«Незападные подходы в теории международных отношений: сравнительный анализ китайского и индийского опыта» Козинец Андрей Игоревич

Содержание к диссертации

Введение

1. Кризис «американского обществоведения» - характеристика современного состояния теории международных отношений 25

1.1. Феномен незападной ТМО в контексте «раздробленной» дисциплины 25

1.2. Подходы к социально-институциональному анализу развития научных дисциплин: возможности для исследования логики развития ТМО 32

1.3. Проблема искаженного восприятия истории и генезиса международного общества в основных парадигмах ТМО 43

2. Становление и развитие национальных подходов в теории международных отношений в Китайской Народной Республике 50

2.1. Китайская классическая философская и политическая мысль как основа развития национальной школы ТМО в КНР 50

2.2. Исторические условия и специфика развития международных отношений в Восточной Азии как основа для развития национальных теорий МО в КНР 59

2.3. Институционализация науки о МО в КНР 72

2.4. Современное состояние дисциплины ТМО в КНР 88

3. Становление и развитие национальных подходов в теории международных отношений в Индии 123

3.1. Индийская классическая философская и политическая мысль как основа для развития национальной школы ТМО 123

3.2. Исторические особенности международных отношений на Индийском субконтиненте 134

3.3. Институциональное развитие науки о МО в Индии 143

3.4. Индийские концепции международных отношений 156

Заключение 177

Список источников и литературы 186

• Феномен незападной ТМО в контексте «раздробленной» дисциплины
• Китайская классическая философская и политическая мысль как основа развития национальной школы ТМО в КНР
• Индийская классическая философская и политическая мысль как основа для развития национальной школы ТМО
• Индийские концепции международных отношений

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Теорию международных отношений (ТМО) справедливо называют «расколотой дисциплиной»¹. Разные парадигмы ТМО имеют разные объекты исследования, оперируют разной методологией и тезаурусом, а также ставят, зачастую, кардинально не совпадающие цели. Современное состояние и возможные дальнейшие пути развития международных отношений как науки (далее – МО) и, в частности, ТМО вызывают большие вопросы² . Специалисты дискутируют, являемся ли мы свидетелями грядущих «больших споров»³ , а также, что будет являться краеугольным камнем этих дискуссий. При этом существует точка зрения, согласно которой мы уже стали свидетелями «смерти» большой теории и наступления эпохи теоретического эклектизма⁴. Трудно не согласиться с утверждением о методологическом кризисе ТМО, в котором дисциплина находится уже 25 – 30 лет⁵.

Снижение роли Запада в современной мировой политике на этом фоне усиливает интерес к тому, как справедливое мироустройство и очертания возможного миропорядка видятся в не-Западном мире. Осознание западоцентризма в ТМО вызывает дополнительный интерес к наследию философской и политической мысли, культурной традиции, а также историческим особенностям международной политики восточных стран. Сама история развития дисциплины говорит нам о том, что ТМО – в основном, западная наука, преимущественно англо-американская, что позволяло говорить о ней как об «американском обществоведении»⁶. Большинство современных парадигм в ТМО создавались западными учеными в западных университетах и научных центрах. Эти парадигмы наследуют и продолжают античную и западную философскую и методологическую традицию, опираются на анализ исторических процессов западного мира. Восточная философская и политическая мысль, а также особенности исторического процесса обычно остаются вне рамок теоретических изысканий, что приводит, зачастую, к невозможности адекватной оценки и прогнозирования международных процессов за пределами Евро-Атлантики.

Произошёл спад активности в генерировании нового теоретического знания и создания новых больших нарративов в США – исторически ключевом интеллектуальном центре дисциплины. Вызванный данный обстоятельством «вакуум» в академическом дискурсе ТМО дополнительно актуализирует поиск новых концептуальных подходов.

¹ Holsti K.J. Divided Discipline : hegemony and diversity in international theory. Boston, 1989. 176 p.

² Алексеева Т., Лебедева М. Что происходит с теорией международных отношений // Полис. Политические
исследования. 2016. № 1. С. 29-43.

³ Конышев В.Н., Сергунин А.А. Теория международных отношений: канун новых «великих дебатов»? // Полис.
Политические исследования. 2013. № 2. С. 66-78.

⁴ Lake D.A. Theory is dead, long live theory: The end of Great Debates and the rise of eclecticism in International
Relations // European Journal of International Relations. 2013. Vol. 19. №3. P. 567 – 587.

⁵ Конышев В.Н., Сергунин А.А. «Великие дебаты»: способ структурирования или периодизации теории
международных отношений? // Полис. Политические исследования. 2017. №4. С. 157.

⁶ Hoffman S. An American Social Science: International Relations // Daedalus. 1977. № 3. P. 41-60.

Сегодня мировое научное сообщество всё чаще обращается к зарождающимся и развивающимся национальным школам международных исследований под собирательным названием «незападная ТМО» (Non-Western International Relations Theory). Особенный интерес вызывает развитие науки о международных отношениях в Китае и Индии. Именно эти азиатские гиганты являются крупнейшими незападными державами, а также древнейшими цивилизациями с богатым историко-культурным наследием, собственными философскими системами и традициями общественно-политической мысли, на основе которых могут развиваться новые теории и концепции в социальных науках. Возросший международный статус Китая и Индии, а также их интеллектуальные традиции заставляют исследователей феномена незападной ТМО обратиться, в первую очередь, к опыту развития научных школ этих двух держав.

Такие термины и концепты, как «тянься» («Поднебесная») и «данническая система» («tributary system»), используются некоторыми исследователями для описания современных международных политических процессов, связанных не только с Китаем, но и с США ⁷ . Представляется, что это может служить подтверждением того, что азиатские международно-политические идеи и концепции потенциально универсальны и способны обогатить существующий дискурс в области ТМО.

Не исключено, что успех китайских и индийских исследователей в генерировании интеллектуальных инноваций станет серьезным вызовом для дальнейшего развития дисциплины и приведет к новым «большим дебатам» – между сторонниками универсалистских позиций в ТМО, не допускающих возможность существования национальных школ, и сторонников своеобразного «культурного релятивизма» в ТМО. С другой стороны, обращение к интеллектуальной традиции незападного мира может обогатить дискурс о международных исследованиях в целом, не создавая новых «разделительных линий» в данной дисциплине.

В этой связи нельзя не упомянуть об идее «глобальных МО» («Global IR»), продвигаемой А. Ачарьей ⁸ . Являясь индийским по происхождению исследователем, который значительную часть своей карьеры провёл в США и Канаде, он символизирует собственным примером диалог между Западом и Востоком. А. Ачарья рекомендует концентрироваться на взаимном интеллектуальном обогащении между западными и незападными подходами, которое может способствовать качественному развитию дисциплины и сгладить существующие межпарадигмальные противоречия. Необходимость подобного диалога подчеркивается и отечественными специалистами в целях развития

⁷ Babones S. American Tianxia: Chinese Money, American Power and the End of History / S. Babones. – Bristol, 2017, -
88p.; Babones S. American Tianxia. When Chinese Philosophy Meets American Power [Electronic resource]. – URL:
; Foong Khong Y. The American Tributary system //
The Chinese Journal of International Politics. – 2013. – P. 1- 47.

⁸ Acharya A. Advancing Global IR: Challenges, Contentions, and Contributions // International Studies Review. 2016. Vol.
18. №.1. P. 4 – 15.

российской ТМО⁹.

Таким образом, изучение особенностей феномена незападной ТМО и становления отдельных национальных школ международных отношений в Китае и Индии представляется своевременным в контексте дискуссии о возможных путях развития российской школы ТМО. Отечественная научная школа, безусловно, обладает существенным интеллектуальным багажом, собственным стилем и традициями. Анализ опыта других стран поможет избежать ошибок и «проблем роста» российской международно-политической науки.

Объектом исследования выступает феномен становления незападных подходов в ТМО в контексте современного состояния дисциплины. Процесс формирования и развития незападных школ ТМО на примере Китая и Индии, а также ключевые факторы, которые оказывают воздействие на их развитие, составляют предмет исследования.

Хронологические рамки исследования охватывают вторую половину XX – начало XXI в. Это вызвано необходимостью ретроспективного анализа процесса становления ТМО, которая начала наиболее активно развиваться после Второй мировой войны, а также формирования национальных школ международных исследований в КНР и Индии, который продолжается и по сегодняшний день. Примеры классической политической мысли Китая и Индии, а также особенности доколониальных региональных порядков рассматриваются в работе в контексте их использования в рамках современных китайской и индийской школ ТМО.

Целью исследования выступает комплексное изучение процесса формирования незападных теорий и концепций международных отношений на примере КНР и Индии в условиях современного кризисного состояния ТМО.

