Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Подходы современных теорий международных отношений к оценке глобализации, регионализма и многосторонних институтов сотрудничества 18
1.1 Теоретические подходы к оценке глобализации как важнейшего тренда современного мирового развития 18
1.2 Комплекс теоретических подходов и инструментов для оценки роли многосторонних институтов сотрудничества 28
1.3 Концепция «нового регионализма» как инструмент анализа моделей регионализма и регионализации Восточной Азии 43
Глава 2. Восточная Азия как международно-политический регион:формирование, основные акторы регионализма и регионализации 76
2.1 Историческая ретроспектива становления региона 76
2.2 Геополитические подходы к формированию региона 82
2.3 Основные акторы интеграционных процессов и теоретические подходы к оценке моделей регионального порядка Восточной Азии 106
Глава 3. Трансрегиональные, региональные и субрегиональные межправительственные организации и институты Восточной Азии: проблемы эффективности 119
3.1 Ассоциация государств Юго-Восточной Азии как базовая модель для институтов многостороннего сотрудничества 119
3.2 «Туманган» и Организация экономического развития Кореи как модели межправительственного сотрудничества Северо-Восточной Азии на принципах «естественной экономической территории» и функционального подхода 128
3.3 Форум Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества и Региональный форум АСЕАН как модели открытого азиатско-тихоокеанского регионализма 147
тихоокеанского регионализма 147
3.4 «АСЕАН плюс Три» и Саммит Восточной Азии как конкурирующие модели восточноазиатского регионализма 170
3.5 Торгово-экономическая и финансовая интеграция как приоритетные компоненты восточноазиатского регионализма 188
Глава 4. Неправительственные участники сотрудничества Восточной Азии: вклад в развитие регионализации и региональной идентичности 204
4.1 «Стая летящих гусей» как начальная модель экономической регионализации 204
4.2 Трансформация экономической системы и становление гибридной модели регионализации Восточной Азии 213
4.3 Внутригосударственные регионы и экспертные сообщества как акторы международного сотрудничества Северо-Восточной Азии 249
4.4 Тенденции развития гражданского сообщества как важного актора регионализации Восточной Азии 267
4.5 Характерные черты регионального экспертного сообщества и его роль в формировании идентичности Восточной Азии 273
Глава 5. Оценка потенциала лидерства, моделей регионализма и перспектив российского участия 280
5.1 Основные направления дискурса по регионализму Восточной Азии 280
5.2 Потенциал лидерства и перспективные модели регионализма 285
5.3 Российские подходы к регионализму Восточной Азии и перспективы дальнейшего участия 307
Заключение 324
Список использованных источников
- Комплекс теоретических подходов и инструментов для оценки роли многосторонних институтов сотрудничества
- Геополитические подходы к формированию региона
- «Туманган» и Организация экономического развития Кореи как модели межправительственного сотрудничества Северо-Восточной Азии на принципах «естественной экономической территории» и функционального подхода
- Трансформация экономической системы и становление гибридной модели регионализации Восточной Азии
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В качестве определяющего тренда современного мирового развития сохраняется воздействие глобализации, что ярко продемонстрировал азиатский финансовый кризис 1997 г., а в 2008 г. ещё более масштабно подтвердил мировой экономический кризис. Актуальность темы исследования заключается в том, что оно находится в рамках изучения именно этой коллизии - нарастания тенденций к глобализации, с одной стороны, и к регионализму и регионализации - с другой. Действие последних вызывает значительное повышение роли регионов, когда идея полной унификации не работает, мир становится полицентричным, а на ход его развития всё больше влияют новые, в том числе азиатские, игроки. При этом государства, входящие в межправительственный форум АСЕАН Плюс Три (АПТ - страны АСЕАН, Китай, Япония и РК), становятся костяком для восточноазиатской экономической интеграции с более широким участием стран из примыкающих регионов. Прошедший в 2005 г. первый Саммит Восточной Азии подтвердил намерения участников постепенно продвигаться по пути создания «Восточноазиатского сообщества» (ВАС), однако подходы региональных