Концепция творчества в русской религиозной философии XIX - начала XX вв. Батурина Ирина Владимировна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Базовая проблематика и основные концепции современных исследований феномена творчества 37

1.1. Базовая проблематика и основные концепции современных исследований феномена творчества 38

1.2. Концепция «глобальной креативности» как подход к анализу феномена творчества 40

1.3. Феномен творчества в контексте «предметно-деятельностной» парадигмы 51

1.4. Творчество в контексте концепции «человекомирных отношений» 78

Выводы по Главе 1 . 81

Глава 2. Философский анализ проблемы творчества в истории русской религиозно-философской мысли XIX в 84

2.1. Философский анализ феномена творчества в трудах русских религиозных философов: от П.Я. Чаадаева до Ю.Ф. Самарина 87

2.2. Философский анализ воззрений на творчество в трудах религиозных мыслителей духовных академий России в XIX в.: от Ф.А. Голубинского до В.Д. Кудрявцева-Платонова 111

2.3. Философский анализ феномена творчества в воззрениях русских религиозных мыслителей: от Н.В. Гоголя до С.А. Аскольдова 124

Выводы по Главе 2 173

Глава 3. Философский анализ проблемы творчества в истории русской религиозно-философской мысли конца XIX - начала XX в . 175

3.1. Философский анализ феномена творчества в трудах русских религиозных мыслителей: от К.Н. Леонтьева до Б.П. Вышеславцева 175

3.2. Философский анализ феномена творчества в трудах русских религиозных мыслителей: от Л.П. Карсавина до А.Ф. Лосева 221

Выводы по Главе 3 . 297

Глава 4. Феномен творчества в исследованиях В.В. Зеньковского: историко-философский и концептуальный аспекты 299

4.1. Исследование феномена творчества в русской религиозной философии В.В. Зеньковским: историко-философский аспект 300

4.2. Исследование феномена творчества в русской религиозной философии В.В. Зеньковским: концептуальный аспект 337

Выводы по Главе 4 353

Глава 5. Русская философия творчества как концепция его исследования: итоги и перспективы дальнейшего развития 355

5.1. Общие контуры и проблемные доминанты философии творчества в русской религиозно-философской мысли указанного исторического периода 355

5.2. Русская религиозная философия творчества как новая концепция исследования 359

5.3. Философские и теоретико-методологические возможности использования русской религиозной философии творчества как новой концепции для дальнейшего исследования этого феномена 374

Выводы по Главе 5 378

Заключение 380

Список литературы 383

• Концепция «глобальной креативности» как подход к анализу феномена творчества
• Философский анализ феномена творчества в трудах русских религиозных мыслителей: от К.Н. Леонтьева до Б.П. Вышеславцева
• Исследование феномена творчества в русской религиозной философии В.В. Зеньковским: историко-философский аспект
• Русская религиозная философия творчества как новая концепция исследования

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Изучению проблемы творчества посвящались
многие философские и научные работы на протяжении всей истории человечества. Нет ни
одного крупного философа или ученого, которого бы творчество в той или иной степени не
увлекло в качестве важнейшего предмета исследования, – ведь окружающий мир, сам
человек, культура и вообще абсолютно всё – именно творение, как высших, метафизических,
сил, принципиально непознаваемых, так и собственно человеческих устремлений. В наше
время сложнейший феномен творчества пытаются постичь философия и множество
различных наук: психология, эвристика, культурология, языкознание, синергетика,
информатика, теория решения изобретательских задач (ТРИЗ) и др. Бесспорно, что уже
получены и широко используются различные результаты современных исследований
творчества. Обобщенно нынешнее понимание сути творчества отражено в определении
И.А. Бесковой и И.Т. Касавина: «творчество – категория философии, психологии и

культуры, выражающая собой важнейший смысл человеческой деятельности, состоящий в
увеличении многообразия человеческого мира в процессе культурной миграции»¹. Но, как
будет показано в данной работе, до целостного и глубокого понимания этого феномена еще
очень далеко – ведь творчество совсем не только чисто рационально понятое «увеличение
многообразия человеческого мира», а важнейший путь приближения человека к

непостижимой тайне собственного бытия, в метафизической её трактовке — как

устремленности твари к Абсолюту. Такой, глубинный, философский, ракурс рассмотрения феномена творчества как исследовательской проблемы неизбежно должен преодолеть чисто рационалистические и секулярные подходы к нему, которые, к сожалению, в современных разработках явно преобладают и даже подавляюще господствуют. Для характеристики нынешнего состояния дел замечательно подходит известное высказывание Гегеля: «Какое это было безотрадное время для истины, когда исчезла всякая метафизика и пользовалась признанием философия, которая вовсе не была философией»².

Мысль Гегеля нами рассматривается ещё и для того, чтобы сразу же подчеркнуть
крайне важный, особенно для историко-философского исследования, конкретно-

исторический контекст понимания того или иного феномена, в том числе творчества. Что
это значит? Каждая эпоха, каждое время выносит на первый план, на самое острие
человеческого рассмотрения именно то, что больше всего волнует, что больше всего
востребовано и желанно. Зададимся подобным вопросом по отношению к нашей

¹ Энциклопедия эпистемологии и философии науки. – М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2009. С. 954.

² Гегель. Лекции по истории философии. – СПб, 1994. Кн.3. С. 490.

исторической эпохе и попытаемся определить современный запрос и «злобу дня» для нахождения того исследовательского направления, которое, будучи примененным к целям нашего исследования феномена творчества, помогло бы выбрать именно актуальный -самый взыскуемый - вектор дальнейшего постижения этого феномена.

Подчеркнем, что подлинная актуальность любого исследования, в том числе и нашего, – это соответствие его предмета именно чаяниям исторического времени. Актуальные — это только те научные или философские ответствования на вопросы, которые этим временем действительно уже заданы, уже артикулированы самой эпохой, самим состоянием развития человека и социума, и без этих ответов не будет успешного движения вперед, т.е. за пределы той или иной исторической эпохи.

Подходя именно с таких позиций к определению актуальности и нашего

исследования, мы обнаружили, что «злобой дня сегодняшнего» является глубочайший
кризис сугубо рационалистического, а значит антропоцентристского, секулярного,

отношения к миру и самому человеку. Фактически этот кризис длится уже очень давно —
от учения софистов и особенно от эпохи Возрождения, когда человек был объявлен
единственным царем и богом этого мира, когда природа была ему «отдана» в полное
хозяйствование: без границ и контроля, как простое вместилище разного рода ресурсов и
богатств, которые нужно добыть и использовать. Название этому явлению –

антрополатрия: возведение человека в предмет поклонения, идолопоклонство перед человеком³. Теперь эти времена уже заканчиваются, все зримее угрозы «Потопа», а вместе с ними проявляется понимание ложности такого человеческого пути, его тупиковости и катастрофичности, его полной бестолковости и бессмысленности. В настоящее время обнаружен и разносторонне исследуется (в работах В.А. Лекторского, В.А. Кутырева, А.Г. Дугина, П.С. Гуревича, Б.Г. Юдина и др.) феномен деантропологизации, «умирания» человека, суть которого, по П.С. Гуревичу, в том, что человек перестает восприниматься нами как антропологическая данность, а все, о чем писали философы, постепенно теряет всякий смысл…

Именно поэтому в нашу эпоху появляется новая востребованность сакрального, метафизического, религиозного понимания самой сути мира и жизни, необходимость решительного отказа от крайне разрушительного для людей узкого рационализма, доведенного до предела всякого рода позитивизмами, утилитаризмами и т.п. Нужно радикально менять вектор движения и развития, а для этого искать новые или ранее утерянные смыслы, которые во всем будут превышать сегодняшние с их «увеличением многообразия человеческого мира в процессе культурной миграции». Отметим, что раннее

³ Русская философия. Энциклопедия. Под ред. М.А. Маслина. М., 2007. С. 27.

утерянное помогают найти исследования именно историко-философского характера, – отсюда их крайняя актуальность, необходимость, значимость.

Почему именно русская религиозная философия XIX- начала XX вв. так

востребована для решения назревших эпохальных проблем современности? Ответ на этот
вопрос содержится в самой сущности русской философии, прежде всего, — философии
религиозной: русские философы стремились всегда не просто к открытию нового знания, но
к радикальному, в каких-то чертах даже максималистскому, переустройству мира, человека,
общества в целом; достаточно в качестве примера такого подхода к философствованию
сослаться на известную мысль Ф.М. Достоевского: «спасемся либо все, либо никто».
Предельное, глобальное, целостное вопрошание русских религиозных философов и
позволило им исследовать онтологические, гносеологические, антропологические,

аксиологические, теологические и иные вопросы и проблемы столь глубоко и
метафизически, что именно таковые философские достижения могут стать решающими в
переходе от одной исторической эпохи к другой. До этого, конечно, очень далеко: русская
религиозная философия, да и вообще любая философия, пока не востребована должным
образом, поэтому одна из задач данного исследования – помочь состояться чуду

целительной встречи, с одной стороны, человечества, отягощенного своими пороками и язвами и, с другой стороны, русских религиозных философов как мудрых проводников и наставников, которые в состоянии вывести из удушающей беспросветности сегодняшнего дня.

При этом необходимо помнить, что наукоцентризм – это тоже один из главных
пороков нашей культуры, застывшей в «фальшивой нормализации мира» (Ю.Кристева).
Полная и безусловная надежда на возможности только одной науки, причем исключительно
технократической, тщетна: наука сама порождает неполное, искаженное понимание

соизмерения человека и бытия, уводит от необходимости поиска главного - смысла самой человеческой жизни. Недаром Гегель ввел понятие «несчастного сознания», для которого характерна разделённость гармонии и хаоса, поверхностного и глубинного, временного и вечного. Заметим, что такая раздвоенность «несчастного сознания» - во многом следствие противостояния науки и религии, которым, как обосновывается в русской религиозной философии, вовсе не должно друг с другом враждовать, а, наоборот, следует вместе искать непротиворечивое и всегда до конца не постижимое первоединство бытия.

При констатации основной проблемы современности необходимо помнить слова известного французского философа Ж.-Ф. Лиотара, по мнению которого, в мире в настоящее время произошла вселенская реабилитация посредственности. И в нынешних реалиях востребована именно посредственность — без творчества, без таланта, без вдохновения, без

движения к абсолютным целям и, соответственно, трагедийности, ограниченная лишь

достижением своей сытости и довольства в пределах «мира сего»… В мире царит

человеческое, слишком человеческое, в центре внимания — индивидуальное, эгоистическое,

меркантильное, сугубо относительное и временное; вечное и абсолютное, подлинное,

сложное пока «на обочине» сегодняшнего развития «человека внешнего»,

самоцентрированного, рационального. В этом и суть современного западного, точнее

американского, варианта глобализации – попытки управления миром через «искушение

хлебами», причем «хлебами» совершенно разными для разных стран и народов: кому

«каравай и калач», а кому - «заплесневелую корку»…

Очевидно, что из этого тупикового и, в конечном счете, катастрофического

состояния можно выйти, лишь когда творчество в его подлинном разнообразии и

сложности станет началом настоящей борьбы за восстановление целостного –

«внутреннего» - человека, за утверждение в мире подлинных ценностей и смыслов. Именно

истинное творчество – главная возможность и сохраняющаяся надежда вернуть миру,

обществу, культуре давно утраченную подлинность, гармонию, сложность и красоту вместо

нынешнего господства примитивности и пошлости, разрушающих все и вся в непрерывной

череде кризисов. Выдающийся отечественный исследователь человеческого мозга Н.П.

Бехтерева подчеркивает, что «творчество необходимо сегодня более чем когда-либо, и оно

должно быть переориентировано на цели сохранения человечества и всего живого на нашей планете»⁴.

