Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Детерминанты и инструменты внешней политики современных государств
1.1. Концепция миропорядка как теоретико-методологическая основа исследования внешней политики 29
1.2. Стратегическое присутствие как инструмент внешней политики 54
Глава 2. Формирование евразийских приоритетов внешней политики России
2.1. Приоритеты внешней политики в концептуальных документах Российской Федерации 83
2.2. Евразийская интеграция – путь к новому миропорядку 105
Глава 3. Евразийская интеграция: образовательные, научные и гуманитарные факторы
3.1. Образовательная, научная и культурная интеграция на евразийском пространстве: состояние и проблемы 136
3.2. Гражданское общество в реализации евразийского интеграционного проекта 162
Глава 4. Региональное измерение евразийской интеграции (на материалах Российской Федерации и Киргизской Республики)
4.1. Российско-киргизские отношения в контексте евразийской интеграции 188
4.2. Новые тенденции и направления стратегического партнёрства Российской Федерации и Киргизской Республики 216
Заключение 239
Список принятых сокращений и аббревиатур 253
Список использованной литературы и источников 255
- Концепция миропорядка как теоретико-методологическая основа исследования внешней политики
- Приоритеты внешней политики в концептуальных документах Российской Федерации
- Гражданское общество в реализации евразийского интеграционного проекта
- Новые тенденции и направления стратегического партнёрства Российской Федерации и Киргизской Республики
Концепция миропорядка как теоретико-методологическая основа исследования внешней политики
Целью работы, представленной практическим дипломатом, осуществляющим теоретизированное осмысление своего опыта, является комплексное исследование евразийских приоритетов внешней политики Российской Федерации. Это возможно только при помощи использования методологии, корректной, релевантной и адекватной поставленным задачам, в число которых входит разработка практических рекомендаций по дальнейшей реализации евразийского проекта. Поэтому первый параграф диссертации посвящён общей характеристике используемых автором теоретико-концептуальных оснований исследования внешней политики, под которой понимается совокупность действий государства и его институтов за пределами своей суверенной территории для реализации национальных интересов.
Направление, называемое «анализ внешней политики» (АВП; foreign policy analysis, FPA), начало обособляться из комплекса дисциплин, изучающих международные отношения, ещё в 50-х гг. прошлого века. Естественно, что специфичность исследовательских методов и выделяемых предметов исследования зависела от принадлежности авторов основным школам теории международных отношений.
Очерк становления дисциплины представлен в работе Н. А. Косолапова «Анализ внешней политики: основные направления исследований»1, где автор констатирует, что исследователи, занимающиеся теорией внешней политики, «пришли к пониманию, что проблемой первостепенного значения в этой теории оказываются взаимодействие и взаимовлияние факторов внутренних и внешних, а также эффект их суммарного воздействия на социально-историческую эволюцию государства и его положения в системе государств, в международных отношениях. Иными словами, это проблема взаимовлияния внешней по отношению к государству среды (социально-политической, культурной; “мирового сообщества”) и “внутреннего мира” государства и общества в процессе их совместной, взаимосвязанной эволюции»2.
Это важный и практически значимый вывод, но в то же время он базируется на теоретических исследованиях внешней политики середины – конца ХХ в., проведённых, в основном, на материалах США и западноевропейских государств и исходящих из представлений о превосходстве западной модели политического устройства и способов осуществления внешней политики.
Авторитетный международник М. М. Лебедева пишет: «Несмотря на то, что современная политическая карта мира насчитывает около 200 государств, внимательно изучается и активно обсуждается внешняя политика лишь примерно их десятой части. Прежде всего это государства, занимающие лидирующее положение в современном мире. Основные вопросы здесь заключаются в том, 1) какие конфигурации приобретает структура международных отношений и 2) что позволяет государствам быть лидером, а также какими средствами это лидерство можно удержать. …
При этом из поля зрения исследователя как-то незаметно выпал вопрос: а что же делать тем государствам, которые не являются лидерами и не образуют полюса? Как их следует изучать? Эти государства вообще надо исключить из анализа? Рассматривать как присоединившихся к одному из полюсов?»1.
