Проблема исторического нарратива в англо-американской аналитической философии истории Потамская Вера Павловна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Критика спекулятивной философии истории и аналитика исторического повествования в философии К. Поппера 31

1.1 Спекулятивная философия истории и логика исторического повествования в перспективе англо-американской аналитической философии 31

1.2. Попперианская критика концепта историцизма 55

1.3. Логика анализа исторических ситуаций и повествование: модель К. Поппера-К. Гемпеля 78

Глава 2. Эволюция трактовки нарратива в современной англо-американской аналитической философии истории 101

2.1. А. Данто: актуальность исторического повествования 101

2.2. Х. Уайт: повествование и метаистория 127

2.2. Ф. Анкерсмит: исторический опыт и повествование 154

Заключение 182

Список литературы 191

• Спекулятивная философия истории и логика исторического повествования в перспективе англо-американской аналитической философии
• Логика анализа исторических ситуаций и повествование: модель К. Поппера-К. Гемпеля
• А. Данто: актуальность исторического повествования
• Ф. Анкерсмит: исторический опыт и повествование

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Развитие истории как академической дисциплины во второй половине XX–начале XXI вв. связано с поиском новых мировоззренческих и методологических оснований исследовательской практики постижения прошлого. Историзм как тренд философии второй половины XIX-XX в. пережил определенный кризис в осмыслении прошлого, связанный с отходом от концепции истории как целостности, наделенной определенным смыслом, законов поступательного развития, возможности предопределенности настоящего прошлым или будущим. В ходе рефлексии относительно различных потрясений, испытанных мировым сообществом в этот период, обостряется историческое осознание, что стимулирует попытки объяснить и осмыслить современную ситуацию.

Подобное состояние способствовало развитию методологических дискуссий, поиску стратегий объяснения исторических событий. Одна из интересных попыток осмысления исторического познания представлена в рамках аналитической философии истории, развивавшейся во взаимодействии с философией языка и философией науки. Проблемы исторического познания анализируются в е границах посредством анализа языка историков и формы, в которой репрезентируется прошлое, – повествования.

Актуальность темы исследования обусловлена, во-первых, необходимостью сравнительного историко-философского подхода к проблеме исторического повествования в восприятии таких аналитических философов, как К. Поппер, К. Гемпель, А. Данто, Х. Уайт, Ф. Анкерсмит, представляющих различные направления осмысления этого вопроса в рамках аналитического стиля философского мышления. Сквозь призму ее истолкования в аналитической философии рассматривается сегодня специфика постижения истории и е статуса как академической дисциплины.

Во-вторых, представители аналитической философии истории ставят в центр философского анализ нарратив, посредством которого историческая практика обретает форму и смысл как организованное постижение того, что случилось во времени. Нарративный способ организации событий является основополагающим в процессе человеческой жизнедеятельности и мироосмысле-ния, вследствие чего весь человеческий опыт и действия можно охарактеризовать как нарративные по своему характеру. Нарратив выступает как основной способ придания смысла действиям посредством организации сингулярных событий в единое целое, некий временной сюжет. События, связанные в наррати-ве, не только описываются, но и объясняются, при сохранении плюралистично-сти и поливариантности восприятия происходящего и свершившегося. Нарра-тив является не только одной из форм исторического исследования, но и условием создания истории как таковой. Создание повествование также подразумевает использование литературных средств выразительности, что актуализирует проблему соотношения фактического и литературного в нарративе. В связи с

вышесказанным, представляется необходимым изучение особенностей нарра-тива средствами философского анализа.

В-третьих, в границах аналитической философии был произведен концептуальный анализ истории, исследование проблем истинности исторического знания, анализ исторической методологии на уровне языковых средств выражения, что сближает ее со структурализмом, постструктурализмом и герменевтикой. Характер языка в историческом повествовании отличает некоторая двойственность. С одной стороны, язык описывает события, делая их доступными для объяснения, а с другой - множественность возможных способов репрезентации событий делает возможным их анализ. Тем самым, социальный мир описывается субъективным способом. Язык способствует созданию смысла истории, который не был доступен для современников, поскольку события описываются в свете произошедшего позднее. Аналитическая философия истории актуализирует проблему верификации исторических сообщений, поскольку прошлое само по себе является недоступным. Не может быть одного фундаментального нарратива, ибо каждое историческое повествование создается в определенном социокультурном контексте, завися от культурных установок и неся на себе отпечаток личности автора. Репрезентации прошлого создаются с некоторой целью, и изучение возможностей представления событий и придания исторического значения и значимости являются актуальным в современном мире, отмеченном одновременно чертами единства и культурной поливариантности.

В-четвертых, основополагающие социальные, политические и культурные концепты являются, по своей сути, историческими. В процессе осмысления прошлого, человек ориентируется на некие идеи времени, которые выступают одновременно как способ создания идентичности, и как средство преобразования мира. В рамках аналитической философии данные аспекты анализируются посредством формальной логики и методологии лингвистического анализа, что дает возможность продемонстрировать социально сконструированный характер подобных концептов.

В-пятых, выводы, сформулированные в диссертации, могут применяться в преподавании истории философии, социальной философии, интеллектуальной истории и других университетских дисциплин.

Степень разработанности проблемы. Проблематика исследования потребовала привлечения широкого спектра зарубежных и отечественных исследований, посвященных философии К. Поппера, К. Гемпеля, А. Данто, Х. Уайта и Ф. Анкерсмита и историческому нарративу.

Первую группу работ составляют труды общего характера, посвященные философии истории и нарративу в целом. Анализ реализации концепции нарра-тива в аналитической философии истории предполагает обращение к общей философской-исторической проблематике. В работах Р. Арона¹, М. А.Барга², С. Бергера и Х. Фелднера³,В. Д. Губина⁴, Б. Л. Губмана⁵, К. Дженкинса⁶, В. В.

Арон Р. Лекции по философии истории: Курс лекций в Коллеж де Франс. Изд. 3-е. М.: Либроком, 2012. 335 с. Барг М. А. Эпохи и идеи. Становление историзма. М.: Мысль, 1987. 354 с.

Berger S., Feldner H., Passmore K. Writing history: Theory and Practice. L.: Hodder Arnold H&S, 2003. 337 p. Губин В. Д., Стрелков В. И. Власть истории. Очерки по философии истории [Электронный ресурс]. URL:

Ильина⁷, Ю. А. Кимелева⁸,Р. Дж. Коллингвуда⁹, И. С. Кона¹⁰, Э. Н. Лооне¹¹,Ф. Мейнеке¹², А. В. Михайлова¹³, А. А. Порка¹⁴, Э. Трельча¹⁵, В. П. Филатова¹⁶ рассматриваются общие проблемы философии истории и исторического смысла.

Проблема нарратива в аналитической философии истории разрабатывалась, в основном, в зарубежной историографии. В отечественных исследованиях нарратив рассматривался как один из аспектов в рамках развития современной философии истории. В работах М. А. Кукарцевой нарративная философия анализируется как некоторый итог развития лингвистического поворота.¹⁷ Проблема соотношения традиционной эпистемологии истории и нарратива, поворота от теории к нарративу исследуется в работах В. В. Агафонова¹⁸, О. В. Гав-ришиной¹⁹, И. Д. Джохадзе²⁰, Л. П. Репиной²¹., В. П. Визгина²², О. Ф. Русаковой²³ и Г. И. Зверевой²⁴.

(дата обращения 10.12.2016).

⁵ Губман Б. Л. Смысл истории: очерки современных западных концепций. М.: Наука, 1991. 192 с.

⁶ Jenkins K. Why history?: Ethics and Postmodernity. L., N. Y.: Routledge, 1999. 233 p.

⁷ Ильин В. В. Философия истории. M.: Изд-во Моск. ун-та, 2003. 380 с.

⁸Кимелев Ю. А. Философия истории: Систематический очерк [Электронный ресурс]. URL:

(дата обращения

12.01.2017).

⁹ Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. М.: Наука, 1980. 486 с.

¹⁰ Философия и методология истории / ред. И. С. Кон. М.: Прогресс, 1977. 336 с

¹¹ Лооне Э. Н. Современная философия истории. Таллин: Изд-во «Ээсти раамат», 1980. 293 с.

¹² Мейнеке Ф. Возникновение историзма. М.: Российская политическая энциклопедия, 2004. 480 с.

¹³ Михайлов А. В. Избранное. Историческая поэтика и герменевтика. СПб.: Издательство
СПбГУ, 2006. 560 с.

¹⁴ Порк А. А. Историческое объяснение: критический анализ немарксисткой теории. Таллин: Ээсти раамат,
1981. 243 с.

¹⁵ Трельч Э. Историзм и его проблемы. Логическая проблема философии истории [Электронный ресурс]. URL:
(дата обращения 09.10.2016).

