «истолкователь» малопонятных жизненных явлений отдалённых народов Азиатского Востока, с другой – «проводником» в среду этих народов207.

В другом номере газета «Владивосток» продолжала указывать на важное событие: «Мы начали грандиозное дело – заселение пустынного края. Это стоило и будет стоить нашему государству столько усилий и жертв, что мы должны закрепить всё это просвещением, справедливостью, разумной организацией края и благосостоянием его обитателей. Нам следует на этом крайнем пределе нашего государства воздвигнуть целый ряд крепостей, но из камней культуры, просвещения. Появление Восточного института служит широким ответом на давно назревшую потребность и сегодняшний день должен навсегда остаться памятным в истории культурного развития окраины»208.

Церемония открытия института была пропитана особой атмосферой торжественности и праздничности. Выступавшие подчёркивали масштабность и глобальность события. Так, окружной инспектор училищ Приамурского края В.П. Маргаритов представил обзор деятельности российского правительства в деле постановки изучения восточных языков, показал этапы развития востоковедения и подвёл итог государственной политики, которая посредством учреждения Восточного института привела к «поистине великому торжеству». По его мнению, «это учреждение, в мечте указанное рукою Петра Великого и в действительности исполненное волею ныне Царствующего Монарха»209. И.д. профессора юридических наук Н.П. Таберио, раскрыв сложную историю создания Восточного института, ключевую роль в подготовке востоковедов на Дальнем Востоке России он отводил профессорско-преподавательскому составу: в будущем они являлись «участниками успеха на поприще культурных и экономических побед, которые ожидают великую и могущественную отчизну»210

Система высшего образования России на рубеже XIX – XX вв. представляла собой сложный организм211. Она включала две составные части – государственную высшую школу и неправительственную, состоявшую в свою очередь из общественных и частных высших учебных заведений. Вузы находились в ведении Министерства торговли и промышленности, Министерства земледелия, Министерства внутренних дел, Военного и Морского министерств, Святейшего Синода, Императорского Двора и т.д. Министерству народного просвещения подчинялось около 70 учебных заведений такого рода (41, 1 % – государственных, 58, 6 % – общественных и частных)212. Основой межведомственного распределения учебных заведений чаще всего выступал отраслевой принцип. Наиболее упорядоченным в организационном отношении было положение университетов и гуманитарных институтов, подчинявшихся Министерству народного просвещения. Однако и здесь имелись профессиональные специализации, разбросанные по различным ведомствам. Нельзя не отметить, что подготовка востоковедов координировалась Министерством народного просвещения, Министерством иностранных дел и Министерством торговли и промышленности.

К началу XX в. в России сформировалась своеобразная система управления высшей школой, включавшая элементы централизации и децентрализации213. Такое положение имело свои плюсы и минусы, своих сторонников и противников среди представителей царской бюрократии, торгово промышленной буржуазии, либеральной общественности, профессуры. Изучение архивных документов позволило выделить два исторически сложившихся уровня управления самым отдалённым от европейского центра Российской империи высшим учебным заведением – Восточным институтом: внешний и внутренний уровень (см. схему 3).

Высшим звеном в системе внешнего управления Восточным институтом следует выделить уровень российского императора. Централизация государственного аппарата втягивала императора, как главу государства, в процесс принятия политических и управленческих решений. По словам современника тех лет, «Император был высшим чиновником, дальше которого некуда было посылать бумаги на подпись»214. 24 мая 1899 г. император утвердил «Мнение Государственного Совета об учреждении Восточного института» – первого высшего учебного заведения на Дальнем Востоке. Одновременно он подписал «Положение о Восточном институте», поставив на документе резолюцию «Быть по сему»215 и повелев «Исполнить». Это свидетельствовало о решающем слове царя в пользу развития государственной политики России в сфере высшего востоковедческого образования. Институт вызывал особый интерес императора Николая II. С развитием Дальнего Востока предусматривалось сотрудничество с восточными странами и укреплялось величие России. Более того, русское влияние на Востоке означало распространение там православной веры216.

Роль и значение монарха в реализации идеи создания Восточного института подчёркивались датой открытия Владивостокского вуза (21 октября 1899 г.), которая приурочивалась к пятилетию царствования императора Николая II. По случаю тожеств вуза царь направил телеграмму следующего содержания: «Счастлив открытию Восточного института. Желаю ему искренно успеха и процветания на пользу не только Дальнего Востока, но всей Рос-сии»217. Как видим, данное приветствие отражало настрой правителя, его надежды государственного масштаба, возлагаемые на Восточный институт.

