Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Генезис «физической» исследовательской программы 19
1. Гносеологические предпосылки формирования исследовательских программ. Понятие «доминанты» 19
2. «Старшие физики». Возникновение «стихийной» парадигмы и качественно-количественного метода 42
3. Феномен умозрительного. Необходимость включения отвлеченного мышления в методологию «физиков» и «физическую» картину мира 63
4. Атомистический принцип абстрактной телесности 104
5. Квалитативная редукция Эмпедокла 121
6. Зависимость теоретического аппарата учения Анаксагора от его методологических представлений 129
7. Основные положения «физической» исследовательской программы 156
8. Кризис «физики» и возникновение софистической философии... 176
Глава II. Человеческая деятельность в качестве объекта исследования. Начало формирования «деятельностной» парадигмы ... 190
1. Софистика как продолжение и отрицание «физики» 190
2. Сократ. Попытка преодоления софистики средствами софистики. 206
3. Логическое место философии софистов 226
Глава III. Учение об идеях и его конфликт с «физической» исследовательской программой 233
1. Генезис учения об идеях. Преодоление софистики 233
2. Эволюция понятия «идея». Переход Платона от «стихийной» парадигмы к «деятельностной» 241
3. Учение Платона о началах истинного 265
4. Учение Платона о началах мнимого 288
5. Разумный синтез противоположностей. Понятие души 312
6. Местоположение исследовательской модели Платона 324
Глава IV. Завершение формирования «метафизической» исследовательской программы. Философия Аристотеля 331
1. Предпосылки философии Аристотеля 331
2. Первоначальное понимание сущности и её свойств. Материя как сущность 345
3. Суть бытия как сущность. Переход к «деятельностной» парадигме 358
4. Проблема устройства сложной сущности 374
5. Разумная форма трактовки тождества противоположностей 392
6. «Метафизический» характер мышления Аристотеля 401
Глава V. Логика становления и основное содержание «метафизической» исследовательской программы 418
1. Логика становления основных философских исследовательских программ ... 418
2. Основные положения «метафизической» исследовательской программы 433
3. Заключение 440
Библиография 448
- Гносеологические предпосылки формирования исследовательских программ. Понятие «доминанты»
- Софистика как продолжение и отрицание «физики»
- Эволюция понятия «идея». Переход Платона от «стихийной» парадигмы к «деятельностной»
- Первоначальное понимание сущности и её свойств. Материя как сущность
Введение к работе
Обоснование темы исследования и ее актуальность. Современное познание во всех его проявлениях — и в философии, и в частных науках — переживает непростое время. В XIX веке особую остроту принял кризис в отношениях между философией, наукой и религией, в XX веке он приобрел вид хронического противостояния. Проходит перестройка значительной части познавательной сферы, современная философская, научная, религиозная формы деятельности ищут свое место в отношениях друг с другом. На фоне этой неопределенности едва ли не каждая из указанных форм активности раздваивается внутри себя. В философии идет переосмысление многотысячелетнего наследия. Кризис классической методологии побуждает филосо(})ию к поиску методологии неклассической. Равным образом современная физика, столкнувшись с новым объектом, вступила в процесс переосмысления своей классической методологии. Аналогичная работа проводится в биологии в связи с появлением генетики, придавшей мощный импульс для переосмысления ее
(биологии) мировоззренческо-методологических установок. Эта цепная реакция переосмысления классического для каждой из сфер образа мышления с необходимостью вьщвигает на передний план методологические проблемы.
В конце XIX и в течение XX веков познавательная активность ученых обрела особый интерес для философии. Деятельность ученых изучалась с различных сторон, среди которых значительную ценность представляет анализ принципов и «механизмов» формирования научного знания, создания определенных исследовательских программ, управляющих поисковой активностью ученых. Эта работа имеет очень большое значение для углубления представлений о частных формах познавательной активности. Приходится констатировать, что аналогичная работа, но направленная уже на философские формы познания, с таким размахом не проводилась. А между тем, ее полезность едва ли может вызывать сомнение, поскольку философское мышление имеет универсальный характер, и сложившиеся в рамках философии структуры мышления и организации поисковой активности, воспроизводятся и в других областях познания. Поэтому образ мьшшения, возникший однажды в практике философского познания, способен проявиться, возможно, в измененной форме, много позднее в практике любого другого познания.
Обращение к истории философии для решения современных задач является вполне оправданным. Мысль движется к своей новой формации, подвергая анализу собственные основания. Тысячелетия прошли с тех пор, как были написаны сочинения Платона, Аристотеля и более ранних мыслителей. Сменяют друг друга разные культуры, но каждая из них, если в ней имеется интерес к мышлению, вновь и вновь обращаются к внимательному и скрупулезному изучению древних авторов. Каждая из культур по-своему прочитывает и истолковывает их, но каждая находит в них что-то важное для себя. Не является исключением и наше время, которому для того, чтобы лучше понять себя, приходится вновь обращаться к началу философии.
Античная философия для современного мышления — это не только его история, это его начало. В короткий промежуток времени от милетской школы до Аристотеля проходил интенсивный процесс формирования не только теоретического аппарата, но и методологических принципов, имеющих универсальное значение. В это время сложились два образа мышления, два типа теоретико-методологических установок, и произошло первое, едва ли не самое глубокое, «выяснение отношений» между ними и определение статуса каждого из них. Реальное функционирование и противостояние этих типов мышления не прекратилось до настоящего дня как в современном философском, так и научном видах сознания. Анализ начал, генезиса и потенциала этих образов мышления при их первичном появлении в античности, может быть весьма актуальным и востребованным современной методологией.
Степень разработанности проблемы. Понятие «исследовательская программа» появилось в 70-х годах двадцатого столетия в неопозитивистской литературе. Кризис позитивизма стимулировал интерес к анализу философских оснований естествознания. В работах Т. Куна, И. Лакатоса, М. Вартофского, Дж. Агасси и других обнаружились попытки показать, что метафизика имеет для науки эвристическую ценность. И. Лакатос обозначал указанным понятием систему действий ученого, направленных на «приспособление» эмлирических «фактов» и критики со стороны оппонентов к неким базовым теоретическим положениям. В отечественной литературе понятие научной программы успешно применялось Н.И. Родным , B.C. Стениным , А.И. Ракитовым^ и др. Ресурс данного понятия оказался весьма значительным, поэтому с момента его появления его содержание заметно изменилось. Если И. Лакатос вкладывал в него только логико-теоретическое содержание, то уже в 80-х годах в отечественной литературе наметилась тенденция включать в него связь научных представлений с философскими понятиями, как это было в частности в работах П.П. Гайденко'*. К настоящему моменту сквозь призму понятия «научно-исследовательская программа» основательно проработана не только античная, но и новоевропейская научная мысль. При этом приходится констатировать, что сама философия все еще недостаточно вовлечена в процесс ее изучения с точки зрения сложившихся в ней философских исследовательских программ, которые формировались в ней без какого бы то ни было отношения к науке. Философия под углом зрения программного характера исследовательских действий изучает науку, но не изучает столь же активно свои собственные основания. В данной диссертации предпринимается попытка выявить основные положения именно философских исследовательских программ.