¹⁶ Филатов В. П. История, историософия и методология истории [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения 09.10.2016); Его же. Методология соци
ально-гуманитарных наук и проблема «другого сознания» // Эпистемология & философия науки. 2005. Т. 5. №
3. С. 72–82.

¹⁷ Кукарцева М. А. Современная философия истории США [Электронный ресурс]. URL:
(дата обращения 01.04.2017); Ее же. Вместо введения
// Философия история после постмодернизма / под ред. Э. Доманской. М.: Канон+; РООИ «Реабилитация»,
2010. С. 7–26; Ее же. Лингвистический поворот в историописании: эволюция, сущность, основные принципы
[Электронный ресурс]. URL: (дата обращения 03.03.2016); Ее же. Понимание как проблема исторической эпистемологии //
Историческая наука сегодня. Теории, методы, перспективы / под ред. Л. П. Репиной. Изд. 2-е. М.: ЛКИ, 2012. С.
126–139; Ее же. Трансформация эпистем: познание истории в ускользающем мире. Вместо введения // Способы
постижения прошлого. Методология и теория исторической науки / отв. ред. М. А. Кукарцева. М.: «Канон+»
РООИ «Реабилитация», 2011, С. 3–49; Ее же. Опыт чтения текстов в лингвистической философии истории //
Способы постижения прошлого. Методология и теория исторической науки / отв. ред. М. А. Кукарцева. М.:
«Канон+» РООИ «Реабилитация», 2011, С. 236–250; Ее же. Лингвистический поворот в историописании: эво
люция, сущность, основные принципы [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения 20.02.2017).

¹⁸ Агафонов В. В. Эпистемология нарративной философии истории [Электронный ресурс]. URL: cyberlenin-
ka.ru/article/n/epistemologiya-narrativnoy-filosofii-istorii.pdf (дата обращения 05.03.2017).

¹⁹ Гавришина О. В. «Опыт прошлого»: понятие «уникальное» в современной теории [Электронный ресурс].
URL: (дата обращения 02.01.2017).

²⁰ Джохадзе И. Д. Неопрагматизм Ричарда Рорти. М.: Эдиториал УРСС, 2001. 256 с.

²¹ Репина Л. П. «Новая историческая наука» и социальная история. М: Издательство ЛКИ, 2009. 320 с.; Ее же.
Вызов постмодернизма и перспективы новой культурной и интеллектуальной истории [Электронный ресурс].
URL: (дата обращения 02.01.2017).

Наиболее известными зарубежными исследованиями проблемы наррати-ва являются труды Р. Алтмана, Й. Брокмейера и Р. Харре, В. Боннел, Д. Карра, Х. Келлнера, Е. Кларк, А. Манслоу, А. Меггила, Л. Минка, П. Рота, Й. Рюзена.²⁵ В приведенных работах предлагается общая проблематика нарративности, история ее развития и распространения, анализируются эпистемологические и эстетические нарративные смыслы.

Следующую группу представляют работы, посвященные критике истори-цизма К. Поппера. В работах О. В. Афанасьевой, Б. Н. Бессонова, К. А. Зуева, В. А Лекторского, В. Н. Поруса, З. А. Сокулер, Н. С. Юлиной, Н. С. Розова, А. М. Руткевича²⁶ освещаются проблемы критического рационализма и общая фи-

²² Визгин В. П. Постструктуралистская методология истории: достижения и пределы [Электронный ресурс].
URL: (дата обращения 02.01.2017).

²³ Русакова О. Ф. Философия и методология истории в XX веке: школы, проблемы, идеи. Екатеринбург: Изд-во
УрО РАН, 2000. 354 с.; Ее же. Методологические стратегии в современных исторических исследованиях: школа
«анналов» и «новая интеллектуальная история» [Электронный ресурс]. URL:
(дата обращения 02.01.2017).

²⁴ Зверева Г. И. Реальность и исторический нарратив: проблемы саморефлексии новой интеллектуальной исто
рии [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения 02.01.2017).

²⁵ Altman R. A theory of narrative. N.-Y.: Columbia university press, 2008. 392 p.; Брокмейер Й., Харре Р. Нарратив:
проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы // Вопросы философии. 2000. №3. С. 29–42; Bonnell V.
E., Hunt L. Beyond the cultural turn: new directions in the study of society and culture. L. A., L.: University of Califor
nia Press, 1999. 350 p.; Carr D. Experience and history: phenomenological perspectives on the historical world. Oxford:
Oxford University Press, 2014. 256 p.; Ibid. Time, Narrative, and History. Bloomington, Indianapolis: Indiana Univer
sity Press, 1986. 300 p.; Ibid. Narrative and the real world: an argument for continuity [Electronic resource]. URL:
(accessed 03.03.2017); Kellner H. Introduction: De
scribing Redescriptions [Electronic resource] // A New Philosophy of History / edited by F. Ankersmit, H. Kellner.
London: Reaction Books, 1995. Kindle edition; Clark E. A. History, Theory, Text: historian and the linguistic turn.
Cambridge: Harvard University Press, 2009. [Electronic resource]. Kindle edition; Mink L. History and fiction as
modes of comprehension [Electronic resource]. URL:

(accessed 10.04.2017); Ibid. The autonomy of historical understanding [Electronic resource]. URL:

(accessed 10.04.2017); Munslow A. A history of history. L., N.-Y.: Routledge, Taylor & Francis Group, 2012. 235 p.; Мегилл А. Историческая эпистемология. М.: Канон+; РООИ Реабилитация, 2007. 480 с.; Его же. Некоторые соображения о проблеме истинностной оценки репрезентации прошлого // Способы постижения прошлого. Методология и теория исторической науки / отв. ред. М. А. Кукарцева. М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2011. С.117–128; Его же. Роль теории в историческом исследовании и историописании [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения 02.02.2017); Ibid. The rhetoric of history [Electronic resource].URL:

(accessed 02.02.2017); Roth P. Bringing It All Back Home: Refounding Analytic Philosophy of History [Electronic resource]. URL:

(accessed 10.02.2017); Рюзен Й. Утрачивая последовательность истории (некоторые аспекты исторической науки на перекрестке модернизма, постмодернизма и дискуссии о памяти) [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения 10.03.2017); Rusen J. Historical narration: foundations, types, reason [Electronic resource]. URL: (accessed 01.02.2017).

²⁶ Афанасьева О. В. Открытое общество и его риски. Перечитывая Карла Поппера [Электронный ресурс]. URL:
(дата обращения 26.03.2015); Бессо
нов Б.Н. «Критический рационализм»: философия и политика [Электронный ресурс]. URL:

(дата обращения 26.03.2015); Зуев К. А. Существует ли смысл истории? (О философии истории К. Поппера) [Электронный ресурс]. URL:

(дата обращения 26.03.2015); Лекторский В. А. Рациональность, критицизм и принципы либерализма (взаимосвязь социальной философии и эпистемологии К. Поппера) [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения 26.03.2015); Порус В. Н. Рациональность. Наука. Культура [Электронный ресурс]. URL:

(дата обращения 26.03.2015); Сокулер З. А. Знание и власть: наука в обществе модерна. СПб.: РХГИ, 2001. 240 с.; Юлина Н. С. Философия Карла Поппера [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения 20.04.2016); Розов Н. С. Философия и теория

лософско-методологическая позиция К. Поппера. Западные исследователи, такие как Р. Арон, Ф. Р. Анкерсмит, Р. Корви, А. Маркос, Р. Нола, Х. Патнем, Дж. Шимур, Ю. Хабермас²⁷, рассматривая философско-исторические воззрения К. Поппера, обращают внимание на их релевантность современным проблемам изучения исторического познания, связь истории и политики.

Третью группу составляют преимущественно зарубежные работы, посвященные проблемам применимости дедуктивно-номологической модели, предложенной К. Гемпелем, к общественным наукам. Р. Вейнгартнер, Г. В. фон Вригт, А. Данто, А. Донаган, П. Китчер, Дж. Макдональд, А. Мегилл, Л. Минк, Е. Рек, П. Рикер, К. Робертс, П. Рот, М. Салмон²⁸ основное внимание уделяли методологии исторического познания, проблемам определения исторических и общих законов, дискуссии относительно проблемы исторического объяснения между К. Гемпелем и У. Дреем²⁹, взаимосвязи между объяснением и законом в историческом познании. Отечественные исследователи³⁰ – А. И. Чурсанова, Н.

истории [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения 26.03.2015); Его же. Возможность теоретической истории: ответ на вызов Карла Поппера // Вопросы философии. 1995. № 12. С. 55-69;Руткевич А. М. Факты и фикции // Способы постижения прошлого: методология и теория исторической науки / отв. ред. М. А. Кукарцева. М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2011. С.160–190.