Мерой реализации государственной политики в области востоковедческого образования со стороны императора являлось рассмотрение и утверждение вопросов по различным видам деятельности Восточного института. Их содержание доводилось до него двумя путями: либо личным докладом министра народного просвещения; либо документом в машинописной форме, передаваемым через канцелярию. Высочайшими указами производились назначения и увольнения на должности профессоров и преподавателей Восточного института, устанавливались оклады, жаловались награды, давалось разрешение на зарубежные командировки, экспедиции, на учреждение при вузе вечерних курсов и др. В исключительных случаях император решал вопросы по контингенту учащихся. По ходатайству директора института они переводились с одной формы обучения на другую. В случае наличия вакантных мест слушатели пересдавали экзамены за курс обучения и имели право перевестись в студенты. Об этом свидетельствуют несколько примеров. В 1905 г. слушатель И. Петелин, «блестяще сдавший экзамен за первый курс», был зачислен в число студентов второго курса. А в 1907 г. слушателя М. Соколова перевели в студенты на четвёртый курс218.

Одной из форм внешнего управления Восточным институтом на уровне российского императора следует считать Высочайшие аудиенции, участниками которых в свое время стали директора Восточного института. Нами установлены, как минимум, шесть таких мероприятий: А.М. Позднеев был принят императором четыре раза (1899 г., 1901 г., 1902 г. 1903 г.); Д.М. Позднеев – в 1904 г.; А.В. Рудаков – в 1908 г.

Роль директоров Восточного института в реализации государственной политики в области высшего востоковедческого образования

История осуществления государственной политики России в различных областях высшего, среднего и начального образования убедительно свидетельствует о таком важнейшем факторе, как директорский корпус учебных заведений. Данное положение имеет прямое отношение к высшему востоковедческому образованию на Дальнем Востоке нашего государства. Управление Восточным институтом во Владивостоке вверялось директору, который на основании п. 10 «Положения о Восточном институте» назначался именным высочайшим указом Правительствующему Сенату из лиц, получивших образование на китайско-маньчжурско-монгольском разряде факультета восточных языков императорского Санкт-Петербургского университета и имевших учёную степень по одному из предметов, преподаваемых в вузе317.

За время существования Восточного института директорский пост занимали разные люди. Из таблицы 7 следует, что два человека – А.М. Поздне-ев318, А.В. Рудаков319 – вынесли основное директорское бремя. Совсем недолго директором был Д.М. Позднеев. Во время их отсутствия должность директора института исполняли четыре человека из профессоров Восточного института – Г.В. Подставин320, Е.Г. Спальвин321, П.П. Шмидт322, Н.В. Кюнер323.

Нельзя не отметить нескольких факторов, которые осложняли деятельность директора нового востоковедческого вуза. Во-первых, в целях экономии государственных средств и сравнительно небольшого контингента учащихся в Восточном институте, на директора возлагалось управление двумя учебными заведениями разного уровня: институтом и Владивостокской мужской гимназией при институте. На этом настоял министр финансов С.Ю. Витте324. Во-вторых, в составе Восточного института помимо студентов до 1913 г. проходили обучение офицеры-слушатели. С государственной точки зрения цели, задачи, содержание, формы и методы преподавания для разных категорий учащихся отличались. Учебный процесс необходимо было выстраивать с учётом отличающихся требований. В-третьих, институт находился на огромном расстоянии от Министерства народного просвещения, от столицы. В период русско-японской войны вуз оказался, по сути, в прифронтовой полосе. Война затронула его основательно.

В 1899 г. требованиям на должность первого директора нового института отвечал Алексей Матвеевич Позднеев, профессор Санкт-Петербургского университета, доктор калмыцкой и монгольской словесности, практически единственный в России специалист по маньчжурскому языку325. В Министерстве народного просвещения он имел авторитет и репутацию человека с организаторскими способностями. А.М. Позднеев признавал: «Я не искал этого места и принял его по предложению незабвенного для меня Николая Павловича Бо-голепова в сознании, что институт нужен России и что его необходимо устроить и сделать этого было некому»326. Во Владивосток А.М. Позднеев прибыл 15 сентября 1899 г., предварительно заехав в Хабаровск к Приамурскому генерал-губернатору Н.И. Гродекову327 для обсуждения с ним вопросов открытия вуза осенью текущего года. У нас нет документов, которые проливали бы свет на эту встречу. Однако доподлинно известно об установившихся деловых, корректных, доброжелательных отношениях между руководителем нового востоковедческого вуза во Владивостоке и руководителем Приамурского генерал-губернаторства в Хабаровске.