В разряд именно таких государств попали все постсоветские страны. Российские учёные отмечают, что работ, специально посвящённых анализу внешней политики постсоветских государств, включая Российскую Федерацию, как целостного феномена, функционирующего в определённом историческом пространстве и времени, крайне недостаточно. В качестве исключения можно привести монографию «Внешняя политика России в условиях глобальной неопределённости»2, где рассматриваются три группы проблем: истоки глобальной неопределённости; ответ международных институтов и негосударственных акторов на новые вызовы; критерии выбора внешнеполитических приоритетов Российской Федерации и стратегия их реализации.
Автор солидарен с известным российским политологом А. Ю. Мельвилем в том, что «внешняя политика есть воплощение на практике специализированным внешнеполитическим ведомством страны её целей и интересов во взаимоотношениях с другими государственными субъектами, международными организациями и т. д.»3.
Определение внешней политики как деятельности государства на международной арене обусловлено тем, что только государство является единственным общенациональным политическим институтом, уполномоченным осуществлять внешнюю политику, только государство наделено правом официально представлять всё общество во внешних сношениях, участвовать от его имени в отношениях с другими государствами и международными организациями, заключать договоры, объявлять войну, подписывать мирные соглашения и т. д. Принципиально важно, что эта деятельность имеет доктринальное, нормативно-правовое и институционально-инструментальное обеспечение, а, соответственно, исследование внешней политики предполагает анализ всех названных компонентов.
Возможны и другие подходы к определению внешней политики, например: «…внешняя политика – стихийно складывающаяся, результирующая множества внутригосударственных и внутриобщественных взаимодействий, в том числе и случайного характера, далеко не все из которых осознанно ориентированы на внешнюю сферу»1. Он использован в сборнике статей немецкого Фонда науки и политики (SWP) под заголовком «Возможные сюрпризы. 11 направлений, по которым может пойти внешняя политика России», где рассматривается участие России в решении проблем Сирии и Крыма. В нём исследователи С. Фишер и М. Кляйн утверждают: «…мы не видим Россию участником международных отношений, имеющим генеральный план внешней политики. Россия – это, скорее, деятель с конкретными интересами, который систематически работает на расширение своих внешнеполитических возможностей. Однако её действия будут и в дальнейшем зависеть от внешних условий, на которые она имеет лишь ограниченное влияние»1.
Спорность подобного утверждения очевидна, а обусловлена она отсутствием разделяемой авторами сборника дефиниции внешней политики.
Ещё одно из возможных определений: внешняя политика – это комплекс различных видов взаимодействий государства с другими акторами системы международных отношений2.
Анализ внешней политики в такой интерпретации предполагает, в первую очередь, выделение уровней её разработки и реализации. В. Хадсон в работе «Анализ внешней политики: классические и современные теории»3 выделил пять уровней, на которых осуществляется исследование:
- индивидуальное принятие внешнеполитических решений, основу которого составляют политическая психология лидера и его роль в процессе формирования и реализации внешней политики;
- групповое принятие внешнеполитических решений, в основе которого лежит процесс организации взаимодействия между субъектами групп, участвующих в формировании и реализации внешней политики;
- роль культурной, социальной и национальной идентичностей в процессе принятия внешнеполитических решений;
- влияние внутренней политики государства на внешнеполитический процесс
Приоритеты внешней политики в концептуальных документах Российской Федерации
В предыдущей главе были рассмотрены актуальные теоретические конструкты и внешнеполитические подходы США и России к пониманию мирового порядка. Это детерминационный компонент исследования реальной внешней политики этих государств. Но поскольку изначально нами заявлено, что она имеет доктринальное и политико-правовое обеспечение, в настоящей главе мы намерены сосредоточиться на анализе документов, зафиксировавших принятые внешнеполитические решения с целью показать динамику оценок современной системы международных отношений и приоритетов внешней политики России. Как отмечает М. Л. Карданова, «внешнеполитический приоритет создаёт идейную основу (фундамент, базу) для формирования внешнеполитической цели, в свою очередь, наличие внешнеполитической цели обуславливает необходимость постановки и решения внешнеполитических задач»1.