²⁷Арон Р. Лекции по философии истории: Курс лекций в Коллеж де Франс. Изд. 3-е. М.: Либроком, 2012. 335 с.; Анкерсмит Ф. Нарративная логика. Семантический анализ языка историков. М.: Идея-Пресс, 2003. 360 с.; Corvi R. An introduction to the thought of Karl Popper. L.; N. Y.: Routledge. 1997. 205 p.; Marcos A. Historicism versus Fallibilism: Popper and the Science of History [Electronic resource]. URL:

. (accessed 10.03.2015); Nola R. Popper on Historicism and Marxism [Electronic resource]. URL:

(accessed 10.03.2015); Патнэм Х. Разум, истина и история. М.: Праксис, 2002, 296 с.; Shearmur J. The Political Thought of Karl Popper. L.; N. Y.: Routledge. 1996. 217 p.; Habermas U. The dualism of the natural and cultural sciences // Sociology and history: the contemporary discussion. Cambridge: The MIT Press. 1988. P. 16–42.

²⁸ Weingartner R. H. The quarrel about historical explanation // The Journal of philosophy.1961. Vol. 58. No 2. P. 29–
45; Вригт Г. Ф. фон. Логико-философские исследования. Избранные труды. М.: Прогресс, 1986. 593 с.; Danto A.
C. The decline and fall of the analytical philosophy of history // The new philosophy of history / edited by F. R. Anker-
smit, H. Kellner. Chicago: University of Chicago Press. 1995. P. 70–85; Donagan A. Historical explanation: the Pop-
per-Hempel theory reconsidered // History and theory. 1964. Vol. 4.№ 1. P. 3–26; Kitcher P. Explanatory unification
and the causal structure of the world [Electronic resource]. URL:(accessed 03.04.2016);Macdonald G., Macdonald C. Explanation in Historiography[Electronic resource].

URL: (accessed 28.02.2016); Mink L. O. The autonomy of historical understanding [Electronic resource]. URL:

(accessed 10.04.2017); Reck E. H. Hempel, Carnap, and the Covering Law Model [Electronic resource]. URL: (accessed 21.03.2017); Roberts C. Logic of historical Explanation. London: PSU Press, 1996. 332 p.; Ricoeur P. Time and Narrative. Vol. 1. [Electronic resource]. URL: (accessed 28.02.2016); Его же. Время и рассказ. Т. 1 [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения 03.01.2016); Roth P. Varieties and Vagaries of historical explanation [Electronic resource]. URL: (accessed 03.02.2016); Salmon M. H. Explanation in the social science [Electronic resource]. URL: (accessed 28.02.2016); Ibid. Causality and Explanation. Oxford: Oxford university press, 1998. 456 p.; Dray W. H. Laws and Explanation in History. London, University Press. 1957. 174 p.

²⁹ Dray W. H. Laws and Explanation in History. London, University Press. 1957. 174 p.; Ibid. On history and philoso
phers of history. Leiden: Brill, 1989. 237 p.; Его же. Еще раз к вопросу об объяснении действий людей в историче
ской науке // Философия и методология истории / ред. И. С. Кон. М.: Прогресс, 1977. С. 37–71.

³⁰ Чурсанова И. А. Модель рационального объяснения против номологической модели: постановка проблемы
объективности исторического знания [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения 02.01.2016); Розов Н. С. Возрождение номотетики: основания и перспективы исторической

С. Розов, О. А. Назарова акцентировали внимание на судьбе гемпелианской концепции во вт. половине XX в.

Четвертую группу составляют работы, посвященные философии А. Дан-то. Проблемы аналитической философии истории и исторического нарратива, его структуры, истинности нарративных высказываний, исторического значения освещаются в работах Д. Гормана, Р. Гудмена, Р. Дорана, У. Дрея, С. Зень-кина, П. Китчера, Д. Карра, М. А. Кукарцевой, М. Мандельбаума, Д. Полкинг-хорна, П. Рикера, П. Рота, Х. Уайта, У. Уолша, Л. Хант, Ю. Хабермаса, К. Хюб-нера.³¹

Исследование общих методологических ориентаций философа и проблемы исторической репрезентации осуществляется в работах Ф. Р. Анкерсмита, Д. Карриера, Й. Рюзена, Р. Соломона, К. Хиггинса.³²

Пятая группа представлена исследованиями философии Х. Уайта. Наиболее дискуссионной является проблема методологических ориентаций философа, рассматриваемая в трудах Ф. Р. Анкерсмита, Р. Ванна, Д. Гарлана, Э. До-манской, Х. Келлнера, М. А. Кукарцевой, Д. ЛаКапры, Д. Мозеса, О. Ф. Руса-

макросоциологии // Способы постижения прошлого: методология и теория исторической науки/ отв. ред. М. А. Кукарцева. М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2011. С.251–277; Назарова О. А. Судьба идей Гемпеля во второй половине XX века // Гемпель К. Г. Логика научного объяснения. М.: Дом интеллектуальной книги, Русское феноменологическое общество, 1998. С. 221–237.

³¹ Горман Д. Грамматика историографии // Вопросы философии. 2010. № 3. С 44–53; Goodman R. F., Fisher W.
Rethinking Knowledge: reflections across the disciplines. N. Y.: State University of New York Press, 1995. 286 p.;
White H., Doran R. The fiction of narrative: essays on history, literature and theory. 1957–2007 / edited by R. Doran.
Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 2010. 424 p.; Dray W. H. On history and philosophers of history. Lei
den: Brill, 1989. 237 p.; Ibid. On the nature and the role of narrative in history // The History and Narrative Reader /
edited by G. Roberts. N. Y.: Routledge, 2001. P. 25–39; Зенькин С. Критика нарративного разума [Электронный
ресурс]. URL: (дата обращения 01.10.2016); Kitcher P., Immerwahr D.
History and the sciences // Action, Art, History: Engagements with Arthur C. Danto / edited by D. Herwitz, M. Kelly.
N. Y.: Columbia University Press. 2007. P. 198–238; Carr D. Experience and history: phenomenological perspectives
on the historical world. Oxford: Oxford University Press. 2014. 256 p.; Кукарцева М. А. Аналитическая философия
истории: вчера и сегодня // Полигнозиc. 2009. № 3 (35). С. 62–71; Ее же. Вместо введения // Доманска Э. Фило
софия история после постмодернизма. М.: Канон+; РООИ «Реабилитация», 2010. С. 7–26; Mandelbaum M. A
note on history as narrative // The history and narrative reader / edited by G. Roberts. L.; N. Y.: Routledge. 2001. P. 52–
58; Polkinghorne D. E. Narrative knowing and the human sciences. Albany: State University of New York Press, 1988.
246 p.; Рикер П. Время и рассказ. Т. 1: Интрига и исторический рассказ. М.; СПб.: Университетская книга, 1998.
313 c.; Roth P. Narrative explanations: the case of history [Electronic resource]. URL:

(accessed 20.02.2016); Walsh W. H. Facts and values in history // Facts and values: philosophical reflection from western and non-western perspectives / Doeser M. C., Kraay J. N. Dordrecht; Boston; Lancaster: Martinus Nijhoff publishers, 1986. P. 49–64; Линн Хант // Философия история после постмодернизма / под ред. Э Доманска. М.: Канон+; РООИ «Реабилитация», 2010. С. 367–377; Habermas U. The dualism of the natural and cultural sciences // Sociology and history: the contemporary discussion. Cambridge: The MIT Press. 1988. P. 16–42; Hubner K. Critique of scientific reason. Chicago: University Of Chicago Press, 1988. 291 p.

³²Ankersmit F. R. Danto, history and the tragedy of human existence // Action, Art, History: Engagements with Arthur C. Danto / edited by D. Herwitz, M. Kelly. N.Y.: Columbia University Press. 2007. P. 175–197; Ibid. Meaning, Truth and reference in historical representation. Ithaca; N.Y.: Cornell University Press. 2012. 264 p.; Carrier D. Danto and his critics: After the end of art and art history [Electronic resource]. URL:

(accessed 03.10.2016); Carrier D. Danto as systematic philosopher or comme on lit Danto en francais // Danto and his critics / edited by M. Rollins. Oxford: Blackswell. 1993. P. 13–27; De Mata S., de Araujo V.L. Jorn Rusen // Hist. historiography. 2013. N. 11. P. 339–353; Solomon R. Higgins K.M. Atomism, art and Arthur: Danto’s Hegelian turn // Danto and his critics / edited by M. Rollins. Oxford: Blackswell, 1993. P. 107–126.

ковой.³³ В работах Ф. Р. Анкерсмита, К. Бэлл, М. Бэлла, Дж. Гормана, Р. Дора-на, А. Мегилла, Х. Пола, Е. Г. Трубиной³⁴ анализируется проблема метаисто-рии, исторического нарратива, фигурации и префигурации, исторического дискурса.