Но для утверждения подлинного творчества нужно такое же подлинное его понимание, которого пока совершенно нет, ибо современное осмысление феномена творчества – очевидный продукт еще нынешней, рационалистической и антропоцентистской, его трактовки, трактовки господствующей исторической эпохи «вселенской реабилитации посредственности».

Что здесь следует подчеркнуть в первую очередь? То, что творчеством может быть не
любая, а только такая деятельность, которая устремлена к абсолютным ценностям и
целям, к абсолютному благу; рационалистический формализм преодолевается

устремленностью человека к совершенной и вечной жизни, к Истине путем
боговдохновенной любви, что является религиозным началом. Искание вечного,

совершенного выступает осью метафизики. И наоборот: греховность человеческих

поступков онтологически проявляется через противление Истине, даруемой нам Богом в законе вечной любви, в преодолении людьми своего отчужденного друг от друга и от Бога существования. Итак, нами получен крайне важный результат исследования: выходит, что

⁴ Бехтерева Н.П. Магия мозга и лабиринты жизни. М. – СПб. 2007. С. 189.

направление творчества как особой активности человека в этом мире от эвдемонии как любви к себе — к созерцанию и служению как любви к Абсолюту; все мировые религии стремились во все времена включить людей именно в это «духовное делание», а следовательно, в подлинно понимаемое творчество. Парадоксально, но все же истинно, что для приобщения человека к творчеству усилия религии превышают усилия рационализма, а значит науки. Отсюда легко придти к выводу: науке постичь подлинную сущность творчества мешает отсутствие целостности, от которой она отказалась в противостоянии с религией, что нашло свое самое яркое выражение в секуляризации мира и человека. Этот вывод также может быть отнесен к нетривиальным результатам нашего исследования.

Таким образом, актуальность исследования феномена творчества нами не просто доказана, а именно она и определяет одну из коренных сторон смены исторических эпох: от времени «вселенской реабилитации посредственности» к веку «вселенского осознания смысла творчества», от эпохи господства «человека внешнего» — к новому времени, в котором сначала произойдет восстановление «человека внутреннего». Что разделяет эти собирательные характеристики - «внешнего» и «внутреннего» — в человеке? Как раз именно искра творчества - то самое начало, которое побуждает человека не опускаться, а подниматься, не двигаться лишь к суетному и временному и потому ложному, а устремиться к вечному, совершенному, целостному — Истине. Первоначальный критерий подлинного творчества, в авторском его понимании, уже появился: необходимость движения от научного рационализма в трактовке сути этого феномена к глубинному его раскрытию — через философию, метафизику, религию.

К проблеме творчества может прикоснуться только философия, являющаяся определенным родом герменевтической деятельности, приумножающей смыслы⁵. Тогда направление данного исследования очевидно: это ответ на вопросы о роли и значении творчества, о его общих и особенных чертах, о его онтологии, гносеологии, аксиологии, антропологии, теологии и т.д., причем в концептуальном единстве и целостности всех этих сущностных начал. Обозначенные здесь актуальные и необходимые направления не только исследуются в нашей диссертационной работе, но и находят конкретное и обоснованное решение:

- именно историко-философское, поскольку для подлинного движения в новую

историческую эпоху нужно во многом вернуться назад - к великим по своему масштабу достижениям русской религиозной философии, в том числе в области творчества;

Русская философия. Энциклопедия. Под ред. М.А. Маслина. М., 2007. С. 341.

именно диссертационное, поскольку необходимо новое постижение сущности творчества, соответствующее исканиям нашего времени, но одновременно преодолевающее его тщету и бесплодность, вырастающее не из «ничто», а из неисчерпаемого богатства по-новому прочитанных и осмысленных текстов.

Степень разработанности проблемы. Как уже было отмечено, проблема творчества в скрытом или явном виде постоянно присутствовала у философов в качестве одного из важнейших предметов исследования. В философии Сократа, Платона, Аристотеля, Эпикура, Плотина, Августина, Ф. Аквинского, Р. Декарта, Дж. Бруно, Б. Спинозы, Г.В. Лейбница, Т. Гоббса, Д. Беркли, И. Канта, И.Г. Фихте, Ф.В. Шеллинга, Новалиса, Г.В. Гегеля, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, В. Дильтея, А. Бергсона, Г. Г. Гадамера, Н. Гартмана, Э. Гуссерля, К. Ясперса, М. Хайдеггера, А. Камю, Ж.-П. Сартра, Э. Фромма, Х. Ортеги-и-Гассета, М. Мерло-Понти, Г. Риккерта, Т. Адорно, Ж. Делеза, М. Фуко, Ф. Гваттари, Р. Барта, Ж. Бодрийяра, Ж. Дерриды и др. содержится огромное разнообразие идей, теоретических построений, философских интуиций о природе и сущности творчества.

Из отечественных мыслителей, внесших существенный вклад в решение этой проблемы, необходимо отметить Аксакова И.С., Аксакова К.С., Андрея Белого (Бугаева Б.Н.), Бахтина М.М., Бердяева Н.А, Брюсова В.Я., Булгакова С.Н., Вышеславцева Б.П., Гоголя Н.В., Голубинского Ф.А., Достоевского Ф.М., Зеньковского В.В., Ильина И.А., Карсавина Л.П., Киреевского И.В., Кудрявцева-Платонова В.Д., Лапшина И.И., Леонтьева К.Н., Лосева А.Ф., Лосского Н.О., Менделеева Д.И., Мережковского Д.С., Михневича И.Г., Муравьева В.Н., Несмелова В.И., Платона, митрополита Московского (Левшина П.Е.), Потебни А.А., Рериха Н.К., Розанова В.В., Самарина Ю.Ф., Сковороду Г.С., Соловьева B.C., Толстого Л.Н., Трубецкого С.Н., Успенского П.Д., Федорова Н.Ф., Флоренского П.А., Флоровского Г.В., Франка С.Л., Циолковского К.Э., Чаадаева П.Я., Шестова Л. (Шварцмана Л.И.), Шпета ГГ., Шпира А.А., Энгельмейера П.К., Эрна В.Ф., Юркевича П.Д. и многих др. В их исследованиях содержится множество важных результатов, выводов, прозрений, догадок, образов, позволяющих увидеть феномен творчества с разных сторон и во всей его фундаментальной сложности; основные из результатов будут представлены и проанализированы в нашей работе.

Из современных авторов, исследовавших феномен творчества, необходимо отметить Е.В. Алёхину, В.Ф. Асмуса, А.С Ахиезера, В.У. Бабушкина, Г.С. Батищева, В.К. Батурина, В.В. Бибихина , B.C. Библера, А.С. Богомолова, В.П. Визгина, П.П. Гайденко, B. Д. Губина, М.В. Желнова, Э.В. Ильенкова, П.В. Калитина, З.А. Каменского, Ф.Х. Кесседи, В.А. Коваленко, О. А. Кривцуна, М.А. Кузнецову, В.И. Купцова, В.А. Лекторского, М.К. Мамардашвили, Н.В. Мотрошилову, И.С. Нарского, А.Л. Никифорова, Б.В. Новикова, Т.И.

Ойзермана, В.Н. Поруса, П.А. Рачкова, В.П. Рожина, В.Н. Сагатовского, В.И. Самохвалову, В.В. Соколова, Н.П. Французову, В.С. Швырева, В.А. Яковлева и др.

Так, например, методологические и теоретические аспекты феномена творчества
исследуются в работах Ф.Е. Ажимова, Г.С.Батищева, И.А. Бесковой, В.С. Библера, Д.Б.
Богоявленской, С.В. Ваймана, С.С. Гольдентрихта, В.А. Елисеева, Е.Н. Князевой, В.А.
Коваленко, А.М. Коршунова, Л.С. Коршуновой, А.Н. Лук, М.К. Мамардашвили, Л.А.
Микешиной, А. Михайловой, В.В. Налимова, Е.А. Никитиной, Н.С. Оботуровой, В.М.
Петрова, Д.Д. Пронкина и С.В. Пронкиной, В.М. Розина, С.С. Рочева, С.Н. Семенова, В.П.
Толстого и Д.О. Швидковского, Ю.А. Урманцева, Н.П. Французовой, В.С. Хазиева, Д.Б.
Чернышова, Г.П. Щедровицкого и др.; духовные основания творчества – в трудах Е.В.
Алёхиной, Ю. Бохеньского, Н.К. Бородиной, Л.Г. Бузуновой, Б.С. Галимова, А.В.

Лукьянова, В.В. Налимова, Н.А. Некрасовой, В.С. Овчинникова, К.М. Ольховикова, В.Н. Финогентова, С.В. Хомутцова и др.; проблемам научного и технического творчества посвящены исследования Г.С. Альтшуллера, Ф.И. Гиренка, В.Я. Головных, Б.Т. Григорьян, Б.М. Кедрова, Г.Г. Кириленко, Е.Н. Князевой, А.С. Майданова, С.В. Макеева, Е.В. Шевцова, К.С. Пигрова и Л.В. Яценко, В.П. Филатова, Л.А. Ширяева, Д.М. Щелкунова и др.; проблематика художественного творчества представлена в работах Д.А. Бабушкиной, В.В. Бычкова, Ю.Б. Борева, И.А. Бродского, С.В. Ваймана, Т.П. Григорьевой, М.С. Кагана, В.В. Калмыковой, О.А. Кривцуна, С.А. Лишаева, О.Э. Мандельштама, А.А. Оганова, Столетова А.И., В.П.Шестакова, М.Н. Эпштейна и др.

Среди многочисленных диссертационных исследований по философии, защищенных в последние годы, в которых в той или иной мере затронута проблематика творчества, необходимо отметить труды

Е.В.Алехиной⁶, И.А. Беляева⁷, О.В. Ивановской⁸, М.А. Кузнецовой⁹, Н.С. Оботуровой¹⁰, А.И. Столетова¹¹, С.В. Хомутцова¹² и др.

⁶ Алёхина Е. В. Концепция смысла жизни в русской религиозной философии

(конец XIX- первая половина ХХ века) // Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук. М., 2011.

⁷ Беляев И.А. Целостность человека в аспекте взаимосвязи его способностей и потребностей // Автореферат
диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук. Челябинск, 2012.

⁸ Ивановская О.В. Вера как феномен культуры // Автореферат диссертации на соискание ученой степени
доктора философских наук. Волгоград, 2012.

⁹ Кузнецова М.А. Творчество как атрибут человеческого бытия // Автореферат диссертации на соискание
ученой степени доктора философских наук. – Волгоград, 2010.

¹⁰ Оботурова Н.С. Идея в структуре познания и деятельности // Автореферат диссертации на соискание ученой
степени доктора философских наук. М., 2011.

¹¹ Столетов А.И. Онтология художественного творчества // Автореферат диссертации на соискание ученой
степени доктора философских наук. Уфа, 2009.

¹² Хомутцов С.В. Духовность, ее подобия и антиподы в культуре. // Автореферат диссертации на соискание
ученой степени доктора философских наук. Барнаул, 2009.

Крайне важными источниками для нашего исследования были работы по истории
русской философии П.В. Алексеева, С.С. Бычкова, П.П. Гайденко, М.Н. Громова, Л.А.
Деминой, А.В. Деникина, В.Е. Доли, И.И. Евлампиева, Б.В. Емельянова, О.Т. Ермишина,
А.Ф. Замалеева, В.К. Кантора, А.П. Козырева, Л.Ф. Копосова, В.Л. Курабцева,

М.А. Маслина, Н.В. Мотрошиловой, А.Т. Павлова, В.Я. Пащенко, В.Н. Поруса,

В.Ф. Пустарнакова, И.И. Семаевой, В.В. Сербиненко, А.К. Судакова, С.С. Хоружего, И.В. Цвык, Т.Г. Щедриной и др. Особо следует подчеркнуть вклад в развитие истории русской философии авторского коллектива под руководством М.А. Маслина, выпустившего целый ряд фундаментальных трудов историко-философской направленности¹³.