Для достижения цели были поставлены следующие задачи:

– проанализировать причины современного кризисного состояния ТМО, вызванного исторически американоцентричным характером развития дисциплины;

– оценить возможности классической философской и политической мысли Китая и Индии для формирования основы новых концепций в ТМО;

– изучить исторические особенности доколониальных региональных порядков в Восточной и Южной Азии, не вписывающихся в существующие рамки ТМО, а также рассмотреть, как они используются в китайском и индийском академическом сообществе для генерации новых теорий;

– изучить и сопоставить социально-институциональные условия развития МО в Китае и Индии и определить причины различия в темпах развития национальных школ в этих странах;

– выделить ключевые положения основных подходов национальных школ МО в КНР и Индии;

– оценить роль незападных теоретических подходов для возможного дальнейшего развития ТМО.

Степень научной разработанности проблемы. С недавнего времени

⁹ Цыганков А.П., Цыганков П.А. Просвещенное державничество (А.Д. Богатуров и российская теория международных отношений) // Полис. Политические исследования. 2017. №4. С. 183.

исследованию процесса развития незападных подходов в ТМО, в частности, интеллектуальных инноваций в этой сфере в Китае и Индии, посвящается всё большее количество исследований.

Особого внимания заслуживает монография А. Ачарьи и Б. Бузана «Незападная теория международных отношений: взгляды на Азию и не только»¹⁰, ставшая первым действительно комплексным исследованием по данной проблематике. В своей работе авторы рассматривают негативные последствия существующего доминирования западных идей в ТМО, не учитывающих особенности истории и культуры других регионов. Они представляют краткий обзор пройденного пути развития и возможных перспектив национальных школ исследований международных отношений в КНР, Японии, Южной Корее, Индии, а также в некоторых странах Юго-Восточной Азии.

Изучению условий развития дисциплины международных отношений в отдельных странах и регионах мира уделяет внимание О. Уэвер. В своем исследовании «Социология не такой уж международной дисциплины: американские и европейские разработки в международных отношениях» он выявил причины методических отличий европейских и американской школ международных исследований ¹¹ . Проблематику ТМО как «американского обществоведения», а также причины снижения значимости американских подходов для глобального общества международников изучают такие авторы, как С. Смит, И. Орен, Т. Кристенсен, У.Кокс, Р. Крэфорд и Д. Джэрвис¹².

Особенностям положения дел в различных национальных сообществах международных исследований посвящена коллективная монография под редакцией А. Тикнер и О. Уэвера «Исследования международных отношений по всему миру»¹³.

Рассмотрению различных проблем современного состояния ТМО посвящены работы таких российских авторов как Т.А. Алексеева,

¹⁰ Non-Western international relations theory: Perspectives on and beyond Asia / ed. by A. Acharya, B. Buzan. New York;
London, 2010. 256 p.

¹¹ Waever O. The Sociology of a Not So International Discipline: American and European Developments in International
Relations // International Organization. 1998. № 52. P. 687-727.

¹² Smith S. The discipline of International Relations : Still an American Social Science? // British Journal of Politics and
International Relations. 2000. № 3. P. 374-402; Oren I. A Sociological Analysis of the Decline of American IR Theory //
International Studies Review. 2016. Vol. 18. № 4. P. 571-596. URL: ;
Kristensen T.M. Revisiting the «American Social Science» – Mapping the Geography of International Relations //
International Studies Perspectives. 2013. № 3. P. 249-269; Cox W.S, Nossal K.R. The ‘crimson world’: The Anglo core,
the post-Imperial non-core, and the hegemony of American IR // Tickner A., Wver O. International Relations Scholarship
around the World. New York, 2009. P. 287-307; International Relations – Still an American Social Science? : Toward
Diversity in International Thought / ed. by R. M. A. Crawford, D. S. L. Jarvis. Albany, 2001. 394 p.

¹³ Tickner A., Waever O. International Relations Scholarship around the World. London ; New York, 2009. 351 p.

М.М. Лебедева ¹⁴ , А.Д. Богатуров, М.А. Хрусталев, Н.А. Косолапов ¹⁵ , А.Д. Воскресенский¹⁶, П.А. Цыганков, А.П. Цыганков¹⁷, В.Н. Конышев, А.А. Сергунин, А.Г. Дугин¹⁸, А.М. Кузнецов ¹⁹.

Необходимо отметить существенный вклад таких авторов, как Е.Н. Грачиков, Т.И. Понька, А.С. Бельченко, А.А. Забелла и А.Н. Королев²⁰ в анализ эволюции китайской школы ТМО. В трудах данных авторов рассматриваются основные вехи, пройденные китайскими международниками в процессе развития аутентичных подходов.

Немаловажную роль в дискуссии о перспективах незападных подходов в ТМО играет работа А.Д. Воскресенского «Незападные теории международных отношений: концептуализация мирового регионоведения» ²¹ . Отличительной чертой его исследования является обращение внимания на недостаточное

¹⁴ Алексеева Т.А. Современная политическая мысль (XX – XXI вв.): политическая теория и международные
отношения. М., 2015. 623 с.; Её же. Дебаты о «великих дебатах»: как структурировать теорию международных
отношений? // Полис. Политические исследования. 2016. № 6. С. 9-21; Алексеева Т.А., Лебедева М.М. Что
происходит с теорией международных отношений // Полис. Политические исследования. 2016. № 1. С. 29-43;
Алексеева Т.А., Минеев А.П., Лошкарев И.Д. «Земля смятения»: квантовая теория в международных отношениях?
// Вестник МГИМО-Университета. 2016. № 3. С. 7-16; Lebedeva M. International Relations studies in the USSR/Russia:
Is there a Russian national school of IR studies? // Global Society. 2004. № 18(3). P. 263-278; Лебедева М.М., Харкевич
М.В. Теория международных отношений в зеркале современных российских исследований // Вестник МГИМО-
Университета. 2016. № 5. С. 7-19.

¹⁵ Богатуров А.Д., Косолапов Н.А., Хрусталев М.А. Очерки теории и политического анализа международных
отношений. М., 2002. 380 с.; Богатуров А.Д. Понятие мировой политики в теоретическом дискурсе //
Международные процессы. 2004. № 4. С. 16-33.; Его же. Международный порядок в наступившем веке //
Международные процессы. 2003. № 1. С. 6-23; Его же. Десять лет парадигмы освоения [Электронный ресурс] // Pro
et contra. 2000. Т. 5. № 1. URL: bogaturov6.htm; Хрусталев М.А. Две ветви ТМО в России //
Международные процессы. 2006. № 11. С. 119-128; Косолапов Н.А. Европейская идея на Востоке. Проверка
Китаем // Международные процессы. 2006. № 12. С. 71-76; Его же. Пространственно-организационный подход к
анализу международных реалий // Международные процессы. 2007. № 15. С. 57-65; Его же. Общесистемные
интересы вместо национальных // Россия в глобальной политике. 2016. № 2. С. 34-53.

¹⁶ Воскресенский А.Д. Мировое комплексное регионоведение и перспективы построения незападной
(китаизированной) теории международных отношений // Полис. Политические исследования. 2013. №6. С. 82 – 96.

¹⁷ Цыганков П.А. Теория международных отношений: учебник для вузов. М., 2007. 557 с.; Цыганков П.А.
Тенденции классических парадигм в западной теории международных отношений // Общественные науки и
современность. 2004. № 2. С. 119-130; Цыганков П.А. Системный подход в теории международных отношений //
Вест. Моск. ун-а. Серия 12: Политические науки. 2012. № 3. С. 3-25. Цыганков А.П. Российская теория
международных отношений: какой ей быть? // Сравнительная политика. 2014. № 2. С. 65-83; Tsygankov A.,
Tsygankov P. National ideology and IR theory: Three incarnations of the ‘Russian idea’ // European Journal of
International Relations. 2010. № 4. С. 663-686; Tsygankov A. Self and other in international relations theory: Learning
from Russian civilizational debates // International Studies Review. 2008. № 4. P. 762-775.

¹⁸ Дугин А.Г. Международные отношения (парадигмы, теории, социология) / А.Г. Дугин. – М. 2014. – 431 с.

¹⁹ Конышев В.Н., Сергунин А.А.. Теория международных отношений: канун новых «великих дебатов»? // Полис.
Политические исследования. 2013. № 2. С. 66-78; Кузнецов А.М. «Мирное развитие Китая» и некоторые проблемы
современной теории международных отношений // Политическая концептология: журнал метадисциплинарных
исследований. 2014. № 3. С. 166-177.

