Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Становление и развитие системы общественно правового призрения детской беспризорности в России 42
1.1. Количественные изменения в составе беспризорных детей в Советской России в 1920-е гг. 42
1.2. Институционализация общественно-правовой системы по социальному призрению детской беспризорности в 1920-е гг. 62
ГЛАВА 2. Участие государственных и общественных организаций пензенской, самарской и симбирской губерний в ликвидации детской беспризорности в России в 1920-е гг . 93
2.1. Реализация государственных мер
по социальному призрению беспризорных детей 93
2.2. Основные формы и направления деятельности региональных органов власти по ликвидации детской беспризорности 109
2.3. Вклад общественных организаций в борьбу с детской беспризорностью 130
Заключение 180
Список использованных источников и литературы 188
- Количественные изменения в составе беспризорных детей в Советской России в 1920-е гг.
- Институционализация общественно-правовой системы по социальному призрению детской беспризорности в 1920-е гг.
- Основные формы и направления деятельности региональных органов власти по ликвидации детской беспризорности
- Вклад общественных организаций в борьбу с детской беспризорностью
Количественные изменения в составе беспризорных детей в Советской России в 1920-е гг.
Кроме того, в историографии этого периода большое внимание уделялась проблемам перевоспитания беспризорников в различных специальных государственных и общественных учреждениях 1920-х гг. В работах А.В.Кондакова, С.С.Шейнкмана на конкретных примерах рассматривается деятельность воспитательных учреждений Вятской губернии и колонии им. Горького. Т.Д.Кривенко и М.И. Давыдов комплексно проанализировали работу воспитательных учреждений для беспризорников Советской России, с точки зрения перевоспитания отклоняющегося поведения.39 В центре внимания других работ этого периода находилось социально-экономическое состояние страны в период новой экономической политики (проблемы безработицы, положение молодежи, работа комсомольских организаций и др.)40.
В целом работам историографического периода 60-х гг. XX в. присуще стремление комплексного подхода к раскрытию вопросов социально экономической политики Советского государства в отношении государственных и общественных социальных институтов по попечению детей, в том числе беспризорников. Именно в этот период появилось значительное количество работ в различных административных и национальных субъектах СССР, в которых широко использовался региональный материал41. Однако отдельные проблемы детской беспризорности рассматривались предвзято, и часто показывалась главенствующая роль Коммунистической партии, в результате замалчивались некоторые негативные моменты, связанные с административными и репрессивными мерами по отношению беспризорников и др.
После распада СССР в 1991 г. и начала формирования Российской Федерации произошли существенные изменения в тематике и научной методике исследований заявленной проблематики. Кроме того, был снят гриф секретности с многих источников, перестали быть запретными и материалы по детской беспризорности, что значительно расширило и обогатило тематику и источниковую базу исследований. В этот период увидел свет ряд интересных работ по исследуемой тематике. К примеру, в работе В.М.Королевой анализируются задачи и проблемы воспитания социально запущенных детей и подростков в 1920–1930-е гг., а также рассматривается становление и развитие учебно-воспитательных учреждений для детей и подростков с девиантным поведением. Особое внимание автор уделяет подготовке педагогических кадров для учреждений социально-правовой охраны несовершеннолетних. Исследователь пришел к выводу, что система социально-правовой охраны несовершеннолетних, созданная в 1920-е гг., успешно выполнила свое предназначение42. Монографическое исследование В.М. Королевой по своей научной сущности имеет в большей мере педагогическую направленность. Н.В. Рябинина в своем историческом исследовании, по материалам губерний Верхнего Поволжья, проанализировала детскую беспризорность и, связанное с ней такое негативное явление, как подростковая преступность.43 В рамках истории городской повседневности Н.Б. Лебина рассмотрела отдельные проблемы, связанные с функционированием системы социального призрения детской беспризорности. В своей работе она особое внимание уделила проблемам социологии девиантного поведения подростков и воздействия на них различных мер (норм), характерных для советского общества 1920–1930-х гг.44 Интересно в этом плане и монографическое исследование Т.И. Фомина, в котором на основе широкой источниковой базы обобщается опыт охраны материнства и младенчества и процесс становления и развития системы советского народного образования в 1920-е гг.45 М.И.Гедько проанализировала организационно-правовые основы деятельности государственных и общественных организаций по оказанию социальной помощи детям, меры по борьбе с голодом, а также функционирование детских учреждений социально-трудовой направленности