Шестую группу составляют исследования, посвященные философским взглядам Ф. Р. Анкерсмита. Поскольку в развитии философской мысли Ан-керсмита можно выделить два этапа, историографию также возможно разделить по двум основным проблемам. Критические исследования логической структуры нарратива, нарративных высказываний, концепции нарративистско-

³³Ankersmit F. White’s «Neo-Kantianism»: aesthetics, ethics and politics [Electronic resource] // Re-Figuring Hayden White (Cultural Memory in the Present) / edited by F. Ankersmit, E. Domanska, H. Kellner. Stanford: Stanford University press, 2009. Kindle Edition; Vann R. T. Hayden White, Historian [Electronic resource]// Re-Figuring Hayden White (Cultural Memory in the Present) / edited by F. Ankersmit, E. Domanska, H. Kellner. Stanford: Stanford University press, 2009. Kindle Edition; Harlan D. «The burden of history» forty years later [Electronic resource] // Re-Figuring Hayden White (Cultural Memory in the Present) / edited by F. Ankersmit, E. Domanska, H. Kellner. Stanford: Stanford University press, 2009. Kindle Edition; Domanska E. Hayden White: beyond Irony [Electronic resource]. URL:

(accessed 02.03.2016); Ibid. Philosophy, an introduction [Electronic recourse] // Re-Figuring Hayden White (Cultural Memory in the Present) / edited by F. Ankersmit, E. Domanska, H. Kellner. Stanford: Stanford University press, 2009. Kindle Edition; Ibid. Practice, an introduction [Electronic resource]// Re-Figuring Hayden White (Cultural Memory in the Present) / edited by F.Ankersmit, E.Domanska, H.Kellner. Stanford: Stanford University press, 2009. Kindle Edition; Kellner H. A bedrock of order: Hay-den White’s linguistic humanism // History and Theory. Vol. 19.№ 4. Р. 1–29; Ibid. Does the Sublime price explanation out of the historical market [Electronic resource] // Re-Figuring Hayden White (Cultural Memory in the Present) / edited by F. Ankersmit, E. Domanska, H. Kellner. Stanford: Stanford University press, 2009. Kindle Edition; Ibid. Hopeful monsters or, the unfulfilled figure in Hayden White’s conceptual system [Electronic resource] // Philosophy of history after Hayden White / edited by R. Doran. L.; N. Y.: Bloomsbury, 2013. Kindle Edition; Introduction: a distinctively human live [Electronic resource] // Re-Figuring Hayden White (Cultural Memory in the Present) / edited by F. Ankersmit, E. Do-manska, H. Kellner. Stanford: Stanford University press, 2009. Kindle Edition; Кукарцева М. А. Хейден Уайт и практика исторических исследований ХХ века [Электронный ресурс]. URL:

(дата обращения 02.02.2016); LaCapra D. History beyond the pleasure principle [Electronic resource] // Re-Figuring Hayden White (Cultural Memory in the Present) / edited by F. Ankersmit, E. Domanska, H. Kellner. Stanford: Stanford University press. 2009. Kindle Edition; Moses D. A. Hayden White, traumatic nationalism, and the public role of history [Electronic resource]. URL:

(accessed 04.03.2016); Русакова О. Ф. Методологические стратегии в современных исторических исследованиях: школа «анналов» и «новая интеллектуальная история» [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения 02.04.2016).

³⁴Ankersmit F. R. A plea for cognitivist approach to White’s tropology [Electronic resource] // Philosophy of history after Hayden White / edited by R. Doran. L.; N.-Y.: Bloomsbury, 2013. Kindle Edition; Ibid. Discourse, an introduction [Electronic resource] // Re-Figuring Hayden White (Cultural Memory in the Present) / edited by F. Ankersmit, E. Domanska, H. Kellner. Stanford: Stanford University press, 2009. Kindle Edition; Ball K. Hayden White’s Hope, or the Politics of Pre-figuration [Electronic resource] // Philosophy of history after Hayden White / edited by R. Doran. L.; N. Y.: Bloomsbury, 2013. Kindle Edition; Ball M. Deliver Us from A-Historicism: Metahistory for Non-Historians [Electronic resource] // Philosophy of History After Hayden White / edited by R. Doran. L.; N.Y.: Bloomsbury, 2013. Kindle Edition; Gorman J. Hayden White and the principled distinctions governing philosophy of history [Electronic resource]. URL: (accessed 02.04.2016); Doran R. Editor’s introduction: choosing the past: Hayden White and the philosophy of history [Electronic resource] // Philosophy of History After Hayden White / edited by R. Doran. L.; N. Y.: Bloomsbury, 2013. Kindle Edition; Megill A. The rhetorical dialectic of Hayden White [Electronic resource] // Re-Figuring Hayden White (Cultural Memory in the Present) / edited by F. Ankersmit, E. Domanska, H. Kellner. Stanford: Stanford University press, 2009. Kindle Edition; Ibid. The rhetoric of history [Electronic resource]. URL:

(accessed 03.03.2016); Paul H. Hayden White and the crisis of historicism [Electronic resource] // Re-Figuring Hayden White (Cultural Memory in the Present) / edited by F. Ankersmit, E. Domanska, H. Kellner. Stanford: Stanford University press, 2009. Kindle Edition; Трубина Е. Г. «Метаистория» и историки // Метаистория (Историческое воображение в Европе XIX века) / Уайт Х. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2002. С. 505–518.

го мира осуществляли А. Данто, Э. Доманска, П. Загорин, М. А. Кукарцева, К. МакКулах, П. Рот, Й. Рюзен, К. Скиннер, В. И. Стрелков.³⁵

Наиболее дискуссионной является концепция исторического опыта Ф. Анкерсмита, осмысленная в работах П. Айка, Л. Госсмена, М. Джея, К. Джен-кинса, М. Дэвиса, Дж. Заммито, Х. Келлнера, Т. Дж. Чорела.³⁶

Историография, представленная в диссертационном исследовании, отображает результаты исследования аналитической философии истории и нарра-тивности. В отечественной литературе не сложилось целостного осмысления нарратива, его основных черт и характеристик. Поливариантность истолкования проблемы исторического нарратива, сложность определения методологических ориентаций философов свидетельствует о необходимости комплексного осмысления исследуемой проблемы.

Дискуссионность проблемы обусловила выбор темы исследования, объектом которого является аналитическая философия истории, а предметом – исторический нарратив как способ репрезентации прошлого в его интерпретациях представителями этого направления.

³⁵ Артур Данто // Философия истории после постмодернизма / под ред. Э. Доманска. М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2010. С. 236–266; Само-интервью // Философия истории после постмодернизма / под ред. Э. До-манска. М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2010. С.378–389; Франклин Анкерсмит // Философия истории после постмодернизма / под ред. Э. Доманска. М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2010. С. 102–147; Ibid. Frank Ankersmit: From narrative to experience [Electronic resource]. URL:

df (accessed 10.12.2015); Zagorin P. Historiography and Postmodernism: Reconsiderations // History and Theory. Wes-leyan University: Middletown, 1990. P. 263–274; Кукарцева М. А. Край возможного, или размышления о новой книге Д. ЛаКапры [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения 12.12.2015); Ее же. Понимание как проблема исторической эпистемологии // Историческая наука сегодня: теории, методы, перспективы / под ред. Л. П. Репиной. М.: ЛКИ, 2012. С. 126–140; Ее же. Ф. Ан-керсмит и «новая» философия истории [Электронный ресурс].URL:

(дата обращения 16.03.2016); McCullagh C. B. Bias in historical description, interpretation and explanation [Electronic resource]. URL:

(accessed 27.04.2016); Roth P. Whistling history: Ankersmit's neo-Tractarian theory of historical representation. P. 556-557. [Electronic resource]. URL: (accessed 16.05.2016); Рюзен Й. Утрачивая последовательность истории (некоторые аспекты исторической науки на перекрестке модернизма, постмодернизма и дискуссии о памяти) [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения 20.12.2015); Ibid. Mourning by History – Ideas of a new element in historical thinking [Electronic resource]. URL: (accessed 15.04.2016); Skinner Q. Comments on Frank Ankersmit’s Political Representation and Political Experience: an essay on political psychology [Electronic resource]. URL:

(accessed 07.04.2016);

Стрелков В. И. К онтологии исторического текста: некоторые аспекты философии Ф. Р. Анкерсмита. [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения 28.04.2016).