лидеров (КНР и Японии) к его построению существенно разнятся. Пекин в качестве приоритетного избрал закрытый вариант, опираясь на АСЕАН Плюс Три, в то время как Токио стремится к созданию расширенного варианта сообщества. Тема исследования актуальна для выработки «азиатского вектора» российской внешней политики, так как тенденции развития закрытых форм регионализма не отвечают интересам РФ в Восточной Азии, и требуется выработка её приоритетов в подходах к участию в многосторонних механизмах сотрудничества. С окончанием «холодной войны» Москва успешно подключилась к межправительственному сотрудничеству на трансрегиональном уровне, став партнёром по диалогу Регионального Форума АСЕАН (АРФ) и членом Форума Азиатско-тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), и в субрегионе Северо-Восточней Азии (СВА) - в рамках проекта «Туманган» и Шестисторонних переговоров по проблеме безопасности Корейского полуострова. Однако, когда в 2005 г. Россия проявила интерес к участию в ВАС, то встретилась с существенными трудностями. Учитывая, что расширение Россией взаимодействия со странами Восточной Азии, в том числе с ближайшими соседями по СВА, по-прежнему остаётся одним из ключевых средств для включения Дальнего Востока РФ в процессы регионального экономического сотрудничества, исследование особенностей моделей восточноазиатского регионализма является исключительно актуальной задачей. Замысел диссертации определён рядом факторов, в том числе тем, что государства реализуют свои политические устремления во многом через создание и поддержку МПО, которые, выступая в качестве транснациональных акторов, имеют свои интересы и цели. Автор учитывал, что безопасность и экономика являются наиболее важными сферами в плане формирования и воздействия на мировую политику. В этой связи процессы регионализма Восточной Азии рассмотрены в данном исследовании преимущественно через призму деятельности МПО в области безопасности и экономики. В то же время анализ только институциональных форм, оболочек, организационных структур интеграции вне анализа реальных проявлений регионального процесса малопродуктивен. Поэтому целостное описание интеграционных моделей не возможно без анализа процессов регионализации. Именно этот тезис сыграл важную роль в постановке исследовательских задач и формировании структуры работы, включающей отдельные главы по изучению проблематики регионализма и регионализации Восточной Азии. Основное внимание в исследовании уделено политико-экономическим аспектам регионализма и регионализации, получившим в Восточной Азии наибольшее развитие, а также характеристике межправительственных институтов многостороннего сотрудничества в области безопасности. При этом деятельность двусторонних союзов безопасности, сдерживающих формирование открытой многосторонней системы безопасности в регионе, а также ряда стран, во многом оставшихся за пределами интеграционных процессов (например, Монголии и КНДР) отображена в меньшей степени и только в части касающейся основной темы работы. Объектом исследования служит процесс формирования Восточной Азии как самостоятельного международно-политического региона. Предметом исследования является роль и интересы межправительственных организаций и негосударственных акторов в моделях регионализма и регионализации Восточной Азии соответственно. Хронологические рамки исследования охватывают период с середины 80-х годов ХХ века, когда Япония выступила основным двигателем начавшегося регионального экономического роста, до настоящего времени. Целью исследования является комплексная оценка особенностей международно-политического региона Восточной Азии и практического вклада межправительственных институтов и неправительственных акторов в формирование моделей регионализма и регионализации в интересах развития азиатской и общих теорий интеграции, и выработки рекомендаций для повышения эффективности участия РФ в регионализме. В соответствии с целью исследования были поставлены и решались следующие исследовательские задачи: - - изучить характер влияния процессов глобализации на формирование азиатских моделей и институтов интеграции; - - выявить характерные особенности азиатской интеграции в качестве возможного вклада в общую теорию интеграции; - - проанализировать эффективность межправительственных организаций и институтов трансрегионального, регионального и субрегионального уровней и возможность их применения