В первое десятилетие XXI в., в связи с необходимостью использования всех ресурсов для решения обострившихся социальных проблем, обеспечения стабильного финансирования и координации усилий всех участников общественного процесса в области улучшения положения детей, а также совершенствования подготовки профессиональных социальных кадров для работы с беспризорными и безнадзорными детьми, значительно повысился научный и практический интерес к проблеме детской беспризорности. В результате, в этот период педагогами, юристами, историками, психологами и другими представителями научно-творческой общественности было написано и защищено много тематически интересных диссертаций по исследуемой проблеме. В этом плане особый интерес представляют диссертационные исследования, защищенные в российских регионах (гг. Ижевск, Екатеринбург, Чебоксары, Саратов, Пенза, Ульяновск, Владикавказ, Самара и др.)47, в которых были проанализированы различные аспекты и формы борьбы с детской беспризорностью. В них нашли отражение не только проблемы, связанные с ликвидацией детской беспризорности в регионах, но и меры психологического и репрессивного характера воздействия на беспризорников. К примеру, в работе И.В. Жигалиной, исследовавшей социальную политику Советского государства в 1930-е гг., значительное внимание уделялось охране материнства и детства. Автор отмечает, что проблема детской беспризорности была актуальной на протяжении всего десятилетия.
Институционализация общественно-правовой системы по социальному призрению детской беспризорности в 1920-е гг.
Как видно из данных таблицы 5, значительная часть, почти половина детей, оставалась не охваченной сетью государственных детских домов и специальных учебных заведений для беспризорных. В результате большинство из них бродяжничало в поисках пропитания и ночлега, что часто приводило к сезонным наплывам беспризорников в крупные города – промышленные и торговые центры. К таковым относилась и Самара. К примеру, в сентябре 1925 г. в Самарской губернии были взяты на учет 9611 беспризорников и 710 детей – бывших безнадзорных, содержавшихся в детских домах98, что ставило надзорные органы в тяжелое положение в плане учета беспризорников и предупреждения детской и подростковой преступности. В резолюции Совещания по борьбе с преступностью при Самарской губернской прокуратуре от 24 декабря 1926 г. констатируется, что точного учета беспризорных в губернии не ведется, за исключением Самары99. По данным Управления народного образования Самарской губернии, число беспризорных к июлю 1927 г. достигло 8600 чел., в детских домах – 620 чел.100
Анализ статистических данных за 1921-1927 гг. показывает, что наибольшее количество беспризорных детей в Самарской губернии наблюдалось до 1924 г. Это было следствием голода, разрухи и массовой безработицы. С 1925 г. количество беспризорников начинает постепенно уменьшаться, в первую очередь за счет социальных и профилактически-предупредительных мероприятий проводимых социальными и партийными органами на местах.
Как и в других изучаемых регионах, в Симбирской губернии целенаправленный учет беспризорников начинается только с завершением боевых действий на территории Поволжья и Приуралья. По данным Государственного архива Ульяновской области, первые сведения о численности беспризорных детей появились только в 1920 г. В этот период в детских домах, коллекторах-приемниках и других воспитательных учреждениях подобного профиля, было зафиксировано 721 беспризорный, в том числе в детских домах Симбирска (№2) – 73 чел., Сенгилея – 72 чел., Карсуне – 28 чел.101. Причем, в 1920 г. , в основном , под учет были взяты дети, содержавшиеся в государственных детских учреждениях. Об остальном контингенте беспризорников данные имели эпизодический характер. Целенаправленный учет беспризорных в Симбирской губернии начинается только в период борьбы с голодом в 1921-1922 гг., это было одним из пунктов требований Международного Красного Креста и Американской администрации помощи. В результате в Симбирской губернии был организован учет беспризорных детей не только тех, которые обитали в детских домах, но и тех, которые находились на улице, бродяжничали. На 1922 г. количество беспризорников в детских учреждениях губернии составляло 7125 чел.102 (см. табл. 6).