³⁶Icke P. Author’s response to Eugen Zelenak’s review of Frank Ankersmit’s Lost Historical cause [Electronic resource]. URL: (accessed 10.12.2015); Ibid. The Journey from language to experience: Frank Ankersmit’s lost historical causе. N.Y.: Routledge. 2012, 198 p.; Лайо-нелл Госсмен // Философия истории после постмодернизма / под ред. Э. Доманска. М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2010. С. 267–302; . Jay M. Historical explanation and the event: reflections on the limits of contextualiza-tion [Electronic resource]. URL: (accessed 10.12.2015); Jenkins K. Cohen contra Ankersmit // Limits of History: essays on theory and practices. L.: Routledge, 2009. 336 p.; Zammito J. Frank Ankersmit: Sublime historical experience // The journal of Modern history. 2007. № 79. P. 166–167; Kellner H. Review of Peter P. Icke “Frank Ankersmit’s lost cause: a journey from language to experience [Electronic resource]. URL: (accessed 10.12.2015); Chorell T. G. F. R Ankersmit and the Historical Sublime // History of Human Sciences. 2006. № 4. Р. 91–102.

Целью диссертационного исследования является историко-философский анализ проблемы исторического нарратива в рамках аналитической философии истории. Из указанной цели вытекают следующие задачи:

1. охарактеризовать специфику понимания и объяснения событий прошлого в рамках спекулятивной и аналитической философии истории;

2. проанализировать критику историцизма как способа интерпретации истории в философии К. Поппера;

3. определить специфику модели исторического объяснения К. Поппера-К. Гемпеля;

4. выявить особенности подхода к проблеме исторического нарратива А. Данто;

5. определить основные характеристики нарративистской трактовки истории Ф. Анкерсмита;

6. рассмотреть интерпретацию социокультурной обусловленности форм исторической наррации Х. Уайтом.

Источниковая база исследования представлена теоретическими трудами ведущих представителей аналитической философии истории второй половины XIX–XX вв.: К. Поппера, К. Гемпеля, А. Данто, Х. Уайта, Ф. Анкерсмита. Вышеперечисленные исследователи внесли существенный вклад в анализ исто-рико-философских истоков и базовых проблем англо-американской аналитической философии истории.

К числу источников также относятся сочинения представителей классической спекулятивной и современной философии истории в полемику с которыми вступают англо-американские философы. Тем самым, источниковая база исследования включает себя исследования, посвященные историческому познанию, объяснению, повествованию в границах субстантивной и аналитической философской традиции.

Методологические основы исследования. Методологической основой исследования являются отечественные и зарубежные труды, посвященные проблемам методологии истории, теории исторического познания, и работы, анализирующие аналитическую и континентальную философию.

В диссертации нашли применение следующие методы.³⁷ Структурно-функциональный метод, связываемый с изучением разнотипных связей объекта изучения, применяется при анализе отношений аналитических философских концепций относительно представителей континентальной философии, и взаимовлияний среди изучаемых воззрений, а также при разработке методологических проблем исследуемых философских концепций.

Проблемно-хронологический метод используется для осмысления философских концепций в границах определенной исторической эпохи, что позволяет охарактеризовать процесс развития историко-философского осмысления прошлого. Данный метод позволяет изучить и классифицировать различные аспекты исследуемых аналитических концепций и сопоставить восприятие исто-

³⁷ Общую характеристику этих методов см.: Кокорин А. А. Философский алгоритм познания: содержание и практические возможности. М.: Издательство МГОУ, 2013. 332 с.

рии и повествования в рамках классической и постклассической парадигмы мышления.

Сравнительно-исторический метод применяется для сопоставления различных теорий в аналитической традиции, выявления исторических и логических связей между эстетическим, когнитивным и риторическим восприятиями нарратива, общего и особенного в исследуемых философских концепциях.

Историко-описательный метод позволяет представить хронологическое изложение и объяснение философских концепций в границах аналитической философии истории и реконструировать их для дальнейшего анализа.

Теоретико-методологическую основу диссертации также составляют общефилософские принципы исследования (историзма, системности, всесторонности, конкретности) и методы: индукции и дедукции, анализа и синтеза.

Спекулятивная философия истории и логика исторического повествования в перспективе англо-американской аналитической философии

Осмысление истории осуществлялось на протяжении всего развития философской мысли. Следует выделить две основные модели объяснения философии истории, критическую и спекулятивную. В рамках первой основное внимание уделяется мышлению историка, исследующего исторические события. Вторая модель предусматривает интерпретацию течения исторического процесса, при которой спекулятивно ориентированный философ стремится обнаружить скрытый смысл, исторические законы. История в этом случае онтологизируется, предстает как постижимая реальность, подчиненная единой цели развития. Спекулятивно ориентированный философ также обращается к поиску субстанциональных основ истории и наделяет историю каким-либо смыслом, «усматриваемом в реализации определенных принципов, идей, сущностей или ценностей».1

Философ, создающий спекулятивную концептуализацию, руководствуется закономерностями различного вида: теологическими, социальными, культурными, географическими, биологическими. История упорядочивается, разделяется на эпохи, этапы, стадии, представляется в виде процесса, «каждый отрезок времени которого обусловлен в значительной мере предыдущими и в свою очередь играет известную, а то и определяющую роль в том, какими будут последующие времена, каким будет будущее».2

Каждая эпоха исторического развития накладывала определенные характерные черты и представления о мире, человеке, обществе на процесс исторического мышления. Античное миросозерцание космоцентрично, опирается в понимании развития на идею циклического ритма, «вечного возвращения», определяющего ход событий природного и социального плана. Оно по сути не знает «все-мирности» как измерения истории, сфокусировано на отдельных историях, повествующих о деяниях людей.

В отличие от античного, христианское мировосприятие теоцентрично, выдержано в духе провиденциализма и эсхатологии.1 Провиденциализм предполагает три основополагающих установки. Во-первых, идею зависимости истории от воли Бога и ее обязательном завершении. Во-вторых, представление о линейном ходе исторического развития. В-третьих, дихотомию мира божественного и мира земного.

Одним из основоположников телеологической концепции истории является Августин. Философ отрицал циклическую модель развития, рассматривая ее как «насмешку над бессмертной душой».2 Августин преобразовал бога в форме провидения в движущую силу истории, и это подразумевало, что исторической процесс является внешним по отношению к человеку. В труде «О граде Божьем» философ стремился охватить всемирной исторической процесс как манифестацию воли божества. Ориентиром для Августина стала Библия. Началом истории стало грехопадение, а окончанием – страшный суд. В историческом процессе Августин выделил несколько эпох: от Адама до Великого потопа; от Ноя до Авраама; от Авраама до Давида; от Давида до вавилонского пленения; от вавилонского пленения до рождения Христа; от рождения Христа до Страшного суда. Движение, которое происходило в ходе исторического развития, рассматривалось как движение к нравственному совершенству, а сама история являлась эсхатологической.

Августин выступал против античной идеи судьбы (мойры) и рассматривал судьбу как рок, утверждая, что предопределенность является демонстрацией божественной воли. Исторический процесс, по мнению Августина, начинается с момента грехопадения, поскольку именно в этот момент человек появляется в истории и отдаляется от Бога. Впервые идея изначального единства человечества в творении прозвучала в христианстве, наиболее убедительным доказательством которой являлось происхождение рода человеческого от одной брачной пары – Адама и Евы.1

Несколько иные взгляды предлагал Й. Флорский. Философ разделял мировую историю на три этапа, соотносящиеся с манифестацией трех ипостасей христианского божества.2 Дохристианская эра – эпоха царствования Бога-отца, христианская эра – царствование Бога-сына, будущее – царствование Святого Духа. В отличие от Августина, этот философ признавал благость земной истории. Й. Флорский уверен, что человек будет становиться все совершеннее, проникаясь божественной благодатью.3

В целом, внедрение христианских идей оказало существенное влияние на складывание спекулятивной философии. В созданной концептуальной картине истории человечества, историческое развитие предстало как процесс манифестации божественной воли, предполагающее следующие черты. Во-первых, появилось новое отношение к истории, в соответствии с которым исторический процесс рассматривался как реализация божественных целей. Подобная телеологичность предполагала определенную цель – достижение окончания истории. Во-вторых, смысл истории может быть раскрыт из происходящих событий, которые характеризует обусловленность свыше, провиденциализм. Задачей средневековой историографии было открыть и разъяснить божественный план, развертывающийся во времени.4 В-третьих, для христианского отношения к истории был свойственен универсализм, поскольку все люди являлись равными перед Богом. В-четвертых, разделение сакральной и профанной истории, появление датировок (до рождения Христа и после) привнесло универсальное и глубокое чувство времени.1 Подобное датирование также несет в себе элементы телеологического взгляда на историю, сохранившееся и после секуляризационных процессов.

Эпоха Возрождения являла собой перелом в общественном развитии Европы, выразившийся в создании новой культуры. Именно Ренессанс предложил и утвердил идею деления истории на «античность», «средние века», «новое время».