«Философская исследовательская программа» — это не продукт деятельности одного человека, не отдельная концепция и не метод, разработанный отдельным мыслителем. Содержание такой программы включает в себя и теоретические понятия, и методологические стереотипы исследовательского «поведения» и, наконец, гносеологические предпосылки, определяющие алгоритм аналитико-синтетической работы. Формирование такой программы растянуто во времени, участники ее складывания не всегда понимали, что те или иные их решения становятся элементами некоторой исследовательской стратегии, которой суждено выйти за пределы конкретного учения. К поряд' Родный Н.И. Очерки по истории и методологии естествознания. М. 1975.
" Степин B.C. Становление научной теории, Минск, 1976.
^ Ракитов А.П. Философские проблемы науки. М., 1978.
•* Гайденко П.П. Эволюция понятия науки: Становление и развитие первых научных программ. М., 1980.
ку, направлению и последовательности своих действий мыслители не всегда относились сознательно, поэтому они чаще всего не делали предметом специального анализа собственные действия. Их методологические интуиции принимали вид движения теоретических представлений, а исследовательский ресурс выяснялся на протяжении нескольких поколений философов. В силу того, что последовательность и логика развития теоретических и методологических представлений являются необходимым условием формирования исследовательских программ, в диссертации большое внимание уделяется реконструкции логики историко-философского процесса, в фоновом режиме которого происходило их формирование.
Стоящая перед исследователем задача требовала от диссертанта вхождения в достаточно детальный анализ отдельно взятых философских учений рассматриваемого периода. При решении этой задачи диссертант опирался на Гайзера '^*, В. Йегера*^, Ф. Корнфорда', X. Крамера^, X. Майера^, К. Рай' Ваашьева Т. В. Афинская школа философии. М., 1985.
^ Жлтудь Л. Я. Пифагор и его школа. М., 1990; Жмудь Л. Я. Наука, философия и религия в раннем пифагореизме. СПб., 1994.
^ Зубов В.П. Развитие атомистических представлений до начала XIX века. М., 1965; Зубов В. П. Аристотель: Человек. 11аука. Судьба. Наследие. М., 2000.
•* Кессиди Ф. X. От мифа к логосу (Становление греческой философии). М., 1972.
' Комарова В.Я. Становление философского материализхма в Древней Греции. Логико-гносеологический аспект диалектики философского исследования. Л., 1975.
'' См., напр.: Лебедев А.В. То apeiron: не Анаксимандр, а Платон и Аристотель // Вестник древней истории, 1978. №1-2; Лебедев А.В. Реконструкция древнеионийских космогонических текстов (Фалес, Анаксимандр, Гсраюшт) АКД, Тбилиси, 1979.
Мочалова И.Ы. Метафизика Paiuiett Академии и проблемы творческого наследия Платона и Аристотеля// AKADEMEIA. Материалы и исследования по истории платонизма. Выпуск 3. СПб., 2000.
" НерсесяицВ. Сократ. М., 1984.
^ См., например: Рожанский И.Д. Развитие естествознания в эпоху античности. М., 1979.
'" См., например: Светлов Р.В. Гнозис и экзегетика. СПб., 1998; Светлов Р.В. Демиург «Тимея»: .метафоры ремесленничества и природа рассудка//Универсум платоновской мысли: Космос, мастер, судьба (Космогония и космология в платонизме, «тимесвская» традиция и античная физика). Материалы VI Платоновской конференции 28-29 мая 1998 года. СПБ., 1998, и др.
" Се.мушкин А. В. Эмпедокл. М., 1985.
'^ См., например: Чанышев А.Н. Эгейская предфилософия. М., 1970; Чанышев А.Н. Италийская философия. М., 1975; Чанышев Л. Н. Аристотель. М., 1987 и др.
^^ Дшлон Д. Средние платоники. СПб., 2002.
'•* GaiserK. Platons Ungeschriebene Lehre. Stuttgart, 1963.
Jaeger W. Studien zur Entwicklungsgeschichte der Metaphysik des Aristoteles. Berlin, 1912; Jaeger W. Pai- deia. Die Formung des Griechischen Menschen. Bd. 1. Berlin — Leipzig, 1936. Jaeger W. Aristoteles: Grundle- gung ciner Geschichte seiner Entwicklung, 2. Aufl., Berlin, 1955.
нхарда"*, Ю. Штенцеля^, А.Е. Тейлора^, Г. Чернисса^ и других. Этими авторами детально исследованы отдельные философские учения, необходимые для изучения процесса формирования исследовательских программ.
Специфика избранного в диссертации подхода заключается в том, что невозможно ограничиться рассмотрением только отдельных учений, взятых в их изолированности друг от друга. Исследователь должен следить за взаимодействием разных учений на теоретическом, логическом и методологическом уровнях, за причинами смены одних представлений другими, за логикой появления важнейших понятий, за гносеологичес1сими и логическими потребностями философии, ответами на которые являются те или иные понятия. Литература, рассматривающая историко-философский процесс в той или иной степени единым, крайне обширна. В интересующем нас направлении особую важность имеют фундаментальные труды Г.В.Ф Гегеля^, который, видимо, впервые историю философии представил именно как философию.
' Cornford F.M. Ptato and Parmenides. L., 1939.
•^ Kramer H.J. Arete bei Platon und Aristoteles. Heidelberg, 1959.
^ Maier H. Socrates: Sein Werk und seine geschichtliche Stellung. Tubingen, 1913.
•* Reinhardt K. Parmenides und Gcschichte der griechischen Philosophic. Bonn, 1916 ' Stenzel J. Zahl und Gestalt bei Platon und Aristoteles. Leipzig-Berlin, 1924; Stenzel J. Metaphysik des Alter- tums. Tell I. Munchen und Berlin, 1929; Stenzel J. Zur entwieklung des Geistbegriffes in der griechichen Philo- sophie // Kleine Schriften zur griechischen Philosophic. Darmstadt, 1957 ^ TalorA.E. Plato. London, 1922; TalorA.E. Aristotle. N.Y. 1955.
^ Cliemiss H. Aristotle's Criticism of Plato and Academy. Baltimore, 1944.
" Гегель Г. В. Ф. Лекции uo истории философии. Книга первая. СПб., 1993.
' Винделъбанд В. История древней философии. СПб., 1902.
'" Cigon О. Grundproblemc der antiken Philosophic. Bern - Munchen, 1959.
" Comperz. T. Griechische Denker. B.l. Die Vorsokratiker. VV., 1896; Comperz. T. Griechische Denker. B.2.
Sokrates und Platon. W., 1903; Comperz. T. Griechische Denker. B.3. Aristoteles und seine Nachfolger. W., '" Guthrie V/. A History of Greek Philosophy. Cambridge, 1976.