²⁰ Грачиков Е.Н. Геополитика Китая: эгоцентризм и пространство сетей. М., 2015. 234 с.; Его же. Международные
отношения в современном Китае: институционализация дисциплины // Международные процессы. 2014. № 39.
С. 49-65; Грачиков Е.Н. Китайская теория международных отношений: становление национальной школы //
Международные процессы. 2016. № 3. С. 68-80; Грачиков Е.Н. Китайская школа международных отношений:
право на методологическое самосознание // Мировая политика. 2017. №1. С. 47 – 65; Понька Т., Бельченко А.,
Забелла А. Китайский взгляд на теорию международных отношений // Мировая экономика и международные
отношения. 2017. № 10. С. 76 – 86; Чжан Ж., Королев А. Теория международных отношений с китайской
спецификой: современное состояние и тенденции развития // Проблемы Дальнего Востока. 2010. № 3. С. 96-110.

²¹ Voskresenski A.D. Non-western theories of international relations: conceptualizing world regional studies. Palgrave,
2017.

понимание роли пространственно-временных факторов в американской и европейской школах ТМО. Значительное внимание, как российскими, так и зарубежными авторами уделяется особенностям традиционного регионального порядка в Восточной Азии и Южной Азии, до прихода в эти регионы западных колониальных империй. В данном аспекте примечательны работы таких авторов как, Дж. Фаирбэнк, Д. Кан²², Т. Рой, Д. Уэшбрук, Л.В. Забровская²³.

К числу наиболее известных широкой мировой аудитории китайских авторов, чьи результаты теоретических исследований публикуются в ведущих англоязычных изданиях, следует отнести Цинь Яцина, Янь Сюэтуна, Чжао Тиняна, Лян Шоуде, Ван И, Чжан И²⁴, Ван Цзиси²⁵ и Е Цзычена²⁶, Чжан Вэйвэя²⁷, Чжу Лицюня²⁸ и др.

Анализ ключевых концептов теории международных отношений в Китае представляет значительный интерес для западных исследователей (прежде всего – британских и американских), таких как Б. Бузан, У. Каллахан, Дж. Пэлтиэл, Б. Уомак, Л. Канингэм-Кросс, Ф. Шнайдер²⁹.

Исследование по теме потребовало обращение к работам таких индийских специалистов международников, как С. Тароор, С. Малаварапу, К. Баджпай, А. Мату, Д. Шахи³⁰ и др.

²² Fairbank J. The Chinese World Order. Cambridge, 1968. 434 p.; Kang D. East Asia Before the West: Five Centuries of
Trade and Tribute. New York, 2012. 240 p.; Idem. Hierarchy and Legitimacy in International Systems: The Tribute System
in Early Modern East Asia // Security Studies. 2010. Vol. 19. № 4. P. 591-622; Idem. Hierarchy in Asian International
Relations: 1300 - 1900 // Asian Security. 2005. Vol. 1. № 1. P. 53-79.

²³ Roy T. Rethinking the Origins of British India: State Formation and Military-Fiscal Undertakings in an Eighteenth
Century World Region // Modern Asian Studies. 2013. № 4. P. 1125-1156; Washbrook D. From Comparative Sociology to
Global History: Britain and India in the Pre-History of Modernity // Journal of Economic and Social History of the Orient.
1997. № 4. Р. 410-443; Забровская Л.В. Китайский миропорядок в Восточной Азии и формирование
межгосударственных границ. Владивосток, 2000. 92 с.

²⁴ Yaqing Qin. Relationality and Processual Construction: Bringing Chinese Ideas into International Relations Theory //
Social Sciences in China. 2009. Vol 30. №. 4. P. 5-20; Idem. Why Is There No Chinese International Relations Theory? //
Non-Western international relations theory : Perspectives on and beyond Asia / ed. A. Acharya, B. Buzan. New York;
London, 2010; Yan X. Ancient chinese thought, modern chinese power / ed. by D.A. Bell, Sun Zhe. Princeton, 2011. 311p.;
Tingyang Zhao. A Political World Philosophy in Terms of All-under-Heaven (Tian-Xia) // Diogenes. 2009. Vol. 56. № 1.
P. 5-18.; Liang S. Constructing an International Relations Theory with Chinese Characteristics // Political Science. 1997.
Vol. 49. №. 1. P. 23-39; Wang Y. Between Science and Art: Questionable International Relations Theories // Japanese
Journal of Political Science. 2007. Vol. 8. № 2. P. 191-208; Zhang Y. Review: International Relations Theory in China
Today: The State of the Field // The China Journal. 2002. Vol. 47. № 1. P. 101-108.

²⁵ Wang J. China's Search for a Grand Strategy: A Rising Great Power Finds Its Way // Foreign Affairs. 2011. №. 2. P. 68-
79.

²⁶ Ye Z., Levine S.I., Liu G. Inside China's grand strategy: the perspective from the People's Republic. Lexington, 2011.
Zhang W. The China wave: rise of a civilizational state. Hackensack, 2012.

²⁸ Zhu L. China's foreign policy debates. Paris, 2010.

²⁹ Buzan B. China in International Society: Is 'Peaceful Rise' Possible? // The Chinese Journal of International Politics. -
2010. Vol. 3. № 1. P. 5-36; Callahan W.A. Chinese Visions of World Order: Post-hegemonic or a New Hegemony? //
International Studies Review. 2008. Vol. 10. № 4. P. 749-76 1;Paltiel J. Mencius and World Order Theories // The Chinese
Journal of International Politics. 2010. Vol. 3. № 1. P. 37-54; Idem. Constructing Global Order with Chinese
Characteristics: Yan Xuetong and the Pre-Qin Response to International Anarchy // The Chinese Journal of International
Politics. 2011. Vol. 4. № 4. P. 375-403;Womack B. Asymmetry and China's Tributary System // The Chinese Journal of
International Politics. 2012. Т. 5. № 1. P. 37-54;Cunningham-Cross L., Callahan W.A. Ancient Chinese Power, Modern
Chinese Thought // The Chinese Journal of International Politics. 2011. Т. 4. № 4. P. 349-374;Schneider F.
Reconceptualising world order: Chinese political thought and its challenge to International Relations theory // Review of
International Studies. 2014. Vol. 40. № 4. P. 683-703.

³⁰ Bajpai K. Indian Grand Strategy: Six Schools of Thought // India’s Grand Strategy: History, Theory, Cases. New Delhi ;
Oxon, 2004. P. 113-151; Tharoor S. Pax Indica: India and the World of the Twenty-First Century. London, 2012. 456 p.;

Эмпирическую базу исследования составили: официальные нормативные документы, выступления официальных лиц, лидеров государств и глав делегаций. В дополнение к работе с источниками существенный вклад в написание данной работы внесла личная переписка автора с китайскими и индийскими исследователями теории международных отношений.

Теоретико-методологические основы исследования. Специфика заявленной темы потребовала обращения к теоретическим подходам представителей различных научных направлений.

Теория парадигм Т. Куна полезна для восприятия и анализа науки в качестве общественного института, в котором действуют социальные группы и организации ³¹ . Теория исследовательских программ И. Лакатоса ³² также позволяет более глубоко рассмотреть становление и развитие новых научных подходов, а также сравнить их с уже утвердившимися парадигмами в ТМО. Согласно теории социальной организации наук Р. Уитли, характер научной дисциплины, а также ее ориентация на теоретические или практические проблемы во многом зависит от типа её организации³³. Теория микросоциальных инноваций в науке Р. Коллинза ³⁴ наряду с другими интерналисткими формами описания научного знания представляется крайне полезной для анализа собственно внутренних научных факторов и основ развития той или иной теории. При описании развития научного знания используется экстерналисткский подход.

Учитывается позиция Р. Кокса, утверждавшего, что любая теория создается в чьих-то интересах. Если существующие теории созданы для оправдания какой-то ситуации (например, американского гегемонизма), тогда логичен вопрос, для кого и для чего предпринимаются попытки создания национальных школ ТМО в Азии.

В работе используется принцип историзма для отслеживания западоцентричной логики развития дисциплины ТМО, а также для определения основных этапов развития международно-политической науки в Китае и Индии.

Методологической основой данной работы является компаративный метод – сравнение незападных вариантов международно-политической теории с основными западными парадигмами. В первую очередь к числу таких сравнительных ориентиров следует отнести ключевые концепции представителей таких парадигм, как: реализм ³⁵ , либерализм ³⁶ , Английская школа ³⁷ и

Mallavarapu S. Development of International Relations theory in India: Traditions, Contemporary Perspectives and Trajectories and Trajectories // International Studies. 2009. № 1–2. P. 165-183; Bajpai K. Obstacles to Good Work in Indian International Relations // International Studies. 2009. № 1–2. P. 109-128; Matoo A. The State of International Studies in India // International Studies. 2009. Vol. 46. № 1-2. P. 37-48; Shahi D., Ascione G. Rethinking the absence of post-Western International Relations theory in India: «Advaitic monism» as an alternative epistemological resource // European Journal of International Relations. 2016. №. 2. P. 313-334.

