Культура и политика в философии П.Б.Струве Варпетян Акоп Эмильевич

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Мир ценностей культуры и политика как проблема философского анализа П.Б. Струве 30

1.1. Эволюция философского мировоззрения П.Б. Струве: культура и политика 30

1.2. П.Б. Струве об универсальных ценностях и национальной культурной традиции 46

1.3. Нравственные основания культуры и политико-правовой универсум в учении П.Б. Струве 71

Глава 2. Русская культурная традиция и политика в философии П.Б. Струве 94

2.1. Особенности русской культуры и политической жизни в интерпретации П.Б. Струве 94

2.2. Ниспровергая традицию: русская интеллигенция и революция в философии П.Б. Струве 118

2.3. П.Б. Струве: идеал Великой России в либерально-консервативной перспективе 137

Заключение 159

Список литературы 172

• Эволюция философского мировоззрения П.Б. Струве: культура и политика
• Нравственные основания культуры и политико-правовой универсум в учении П.Б. Струве
• Особенности русской культуры и политической жизни в интерпретации П.Б. Струве
• П.Б. Струве: идеал Великой России в либерально-консервативной перспективе

Введение к работе

Актуальность темы диссертационного исследования. Повышенное внимание к проблеме взаимосвязи культуры и политики составляет отличительную черту наследия ведущих представителей русской философской мысли 19-20-го столетий. Внимание к ней обусловлено попыткой обретения ими понимания роли культурной составляющей как предпосылки организации властно-политического универсума и обратного влияния такового на культуру применительно к реалиям России, которые во многом справедливо воспринимались как отличные от западноевропейских. Интерпретации этой предметности, хотя и представали в форме академических дискуссий, были далеки от идеала е беспристрастного видения, ибо несли на себе отпечаток общественной полемики по поводу исторической судьбы России и перспектив е дальнейшего развития. Поэтому вопрос о взаимосвязи культуры и политики по-разному рисовался приверженцами сценария особого пути национального развития страны и мыслителями-европеистами, ратовавшими за скорейшую ассимиляцию западноевропейских рецептов социокультурного и политического устроения общественной жизни. Начиная со знаменитого спора славянофилов и западников, эта поляризация во взглядах на взаимосвязь культуры и политики сохранялась в многообразии форм и приобрела особо резкие очертания на рубеже 19-20-го века, когда накопившийся потенциал неразрешенных в рамках самодержавной государственности разнообразных общественных противоречий оказался чреват революционными потрясениями, которым было суждено породить радикальные перемены в России. Именно этому периоду российской истории принадлежит творчество П.Б. Струве (1870-1944), прошедшему в своих мировоззренческих исканиях путь от "марксизма к идеализму" и предложившему оригинальную версию собственного понимания проблемы взаимосвязи культуры и политики в перспективе либерально-консервативного синтеза.

Актуальность темы исследования обусловлена, во-первых, необходимостью подробного анализа генезиса, содержания и эволюции философских воззрений П.Б. Струве на соотношение культуры и политики, выдержанных в духе либерально-консервативного синтеза в свете современной ситуации в России. На рубеже 20-го-21-го века в условиях поиска контуров культурного и социально-политического устроения жизни посткоммунистической России обостряется интерес к возможности обретения нового варианта либерально-консервативного синтеза, весьма оригинально представленного в трудах П.Б. Струве.

Во-вторых, как последовательный европеист и одновременно яркий выразитель патриотического начала П.Б. Струве интересен предложенным им вариантом обретения единства либерального признания ценности личности, ее прав и свобод и одновременно провозглашаемого им тезиса о необходимости поддержания сильной имперской государственности, укорененной в ценностных основаниях российской культурной традиции. Проблема соединения этих двух начал в изменившихся и во многом непредвиденных П.Б. Струве обстоя-

тельствах остается актуальной и сегодня, предполагая внимательное историко-философское рассмотрение его воззрений.

В-третьих, в современных условиях особый интерес представляет тезис П.Б. Струве о том, что сформулированный И. Кантом категорический императив служит одновременно как моральным основанием культурного творчества в целом, так и политической деятельности - особого вида такового. Такой взгляд на единое моральное основание культуры и политики делает воззрения русского автора релевантными современной ситуации, предполагающей поиск ценностно-гуманистических начал, направляющих человеческое творчество.

В-четвертых, предложенное П.Б. Струве на базе его видения взаимосвязи культуры и политики истолкование истории эволюции духовно-ценностных оснований русской культурной традиции 19-го-20-го веков, представленное в портретной галерее выдающихся ее представителей, заслуживает самого пристального изучения.

В-пятых, теоретические обобщения диссертации могут найти применение в преподавании истории философии, социальной философии, политологии, истории политических и правовых учений и других университетских дисциплин.

Степень разработанности проблемы. Видение взаимосвязи культуры и
политики, сложившееся в наследии П.Б. Струве, по-разному

интерпретировалось как его современниками, так и исследователями, обращавшимися к его идеям после завершения им своего жизненного пути. При этом, не трудно заметить, что момент временной дистанции, взгляд на его концепцию в новых исторических условиях позволяет "высветить" ускользавшие от современников особенности присущего ему понимания неразрывности единения культуры и политики.

В ряду современников, пожалуй, первой значительной работой, ориентированной на анализ концепции взаимосвязи культуры и политики П.Б. Струве "легально-марксистского" периода его деятельности, стал знаменитый труд В.И. Ленина, посвященный его критике либерального народничества¹. Не менее известна и полемика с его критикой марксизма, предложенная Г.В. Плехановым².

В дореволюционный период после отхода П.Б. Струве от "легального марксизма" наибольший резонанс вызвала его негативное видение культурной и политической роли русской интеллигенции на страницах "Вех". Его былой партнер по петербургским религиозно-философским собраниям Д.С. Мережковский заговорил о состоявшемся "суде над русской интеллигенцией"³. Концепция П.Б. Струве встретила осуждение не только русских марксистов, но его соратников по партии кадетов, а также эсеровских теоретиков. Среди кадетов порицание его веховских воззрений высказали И.И. Петрункевич, Н.К.

¹ См.: Ленин В.И. Экономическое содержание народничества и его критика в книге г. Струве
(Отражение марксизма в буржуазной литературе). // Ленин В.И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 1. - М.:
Издательство политической литературы, 1967. С. 347-534.

² См.: Плеханов Г.В. Критика наших критиков. // Плеханов Г.В. Собр. соч. В 6-ти Т. Т.2. - М.:
Государственное издательство политической литературы, 1956. С. 504-633.

³ Мережковский Д.С. Грядущий хам // Больная Россия. - Ленинград: Изд. ЛГУ, 1991. С. 73-78.

Арсеньев, Н.А. Гредескул, М.М. Ковалевский, П.Н. Милюков, Д.Н. Овсянико-Куликовский, М.А. Славинский, М.И. Туган-Барановский⁴. Эсеровская оценка его идей была дана В.М. Черновым, Н. Д. Авксентьевым, И.К. Брусиловским, Л.Э. Шишко, Н.И. Ратниковым, М.Б. Ратнером⁵.

Поскольку поворот П.Б. Струве к кантианству, а затем и к религиозному видению судеб культурного творчества и его сопряженности с политикой представим лишь на фоне потрясений революционных событий эпохи трех русских революций и трагедии существования вне Родины в эмиграции, его деятельность как практического политика и публициста превращает русского автора в фигуру символического ряда, достойную мемуарных воспоминаний. Интерпретация трансформации его воззрений на единство культуры и политики, данная в мемуарах таких совершенно несхожих деятелей русской мысли, как П. Н. Милюков, В.В Шульгин и С.Л. Франк, позволяет увидеть всю сложность философско-мировоззренческих и политических исканий П.Б. Струве, результирующую в его теоретических и публицистических работах⁶. Пожалуй, именно Франк, ставший его уникальным биографом, позволяет реконструировать панораму эволюцию его видения отношений культуры и политики шаг за шагом на протяжении всей жизни.

Концепция взаимосвязи культуры и политики П.Б. Струве

рассматривалась как значительное проявление эволюции русской мысли такими творившими в эмиграции крупными историками русской философии, как В.В. Зеньковский и Н.О. Лосский, Г.В. Флоровский⁷. Вполне естественно, что приверженцы сменовеховства и евразийства, отвечая взаимностью на неприятие их платформ П.Б. Струве, негативно воспринимали его взгляды на единство культуры и политики, исключавшие любые варианты сотрудничества с большевизмом и возможность его позитивного преображения в национально-державном ключе.