" Kafka G. Die Vorsokratiker. Munchen, 1921.
'•* Kranz W. Die griechische Philosophic: Zugleich eine Einfiihrung in die Philosophie iiberhaupt. Leipzig, 1986.
'^ Leinfellner W. Die Entstehung der Theorie. Eine Analyse des kritischen Denkens in der Antike. Munchen - Freiburg, 1966.
"' Reinhardt K. Parmenides und Geschichte der griechischen Philosophie. Bonn, 1916.
' ' Sambiirsky S. The Physical World of the Late Antiquity. L., 1962.
'* Schadewaldt W. Das WeltModell der Griechen. Hellas und Hesperien. Zurich— Stuttgart, 1960; Schadewaldt VV. Die Anfage der Philosophie bei den Griechen: Die Voesokratiker und Voraussetzungen. Frankfurts a. M., Хёсле^, Е. Хоффмана'^ , Э. Целлера"*, К. Ясперса^ и многих других. Из отечественных авторов, рассматривающих античную философию в единстве ее школ, Доброхотова", М.К. Мамардашвили^^, О. Новицкого'^, В.П. Пронина '^*, П.Г. Редкина'^, И.Д. Рожанского'^, К.А. Сергеева и Я.А. Слинина^'', А.Н. Чанышева'^, Ю.А. Шичалина*' и др.
Необходимо отметить имеющие большое методологическое значение для понимания историко-философского процесса работы В. Дильтея^^, Х.-Г. Гадамера^\ П. Наторпа^^ М. Хайдеггера^^.
К числу авторов, работы которых важны для понимания как отдельных мыслителей, так и общекультурных предпосылок развития ранней филосо' Stenzel J. Zur entwieklung des Geistbegriffes in der griechichen Philosophie // Kleine Schriften zur griechi- schen Philosophie. Darmstadt, 1957.
^ Hosle V. Wahrheit und Geschichte. Studien zur Struktur der Phiiosophiengeschichte unter paradigmatischer Analyse der Entwieklung von Parmenides bis Platon. Stuttgardt, 1984.
•^ Hojfnian E. Die griechicshe Philosophie bis Platon. Heidelberg, 1951.
•* Zeller Ed. Die Philosophi der Griechen in ihrer geschichtlichen Entwieklung, Bd 1^, Lpz., 1920-23 ' Jaspers K. Die groBen Philosophen, Bd 1, 1957.
* См., например: Трубецкой Н. Метафизика в Древней Греции. М., 1890; Tpy6etiKou Н. Учение о логосе в его истории // Трубецкой 11. Сочинения. М., 1994; Трубецкой Н. Курс истории древней философии. М., 1997.
^ См., например: Лосев А.Ф. Античный космос и современная наука. М., \921; Лосев А.Ф. Критика платонизма у Аристотеля. М., 1930; Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. T.I. М., 1963; Лосев А.Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. Т. II. М.,1969; Лосев А.Ф. История античной эстетики. Высокая классика. Т. III. М., 1974 и др.
" Асмус В. Ф. Демокрит. М., 1960; Асмус В. Ф. Античная философия. М., 1976 и др.
' Бого.молов А. Диалектический логос: становление античной диалектики. М., 1982; Бого.молов А. Античная философия. М.: МГУ, 1985 и др.
^^ Длсохадзе Д. В. Основные этапы развития античной философии. М., {911; Джохадзе Д.В. История диалектики. М., 2005.
' ' Доброхотов АЛ. Учение досократикоп о бытии. М., 1980; Добро.хотов А.Л. Категория бытия в классической западноевропейской философии. М., 1986.
'•^ Мамардашвгши Л/. Лекции по античной философии. М., 1999.
'•^ HoemiKini О. Постепенное развитие древних философских учений связи с развитием языческих верований, т. 2. Религия классического мира и первая половина греческой философии. Киев. 1860.
'•* Пронин В.П. Античная философия. Челябинск, 2003.
" Редкий П.Г. Из лекций по истории философии права. В связи с историей философии вообще. Т. 1. СПб.
'^ Рожаиский И. Д. Развитие естествознания в эпоху античности. М., 1979.
" Сергеев К.А., Слинин Я.А. Природа и разум: античная парадигма. Л.,1991; Сергеев К. А. История античной философии. СПб., 1998.
'* ЧанышевА. Н. Курс лекций подревней философии. М., 1981.
'^ Шичалин Ю.А. История античного платонизма. М., 2000.
^' Gadamer H.- G. Platons ungeschrieben Diaiektic. Tubingen, 1972.
"" Natorp P. Platos Ideenlehre. Eine Einfiihrung in den Idealismus. Leipzig-Berlin, 1927.
''^ Heidegger M. Platons lehre von der Wahrheit. Bern, 1954.
фии, нужно отнести работы С. Аверинцева', П. Адо^, Ж.-П. Вернана'^ , Г.В. Драча'*, А.И. Зайцева^, Т.Ф. Пыхтиной^, П. Таннери^ и ряда других.
Во второй половине двадцатого века интерес к проблемам античной философии возрос многократно как за рубежом, так и в отечественной литературе. И тем не менее работ, которые интерпретировали бы историкофилософский процесс как единое целое, было написано за последние десятилетия немного. Возможно, излишне едко, по этому поводу высказался В. Хёсле, заметив, что самоочевидность сегодняшнего интереса к истории философии кажущаяся, что современность потеряла веру в то, что философия может познать истину, так что всякий интерес к систематической философии кажется наивным^. В последнем десятилетии в отечественной литературе появилось значительное количество работ по античной философии, однако большинство из них и в самом деле свободны от систематизирующе-обощающего подхода. В таком ключе написаны книги «Античная философия» Г.Е. Васильева^, «Античная философия» В.П. Пронина"", «История древнегреческой философии» A.M. Щербакова", и некоторых других авторов. При этом следует отметить, что работы последних лет являются в большинстве случаев учебными пособиями. Это свидетельствует о том, что история античной философии несколько утратила самостоятельный интерес для научного сообщества и приобрела преимущественно пропедевтическое значение. В силу этого приходится констатировать, что работ, которые исследовали бы историю анСм., напр.: Лверинцев С. Порядок космоса и порядок истории в мировоззрении раннего средневековья (Общие замечания) // Античность и Византия. М., 1975; Аверинцев С. Классическая греческая философия как явление историко-литературного ряда // Новое в современной классической филологии. М., "• Адо П. Что такое античная философия? М., 1999; Адо П. Духовные упражнения и античная философия.
М., 2005.
•' Всрнан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М., 1985.
^ Драч Г.В. Проблема человека в раннегреческой философии. Ростов-п/Д: Изд-во Рост, унта, \9%1;Драч Г.В. Рождение античной философии и начало антропологической проблематики. М., 2003.
^ Зайцев A.M. Культурный переворот в Древней Греции 8-5 вв до н.э. Л., 1985.