Этот анализ предполагает, прежде всего, сравнение различных редакций Концепции внешней политики РФ (1993, 1996, 2000, 2008, 2013 и 2016 гг.) и комментариев к ним видных политиков и учёных-международников, а также политических заявлений государственных деятелей. (Отдельные аспекты формирования внешнеполитических приоритетов Российской Федерации освещены автором в ряде научных публикаций1.)
Как известно, Концепция внешней политики представляет собой систему взглядов на содержание, принципы и основные направления внешнеполитической деятельности государства. Она предлагает обществу научно обоснованный взгляд на мир и внешнюю политику страны с точки зрения фундаментальных и долгосрочных национальных интересов. Концепция дополняет правовые документы (законы, указы, постановления, договоры) необходимой политической ориентацией (например, на биполярный, однополярный или многополярный мир), декларирует национальные интересы и ценности и определяет место государства в современном мире, оценивает систему международных отношений, формулирует рамки реализации национальных интересов, а также систему и технологию принятия внешнеполитических решений.
Необходимо признать, что концептуальные внешнеполитические основы не обязательно должны быть сведены в один общий документ. Как показывает мировая практика, в некоторых странах они могут быть включены в различные законодательные акты, представлены в виде внутренних документов внешнеполитических ведомств, программных выступлений политического руководства страны и даже неофициальных текстов. Принятие сводного документа общенационального характера определяется традициями, внутренними и внешними обстоятельствами исторического момента. А иногда отсутствие текста, жёстко закрепляющего позиции и приоритеты страны, позволяет проводить более манёвренную политику.
По образному выражению белорусского исследователя В. Улаховича, «концепция внешней политики или другой аналогичный документ, принятый в любой приемлемой специфической форме, играет роль своеобразного якоря, формулы, отражающей адаптацию собственных интересов и возможностей к новым международным вызовам и соперничествам»1.
Представление стратегических документов, утверждаемых Президентом Российской Федерации, впервые было осуществлено в России в январе 1993 г. Тогда увидела свет первая редакция Концепции внешней политики, последующие редакции принимались в 2000, 2008, 2013 и 2016 гг.
Практика принятия единого внешнеполитического документа распространилась и на постсоветские государства, получившие статус субъектов международной политики и международного права. Например, если обратиться к анализу документов, определяющих курс внешней политики постсоветских государств (это, как правило, концепции или стратегии внешней политики), а также политических выступлений их лидеров, соответствующих нормативных актов и специальной литературы, то можно выделить следующие разделы:
- стратегические цели и инструменты их достижения;
- оценка значимости глобальных, региональных и внутренних проблем и их рейтинг;
- обоснование выбора стратегических партнёров;
- отношение к глобализации и различным проектам региональной интеграции;
- рассмотрение вопроса о допустимости участия иностранных государств в обеспечении национальной безопасности.
Декларируемые в концепциях национальные интересы и ценности, оценка международной ситуации, самоопределение места государства в системе международных отношений, выдвижение внешнеполитических приоритетов отражают трансформацию внешнеполитического курса этих стран.
Актуальность такого анализа для России обусловлена тем, что он позволяет выделить специфику современного этапа и наглядно продемонстрировать смену её внешнеполитических приоритетов.
Первая Концепция внешней политики Российской Федерации была утверждена распоряжением Президента России Б. Н. Ельцина 23 апреля 1993 г.1. В документе признавалось большое значение «нового политического мышления», призванного решить задачи «возрождения России как демократического, свободного государства» и «обеспечения благоприятных условий для полноправного и естественного включения РФ в мировое сообщество как великой державы». Контроль над вооружениями и интеграция в мировую экономику определялись в качестве приоритетов. Концепция отражала видение Россией себя в условиях глобальных изменений в мире и изменений собственных границ.