Ключевым для эпохи Возрождения стал интерес к античной культуре, антропоцентризм и гуманизм, соединенный с идеей божественного начала в человеке. Несмотря на сохранение идеи сакральной причинности в истории, историки начали обращаться к поиску причин внутри самой эмпирически прослеживаемой истории, что способствовало секуляризации её истолкования. Посредством включения человека в универсальный порядок природы и подчинения его неизменному естественному закону гуманисты обратились к истории деяний, призванной служить практическим целям.2 Время в восприятии гуманистов представлялось не как линейное, а скорее как циклическое. Категория круговорота носила феноменальный, а не сущностный характер, повторялось событие как феномен, а не сущность как субстанция.3

Достижения в области естествознания в XVII-XVIII вв. послужили толчком для изменения теологических взглядов на историю. Универсальные законы, выявленные в природе и позволяющие объяснить и предсказать природные процессы, поставили перед мыслителями вопрос, можно ли обнаружить подобные закономерности в истории. Эпоха Просвещения, во многом подготовленная Ренессансом, Реформацией и развитием естествознания, соединила эмпирический и гуманистический подход, предложив первые линейные нетеологические концепции исторического развития. Просветители были убеждены в возможности человеческого разума постичь объективную сторону мира и истории.

В работах просветителей нашло отражение представление об историческом процессе, развивающемся в результате необходимости, присущей ему самому.1 При этом история человечества сводилась к исследованию естественного закона прогресса. Все исторические катаклизмы рассматривались как следствие временного отхода человека от законов природы, и как результат влияния на него тирании и суеверий.2

Возникновение нового исторического сознания в Европе раннего нового времени также было обусловлено появлением механистической метафоры. В границах познания истории механицизм реализовался в сведении исследования истории к процессу проникновения в сущее.3

Вольтер децентрализовал христианский нарратив, перемещая его в широкий контекст всемирно-исторической картины развития, в котором христианство не всегда выступало как превалирующая идея. Философ отмечал, что прогресс осуществляется в специфических областях и в определенные моменты времени, в частности, в современное ему время, но он не предлагал теорию исторического развития.4 Вольтер, по сути, разрушил христианские компоненты исторической картины, в том числе разделение христианских и нехристианских народов, секуляризировав всю историю.5 По его мнению, движущей силой истории являются идеи, которые формируются в процессе обработки разумом социального и культурного опыта людей.

Вольтер, как представитель деизма, рассматривал разумное целое лишь как творение сознательного разума, некую машину, созданную Богом и функционирующую по универсальным законам. Человеку при этом не дано понять, почему Бог-инженер именно так сконструировал мировой механизм и «оснастил» человеческую жизнь таким количеством страданий и зла.6

Логика анализа исторических ситуаций и повествование: модель К. Поппера-К. Гемпеля

Карл Густав Гемпель получил исходное образование в области физики и математики и затем обратился к философии, испытывая определенное влияние взглядов Г. Рейхенбаха, М. Шлика и Р. Карнапа.1

По мнению Е. Река, К. Гемпель обычно не рассматривался как мыслитель того же масштаба, как Г. Рейхенбах и Р. Карнап, тем не менее, он оказал значительное влияние на обсуждение проблем научного объяснения.1 Сходным образом, Д. Фетцер отмечал большое влияние К. Гемпеля особенно в англоязычном мире: в частности, в течение двух десятилетий в Принстоне гемпелианский подход доминировал в философии науки. Позиция К. Гемпеля была целиком направлена против базовых установок немецкой критической философии, провозгласившей разделение наук о природе и наук о культуре и в предметном, и в методологическом ключе2.

По словам Е. Река, существует множество причин для рассмотрения МОЗ как одного из примеров толкования Р. Карнапа. Во-первых, в дедуктивно-номологической модели присутствуют многие из черт, отличающих объяснение Карнапа, например, акцент на точности и использование формальных средств (синтаксическая или формальная семантика). Во-вторых, можно говорить об определенном взаимодействии между К. Гемпелем и Р. Карнапом, включая тот период, когда формировалось понятие объяснения у Р. Карнапа и МОЗ К. Гемпеля (конец 30 и 40 гг. XX в.). Кроме того, Р. Карнап является одним из тех, кто открыто благодарил К. Гемпель и П. Оппенгейма за развитие дискуссий и конструктивный критицизм.3

М. Салмон полагал, что гемпелианская теория объяснения в социальных науках полностью находится в традиции Дж. Ст. Милля, поскольку и К. Гемпель, и Дж. Ст. Милль настаивали, что объяснительные законы обладают эмпирическим содержанием, но К. Гемпель, в отличие от Дж. Ст. Милля, говорил о возможности непричинных законов объяснения. Вместе с тем, К. Гемпель соглашался с Миллем, относительно того, что человеческие действия могут быть объяснены посредством обращения к таким причинам как мотивы, убеждения, желания.4

Работы К. Гемпеля как философа и естественнонаучно ориентированного ученого, по мнению П. Горски, долгое время оставались относительно не затро нутыми историками, поскольку он не рассматривался как ученый, изучающий общество или как человек, заинтересованный в исследовании истории как науки. Однако гемпелианские философские проблемы сопоставимы с социальными, следовательно, теория К. Гемпеля позволяет полностью пересмотреть подход к историческому исследованию.1

В статье «Функции общих законов в истории», К. Гемпель предпринял попытку сформулировать критическое описание деятельности историка в силу недостаточности теоретического обоснования исторических интерпретаций. Как отмечал философ, цель историка состоит в детальном исследовании сущности конкретных событий прошлого, нежели чем в поиске общих законов, которые управляют этими событиями. Когда историк стремится выйти за пределы чистого описания и создает причинную связь между фактами прошлого, он используют некоторые общие законы, независимо от того, отдает ли он себе в этом отчет.

Как полагает Аткинсон, в «Функциях общих законов в истории» К. Гемпель использует термин закон в несколько ином смысле. Закон в области истории не имеет никакого отношения к закону в области законодательства и не равноценен законам в биологии, химии или физике. Скорее, общий закон в истории - это высказывания универсальной формы условий, которые могут быть подтверждены с помощью соответствующих эмпирических исследований, и лучше всего могут быть объяснены как высказывание, связывающее причину и прямо соотносимое с ней следствие.2 С точки зрения Н. С. Розова целесообразно развести законы (теоретические суждения с всеобще-условной формой и наличием эмпирического подкрепления) и закономерности (структуры объектов и процессов, которые описываются и объясняются данными законами).3 Вместе с тем, стоит отметить, что К. Гемпель, скорее, трактовал законы как закономерности, рассматривая их как целостности, которые осуществляют категоризацию определенных фактов посредством дедукции.

Статья К. Гемпеля оказала значительно влияние на философов и историков, являясь точкой отсчета для дебатов о природе и эпистемологических основах исторической работы.1 Сторонники МОЗ поддерживали позицию, основанную на принципе единства научного знания, в рамках которой подразумевается, что знание может быть объективно представлено, по крайней мере, в лингвистических границах, и адаптировали научное определение знания, для того, чтобы в рамках исторического исследования создавались истинные высказывания, дополненные применением логического подхода к наукам.2 М. Кохен высказал мнение, что в «своей самой строгой форме модель охватывающих законов подразумевает достаточные условия для возникновения события, так как все объяснения в истории являются дедуктивными».3 По мнению Харта, законы в истории необходимы, как «направляющий столб-указатель, который может показать верное направление, но не дает детализированной информации о дорожных условиях», поскольку «история имеет свои ограничения».4

К гемпелианской дедуктивной модели исторического объяснения исследования также обращались такие исследователи, как А. Данто и М. Мандельбаум. Они отмечали ее ценность, не отвергая по сути эссенциалистское требование, что единственным объяснением является дедуктивно-номологическое.5 М. Мандель-баум также поддерживал гемпелианское оригинальное «сведение» всех существующих объяснений до набросков объяснения, в которых не создаются абсолютные логически убедительные связи. Теория К. Гемпеля, по мнению А. Данто, является истинной: «Она просто перестала быть релевантной... была смещена … миром, которому она больше не соответствовала». В более ранний период было важно показать непрерывность между историей и наукой, что делал К. Гемпель; в более поздний период, что продемонстрировал Т. Кун, историческая сущность науки была настолько само собой разумеющейся, что модель охватывающих законов потеряла свою острую необходимость.1

Сторонники К. Гемпеля отмечали отрыв МОЗ от практики исторического исследования и ее ограниченность в связи с невозможностью исследовать уникальное. В частности, С. Вир, критиковал К. Гемпеля за попытку свести исторический анализ к догмам всеобщности. Дж. Уисдом замечал, что история, рассматриваемая подобным образом, выглядит «незаполненной» и «полупустой».