* Пыхтина Т. Ф. Возникновение и развитие философии как социокультурный процесс. Новосибирск, ' Таннери П. Первые шаги древнегреческой науки. СПб., 1902.
^ Hosle V. Wahrheit und Geschichte. Studien zur Struktur der Philosophiengeschichte unter paradigmatischer Analyse der Entwicklung von Parmenides bis Platon. Stuttgardt, 1984. S. 17-19.
' Вастьев Г.Е. Античная философия. М., 2002.
''' Пронин В.П. Античная философия. Челябинск, 2003.
" Щербаков А.И. История древнегреческой философии. Краснодар, 2004.
тичной философии как внутренне логически связанный и производящий важнейшие формы мышления процесс, все еще не достаточно.
Методы исследования. Избрание метода настоящего исследования определяется его целью. В диссертации используются методы диалектики, компаративистского и структурно-типологического анализа, позволяющие обобщить и конкретизировать обозначенную в названии предметную область. Поскольку предметом изучения здесь является формирование внутри историкофилософского процесса определенных закономерностей познания, то используется метод единства исторического и логического. Практика применения указанного метода знает случаи, когда одна из этих противоположностей оказывалась принесенной в жертву другой. Автор диссертации стремился найти сбалансированное применение как исторической, так и логической частей метода, желая избежать и абсолютизации историцизма, и априорного логизирования. Данный метод связан с допущением, что мысли более ранних этапов существования философии не раскрываются непосредственно и тотчас же во всей полноте их содержания в момент своего появления, и даже не выражаются адекватно заложенному в них смыслу, что их логический и иной смыслы обнаруживают себя в мыслях более позднего времени; эти последние трактуются как раскрытие потенциала предшествующих мыслей и как рефлексия относительно него. Указанное допущение содержит в себе опасность некоторой модернизации позиций ранних мыслрггелей, что следует рассматривать как неизбежные издержки самого подхода.
Необходимо отметить, что поиск единой логики для многих учений может иметь своим следствием некоторое отвлечение от специфики тех или иных понятий конкретных мыслителей, от их терминологии, их сугубо индивидуального понимания, может потребовать введения обобщающей терминологии, гносеологической, логической или иной типизации их позиции ^ .
М.К. Мамардашвилп справедливо заметил, что задача историка философии состоит в том, чтобы, читая чуждый нам словесно текст, помыслить мыслимое в нем сейчас. «Есть некое объективно мысленное содержание, - продолжает исследователь, - которое не зависит от того, как оно было понято и изложено философом, который мыслил. Есть нечто такое, скажем, в утверждении Демокрита об атомах и пустоте, что не зависит от того, как сам Демокрит это понял и выразил» {Мамардтивили М.К. Лекции по античной философии. М., 1999. 4).
Фрагментарный характер историко-философского материала побулсдает использовать также метод логической реконструкции, призванный выявить не только «текст», но и «контекст». Он направлен как на построение логических связей между сохранившимися высказываниями, так и на воссоздание предпосылок и мотивов, произведших эти высказывания, на воссоздание того, что могло (или даже должно было) быть высказанным, но не сохранилось, того, что могло быть и не высказанным, но подразумевалось и предполагалось.
Цель исследования заключается в выяснении гносеологических предпосылок, логических «механизмов» и важнейших закономерностей складывания основных положений двух исследовательских программ — «физической» и «метафизической». Избранная цель исследования предполагает решение следующих задач: — определить понятие философской исследовательской программы, а также предпосылки ее генезиса; — рассмотреть особенности возникновения, функционирования и смены основных философских исследовательских программ; — проанализировать развитие теоретических и методологических представлений в связи с изменением познавательных доминант; — изучить процесс появления методологических представлений и их влияния на формирование теоретического аппарата философии; — осуществить наблюдение за формированием логической взаимосвязи между учениями под влиянием взаимодействия теоретического аппарата и методологических представлений; — произвести анализ процесса складывания теоретикометодологических конструкций античных мыслителей в устойчивые исследовательские программы.
Положения, выносимые на защиту:
1. В доаристотелевский период развития древнегреческой философии складываются два устойчивых алгоритма исследовательских действий, которые можно обозначить как «физическая» и «метафизическая» исследовательские программы. Каждая из программ представляет собой систему взаимосвязанных базовых интуиции, парадигм и построенных на их основе допущений, действий и методов, которые неявно для субъекта управляют познавательным процессом. Интуиции и парадигмы определяются доминантой, которая через них влияет на весь строй мышления и выбор применяемых методов.
2. «Физическая» исследовательская программа причинно обусловлена доминированием чувственного восприятия и рассудочного мышления в структуре познавательных способностей субъекта. Ее основными элементами являются чувственная интуиция (признание подлинности существования только чувственно воспринимаемых вещей), «стихийная» парадигма, допущение, ограничивающее число начал всего сущего двумя причинами (материальной и движущей), качественно-количественный метод, признание самодостаточности элементов и случайного характера их взаимодействия, отождествление генезиса и гибели (начала и конца) вещи.
3. Поэтапное взаимодействие друг с другом важнейших форм познавательной активности (чувственности, рассудка и разума) стало причиной появления ключевых событий истории познания - возникновения самой философии, выявления отвлеченного мышлс1шя, складывания «физической» и «метафизической» исследовательских программ. Конфликт двух исследовательских программ до момента его разрешения находил свое выражение в противоречии положений «физической» исследовательской программы требованиям и нормам отвлеченного мышления. Логика развития значительной доли понятийного аппарата философии определялась логикой формирования, взаимодействия и смены указанных программ и их элементов.
4. Обнаружение элейской школой отвлеченного мышления есть результат применения разумных форм деятельности к категориальнопонятийному аппарату рассудка. Найденное отвлеченное мышление вступило во взаимоотношения со стихийно сложившейся «физической» исследовательской программой и поставило перед философией задачу встроить это мышление в чувственную картину мира (найти его начала и соответствующий ему объект) и ввести его в «физическую» методологию. Конфликт отвлеченного мышления с основанным на чувственной доминанте методологическим компонентом «физической» исследовательской программы подготовил кризис «физики» и переход к софистике.
5.Появление софистики в результате кризиса «физики» привело к изменению объекта исследовательской активности - вместо природы объектом изучения стала человеческая деятельность. Сложилось два обособленных друг от друга направления, имеющие принципиально разные объекты исследования: «физика», постигавшая начала природы (материальную и движущую причины) и софистика, изучавшая начала человеческой деятельности (прежде всего целевую причину). Софистика представляет собой кульминационный пункт противопоставления мышления и чувственности, начал природы и начал деятельности. Мышление и чувственность в софистике предельно разошлись, между ними не усматривалось ничего единого.