Исходя из коренной смены политической системы страны, определялось отношение к государствам СНГ, странам Центральной и Восточной Европы и Балтии, которые воспринимались Россией как равноправные партнёры, с которыми необходимо выстраивать новые (непатерналистские) отношения. Однако хотя они и рассматривались в качестве традиционной сферы российских интересов, но воспринимались как неприоритетные партнёры (такая установка повлекла активное вовлечение восточноевропейских государств и бывших республик СССР в евроатлантические структуры безопасности).
Партнёрство с США и Европой определялось как приоритет и как условие вхождения России в сообщество развитых государств. Первый министр иностранных дел РФ А. В. Козырев в 1994 г., разъясняя смысл Концепции, утверждал, что для постсоветской демократической России западные демократии, включая США и их союзников в Западной Европе, – такие же естественные партнёры, а в будущем и союзники, как они были врагами для тоталитарного СССР. Отказ от партнёрства с Западном он рассматривал как условие потери Россией шанса превратиться в открытое демократическое государство. Россия, по его словам, «делает свой выбор в пользу Запада, будучи его равноправным партнёром, и именно в этом партнёрстве, а не в попытках отгородиться от него, лежит предпосылка успешного развития страны»1.
Вместе с тем в статье А. В. Козырева отмечалось, что партнёрство не означает того, что у России нет собственных национальных интересов. Эти интересы должны преследоваться вне рамок идеологии, с одной стороны, и не должны передаваться наднациональным институтам, с другой. Приоритеты внешней политики определялись как участие в обеспечении глобальной безопасности в многополюсном мире, обеспечение стабильности в СНГ, интеграция страны в мировую экономику2.
В рамках выполнения Концепции в 1993 г. был подписан договор о дальнейшем сокращении ядерных вооружений (СНВ-2), российские войска выведены с Кубы, в 1994 г. выведены войска из Германии, стран Центральной и Восточной Европы и Балтии. Как отмечал И. Н. Тимофеев, внешнеполитические шаги первых постсоветских лет также встраивались в логику трансформации политической идентичности страны3.
Гражданское общество в реализации евразийского интеграционного проекта
После вступления в 2014 г. в силу Договора о Евразийском экономическом союзе и расширения числа его участников, а также государств, проявивших интерес к возможности сотрудничества с ЕАЭС, в деятельности институтов гражданского общества международной направленности обозначился качественно новый этап. Он непосредственно связан с практической реализацией евразийского интеграционного проекта, основные параметры которого были представлены ещё в 2011 г. в программной статье В. В. Путина «Новый интеграционный проект для Евразии – будущее, которое рождается сегодня»2.
Директор Центра евразийских исследований Ю. Ю. Кофнер полагает, что «следующий большой шаг может быть сделан в 2021 г., когда к 100-летнему юбилею Евразийского Движения к процессу экономической интеграции может быть добавлена культурно-гуманитарная повестка интеграции в Евразии»1.
Реально идущий процесс расширения и углубления евразийской интеграции подтверждает правильность изначально выдвинутого Президентом России подхода, согласно которому особое внимание необходимо уделять тому, «чтобы общественность наших стран, предприниматели воспринимали интеграционный проект не как верхушечные бюрократические игры, а как абсолютно живой организм, хорошую возможность для реализации инициатив и достижения успеха».
С нашей точки зрения, этим был задан формат интеграции, предусматривающий обязательное участие в нём институтов гражданского общества2. В 2011 г. состоялся форум «Общественная дипломатия как инструмент внешней политики и развития гражданского общества», на котором впервые особо был выделен евразийский вектор внешней политики России3.