Судя по данным таблицы 6, в Симбирской губернии значительное число беспризорных детей содержались в приемниках-распределителях, контингент которых постоянно менялся. Возможно, многие из них лишь были взяты ими на учет по случаю их привода сотрудниками органов правопорядка или специальных городских служб. В то же время было очень мало детей, содержавшихся в специально оборудованных детских домах.
В 1923 г. в Симбирской губернии было официально зарегистрировано 4635 беспризорных губернии103. Таблица 7.
Из детей (см. табл. 7), из них самое большое количество было сконцентрировано в Симбирске и Карсунском уезде. Во многих уездах такая статистика не велась. Можно также констатировать, что огромная масса беспризорных детей не попала в поле зрения государственных органов власти Симбирской данных таблиц 6. и 7 видно, что в 1923 г. в Симбирской губернии значительная часть детей находилась в детских домах и коммунах, в отличие от 1922 г., когда большую их часть обслуживали приемники-распределители. Это говорит о том, что в связи с оживлением экономики региона появились необходимые условия для надлежащего содержания беспризорников и охвата их домами социального призрения. Причем в губернии, особенно в Симбирске, было значительное количество иногородних беспризорников, которые еще по-прежнему осложняли учет и социальную опеку безнадзорных детей, создавая криминогенную обстановку в Симбирске и прилегавших к нему территориях. Таких беспризорных детей по данным Всероссийской демографической переписи населения 1926 г. в Ульяновске 30 мая 1926 г. было 1236 чел., из них 210 чел. нуждались в детских домах, 1026 чел. – в других видах помощи104. Помимо детей находящихся в детских домах, имелись опекаемые дети: в Ульяновске – 730 чел., в уездах – ГАУО. Ф. Р-190. Оп. 2. Д. 1123. Л. 27. Всесоюзная перепись населения 1926 года. М., 1929. Т. 20. С. 341. 2934 чел. В Ульяновских мастерских им. Ф.Э. Дзержинского обучался 401 подросток, в том числе 214 чел. из детских домов, 187 – приходящих. В Максимовской и Вырыпаевской трудовых колониях обучалось 250 чел.105
В результате усиления профилактики беспризорности и принятия конкретных социально-направленных мер в Ульяновской области во второй половине 1920-х гг. произошло значительное сокращение контингента беспризорных детей (см. табл. 1.8).
Основные формы и направления деятельности региональных органов власти по ликвидации детской беспризорности
К примеру, до ноября 1921 г. Симбирская губерния получала 6124 пайка для детских домов и 10082 пайка для детских садов, то в ноябре на всю губернию было выдано всего 4,6 тыс. пайков, в декабре – 3,5 тыс., в январе и феврале 1922 г. – по 2 тыс.174Таким образом, за 3 месяца, количество государственных пайков сократилось более чем на 14 тыс. В результате, в детских садах перестали кормить детей, из детских домов было отчислено около 2,5 тыс. детей, большинство из которых пополнили ряды уличных беспризорников и бродяг175.