Противники теории К. Гемпеля (антигемпелианцы) представляют различные теоретические позиции и не обладают явным «манифестом», который мог бы сыграть унифицирующую роль, подобную «Функциям общих законов». Вследствие этого представляется сложным найти адекватную модель для описания интеллектуальных течений, которые создавали дискуссионное поле.2 Как отмечает М. Трахтенберг, многие историки оценивали подход К. Гемпеля как абстрактный и формалистический, поскольку он не принимал во внимание реальную историческую практику.3 Г. фон Вригт также полагал, что К. Гемпель разработал полную и ясную формулировку теории объяснения «применительно к области, для которой эта теория подходит в наименьшей степени, а именно к области истории».4

А. Донаган констатировал банальность и небесспорность истин, которые К. Гемпель рассматривал как «универсальные гипотезы», поскольку МОЗ ограничена логическим анализом причинного объяснения какого-либо события. По мнению А. Донагана, мыслитель оказался неспособен показать, чем является объяснение в целом, поскольку он продемонстрировал один из аспектов, которым обладает объяснение события. Проблема состоит в том, что определенные типы информации (например, результаты научного теста), могут обеспечить существенную основу для утверждения о том, что некоторое событие произошло без объяснения того, почему оно произошло.1

По мнению ряда авторов основной ошибкой МОЗ является феноменализм и субъективно-идеалистическое истолкование категорий, лежащих в основе научного объяснения. С логической стороны признается, что объяснить явление – значит раскрыть его причины или вывести из общего законы. Но сами категории причины трактуются не как выражения необходимой связи, объективно существующей между явлениями, а как простые логические конструкции. Другие исследователи отмечают механицизм и атомизм МОЗ, согласно которому мир состоит из многочисленных событий и условий в их постоянной взаимосвязи друг с другом. МОЗ оказывается неприменимой без набора требований о том, какие типы существуют.2

А. Данто: актуальность исторического повествования

Философское осмысление истории в послевоенный период осуществлялось посредством анализа и критики классической философии истории. Одним из основополагающих философов аналитической традиции является Артур Данто. Впервые с аналитической философией А. Данто познакомился в Колумбийском университете, рассматривая ее как правильный стиль философствования, содержащий четкое представление о структуре мысли, в которой элементы соединены почти как части анатомического строения организма.1

Несмотря на ориентацию, прежде всего, на аналитическую традицию, можно говорить об определенном влиянии континентальной философии на развитие философских ориентаций А. Данто. Во-первых, философ стремился представить обширную систему репрезентаций мира, состоящую из 5 частей: «Аналитическая философия истории», «Аналитическая философия действия», «Аналитическая философия знания», «Аналитическая философия искусства» и «Аналитическая философия сознания». «Это было бы очень по-европейски. Моя собственная модель пятитомной жизни причины Сантаяны».2 Подобное стремление к тотальности философского охвата шло вразрез с основными принципами аналитической философии. Однако при анализе явлений А. Данто использует аналитическую методологию, заключающуюся в исследовании концептов и структур, понимаемых как часть системы. Во-вторых, А. Данто сыграл определенную роль в исследовании воззрений Ф. Ницше и Ж. П. Сартра, которых он часто характеризовал как оказавших интеллектуальное влияние на формировании его как философа.

Дж. Боррадори рассматривает концепцию А. Данто как неоклассическую, в рамках которой «логический анализ достигает своей цели и обнаруживает свою трансцендентальную ценность, сводя ментальные и материальные объекты к их составным частям».1 Д. Карриер отмечает, что подход А. Данто является картезианским и негегельянским в силу того, что он рассматривает историю философии в терминах открытия проблемы (нежели в терминах описания проблем в зависимости от времени и места). Кроме того, А. Данто отличает явный антидерридализм, наиболее ярко проявляющийся в книгах, посвященных Ф. Ницше и Ж. П. Сартру, поскольку философ предполагает возможность обсуждения более ранних философских проблем посредством современного языка, а не в терминах рассматриваемой философской модели. Антиисторизм А. Данто, как представителя аналитической философии, состоит в обсуждении философских проблем без исследования способов выражения и словаря предшествующей философской традиции.2

По словам Р. Гудмана, аргументация А. Данто относительно нарратива и знания основывается на «веских оснований», а не строгой логической демонстрации, и убедительна в той степени, в которой является понятной, ясной и верной относительно предмета анализа.3 Ф. Анкерсмит, в свою очередь, главным достижением философии А. Данто называл концепцию исторической репрезентации, и в особенности, гегельянской идеи, согласно которой в истории истина всегда находится постфактум и не может быть обнаружена в прошлом самом по себе.4

По мнению М. А. Кукарцевой, А. Данто акцентирует эстетическую сторону истории и философии истории5, в то же время Л. Хант1, как Х. Уайт и Р. Доран2, связывают нарратив с проблемами когнитивного измерения философии истории. Ю. Хабермас также полагал, что анализ нарративных выражений мог бы быть полезным средством в понимании когнитивной структуры, используемой действующими лицами в координации жизненной активности.3

Впервые проблема нарратива в философии А. Данто появилась в 1962 г. в рамках опубликованной статьи «Нарративные высказывания». В 1965 г. вышла «Аналитическая философия история», предметом рассмотрения которой стал нарратив. Она была обусловлена не только постепенным отходом от логического эмпиризма, но и интересом мыслителя к историческому объяснению как оно представлено в работах Т. Куна и Н. Р. Хансона. А. Данто отмечал, что его главная цель в «Аналитической философии истории» состояла в преодолении определенного скептицизма в отношении возможности знания.4 Вместе с тем, он продемонстрировал, что нарративные объяснения могут быть смоделированы на основе модели охватывающих законов. «Аналитическая философия истории» была воспринята не только со стороны представителей логического эмпиризма, но и континентальными философами. Так, А. Данто воспринимал как комплимент утверждение Ю. Хабермаса, что «данная книга доводит аналитическую философию до точки, в которой она превращается в герменевтику».5

Согласно А. Хэддоку цель «Аналитической философии истории» состоит в демонстрации несостоятельности основных идей субстантивной философии истории. Несмотря на то, что исследовательское поле составляют проблемы знания и репрезентации, ее задачи, по существу кантианские: во-первых, показать, что идея субстантивной философии истории является непоследовательной; во-вторых, продемонстрировать, что условия, которые скептически настроенные философы рассматривали как барьеры для исторического знания, являются тем, что делает это знание возможным.1 Одновременно, как отмечает Д. Горман, в «Аналитической философии истории» А. Данто, скорее, предписывает историкам, что они должны делать, нежели описывает то, что они действительно делают, и это свидетельствует о непонимании природы философского метода.2

Более справедливой представляется точка зрения Д. Карра. Философ полагает, что цель «Аналитической философии истории», в первую очередь, состояла в открытии аналитической философии истории самой по себе, в рамках которой концепт нарратива играл роль базиса для анализа исторического знания, и только во вторую очередь, в критическом осмыслении субстантивной философии.3

Как отмечает П. Рикер, «Аналитическая философия история» - это первая речь в защиту нарративистской интерпретации, произнесенная в рамках самой аналитической философии. В своей аргументации А. Данто использует не столько эпистемологию историографии, как ее практикуют историки, сколько концептуальные рамки, определяющие употребление повествовательных фраз.4

С точки зрения Д. Полкингхорна, цель «Аналитической философии истории» заключалась в анализе нарративных высказываний по отдельности, нежели исследовании комбинаций выражений в дискурсе исторического сочинения. А. Данто стремился понять способ нашего мышления, используемый в нарративных высказываниях, дистанцируясь от эмпиризма, который имел дело только с глаголами настоящего времени как описаниями текущего состояния дел.5

Восприятие настоящего, по мнению мыслителя, зависит от знания прошлого: «Мы неизбежно по-разному будем воспринимать настоящее в зависимости оттого, с какими элементами прошлого сможем связать его».6 Историк, в свою очередь, стремится высказывать истинные утверждения относительно прошлого, при этом ответы даже на одни и те же исторические вопросы могут различаться по степени точности и подробности.1

А. Данто различает два вида философии истории: субстантивную и аналитическую. Субстантивная философия истории связана с обычным историческим исследованием, поскольку философ-субстантивист, как и историк, занимается описанием произошедшего в прошлом. Помимо описания прошлого, субстантивная философия представляет собой попытку обнаружить некую теорию исторического развития во всей ее целостности и претендует на то, чтобы дать описание прошлого, настоящего и будущего. Представители субстантивной философии истории пытаются рассказать историю еще до того, как она произошла и именно это является фундаментальной ошибкой субстантивной философии истории.