За пределами России творчество П.Б. Струве достаточно интенсивно академически исследовалось на протяжении минувшего столетия и продолжает изучаться сегодня. Многие важные аспекты концепции взаимосвязи культуры и политики П.Б. Струве охарактеризованы в трудах его биографа и издателя собрания его сочинений Р. Пайпса, который постоянно подчеркивал либеральную доминанту его воззрений, по-разному выраженную в процессе эволюции его идей⁸. Собственно философские моменты, сопряженные с

⁴ См.: Интеллигенция в России // Анти-Вехи. - М.: Астрель, 2007. С. 7-236.

⁵ См.:"Вехи" как знамение времени // Анти-Вехи. - М.: Астрель, 2007. С. 7-236.

⁶ См.: Шульгин В.В. Годы. Воспоминания члена Государственной думы. - М.: АПН, 1979.- 364 с.;
Милюков П.Н. Воспоминания. В 2-х Т. - М.: Современник, 1990. - 448 с.,.448 с.; Франк С.Л. Биогра
фия П.Б. Струве. -Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1956. - 235 с.

⁷ См.: Зеньковский В.В. История русской философии. – М.: Академический Проект, Раритет, 2001. –
880 с.; Лосский Н.О. История русской философии. - М.: Советский писатель, 1991. -482 с.;
Флоровский Г. В. Пути русского богословия. Отв. ред. О. Пла- тонов. — М.: Институт русской
цивилизации, 2009. — 848 с.

⁸ См.: Пайпс Р. Струве: левый либерал, 1870-1905. Т. 1. - М.: Московская школа политических иссле
дований, 2001. - 549 с.; Пайпс Р. Струве: правый либерал, 1905-1944. Т. 2. - М.: Московская школа
политических исследований, 2001. - 679 с.; Struve Peter Berngardovich, 1870-1944. Collected Works. Ed.

платформой концептуального обоснования его видения единства культуры и политики, хотя и не представлены в формате целостного их видения зарубежными исследователями, но все же нашли определенное отражение в трудах А. Валицкого, Б. Виленга, Н.М. Зернова, Г. Патнэм, Н. Плотникова, Е.М. Свидерского, В. Страда, Б. Хоровица и др⁹.

В силу идеологических причин, в советский период предложенная П.Б.
Струве концепция взаимосвязи культуры оценивалась резко негативно¹⁰. В
постсоветский период е содержание начинает привлекать внимание
исследователей как продуктивное и созвучное реалиям поиска нового абриса
российской идентичности. Российскому читателю становятся доступными
издания его сочинений, вышедшие за рубежом и репринтно воспроизводимые
отечественными издательствами. Немалую роль в этом процессе сыграла
деятельность сыновей П.Б. Струве - Г.П. Струве и А.П. Струве, а также его
внука Н.А. Струве. Важна и работа осуществляемая по сохранению,
исследованию и трансляции наследия этого русского мыслителя,

осуществляемая Домом русского зарубежья им. А.И. Солженицына.

В существующей литературе постсоветского периода существенные моменты концепции взаимосвязи культуры и политики нашли выражение в работах О.В. Ананьева, Б.П. Балуева, П.П. Гайденко, О.Л. Гнатюк, А.Л. Дмитриева, И.И. Евлампиева, В.К. Жукова, О.А. Жуковой, О.К. Иванцовой, В.К. Кантора, А.А. Кара-Мурзы, М.А. Колерова, М.А. Пономаревой; В.В. Сербиненко, К..А. Соловьева, А.В. Хашковского, Т.А. Яковлевой и др. авторов¹¹. Характерно, что изучение концепции П.Б. Струве представлено

by Pipes R. 15 vol. - Ann Arbor: Harvard University Press, 1970; Bibliography of the Published Works of Peter Berngardovich Struve. Ed. by Pipes R. - Ann Arbor: Russian Research Center. Harvard University Press, 1980. - 220 p.

⁹ См.: Валицкий А. История русской мысли от Просвещения до марксизма. М.: «Канон+» РООИ
«Реабилитация», 2013. - 480 с.; Зернов Н.М. Русское религиозное возрождение ХХ в. - Изд. 2-е. -
Париж: Ymca-press, 1991. - 368 с.; Страда В. Проблема культуры и интеллигенция на рубеже XIX-XX
веков. // Страда В. Россия как судьба - Москва: Три квадрата, 2013. С. 276-288; Putnam G. P.B.
Struve’s View of the Russian Revolution of 1905 // Slavonic and East European Review. 1967.Vol. 45, №
105. Р. 457-473; Plotnikov N., Swiderski E.M. Revolution and the Counter-Revolution: The Conflict over
Meaning between P.B. Struve and S.L. Frank in 1922 // Studies in East European Thought. 1994. Vol. 46, №
3. Р. 187-196; Horowitz B. Unity and Disunity in Landmarks: The Rivalry between Petr Struve and Mikhail
Gershenzon // Studies in East European Thought. 1999. Vol. 51, № 1. Р. 61-78; Wielenga B. Lenins Weg zur
Revolution, eine Konfrontation mit Sergej Bulgakov und Petr Struve in Interesse einer Theologischen
Besinnung.- Mnchen: Kaiser, 1971.- 535 S.

¹⁰ См., например: Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Русская философия IX-XIX вв. - Ленинград:
Изд-во ЛГУ, 1989. С. 740. - 743 с.

¹¹ См.: Ананьев О.В. Петр Бернгардович Струве: жизнь, борьба, творчество. СПб.: СПБ, 2009. -208 с.;
Балуев Б.П. П.Б. Струве как историк (к постановке проблемы) // Отечественная история. 2001. № 2. С.
117-133; Гайденко П.П. Под знаком меры (либеральный консерватизм П.Б. Струве) // Вопросы фило
софии. 1992. № 12. С. 54–64; Гнатюк О.Л. Русская политическая мысль начала ХХ века: Н.И. Кареев,
П.Б. Струве, И.А. Ильин. СПб.:СПбГТУ, 1994. - 125 с.; Гнатюк О.Л. П.Б. Струве как социальный
мыслитель. СПб. СПбГТУ, 1998. -376 с.; Дмитриев А.Л. Экономические воззрения П.Б. Струве. Ав
тореферат … дис. канд. эконом. наук. СПб., 1998 - 16 с.; Евлампиев И.И.История русской метафизики
в XIX- XX веках. Русская философия в поисках Абсолюта. В 2-х частях. – СПб.: Алетейя, 2000. -
Часть I - 416 с.; Часть II - 414 с.; Жуков В.К. Идеи либерального консерватизма П.Б. Струве // Струве
П.Б. Patriotica:Политика, культура, религия, социализм. - Москва: Республика, 1997. с. 3-10; Кантор

этими авторами в интердисциплинарной перспективе. Ими подчеркивается, что она видоизменялась на протяжении его жизненного пути под воздействие как причин собственно философского и научного плана, так и под влиянием реалий истории и политики, выявляются многие особенности принимаемой им для рассмотрения этого тематического поля концептуальной стратегии, а также присущие таковой имманентные противоречия. Однако до сих пор в отечественной литературе отсутствует самостоятельное и детализированное исследование, сфокусированное специально на проблеме взаимосвязи культуры и политики в философском наследии П.Б. Струве.

Теоретическая не разработанность и практическая значимость этой проблемы обусловили выбор темы исследования, объектом которого является социально-философское наследие П.Б. Струве, а предметом – интерпретация взаимосвязи культуры и политики, предложенная этим русским мыслителем.

Цель и задачи исследования. Целью диссертационного исследования является изучение концепции взаимосвязи культуры и политики П.Б. Струве.

Постановка цели исследования предполагает рассмотрение следующих его задач:

- рассмотреть эволюцию философского мировоззрения П.Б. Струве в
перспективе рассмотрения им проблемы взаимосвязи культуры и политики;

проанализировать подход П.Б. Струве к вопросу о возможности воплощения универсальных ценностей в контексте национальной культурной традиции;

изучить специфику видения П.Б. Струве нравственных оснований культуры и пути их возможной реализации в политико-правовом универсуме;

- дать интерпретацию воззрений П.Б. Струве на взаимосвязь русской
культурной традиции и политики;

раскрыть специфику истолкования П.Б. Струве роли русской интеллигенции в революционном преобразовании страны;

показать специфику обоснования П.Б. Струве в перспективе либерально-консервативного синтеза идеала Великой России.