³¹ Kuhn T. The structure of scientific revolutions / Thomas S. Kuhn. – Chicago, London, 1996, - 212 p.

³² Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ / И. Лакатос – М.: 1995, - 236 с.

³³ Whitley R. The Intellectual and Social Organization of Sciences / Richard Whitley. – Oxford, 2000, - 368 p.

³⁴ Collins R. The sociology of philosophies : a global theory of intellectual change. – Cambridge : Harvard University
Press, 1998. – 1098 p.

³⁵ Aron R. The Century of Total War / R. Aron. – Praeger, 1981. – 379 p.; Carr E.H. The Twenty Years’ Crisis, 1919 –
1939: An Intoduction to the Study of International Relations / E.H. Carr. – New York: Harper Perennial, 1964. – 244 p.;
Huntington, S.P. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order / S.P. Huntington. – Simon & Schuster,

конструктивизм ³⁸ . Сравнение китайских и индийских подходов в ТМО с данными парадигмами позволяет лучше определить степень зрелости и перспективности новых теоретических направлений, а также обнаружить возможные точки соприкосновения новых, незападных концепций и устоявшихся парадигм. Данный метод используется также для сравнения ключевых характеристик и особенностей развития национальных школ ТМО в Китае и Индии.

Сравнительно-генетический метод – используется для выявления общего и особенного в формировании западных и незападных школ в теории международных отношений.

Научная новизна исследования состоит в применении комплексного подхода к феномену подъема незападных концепций и школ в ТМО. Большинство работ по данной тематике, как правило, рассматривают развитие национальных школ ТМО только с какой-либо одной позиции – будь то философия науки, социология науки, история дисциплины или объективная внутренняя и внешнеполитическая необходимость. Данное исследование обладает рядом особенностей, отличающих его от остальных работ по данной теме.

Во-первых, активное обращение научного сообщества к незападным источникам развития ТМО рассматривается в контексте снижения активности в создании нового теоретического знания в главном центре дисциплины – Соединенных Штатах, влекущего за собой изменения в структуре социальной организации сообщества ученых-международников на глобальном уровне, которые, в свою очередь, стимулируют поиск новых концептуальных подходов.

Во-вторых, автором предпринята попытка рассмотрения комплекса факторов, стимулирующих или же ограничивающих развитие новых концепций в области ТМО, на примере национальных школ Китая и Индии. По мнению

2011. – 368 p.; Mearsheimer, J.J. The Tragedy of Great Power Politics / J.J. Mearsheimer. – New York: Norton, 2001. –
540 р.; Morgenthau, H.J. Politics among nations: the struggle for peace and power / H.J. Morgenthau. – New York :
McGraw-Hill, 1993. – 419 p.; Waltz, K.N. Man, The State and War: A Theoretical Analysis / K.N. Waltz. – New York:
Columbia University Press, 2001. – 263 p.; Waltz, K.N. Theory of international politics / K.N. Waltz. – IL: Waveland
Press, 2010. – 251 p.; Конышев В.Н. Американский неореализм о природе войны: эволюция политической теории /
В.Н. Конышев – СПб.: Наука, 2004. – 372 с.

;

³⁶ Fukuyama F. The End of History and the Last Man / F. Fukuyama. – New York: Free Press, 2006 – 464 p. Keohane,

R.O. Power and interdependence: World politics in transition / R. Keohane, J. Nye. – Boston : Little, Brown, 1977. – 273 p.; Moravcsik A. Liberalism and international relations theory. / A. Moravcsik. – Cambridge, 1992. – 53 p.

³⁷ Bull H. The Anarchical Society: A Study of Order in World Politics / H. Bull. – New York: Columbia University Press,

2012. – 368 p.; Buzan B. An Introduction to the English School of International Relations: The Societal Approach / B.
Buzan. – Cambridge: Polity, 2014. – 256 p.; Buzan, B. From International to World Society? English School Theory and
the Social Structure of Globalisation / B. Buzan. – Cambridge: Cambridge University Press, 2004. – 320 p.; Buzan, B.
People, States & Fear. The National Security Problem in International Relations / B. Buzan. – Brighton: Harvester Books,
1983. – 262 p.

³⁸ Onuf N. World of Our Making: Rules and Rule in Social Theory and International Relations / N. Onuf – New York:
Routledge, 2012. – 352 p.; Wendt A. Anarchy is what states make of it: the social construction of power politics //
International Organization. – 1992. Vol. 46. No. 2. – P. 391 – 426.; Wendt A. Collective identity formation and the
international state // American Political Science Review. - 1994 – Vol. 88 No 2. – P. 384 – 396.; Wendt A. Social Theory
of International Politics / A. Wendt. – Cambridge: Cambridge University Press, 1999. – 447 p.

автора, невозможно дать полноценную и всестороннюю оценку национальным школам ТМО, не рассматривая философские, исторические, социальные и политические основания в совокупности.

В-третьих, анализ институциональных факторов развития дисциплины ТМО в КНР и Индии позволил определить ключевые причины, обусловливающие различия в скорости процесса становления новых аутентичных концептуальных и теоретических подходов.

В-четвертых, проводится сравнение текущего состояния и перспектив развития национальных школ ТМО в Китае и Индии, в то время как обычно положение дел в области ТМО в азиатских странах сравнивается с таковым в США или Великобритании. Автор работы считает, что всеобъемлющая характеристика развития новых национальных школ невозможна, если они будут сравниваться только с признанными «старыми» западными центрами, но не будут сравниваться между собой.

В-пятых, оценивается степень полезности опыта Китая и Индии в развитии своих национальных школ в области теоретических исследований международных отношений для развития данного направления в Российской Федерации. Отметим также, что исследование незападных подходов в ТМО в российском академическом сообществе является сравнительно новой темой.

Теоретическая и практическая значимость работы заключается в исследовании определяющей роли социально-институциональных факторов в развитии национальных теоретических подходов, что представляется актуальным для дальнейшего поступательного развития российской школы исследований международных отношений. Выводы данного исследования позволяют лучше понимать и прогнозировать процессы развития незападных подходов в ТМО и ТМО как таковой. Знание основных положений китайских и индийских школ международных отношений даёт возможность лучше понять средне- и долгосрочные внешнеполитические интересы растущих держав, понять их видение справедливого миропорядка и правил поведения на международной арене. Подготовленные материалы могут быть использованы в учебном процессе, лечь в основу учебно-методических и лекционных материалов по программам подготовки студентов, обучающихся по таким направлениям, как: «Международные отношения», «Политология», «Востоковедение и африканистика», «Зарубежное регионоведение».

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Снижение активности академического сообщества США, как исторического центра производства ТМО, является одним из ключевых факторов общего застоя в появлении интеллектуальных новаций в дисциплине. Данная стагнация в значительной степени объясняется изменением характера социальной организации международно-политической науки в Соединенных Штатах. В ситуации такого спада теоретической работы происходит процесс поиска альтернативных теоретических центров. Более того, новые тенденции и явления в мировой политике обнажили ограниченность западоцентричных теоретических построений, выявили их неспособность к адекватному объяснению и

прогнозированию развития международных процессов в большинстве регионов за пределами Евро-Атлантики. В свою очередь, это стимулирует рост интереса сообщества ученых-международников к исследованию потенциала незападных подходов. Таким образом, мировое научное сообщество сегодня оказалось готово к внимательному рассмотрению особенностей исторического развития международных отношений в различных регионах мира, а также изучению их богатой философской, политической и культурной традиций, в качестве потенциальной основы развития новых теорий в международно-политической науке.

1. Рефлективистский и культурный повороты в ТМО, распространение критических и постмодернистских подходов привели к укоренению скептических взглядов о возможности существования объективного, единственно верного социально-политического знания. Признание того, что знание – это власть, а доминирующий дискурс конструирует реальность в чью-то пользу, дает полное право заявить, что, поскольку ТМО развивалась как западоцентричная наука, она способствует конструированию международных отношений в пользу западных держав. Соответственно, можно говорить о том, что развитие альтернативного дискурса в виде незападных ТМО ведет к деконструкции несправедливого миропорядка, а также способствует концептуализации возможных контуров многополярного мира.

2. Активное развитие МО в США проходило параллельно процессу возвышения этой страны на международной арене. Сегодня наблюдаются аналогичные процессы возвышения азиатских гигантов – Китая и Индии. Представляется, что по мере роста влияния и значимости этих держав на международной арене будет повышаться влияние китайских и индийских идей на развитие ТМО. Китай и Индия будут все активнее генерировать новый дискурс и транслировать новые смыслы.