Одновременно с сокращением количества выдаваемых детским учреждениям пайков изменялся их продовольственный ассортимент и качественный состав. Суточный продовольственный паек становился более однообразным и менее калорийным. Постепенно из детского рациона наряду с овощами, мясом, рыбой, и пшеничным хлебом практически исчезли молоко, яйца, гречневая, рисовая, манная и овсяная крупы. В результате в детском меню стали преобладать такие блюда как пшенная каша на воде, гороховая похлебка, суррогатный хлеб (из овсяной или ржаной муки с добавлением жмыха). По свидетельству очевидцев той страшной трагедии, этот суррогатный хлеб был «непригоден даже для кормления скота». В наиболее же пострадавших от голода регионах и это скудное питание считалось роскошью. Так, по свидетельству очевидцев, в Самарской губернии дети ели крыс, гнилую солому, похлебку из конского навоза и «горчичную мякину», вызывавшую «страшную изжогу и кровавую рвоту». Местные уполномоченные Комиссии по улучшению жизни детей при ВЦИК рассказывали, что на железнодорожных станциях голодные дети «устраивали охоту на кошек и собак»176. Постоянное недоедание и суррогатная еда вызывали у детей не только слабость, малокровие и снижение иммунитета, но и различные болезни, приводившие к многочисленным случаям смерти. По словам советского дефектолога В.П. Кащенко, голод был «одним из существенных факторов вырождения, влекущих за собой такие явления, как малый рост детей, слабую сопротивляемость организма внешним влияниям и всеобщее запоздалое физическое развитие, а также и психические уклоны, такие как неуравновешенность, склонность к преступности и проституции, умственная отсталость»177. Его выводы подтверждались многочисленными наблюдениями работников детских учреждений, говоривших о росте «моральной дефективности» и «понижении умственных способностей» среди голодающих детей178. Так, по свидетельству самарского уполномоченного Комиссии по улучшению жизни детей при ВЦИК по Самарской губернии, еда для детей стала смыслом жизни, ожидание обеда и ужина «составляли главное содержание» их жизни в детских домах179. Фактически многие дети – «будущее страны», «цветы жизни», «надежда государства», как называли их в Советской России, – оказались на грани деградации и вымирания.
Но самыми страшными, в период голода, были многочисленные случаи опухания и смерти детей от голода и различных болезней. К примеру, в Симбирской губернии с января по сентябрь 1921 г. умерло 29526 детей в возрасте до 14 лет180. Массовая смертность детей наблюдалась в Сызранском уезде этой губернии. Так, по данным заведующего Симбирского губернского отдела здравоохранения, к ноябрю 1922 г. в названном уезде из 1450 детей умерло 1001181. Особенно высокая смертность была среди детей до 3 лет, в некоторых регионах России она достигала 90-95%182. Как писал весной 1922 г. ответственный секретарь Комиссии по улучшению жизни детей при ВЦИК: «Смертность детского населения достигла ужасающих размеров. Достаточно сказать, что детское население до 3-х лет почти все вымерло, его, по заявлению НКЗД, осталось до 2-3%. Можно без преувеличения сказать, что 30% детского населения Поволжья и Крыма вычеркнуто голодом и эпидемиями из списков живых183. В более благополучном в плане продовольственной обеспеченности находилась Пензенская губерния. В результате чего последствия голода, безусловно, там были не столь значительными. Но и как во всех регионах России в Пензенской губернии особенно остро стоял вопрос продовольственного снабжения беспризорного детского населения и обеспечения их приютами. В результате значительного роста миграции детей, все детские дома Пензенской губернии, особенны Пензы, были переполнены, численность детей в приемниках в несколько раз превышала санитарные нормы. В приютах новоприбывшим детям было негде спать, им не хватало пайков. В целях спасения жизни детей, хотя бы тех, которые уже жили в приемниках Пензы, было принято решение закрыть их для новых поступлений.
Вклад общественных организаций в борьбу с детской беспризорностью
В специальной инструкции педагогического бюро говорилось, что «на членов бюро возлагается обязанность всесторонней помощи ребятам, вывезенным из России, наблюдение, забота о правильном всестороннем воспитании их»323.Для успешного выполнения этих обязанностей всем членам бюро предоставлялись права дипломатических работников, следовательно, и право беспрепятственного перемещения по стране и посещения чешских семей, и школ, где будут жить и обучаться эвакуированные дети из России. В договоре особо подчеркивалось, что по истечении года, чехословацкое правительство не должно чинить никаких препятствий к возвращению в Россию «всех детей, или тех из них, о которых будет заявлено российским правительством»324. 9 ноября 1921 г. проект был утвержден ЦК Помгол и передан на рассмотрение чехословацкой стороне.