Проблем с открытием Восточного института было много, и Н.И. Гроде-ков способствовал устранению многих из них, например, где проводить занятия студентов в первый учебный год? Здание, предназначавшееся для Восточного института, в 1899 г. представляло собой, по оценке А.М. Позднеева, «сарай без окон, дверей и даже лестниц»328. Директору института, опираясь на содействие генерал-губернатора, удалось договориться с местным предпринимателем А.В. Даттаном и приспособить под учебные помещения комнаты интерната мужской гимназии329.

А.М. Позднеев взял на себя решение большого блока вопросов, связанных с организацией занятий в вузе. Вот что он сообщал в одной из телеграмм министру народного просвещения Н.П. Боголепову: «…купил необходимую для аудиторий и студенческого общежития мебель, посуду, выписал книги, составляю учебные планы, программы, литографирую китайские тексты предложенных чтений» и далее констатировал: «…открытие Института сделалось возможным». Эта последняя фраза телеграммы позволяет предположить, что у руководства не было полной уверенности в том, что институт начнёт работу в 1899 г. Да и история давала неутешительные факты. Например, от момента основания Томского университета – 1878 г. – до его открытия – 1888 г. – прошло десять лет. Но уже 18 октября 1899 г. канцелярия Министерства народного просвещения зарегистрировала краткий доклад из Владивостока: «К открытию Восточного Института всё готово»330.

Большого внимания от А.М. Позднеева требовал вопрос комплектования штата профессоров и преподавателей вуза331. Ещё на этапе разработки «Положения о Восточном институте» комиссией высказывались неоднократные предупреждения о вероятных сложностях в этом вопросе в связи с отдалённостью вуза. У А.М. Позднеева было то преимущество, что он много лет не только занимался профессорской деятельностью в Санкт-Петербургском университете, но и был секретарём факультета восточных языков332. На этой должности, по мнению востоковеда П.Е. Скачкова, А.М. Позднеев показал себя человеком «чрезмерно строгим, но прямым»333. Таким образом, он накопил ценнейший опыт преподавательской, организационно-управленческой работы. Он прекрасно знал студентов и выпускников факультета. Это позволило ему, опираясь на государственную заинтересованность, создать костяк преподавательского состава. Актуальным являлся и вопрос о подготовке в Восточном институте корееведов, для чего необходимо было иметь соответствующую кафедру, возглавляемую специалистом по Корее и корейскому языку, однако таких специалистов в России не было. Но был талантливый выпускник Санкт-Петербургского университета 1898 г. Г.В. Подставин334, оставленный для приготовления к профессорскому званию по кафедре монгольской словесности335. А.М. Позднеев его хорошо знал и убедил того, чтобы Григорий Подставин согласился переориентироваться на изучение корейского языка336.

О том, что директор вёл подбор профессорско-преподавательских кадров стремительно, видно из некоторых документов. Так, 16 июля 1899 г. и.о. ректора столичного вуза обратился в департамент народного просвещения: «Согласно ходатайству оставленного при Санкт-Петербургском университете Григория Подставина, определяющегося на службу в Восточный институт во Владивосток, имею честь препроводить при сем документы Подста-вина». Документы по просьбе бывшего ординарного профессора А.М. Позд-неева [c 1 июля 1899 г. – директора Восточного института] «для ускорения дела отправлены непосредственно в департамент народного просвещения», минуя канцелярию попечителя Санкт-Петербургского учебного округа337. Уже через три дня, 19 июля 1899 г., царь Николай II разрешил командировку Г.В. Подставину в Корею338.

По настоянию А.М. Позднеева во Владивосток были направлены выпускники восточного факультета Санкт-Петербургского университета, которые от Министерства народного просвещения получили трёхгодичные научные командировки в Китай – Аполлинарий Васильевич Рудаков339 и Пётр Петрович Шмидт340. Во время пребывания в Китае они «не только имели возможность в совершенстве овладеть живым китайским языком и письменностью китайцев, но и детально ознакомились с важнейшими практическими пособиями на иностранных языках и с методами преподавания китайского языка»341. 13 августа 1899 г. царским Указом китаеведы были утверждены исполняющими должности профессоров китайского языка. В дальнейшем они начали работу в области маньчжуроведения и являлись «основателями научно-практической школы современной синологии и маньчжуроведения»342 на Дальнем Востоке.