Большую помощь в решении методологических проблем исследования истории русской философии конца XIX - начала XX вв. оказала монография Т.Г. Щедриной¹⁴, в которой представлен анализ различных рукописей указанного исторического периода, причем не только законченных текстов, но и черновиков, планов, конспектов, через содержание которых зримо видна работа живой философской мысли, просвечивается сам процесс творчества в поиске философских решений, а, в конечном итоге, - в обретении жизненно важных смыслов бытия.

В процессе работы над диссертацией использованы различные электронные ресурсы:
фонды сервера «Русское православие»¹⁵, материалы информационной системы

«Фундаментальная электронная библиотека: русский язык и фольклор»¹⁶, ресурсы
информационно-энциклопедического проекта «Рубрикон»¹⁷, возможности портала «Лекции
русских историков»¹⁸, ресурсы информационно-поисковой системы «Философская

библиотека средневековья»¹⁹, материалы сайта «Gumilevica: гипотезы, теории и

мировоззрения»²⁰ и др.

Нами также внесен посильный вклад в развитие истории русской философии: в процессе написания данной работы исследованы и использованы архивные материалы по русской философии XIX и XX вв.²¹. Нами впервые переведены с немецкого на русский язык и

¹³ Маслин М.А. и др. История русской философии. Учебник для студентов вузов.- М., 2001, 2007.; Русская

философия/Энциклопедический словарь. – М., 1995,1999; Русская идея. - М., 1992 и др.

¹⁴Щедрина Т.Г. Архив эпохи: тематическое единство русской философии. - М.: Росс. полит. энцикл., 2008.

²¹ Смесь философская. Сборник сочинений по философии. 30-е гг. XIX в. // Собрание древних книг МДА. ОР
РГБ.173/ IV. №143.; Введенский А.И. Лекции по метафизике. 1899. Рукопись //Архив МДА. ОР РГБ.
172.152.10.; Материалы к лекциям по философии. 1 пол. XIX в. // Архив МДА. ОР РГБ 172.464.3.; Метафизика.
Лекции // Архив МДА. ОР РГБ 173. IV. №203. и др.

опубликованы в научных журналах важные работы русских философов – И.А. Ильина²², С.Л. Франка²³, а также работы Адольфа Фризе²⁴, которые имеют определенное значение для достижения целей данного исследования. Нами также проводится работа по распространению духовных и интеллектуальных богатств русской философии через постоянную публикацию научных статей о великих русских мыслителях на портале «Русский бастион»²⁵.

Ценными для данного исследования явились труды известных российских

религиоведов: Е.И. Арининой, В.В. Болотова, Я.В. Бондаревой, О.Ю. Васильевой, А. Н. Красникова, А. М. Кырлежева, А.П. Лебедева, Л. Н. Митрохина, М. П. Мчедлова, Д.В. Пивоварова, В. К. Шохина, Ф. Г. Овсиенко, В.Н. Топорова, И. Н. Яблокова, М. О. Шахова и др.

Каковы же главные концептуальные итоги исследований феномена творчества в
современной науке и философии? В различных исследованиях феномена творчества
получены значимые результаты, которые нам впервые удалось обобщить и

систематизировать в форме трех главных современных концепций понимания творчества:

1. «глобальной креативности»;

2. «предметно-деятельностного» подхода;

3. «человекомирных отношений».

Их принципиально важное содержание отражено ниже: кратко – во введении и
подробно — в первой главе данной работы. Следует сразу же отметить, что проведенный
нами философский анализ этих исследовательских подходов к изучению творчества привел к
обнаружению весьма парадоксального, даже вопиющего факта: в арсенале самых разных
современных научных и философских разработок совсем не используются и не
учитываются колоссальные по своей глубине и значимости результаты исследований
проблемы творчества русскими религиозными философами XIX- начала XX вв. На наш
взгляд, такое положение дел совершенно недопустимо, поскольку именно в трудах

отечественных религиозных мыслителей содержится огромное количество научных,

философских, теологических и иных открытий и интуиций, которые напрямую касаются всей проблематики феномена творчества и, как впервые обосновывается в нашей работе, в

²² Кулешова И.В. Сущность и особенность русской культуры. Часть 1. Перевод с нем. языка фрагмента книги
И. А. Ильина. «Пространство и время» №1, М., 2010. С. 197-204; Сущность и особенность русской культуры.
Часть 2. Перевод с нем. языка фрагмента книги И. А. Ильина. «Пространство и время» №2, 2010. С.222-226.

²³ Кулешова И.В. Перевод с нем. на русский яз. работы С.Л. Франка «Русская духовная культура в её
отношении к немецкой». - «Эволюция» №2 [9]. - М., 2010. С.103-109.

²⁴ Неприличное и болезненное в искусстве. Предисловие Адольфа Фризе к изданию сочинений Роберта Музиля.
Перевод с нем. языка на русский. «Эволюция» №2 [9]. М., 2010. С.109-113.

совокупности составляют особую — целостную и единую — концепцию, которую с полным
основанием можно назвать русской религиозной философией творчества; ее и следует
именовать новой — четвёртой (по отношению к выше обозначенным трем имеющимся) —
концепцией творчества. Поэтому одна из центральных задач данной историко-философской
работы состоит в том, чтобы и выдающиеся открытия, и сам процесс исканий русских
религиозных мыслителей в такой сложной области, как творчество, стали доступными,
известными, востребованными в современных исследованиях. И в качестве главного
предмета исследования для нас выступает творчество в контексте идей русской

религиозной философии указанного исторического периода.

Вернемся к трём имеющимся концепциям творчества более подробно и дадим их первоначальный обзор (детальному рассмотрению посвящена вся первая глава нашего исследования).

1. В концепции «глобальной креативности» (В.И. Аршинов, E.H. Князева, С.П.
Курдюмов, Е.А. Мамчур, Я.И. Свирский, B.C. Степин и др.) творчество практически
полностью отождествляется со свойством креативности и распространяется на все
процессы развития и саморазвития. В философии А. Уайтхеда понятие « креативность»
связано с процессом актуализации потенциальности и в этом качестве свойственно всякой
сущности, органично наличествует в бытии. В синергетике креативность рассматривается
как свойство диссипативной системы самоорганизовываться и самоуправляться,

обеспечивая баланс факторов порядка и хаоса; основными характеристиками этого понятия
являются процессуальность, флуктуационность, безграничность, ацентрированность и др. В
рамках данного подхода современная наука (особенно физика и другие естественные
дисциплины, а также синергетика) обнаруживает наличие универсальной креативности в
различных природных процессах самоорганизации и саморазвития материи и на всех
уровнях мироздания. Можно сказать, что, согласно современным научным представлениям,
креативность как универсальное и всеобъемлющее качество как бы разлита всюду и везде: в
живой и неживой природе, в глобальных мегакосмических процессах и в процессах на
микроуровне. В таком понимании творчество (оно же креативность) выступает

космологическим объяснением возможности мира вообще быть и развиваться в самых различных актах возникновения и становления, в ритмах и циклах космической активности. Синергетический взгляд на креативные (творческие) процессы дает возможность проявить механизмы самоорганизации и саморазвития мира в форме творчества Вселенной, направленного против инерционных факторов и сил естественной деградации. Согласно синергетическим воззрениям, в природе нет (и никогда не было) никакого жестокого детерминизма, все ещё не создано, а только создается, все, включая самого человека,

находится в непрерывном процессе становления, а значит, в мире постоянно присутствует
творчество, в коем свое посильное участие может принять и человек. В этом плане

нелинейная синергетическая модель мира – ситуация некой творческой игры с

реальностью, блуждание по полю многовариантных путей в будущее…

Заметим: главное в концепции «глобальной креативности», с точки зрения целей
нашего исследования, состоит именно в том, что понятия «творчество» и «креативность»
принципиально не разделяются, сущностно отождествляются. Творчество предстает как
«воспроизводство» и «симуляция» реальности человеком; в такой трактовке феномена
творчества обнаруживается прямая сопряжённость с философией постмодерна (Р. Барт, М.
Фуко, Ж. Бодрийяр, Ж. Делез, Ф. Гваттари, А. Бадью). Также в исследованиях этого
направления подчеркивается, что истоки творчества располагаются на том бытийном
уровне, который на языке неклассической онтологии XX века именуется «ничто», в
противоположность уровню сущего («чтойности»). При этом отмечается: понятие «ничто»
принципиально нетождественно небытию и предстает как область различных

неоформленных возможностей, которые всегда присутствуют в бытии сущего, но не выводятся из его предметно оформленного содержания автоматически или каким-либо заданным и фиксированным образом. Креативность трактуется как выход в это самое «ничто», позволяющий преодолеть заданность и совершить полагание и производство принципиально новой предметности, совершить переход от «ничто» к «нечто», к некоему новому. Творчество тогда можно рассматривать как стремление выразить сущность вещей в новых формах; продолжая эту мысль, можно сказать, что творчество, отождествлённое с креативностью, трактуется как своего рода комбинаторика, берущая материал из «ничто», то есть из еще не оформленного, еще не выраженного.

Но каково содержание «ничто», его сущность, основа? Ведь утверждается, что «ничто» не является небытием. Если сущность «ничто» никак не определяется положительно, а оно является истоком творчества, значит, мысль о творчестве вновь формализуется, обозначая сущность этого феномена чисто отрицательно, как преодоление уже наличествующего, то есть в той или иной степени выраженного. Такой подход подразумевает вновь полярное до безграничности целеполагание творческой активности, то есть фактически полное отсутствие определённой цели, а значит и высшего смысла, творчества. Но можно ли творить из «ничто» и бесцельно, или предмет творчества все же другой — беспредельно сложный, прежде всего,… духовный?

Разве можно не разделять творчество неживой материи, как предлагается в концепции «глобальной креативности», и творчество на уровне высших – именно духовных — устремлений человека?

Можно ли допустить трактовку феномена творчества с такими его якобы свойствами, как бессмысленность и бесцельность, или автоматически приписывать его всем вещам и процессам в мире, отождествляя с креативностью?

Достаточно очевидно, что в «глобальной креативности» многие принципиальные
вопросы, в том числе отмеченные выше, не нашли своего приемлемого решения. Именно
изначальное отождествление творчества и креативности (в контексте нелинейной

синергетической модели мира) не позволяет даже приблизиться к пониманию глубинной сути феномена творчества. Ниже будет подробно показано, что эта концепция не выдерживает никакой критики именно с позиций воззрений русских религиозных философов, утверждавших суть феномена творчества, прежде всего, в его уникальных духовных и культурных началах, а не в универсальных и всеобъемлющих качествах живой и неживой природы.

2. Во второй современной концепции феномена творчества - «предметно-
деятельностной» (В.Ф. Асмус, А.С. Ахиезер, Г.С. Батищев, В.В. Бибихин , B.C. Библер,
П.П. Гайденко, Э.В. Ильенков, В.А. Лекторский, Т.И. Ойзерман, В.Н. Порус, В.Н.
Сагатовский, Н.П. Французова, В.С. Швырев и др.) - оно интерпретируется как
разновидность продуктивной активности исключительно самого человека. Согласно этому
подходу, творчество – антропологическая форма креативности, присущая только человеку
на фоне мирового развития. Отметим, что исторически исследовательское понимание
творчества развивалось в рамках именно этой второй концепции более всего; шире её можно
назвать универсальным принципом субъект-объектности. Однако преодолеть такую
«универсальность» механизма познания и было одной из фундаментальных задач русской
религиозной философии, решаемой в том числе через разработку проблемы творчества.
Поэтому только активностью и умозрительными усилиями человека творчество, по
убеждениям русских мыслителей, совершенно не ограничивается. Об этом, а также о
многом другом речь пойдет во второй главе данного исследования, посвященной именно
анализу воззрений русских религиозных философов указанного периода на феномен
творчества. Таким образом, вторая нынешняя концепция творчества, «предметно-
деятельностная», тоже совсем не та модель, которой надо исследовательски
соответствовать.