В 2012 г. этот внешнеполитический приоритет был закреплён в Указе Президента РФ «О мерах по реализации внешнеполитического курса Российской Федерации»: «…рассматривать развитие многостороннего взаимодействия и интеграционных процессов на пространстве Содружества Независимых Государств как ключевое направление внешней политики Российской Федерации»4, а также в Концепции внешней политики (2013 г.): «Россия считает приоритетной задачу формирования Евразийского экономического союза, призванного не только максимально задействовать взаимовыгодные хозяйственные связи на пространстве СНГ, но и стать определяющей будущее стран Содружества моделью объединения, открытого для других государств. Строящийся на универсальных интеграционных принципах новый союз призван стать эффективным связующим звеном между Европой и Азиатско-Тихоокеанским регионом»1.
В Тезисах о внешней политике, подготовленных в 2012 г. при участии членов и экспертов Российского совета по международным делам (РСМД), говорилось, что к актуальным задачам относится максимальное содействие естественным процессам развития экономического, образовательного, научно-технического, культурного и гуманитарного сотрудничества каждой страны. Новый Евразийский союз должен сформироваться, в первую очередь, как совокупность дополняющих друг друга режимов в самых разных областях, включая гражданское общество, которое должно создавать «страховочную сеть» на случай возможных резких политических перемен в странах СНГ2.
В обновлённой в 2016 г. Концепции внешней политики РФ признаётся, что неотъемлемой составляющей современной международной политики становится использование для решения внешнеполитических задач инструментов «мягкой силы», прежде всего возможностей гражданского общества. «Широкое вовлечение институтов гражданского общества во внешнеполитический процесс соответствует общемировой практике и тенденциям развития России, отвечает задаче формирования консенсусного характера внешней политики страны, содействует её эффективной реализации». В соответствии с этой установкой Президент России и министр иностранных дел России регулярно встречаются с представителями различных секторов гражданского общества.
Президент России В. В. Путин ежегодно проводит встречи с экспертным политологическим сообществом на заседаниях международного дискуссионного клуба «Валдай», где обсуждаются самые злободневные вопросы. Выступая в 2013 г., он заявил: «…наш абсолютный приоритет – это тесная интеграция с соседями. Будущий Евразийский экономический союз, о котором мы заявляли, о котором мы много говорим последнее время, это не просто набор взаимовыгодных соглашений. Евразийский союз – это проект сохранения идентичности народов, исторического евразийского пространства в новом веке и в новом мире. Евразийская интеграция – это шанс для всего постсоветского пространства стать самостоятельным центром глобального развития, а не периферии для Европы или для Азии. Хочу подчеркнуть, что евразийская интеграция также будет строиться на принципе многообразия. Это объединение, в котором каждый сохранит своё лицо, свою самобытность и политическую субъектность»1.
В 2018 г. он акцентировал свою убеждённость, что «мир, несмотря на то, что мы сегодня видим много угроз, всё-таки становится более сбалансированным, потому что утверждается многополярность этого мира. Это хорошо и для России, и для наших партнёров во всём мире», и развил мысль о расширении евразийской интеграции за счёт сопряжения проектов ЕАЭС и китайского «Шёлкового пути», отметив, что интеграционная идея не только не утрачивает актуальности, а напротив, становится ещё более актуальной в условиях экономических ограничений, которые, с одной стороны, давят на мировую экономику и на рынки, но с другой – создают определённые окна возможностей. Это значит, что Россия в данном случае может получить свою какую-то дополнительную нишу2.
Министр иностранных дел РФ С. В. Лавров проводит ежегодные встречи с представителями российских некоммерческих организаций, на которых характеризует текущую ситуацию и ставит определённые задачи. На ежегодной встрече с представителями российских некоммерческих организаций в июне 2018 г. С. В. Лавров указал, что «происходит процесс формирования новой, более демократической, справедливой, полицентричной системы мироустройства»1. Соответственно, при построении многополярного мира приоритетное внимание уделяется задачам «развития интеграционных процессов в рамках Евразийского экономического союза с подключением ШОС, АСЕАН, всех стран, расположенных на евразийском пространстве», «укрепления взаимодействия с гражданским обществом государств СНГ, включая, конечно, ОДКБ и ЕАЭС».