Источники исследования представлены, прежде всего, сочинениями П.Б. Струве, дающих возможных реконструировать его теоретические

В.К. "Петр Струве: Великая Россия, или Утопия, так и не ставшая Реальностью"// "Вестник Христи-анско-Гуманитарной Академии", 2010, т.11, вып.4. С. 161-178; Кара-Мурза А.А. Интеллектуальные портреты: Очерки о русских политических мыслителях XIX–XX вв. М., 2006. - 180 с.; Иванцова О.К. Философия либерального консерватизма: П.Б. Струве: Опыт историко-философского анализа. Автореферат дис. ... канд. философ. наук. М., 2003-18 с.; Колеров М.А. П.Б. Струве и русский марксизм: 1888–1901 (Опыт политической биографии). Автореферат … дис. канд. ист. наук. - М., 1993 -20 с.; Колеров М.А. Предисловие // Струве П.Б. Избранные сочинения. - М.: РОССПЭН, 1999. С. 3-10; Петр Бернгардович Струве / под ред. О. А. Жуковой, В. К. Кантора. — М. : РОССПЭН, 2012. - 327 с.; Пономарева М.А. П.Б. Струве в эмиграции: развитие концепции либерального консерватизма. Автореферат … дис. канд. ист. наук. Ростов-на-Дону, 2004 -16 с.; Сербиненко В.В. История русской философии. - М.: Омега-Л., 2006.- 465 с.; Соловьев К.А. Петр Бернгардович Струве // Струве П.Б. Избранные труды. - М. : РОССПЭН, 2000. С. 5-39; Хашковский А.В. Эволюция политических воззрений П.Б. Струве. Автореферат … дис. канд. полит. наук СПб., 1994 -18 с. ; Яковлева Т.А. Пути возрождения: Идеи и судьбы эмигрантской печати П.Б. Струве, П.Н. Милюкова и А.Ф. Керенского. Иркутск: ИГЭА, 1996. - 216 с. и др.

представления о взаимосвязи культуры и политики. Его идеи, сфокусированные на этом сюжете представлены в монографических сочинениях, сборниках и многочисленных статьях академического характера, газетной и журнальной публицистике, опубликованных в дореволюционных изданиях, а также в зарубежной эмигрантской периодике. Сегодня как дореволюционные, так зарубежные издания работ П.Б. Струве становятся доступными отечественному читателю в репринтной форме, а также в оцифрованном виде в Интернете. Особый класс источников представляют письма и дневники П.Б. Струве, раскрывающие многие важные грани его видения темы, ставшей предметом изучения диссертации.

Важными источниками исследования проблемы диссертации являются работы философов и политиков, бывших современниками этого русского мыслителя. К источникам принадлежат труды русских философов, ученых, писателей, политиков, питавших его размышления по поводу взаимосвязи культуры и политики.

Поскольку наследие П.Б. Струве немыслимо вне широкого идейного контекста, источниками его понимания являются труды европейских философов, социологов, экономистов, созданные в различные периоды истории.

Гипотеза исследования. Основная гипотеза исследования заключается в том, что проблема взаимосвязи культуры и политики является стержневой в творчестве П.Б. Струве, определяя в целом эволюцию его философского мировоззрения. Полагая, что центральным ориентиром культурного творчества является понимаемая в кантовском духе нравственная доминанта, русский мыслитель предложил оригинальное видение культурного творчества и его реализации в области политики. Верность либеральной трактовке ценности личности, ее базовых прав и свобод синтезировалась им с признанием необходимости контекстуализировать эту установку в материале национальной культурной традиции. Применительно к российским реалиями им разработан идеал Великой России, до сих пор вызывающий оживленные дискуссии в современном социокультурном контексте.

Научная новизна исследования заключается в следующих положениях:

– показано, что проблема взаимосвязи культуры и политики является
основной в процессе эволюции философского мировоззрения П.Б. Струве на
протяжении трех основных этапов его творчества: первый из них (конец 80-х
гг. 19 в. - 1900 г.) сопряжен с осмыслением этого сюжета в процессе
трансформации его мировоззрения от "легального марксизма" к неокантианству
и религиозному взгляду на универсум; второй период, длящийся от 1900-го г.
до революционных событий октября 1917-го г., отмечен созданием целостной
философской платформы видения этого вопроса и осмыслением коллизий
российской истории в духе либерально-консервативного синтеза; третий фазис
идейной эволюции русского автора, пришедшийся на годы

контрреволюционной деятельности и вынужденной эмиграции (1917-1944), ознаменован углубленной рефлексией отечественной истории в перспективе предполагаемого торжества идеала Великой России;

– на платформе историко-философского анализа выявлен генезис
культурфилососких представлений П.Б. Струве и дана характеристика
предложенного им понимания культуры как инспирированного стремлением
человека к Абсолюту творчества, протекающего в конкретных национальных
условиях и сопряженного с производством мира ценностей; показана

специфика трактовки русским автором имманентных противоречий,

сопряженных с производством культуры: полярности интеллектуалов и массы; культуры и личности; творчества и наличных, разделяемых сообществом объективных ценностей; иррационального и рационального начал; морали и инструментальных установок сознания и действия и т.д.;

– рассмотрено понимание П.Б. Струве единства моральных оснований
культуры и политико-правового универсума: как последовательный сторонник
необходимости признания автономии и самоценности личности,

неотчуждаемости ее свободного волеизъявления он заявляет о значимости
учения Канта о категорическом императиве для деонтологического
обоснования права и политики, но одновременно декларирует, следуя за
Гегелем, важность понимания их укорененности в национально-культурной
традиции; демонстрируется, что подобная перспектива приводит его к мысли о
значимости либерально-консервативного синтеза как альтернативы

революционным потрясениям применительно к реалиям российской политики, ведет к выдвижению идеала Великой России;

– выявлено, что в своем анализе специфики русской истории П.Б. Струве
попытался обнаружить ответ на вопрос о генетических предпосылках
формирования той социокультурной ситуации, которая сложилась в России на
рубеже 19-20-го века: демонстрируя присутствие пережитков феодализма в
современной ему жизни Российской империи, он обнаруживает их в имеющей
глубинные исторические корни трагической неразвитости начал личной,
экономической и политической свободы, отсутствии полноценного

гражданского общества и правосознания, нежелании самодержавного государства считаться не только с массами, но и сотрудничать с политической и культурной элитой, что порождает многоуровневые общественные противоречия, продуктивной, но незавершенной попыткой снятия которых русский автор считал реформы П.А. Столыпина;

– в свете полемики с воззрениями П.Б. Струве его современников,
придерживавшихся различной философско-мировоззренческой ориентации,
дана критическая характеристика интерпретации им роли русской

интеллигенции в истории страны, отмеченной его резким неприятием этой части "образованного слоя", который делает ставку на нигилистическое отношение к ценностям национальной культурной традиции, революционный радикализм и низвержение существующего государственного строя, используя бедственное положение и недовольство масс, равно как и неспособность самодержавной власти и ее бюрократического аппарата к осознанию существующей ситуации и диалогу с народом;

– всесторонне рассмотрен выдвигаемый П.Б. Струве идеал Великой России, представляющий собой глобальный футурологический прогноз

грядущего единения национально-культурных начал и либерально-

консервативной политической установки; показано, что его вера в необходимость сочетания уважения личности и ее прав и свобод имеет своей оборотной стороной утверждение в качестве основы обеспечения таковой сильного государства имперского типа, сплачивающего все народы на базе ценностей русской культуры: с рубежа 1900-х гг. до революционных событий октября 1917 г. наилучшей политической формой устроения такого государства ему рисуется конституционная монархия, тогда как в период эмиграции, исповедуя антибольшевизм, он считал невозможным осуществление реставрации монархического правления в России и открытым вопрос о варианте государственного воплощения солидаристского союза всех классов и слоев общества во имя величия и процветания страны.

Теоретическое и практическое значение работы. Теоретические

выводы исследования должны способствовать углублению существующих представлений о трактовке вопроса о взаимосвязи культуры и политики в русской философии конца 19-го-средины 20-го века и ее значимости для современности.

Выводы работы могут быть использованы при осмыслении современных
процессов, сопряженных с влиянием русской культурной традиции на решение
вопросов политического характера . Они могут найти применение в

преподавании истории философии, социальной философии, философии

политики, политологии, культурологии и других университетских курсов.