3. В современных разработках есть еще и третий методологический подход к
проблеме творчества — концепция так называемых «человекомирных отношений»
Кузнецовой М. А.²⁶ С точки зрения автора, ее теория должна была бы сбалансировать две

²⁶ Кузнецова М.А. Творчество как атрибут человеческого бытия / М.А. Кузнецова. – Волгоград – М.: ООО «Глобус», 2009. – 192 с.

имеющиеся парадигмы: «глобальной креативности» и «предметно-деятельностную» — в отношении к творчеству как объекту исследования. Кузнецова М. А. считает, что ее подход приводит к анализу специфики человеческого творчества в единстве как универсальных, задаваемых первым концептом, смыслов, так и индивидуальных, задаваемых вторым. При этом Кузнецова полагает необходимым шагом в исследовании феномена творчества обязательное различие двух понятий: собственно творчества и креативности. Согласно автору, родовым в отношениях между этими понятиями является «креативность», выступающая в качестве имманентного свойства всего, способного к самоорганизации и развитию, присущая мирозданию в целом, — космосу, природе, жизни. По Кузнецовой М.А., такое понимание смысла креативности важно для выявления онтологических оснований творческой деятельности человека, якобы вполне органично включенного в общий процесс природной эволюции.

Сразу следует отметить, что с такой трактовкой творчества согласиться

невозможно, – ведь креативность не выполняет функцию родового понятия в отношении к
творчеству хотя бы потому, что она применима и к естественным, природным, процессам, а
творчество – понятие, наполненное совсем иным, неприродным, культурным,

надбиологическим, содержанием и смыслом²⁷ (мы об этом говорили, разбирая сущность первой концепции). Очевидно, что здесь имеет место логическая ошибка в трактовке отношений между родовым и видовым понятием; не доказав принадлежность к одному качественному и смысловому единству, нельзя сравнивать количественные, объемные, начала этих понятий. Но главное даже не в этом: человек вовсе не включен в общий процесс природной эволюции органично, как трактует это Кузнецова М.А.; дело в том, что, выражаясь словами Н.А. Бердяева, исходной проблемой именно феномена творчества выступает метафизическая тайна о человеке, один из смыслов которой — в священной неприспособленности человека-творца как сверхприродного существа к «миру сему»²⁸.

Итак, даже самый малый анализ, проведенный нами, вполне очевидно показывает, что
всем трём концепциям творчества, к сожалению, присущи поверхностные,

наукоцентристкие, иногда просто позитивистские, черты и характеристики, и, в целом, можно утверждать, что проблема творчества пока ни в одной из этих концепций глубинным – философским — образом не раскрыта. Обращает на себя внимание и тот факт, что к проблеме творчества многие исследователи часто относятся как к некоему обычному предмету, на уровне сегодняшних «маркетингов» и «менеджментов», не видя в ней главного

²⁷ См. Самохвалова В..И. Творчество: божественный дар; космический принцип; родовая идентичность
человека: Научное издание. – М.: РУДН, 2007. – 538 с. С. 149.

²⁸ См. Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. C. 394.

— метафизической глубины. Понятийный аппарат, используемый для описания творчества, также заимствуется у других наук и часто не несёт в себе подлинного философского и даже научного содержания (об этом более подробно в первой и второй главах).

Таким образом, нами получен важный исследовательский результат: ныне имеющиеся
концепции творчества не могут выдержать даже минимального критического разбора с
использованием достижений русской религиозной философии творчества. В этом ракурсе
будет показано (в пятой главе данной работы), что именно русская религиозная философия
творчества как подлинно философская концепция творчества может и должна стать

базовым ядром современных исследовательских программ дальнейшего постижения этого
сложнейшего феномена. Чтобы не быть здесь голословными, предельно кратко
проиллюстрируем возможности русской религиозной философии для подлинного

постижения феномена творчества (и для более полной критической оценки имеющихся трех концепций).

Собственно, исходная проблема исследования творчества – понимание смыслов и содержания этого феномена. Например, по Н. А. Бердяеву, «творчество есть обнаружение любви к Богу и божественному, а не к миру сему. И потому путь творчества есть также путь преодоления «мира». Но творчество есть иное качествование духовной жизни, чем смирение и аскеза, есть обнаружение богоподобной природы человека»²⁹. Таким образом, творчество, по Бердяеву, есть особый феномен человеческой устремленности к трансцендентному ради обязательного выхода «за грани мировой данности». Сразу зададимся вопросом: что-нибудь подобное, причем на таком же уровне философской глубины, разве содержится в современных трех концепциях, рассмотренных нами выше?

Еще один исследовательский ракурс: в теории В.С. Соловьева³⁰ творчество вообще
рассматривается как исключительно мистическое событие, в силу того что главной его
целью является общение с высшим миром, самопроявление божественных энергий. А где
такое можно найти в нынешних представлениях о творчестве? Обобщая, заметим: в
большинстве работ отечественных религиозных философов подчеркивается, что

творчество – вершина человеческой духовной деятельности, сложнейшая совокупность множества абсолютных ценностей. Поэтому творчество предположено изначально Божественным замыслом, а в греховном бытии присутствует лишь как некая потенциальность и всегда трагедийно.

Не менее значима и другая исследовательская направленность русской философии в постижении феномена творчества, а именно — обнаружение связи творчества с будущим.

Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства. В 2–х томах. Т.1. М., 1994. С 362. См. Соловьев В.С. Соч. в 10 т., 2 изд., СПБ, 1911–1913.Т.1. С. 286.

Глубинное взаимопроникновение творчества и будущего хорошо осознавали и всесторонне исследовали такие русские философы, как П. Я. Чаадаев, В. С. Соловьёв, Н. А. Бердяев и др. А вот с идеей саморазвития, где присутствует и самодостаточна только одна природа, как это утверждается в первой нынешней концепции, совершенно не согласен русский философ П. А. Флоренский³¹. Для действительного саморазвития мира, по мнению П.А. Флоренского, нужна еще и некая мощная сила, лежащая как бы вне границ естественного бытия; этой силой является культура, но только такая, которая будет ориентирована на абсолютные ценности: истину, добро, любовь, красоту, творчество. Творчество необходимо исследовать именно в контексте культуры, а не в парадигме всеобщей креативности, якобы присущей природе. Замечательно формулировал Н. А. Бердяев: «Свобода и творчество говорят о том, что человек не только природное существо, но и сверхприродное»³². Именно творчество в широком смысле понятия есть главный фактор появления и уж тем более последующего развития культуры; сама культура есть базовое условие для осуществления любых творческих процессов. Более того, суть творчества может быть адекватно осмыслена именно в теснейшей связи этого феномена и всех начал, которые порождены культурой как принципиально надприродной составляющей человека. Не надо никогда забывать, что одним из главных достижений человека (вплоть до дня сегодняшнего) является язык – самый великий результат его творчества, именно наприродный, более того, метафизический, загадочный, необъясненный.

Заметим, что Флоренский (и многие другие русские философы) в понятие культуры вкладывают еще и обязательно религиозный смысл, увязывая с религиозными началами сам процесс творчества, – ведь именно в творчестве человек более всего приближается к Абсолюту, взыскует Его. И тогда получается, что философия творчества есть одновременно философия человека в высшем его самоосмыслении и предназначении. К сожалению, в нынешних исследованиях проблемы творчества такого рода глубина и метафизика постижения чаще всего совсем отсутствуют, уступая место поверхностным и бесплодным позитивистским и сциентистским по своему содержанию моделям.

Таким образом, общим выводом о том, насколько адекватны три рассмотренные
концепции подлинной проблематике творчества, может послужить признание их

рафинированного рационализма, ни малейшего отношения не имеющего к подлинному
творчеству и творческому акту. Не вмещается таинство творчества в аналитические рамки
человеческого опыта! Сошлемся на авторитет русской религиозной философии творчества
— словами, например, А.С. Хомякова: «Познание рассудочное не обнимает

Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. – М.: АСТ, 2003. С. 233.

Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства. В 2–х томах. Т.1. М., 1994. С 370.

действительности познаваемого; то, что в нем мы познаем, уже не содержит первоначала в полноте его сил» ³³. Также убедительно и весомо разбирается с антропоцентризмом, наукоцентризмом, рационализмом и другими редуцированными подходами великий русский врач и философ Н.И. Пирогов. Сам аппарат нашего сознания, подчеркивает он, функционирует не только на основе фактов и причинно-следственных связей, но и в силу таинственного предзнания бытия до факта: «Мы роковым образом, не видя и не ощущая безграничного, признаем фактическое его существование; в существовании безграничного и безмерного мы гораздо больше убеждены, чем был убежден Колумб в существовании Америки до ее открытия, — разница только в том, что мы нашу Америку никогда не откроем так, как он свою. Опыт (восприятие пространства, времени, жизни) сам основан на первичном ощущении безмерного и безграничного бытия»³⁴. Таинственное предзнание бытия до факта, в свою очередь, является элементом творческого акта человека. Над всем же мировым целым и всяким сознанием царит Абсолют, а творчество есть та самая дорога к Нему, которая не ограничивается рамками видимой реальности.

Итак, общий главный вывод, полученный в нашем исследовании и вытекающий из
анализа нынешнего состояния усилий по изучению феномена творчества, совершенно
неутешительный: действительно необходимых концептуальных подходов к этому

феномену на глубинном – философском – уровне в настоящее время нет совсем, а имеющиеся теории – лишь наукоцентристкая, принципиально поверхностная, совершенно недостаточная подмена должного, симулякр – «точная копия того, чего никогда не было», по Джеймисону. Работ, которые в полной мере можно было бы назвать философией творчества, просто нет.

Объектом исследования является история русской религиозно-философской мысли XIX- начала XX вв.

Предмет исследования – феномен творчества в истории русской религиозно-философской мысли XIX- начала XX вв.

Гипотеза исследования: для целостного и глубокого постижения сущности феномена творчества ныне применяемых трех основных концепций, а также любых только научных подходов совершенно недостаточно; необходим новый концептуальный подход — русская религиозная философия творчества, выявленная автором данной диссертационной работы путем целостного анализа и синтеза научных, философских, метафизических, религиозных, мифологических и иных знаний, оценок, прозрений, интуиций о феномене творчества русских мыслителей XIX- начала XX вв.

Хомяков А.С. Соч. Т.1. М., 1900. С. 278. Пирогов Н.И. Соч. Т.2. М., 1910. С.29.

Теоретико-методологические основания исследования. Выбор методов и теоретических оснований любого исследования всегда должен быть обусловлен объектом, предметом исследования, гипотезой исследования, специальностью научной работы и т.д. Ранее мы постарались показать, что феномен творчества настолько огромен, загадочен, целостен, что чисто научных, формально-рациональных методологических подходов к нему совершенно недостаточно. Еще один вывод нашего исследования на этом этапе состоит в том, что в настоящее время нет целостного методологического подхода к решению задач по изучению феномена творчества. Пытаясь его найти в нынешних концепциях, мы обнаружили полную текучесть. Так, согласно И. А. Бесковой и И.Л. Касавину³⁵, основные методологические подходы к исследованию феномена творчества - это:

биографический метод (к которому примыкает интроспективный подход), в рамках эмпирических исследований объединяющий биографии известных ученых или деятелей культуры и связанные с ними эпизоды из истории науки и техники; также используются интервью и самоотчеты;

лабораторно-экспериментальный (психометрический) методологический подход, в котором исследование феномена творчества базируется на анализе результатов выполнения тестовых заданий, позволяющих оценить степень выраженности у испытуемого качеств, которые, на взгляд исследователя, являются характерными для творческой способности в целом;

логико-методологическое направление исследований творчества -принципиально междисциплинарное, высокой степени общности и абстрактности.