Перед НКО внешнеполитической направленности была поставлена новая задача – более активное вхождение на международные многосторонние площадки неправительственных организаций. «Мы заинтересованы в том, чтобы наше гражданское общество активно участвовало в дискуссиях на многосторонних площадках. Пока это участие не столь развито, как этого хотелось. Лишь 70 отечественных НКО имеют консультативный статус при ЭКОСОС, при том что всего там представлено более 4 тысяч организаций. Если говорить о Конференции международных неправительственных организаций Совета Европы, там только четыре российских НПО являются постоянными участниками. В ЮНЕСКО лишь три наши общественные структуры добились статуса партнёра. Понятно, что есть целый ряд факторов, которые не способствуют быстрому решению задачи расширения нашей представленности по линии НПО, в том числе, конечно, материальные и финансовые аспекты. Но при наличии активной позиции, инициатив с вашей стороны МИД России будет делать всё, чтобы эти вопросы решались оперативно. В любом случае ваша активная работа в ООН, ОБСЕ, Совете Европы, других организациях весьма востребована»1.
Новые тенденции и направления стратегического партнёрства Российской Федерации и Киргизской Республики
Выступления политических лидеров России, Китая, других евразийских государств, а также множество исследователей расширения интеграционных процессов на евразийском пространстве зачастую в центр внимания ставят вопросы сопряжения интеграционного проекта Евразийского экономического союза и китайского проекта «Один пояс – один путь», идею создания Большой Евразии, а также проблемы многостороннего межгосударственного сотрудничества постсоветских государств1.
С нашей точки зрения, не менее значимо региональное измерение евразийской интеграции, в частности, углубление двустороннего сотрудничества государств в рамках интеграционных объединений на постсоветском пространстве.
Как напоминают авторы Доклада, подготовленного Евразийской экономической комиссией, «Киргизская Республика: два года в Евразийском экономическом союзе. Первые результаты», Киргизстан стоял у истоков Содружества Независимых Государств и создания в рамках СНГ зоны свободной торговли, проявлял интерес и к более глубоким форматам экономической интеграции в регионе. Ещё в 2010 г. в правительстве Киргизстана создана специальная рабочая группа для проведения предварительного анализа договорно-правовой базы Таможенного союза, её сопоставления с национальным законодательством. Состоялись публичные обсуждения этого вопроса с представителями деловых кругов и экспертного сообщества. Пришлось согласиться с тем, что, «находясь вне интеграционного объединения (не перейдя совместно с Беларусью, Казахстаном и Россией с 2010 г. в формат ТС), Киргизстан стал утрачивать возможности по наращиванию товарооборота со странами Таможенного союза1.
Признание этого факта заставило Бишкек задуматься о необходимости пересмотреть сложившуюся модель экономического развития, в которой реэкспорт играл особую роль, и начать проведение структурных реформ в экономике, которые было гораздо эффективнее осуществлять, находясь в рамках интеграционного объединения с традиционными экономическими партнёрами. «Евразийский проект стал восприниматься как ключ к модернизации экономики и гарантия поступательного развития в долгосрочной перспективе»2.
Важными аргументами в пользу интеграции явились перспектива реализации крупных инфраструктурных проектов и обеспеченность по стабильным и более низким ценам стратегическими ресурсами, особенно в контексте формирования в будущем с партнёрами по Союзу единых рынков электроэнергии, газа, нефти и нефтепродуктов.
Немаловажным, с нашей точки зрения, аргументом вступления Киргизской Республики в ЕАЭС было определение в 2015 г. Высшим Евразийским экономическим советом основных направлений экономического развития ЕАЭС до 2030 г., в частности, в период до 2025 г. в рамках ЕАЭС запланировано создание нескольких общих рынков и пространств. В их числе:
- создание общих рынков энергоресурсов, в частности общего рынка газа и общего рынка нефти и нефтепродуктов, а также формирование общего электроэнергетического рынка Союза;
- единое транспортное пространство;
- скоординированная агропромышленная политика;
- устранение имеющихся преград в движении товаров и рабочей силы;
- формирование единого финансового рынка ЕАЭС1.