Методологические основания исследования. Выбор методологической платформы исследования опирался на осознание специфики его предметной области. В работе использована герменевтическая установка, позволяющая дать интерпретацию смыслового содержания учения П.Б. Струве в свете современных проблем в широком контексте развития русской мысли 19-го-20-го столетия.

В диссертации применяются системный, структурный и сравнительно-исторический методы. Системный метод оказался востребованным при определении особенностей философского мировоззрения П.Б. Струве и его воплощения в политической публицистике¹². Опора на структурный метод проявил свою значимость при определении трактовки этим русским мыслителем основных составляющих общественного целого и его политико-государственного звена. Использование сравнительно-исторического метода позволило обнаружить, например, родство его политико-философских построений с воззрениями Б.Н. Чичерина. В исследовании нашли применение кроме того общенаучные методы идеализации, анализа и синтеза, индукции и дедукции.

¹² См.: Песоцкий В.А. Основные функции художественной литературы в их философском представлении. // Вестник Московского государственного областного университета (Электронный журнал). 2011. № 1. с. 184-210.

Положения, выносимые на защиту:

1. Проблема взаимосвязи культуры и политики является
центральной в философии П.Б. Струве и во многом определяет содержание
его мировоззренческих исканий в динамике их трансформации. Он
обоснованно полагал, что культурная традиция, всегда представленная в
ее национальной конкретике, накладывает свой отпечаток на характер
властно-политических отношений, а они, в свою очередь создают
рамочные условия любых проявлений культурного творчества. На первом
этапе развития философского мировоззрения П.Б. Струве ( конец 80-х гг. 19 в. -
1900 г.) наблюдается трансформация его взглядов от "легального марксизма" к
неокантианству и идеям русской религиозной философии. Характерно, что
именно осознание автономии культурного творчества, его нередуцируемости к
наличному порядку экономических отношений побудило П.Б. Струве к
переходу с позиций "легального марксизма" к неокантианству. Критическая
ассимиляция им идей Баденской школы неокантианства и теории идеальных
типов М. Вебера была дополнена религиозной перспективой и признанием
надисторического мира абсолютных ценностей. Оставаясь приверженцем
исторического номинализма, он принимает идею абсолютных ценностных
ориентиров культурного творчества, говорит о своей близости к мировидению
В.С. Соловьева. На втором этапе своей философской эволюции,
простирающемся от 1900 г. до октября 1917 г., на фоне событий трех русских
революций П.Б. Струве развивает целостную религиозно-философскую
концепцию культуры и ее взаимосвязи с политикой, приходит к собственной
платформе необходимого России либерально-консервативного синтеза и
результирующему из нее имперскому идеалу Великой России. В третий период
жизни, сопряженный с контрреволюционной деятельностью и эмиграцией П.Б.
Струве, который можно условно датировать с октября 1917 г. до его кончины в
1944 г., созданная им концепция Великой России трансформируется в новых
исторических условиях и выглядит последовательной альтернативой не только
большевизму, но также сменовеховству и евразийству.

2. Религиозно-философское понимание культуры как непрестанного
духовного творчества личности, "прорывающего" ткань наличного бытия
в стремлении к трансцендентному царству ценностных абсолютов и
утверждающего в национальных формах гуманистические правила
межчеловеческого общения, сложилось в целом в творчестве П.Б. Струве к
1905 г. Подобное истолкование культуры примиряет идею ее универсальных
ценностных оснований и гуманистически-моральной направленности с
признанием значимости национальных форм таковой и лежит в основе
понимания ее взаимосвязи с политикой. Оно позволяет раскрыть многообразие
имманентных противоречий культуры. Этот взгляд на культуру стал итогом
философского развития П.Б. Струве от "легального марксизма" к
неортодоксальному прочтению неокантианства, а затем и к восприятию идей
русской религиозно-философской традиции. Уже на стадии "легального
марксизма" в полемике с либеральным народничеством русский автор
подчеркивал значимость культурного фактора, оказывающего чрезвычайное

влияние на развитие капиталистического производства, для развития современной ему России. Предприняв критику марксистского детерминизма в духе неокантианства, он связал культурное творчество с нередуцируемой к наличным обстоятельствам свободой и автономией человеческой личности. Принимая номиналистическую культурфилософскую установку Баденской школы неокантианства, П.Б. Струве критиковал ее представителей с позиций имманентной философии за ценностный универсализм, именуемый им "объективистским". В методологическом плане он на протяжении всей дальнейшей академической карьеры придерживался платформы идеально-типических обобщений в науках о культуре, предложенной М. Вебером и оказавшейся эффективной в его собственных политэкономических штудиях. Поворот к ценностным абсолютам как определяющим культурное творчество состоялся вместе с обращением П.Б. Струве к идеям русской религиозной философии по преимуществу в варианте В.С. Соловьева. Отныне в его культурфилософских построениях номинализм и ценностный универсализм проявляются в единстве.

3. Опираясь на синтез идей И. Канта и Г.В.Ф. Гегеля, П.Б. Струве
рассматривал в качестве основания политико-правового универсума
требование категорического императива, которые должны быть
согласованы с ценностными устоями национальной культуры. Именно на
этой базе им мыслилась платформа либерально-консервативного синтеза,
фундирующая имперскую конституционно-монархическую
государственность России будущего. В обществе как целостности
многообразие подсистем представлялся ему необходимо сбалансированным
политико-государственным началом, которое базируется на гражданском
согласии, но обладает правом легитимного насилия. П.Б. Струве отвергал
революционную перспективу общественных изменений, подчеркивая
значимость эволюционного пути. Контуры права и политики рассматриваются
П.Б. Струве как определяемые незыблемыми универсальными моральными
основаниями культуры, нашедшими свою формулировку в категорическом
императиве И. Канта. Одновременно вслед за Г.В.Ф. Гегелем русский автор
говорит о недостаточности деонтологической перспективы для
конституирования политико-правового универсума и указывает на важность в
этом процессе следования началам национальной культурной традиции.
Продолжая линию теоретизирования Б.Н. Чичерина, он выстраивает на этой
базе собственное понимание основ необходимого для России либерально-
консервативного синтеза. Выражением подобного единения либеральных и
консервативных начал П.Б. Струве полагал имперский национализм, который
принимает либеральные ценности и в то же время способен объединить на базе
правового и демократически управляемого государства все народы страны в
перспективе ценностей культуры основного этноса.

4. Интерес П.Б. Струве к специфическим чертам истории России был
во многом связан с попыткой осознания им генезиса социокультурной
ситуации, которая сложилась в стране на рубеже 19-20-го века. Раскрывая
имманентные противоречия российской истории, он не остается

безучастным к происходящему и ищет программу политического действия по их преодолению. Выделяя в качестве основных периодов отечественной истории Средневековье (850-1648) и Новую историю России (1648-1917), П.Б. Струве фокусирует свое внимание на втором из них, вводя его деления на три основных фазиса развития - московский, петербургский и всероссийский. Его исторические исследования убедительно показывают, что в основе трагических событий современной ему российской истории рубежа двух столетий, нашедшей свою кульминацию в буре трех русских революций и братоубийственной гражданской войне, лежат пережитки феодализма, породившие неразвитость капиталистического предпринимательства, начал гражданского общества и правосознания, неизжитость общинных устоев и неэффективность помещичьего хозяйствования на селе, отсутствие уважения личности и ее прав, фактическую неспособность самодержавного государства и обслуживающей его бюрократии к сотрудничеству как с политической и культурной элитой, так и с народными массами и т.д.. Русский автор выступает противником революционных потрясений и сторонником проведения экономических, социальных и политических реформ, способных придать новый образ имперской государственности, сделав ее адекватной вызовам времени. Его симпатии находились всецело на стороне незавершенной реформационной деятельности П.А. Столыпина, в которой он усматривал важную предпосылку грядущих либерально-консервативных преобразований в духе выдвигаемого им идеала Великой России.