Заметим: все эти методологические подходы носят наукоцентристский характер, демонстрируют такое исследовательское отношение к феномену творчества, которое никак его не отличает от обычных явлений и процессов на уровне физиологии, психологии, например, исследования рефлексов, мутаций, способностей, потребностей и т.д. И что же могут дать такого рода изыскания в качестве итогового результата? Приведем яркий пример: утверждается, что механизм творческого акта состоит «в переходе от старого к новому, и в этом смысле есть движение от бытия к небытию. Данный переход выступает как волевой акт; если интеллект имеет своим предметом то, что есть (бытие), и представляет собой его идеальное воспроизводство, то воля направлено на то, чего нет (небытие) и что впервые вызывается к жизни волевым актом»³⁶. Что можно тут сказать? Только то, что нами уже были выявлены некоторые - самые начальные - черты и критерии подлинного

³⁵Энциклопедия эпистемологии и философии науки. – М.:»Канон+»РООИ «Реабилитация», 2009. С. 956-957. ³⁶ Энциклопедия эпистемологии и философии науки. – М.: «Канон+»РООИ «Реабилитация», 2009. С. 957.

понимания феномена творчества, и, если их применить к современным концепциям и методам, станет очевидной наукоцентристская надуманность последних.

Даже мизерного пока обращения к воззрениям русских религиозных философов на
феномен творчества вполне достаточно для следующего общего вывода на данном этапе
исследования: описать творчество таким набором понятий, как «воля», «бытие», «небытие»,
«новое», «старое», «механизм», «движение», «интеллект», «идеальное воспроизводство» и
т.д., невозможно, и феномен творчества остаётся принципиально недоступным аналитику с
подобным познавательным инструментарием. Понятийный аппарат, используемый ныне

для рассмотрения творчества, чаще всего заимствуется у других наук и не несёт в себе философского содержания; поэтому одна из задач нашего исследования – разработать понятийный аппарат новой – философской – концепции исследования творчества.

Но главный вывод на данном этапе нашей работы состоит все же в том, что в
современных исследованиях феномена творчества совершенно не нашли своего

полноценного отражения и использования выдающиеся достижения русской религиозной философской мысли XIX- начала XX вв. Следовательно, радикальным образом изменить современное незнание или намеренное забвение трудов наших выдающихся философов, сделать их работы реально действующими в исследованиях феномена творчества, изъять их из небытия – крайне важная задача, и она нами целенаправленно решается.

Современные философские представления о самой науке доказательно лишили ее
претензий на универсальность и абсолютность, на обладание «внеисторическим разумом»,
открыв, что она вовсе не является гарантом истины или нравственности, фактором
построения совершенного общества или воспитания человека. Более того, любой научный
результат принципиально относителен и историчен, зависит от социокультурных

детерминант и всегда ценностно-рационален. Как было ранее отмечено, феномен

творчества не постигается чисто научными средствами и подходами — для этого

необходимо восхождение к философии и метафизике. Блистательно эта идея выражена
словами В.С. Соловьёва: «Человеческая личность есть возможность для осуществления
неограниченной действительности, или особая форма бесконечного содержания»³⁷. В
формулировке Л.П. Карсавина,³⁸ человек как тварь сам по себе есть небытие, и он
становится личностью лишь в сопричастности Богу (заметим, что практически все русские
религиозные философы разделяли данное воззрение). Русская религиозная философия
рассматриваемого исторического периода смогла выполнить свою созидательно-

творческую роль и в аспекте, разрабатываемом нашим исследованием: она создала все

Соловьев В.С Соч. в 2 т. Т.1. М., 1988. С. 282.

Карсавин Л.П. О личности // Карсавин Л.П. Религиозные и философские сочинения. М., 1992. С.43.

необходимое для формирования нового концептуального подхода – подлинно

философского, метафизического, религиозного – для описания таинства и глубины творчества. Синтезировать эти ценные наработки в единую и целостную концепцию, обосновать ее основное содержание в качестве новой, четвертой, концепции исследования творчества, провести ее сравнительный анализ с ныне используемыми теориями, показать возможности и горизонты применения новой концепции для дальнейших исследований феномена творчества, - все это цель и задачи данной диссертации.

Потому мы широко будем использовать метод целевого синтезирования, который, с
определенными оговорками и ограничениями, можно даже сравнить с традиционным для
православной философии и богословия методом анагогии – методом синтетического

познания, исходящего из цели рассматриваемого предмета и синергетических намерений мыслящего субъекта³⁹; более подробно об этом будет сказано в четвертой главе. Здесь же особо подчеркнем то обстоятельство, что анагогия как метод применения рациональных познавательных действий постоянно ограничивается «законом несамопротиворечия», тем самым признавая принципиальное «безумие» человеческого разума при его обращении к любому предмету; для целей нашего исследования этот метод представляет прямой интерес именно по указанным его особенностям: он – целевой, синтетический и принципиально ограничивает использование рацио (более подробно об этом - в содержании пятой главы данной работы).

Целью диссертации является формирование новой философской концепции творчества на основе идей русской религиозно-философской мысли XIX- начала XX вв.

Для достижения этой цели решаются следующие задачи диссертации:

4. выявить и исследовать современные концептуальные подходы к творчеству, классифицировать их;

5. исследовать и концептуализировать проблематику творчества в трудах русских религиозных мыслителей XIX- начала XX вв.;

6. выявить общие и особенные черты в трактовке феномена творчества русскими религиозными мыслителями XIX- начала XX вв.;

7. выявить основные структурные элементы новой концепции творчества, проанализировать и систематизировать их;

8. дать сущностное определение феномена творчества в рамках нового концептуального подхода.

Русская философия. Энциклопедия. Под ред. М.А. Маслина. М., 2007. С. 18-19.

Научная новизна диссертации

1. Разработана и обоснована новая концепция феномена творчества – русская
религиозная философия творчества.

2. Изучена проблематика творчества в трудах 40 русских философов XIX- начала XX
вв, исследовавших данный предмет: Авсенева, С.С., Аскольдова, С.А., Бердяева Н.А.,
Бровковича А.И., Булгакова С.Н., Бухарева А.М., Вышеславцева Б.П., Гоголя Н.В.,
Гогоцкого С.С., Голубинского Ф.А., Достоевского Ф.М., Ильина И.А., Карпова В.Н.,
Карсавина Л.П., Киреевского И.В., Козлова А.А., Кудрявцева-Платонова В.Д., Леонтьева
К.Н., Лосева А.Ф., Лосского Н.О., Несмелова В.И., Новгородцева П.И., Пирогова Н.И.,
Самарина Ю.Ф., Сидонского Ф.Ф., Соловьева В.С., Спира А.И., Струве П.Б,, Тареева М.М.,
Толстого Л.Н., Трубецкого Е.Н., Трубецкого С.Н., Федорова Н.Ф., Флоренского П.А.,
Франка С.Л., Хомякова А.С., Чаадаева П.Я., Шестова Л., Юркевича П.Д. и др., в том числе
путем использования архивных материалов по русской философии XIX и XX вв. ⁴⁰.
Вскрыта концептуальная значимость их разработок.

3. Впервые переведены с немецкого на русский язык и опубликованы в научных
журналах работы русских философов – И.А. Ильина⁴¹, С.Л. Франка⁴², а также эссе Адольфа
Фризе⁴³, имеющие отношение к проблематике творчества.

4. Выявлены, проанализированы и систематизированы 174 ЭКТ (элемента концепции
творчества).

5. Определены общие и особенные черты в трактовке феномена творчества русскими
религиозными мыслителями XIX- начала XX вв.;

6. Выделены, проанализированы и концептуально объединены основные структурно-содержательные составляющие новой концепции феномена творчества: ее онтология, гносеология, антропология, аксиология, теология.

7. Дано содержательно-сущностное определение творчества в соответствии с новой концепцией этого феномена.

Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что полученные результаты могут быть использованы в качестве нового

⁴⁰ Смесь философская. Сборник сочинений по философии. 30-е гг. XIX в. // Собрание древних книг МДА. ОР
РГБ.173/ IV. №143.; Введенский А.И. Лекции по метафизике. 1899. Рукопись //Архив МДА. ОР РГБ.
172.152.10.; Материалы к лекциям по философии. 1 пол. XIX в. // Архив МДА. ОР РГБ 172.464.3.; Метафизика.
Лекции // Архив МДА. ОР РГБ 173. IV. №203. и др.

⁴¹ Кулешова И.В. Сущность и особенность русской культуры. Часть 1. Перевод с нем. языка фрагмента книги
И. А. Ильина. // «Пространство и время» №1, М., 2010. С. 197-204; Сущность и особенность русской культуры.
Часть 2. Перевод с нем. языка фрагмента книги И. А. Ильина. // «Пространство и время» №2, 2010. С.222-226.

⁴² Кулешова И.В. Перевод с нем. работы С.Л. Франка «Русская духовная культура в её отношении к немецкой».
// «Эволюция» №2 [9]. - М., 2010. С.103-109.

⁴³ Неприличное и болезненное в искусстве. Предисловие Адольфа Фризе к изданию сочинений Роберта
Музиля. // Перевод с нем. «Эволюция» №2 [9]. М., 2010. С.109-113.

концептуального подхода при дальнейшем исследовании феномена творчества, а также при
анализе основных особенностей русской философии XIX - начала XX вв., в рассмотрении
специфики философского дискурса в целом. Результаты диссертационного исследования
могут быть использованы при подготовке курсов философии, истории философии, истории
русской философии, спецкурсов по русской философии творчества и философским

проблемам феномена творчества. Результаты исследования могут быть использованы в теоретических учебных курсах по таким дисциплинам, как философия, история и философия науки, психология, теория управления, эвристика, инноватика и др., в научно-образовательных практиках поиска и учета междисциплинарных связей.

Методологию и методы диссертационного исследования формируют труды

классиков мировой и отечественной философии, принципы диалектического мышления,
системный, историко-компаративистский подходы, историко-философский, структурный,
герменевтический, феноменологический и общенаучные методы – анализ, синтез,

абстрагирование, обобщение, классификация, аналогия, экстраполяция и др.

Как уже было указано, в диссертации нами разработан и полномасштабно применен
теоретико-методологический подход к формированию новой концепции феномена
творчества на основе анализа, обобщения, систематизации, синтеза, интерпретации

основных ЭКТ (элементов концепции творчества). Заметим, что среди нынешних

методологических подходов к исследованию феномена творчества часто выделяют
биографический, лабораторно-экспериментальный (психометрический), логико-

методологический, эволюционно-эпистемологический, культурно-исторический и др⁴⁴. На наш взгляд, такого рода методы именно для исследования феномена творчества совершенно непригодны — они в принципе не касаются сущности и метафизики творческого акта.

Положения, выносимые на защиту

1. Русская философия творчества - новая концепция исследования этого феномена, представляющая собой единство элементов онтологии, гносеологии, антропологии, аксиологии, теологии творчества, представленных в трудах русских религиозных мыслителей XIX- начала XX вв. Основу онтологии русской философии творчества составляет мысль о скрытом, выражающемся в глубоко символических явлениях присутствии софийного инобытия во внешнем мире. Основу гносеологии русской философии творчества составляет мысль о том, что глубинные истоки человеческого сознания именно этим сознанием не постигаются; данное утверждение служит мощнейшим импульсом к поиску сверхрациональной целостности. Антропология русской философии

Энциклопедия эпистемологии и философии науки. – М.: «Канон+»РООИ «Реабилитация», 2009. С. 956-957.