6. Философия Платона была детерминирована конфликтом отвлеченного мышления и «физической» исследовательской программы. Перед ней стояли прежняя задача (встроить отвлеченное мышление в картину мира) и прежние проблемы, обостренные софистами (усмотреть единство между мышлением и чувственностью, между умозрительными идеями и чувственно воспринимаемыми вещами, между началами природы и началами человеческой деятельности). Стремление Платона выявить причинное единство между чувственным и умозрительным элементами вещи подвигло его, в конечном счете, сблизить идеи с деятельностью и внести в сферу «объектов» начала деятельности — целевую и формальную причины, создавая этим предпосылки для того, чтобы деятельность сделалась основанием природы. В учении Платона начинает складываться «деятельностная» парадигма, нарушающая основы «физической» исследовательской программы, с позиции которой мыслитель первоначально трактовал идеи и их связь с вещами. Сближением идей с деятельностью закладываются основы новой «метафизической» исследовательской программы.
7. Образ мышления Платона не вполне последователен, он представляет собой переходный этап от «физической» исследовательской программы к «метафизической». Хотя Платон приступил к преобразованию материальной причины, придав ей умозрительные черты и приспособив ее тем самым к единству с идеями, его трактовка указанной причины совершалась все еще на основе «физической» исследовательской программы, что обнаружилось в пропифагорейском понимании элементов как совокупности самостоятельных математических объектов. Отношения между идеями и материей оставались внешними, параллелизм идей и вещей не был преодолен полностью.
8. Философия Аристотеля находилась на острие конфликта двух исследовательских программ в проблемном поле платонизма. Опираясь на «деятельностную» парадигму, Аристотель более последовательно, чем Платон, реформировал и привел в соответствие с ней не только умозрительную причину, но и материальную. Он утратил интерес к количественному аспекту (атомистическому и математическому) устройства материи, лишил ее самостоятельности и установил между материальной и умозрительной причинами целесообразную связь. Аристотель разработал теоретико-методологический аппарат, позволивший непротиворечиво описать генезис вещей и единство чувственно воспринимаемого и умозрительного, природного и деятельностного. Ему удалось построить модель внутреннего единства всех начал и причин сущего (материального, движущего, формального и целевого). Позиция Аристотеля представляет собой последовательное завершение «метафизической» исследовательской программы.
9. «Метафизическая» программа причинно обусловлена доминированием умозрительной познавательной способности в целом и разумного мышления в частности. Ее основными элементами являются умозрительная интуиция (признание подлинности существования только умозрительных вещей), «деятельностная» парадигма, допущение, расширяющее число начал и причин всего сущего до четырех (материальной, движущей, формальной и
целевой), признание несамодостаточности каждой их них в отдельности и наличия между ними внутренней целесообразной связи, отказ от метода качественно-количественных изменений и замена его методом тождества противоположностей, признание целостного характера начал и отказ от принципа тождества начала и конца вещи.
10. Переход от «физики» и софистики к платоно-аристотелевской методологии выражал смену доминант: от доминирования чувственности познание переходило к доминированию умозрения, от отвлеченного рассудочного мышления - к отвлеченному разумному. Платоно-аристотелевский подход, сложившийся в условиях умозрительной доминанты (отвлеченного разумного мышления), ознаменовал появление новой стратегии исследования объектов, имеющих в себе ярко выраженный информационный компонент.
11. Логика развития историко-философского процесса определялась необходимостью непротиворечивого включения отвлеченного мышления в картину мира. Появление важнейших теоретико-методологических достижений доаристотелевской философии связано с потребностью обнаружения для отвлеченного мышления его начал и причин, его отличного от чувственности объекта исследования, и единства между ним и чувственно воспринимаемой реальностью. Решение этой задачи совпало с постепенным переходом от «физической» исследовательской программы к «метафизической».
12. «Механизм» и причины смены «физической» исследовательской программы «метафизической» свидетельствует о больших эвристических возможностях последней, о более высокой степени ее адекватности объекту исследования при описании генезиса и функционирования сложных целостных систем. Познавательная ценность понятий «физическая» и «метафизическая» исследовательские программы заключается в том, что они могут использоваться в качестве критерия для определения развитости того или иного метода либо теории, их притязаний и компетенции.
Научная новизна. В настоящее время понятия «исследовательская программа» и «научно-исследовательская программа» часто используются в истории и философии науки, но изучения самой философии с точки зрения указанных понятий еще не проводилось. Научная новизна данной диссертации заключается в следующем:
1. Обоснован вывод о реальности философских исследовательских программ как необходимых формах производства философского знания. Понятие «исследовательская программа» получает в диссертации новый смысл, существенно отличный от принятого в западной (в частности, у И. Лакатоса) и в отечественной (в частности, у П.П. Гайденко) философии науки, благодаря включению в него не только теоретического, но и логико-гносеологического, а также методологического содержания.
2. Выделены и охарактеризованы две основные философские исследовательские программы - «физическая» и «метафизическая», определены причины, закономерности их возникновения и границы применения.
3. В диссертации вводятся в научный оборот понятие познавательной доминанты, позволяющей описывать разную степень влияния на познавательный процесс со стороны чувственности, рассудка и разума, и понятия «стихийной» и «деятельностной» парадигм. Понятия доминанты и указанных парадигм позволяют успешно интерпретировать генезис и основные особенности «физического» и «метафизического» типов исследования и образов мировосприятия.
4. Систематически исследован доаристотелевский этап античной философии с точки зрения формирования в нем философских исследовательских программ.
5. Выявлена зависимость формирования понятийного аппарата античной философии рассматриваемого периода от складывания философских исследовательских программ и их взаимодействия между собой. Логика историкофилософского процесса представлена детерминированной логикой становления указанных программ, что позволило по-новому описать закономерности развития античной философии.
6. Указанный подход позволил с элементами новизны интерпретировать содержание элейской школы и логику развития постэлейской философии, поновому реконструировать эволюцию платоновского учения и аристотелевских воззрений.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Материалы диссертации, использованные в процессе исследования подходы и результаты, позволяют углубить и дополнить понимание истории античной философии и сформировавшихся в ее границах способов мышления. Материалы могут иметь значение для истории философии в качестве метода анализа историко-философских процессов; они могут быть использованы таюке и в гносеологии как методологическое основание для исследования «механизмов» складывания исследовательских программ. Кроме того, диссертация закладывает основания для исследований, могущих проследить воспроизводство физической и метафизической исследовательских программ на более поздних этапах развития античной философии и за ее пределами, как в философии, так и в науке.
В практическом отношении диссертация может быть полезной для студентов и аспирантов философских факультетов, обучающихся по специальностям история философии, онтология и теория познания. Кроме того, материалы диссертации могут быть использованы для работы с аспирантами нефилософских факультетов в рамках курсов лекций по философии и истории науки.
Апробация результатов исследования. Основные результаты исследования были изложены в докладах на ежегодных конференциях «Универсум платоновской мысли» (1997, 1998, 2001 годов - Санкт-Петербург), на Первом Всероссийском Философском Конгрессе (1997 - Санкт-Петербург).
Материалы диссертации использовались автором в течение ряда лет при чтении философских дисциплин («Введение в философию», «История античной философии», «Становление метафизики», «Генезис исследовательских программ»).