5. Анализируя особенности развития российского общества и
культуры рубежа 19-го-начала 20-го столетия, П.Б. Струве предложил
собственную оригинальную интерпретацию конфликта интеллигенции и
самодержавно-бюрократической власти как одного из источников
революционных потрясений. Вызвав оживленную полемику, его

обвинения в адрес радикально-революционно настроенной части русского "образованного слоя" и сегодня заставляют задуматься о миссии интеллектуальной элиты в общественной жизни в ее прошлом и настоящем. В условиях всевластия российской самодержавной власти и находящегося на ее службе бюрократического аппарата возникала проблема отношения к ней образованной страты интеллектуальной элиты, не принимающей существующего властного порядка - русской интеллигенции. Русский мыслитель выступил с резкой, хотя и не лишенной основания, критикой ориентации интеллигенции на революционное низвержение существующего политико-государственного строя, обличая одновременно и самодержавно-государственную власть за ее неспособность к диалогу с этой стратой интеллектуальной элиты. П.Б. Струве продемонстрировал всю опасность отчужденного статуса интеллектуальной элиты и ее нигилистической радикализации не только применительно к конкретным условиям России, но и в глобальной исторической перспективе. Порицая "отщепенчество" радикальной интеллигенции и паралич реакции бюрократии на состояние общества, он призывает интеллектуалов к выполнению своей просветительской функции во имя предотвращения общественных потрясений.

6. Квинтэссенцией понимания П.Б. Струве перспектив

отечественного социокультурного развития является выдвигаемый им
идеал Великой России. Хотя его содержание трансформировалось со
времени появления в 1908 г., неизменной осталась цель построения
сильной имперской государственности, способной сочетать в себе
либеральное и консервативное начало, сплачивая все народы России на
базе ценностей русской национальной культуры и приверженности

либеральному идеалу уважения личности, ее прав и свобод. Являясь
европеистом и критиком славянофильской идеи "гниющего Запада", П.Б.
Струве был одновременно последовательным сторонником патриотической
идеи. В противовес "казенно-бюрократической" версии патриотизма, он видел
его абрис в ключе сочетания ценностей русской национальной традиции как
основания имперской государственности и либерально-демократических начал,
открывающих простор культурного развития. Позаимствовав у П.А. Столыпина
сам призыв создания Великой России, П.Б. Струве создал в период после
поражения страны в русско-японской войне и первой русской революции
именно такой идеал национально-государственного возрождения.

Последующие события революций 1917 г., гражданской войны и годы вынужденной эмиграции не сломили веры русского философа в финальное торжество идеала Великой России. Как яростный антибольшевик он не принял идеи сменовеховства и евразийства о трансформации коммунистического режима в национально центрированное имперское образование, возрождающее начала российской государственности. Не разделял он и мнения о необходимости реставрации монархии, полагая, что только падение большевизма и рост патриотического сознания могут создать новый образ национального солидаризма всех классов и слоев российского общества, которые совместными усилиями построят Великую Россию.

Степень достоверности и апробация результатов исследования.

Достоверность полученных результатов исследования обусловлена
обращением к обширному материалу источников, отечественной и зарубежной
исследовательской литературы, а также применением спектра

методологических средств, позволяющих всесторонне рассмотреть предмет диссертации.

Основные результаты диссертационного исследования нашли отражение
в девяти публикациях общим объмом 5,1 п.л. (3,3 п.л.- в изданиях списка ВАК
РФ). По материалам исследования были подготовлены сообщения на
Всероссийских конференциях "Образование в XXI веке" (Тверь, 2016) и
"Научно-практической конференции, приуроченной к 95-летию ТвГТУ" (Тверь,
2017 г.). Они представлены также в докладах на международных

конференциях: IV Международные чтения по истории русской философии «Российско-японский философский диалог», г. Санкт-Петербург, 20–21 сентября 2016 г. , V Международные чтения по истории русской философии «Славянская идея в истории и современности: к 150-летию славянского съезда», г. Санкт-Петербург, 27–30 сент. 2017 г.

Эволюция философского мировоззрения П.Б. Струве: культура и политика

На всем протяжении эволюции мировоззрения П.Б. Струве (1870-1944) прослеживается фундаментальная взаимосвязь его воззрений на культуру и политику. Еще в гимназические годы он приходит к убеждению о значимости личностного начала и культурного измерения его развития, и одновременно его занимают вопросы, которые приводят к пониманию невозможности рассмотрения этой темы вне обращения к жгучим общественно-политическим проблемам. Реалии российской действительности заставляют его задуматься об условиях, в которых реализуются шансы личностного культурного развития. Поэтому критическая рефлексия условий российской социально-политической действительности с первых шагов вызревания его мировоззрения сопутствует выработке его взгляда на культурные вопросы. Одновременно еще в юности Струве отчетливо понимает, что существующие стереотипы и ценности культурной традиции составляют фон политического ландшафта того или иного социального организма. Культура, тем самым, не только испытывает влияние политики, но и, в свою очередь, служит условием ее существования. Можно с уверенностью констатировать, что на протяжении всей творческой эволюции Струве размышления на эту тему способствовали поиску им собственного мировоззрении1. Общемировоззренческие искания, таким образом, результируют из осмысления именно вопроса о взаимосвязи культуры и политики. Философская эволюция этого мыслителя служит осознанию взаимосвязи культуры и политики.

И происходит это, разумеется, в контексте конкретики бурных и наполненных трагизмом событий российской истории финала 19-го-начала 20-го столетия. Именно в контексте такого понимания его мысли становится понятной и политическая стратегия его либерально-консервативной доктрины. Попытаемся проследить эволюцию философского мировоззрения Струве в свете решения им проблемы взаимосвязи культуры и политики.

В мировоззренческой эволюции Струве представляется выделить три основных этапа, на каждом из которых проблема взаимосвязи культуры и политики приобретает новые грани теоретического осмысления в связи с конкретными коллизиями российской истории. Первый из них датируется с периода его гимназических размышлений о культуре и политике, родившихся в конце 70-х годов 19-го столетия и вплоть до 1900 г., когда фиксируется его переход от «легального марксизма», позитивизма и неокантианства к объективно-идеалистическому миросозерцанию, выдержанному в русле русской религиозной философии. В этот период Струве задумывается над особенностями взаимосвязи русской культуры и перспективами социокультурного развития России в полемике с либеральными народниками. В финале этого этапа он расстается с марксизмом и социал-демократическим идеалом развития страны, приходит к стартовому пункту своей либерально-консервативной платформы во многом не только под влиянием политических поворотов его биографии, но и философских размышлений сопутствующих им. Начиная с 1900 г. и вплоть до событий социалистической революции октября 1917 г. длится второй период его мировоззренческой эволюции, когда складывается общетеоретическое видение им взаимосвязи культуры и политики, отмеченное своеобразным симбиозом неокантианства и религиозной философии. В этот чрезвычайно насыщенный в политическом плане отрезок его деятельности, когда Струве присоединяется к партии кадетов, а затем сближается с октябристами и монархистами, формируется ярко выраженное и философски фундированное ядро его либерально-консервативных политических взглядов. Начиная с октябрьской революции и вплоть до кончины русского философа в 1944 г. длится эмигрантский период его деятельности, когда он на базе сложившихся ранее философских идей критически оценивает реалии постреволюционной России в контексте событий мировой истории, задумывается о возможности изменения курса ее истории на базе размышлений о ценностях национальной культурной традиции и политических перспективах развития страны. Активная антибольшевистская позиция Струве выражена здесь в развитии в новых условиях идеала финального торжества идеала Великой России.

Размышляя о специфике мировоззрения Струве, С.Л. Франк отмечал в качестве его основной черты, предопределившей его формирование и развитие, широту и многообразие интересов русского мыслителя. Франк говорил в данной связи о чрезвычайно редкой «многосторонности его интересов и знаний»1. В этом плане, на его взгляд, совсем не просто ответить на вопрос о том, являлся ли Струве ученым, писателем или же политиком, поскольку в нем сочетались многообразные способности ко всем этим видам деятельности. Конечно же, подобного рода интегральность его личности результировала и в особенности его мировоззрения. «Очарование его личности состояло именно в том, что он был прежде всего яркой индивидуальностью, личностью вообще, т.е. существом, по самой своей природе не укладывающимся в определенные рамки, а состоящим из гармонии противоборствующих противоположностей (coincidentia oppositorum, употребляя философский термин Николая Кузанского)»2. Способность Струве чутко реагировать на различные социокультурные изменения в мире и в России, и одновременно, фиксируя их в научной аналитике и публицистике, находить их «выход» в политическую сферу подчеркивается всеми исследователями его наследия. При этом, во всех без исключения его произведениях прослеживается собственная позиция, стремление оценить происходящее в его политической значимости. Франк говорит о стараниях друзей Струве переключить его деятельность исключительно на сферу науки и преподавания, дабы «спасти» в нем ученого, но, разумеется, такого рода попытки были изначально обречены на провал в силу доминантной «ангажированности» этого русского теоретика в кипение властно-политических страстей, без которой он перестал бы быть самим собой.