творчества признает идущую от религиозной традиции мысль о двусоставной природе человека, складывающейся из нетварного Образа Божия в нем и тварного, земного, подобия. Аксиология русской философии творчества фундируется положением о том, что идеи в нашем сознании зарождаются и организуются не посредством того, что есть, а посредством того, что должно быть. Теология русской философии творчества базируется на духовной интуиции высшего Смысла, присутствующего за всем творением и носящего личный характер.

2. Главным критическим содержанием концепции русской философии творчества
выступает отказ от рационально-секулярного подхода к этому феномену. Исключительный
рационализм продиктован антрополатрией и доминированием внешнего мира, что
несовместимо с творчеством как проявлением, прежде всего, духовной сущности.

3. Главным конструктивным содержанием концепции русской философии творчества
выступает трактовка этого феномена как сверхприродного, или благодатного, явления,
реализующегося на путях вечного напряженного устремления человека к Абсолюту.
Сущность творчества принадлежит инобытию, и к ней невозможно приблизиться без
философских, метафизических и религиозных поисков.

4. Новый концептуальный подход к феномену творчества есть единство общих и
особенных черт его трактовки русскими религиозными мыслителями.

Основными общими аспектами выступают: признание в творчестве момента благодати и сверхприродного озарения; именование творчества ступенью приближения к инобытию на основе сосредоточения на собственной духовной жизни и восхождении к Абсолюту; атрибутивная связь творчества с самой глубинной, двусоставной, природой человека и эсхатологической проблематикой.

Основными особенными аспектами являются: понимание творчества как встречи высших упований самого человека и исходящих от Бога энергий (П.Я. Чаадаев, С.Н. Булгаков, Б. П. Вышеславцев и др.); преодоление в акте творчества тотальной и трагической двойственности, оторванности от Истины, временное пребывание в благодати (В.И. Несмелов, С.Н. Булгаков и др.); понимание высших моментов творческого акта как религиозного служения (С.А. Аскольдов, Е.Н. Трубецкой, П. А. Флоренский, В.В. Зеньковский и др.).

5. Русская философия творчества является самостоятельной и сложносоставной
концепцией этого феномена, в рамках которой может быть сформулировано его
содержательно-сущностное определение: творчество есть таинственное явление единства
глубоко символического озарения и сверхрационального «прыжка» в бездну инобытия,

возникающее в сознании свободного, верующего человека только в особые моменты его целостной духовной жизни.

Степень достоверности и апробация результатов

Основные идеи исследования отражены в более чем 80 научных работах общим объемом 50 п.л., в том числе: в двух монографиях:

1. Батурина И.В. Феномен творчества в истории русской религиозно-философской мысли XIX- начала XX вв. М.:Академика, 2016. - 230 с.

2. Батурина И.В. Подлинная философия творчества: от современности к русской религиозной мысли XIX- начала XX вв. М.: Академика, 2016. – 135 с.

в 61 научной статье (в том числе в 18 научных статьях, опубликованных в ведущих научных журналах, рекомендованных ВАК РФ).

Результаты диссертации апробированы в деятельности Московского авиационного института, Одинцовского гуманитарного университета, Международного славянского института, Всероссийского заочного финансово-экономического института, Финансового университета при Правительстве РФ, Московского технологического института, Московского института образования и науки, Московского института деловых коммуникаций.

Основные идеи работы отражены в докладах, выступлениях и сообщениях на конференциях по проблемам философии, истории, истории русской философии, развития современной России, философии и истории науки, философским проблемам модернизации образования, проблемам формирования мировоззрения, в том числе на IV и V Российских философских конгрессах (2005 г., 2012 г.), на VII Российском симпозиуме историков русской философии (2001 г.), международных научных конференциях (2011 г., 2012 г., 2013 г., 2014 г., 2015 г.) Всероссийских научных конференциях (2011 г., 2012 г., 2013 г., 2014 г., 2015. г., 2016 г.) и др.

Материалы исследования легли в основу курсов «Философия», «История философии»,
«История и философия науки», «Религиоведение», «Эстетика», «Этика», «Социология»,
«Политология» и др., а также спецкурсов, читаемых автором в Московском

технологическом институте, Международном институте экономики и менеджмента, а также в других вузах Москвы и Одинцово.

Диссертация обсуждена и одобрена на заседаниях кафедры философии МГОУ и кафедрах социально-гуманитарных дисциплин Московского технологического института и Международного института экономики и менеджмента.

Концепция «глобальной креативности» как подход к анализу феномена творчества

1. В первой концепции - концепции «глобальной креативности», основными современными представителями которой являются В.И. Аршинов, E.H. Князева, С.П. Курдюмов, Е.А. Мамчур, Я.И. Свирский, B.C. Степин и др., творчество практически полностью отождествляется со свойством креативности и распространяется на все процессы развития и саморазвития. В философии А. Уайтхеда понятие « креативность» связано с процессом актуализации потенциальности, и в этом качестве креативность органично присутствует в бытии. В синергетике креативность рассматривается как свойство диссипативной системы самоорганизовываться и самоуправляться, обеспечивая баланс факторов порядка и хаоса, а основными характеристиками этого понятия являются процессуальность, флуктуационность, безграничность, ацентрированность. В рамках такого подхода современная наука (особенно физика и другие естественные дисциплины, а также синергетика) обнаруживает наличие универсальной креативности в различных природных процессах самоорганизации и саморазвития материи и на всех уровнях мироздания. Более того, возникшая в рамках системной методологии концепция самоорганизации выходит на принципиально междисциплинарный уровень исследования именно креативных, порождающих процессов природы, стирая границы, ранее принадлежавшие только той или иной научной дисциплине. Можно смело сказать, что, согласно современным научным представлениям, креативность как универсальное и всеобъемлющее качество как бы разлита всюду и везде: в живой и неживой природе, в глобальных мегакосмических процессах и в процессах на микроуровне. В таком понимании творчество (оно же креативность) выступает космологическим объяснением возможности мира вообще быть и развиваться в самых различных актах возникновения и становления. Синергетический взгляд на креативные (творческие) процессы дает возможность проявить механизмы самоорганизации и саморазвития мира в форме творчества Вселенной, направленного против инерционных факторов и сил естественной деградации.

Согласно синергетическим воззрениям, в природе нет (и никогда не было) никакого жестокого детерминизма, все ещ не создано, а только создается, все, включая самого человека, находится в непрерывном процессе становления, а значит, в мире постоянно присутствует творчество, в коем свое посильное участие может принять и человек. В этом плане нелинейная, синергетическая модель мира – это ситуация некой творческой игры с реальностью, блуждание по полю многовариантных путей в будущее… Согласно И. Пригожину и И. Стенгерсу, хаос, возрастание энтропии, распад может одолеть только самоорганизующаяся природа в единстве ее взаимопроникающих сил. Сразу же отметим, что с таким прямолинейным решением проблемы саморазвития, где присутствует и достаточна только одна природа, совершенно не согласен русский философ Флоренский П.А.50, утверждающий, что становление мира в такой его форме принципиально невозможно. Для действительного развития мира, по мнению Флоренского П.А., нужна еще и некая мощная сила, лежащая как бы вне границ естественного бытия; этой силой является культура, но только такая, которая будет ориентирована на абсолютные ценности – истину, добро, любовь, красоту, творчество. Именно культура и есть, согласно Флоренскому П.А., та внешняя, вовсе не естественная сила, действие на природу которой создает необходимые условия для осуществления процессов его развития. Отметим, что включение в процессы становления мира феномена культуры есть фактический переход к анализу явлений в контексте смешанных, субъект-объектных, отношений, что в современной науке рассматривается как необходимый шаг к исследованию творчества в его онтологическом статусе, без чего невозможно приблизиться к сути этого феномена. Отсюда вытекает, что творчество необходимо исследовать именно в контексте культуры, а не в парадигме всеобщей креативности, якобы присущей всей природе. Этот подход тем более верен, что сущность человека подлинно раскрывается, когда анализ идт принципиально не только биологическим путм. Таковой путь, сущностно преодолевающий и превышающий человека в его чисто природных ипостасях, есть именно культура. Замечательно четко сформулировал это Бердяев Н.А.: «Свобода и творчество говорят о том, что человек не только природное существо, но и сверхприродное»51.

Именно творчество в широком смысле понятия есть главный фактор появления и уж тем более последующего развития культуры; сама культура есть также базовое условие для осуществления любых творческих процессов. Более того, суть творчества может быть адекватно осмыслена именно в теснейшей связи этого феномена и всех тех начал, которые порождены культурой как принципиально надприродной составляющей человека. Иначе говоря, абсолютно прав в своих размышлениях П. А. Флоренский. Заметим, что Флоренский (и другие русские философы) в понятие культуры вкладывают еще и обязательно религиозный смысл и значение, увязывая с религиозными началами сам процесс творчества, – ведь именно в творчестве человек более всего приближается к Абсолюту, взыскует Его. И тогда получается, что философия творчества есть одновременно философия человека в высшем его самоосмыслении и предназначении. Бердяев Н.А. всегда подчркивал, что исходной проблемой творчества выступает тайна о человеке, одно из проявлений которой он усматривал в «священной неприспособленности» человека-творца «к миру сему»52. Именно в таком ключе пытается постигнуть творчество вся русская философия XIX- начала XX вв.

Какой можно сделать вывод на данном этапе нашего исследования? Он вполне очерчен: к сожалению, в современных разработках проблемы творчества глубина и метафизика совсем не присутствуют, уступая место поверхностным и бесплодным позитивистским и сциентистским по своему содержанию моделям.

Именно к такого рода теоретическим построениям и относится рассматриваемая первая современная концепция творчества – концепция «глобальной креативности». По сравнению с уже обозначенными выше идеями русской философии творчества она выглядит весьма поверхностной и принципиально недостаточной - потому так важно вернуть смысловое поле русской религиозной философии в современные искания и тем самым хотя бы частично вытеснить из области исследований наукоцентристские, часто совершенно пустые, сугубо описательные и поверхностные подходы.

Вернемся, однако, к рассмотрению основного содержания современной концепции «глобальной креативности» применительно к феномену творчества. Из положения синергетики о непредопределенности, непредзаданности будущего, вытекает, что мир ещ не сотворен, - он только созидается, причем именно с участием и при активной роли человека. В мире постоянно происходит борьба и противостояние двух главных равнозначных и взаимодополняющих начал: разрушения и становления - в самых разных формах и проявлениях; на этом фоне творчество есть некая мера господства факторов созидания над факторами разрушения, мера преодоления хаоса и разрушения силами созидания. В синергетической концепции творчество уравнено с креативностью, что, безусловно, весьма спорно; также ему отводится вездесущая, универсальная роль, предполагающая любые возможности и векторы развития вовсе не обязательно к основному, то есть духовному, центру. Творчество мыслится одной из универсальных движущих сил, и к нему могут быть применимы полярные определения. В синергетической парадигме можно одинаково утверждать точку зрения Н.А. Бердяева53, считавшего, что творчество «есть ответ человека на призыв Бога», и Ф. Ницше, придерживавшегося диаметрально противоположных взглядов: если Бог есть, истинное творчество человека вообще невозможно – уместно только послушание54. Как в таком контексте определить сущность феномена творчества, очертить его онтологию? А ведь «творческий акт человека в природе имеет космогоническое значение и знаменует новую стадию жизни космической»55.

Согласно точке зрения Н.П. Бехтеревой, « творчество необходимо сегодня более чем когда-либо, и оно должно быть переориентировано на цели сохранения человечества и всего живого на нашей планете»56. Социогуманитарные науки также фиксируют универсальность и всеобщность творчества, именуя его креативностью. Современные теории развития социума и личности выдвигают это понятие в качестве главного показателя любой эффективной социальной деятельности и формирования потенциала личности.