Результаты деятельности Восточного института по развитию высшего востоковедческого образования на Дальнем Востоке России в конце XIX – начале XX вв.

Основным регламентирующим документом для абитуриентов

Восточного института являлись «Правила о приёме в Восточный институт», согласно которым в вуз поступали выпускники средних учебных заведений всех типов и ведомств, высших учебных заведений503. Со временем в правила вносились изменения. Так, с 1905–1906 учебного года доступ в Восточный институт получали право воспитанники духовных семинарий по первому разряду, выпускникам гимназий не разрешалось поступать без экзаменов по древним языкам504. С 1908 учебного года студентов обязывали предоставить свидетельство о безукоризненном поведении505. Вышедшие вновь в 1911 – 1912 гг. «Правила о приёме в Восточный институт» уже содержали в себе все уточнения и изменения506.

Для поступления устанавливался средний балл аттестата: не ниже 3,5 при пятибалльной системе; 8,4 – при двенадцатибалльной. В случае его равенства преимущество получали претенденты, имевшие лучшие результаты по английскому или французскому языкам. Численность поступавших на первый курс планировалась 60 человек. Если количество абитуриентов превышало этот показатель, проводились конкурсные испытания507.

Представление о сословном составе студентов Восточного института с 1899 г. по 1920 г. даёт проведённая нами статистическая выборка (см. диаграмма 3). Необходимо отметить, что результаты подобного подхода неизбежно несут статистические погрешности, однако раскрывают и общие тенденции в изменении состава студентов.

По количественному составу выделяются три группы учащихся. В первой – самой многочисленной – преобладали выходцы из духовенства – 25 %: сыновья священников, церковных секретарей, псаломщиков, священники, иеромонахи; весомую часть студенческого контингента составляли выходцы из чиновников – 23 %; далее следовали представители мещан – 18 %. Вторая группа студентов: сыновья почётных граждан, включая личное и потомственное гражданство – 9 %; выходцы из крестьян – 8 %; выходцы дворянского происхождения – 7 %. Наименьшее количество наблюдалось в третьей группе: дети военнослужащих – 4 %; представители казачества и купечества – по 3 %.

Таким образом, студенчество Восточного института формировалось практически из представителей всех сословий российского общества.

Составленный диссертантом перечень учебных заведений даёт представление о том, что студенты Восточного института являлись выпускниками училищ, духовных семинарий и академий, гимназий, вузов, кадетских корпусов из разных регионов Российской империи (см. приложение 2).

Как показывает диаграмма 4, наибольшую категорию студентов Восточного института представляли выпускники училищ – 42 %; духовных семинарий – 33 %; гимназий – 19 %; кадетских корпусов и вузов – по 3 %.

Причиной наплыва выпускников училищ для поступления в Восточный институт являлось то, что, например, «реалисты» имели право становиться студентами только народнохозяйственных институтов. Дорога в университет им была законодательно закрыта. В случае же поступления в университет необходимо было представить свидетельство о сдаче экстерном экзаменов по всему курсу классической гимназии. Это вызывало сложности, так как перечень включал экзамен по латыни, на историко-филологический факультет – по древнегреческому языку, а программы училищ были ориентированы только на изучение естественных и точных наук. Одинаковыми правами обладали выпускники коммерческих, средних военных училищ и кадетских корпусов. Владельцы свидетельств сельскохозяйственных, горных, технических училищ имели право поступать в институты «соответственной специальности», то есть отраслевые институты инженерного и аграрного профиля. При этом возможность поступления в высшую специальную школу уменьшались из-за внеконкурсного приема выпускников вузов508. Таким образом, для данной категории абитуриентов появлялась возможность получить высшее образование другого профиля.

Другой категорией студентов Восточного института являлись выпускники духовных семинарий – 33 %. Далеко не каждый семинарист имел право в дальнейшем обучаться в духовных академиях. Только выпускники первого разряда, закончившие дополнительные «богословские» классы (V и VI) и получившие дипломы с отличием, имели возможность продолжать учёбу в Московской, Петербургской, Киевской, Казанской духовных академиях. Семинаристы, не попавшие в число подобных кандидатов, могли самостоятельно, за свой счёт поступать в академии и решать вопрос о получении дальнейшего образования, что по некоторым причинам представлялось трудным. Во-первых, в государственные вузы наблюдалась большая конкуренция. Во-вторых, для поступления в университет бывшим семинаристам приходилось сдавать экзамены в объеме гимназического курса. Возможность дальнейшего получения образования на филологических факультетах давали полученные знания церковнославянского, латинского, древнееврейского языков509. Ставка на выпускников духовных семинарий позволяла получить в будущем миссионеров для работы в Китае, Корее, Японии

Третью группу представляли выпускники гимназий – 19 %. Они обладали правом поступления во все гражданские вузы на любой факультет и в школы университетского типа (юридические, востоковедные, педагогические).