3. Наличие богатой традиции философской и общественно-политической мысли представляется необходимым, но недостаточным условием для развития аутентичных национальных школ ТМО. Ключевую роль играет совокупность социально-институциональных факторов, например, тип социальной организации дисциплины, присутствие теоретических вопросов в качестве центральных в рамках академической дискуссии, а также внешних условий, стимулирующих интеллектуальные инновации. Именно разницей в социально-институциональной организации сообществ исследователей МО объясняются имеющиеся различия в темпах становления национальных подходов и школ ТМО в Китае и Индии.

4. Можно выделить, как минимум, три ведущих, наиболее представленных широкой мировой аудитории китайских теоретических подхода по проблематике международных отношений: концепция мирового института Тянься Чжао Тиняна, теория морального реализма («подход Цинхуа») Янь Сюэтуна и теория отношений Цинь Яцина. Данные направления можно охарактеризовать как китайские варианты, соответственно, философско-идеалистического, реалистского и конструктивистского направлений в современной международно-политической науке. Несмотря на существенные различия, все три подхода

объединяет опора на богатую традицию классической китайской общественно-политической мысли, прежде всего – доциньской философии (722 – 221 гг. до н.э.), а также построение теоретических обобщений на основе китайского исторического опыта.

6. Индийские подходы преимущественно представляют собой различные
варианты в области большой стратегии (grand strategy), такие как: нерувианизм,
гиперреализм, неолиберализм, индийский вариант марксизма, хиндутва и
гандизм, которые в принципе (хоть и в разной степени) соответствуют основным
постулатам и идеям реалистской парадигмы в ТМО. В этом отношении можно
говорить о различных вариантах интерпретации индийской стратегической
культуры, а не об отдельных сложившихся оригинальных школах ТМО. При этом
ряд таких направлений большой стратегии основывается на аутентичных
индийских философских и политических идеях, пока не нашедших значительного
отражения в индийской академической литературе международно-политической
направленности.

7. Сравнение китайских и индийских подходов показывает ряд их качественных отличий. Во-первых, ведущие китайские подходы, в отличие от индийских, уже сегодня претендуют на универсальный характер, их основные постулаты потенциально применимы для объяснения международных событий не только в сопредельных с КНР регионами, но и для общемировых политических процессов. Во-вторых, китайские подходы отличаются большим концептуальным разнообразием – мы имеем дело с китайскими вариантами реалистского, конструктивистского, идеалистического течений ТМО, вкупе с набором теорий среднего уровня. Индийские же подходы на сегодняшний день, в основном, представляют собой различные варианты отражения реалистской позиции, а также трактовок в области большой стратегии. В-третьих, для китайских концепций в большей степени характерна ориентация на экспорт своих вариантов теории международных отношений на общемировой уровень.

8. В качестве практических рекомендаций для дальнейшего развития российской школы в ТМО можно отметить следующее:

– для развития новых аутентичных подходов в ТМО необходимо обратиться к достижениям российской философской, политической и социологической мысли, а также историческим особенностям международных отношений на пространстве Евразии, не принимаемых во внимание существующими сегодня парадигмами ТМО;

– для превращения новых подходов в действительно жизнеспособные исследовательские программы необходимо скорейшее определение «большого вопроса», «жесткого ядра» – набора ключевых концептуальных положений, а также набора разделяемых в российском академическом сообществе методологических правил и терминологии;

– для стимулирования интеллектуальных инноваций необходимо создать соответствующие институциональные условия, в первую очередь, это внедрение успешных практик мотивации научно-педагогических кадров.

9. Появление незападных школ ТМО может стать существенным вызовом,

проблемой, способной еще сильнее расколоть и так уже раздробленную дисциплину. Новые «большие споры» могут пройти между сторонниками развития новых национальных школ и их противниками – приверженцами универсальной науки, единой для всех. Результатом может стать появление новых «разделительных линий» в ТМО. Однако в случае успешной реализации проекта «глобальной МО» возможна конвергенция и синтез западных и незападных теоретических подходов.

Степень достоверности и апробация результатов исследования.

Основные положения и выводы диссертации нашли свое отражение в написанной в соавторстве монографии (персональный вклад 1,5 авторских листа). Апробация работы была проведена во время ряда научных и научно-практических мероприятий, как российских, так и зарубежных, в том числе:

1) Академический семинар «Исследование и интеграция механизмов регионального сотрудничества в Северо-Восточной Азии» (Даляньский университет иностранных языков, г. Далянь, КНР, 19.11.2017 г.); 2) Секция «Поворот России к Азии и российский Дальний Восток: промежуточные итоги и перспективы» (Х Конвент РАМИ, 8.12.2016 г., МГИМО, г. Москва); 3) секция «Актуальные проблемы ТМО и политической теории» (Х Конвент РАМИ, 9.12.2016 г., МГИМО, г. Москва); 4) Российско-японская экспертная академическая программа RJE-3 (Университет Хоккайдо, г. Саппоро, Япония, 08. 2015 г.); 5) Академическая программа БРИКС (Фуданьский университет, г. Шанхай, КНР, 07.2014 г).

Работа прошла обсуждение на заседании кафедры международных отношений Восточного института – Школы региональных и международных исследований Дальневосточного федерального университета. Ряд ключевых положений диссертационного исследования был включен автором в читаемые учебные курсы для студентов бакалаврских и магистерских программ «Зарубежное регионоведение» и «Международные отношения». Тезисы и положения диссертации также нашли свое отражение в трех статьях, опубликованных автором в научных изданиях, входящих в перечень рецензируемых научных изданий, рекомендованных ВАК РФ.

Феномен незападной ТМО в контексте «раздробленной» дисциплины

Определение роли и места феномена подъема незападных теорий в международно-политической науке в значительной мере кроется в самой логике развития данной дисциплины. Сегодня весьма распространенной является точка зрения о том, что наука о международных отношениях находится в кризисном состоянии51. Немаловажную роль в анализе существующего положения дел в дисциплине играет наследие так называемых великих дебатов. Некоторые исследователи видят в больших дебатах причину сегодняшней фрагментации международно-политической науки на чрезмерное количество изолированных друг от друга подходов, а также отсутствия полноценного диалога между представителями разных направлений, единых стандартов и тем исследований52.

Существует и противоположная точка зрения, выражающаяся в том, что раздробленность дисциплины вызвана не великими дебатами, а их отсутствием в ТМО на современном этапе. Так, по мнению О. Уэвера «… отсутствие великих дебатов означает не большее, а меньшее согласие – мы теперь даже не можем согласиться, о чем дискутировать»53.

Такие известные теоретики, как Дж. Миршаймер и С. Уолт, выступают за необходимость возвращения подобного формата дебатов, как организующего и связующего дисциплину воедино формату взаимодействия54.

Великие дебаты выступают в качестве удобной модели для восприятия истории появления новых парадигм и подходов в ТМО55 . Внимательное их рассмотрение позволяет определить характер некоторых проблем, свойственных дисциплине на современном этапе.

Так, уже в рамках первого большого спора (1930-е – 1940-е годы) между идеалистами и реалистами происходили процессы, отпечаток которых можно обнаружить в ТМО и сегодня. Тревожную тенденцию зафиксировал С. Хоффман: «Теории международных отношений подобны самолетам, летящим в разные направления и на разной высоте» 56 . Дальнейшее развитие дисциплины в подобном направлении только усилило ту фрагментарность, которая отчетливо наблюдается сегодня. В этот же период происходило и оформление МО в действительно отдельную научную дисциплину. По мнению О. Уэвера, отстраивание МО от других общественно-научных дисциплин происходило таким образом, что новая наука оказалась в значительной степени изолированной от внешнего влияния. Она в гораздо меньшей степени, нежели другие общественные науки импортировала инновационные идеи и методы исследования57.

Ряд примечательных явлений наблюдается и в рамках периода второго большого спора (1950-е – 1960-е годы) между традиционалистами, использовавшими историко-интуитивный метод в исследованиях и бихевиористами – сторонниками научного (в первую очередь – количественного) подхода. В значительной степени данный большой спор ознаменовал отделение друг от друга американской и британской58 школ МО. Для сообщества ученых-международников в США и сегодня характерно активное использование количественных методов исследований и приверженность к позитивистскому подходу, в то время как исследователи из Великобритании и Австралии склонны к пост-позитивистскому подходу и используют количественные методы в гораздо меньшей степени 59 . Другим важным результатом вторых великих дебатов является появление Английской школы как новой парадигмы ТМО. Также примечательно, что ряд международников этого периода считали, что МО является гораздо более фрагментированной дисциплиной, чем в предыдущие десятилетия, и что такая фрагментация несет угрозу существования МО как единой дисциплины 60 . Следовательно, восприятие международниками своей дисциплины как фрагментированной и кризисной не является исключительно современным явлением. Осознание этого факта представляется важным в рамках дальнейшей дискуссии о нынешнем положении дел в международно-политической науке и ТМО в частности.