Философский анализ феномена творчества в трудах русских религиозных мыслителей: от К.Н. Леонтьева до Б.П. Вышеславцева

Фигура Константина Николаевича Леонтьева непреложно остатся яркой и полемичной в истории, философии, эстетике и публицистике. Почему? Ответ на этот вопрос нужно искать во многих областях, в том числе и в области творчества – главного предмета данного исследования. Проведем философский анализ основных моментов мировоззрения Леонтьева для выявления общих и особенных черт феномена творчества, причем не только научных, формально-рационалистических, но и метафизических, религиозных.

Итак, даже сам стиль мышления Леонтьева, построение его текстов нельзя назвать академическим. Он сам признавался: «Когда я пишу, то больше думаю о живой психологии человечества, чем о логике; больше забочусь о наглядном изложении, чем о последовательности и строгой связи моих мыслей»189. Наиболее теоретически и стилистически нейтральную часть наследия Леонтьева, традиционно присутствующую в антологиях философской мысли, составляет основанное Н. Я. Данилевским и разработанное Леонтьевым на новом уровне учение о культурно-исторических типах. Углубляя это учение, Леонтьев утверждал, что главной целью национального и государственного существования является достижение максимального разнообразия и самобытности культурных типов. В своей работе «Восток, Россия и славянство» будущий аскет писал: «постепенное восхождение от простейшего к сложнейшему, постепенная индивидуализация, обособление, с одной стороны, от окружающего мира, а с другой – от сходных и родственных организмов…, постепенное осложнение элементов составных, увеличение богатства внутреннего и в то же время постепенное укрепление единства»190, -вот цель, к которой должно восходить любое становящееся государство. При этом Леонтьев описывает и непреложный, поддающийся даже исчислению хронологических рамок «триединый закон развития», который гласит, что любой организм (в том числе государственный) и культурный процесс в эволюции проходят три стадии: «1) первоначальной простоты; 2) цветущего объединения и сложности и 3) вторичного смесительного упрощения». Такова закономерность, конкретные и частные виды которой могут быть прослежены только из внутреннего строя самого культурного организма, а не выведены искусственно-теоретическим, рациональным путм.

Далее, уже в «Записках отшельника», а также в частной переписке с В. В. Розановым, А.А. Александровым, в статье о романе «Война и мир» Л.Н. Толстого и других сочинениях звучит голос не Леонтьева-историка и публициста, а Леонтьева-философа и религиозного подвижника, и голос этот далеко не умиротворяющий: «несмотря на то, что граф [Толстой] довольно «тенденциозно» и теофилантропически порицает войну, то сам, то устами доброго, но вечно растерянного Пьера, он вс-таки до того правдивый художник, что читателю очень легко ни его самого, ни Пьера не послушаться и продолжать взирать на войну как на одно из высших идеальных проявлений жизни на земле, несмотря на все частные бедствия, ею причиняемые»191. Эти строки вполне серьзно, без всякой стилистической позы, принадлежат перу русского ортодоксального мыслителя, лишний раз подтверждая и его теорию развития, и концепцию крушения культурных типов! Если ещ углубиться в тексты Леонтьева, в них можно найти не только апологию периодической гибели, но даже и осмысленный эстетический взгляд на вражду как на одно из проявлений жизни: «Горести, обиды, буря страстей, преступления, ревность, зависть, уничтожение, с одной стороны, а с другой – неожиданные утешения, доброта, прощение, отдых сердец… Вот жизнь, вот единственно возможная на этой земле и под этим небом гармония… Поэтическое есть живое согласование светлых цветов с тмными – и больше ничего»192.

Можно ли, приводя лишь немногие из подобных красноречивых цитат, назвать Леонтьева жестоким талантом или ещ резче? Наверное, да, и такова причина неоднозначного отношения многих исследователей к мятежному философу. Однако вс далеко не однозначно в его непростых исторических и тем более религиозно-философских взглядах.

Леонтьев по рождению, по своей сколь чувственной, столь же умной и сильной натуре был неподдельным, не выученным эстетом. Его пленяла в проникнутой эросом красоте первозданность, хаотическая сила, та самая способность к будущей цветущей сложности, которую считал он апогеем развития культуры. Один из самых глубоких апологетов и одновременно критиков Леонтьева, о. С. Булгаков, писал, что эстетизм Леонтьева глубоко укоренн был в душе его и в известном смысле поставлялся выше религии; «надо сказать прямо, – пишет о. Сергий, – такой эстетизм есть тончайшее и предельное выражение того люциферического мятежа человека, который имеет начало с Возрождения»193. Потому Леонтьев мечтает, но не может создать собственное учение о религиозном идеале красоты, а к концу жизни прекращает и эти попытки. Отсюда горькая, выстраданная им мысль о том, что человеку доступная, в земном пределе открывающаяся красота есть контраст противоположностей, или «разнообразие в единстве», то есть закон жизни. Тогда становится понятным, почему с глубокой болью и одновременно спокойной уверенностью в одном из последних писем к В. В. Розанову 13 августа 1891 г. Леонтьев признавался: «Итак, и христианская проповедь, и прогресс европейский совокупными усилиями стремятся убить эстетику жизни на земле, то есть самую жизнь… Что же делать? Христианству мы должны помогать, даже в ущерб любимой нами эстетике…»194

Из рассмотренной онтологической природы эстетизма Леонтьева, а следовательно, из самой глубины душевного строя его личности становятся по-иному понятными и его отношение к войне как обновляющему уничтожению, и его «жестокое христианство». Никаким прямым апологетом войны и кровавой силы русский «огненный отшельник», как его называли современники, конечно, не был. Трактовать в этой одной плоскости философию Леонтьева значит полностью не понимать е духа и личной, во многом религиозной, драмы е создателя. Христианская, так и не ставшая до конца православной по духу своему (не по форме) вера Леонтьева родилась из переживания самого натурального ужаса перед смертью и – страха Божия! Этот случай тяжкой болезни Леонтьева, в сорок один год перевернувший всю его духовную судьбу, хорошо известен и описан им самим. Вот фрагмент из одного из писем к А. А. Александрову: «Начало премудрости страх Божий, простой, очень простой страх и загробной муки, и других наказаний, в форме данных истязаний, горестей и бед… да, прежде всего страх, потом смирение… Нужно дожить, дорасти до действительного страха Божия, до страха почти животного… Страх животный как будто унижает нас»195.

Из стремительного и глубокого душевно-духовного потрясения сформировалась особенная и очень сильная вера Леонтьева; такой огненной, жсткой, бичующей в восприятии многих современников - да и для самого Леонтьева - осталась она до конца его дней. И почему для русского истового послушника восхождение души к Богу всегда было связано с волевым обузданием и бичеванием своих природных склонностей и способствующей этому каталепсией страха, - вопрос, едва ли посильный и уместный для земного человеческого ума. Хотя, может быть, «люциферический эстетизм» и господствующий над внутренним опытом ум Леонтьева играли в драме такой веры не последнюю роль.

В итоге, абрисом очерчивая философию и личную судьбу столь неоднозначной фигуры, как К. Н. Леонтьев, необходимо лишь подчеркнуть, что воинствующий лик его не так прост и его мысли о разрушительной, неизбежно связанной с войнами смене одного уклада культуры другим проникнуты не милитаристским духом и не мизантропическим анализом. Религиозная вера Леонтьева родилась «бездны мрачной на краю», и именно она его зачастую брезгливо эстетствующую душу заставляет возвращаться к воинствующему трезвящему ужасу, который не щадит иллюзий и упоительного поэтизирования жизни: «Ничего нет верного в реальном мире вещей. Верно только одно – точно одно… все здешнее должно погибнуть!»196.

Исследование феномена творчества в русской религиозной философии В.В. Зеньковским: историко-философский аспект

Не будет преувеличением сказать, что в начале своего творческого пути Зеньковский ставит такие онтологические вопросы, ответы на которые он становится способным дать лишь к концу жизни. Изначально в центре его внимания как психолога и педагога – проблема человека во всей ее полноте и сложности. Вопросы человеческой свободы, аксиологического выбора, нераздельности телесного и духовного начал, счастья и бессмертия, феномена творчества – все это и многое другое составляло основной идейный центр размышлений Зеньковского. Уже в первой своей крупной работе, магистерской диссертации «Проблема психической причинности»339, Зеньковский обращается к феномену души и говорит о непрерывной, таинственной деятельности души внутри человека; более того, начало души он называет самой «устойчивой и творческой основой психического развития личности»340. В контексте непрерывной душевной жизни Зеньковский рассматривает и проблему памяти в аксиологическом ее ракурсе, утверждая, что действие памяти напрямую связано с работой именно души, так как человек как бы бессознательно запоминает лишь значимые для него события, извлекая их подобным образом из-под власти времени. В целом Зеньковский в этой работе красной нитью проводит мысль, опровергающую узкопрактическую направленность сознания и формируемость его только опытом. По Зеньковскому, все намного сложнее: помимо внешней обусловленности, выделяется постоянство идеального фактора в сознании, который и определяет направленность и характер мыслительной деятельности.

Для нас важно, что философ подчеркивал особое проявление духовной жизни в воображении человека, так как оно ближе всего восходит к идеальной сфере и связано с этикой и религией341. Особую силу и значение воображение имеет в творчестве, максимально раскрывающем ценностные ориентации и свободу личности. По Зеньковскому, творчество вообще неотделимо от личностного духовного начала, иными словами – от метафизической и богоподобной природы человека. Последняя же сокрыта в глубинах, зачастую рационально даже не сознаваемых, именно в духовных основаниях личности, где, по мысли философа, и осуществляется интимнейшая связь человека с Богом, в том числе и в процессах творчества.

Проблемы свободы и творчества продолжают оставаться центральными в ранних работах мыслителя, в статьях «Автономия и теономия» и «Свобода и соборность» Зеньковский вскрывает уже резкую противоположность так называемой «натуральной свободы», которая ограничена природными законами, с одной стороны, и социальным порядком, с другой, и христианской свободы, безмерной, устремлнной к Абсолюту, совершенно не зависящей от извне привходящих факторов и условий. В контексте этих размышлений в работе «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии» Зеньковский выражает мысль, что для человека все «существенное и основное в духовной жизни заключено в искании Бесконечного и Абсолютного»342. Важно отметить, что для Зеньковского напряженнейшим образом устремленность человека к Бесконечному и Абсолютному осуществляется в творчестве как одном из актов высшей духовной жизни. Именно поэтому тема творчества занимает ведущую роль во всей мировоззренческой системе Зеньковского, органично развиваясь от проблемы человека к конечным вопросам апофатики духовного и религиозного опыта. Поэтому после абриса ранних работ мыслителя нельзя не упомянуть о проблеме творчества в его поздних монографиях: «Из истории эстетических идей в России в XIX- XX вв.», «Н.В. Гоголь», «Основы христианской философии» и др. Так, в книге «Н.В. Гоголь» Зеньковский рассматривает трагический для Гоголя вопрос перехода от чистого эстетизма к православному творчеству и считает Гоголя первым пророком православной культуры. В книге «Из истории эстетических идей в России в XIX- XX вв.» Зеньковский рассматривает диалектику эстетической мысли в России, которая, по мысли философа, имела духовные, богоискательские основания и через фигуры Ф.М. Достоевского и В.С. Соловьева проложила путь к зарождению феномена русского символизма, опять же представляющего собой поиск религиозной эстетики. А вот книгу «Основы христианской философии» можно смело считать апогеем работ В.В. Зеньковского, так как в ней осуществляется замысел создания цельной системы христианского мировоззрения, в котором проблема творчества становится уже многомерной и получает онтологическую, аксиологическую, антропологическую и иную направленность. Но прежде чем обратиться к многоплановой теоретической разработке проблемы творчества у самого В.В. Зеньковского, необходимо хотя бы кратко конкретно рассмотреть результаты его персоналистических исследований в этой области: на примере деятельности выдающихся русских писателей и мыслителей Зеньковский стремится показать сущность и многомерность природы творчества, и данное исследование впоследствии перерастает у него в создание цельной концептуальной линии. Сразу же следует подчеркнуть глубинную метафизику философского взгляда Зеньковского, связанную с религиозным пониманием феномена творчества как сокровенной устремленности человека к Абсолюту; на наш взгляд, именно такой цельный онтологический и методологический подход позволил Зеньковскому увидеть в рассматриваемых им персоналиях как духоносность творческого акта, так и непреодолимые препятствия темных сторон личности самих мыслителей, неизбежно заслоняющие им возможность абсолютно гармонического пребывания в стихии творческого служения. Но по-другому и не может быть, о чем свидетельствовал сам Зеньковский: «Человек носит в себе тайну времени и сверхвременности, ограниченности и бесконечности. В своем духовном бытии человек обнаруживает тварность духовного мира, но и его идеальность; оно есть высшая точка мира, но оно включено в мир»343.