Содержание и основные выводы диссертационного исследования обсуждены и были рекомендованы к защите на кафедре онтологии и теории познания философского факультета С-ПбГУ (29 мая 2008 г.). Основное содержание работы отражено в 26 публикациях (в том числе в одной монографии).
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и списка литературы. Объем исследования составляет 473 страницы текста. Список литературы включает 466 наименований, в т.ч. 119 на иностранных языках.
Гносеологические предпосылки формирования исследовательских программ. Понятие «доминанты»
Не будет, видимо, большой натяжкой предположение, что самыми надежными, самыми достоверными (и самыми желанными, как и самыми нежеланными) являются непосредственные переживания человека. В практиче 20 ской сфере - это удовольствия и страдания, в области познания - разнообразные непосредственные переживания и усмотрения (не обязательно чувственные). Указанными свойствами - надежностью, достоверностью и т.п. - они обладают потому, что получены от познаваемого предмета непосредственно.
И все же, несмотря на все достоинства непосредственного познания, человек не удовлетворяется им прежде всего потому, что в непосредственном опыте он имеет дело лишь с фрагментом реальности, тогда как начала и причины происходящего в сфере непосредственных переживаний не даны ему в опыте непосредственно; в силу этого для человека всегда остается открытой проблема того, что находится за границами непосредственно воспринятого. Следует добавить, что опыт непосредственных восприятий у людей (даже у одного и того же человека в разное время) далеко не одинаковый и нуждается в сравнении и анализе. Кроме того, всегда сохраняется возможность иллюзии и самообмана. Понимание указанных обстоятельств существенно снижает степень надежности непосредственных переживаний, и подталкивает человека выйти за пределы непосредственно данного и искать опосредствованных форм познания, которые «приблизили» бы к непосредственным переживаниям то, что непосредственно не дано.
Выход за пределы непосредственного осуществляется, по-видимому, разными способами (гадание, прорицание и т.п.), в том числе и с помощью мышления. Чем меньше оно развито, тем меньше его востребованность для указанной цели, но по мере его развития надобность в нем возрастает. Мышление по-своему компенсирует непосредственную неданность начал всего сущего их опосредованной данностью: оно ищет их в проявлениях с помощью слов, рассматривая сквозь призму их значений непосредственно данное. Поэтому сущность мышления состоит в том, чтобы во многом увидеть единое, свести все многообразие непосредственно воспринимаемого к непосредственно не воспринимаемому единству, т. е. показать многообразное в качестве продукта активности чего-то одного. Предмет, изображенный средствами мышления, оказывается построенным в том числе и «из мысли», он с неизбежностью в той или иной мере принимает вид «мысленной вещи». Вот тут-то, в опосредованном мыслью отношении к началам сущего, и закладываются начала как самой философии вообще, так и двух исследовательских программ - «физической» и «метафизической».
Объект познания дан нам сквозь призму мышления и потому не только от самого объекта, но и от субъекта, от его познавательных форм и их зрелости зависит то, какие именно стороны и свойства объекта будут замечены и поняты. Если познающего субъекта не рассматривать как чистый лист бумаги, без собственной структуры и задатков, без врожденных ему способов деятельности, которые не формируются из небытия в акте познания, а лишь своеобразно обнаруживаются в нем, то следует признать, что объект, каким он предстает в теории, в значительной мере представляет собой объективацию наших познавательных способностей, в том числе мышления.
Формы мыслящего опосредования двояки - во-первых, это рассудок, а во-вторых, разум. Каждая из них имеет свои, преимущественно ей свойственные предметные сферы и способы деятельности.
Уже в античности стали обращать внимание на то, что существуют разные формы мышления. Древнегреческие философы, правда, не всегда отчетливо, все-таки различали мышление, направленное на осмысление конечных, возникающих и гибнущих вещей, и мышление, имеющее своим предметом вещи бесконечные и вечные1; они проводили различие между мышлением, которое устремлено на объект, отличный от самого мышления (например, на чувственное восприятие и соответствующие ему предметы), и тем мышлением, которое имеет своим объектом себя самого2; наконец, они отличали также мышление, которое связано с чувственно воспринимаемыми вещами, от такого, которое направляет свои усилия на объекты сугубо умозрительные3. Указанные здесь аспекты различных форм мышления расположены примерно в той последовательности, которая отражает порядок их обнаружения, отражает ступени развития самого мышления, ступени его самораскрытия, его осмысления своей природы, границ, своей специфики и собственных форм. Ка 22 ждая новая ступень постижения мышлением самого себя открывала в себе новый аспект и добавляла его к прежнему. Каждый новый аспект не механически прибавлялся к уже имевшему место, а включал его в себя и преобразовывал, изменяя «портрет» самого мышления. Несмотря на несистематический характер представлений древнегреческих философов в данном вопросе, видно, что все вышеуказанные признаки мышления сгруппировались вокруг двух центров. Этими центрами стали само мышление и чувственное восприятие. Уже в античности стало в общих чертах понятно, что именно то мышление имеет дело с конечными, мнимыми, кажущимися (возникающими и гибнущими) объектами, которое оказывается детерминированным со стороны чувственности и накрепко связано с предметом, отличным от самого мышления. Этому мышлению противостояло другое, которое устремлено к вещам вечным, подлинным, которое не связано с чувственным восприятием и имеет своим предметом себя самого.
Излагая содержание рабочих понятий, мы не ставим перед собой цель дать исчерпывающий исторический обзор связанных с ними материалов и провести их обстоятельный анализ. Это объемная работа, в иных случаях могущая потребовать самостоятельных исследований, вполне автономных по отношению к теме диссертации. Как представляется, будет вполне достаточно обозначить в этом историко-философском материале принципиальные точки, имеющие для данного исследования методологическое значение1. Одной из таких точек является кантовское разделение мышления на рассудочную и разумную формы. Вполне в духе обозначенной выше, можно сказать, классической тенденции, И. Кант принципиально связывает рассудочное мышление с чувственностью - в этом смысл и единственное предназначение рассудка. Он, по сути своей, есть мышление, направленное на отличный от себя предмет - на чувственность, на конечное, на только явления. В свою очередь разум, непосредственно с чувственностью не контактирует, его предмет - чувственно не воспринимаемые идеи. Он представляет собой в сравнении с рассудком в принципе другое мышление.
Софистика как продолжение и отрицание «физики»
Для понимания общей логики дальнейшего развития мысли требуется уяснить место следующей за «физикой» философии - философии софистов, нужно уразуметь ее отношение к «физике» и обозначить ее специфические особенности.