Характерной чертой мировоззренческого синтеза, осуществленного Струве, была опора на обобщение достижений широкого спектра не только гуманитарных, но и естественнонаучных дисциплин и даже математики, как сказали бы сегодня, – интердисциплинарность. Франк и другие биографы Струве отмечают, что он хорошо владел представлениями социологии, политической экономии, статистики, отечественной и всеобщей истории, истории и теории права, филологии, лингвистики. Его привлекала область истории науки: на фоне общих представлений об эволюции естествознания и математики его прицельно интересовали судьбы их развития в России. При этом, в сфере собственно социальных дисциплин Струве несомненно был в особенности знатоком экономической теории и истории хозяйства. Философия мыслилась им, прежде всего, как обобщение материала, который рождался в области культуры. Именно в этой перспективе в его собственно философско-мировоззренческие искания вписывался и интерес к научному знанию. В известном смысле такого рода установка на осмысление мира в перспективе науки как интегральной части культуры диктовалась его приятием общего пафоса неокантианской доктрины.

Испытывая искренний интерес к научному знанию, Струве стремился использовать его в целях создания собственного философского мировоззрения. Осваивая широкий спектр научных представлений, он никогда не был в полном смысле «узким специалистом» в какой-либо области знания, в силу собственного тяготения к поиску «последних начал» отношения к миру и трансформации собственных философских исканий в область осмысления актуальности, взывающей к политическому действию. Философско-мировоззренческие искания Струве всегда мыслились им как ответ на ситуацию человека в современном мире, попытка рефлексивно выработать собственное отношение к социально-культурной реальности, конкретному контексту национальной традиции. Он был человеком европейской культуры, принимавшим ее ценностные установки, но это не мешало ему остро ощущать и осознавать неповторимые особенности России, аксиологического контура ее национальной традиции. Философия, понятая как раскрытие способности человека созидать различные грани культуры, осваивая наследие традиции, в понимании Струве, должна направлять политические решения, затрагивающие судьбы людей, принадлежащих к определенному народу и живущему в границах национально-государственных образований. Она, как он все более остро понимал на протяжении своей жизни, призвана «высветить» пределы активного вторжения в ценностный мир национальной традиции, предостерегая от непродуманного разрыва с ней, мотивированного жаждой революционного отказа от ее устоев. Анализ мировоззренческих исканий Струве отчетливо свидетельствует, что именно созданное им философское видение культуры в конечном счете способствовало и кристаллизации его либерально-консервативной установки в области политики. Естественно, что установить корреляцию его культурфилософских и политических идей возможно только при их рассмотрении в исторической динамике, на разных этапах его творческой эволюции.

Стиль философствования Струве также является предметом оживленного обсуждения исследователей его творчества. Очевидно, что он отнюдь не принадлежал к числу созидателей законченных и детально проработанных философских систем. Пройдя, как и многие его современники, через увлечение позитивизмом и марксизмом, Струве основательно освоил и принял позицию неокантианства, а затем стал выразителем платформы возвращения к русской религиозной философской традиции как наиболее адекватной рассмотрению социокультурных и политических проблем его эпохи. Франк констатирует, что он «явился, таким образом, на пороге 19-го и 20-го веков, родоначальником движения русского идеализма, который вскоре развился в русскую религиозную философию»1.

Нравственные основания культуры и политико-правовой универсум в учении П.Б. Струве

Культура рассматривалась Струве как обладающая универсальными моральными основаниями, которые призваны определять контуры права и политики. Разумеется, рассуждая таким образом, он учитывал намеченное еще в границах немецкой классической философии различие между моралью и общественной нравственностью в трактовке соответственно И. Канта и Г.В.Ф. Гегеля. Как известно, Гегель не принимал утверждения Канта о формировании правовых и политических устоев государственности на базе универсальной по своему звучанию морали, заявляя о примате нравственности, обнаруживаемой всегда в ее конкретно исторической форме. Именно нравы рассматриваются им как база права и политики. Конечно же, Струве, развивая собственные взгляды на этот сюжет, отнюдь не начинает свои размышления «с чистого листа», ибо он отлично владел не только наследием Канта и Гегеля, но и воспринял содержание дискуссий, которые велись вокруг их идей в русской мысли, следовавшей всегда по пути рефлексии их содержания применительно к реалиям отечественной истории и культурной традиции. В этой связи на его построения несомненное влияние оказали прежде всего философско-правовые установки мысли Б.Н. Чичерина. Последний, как известно, развивал собственную версию либерально консервативного синтеза, на базе которого он предполагал «охранительное» реформирование монархического строя в конституционном ключе. Струве также придерживался либерально-консервативной платформы применительно к осознанию задач российской государственности, но с очевидностью выстраивает собственное видение таковой в качественно новой социокультурной ситуации.

Пройдя через искусы «легально-марксистского» подхода к анализу социокультурного развития России, он приходит к разочарованию в проекте социал-демократии и в финальной инстанции отвержению в послеоктябрьский период любых вариантов радикального слома устоев российской государственности как противоречащего глубинным устоям культурной традиции страны. Попытаемся реконструировать имманентное содержание его философских размышлений по поводу моральных оснований культуры и их значимости для устроения общественной жизни в правовом и политическом плане.

В ходе создания своего видения общественной жизни в зрелый период творчества, после расставания с «легальным марксизмом» Струве в достаточно жесткой форме декларировал неприятие любых холистических вариантов ее истолкования и собственную приверженность историческому номинализму, противостоящему гегельянским и марксистским теоретическим конструкциям. Обращаясь к вопросу об устроении общественной жизни и роли в этом процессе политики, Струве полагал, что его собственные представления являются идеально-типическими инструментами мысли, которые нужно понимать в духе М. Вебера.

Общество, по Струве, выступает как некое органическое целое, которое возникает как продукт кооперации индивидуальных субъектов. «Общество, говорит он, - может быть самым общим образом определено, как сожительство, или сосуществование людей. Оно является таковым во всех возможных смыслах (психологическом или социально-психологическом, физиологически механическом или behaviour истским и т.д., и т.д.)»1. При этом возникает вопрос, каким образом через деятельность индивидуальных субъектов, способных к кооперации может возникнуть общественный организм, отмеченный печатью органической целостности. В своих размышлениях на этот сюжет в постмарксистский период своего развития Струве во многом исходит не только из освоенных им теоретико-методологических идей Баденской школы неокантианства, но из собственных экономико-теоретических штудий, возникших в поле наследия К. Менгера и М. Вебера. Одновременно его построения, выходя на уровень видения государственно-политического измерения устроения общественного целого, обретают религиозно-философское звучание.

Практика экономического теоретизирования убеждает Струве в том, что экономическая жизнь общества выстраивается на основе деятельности индивидуальных субъектов хозяйствования - рядом стоящих хозяйств. Первичное, или натуральное хозяйствование, изначально, в его понимании, далеко от вторичного, «продвинутого» уровня хозяйствования, предполагающего взаимосвязь экономических субъектов как взаимодействующих хозяйств, что означает наличие собственности, рынка и товарно-денежных отношений. Сочетание этих двух составляющих приносит состояние, именуемое Струве «хозяйством». Точно также, по аналогии с конституированием экономической жизни, мыслится им создание общества как некоего органического целого, состоящего из множества автономных подсистем: хозяйствования, политико-правовой, религии, нравственности, науки и искусства. Они - части целого, но одновременно не утрачивают собственной автономии и несут на себе печать усилий мыслящих и действующих субъектов.

Струве допускает состояние сообщества социальных субъектов как некоего доорганического множества - «простой совокупности», которая не объединена единой целью. Однако в полном смысле этого слова общество становится таковым, по Струве, когда оно консолидировано единой целью. Выражая эту точку зрения, он считает возможным пояснить и собственное критическое отношение к разграничению «общности» и «общества» Ф. Тённиса, представленному в его произведении «Общность и общество». «Мое понимание системы и единства, притом в применении к обществу хозяйствующих людей, -писал он, - не только не близко, но в известном смысле прямо противоположно получившим значительную популярность в Германии конструкциям Тенниэса»1. Тённис полагал, что социальные связи, основанные на «возмездном обмене», характерные для капитализма разрушают «общность», которая специфична для варианта отношений традиционалистского типа. Не соглашаясь с Тённисом и О. Шпанном, Струве полагает «меновое» или «гражданское» общество вполне «органичной» целостностью, несмотря на то, что оно опирается в своем генезисе на рациональный расчет и соревновательность. Собственность, соревнование и возмездность обществ рыночного типа, по мысли Струве, отнюдь не противоречат такой их возможной характеристике как органическая организация. В конечном итоге, именно таким представляется ему в идеале характер современного общества.