Третий (межпарадигмальный) большой спор (1970-е – 1980-е годы) обозначил дальнейшее углубление процесса фрагментации дисциплины. Как отмечает Т.А. Алексеева, они проходили под влиянием работы Т. Куна «Теория научных революций» 61 . Согласно взглядам последнего, научная дисциплина нуждается в принятии единой парадигмы, в рамках которой будут осуществляться исследования. Такое состояние дисциплины Кун называл «нормальной наукой». Как известно, победы какого-либо из конкурирующих подходов (реализма, либерализма и марксизма) не произошло, как не произошло и появление единой парадигмы в ТМО. Продолжающееся дробление дисциплины на все новые теоретические «лагеря» дало основания К. Холсти назвать ТМО раздробленной и разделенной дисциплиной, он отмечал: «современное теоретическое изобилие затрудняет возможность проведения конструктивного диалога, ведущего к межпарадигмальному синтезу или появлению «супер-парадигмы»»62.

Четвертый большой спор (1980-е – 1990-е годы) между рационалистами и рефлективистами/пост-позитивистами63, обозначил, как минимум, две проблемы, на основе которых созрел вопрос о незападных подходах в ТМО. Первая из них связана с тем, что сами рефлективисты не признают нейтральную природу социально-политического знания. Сообщество международников начинает активно рассматривать идею представителя критической теории Р. Кокса о том, что «все теории создаются кем-то и с определенной целью». Приобретает популярность точка зрения М. Фуко о том, что «знание – есть сила», что доминирующий дискурс конструирует реальность, а значит – большинство социальных теорий, так или иначе, служат интересу правящих классов. Следуя данной логике, получается, что большинство подходов в ТМО, которые являются западными по своему происхождению, в значительной степени отражают интересы западных участников международных отношений и конструируют архитектуру международных отношений в их пользу.

В этой связи необходимо принимать во внимание, что в другой общественно-научной дисциплине, а именно – в социологии еще с 1970-х гг. обратила была поставлена проблема методологического национализма. Включение данной проблематики в исследовательское поле означало понимание неоправданности чрезмерной универсализации концепций, выдвинутых на основе изучения условий в одних странах (преимущественно западных), для изучения других 64 . Аналогичные позиции стали звучать и в среде исследователей международных отношений. «В эти годы объяснение мировой политики белым человеком, мужчиной, англо-американским профессором МО, выглядело радикально отличным от того, которое мы могли бы услышать от калеки, истощенного ребёнка, голодной молодой женщины из охваченной войной Африки» 65 . Исходя из этого, наличие «голоса» незападного мира является необходимым для эмансипации незападного мира и формированию действительно всеобъемлющего взгляда на международные отношения.

Примечательной представляется в этой связи точка зрения А.Д. Богатурова, отмечавшего, что современная мирополитическая наука не является в действительности международной и «…она может стать подлинно таковой не ранее, чем будет достроена ее незападная часть, и в мире появятся труды и теории, вбирающие в себя опыт развития незападных фрагментов мира в такой же мере, как труды Броделя, Тойнби, отчасти Ясперса и Вебера, вобрали в себя опыт западный»66 . В отношении перспектив развития российской школы ТМО он добавляет: «Назрел поворот к изучению реальности во всех ее противоречиях и параллельному продвижению к созданию собственной теории, которая перестала бы рассматривать местные особенности, невместимое в западные схемы, в качестве девиаций и патологии. Отечественная политология не может и не должна порывать с исходным фундаментом западной теории, откуда она произрастает. Но в равной мере вредно до бесконечности редуцировать молодой побег отечественного до уровня этого корня»67.

Другая проблема связана с тем, что после четвертого большого спора фактически не появилось ни одной большой теории, перестали создаваться новые большие нарративы. Последней такой теорией можно назвать конструктивизм, хотя сами представители этого направления, в частности, – А. Вендт, таковым этот подход не считали68. В связи с этим, обоснованным представляется вывод о том, что конструктивизм, в первую очередь – это совокупность идей, которые могут быть представлены как методология исследований международных отношений69.

Обращение к большим спорам в ТМО показывает, что в большинстве случаев в рамках каждого спора происходило оформление новой теоретической школы. Первый большой спор – выделение реализма, второй – Английской школы, межпарадигмальный – (нео) либерализм и неомарксизм, четвертый большой спор – появление целого набора рефлективистких парадигм (критической школы, феминизма, постмодернизма и конструктивизма). Таким образом, каждые 10 – 15 лет громко заявляла о себе новая теоретическая школа. В последние годы аналогичные процессы не наблюдаются. Безусловно, новые подходы возникают, но они не претендуют на «глобальный» характер своих концептуальных построений и объяснительных моделей, а скорее представляют собой новации в методологии исследований, нежели действительно новые «большие теории»70.

Китайская классическая философская и политическая мысль как основа развития национальной школы ТМО в КНР

Значение философских и мировоззренческих идей в формировании теорий в сфере мировой политики и международных отношений трудно переоценить. Ведущие парадигмы теории международных отношений (ТМО) имеют свои корни в той или иной философской системе.

Для таких классических парадигм, как реализм и либерализм, одним из краеугольных вопросов было определение природы человека – конфликтной или кооперативной, неизменной или способной к изменению и улучшению. Ответы на подобные вопросы перенимались из философских работ и трактатов. Реалисты ссылались на идеи Т. Гоббса120, Н. Маккиавелии121, повторяя мысль о том, что «человек человеку – волк» и делая упор на анализе материальных факторов в международных отношениях. Примечательно, что Т. Гоббс являлся приверженцем механистического материализма, эта приверженность материализму сохраняется и у современных представителей парадигмы политического реализма. Либеральная парадигма в ТМО уходит своими корнями к идеям, которые высказывали такие философы, как И. Кант, Дж. Локк, Ж.-Ж. Руссо122, считавшими, что человеческая природа изначально нейтральная и поддается улучшению через социализацию и воспитание, а также подчеркивая важность этической и духовной сфер в противовес материалистическим воззрениям.

На такую современную парадигму ТМО, как неомарксизм, что видно уже по её названию, важнейшее влияние оказали идеи К. Маркса. Представители данного подхода рассматривают взаимоотношения государств в рамках глобальной системы сквозь призму классовой борьбы. Они заявляют о том, что в современном мире государства можно поделить на небольшую группу государств ядра («мировой буржуазии»), государств полупериферии и государств периферии («мировой пролетариат»). Государства, входящие в состав ядра, подобно фабриканту XIX в., эксплуатируют государства мировой периферии, за бесценок выкачивают их ресурсы и оказываются в чрезвычайно выгодном положении в рамках международной системы разделения труда (невозможность развивающихся государств стать развитыми активно рассматривалась в рамках «теории зависимости», также относящейся к неомарксизму в ТМО).

Не остались без существенного философского влияния и постпозитивистские парадигмы в ТМО. В качестве ярких примеров можно привести критическую теорию международных отношений, конструктивизм и постмодернизм.

Основы критического подхода в ТМО наблюдаются ещё в рамках Франкфуртской школы – направления в немецкой философии и социологии, сложившегося в 1930-е гг. на базе Института социальных исследований во Франкфурте-на-Майне 123 . Основным интеллектуальным продуктом Франкфуртской школы была «критическая теория общества», которая сочетала в себе элементы критического подхода К. Маркса к буржуазной культуре, а также гегельянские и фрейдистские идеи. В рамках данного направления вскрывались общественные структуры и институты, посредством которых осуществлялась скрытая гегемония одних людей над другими. Нормативисткий аспект этой теории заключался в поиске имманентных возможностей для социальной трансформации и создании по-настоящему справедливого общества, что, по мнению Р. Деветака, отсылает нас к философским трактатам И. Канта124. Такие ученые, как Р. Кокс, вывели идеи критической школы в область изучения теории международных отношений.

Конструктивизм также не является направлением, характерным исключительно для науки о международных отношениях. Конструктивистская парадигма сегодня активно присутствует во всем спектре гуманитарных исследований 125 . Мы можем выделить такие её частные направления, как социальный конструктивизм, экономический конструктивизм, конструктивистскую теорию этноса и т.д.

Анализировать сферу международных отношений с позиций постмодернистской парадигмы невозможно без знания работ таких философов как: Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотар, Ж. Делёз, Ж. Бодрийар, М. Фуко (идеи последнего нашли свое воплощение и в различных феминистских подходах в социальных науках, в том числе в ТМО) и других. Т. Алексеева считает, что постмодернизм лежит в основе парадигмальной революции, «культурного поворота» в ТМО126, который мы наблюдаем и во всех остальных социальных науках с 1970-х – 1980-х гг.