Не без оснований можно предположить, что едва ли не главным «виновником» превращения «физики» в философию софистов стала деятельность отвлеченного мышления, обнаруженного элеатами. Будучи образцом точности, однозначности и последовательности, это именно оно позволило усмотреть непоследовательность развития натурфилософии, которая заключалась в том, что ее производные представления оказались в состоянии противоречия с ее же исходными базовыми установками. Именно оно указало на свое принципиальное отличие от чувственного восприятия и от чувственно воспринимаемых вещей, которые в то время признавались единственно существующими. Это именно оно, будучи примененным к чувственно воспринимаемым вещам, порождало апории. Уходя от апорий и сохраняя тождество себе самому, оно противоречило реальным (тогда - чувственно воспринимаемым) вещам, свидетельствуя о себе, что оно не для этих вещей «предназначено» и не они суть его предмет, что оно беспредметно и не адекватно подлинной реальности. Неукорененность в оной такого мышления инициировала догадку о его иллюзорности, о том, что оно отражает не суть дела, а только произвол производящего его человека, что оно, короче говоря, искусственно. Хотя кого-то оно и убеждало в своей правильности, но многим, тем не менее, внушало подозрения в недостоверности. Его недостоверность как важного участника познавательного процесса спроецировалась на «физику», на ее достижения и на ее объект исследования. На то, чем она занималась, и на ее понятийный аппарат была брошена тень недостоверности, искусственности, иллюзорности, что, как представляется, и подготовило отказ софистов от натурфилософской проблематики.
Впрочем, сказанное не означает, что философия софистов представляет собой что-то принципиально новое, которое никак не связано с «физикой». Несмотря на внешнее несходство с «физикой», софистика была с ней связана внутренне, генетически, поскольку именно в недрах натурфилософского подхода складывались те настроения, которые в дальнейшем превратились в центральный исходный пункт софистов. «Физика» «вытолкнула» из себя софистику, она, можно сказать, в нее переросла, превратившись в собственную противоположность - в философию построенного на уважении множества чувственно воспринимаемых вещей обыденного сознания, которое «физика» пыталась преодолеть1.
«Физика» не только обозначила собственные проблемы и противоречия, ставя на пути своего развития мощный заслон, но и практически подготовила набор понятий, которые стали впоследствии понятиями софистики, её исходным пунктом, её началами. «Физика» в процессе своей эволюции выхолостила и видоизменила содержание своих представлений настолько, что софистам почти ничего не приходилось менять. Нужно было просто правильно (с точки зрения софистов) «расставить ударения». К примеру, пантеистические представления о начале всего сущего, свойственные ранней натурфилософии, по мере развития теряли свой религиозно-мистический оттенок и заменялись представлениями о естестве во вполне доступных обычному опыту элементах — земле, огне и т. п., существующих благодаря природе и случаю . С утратой мистического и религиозного оттенков понятием первоначала, оно перестает быть в глазах человека чем-то самоценным, достойным стремления. Исчезает само ощущение существования потусторонности, и жизнь из религиозно-поэтической, возвышенной и таинственной, готова превратиться в прозаическую, банальную, обыденную и сугубо посюстороннюю.
В такой же степени в рамках натурфилософии коррозировали и представления о живом и психическом. В результате развития «физики» все заметней становилась редукция живого и психического к абстрактно-вещественному2, душа и жизнь из базовых понятий превращались в несамостоятельную видимость, в кажущуюся форму существования . Оказалось, что
поистине, нет ни жизни, ни психики, есть только механически движущееся вещество, и это движение кажется жизнью и душой только в силу несовершенства познавательных способностей наблюдателя, неживое просто выглядит живым. Из такого понимания души вывести ее бессмертие, конечно, невозможно.
В наследство от «физиков» софистам перешла еще пара очень важных понятий, оформивших основы софистики. Речь идет о понятиях природы и ума. Можно предположить, что на ранних ступенях развития натурфилософии, когда мышление функционировало ещё в чувственных формах, «физики» были близки к их полному или менее полному отождествлению. Однако с появлением элейского учения сложились предпосылки для того, чтобы природное и разумное стали враждебными, либо просто бесполезными друг для друга1. У элейцев мышление показало себя не онтологическим явлением, а субъективной способностью, искусственно производящей, хоть и логичные, но не связанные с реальной действительностью рассуждения. Мышление предстает великим иллюзионистом, могущим создавать то, чего в действительности нет. Нет поэтому ничего удивительного в том, что деятельность мышления лишалась в глазах софистов признака достоверности, либо просто объявлялась иллюзорной и искусственной2.
Эволюция понятия «идея». Переход Платона от «стихийной» парадигмы к «деятельностной»
«Вытолкнув» противоречия из сферы «слово-вещь» в сферу «чувственно воспринимаемая вещь - умозрительная вещь», Платон вынужден был обратиться к рассмотрению вопроса о том, что собой представляют умозрительные вещи и в каких отношениях они могут находиться с чувственно воспринимаемыми вещами? Существуют ли умозрительные идеи самостоятельно и обособленно от чувственных вещей, представляя собой особые нечувственные вещи, или это единство идей не имеет самостоятельного по отношению к конкретным вещам существования, а всегда пребывает в них в растворенной форме?2 Важным был и вопрос о том, как идеи соотносятся с отвлеченным мышлением, тождественны ли они ему или нет?
Платон оказался сжатым двумя необходимостями. Одна из них состояла в том, чтобы умозрительные идеи мыслить самостоятельными и обособленными по отношению к чувственно воспринимаемым вещам, ибо в противном случае, у отвлеченного мышления не появилось бы собственного, адекватного этому мышлению объекта1. Но мыслимые таким образом идеи было бы невозможно связать с чувственно воспринимаемыми вещами, невозможно было бы показать их присутствие в чувственно воспринимаемых вещах, а следовательно, нельзя было бы и говорить об объективном существовании умозрительного2.
Другая необходимость состояла в том, чтобы поместить умозрительные идеи «внутрь» чувственно воспринимаемых вещей, сделать идеи собственным состоянием последних, ибо без этого умозрительное не получило бы статуса объективно существующего. Но, будучи помещенным в эти вещи, умозрительное теряло свою самостоятельность и обособленность, оказывалось растворенным во множестве, переставало быть соответствующим отвлеченному мышлению, должно было возникать и гибнуть вместе с ними.
Если принять сторону только одной из указанных позиций, то проблема не получала бы принципиального решения - мышление не получало бы соответствующего себе объекта, а аргументы софистов оставались бы в силе. Сама суть дела показывает, что для того, чтобы доставить отвлеченному мышлению тождественный его природе и одновременно реально существующий объект, необходимо было удерживать именно обе взаимоисключающие позиции, нужно было их обязательно объединить.
При этом важно подчеркнуть, что в указанной ситуации было совершенно недостаточно ограничиться простым допущением того, что в вещах каким-то образом присутствует также и умозрительная идея; требовалось установить между умозрительным и чувственно воспринимаемым именно причинные отношения; более того, в роли причины должно выступать именно умозрительное, а не чувственно воспринимаемое1. Очевидно, что если единство, более того, причинное общение идей и вещей не установить, то окажется невозможным показать онтологичесісую укорененность умозрительного, его объективность, следовательно, и саму его реальность. Элейский дуализм в этом случае окажется не преодоленным, сомнения в существовании идей обоснованными, а отвлеченное мышление и речь так и останутся беспредметными. Платон, видимо, хорошо понимал это обстоятельство - что параллелизм в отношениях между чувственно воспринимаемыми вещами и умозрительными идеями (приносящий вред именно умозрительному, а не чувственно воспринимаемым вещам, признаваемым до-платоновским сознанием единственной реальностью) может быть упразднен только в том случае, если между ними будут построены именно причинно-следственные связи.