Как выяснилось позже, условие о создании специальной группы для сопровождения эвакуируемых детей не устраивало чехословацкое правительство. «Чешпра было очень обижено фактом командировки с детьми наших педагогов, как признак недоверия»325 – сообщил в январе 1922 г. в Москву полномочный представитель РСФСР в Чехословакии П.Н. Мостовенко. Несмотря на эти разногласия, 22 ноября 1921 г. Чехословацкая дипломатическая миссия сообщила, что правительство Чехословацкой республики приняло договор и к 28 ноября для эвакуируемых детей из Праги к русско-польской границе будет отправлен санитарный поезд326. При этом, следует заметить, что во время советско-чехословацких переговоров относительно отправки советских детей в чешские семьи ноября 1921 г. в Совнарком РСФСР обратился Чехословацкий Красный Крест с просьбой прислать в Чехословакию 1000 детей из голодающих губерний327. Думается, что после этого обращения контингент эвакуируемых детей из 400 чел. был увеличен до 600.
По условиям договора, заключенного между властными структурами РСФСР и Чехословацкой республики, советские дети не позднее 1-2 декабря 1921 г. должны были быть доставлены к советско-польской границе для пересадки в чешский санитарный поезд. Это говорило о том, что чехословацкая сторона поставила своего партнера по переговорам в крайне затруднительные условия, поскольку Советская Россия переживала острейший экономический кризис. Все это в условиях тяжелейшей хозяйственной разрухи и голода от всех уровней властных структур, в первую очередь от органов социального призрения детей, требовало приложения непомерных усилий. Несмотря на то, что чехословацкая сторона не оставила времени для раскачки советских ведомств, к этой работе во всех властных уровнях приступили со значительным опозданием, особенно симбирские власти. Это объяснялась не столько с просчетами советских руководителей в Центре и на местах, сколько нерациональностью управленческой тактики властных структур, утвердившейся в годы Гражданской войны: все решать по-военному – командно-приказным администрированием. К началу 1920-х гг. эта тактика стала давать сбои, поскольку она не отвечала требованиям мирного времени. В результате, телеграмма о том, что 26 ноября в Симбирск прибудет санитарный поезд №40 для «погрузки» 600 мальчиков в возрасте от 6 до 12 лет»328, в губернский отдел народного образования поступила только в середине ноября. После чего началась спешная подготовка детей по разнарядке для отправки детей в Чехословакию. Однако, несмотря на что санитарный поезд №40 прибыл в Симбирск с пятидневным опозданием, местные власти не успели подобрать необходимый контингент беспризорных детей для эвакуации в Чехословакию. В результате, поезд с детьми из Симбирска в Москву отправился только вечером 5 декабря329.
Это объяснялось не только отсутствием необходимого контингента детей в Симбирской губернии и нерасторопностью местных властей, но и крайней запущенностью организационно-профилактических работ с беспризорными детьми и не пониманием их особого «мира иллюзий», сформировавшегося в годы мытарства в поисках еды и ночлега. В результате постоянной борьбы за выживание и частых столкновений с работниками милиции, социальных и других структур у беспризорных детей выработалась особая ментальная психология, основанная на ненависти и неверии властям. В этих условиях любые действия и обещания властей о «сытной» жизни рассматривались не иначе как очередной акт милицейского насилия и попытка ограничения их свободы (воли). Кроме того, для приведения беспризорных детей в соответствующий «человеческий вид» было необходимо не только время, но большие материальные и социально-педагогические ресурсы. Все эти моменты значительно затруднили работу симбирских социальных служб по подбору детей для отправки в Чехословакию, с которой они справились лишь наполовину. Нет полных сведений о составе отправленного детского контингента в Чехословакию. Думается, в этой группе были не только беспризорники, и другие дети, имевшие родителей, родственников или опекунов, поскольку в то время многие дети, находившиеся в иждивении, по своему облику и уровню развития почти ничем не отличались от безнадзорного детского населения.