В полемике с марксизмом, отказавшись от предполагаемой им обусловленности всех сторон общественной жизни экономикой, Струве полагал, что характер социальных отношений может быть различным при схожем способе хозяйствования. «Хозяйственный строй общества, - утверждает он, - необходимо отличать от его социального строя. Это весьма важно потому, что с разными типами хозяйственного строя общества могут сочетаться самые разные «социальные отношения» (т.е. отношения социального могущества). От типа хозяйственного строя нельзя заключать к типу строя социального»1. Социальные отношения, и, в первую очередь, отношения макрополитические, по справедливому замечанию Струве, нельзя просто вывести из способа хозяйственной жизни. Из его выкладок вытекает, что может сохраняться известное противоречие между основами хозяйствования, которые, в силу изначального плюрализма субъектов этого типа деятельности, сами отмечены конфронтацией интересов, и социально-политическими устоями общества.

Именно поэтому столь важным, по Струве, и рисуется вопрос о политико телеологическом начале, придающем жизни общества органическую направленность.

Рассматривая различного рода органичные общества как плюралистические по их подсистемам целостности, Струве вместе с тем настаивает на активной роли политико-государственного начала в их конституировании и сохранении во времени. Политико-государственное начало, как полагал он, не может вырасти вне конкретной национальной основы, ибо в финальной инстанции оно оказывается востребованной таковой. Национальное же начало всегда производно от конкретики культуры, разделяемой определенной общностью людей. «В основе нации, - утверждает Струве, - всегда лежит культурная общность в прошлом, настоящем и будущем, общее культурное наследие, общая культурная работа, общие культурные чаяния»2. Он полагает, что подчас общность национально-культурного начала, выражающей его идеи далеко превосходит рамки государственного начала. Такого рода тенденция была ясна еще со времен классической древности, когда Исократ заговорил о том, что эллинами надо считать всех тех, кто сопричастен эллинской культуре.

Особенности русской культуры и политической жизни в интерпретации П.Б. Струве

Особенности русской культурной традиции и политики в философии П.Б. Струве раскрываются сквозь призму его исследовательского интереса к социальной и экономической истории России. Струве не был профессиональным историком, его волновали вопросы, связанные со сферой культуры, социальной философии, политики, экономики. Однако, как и многие образованные люди своего времени, он понимал, что рефлексия над историческим прошлым помогает народу, живущему в границах определенного национально-государственного образования, вырабатывать способность осмыслять различные грани культуры. Поэтому П.Б. Струве не раз обращался к историческому материалу, пытаясь выявить особенности русской культуры и политической жизни.

Интерес к отечественной истории проявлялся у Струве всегда с точки зрения возможности извлекать уроки. В 1926 году в издании «Возрождение» он прямо говорит об этом: «История никого и ничему конкретно и практически не научает, но все-таки именно пережитая история дает уроки полезные и спасительные»1. Однако в реальные текстовые формы он вылился нескоро, уже в период «глубокой» эмиграции. В то самое время, которое С.Л. Франк называл «на распутье», а Струве горько уточнял, что «не столько на распутье, сколько на беспутье»2. С.Л. Франк вспоминал, что все лето 1938 года Струве провел в Лондоне, работая в Британском музее. Сам Струве признавался, что углубленно изучал в это лето историю экономической мысли «от Адама до наших дней».

Когда его спросили «от Адама Смита?», он шутливо ответил, что «нет, не от Адама Смита, а просто от Адама»1.

Струве пишет Франку в письме от 31 марта 1943 года: «Сейчас я на первый план поставил свою «Русскую историю». Работа трудная, ибо я могу исторически и вообще научно работать, только соединяя широчайшие «обобщения» с детальным «исследованием», а исследовательская работа и требует необычайной точности, и поглощает много времени2.

Подобными переживаниями Струве делится и со своим давним коллегой В.А. Оболенским: «Трудность этой большой работы (написание «Истории») состоит, как я уже писал, в соединении обобщений с исследованием. Обобщения у меня уже готовы, но из исследовательской привычки я должен иногда прочесть 100, 200, 500, 1000 страниц первоисточников для того, чтобы написать 1, 2, 5, 20 строчек «своего» текста»3. Даже в своем последнем письме Франку (1 января 1944) Струве говорит о том же: «Когда пишешь, то всегда в своем лице имеешь и собственного критика, придирчивого и неотвязного. Задача моя немалая: дать новый в известном смысле безжалостный синтез русской истории, – не российского пространства, а русской культуры и российской государственности»4.

Такое критическое отношение к своему интеллектуальному труду проявлялось у Струве довольно устойчиво. К примеру, еще в 1913 году на диспуте об истории хозяйственного быта, организованном в Политехническом институте, Струве высказывался аналогичным образом: «Тут дело не может обходиться без ошибок, и я уверен, ошибки у меня имеются в достаточном количестве. В чем я уверен, так это в том, что я должен был пуститься в такое плавание, что это был для меня научный категорический императив. Ибо история хозяйственного быта может быть создана лишь соединенными трудами специалистов разных наук, которые все должны принудить себя к обязательной научной аскезе – работать по первоисточникам, каждый подходя к ним и выспрашивая их со своей специальной точки зрения»1.

Экономисты, на взгляд Струве, создают для истолкования разных исторических эпох свои особые категории, историки – свои. И те, и другие начинают свободно распоряжаются своим материалом. Экономисты как будто в этом споре выглядят более историчными, чем историки. Однако упреки историков в адрес экономистов справедливы и связаны с призывом избегать априорных построений.

Струве задается вопросам, кто же прав в этом споре? И отвечает: «Как это часто бывает, и в данном случае, мне кажется, на свой лад правы обе стороны. Экономисты правы в том, что они подходят к историческому материалу с систематической точки зрения. Но правы историки, которые говорят, что историков систематические категории насилуют живую историческую действительность вместо того, чтобы объяснять ее»2.

Струве последователем в своих суждениях. Такую точку зрения он отстаивает в книге «Хозяйство и цена» на примере построении типов хозяйственного строя. Он убежден, что систематические схемы гораздо более удобны и плодотворны для историка, чем чисто исторические, как это, например, представлено в разработках К. Бюхера. «Они более удобны и плодотворны именно потому, что, будучи чисто систематическими, они гораздо эластичнее и пластичнее всяких исторических схем», – пишет Струве3.

Как экономист-систематик Струве стремится последовательно отстаивать эмпирическую точку зрения, как экономист-историк – систематическую. Подобное взаимодействие теории и истории, на его взгляд, способно отразить реальное многообразие и многоцветность действительности.

Во введении к своей работе «Социальная и экономическая история России с древнейших времен до нашего, в связи с развитием русской культуры и ростом российской государственности» (Белград, декабрь 1938 г.) Струве прямо признается, что уже почти пятьдесят лет занимается социальной и экономической историей России, что на протяжении всех этих лет ему приходится «спорить против скороспелых обобщений и трафаретных суждений в этой области», что все это время он преследует задачу «объективно установить историческую причинно-зависимость тех экономических и социальных состояний, процессов и событий, из которых слагалась жизнь русского государства и народов России и которые привели к русской революции, политической, социальной и социалистической в одно и то же время»1. Струве выделяет три типичных ошибки, свойственные историкам: первая – делать поспешные социологические обобщения на основе плохо усвоенного исторического материала; вторая – поддаваться влиянию публицистических и социально-политических тенденций; третья – подменять ясные и точные понятия такими обобщающими формулами, как «феодализм», «капитализм» и другими. «Мы категорически отвергаем скороспелые обобщения, опирающиеся на злоупотребления этими несчастными «измами», которые, перейдя из специальных наук в историю и социологию и превратившись в ходкие клише, стерлись до того, что утратили всякую ясность и точность»2.

Струве считает, что в исследовании особенностей русской культуры и политической жизни необходимо руководствоваться сравнительно-историческим методом, который позволяет в одинаковой мере интересоваться и сходствами, и отличиями, из возможных решений выбирая вероятное. Стараясь избегать отмеченных им же самим ошибок историков, Струве тем не менее считает нужным подчеркнуть, что для него самого исторический материал теснейшим образом связан с его собственными переживаниями, что, по большому счету, исторические особенности русской культуры и политической жизни интересуют его не просто как отстраненного исследователя, а как «современника русской революции». Он прямо заявляет: «Предлагаемая социальная и экономическая история есть, конечно, объективный трактат о происхождении, т.е. об исторической подготовке русской революции в сравнительно-историческом освещении»1. Тем самым Струве встает на герменевтическую позицию познания прошлого, согласно которой исторический материал воспринимается исследователем сквозь призму его личностных мироощущений и вызовов современной культурно-исторической ситуации.