Похоже, что Платон видел, что апелляция к причинно-следственным связям идей и вещей способна вывести философию из кризиса. По крайней мере, он проводил мысль о том, что идеи есть именно причины чувственно воспринимаемых вещей, они объективны и активно создают вещи, поскольку без умозрительного единства последние не существуют. Именно идеи в определенном смысле делают вещи тем, чем они являются. Эта мысль присутствует в «Федоне», где Платон называет идеи причинами, в силу которых все становится тем, что оно есть2; в «Государстве» идея блага понимается им как причина всего совершенного, причина бытия и познания3. Именно в силу единой идеи, говорит Платон, нечестивое — нечестиво, а благочестивое — благочестиво1; нечто в них тождественное заставляет их быть прекрасным или безобразным; если две вещи прекрасны, они должны быть таковыми благодаря чему-то одному, присущему им обоим2; одна определенная идея (одно и то же в вещах единство) и делает добродетели — добродетелями, а что-то иное — иным3.
Очевидно, что для теории, которая имеет своей задачей выход из состояния кризиса, совершенно недостаточно обходиться при объяснении самой болезненной проблемы простыми заверениями и ничего не значащими терминами. Теория должна выявить суть проблемы и дать очевидное её решение. Однако весьма затруднительно обнаружить однозначное и ясное решение указанной проблемы у Платона. Содержащийся в его диалогах материал, который может быть отнесен к понятию «идея», имеет такие свойства, что его можно трактовать многообразно в зависимости от позиции интерпретатора. Опираясь только на платоновские тексты, можно, по крайней мере, лишь констатировать, что позиция Платона относительно идей была неоднородной, т.е. содержала в себе различные трактовки природы идеи4. Из самих по себе текстов не вытекает, что представления Платона об идеях эволюционировали. Но если исключить эволюцию его взглядов по этому вопросу, то окажется, что некоторые его представления, присутствующие в текстах, находятся в противоречиях с другими его представлениями и с общим причинно-следственным подходом к решению проблемы связи идей и вещей.
Первоначальное понимание сущности и её свойств. Материя как сущность
Итак, то в реальности, что соответствует «преимущественному» подлежащему нашей речи, что является только носителем свойств и никогда не может быть свойством другого подлежащего, - это он называет сущностью2. Она есть единичная вещь, она и сама есть по-преимуществу и создает бытие для всего, о нем сказывающегося, так что сущность есть в первичном смысле сущее, безусловно сущее . Только то по-настоящему есть, о чем высказывается все остальное, что имеет смысл само по себе и без чего ничто другое не имеет смысла.
Между тем, вопрос о сущности и сказуемых не так прост, каким может показаться на первый взгляд. Его сложность обнаруживается уже в том, что Аристотель оказывается вынужденным говорить не об одном виде сущностей, а о двух. В «Категориях» речь идет и о сущности в самом основном, первичном и безусловном смысле, каковой является та, которая не сказывается ни о каком подлежащем и не находится ни в каком подлежащем1, и о вторых сущностях - видах и родах2, к которым принадлежат первичные сущно-сти . Виды и роды, с точки зрения их положения в высказывании, есть сказуемое, поскольку, как и все остальное, они сказываются о первых сущностях; однако, в отличие от остальных видов сказуемого, только виды и роды выявляют первую сущность4.
Первая сущность, по мысли Аристотеля, это всегда «определенное нечто», существующее само по себе, отдельно и безусловно. Быть определенным нечто — признак только первых сущностей, состоящий в том, чтобы быть единичным и одним по числу. Даже вторые сущности - виды и роды -не являются определенными нечто, поскольку они сказываются о многих подлежащих5. В «Категориях» о них сказано, что они означают скорее некое качество, поскольку подлежащее множественно, виды же и роды сказываются о многом . Правда, Аристотель стремится подчеркнуть, что вторые сущности обозначают не просто качество, а качество сущности7, т.е. придают сущности такую качественную определенность, благодаря которой сущность есть сущность8.
Можно пока оставить в покое сущности вторые и обратиться к первым. По мысли Аристотеля, в них, как единичных вещах, есть одно очень важное свойство — им ничего не противоположно1. Противоположение характерно не для сущностей, а для их свойств, и то не для всех, каковым, к примеру, является количество: последнему ничто не противоположно, в том числе ему не противоположно и качество2.
Главная особенность сущности, полагал Аристотель, состоит в том, что она, будучи тождественной, одной по числу и не являясь противоположно-стью, способна принимать противоположности . Ничто другое, что не есть сущность, к этому не способно. К примеру, один и тот же по числу цвет не может быть белым и черным, одно и то же действие, одно по числу, не может быть плохим и хорошим4. При появлении одной противоположности другая её противоположность просто уходит, правда, она не исчезает совсем, а покидает то, в чем она прежде находилась - сущность - и откуда её вытесняет другая её противоположность1. К примеру, болезнь не может принять в себя здоровье и, наоборот; они скорее вытесняют друг друга из сущности - тела, борясь за обладание им.
Указанные свойства сущности - единичность, свобода от противоположения чему-либо, способность быть носителем противоположностей, Аристотель намеревается использовать при объяснении тех трудностей, с которыми столкнулась прежняя философия - как «физика», так и академическая школа. Ему представлялось, что предложенная им модель сущности позволит непротиворечиво решить многие проблемы, связанные прежде всего с возникновением сложных сущностей и единством умозрительного и чувственно воспринимаемого.
Опыт свидетельствует, что некоторые сущности, т.е. единичные вещи, возникают и гибнут, что указывает на их сложный характер и составленность из определенных начал. Раз сущность возникает и меняется, она оказывается поставленной в зависимость от того, из чего она сложена. Поэтому, нельзя постичь сущность, не разобравшись с её началами. «Если первое - сущность, - говорит Аристотель, - то философ должен знать начала и причины сущностей»2. От этих начал зависят свойства сущности - быть единичной вещью и носителем противоположностей. Какие-то начала «ответственны» за то, чтобы сущность была способной «нести» противоположности, какие-то - за сами эти противоположности. Иначе говоря, те или иные начала должны привносить в сущность то, к чему они сами способны.
В вопросе о началах и причинах сущности взгляды Аристотеля, по-видимому, развивались, хотя это и не слишком бросается в глаза. Исходной было бы правильнее считать более простую в логическом отношении точку зрения, которая уже очень ясно мыслится Аристотелем в «Категориях». Она конкретизируется в «Физике» и в тех книгах «Метафизики» (например, в I, XII), которые представляются более ранними.