Соглашаясь с позицией М. Чешкова, констатируем, что философское знание в интериоризированной форме присутствует и выступает в качестве фундамента для ТМО как виду частно-научного знания 127 . По мнению Н. Косолапова, философия, безусловно, присутствует в науке о международных отношениях. Он считает, что заимствований из философии в этой дисциплине весьма много, некоторые концепции взяты из нее практически целиком 128 . Без такого философского фундамента ТМО выглядела бы совершенно иначе, апеллировала бы иными категориями и, вполне вероятно, ставила и отвечала бы на совершенно другие вопросы.

Во всех приведенных примерах мы видим, что в основу парадигм ТМО легли постулаты из различных направлений западной философии, которая, в свою очередь, уходит корнями к философским идеям античной Греции. Однако исторически существовали и другие философские центры, в первую очередь, в Китае и Индии. Их философские системы и концепции не являлись и не являются тождественными или сводимыми к идеям и концептам западной философии. В.Ф. Петренко указывает, что немецкий философ и культуролог О. Шпенглер в своей работе «Закат Европы» заявлял о существовании даже разных вариантов логики: о логике Аристотеля, арабской логике, логике индуизма129.

Китайские теоретики международных отношений, говоря о различиях между западными и китайскими подходами в ТМО, подчеркивают в первую очередь особенности и отличия на философском уровне. Так, директор Института международных отношений Университета Цинхуа Янь Сюэтун в своей фундаментальной работе «Древняя китайская мысль, современная китайская сила» анализирует воззрения, касающиеся межгосударственного взаимодействия таких выдающихся китайских мыслителей прошлого как: Гуань Чжун, Лао-цзы, Конфуций, Мэн-цзы, Мо-цзы, Сюнь-цзы130 и Хань Фэя. Янь экстраполирует их идеи на международную политическую ситуацию сегодняшнего дня131. Среди общего во взглядах данных мыслителей выделяются их постулаты о важности этики и морали для поддержания порядка и стабильности в межгосударственных отношениях, необходимости наличия достойных с этической точки зрения людей на важных государственных постах. Особое внимание им уделяется учению Сюнь-цзы, в чьих работах синтезированы ключевые идеи политической философии эпохи «весны и осени» и «враждующих царств». Сюнь-цзы рассматривает природу человека как темную, считает, что человеком движут его эмоции и желания, без сдерживания которых может наступить хаос. На уровне межгосударственных отношений им разделяются три вида международной власти/силы в порядке убывания в ней этической составляющей: гуманная власть, гегемония и тирания132.

Целый ряд китайских исследователей обращает внимание на идею тянься (кит. ,варианты перевода – «Поднебесная», «пространство под небом») – одно из центральных положений для классической китайской философии и китайского мировоззрения. Данный термин встречается в таких трактатах как «Го юй» и «Цзо чжуань». В традиционном понимании термин тянься мог относиться как к обозначению всего известного китайцам мира (то, что греки назвали бы словом «ойкумена»), так и к обозначению конкретно Китая. Согласно этой концепции, китайский император рассматривался не только как правитель Китая, а как «сын Неба» и правитель всего мира. Понятий подобным западным идеям «мир» и «международный» в традиционном китайском понимании не существовало. Замена миропонимания «тянься» на идею о «мире» в среде киатйских интеллектуалов стала происходить уже в последние годы существования Цинской империи при непосредственном воздействии западных государств и проводимой ими колониальной политики в Восточной Азии133.

Концепт тянься фигурирует в идеях Сюн-цзы, который также использует термин «йоу тянься» ( " Т). Данный термин можно трактовать как «овладеть поднебесной» или «достижение лидерства в Поднебесной»134. Согласно Сюн-цзы, достижение статуса «владения Поднебесной» должно происходить скорее через добровольное повиновение соседних народов и царств, нежели через использование жесткой силы 135 . Похожую картину дает и экстраполяция воззрений Мо-цзы на сферу международных отношений, так как в работах этого мыслителя в качестве единицы анализа берется не отдельное удельное княжество или царство, а вся территория Китайской Империи, что на тот момент было эквивалентно уровню всей международной системы в целом136.

Индийская классическая философская и политическая мысль как основа для развития национальной школы ТМО

Индия чрезвычайно богата многочисленными философскими школами, идеями и подходами. Классические трактаты затрагивают широкий спектр вопросов – от чисто духовных до практических вопросов государственного управления. Забегая вперед, отметим, что широкий пласт классической индийской литературы, к сожалению, лишь упоминается индийскими авторами в качестве основы для развития концептуально оригинальных теорий в области международно-политической науки, но в исследованиях широко не применяется. Как будет показано в соответствующих разделах данной работы, современные индийские публикации по международной проблематике в основном соответствуют неореалистическому и неолиберальному направлению в международно-политической науке, сегодня они не несут значительного отпечатка аутентичных индийских идей. Тем не менее, так как подобные идеи отражают особенности социальной и политической организации, знакомство с ними представляется необходимым для понимания особенностей региональных политических процессов. К тому же, именно на основе подобных концепций развиваются теоретические новации в сфере международно-политической науки, что видно на примере развития ТМО в Китае.

Древняя индийская политическая мысль должна восприниматься в контексте религиозных верований, распространенных на Индийском субконтиненте. В соответствии с самыми ранними представлениями политический порядок воспринимался как аналогичный космическому устройству. Ведические духовные практики были во многом направлены на воспроизводство космического порядка в обществе для того, чтобы обеспечить стабильное функционирование индийского социума. Даже в сугубо мифологических текстах встречается описание должного общественного устройства, которое нашло отражение в практике индийской социально-политической жизни.

Отметим обширную литературу сутр – сочинений, которые растолковывают вопросы религии, науки, повседневной жизни и т.д. Отдельного внимания для изучения социальной и политической организации древнеиндийского общества заслуживают, входящие в обширное число типов произведений данного вида литературы, дхармасутры. Фактически, эти трактаты представляли собой набор правил и предписаний для индийцев разных социальных страт на основе закона дхармы. На их основе возникла также весьма обширная литература дхармашастр, отражавшая брахманскую доктрину и соответствующие взгляды этой страты на правильный общественный порядок и место других слоев общества в нем317.

Наиболее известным текстом из литературы дхармашастр является «Ману-смрити» или «Законы Ману»318. Этот сборник рассказывает об очень широком круге вопросов – от истории сотворения мира, до рекомендаций в области государственного управления и проведения различных обрядов. Описываются в этом тексте и различные аспекты положения варн в индийском социуме, включая и находившиеся внизу общественной иерархии – шудр и рабов.

Наиболее часто упоминаемым в контексте теории политики и международных отношений является Артхашастра Каутильи319 . Этот трактат серьезным образом отличается от большинства древнеиндийских текстов, так или иначе, отражающих идеи и ценности дхармы – т.е. морально-этической сферы жизни человека. Краеугольным камнем работы Каутильи является понятие артхи – ценности материального процветания и рационализма. Главным здесь выступает вопрос выгоды и практической целесообразности, а мораль отходит на второй план. Это дает основания сравнивать идеи, изложенные в этом тексте с европейскими концептами Realpolitik и особенно идеями Н. Макиавелли 320 . Артхашастра Каутильи не единственная работа такого рода, данный труд был создан на основе извлечений из богатой традиции артхашастры как вида практико-ориентированных трактатов «науки о политике». Тяжело не согласиться с Г.М. Бонгард-Левиным в том, что Артхашастра Каутильи – это вершина древнеиндийской политической мысли, заслуживающая своего достойного места среди других мировых классических трактатов в области политики321.

Примечательно, что этот трактат отличается определенным уровнем абстракции, в том смысле, что те установки и рекомендации, которые в нем высказываются, не имеют четкой привязки ко времени или месту. В тексте рисуется некое государство-N, правитель которого может использовать предложенные методики для успешного правления. Стоит отметить, что политическая сфера согласно Каутилье касалась не только вопросов военного характера или проблематики войны и мира, но также вопросов экономики и хозяйствования.

Артхашастра Каутильи состоит из 15 частей (книг), каждая из которых, в свою очередь, делится на главы, рассматривающих различные вопросы политики и экономики. Первые пять книг трактата посвящены различным аспектам внутренней политики и государственного устройства. Шестая книга трактата («Об основах государства») рассматривает как внутриполитические, так и имеющие отношение к внешней политике вопросы 322 . Приводятся традиционные для индийской политической традиции «семь элементов государства» – царь, министр, сельская местность, город, казна, войско и союзник. Описываются идеальные качества царя, особенности «идеальной» местности – наиболее пригодной для развития сельского хозяйства или же возведения крепостей. Основной целью внешней политики провозглашалось расширение власти царя над все более широким кругом других правителей.