Одним из ярчайших примеров мучительнейшей раздвоенности между творческим дарованием и рациональными запросами была личность Л.Н. Толстого, чью духовно-творческую эволюцию рассматривает Зеньковский. Философ подчеркивал, что, вопреки осознанию самого Толстого, дух времени, полный тенденций начинающегося секуляризма и нигилизма, почил на писателе с особой силой. Сама напряженность творчества Толстого заключена в гиозности его творческих исканий и безрелигиозности его духовно мистического опыта. Толстой обладал удивительно проницательным, глубоким и честным умом, и с его помощью он постигал человеческие характеры, стремясь проникнуть во внутреннюю жизнь людей. Зеньковский подчеркивает, что именно на пути этических размышлений Толстой приходит к выводу о неудовлетворительности жизни ради личного блага. Таким образом, Толстой ищет содержание высшей жизни, которая не сводилась бы к конкретному индивидуальному человеку и, следовательно, не исчезала бы с его смертью.

Отсюда - делает вывод Зеньковский - основная проблема для Толстого лежит вовсе не в морально-нравственной сфере, а, как и для каждого духовно пробуждающегося человека, связана с вопросом личного спасения и чувством безысходной метафизической тоски и беспомощности перед фактом смерти.

Поэтому Зеньковский отмечает сосуществование двух линий в творчестве Толстого: в одной мыслитель выступает как моралист, склоняющийся к агностицизму и потому рационально абсолютизирующий жизнь ради ближнего (другого); в другой линии звучит голос человека, уязвленного трагедией жизни как таковой и неудовлетворенного своим собственным морально-этическим учением, своим имперсонализмом. Подытоживая суть творчества Толстого, Зеньковский говорит, что насколько писатель был богат в сфере моральных и психологических переживаний, настолько бедны были его интуиции в метафизической, трансцендентной области. Толстой не принимал ничего, что мог отрицать его разум, как бы не очень задумываясь о самих основаниях этого разума. Христианское учение представлялось Толстому безумием именно в силу того, что оно утверждает самое искомое, но не обретаемое в реальном бытии человеком; поэтому Толстой мог принять этику христианства, но полностью отвергал его метафизику и мистику.

На примере творчества Толстого Зеньковский подчеркивает онтологическую глубину и благодатное начало творческого акта, которое творцу позволяет созерцать дар бесконечности собственной души, открывающейся на пути к Богу, и одновременно ненавистную природу греха в ней. Зеньковский очерчивает и глубинную основу феномена творчества, усматривая ее в неразрывном и неизбежном соединении устремленности к бесконечному и привязанности к земным оковам, рационального и иррационального, метафизического и эмпирического в человеке; словами самого Зеньковского: «Вся ценность, все своеобразие человека – в неисследимой и нерасторжимой связи временного и вечного, эмпирического и надэмпирического в нем; загадка человека, тайна его, тайна его пути, его «судьбы» именно в этом парадоксальном, но действительном сочетании в нем малого и большого, временного и вечного»344.

Русская религиозная философия творчества как новая концепция исследования

Итак, 174 ЭКТ очерчены, чтобы нами из них были выведены сначала главные смыслообразующие блоки русской философии творчества, а затем уже – сама новая концепция. Для начала необходимо выявить общие и особенные аспекты в русской религиозной философии творчества. Сделать это можно с помощью сравнительного анализа всех ЭКТ, представленного нами в форме таблиц.

К общим аспектам русской философии творчества могут быть отнесены следующие главные положения (таблица 6); в этой таблице выделены и ключевые слова - основа понятийного аппарата новой концепции творчества

Итак, проявив общие и особенные черты русской философии творчества как новой концепции (таблицы 6 и 7), совсем нетрудно синтезировать и главные смыслообразующие блоки русской философии творчества: онтологический, гносеологический, антропологический, аксиологический, теологический.

Итак, онтология русской философии творчества есть цельное, метафизическое, устремление к глубинным основаниям бытия, учение о символизме как очертаниях апофатической сущности, не только не схватывающейся разумом, но абсолютно иноприродной наличествующему миру.

В таком плане можно говорить о двусоставности онтологии русской философии творчества, о ее двоемирии, а весь смысл самой онтологии, т.е. поиска глубинных оснований бытия, понимать как устремленность к цельности неразделимых частей: мира дольнего и мира горнего. Основа онтологического опыта – вовсе не первичная, эмпирическая реальность, а тот уровень духовной зрячести и «овнутрения» сознания, которого достиг человек, устремленный к Абсолюту, к духовному совершенству, внутренне связавший онтологию с гносеологией, объект с субъектом, знание – с верой и подлинными ценностями. В основе мира лежит не материальная, а духовная действительность, связь человека с которой прослеживается через таинственное, до конца не постижимое основание всякой его мысли. Другая же часть мира – эмпирическая – глубоко ущербна и ненормальна, так как она отсекает свою первопричину, превосходящую ее по природе, - метафизику. Именно поэтому настоящая, т.е. имеющая смысл, история разворачивается только как апокалиптическая дорога человечества к метафизике; вне этого история — пустая и жестокая цепь случайных событий, унифицирование которых есть человеческий самообман.

Важным моментом онтологии русской религиозной философии творчества является мысль, что мир есть плод творения Божия и результат особого мистического события; мир софиен, т.е. абсолютно прекрасен и целостен, в своей основе, но вовсе не софиен в наличествующем разрушенном и греховном состоянии; изменить мир чисто антропоцентрическими усилиями невозможно. Только через идею творения можно понять, что мир полностью зависит от Абсолюта и им определяется, хотя ни в чем не может быть с ним единоприроден. Мир пронизан Божественными энергиями и смыслами, но одновременно лежит под тяжестью греха и пребывает в слепоте, потому никакая онтология не может быть построена вне рассмотрения вопроса о зле, которое, хотя и имеет большую силу, метафизически бесплодно и по сути своей есть ничто.

Гносеология русской философии творчества как второй ее смыслообразующий блок исходит из того, что сами истоки человеческого сознания именно этим сознанием и не познаются, т.е. лежат за его пределами; непознаваемое как раз и составляет основу высшего знания, т.е. не синтезирующего, а творческого и ценностного. Важным элементом гносеологии русской философии творчества является учение о живознании; суть живознания состоит в обретении такой истины, которая абсолютна и в которой нет и не может быть расщепления на ценностное, рассудочное, чувственное, телесное и духовное. Живознание есть устремленность к истине, постижение которой равносильно бытию в ней, есть учение о цельности человека, восстановлении греховной раздробленности в нем и, следовательно, учение об Абсолютном начале всего и вся, принципиально иноприродном рассудку и не обнимающемся им. В нашем сознании существует таинственная связь с Абсолютом, которая выражается в предзнании бытия до факта, однако эту тайну мы никогда не раскроем. Только в религиозной вере достигается единство знания, воли, чувствования и, наконец, самой жизни, только религиозная вера дает человеку хотя бы отблеск его идеального, т.е. неразрушенного, состояния. Рационализм есть усеченный подход к гносеологии, так как разум не обращается к собственным началам и не знает их, а начала эти непостижимы, нерасщепимы и таинственным образом связаны с первоосновой самого бытия; они в нашем сознании организуются не посредством того, что есть, а посредством того, что должно быть. Сложнейшей и высшей деятельностью человеческого ума является такая философия, которая главным своим содержанием должна признать подступы к проблеме Абсолюта, которая совершенно не очерчивается никакими рациональными категориями, превышает наше сознание и невозможна без и вне Откровения. Нынешнее научное, а точнее позитивистское, мировоззрение, есть унификация случая и попытка подвести непостижимое под ограниченные законы разума, бесконечное постигнуть конечным и внешне обусловленным. Так называемые естественные науки, перед которыми столь сильно преклоняется человечество, никогда не соприкасались ни с чем реальным; чувственный опыт только затеняет бытие. Рационализм – это фикция, желание человека останавливаться на собственном знании; отвлеченное рациональное познание по сути есть эгоистический антропоцентризм, замкнутость и сосредоточенность человека на своей природе, принципиальный отказ от чувствования тайны бытия. Господствующее рациональное миропонимание упускает тонкое и неповторимое, а именно индивидуальность, свободу, творчество; аналитика и рацио абсолютно беспомощны перед лицом трагедии человеческой жизни и ее финалом – смертью…

На самом же деле в каждый момент своей жизни человек таинственно пребывает в Промысле Божием и движется его силой и благодатью, однако даже зачатки ощущения этой высшей силы присущи далеко не каждому человеку. Но главная черта человеческого сознания, если смотреть на него цельно, из глубины, есть притязание на безусловность. Наше сознание никогда не довольствуется беспричинным и относительным, оно ищет первоистоков, некой непреходящей основы всего, поэтому самый сложный и глубинный способ познания – интуитивный; интуиция есть корень всякой мысли и всякого выстраиваемого аналитического отношения. Интуиция есть внутреннее переживание цельного и одушевленного бытия, которым всегда фундировано наще познание и которое до конца не может быть раскрыто, выражено в любых, даже символических, понятиях; поэтому основные черты истинного, т.е. направленного на непостижимое, знания есть трансфинитность и трансдефинитность. Прямой дороги к непостижимому просто не существует, и только отчасти мы приближаемся к нему через глубинные духовные потрясения и трагедии бытия.

Основная задача гносеологии – попытка в глубине сознания открыть таинственную связь с целым, т.е. осуществить выход за пределы греховной самости, так как только внутри преображенного сознания человек может «держать собор со всеми». Без Абсолюта как первоисточника вообще невозможно никакое познание, но сам Абсолют совершенно непостижим. Ни философия, ни религия не может и не должна искать рациональных и зримых своих обоснований; истинное познание возможно в сближении религии, философии и мифологического мировоззрения, поскольку в основе этих феноменов человеческой жизни лежит таинственная встреча и символическое переплетение мира имманентного и трансцендентного. Секуляризация сознания, которая привела к рационализму и даже к позитивизму, есть величайшая трагедия человечества, еще сильнее укрепившая его во грехе и оторвавшая от Истины, в которой нет и не может быть различия между ценностью, знанием, жизнью, волей, формой... Подступы к инобытию обнаруживаются через специфическое разрушение рацио – через антиномизм, который впервые пробуждает человека и без всяких защитных мыслительных конструкций и иллюзий сталкивает его с непостижимым. Но при этом сама истина никогда не «схватывается», а лишь просвечивает за бытием, носит сугубо символический характер.