В программах гимназий приоритет отдавался предметам историко филологического цикла с акцентом на изучение иностранных языков. Такая подготовка позволяла им стать студентами Восточного института.

Характер организации учебного процесса в Восточном институте был подчинён цели вуза – готовить лиц к службе в административных и торгово-промышленных учреждениях Восточно - Азиатской России и прилегающих к ней государств510. Курс обучения не ограничивался изучением иностранных языков. Студенты получали знания по истории, географии восточных стран, изучали их политическое и государственное устройство. Учебный план сочетал в себе дисциплины юридического цикла, что давало возможность выпускникам знать правовые нормы их деятельности, ориентироваться в юридических вопросах. Группа коммерческих дисциплин – политическая экономия, статистика, счетоводство, товароведение необходима была будущим коммерсантам в торговых организациях и структурах, где осуществлялись коммерческие процессы, производственный обмен.

Особенностью обучения языкам было разграничение стилей – разговорного, официального, книжного, газетного, дипломатического и литературно-художественного и включало общественную и бытовую тематику, художественную литературу. В целях продуктивной реализации учебного процесса научный материал был скомпонован так, что студенты изучали культурное наследие, духовное богатство и современные ценности каждой страны.

Для пополнения знаний в области экономики и коммерции служили коллекционные фонды торгово-промышленного музея при Восточном институте, который включал в себя количество 3502 образцов. С целью наглядного изучения применялась такая форма обучения как экскурсии. Они организовывались на фабрики и заводы местного района: лесопильный завод Синькевича, владивостокская мельница акционерного общества «Русское мукомольное товарищество», рисообрабатывающая мельница, свечной завод Приморского торгово-промышленного товарищества, пивоваренный завод «Ливония» Ф.П. Зильгалва и др511.

В 1909 г. газета «Далёкая окраина» отмечала: «Опыт Восточного института во Владивостоке показывает, в каком направлении надо работать. Зимой – изучение языков, географии, статистики, торговли и промышленности стран Ближнего Востока. Летом – командировки туда студентов с определёнными задачами»512. Так, заграничные поездки студентов в страны изучаемых языков являлись ещё одним видом учебной деятельности, которая требовала от студентов активизации знаний, совершенствования умений и навыков. По окончании практики студенты должны были написать отчёт, которому уделялось большое внимание513. Причиной строгого подхода к отчётам являлся определённый опыт, который выявлял недостатки. Например, учащиеся старались «блеснуть развязанностью фельетонного слога», при этом упускали из виду необходимую информацию, имевшую значение для науки и практики514. Таким образом, посредством составления отчётов ставилась задача научить будущих специалистов систематизировать полученные знания, формировать навыки использования литературы. Мерой награждения являлись золотые, серебряные медали, почётные отзывы. Так, по нашим подсчётам, с 1899 г. к началу 1920 г. золотые медали получили 6,25 %, серебряные – 7,5 %, почётные отзывы – 11,25 % 515.

Результаты обучения отразились в помощи студентов в качестве переводчиков516. Намного ярче их практическая польза проявилась в годы русско- японской войны (1904–1905 гг.). В связи с нехваткой в армии переводчиков китайского, японского, корейского языков на театр военных действий были отправлены студенты четвёртого курса. В апреле 1904 г. по просьбе командования Сибирского военного округа в связи с критической нехваткой переводчиков с японского языка517, Восточный институт, понимая сложную обстановку, откомандировал студентов третьего и даже второго курсов. Таблица даёт представление о том, где студенты работали во время войны. (см. приложение 3). Они являлись переводчиками при отдельном отряде крейсеров эскадры Тихого океана, в Порт-Артуре, в Омске, в Пензе, в Посьете, в Раздольном, в Харбине, в Мукдене и др.; состояли в распоряжении Главного Штаба, в Полевом Управлении почт и телеграфов армии, при Штабе Заамурского округа и др518..