В своем трактате о социальной и экономической истории Струве оперирует сразу несколькими ключевыми понятиями – культура, общество, социальный строй, хозяйственный строй и история.

«Культура» в трудах Струве содержательно самое емкое понятие и используется в широком смысле, охватывающем все, что связано с духовным и материальным существованием человека2. В системе человеческой культуры Струве выделяет семь компонентов, которые в процессе межчеловеческого общения переплетаются, разворачиваются и развиваются, – половая и семейная жизнь, знания и наука, умение и техника, хозяйствование, право, искусство и религия3. В его интенции, «культурное» есть результат межчеловеческого общения и деятельности.

«Общество» вытекает из понятия «социальное», которое олицетворяет властную организацию жизни людей в ее двух формах: «субординация» (господство/подчинение) и «координация» (уклад/строй)4.

П.Б. Струве: идеал Великой России в либерально-консервативной перспективе

Среди русских мыслителей конца XIX-начала XX в. П.Б. Струве, как уже отмечалось в диссертационном исследовании, занимает особое место. Сфера его научных интересов была широкой – история, философия, культура, право, экономика, социология. И все это не мешало быть активным общественным и политическим деятелем. Академическая уединенность и политическая активность удивительным образом сочетались в жизненном мире Струве. Исследователи отмечают, что Струве стал единственным крупным политиком современной России, удостоившимся звания академика1. Правда, следует заметить, что призвание политика у Струве проявлялось специфично: он практически не принимал личного участия в самих политических действиях [за исключением событий, связанных деятельностью Временного правительства и с Гражданской войной – авт.]. Для демонстрации своей позиции Струве предпочитал использовать печатное слово. С этой целью он не раз включался в организацию целого ряда изданий, среди которых еженедельник «Освобождение» (Германия, 1901), «Русская мысль» (Россия, 1907-1917), «Возрождение» (Болгария, 1925-1927), «Россия и славянство» (Югославия, 1929-1934) и другие.

Судьба России и перспективы ее развития – главная тема для размышлений Струве. Очевидно, что для него точкой отсчета поиска культурного идеала будущей России является революция 1917 года, ее культурные, социальные и политические основания. Что произошло тогда и в последующие, полные драматизма годы? Задаваясь этим вопросом, философ полагал, что понять природу русской революции можно только в свете двух исторических лучей, высвечивающих, с одной стороны, многовековую социальную и экономическую историю России, с другой – историю западного социализма, с его идеологическими (Англия, Франция) и институциональными центрами (Англия, Германия)2. В предыдущем параграфе выявлено, что историю России Струве рассматривал в контексте европейской и мировой истории. В своем специальном исследовании социальной и экономической истории России и на страницах «Дневника политика» автор проявляет широкую эрудицию и способность грамотно анализировать мировой опыт, видеть сопряженность российского и мирового исторического процессов. На протяжении всей жизни Струве отвергал широко распространенную как среди радикалов, так и среди консерваторов идею о том, что Россия стоит «особняком» от прочих стран, что ей предначертан «особый» исторический путь. В этом контексте неудивительно, что исследователи часто называют его западником. «Независимо от того, был ли он социал-демократом, либералом или либерал-консерватором, Струве неизменно боролся с этим заблуждением, критикуя за него сначала народников, а позже, в эмиграции, неославянофилов», – пишет Пайпс1.

Размышляя о судьбе России, Струве традиционно избирает специфическую для спора славянофилов и западников диалогическую, сравнительную тональность. В частности, он постоянно обращается к сопоставлению истории и культуры Европы и России. В этом контексте представляют интерес критические заметки Струве о происхождении идеи «гниющего» Запада и о ее дальнейшей судьбе. Сама идея кризиса западных ценностей и устоев возникла в начале XIX века в рефлексивном пространстве западноевропейской мысли. Впоследствии эта идея была подхвачена русскими славянофилами и в 40-х годах нашла свое яркое воплощение в споре с их литературными противниками – западниками.

В 1939 году в Русском научном институте в Белграде, на объединенном заседании представителей общественных, исторических, лингвистических и философских наук Струве сделал доклад «С.П. Швырев и западные внушения и источники теории-афоризма о «гнилом», или «гниющем» Западе»2. Материалы доклада о духовных истоках славянофильских взглядов на цивилизацию Запада были впоследствии напечатаны Струве в Записках Русского научного института в Белграде. Исследователи видят статью Струве интересной не только благодаря броскости ее темы, но также и потому, что она убедительно демонстрирует преемственность интеллектуальных размышлений самого автора. Написанная спустя полвека после начала его публицистической деятельности, она посвящена той же проблеме, которая занимала его и в юности, а именно – конструктивной критике славянофильского толкования России как цивилизации, фундаментально отличающейся от западного мира и обреченной на особый путь своего развития1.

В начале своего выступления в научном институте в Белграде Струве справедливо отмечает укорененность славянофильской рефлексии в некоторых ее основаниях и идеях в традиции немецкой философии. Признание этого факта не умаляет ценности славянофильской мысли. Процесс культурного заимствования, на взгляд Струве, предполагает встречу культур, в которой одна выступает в роли «почвы», а другая – «семени». В качестве «семени», в данном случае, послужили сочинения Ф. Шеллинга, Г. Гегеля и Ф. фон Баадера. В качестве «почвы» послужило содержательное духовное пространство русской мысли, накопившее к этому времени достаточный потенциал для формирования культурно-национального самосознания. Процесс культурного заимствования справедливо противопоставляется автором процессу внушения. Заимствовать, считает Струве, – не означает поддаваться внешнему внушению, это открытый и свободный процесс принятия готовых культурных форм. Заимствовать – означает воспользоваться идеями, сопоставляя их с собственными культурно-историческими реалиями.

На одной из таких идей – идее «гниющего» Запада – заостряет внимание своих слушателей, а впоследствии и читателей, Струве. Докладчик начинает с того, что предлагает разграничить историко-философскую и историко социологическую составляющую идеи «гниющего» Запада и непосредственную словесную формулу, в которую эта идея оказалась облаченной, благодаря славянофильской и западнической полемической публицистике. Идея «гниющего» Запада, как уже было сказано, появилась в начале XIX века, а ее словесная формула попала в число крылатых афоризмов гораздо позже [речь идет о 22 издании известного сборника «крылатых» слов Г. Бюхмана, вышедшего в 1905 году, куда и вошло выражение «гниющий» Запад, – авт.]. Согласно традиции, авторство приписывалось К.С. Аксакову1.

Струве рисует канву попадания идеи «гниющего» Запада в русскую публицистику и литературу:

1841 год – С.П. Швырев впервые артикулирует эту идею в своей статье «Взгляд русского на современное образование Европы» («Москвитянин», ч.1. с. 219-296);

1844 год – в сборнике ВФ. Одоевского «Русские ночи», в частности, в заключительном эссе «Эпилог», идея умирания Запада звучит в устах Фауста;

1867 год – в романе И.С. Тургенева «Дым» афоризм о «гниющем» Западе уже используется как общеизвестное крылатое выражение.

Следуя шаг за шагом по текстам западноевропейских мыслителей, Струве показывает, что идея «гниющего» Запада и ее формула, выраженная в самых разнообразных полемических оборотах, с самыми разными смысловыми оттенками и интонациями, зародилась именно в их сочинениях. И только потом эта идея была заимствована славянофилами у западных философов. В этом признается и сам Швырев, чья статья послужила «возмутителем спокойствия» среди западников. Он прямо говорит, что процитировал мысль о «гниющем» Западе из сочинения французского писателя Ф. Шаля. Струве придает этому цитированию особое значение: заимствование в данном случае – это проявление культурной сопричастности двух мыслителей, рефлексирующих по поводу общечеловеческого исторического опыта и вносящих в него свои собственные переживания и чаяния. Для большей убедительности он выкладывает рядом оба текста – оригинальный французский Шаля и переводной Швырева. Становится понятным, как созвучны друг другу переживания обоих мыслителей по поводу трансформации культурно-исторических традиций Запада и России.