В седьмой книге трактата («О шести методах (внешней) политики») дается описание методов, которые предлагалось использовать для успешной реализации внешнеполитических задач. Выделялось шесть таких методов: мир, война, поход, выжидательное положение, поиск помощи и двойственная политика. Показательно восприятие мира, как отсутствия войны. Так, проявление «аморального» взгляда на политику в Артхашастре проявляется уже в том, что мир, как соглашение между государствами, не рассматривается в качестве высшей ценности или блага. Состояние мира рассматривается только как потенциальное средство для победы над другим. Каутилья прямо рекомендует после заключения мирного договора стараться нанести вред другому государству, используя широкий спектр невоенных методов – шпионаж, пропаганду на территории другого государства, подкуп чиновников и т.д. Война же считалась крайним средством, которого желательно было избегать, в первую очередь – из-за её затратности (даже в случае успеха самой военной кампании как таковой)323.

Ценность сильной власти и порядка отчетливо видна в восьмой книге трактата («О бедствиях в государстве»), где постулируется идея наказания, как средства избавления от всевозможных внутренних проблем. Наказание воспринимается как лучшее средство для удержания царской власти, а разумное использование средств устрашения правителем рассматривается как эффективный метод поддержания социального порядка. Данная идея распространяется и для сферы варно-кастовых отношений. Будучи представителем варны брахманов (представителями которой обычно и были царские советники), Каутилья считает необходимым использовать методику устрашения для предупреждения возможного смешения каст. В соответствии с брахманской традицией, в Артхашастре смешение каст также считается одним из главных внутриобщественных зол324.

Девятая («Действия намеревающегося напасть») и десятая («Относящееся к войне») книги трактата посвящены вопросам военной стратегии. В них рассматриваются такие вопросы, как подбор войск, военная разведка местности и диспозиции сил противника, оценка допустимых потерь. Самым подробным образом в них рассматриваются также особенности ведения боевых действий разными типами войск325.

В одиннадцатой книге («Образ действий в отношении объединений») проявляется положительное отношение брахманства к политическим образованиям монархического типа и негативное восприятие государств с различными вариантами республиканского устройства326. Помимо описываемых способов подрыва социальной стабильности в этих государствах интерес представляет то, что такое серьезное внимание, уделенное им, показывает, что республиканские государства на территории Индии были довольно распространенным явлением.

Двенадцатая книга («О положении сильнейшего царя») посвящена анализу конкретных вопросов проведения внешней политики монарха и объяснению различных методов дипломатического искусства327.

Сходство с идеями Н. Макиавелли прослеживается в четырнадцатой книге трактата («Применение тайных средств»), посвященной применению секретных инструментов в политических целях. Здесь дается подробное описание способов использования подобных методов. Один из основных – отравление своих врагов328.

Индийские концепции международных отношений

Обзор публикаций ведущих индийских ученых-международников 407 , а также тематики исследовательских программ индийских мозговых центров408 показывает, что теоретические изыскания в рамках индийской международно-политической науки не носят приоритетного характера. Об этом же говорят сами эксперты, имеющие непосредственное отношение к МО в Индии, как в печатных публикациях409, так и в частных беседах410.

Приходится констатировать, что, в отличие от Китая, в Индии отсутствуют оригинальные школы ТМО. Однако для индийской внешнеполитической мысли характерно наличие нескольких школ в такой области мысли как «стратегическая культура» и «большая стратегия». «Большая стратегия» включает в себя набор концептуальных положений в отношении использования военных, дипломатических, политических, экономических и культурных ресурсов государства для обеспечения своей национальной безопасности и достижения основных внешнеполитических целей.

К. Баджпай выделяет шесть школ мысли в рамках индийской «большой стратегии»: нерувианизм, неолиберализм, гиперреализм411, марксизм, хиндутва (политический индуизм) и гандизм 412 . На протяжении большей части существования независимой Индии взгляды первых трех школ являлись наиболее распространенными среди индийской политической элиты страны (поэтому их можно назвать классическими), однако в последнее время все большее влияние получают идеи хиндутвы, так как этих взглядов придерживается «Бхарата джаната парти» («Индийская народная партия») – ныне правящая партия страны.

Для анализа ключевых положений упомянутых школ стратегической мысли необходимо рассмотреть их «стратегическую парадигму» – восприятие природы международных отношений, восприятие природы потенциального врага, а также отношение к применению силы в качестве эффективного метода решения внешнеполитических проблем413.

Классические подходы объединяет понимание того, что центральным аспектом международных отношений является международная анархия. Солидарны они и во взглядах о том, что основными движущими силами международных отношений являются национальные интересы, сила и насилие.

Каждому подходу присуще восприятие силы, состоящей, как минимум, из двух компонентов – военных и экономических возможностей. Марксизм, хиндутву и гандизм объединяет скептическое восприятие государства-нации как формы политической организации общества. Эти подходы считают государство-нацию лишь очередной ступенью эволюции политических образований, которая неизбежно отомрет в будущем. При этом у каждого из данных трех подходов свои оценки будущих форм политической организации. Далее рассмотрим основные постулаты этих школ мысли.

Нерувианизм. Фундаментальной для этого течения является вера в то, государства и народы могут прийти к лучшему пониманию друг друга и на этой основе построить долгосрочный и стабильный мир. Для этого подхода характерно понимание того, что в международных отношениях, где нет надгосударственного центра, угроза войны – данность, которую нужно воспринимать всерьез и не смотреть на мир чересчур идеалистично 414 . Однако негативные проявления международной анархии можно и нужно смягчать. В соответствии со взглядами самого Дж. Неру, к способам смягчения международной анархии можно отнести международные институты, переговоры, сотрудничество, свободное общение между народами, а также заинтересованность правительств в поддержке не только своих граждан, но и жителей других стран 415 . Для нерувианизма характерен взвешенный подход к вопросу о государственном военном строительстве, так как, с одной стороны, оно отвлекает значительные ресурсы, которые правительство может направить на социально-экономическое развитие, а с другой – влечет подозрительность соседей и подстегивает их к развитию своих военных возможностей, способствуя тем самым гонке вооружений416.

Война воспринимается в качестве возможного, но не естественного и предопределенного варианта взаимоотношений между участниками международных отношений. Государства преследуют свои национальные интересы в анархичной среде, однако о войне мыслит и принимает решение человек, соответственно, необходимо бороться с такого рода конфликтным мышлением. Страх и недоверие, которые часто ведут к войнам, могут быть преодолены при проведении государствами соответствующей внешней политики, направленной на поддержание мер доверия, взаимопонимания и развития международного сотрудничества 417 . Тем самым враг не является некой константой. Государства становятся врагами из-за неправильного, искаженного восприятия друг друга, а также непонимания целей и действий друг друга. Таким образом, враг может стать партнером и другом путем расширения коммуникации между государствами, в том числе и между простыми гражданами418.

Наилучшим способом обеспечения национальной безопасности Индии воспринимается не наращивание собственной военной мощи, а наличие постоянной коммуникации с правительствами и обычными жителями других стран. Международные организации и проводимые в их рамках многосторонние переговоры и дискуссии рассматриваются как площадки обеспечивающие институционализацию такой коммуникации. Индия должна обладать достаточной военной силой для самозащиты, но не наращивать ее настолько, чтобы это могло вызвать беспокойство соседних стран. Использование военной силы допустимо только тогда, когда все остальные способы разрешения конфликтов оказываются исчерпанными419.

В отношении конкретных внешнеполитических шагов для такого подхода характерен упор на дипломатические переговорные методы в качестве средства смягчения возникающих противоречий с соседними государствами, особенно с наиболее важными из них – Пакистаном и КНР420. Индия должна быть готова к отражению военной агрессии со стороны Пекина и Исламабада, однако, в первую очередь, Дели следует продвигать максимально широкие каналы коммуникации граждан Индии и жителей этих стран. В отношениях с Китаем приоритет должен отдаваться не взаимным претензиям, а взаимному сотрудничеству, в том числе по вопросам регионального и глобального управления. США воспринимаются негативно из-за их доминирующего положения на международной арене, а развитие партнерских отношений с другими странами служит цели снижения гегемонистской роли Вашингтона в международных делах. В этой связи необходимо вспомнить такие многосторонние форматы как БРИКС, Шанхайская организация сотрудничества, Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии и другие.

Неолиберализм. Индийский неолиберальный подход к международной политике имеет ряд существенных отличий от парадигмы ТМО с соответствующим названием. Так, для индийских неолибералов не характерна вера в позитивную роль международных институтов как реальных драйверов международного сотрудничества. Тем не менее их объединяет с неолиберализмом в ТМО идея о комплексной взаимозависимости как фактора, сдерживающего негативные проявления международной анархии. Стоит отметить, что после окончания Холодной войны именно этот подход в наибольшее степени влиял и влияет на формирование стратегического внешнеполитического курса Дели, для которого характерен разворот от политики неприсоединения к политике равномерного сотрудничества (англ.: Multi-Alignment) с ведущими политическими и экономическими мировыми центрами421.