в качестве моделей сотрудничества; - - изучить роль основных акторов в становлении регионализма Восточной Азии, дать оценку их лидерского потенциала и перспектив развития конкурирующих моделей регионализма; - - оценить роль и интересы ведущих внешних и периферийных участников восточноазиатского регионализма; - определить вклад частного бизнеса и гражданского общества в развитие регионализации и формирование идентичности Восточной Азии; - - оценить степень «региональности» Восточной Азии в целом и её способность выступать в качестве самостоятельного международно-политического региона; - охарактеризовать российские подходы к регионализму Восточной Азии и предложить возможности более эффективного участия. Степень научной разработанности проблемы. Несмотря на признание экспертным сообществом возрастания роли Восточной Азии в мировой политике и экономике, в российской политической науке продолжает доминировать изучение европейской интеграции. Исследованию её азиатских моделей, которые вносят принципиальные изменения в сформированную на европейском опыте общую теорию интеграции, посвящено не так много работ. При этом масштабного исследования опыта азиатской интеграции на основе комплексного аналитического подхода, применённого автором к изучению МПО и неправительственных акторов, в российской науке ранее не проводилось. В наибольшей степени для характеристики МПО, неправительственных акторов и моделей регионального порядка автор опирался на теоретические инструменты, предложенные пропонентами неолиберального институционализма (Кохэн Р., Мартин Л., Баркин Д. и др.), конструктивизма (Вендт А., Катзенстейн П. и др.) и критицизма (Кокс Р., Линклэйтер А. и др.). Для оценки процессов регионализма Восточной Азии автор обратился также к теориям «становления пространственной восточноазиатской структуры стабильности» и «равноположенного развития» Богатурова А., и «многофакторного равновесия» Воскресенского А. Специальное внимание автором было уделено работам, посвященным исследованию дихотомии глобализация – регионализация, в которой заложен спор о перспективах дальнейшего развития мировой политики и экономики. Для изучения этой проблематики автор обратился к работам Иноземцева В., Караганова С., Кулагина В., Лебедевой М., Мельвиля А., Миттелмана Д., Михеева В., Омае К., Петровского В., Розенау Д., Томпсона Г., Фельдмана Д., Хелда Д., Хирста П., Цыганкова П. и других исследователей. Важную роль для выработки теоретических подходов к исследованию сыграли современные наработки концепции «нового регионализма». Считается, что первым этот термин ввёл в научный оборот Э. Харрелл, хотя широкое признание он получил после серии публикаций по этой тематике, осуществлённой группой из трёх ученых (Б. Хеттне, А. Инотай, О. Санкел). Исследования сторонников этой концепции показали, что характерная для ЕС высокая степень институционализации международных институтов скорее является аномалией, а не ведущей тенденцией их формирования в других регионах мира. Тем не менее, сторонники «нового регионализма» не стремятся создать универсальную теорию, называя её рамочной концепцией, основная «новизна» которой заключается в рассмотрении моделей регионализма в других регионах мира. Лидерами региональной интеграции Восточной Азии являются государства и частные корпорации. Для анализа роли частного бизнеса в развитии процессов экономической регионализации, оказавших ключевое воздействие на формирование моделей регионализма Восточной Азии, автор опирался на работы таких исследователей, как: Акамацу К., Афонцев С., МакИнтайр А., Нотон Б., Хэтч У., Ямамура К., Потапов М., Юнг Х., Мачадо К., Федоровский А., Минакир П. и др. Среди многообразия неправительственных организаций главное внимание в работе уделено изучению экспертных сообществ так называемой «второй дорожки», способствовавших поиску консенсуса между региональными элитами в продвижении регионализма Восточной Азии. При этом на азиатском опыте в исследовании проверены две научные гипотезы. Первая: за прошедшее 20 лет лидерами регионального сотрудничества в СВА были внутригосударственные регионы (Арасэ Д., Ишаев В, Квон С.). Суть второй в том, что научное сообщество играет важнейшую роль в формировании региональной идентичности. В её развитие П. Эванс, А. Фукушима, Г. Розман и другие выдвинули схожие концепции, обосновывающие необходимость укрепления институциональной базы регионального сотрудничества