Безусловно, наличие единого документа на уровне ЕАЭС, в котором зафиксированы направления развития до 2030 г., свидетельствует о том, что страны-участники проекта, включая Киргизстан, разделяют общее видение развития Союза в указанной временной перспективе.
Обратимся к российско-киргизским отношениям, выделив в них принципиально новые тенденции и направления партнёрства, возникшие после вступления Киргизской Республики в Евразийский экономический союз.
Государства-члены ЕАЭС способствовали процессу присоединения Киргизии и в оперативном режиме выработали алгоритм оказания республике финансового и материально-технического содействия в вопросах модернизации таможенной инфраструктуры.
За год до вступления в ЕАЭС между правительством КР и правительством РФ было заключено Соглашение о развитии экономического сотрудничества в условиях евразийской экономической интеграции2, в рамках которого российская сторона обеспечила предоставление средств на безвозмездной основе в размере 200 млн долларов США в течение двух лет для финансирования мероприятий в рамках «дорожной карты» присоединения Киргизской Республики к ЕАЭС, связанных с оснащением пунктов пропуска и лабораторной базы Киргизской Республики в соответствии с требованиями Таможенного союза.
Достигнутые договорённости в значительной степени ускорили процесс по реализации пунктов «дорожной карты», особенно в части мероприятий по приведению таможенной инфраструктуры Киргизстана в соответствие с нормами объединения.
В документе подчёркивалась необходимость учёта интересов адаптации и устойчивости экономики Киргизской Республики к новым условиям. Для реализации этого Соглашения и в целях содействия экономическому сотрудничеству между КР и РФ, модернизации и развитию экономики КР, эффективному использованию возможностей, обусловленных участием сторон в евразийской экономической интеграции, был учреждён Российско-Киргизский фонд развития (РКФР) в форме международной организации1. «Основная задача Фонда – финансирование на льготных условиях проектов, направленных на разработку новой высокотехнологичной продукции, техническое перевооружение и создание конкурентоспособных производств на базе наилучших доступных технологий, а также поддержка импортозамещающих и экспортоориентированных производств. С появлением Российско-Киргизского фонда развития в стране созданы такие условия для развития, каких нет ни в одной постсоветской стране»2.
Российская сторона обязалась выделить средства на формирование капитала Фонда равными долями в течение двух лет на следующих условиях: уставный капитал в размере 500 млн долларов США; заёмные средства в размере не менее 500 млн долларов США. Средства выделялись на реализацию проектов в агропромышленном комплексе, в швейной и текстильной промышленности, в обрабатывающей промышленности, в горнодобывающей и металлургической промышленности, в сферах транспорта, жилищного строительства, торговли, для развития предпринимательства и объектов инфраструктуры, включая инфраструктуру туризма и медицины.
В Уставе Фонда и на его сайте в разделе «Миссия, цели и задачи» заявлено, что Фонд призван стать катализатором развития экономики Киргизской Республики в условиях евразийской экономической интеграции, что обеспечивается решением следующих задач:
- кредитование самоокупаемых проектов в приоритетных секторах экономики Киргизской Республики, в том числе финансирование хозяйствующих субъектов Российской Федерации, участвующих в проектах, реализуемых на территории и/или в интересах Киргизской Республики;
- участие в капитале хозяйствующих субъектов, зарегистрированных и ведущих свою деятельность в Киргизской Республике;
- оказание содействия хозяйствующим субъектам, зарегистрированным и ведущим свою деятельность в Киргизской Республике, в получении средне- и долгосрочных кредитов на приемлемых финансовых условиях;
- участие в развитии предприятий финансового сектора экономики Киргизской Республики, в том числе содействие внедрению предприятиями-получателями средств Фонда новых видов финансовых услуг и продуктов;
- оказание содействия в использовании его партнёрами и клиентами современных методов корпоративного управления;
- решение иных задач, совместно определяемых российской и киргизской сторонами1.