Отличия субстантивной философии истории и истории заключаются в следующем. Во-первых, история – это, прежде всего, описание произошедшего, при этом следует отметить, что историки работают с интерпретациями, а не с непосредственными данными. Во-вторых, субстантивная философия истории и история как таковая относятся к разным жанрам, поскольку историки занимаются исключительно прошлым, а сторонники субстантивной философии рассматривают и будущие события. В-третьих, субстантивная философия осуществляет «незаконные… экстраполяции в будущее, обладающие той же самой структурой, с помощью которой историки организуют события про-шлого».2 В-четвертых, историк описывает некоторые прошлые события, ссылаясь на другие события, которые для первых событий находятся в будущем, но для самого историка являются прошлым. Философ истории описывает прошлые события, ссылаясь на другие события, которые находятся в будущем как для описываемых событий, так и для самого философа.

Ф. Анкерсмит: исторический опыт и повествование

Франклин Анкерсмит – профессор теории истории и интеллектуальной истории принадлежит к числу философов, приобретших популярность среди англоязычных авторов конца XX в.1 Его философия ассоциируется с постмодернизмом, историческим нарративом, лингвистическим поворотом и последующим отказом от него. В связи с подобными трансформациями исторической теории, представляется актуальным проследить изменения в философской концепции мыслителя.

Следует отметить, что сначала в область интересов Ф. Анкерсмита входила физика и математика, в силу так называемого «позитивистского менталитета». Вследствие отсутствия успехов в изучении данных дисциплин, альтернативной областью знания стала история, поскольку «на заре своей юности» философ «переживал сильную ностальгическую тоску по XVIII».2

Ф. Анкерсмит предлагает две альтернативные формы философии истории: «нарративистскую философию истории», которую он отождествляет с интерпре-тативной, лингвистической, постмодернистской философией истории, и «эпистемологическую философию истории», сопоставимую с дескриптивной, аналитической, традиционной философией истории.

Традиционная философия история основывалась на кантианских трансцен-денталистских принципах и декартовской эпистемологии, поэтому основное внимание уделялось исключительно эпистемологической стороне исследований. Характерное разделение субъекта и объекта привело к разрыву между миром и сознанием. В рамках эпистемологической философии истории основное внимание сосредотачивалось на поисках критериев истинности исторических объяснений, исследовании взаимосвязей между историческими утверждениями и тем, относительно чего они сформулированы. Источниками эпистемологической философии истории являлись отрицание немецкого историзма и спекулятивной философии истории; концепция «модели охватывающих законов»; герменевтика Р. Дж. Кол-лингвуда.1 По мнению Ф. Анкерсмита, ни одна из теорий эпистемологической философии не оказалась успешной. Причинами этого являются отсутствие интереса к реальной исторической практике, чрезмерный сциентизм, исследование деталей исторического процесса, утверждение идентичности повествования об истории и прошлого, отказ от анализа языка.

Нарративистская философия истории, в свою очередь, сконцентрирована на лингвистических конструктах, создаваемых историком для понимания прошлого, ее центральной проблемой является исследование языка.

Для Ф. Анкерсмита в «Нарративной логике» существовала только одна реальность – язык. В свою очередь, эпистемологический барьер, возведенный между субъектом и объектом, привел к тому, что идентификация субъекта и текста стала невозможной, а текст получил «невообразимую глубину, в которую никогда не мог бы проникнуть человеческий ум».2 Ф. Анкерсмит выделил три этапа в становлении нарративизма: 1. Психологический нарративизм (У. Гэлли и А. Лоч), сконцентрированный на вопросе о том, какие психологические механизмы должен задействовать историк в умах читателей, чтобы они могли принять его рассказ о прошлом; 2. Нарратив как серия нарративных аргументов (М. Уайт и А. Данто) – наличие в рассказе историка множества событий, которые могут быть связаны между собой посредством охватывающих законов; 3. Лингвистическая философия (Х. Уайт), в рамках которой осуществляется перевод прошлого в нарративный текст посредством тропов.1

Ф. Анкерсмит сосредоточил свое внимание на лингвистической наррати-вистской философии и исследовал проблемы исторического нарратива, соотношения языка и мира.2 Как и Х. Уайт, Ф. Анкерсмит полагал, что нарративы не могут быть обнаружены в прошлом и не существуют внутри событий.3 По словам Э. Доманской «Нарративная логика» посвящена логической структуре нарратива и дополняет ставшую уже классической «Метаисторию» Х. Уайта, предлагая зрелый нарративизм, сопровождаемый металогическим подходом.4

Хотя внимание нарративистской философии сосредоточено на логической природе языковых сущностей, используемых для исследования прошлого, Ф. Ан-керсмит выступал против излишней сциентизации нарратива. Говоря о необходимости описания положение дел в прошлом, однозначно описываемых с помощью констатирующих высказываний5, философ избегал эпистемологических аспектов изучения нарратива, хотя их возможность исследована в рамках исторической эпистемологии. Также для философа не представляли интереса проблемы анализа этических требований, однако любой нарратив включает в себя какие-либо этические ценности в силу того, его создатель эксплицитно или имплицитно вносит в его содержание свою оценку и воззрения.

Попытка Ф. Анкерсмита проанализировать нарратив сосредотачивается на проблеме возможности нарративного знания исторической реальности, в рамках которого «прошлое может быть описано в констатирующих единичных высказываниях, являющихся либо истинными, либо ложными».1 Но, главным образом философа интересуют языковые средства, используемые для выражения знания.

Этот автор, в целом, занимает антиредукционистcкую позицию, рассматривая нарративы как нечто большее, нежели конъюнкции предложений. Помимо редукционизма, возражения Ф. Анкерсмита вызывают и другие методы текстового анализа, в рамках которого разграничиваются поверхностная структура текста (повествование как таковое), глубинная структура («семантическое ядро»), правила трансформации и грамматика нарратива. Анализируя методы текстового анализа, мыслитель пришел к выводу, что все предложения в целом определяют содержание нарратива, хотя одни предложения определяет его в большей степени. Исследование нарратива нельзя свести к значению отдельных предложений.2

Нарратив является историческим материалом, созданным после события, и сводится к историографии и историческим текстам. История скорее пишется посредством исторических интерпретаций, чем исследуется через прошлое и тексты как источники. Мыслитель отмечает, что при изучении прошлого следует опираться на нарративы и их лингвистические средства выражения. Это положение может вызвать возражения, т.к. прошлое выражается не только посредством его нарративизации, но и в памятниках материальной культуры. Тем самым, Ф. Ан-керсмит сознательно ограничивает область исследования истории повествовательными средствами выражения. Подобные установки являются достаточно дискуссионным. Например, П. Загорин отмечает, что исследование языка в историографии разрушает историческое сочинение, так как язык подчинен историку в его стремлении обеспечить наиболее истинный способ понимания прошлого.3

Ф. Анкерсмит выделяет две позиции относительно природы нарратива: нарративный реализм и нарративный идеализм и характеризует себя как идеалиста, сопоставляя предлагаемый им нарративный идеализм с попперовским научным идеализмом, согласно которому любая теория должна быть сфальсифицирована. С точки зрения этого автора, прошлое не наделено никаким скрытым механизмом, смысл в историю вносит сам познающий субъект. Прошлое также не может быть перенесено на лингвистический уровень с помощью правил перевода, т.к. историк сам создает нарратив. Язык в нарративе используется для повествования как об интенсиональном человеческом действии, так и о неумышленных результатах интенсионального человеческого действия.1

Далее Ф. Анкерсмит обращался к структуре исторического нарратива. Прошлое не обладает нарративной структурой, и только историк способен придать ее исторической реальности, систематизировав разрозненные события в единое целое. Историк не обладает опытом прошлого, но посредством работы с источниками, не являющимися непосредственно самой реальностью, он повествует о нем.2 Структура исторического нарратива представлена сингулярными высказываниями, описывающими прошлую реальность. При этом, следует определенный холизм философа в восприятии нарратива как целостности: «когда мы собираемся говорить о нарративах как таковых, мы не можем позволить себе делить их на части: мы должны совладать с целыми нарративами».3 По мнению Ю. Зеленака подобный холизм является одной из фундаментальных идей философии Ф. Ан-керсмита, и эта идея выражается в следующем выражении: историческая репрезентация не может быть сведена к простой сумме высказываний.4

С одной стороны, Ф. Анкерсмит воспринимает текст как целостность, но с другой стороны, он использует методологический аппарат лингвистической философии и науки. Это послужило одной из причин, почему его подход не был широко воспринят обеими группами теоретиков: некоторые разделяли его цели, но критиковали аналитические приемы анализа; другие принимали его методологию, но отрицали задачи.1 В частности, Д. Келли отмечал, что Ф. Анкерсмит предлагает поверхностное отрицание исторического исследования, под которым он понимает не только всю область изучения, но и также описание и интерпретацию свидетельств.2 Даже благоприятный отзыв Х. Уайта не оказал практически никакого влияния, хотя Х. Уайт сопоставил важность исследования Ф. Анкерсмита с переводом одной из книг П. Рикера на английский язык, которая была опубликована в том же году.3