путем формирования постоянно действующего консорциума исследовательских институтов. Одновременное воздействие глобализации и регионализации на нескольких географических уровнях привело к формированию различных моделей международного сотрудничества, что детерминировало необходимость поставить оценки интеграционных процессов Восточной Азии в политико-экономический контекст трансрегионального (АТР) и субрегинального (СВА и ЮВА) регионализма. Проблематике сотрудничества в АТР посвятили свои работы многие исследователи, в том числе: Алагаппа М., Арин О., Бажанов Е., Богатуров А., Воскресенский А., Косса Р., Моррисон Ч., Песцов С., Петровский В., Симония Н., Титаренко М., Фукушима А., Чуфрин Г. и др. В связи с ростом в середине 90-х годов интереса к сотрудничеству в рамках АТЭС, уместно выделить в отдельную категорию исследователей, анализирующих проблемы и перспективы развития этой МПО: Аггарвала В., Васильева С., Ватанабе А., Кикучи Ц., Кузнецову Н., Линкольна Э., Моррисона Ч., Чжан Юньлиня, А.Н., Якубовского В. и др. Большую значимость для работы имели исследования, посвящённые субрегиону СВА, а также поиску вариантов более эффективного подключения к нему российского Дальнего Востока. Наибольший интерес в этой области представляли работы таких ученых, как: Акаха Ц., Бажанов Е., Бакланов П., Ван Шенцзин, Воскресенский А., Гельбрас В., Денисов В., Дьюит Д., Зиглер Ч., Иванов В., Ивашита А., Йошида С., Кимура Х., Ларин В, Латкин А.П., Ли В., Лузянин С., Минакир П., Мясников В., Портяков В., Розман Г., Стрельцов Д., Титаренко М., Торкунов А., Федоровский А., Чо Ли-джей, Шинковский М. и др. Деятельность МПО СВА (Программы «Туманган» и Организации развития энергетики Корейского полуострова - КЕДО) нашла отражение в дискуссии, ведущейся с середины 90-х годов. Различные аспекты программы «Туманган» рассматривались такими российскими учеными, как: Бакланов П., Забровская Л., Коркунов И. и др. Оценки институциональных особенностей МПО («Туманган» и КЕДО) как моделей многостороннего сотрудничества были предложены как руководящими чиновниками этих организаций (Андерсон Д., Гомбо Ц., Хасбэнд Д.), так и рядом экспертов (Йошида С., Косса Р., Снайдер С. и др.).
С учётом того, что АСЕАН является базовой платформой и моделью для институтов многостороннего сотрудничества Восточной Азии, существенное внимание автор уделил научным трудам, посвящённым проблематике сотрудничества в экономике и безопасности ЮВА, в том числе таких исследователей, как: Ачара А., Го Э., Малетин Н., Мосяков Д., Несадурай Х., Рогожин А., Сумский В., Хорос В., Ширайши Т. и др. Повышение к концу 90-х годов внимания к взаимодействию в рамках АСЕАН + 3 привело к увеличению числа исследований, посвященных оценке перспектив формирования политико-экономического региона Восточной Азии, среди которых выделяются работы: Бисона М., Бреслина С., Воронцова А., Воскресенского А., Дрисдейла П., Катзенстайна П., Кёрли М., Ли Чин-ва, Лузянина С., Михеева В., Мосякова Д., Павлятенко В., Пемпеля Т.Д., Равенхилла Д., Cтаббса Р., Стрельцова Д., Танака А., Титаренко М., Тренина Д., Цунекава К., Чуфрина Г., Эванса П. и др.
Теоретико-методологические основы. Теоретическую базу исследования составили разработки российских и зарубежных ученых, посвященные развитию современного мирового политического процесса, оценке роли основных участников регионализма и регионализации в условиях глобализации. При этом автор преимущественно опирался на теоретические идеи, выработанные в рамках неолиберальной парадигмы в науке о международных отношениях, рефлективистских теорий (конструктивизма и критицизма), а также использовал современные наработки концепции «нового регионализма». В ходе исследования автор применил комплексный анализ, включающий такие характерные для политической науки методы, как системный, сравнительный, исторический, институциональный, функциональный, социологический. При выборе ведущих методологических подходов автор учитывал оценки о том, что в практике современных политических исследований основными являются системный и сравнительный методы, причём именно второй становится основополагающим. Также было принято во внимание, что в рамках «нового регионализма» основным методом исследований, позволяющим выявить различия в моделях регионального сотрудничества, является сравнительный. В применении сравнительного метода автор активно использовал как статистический, так и конфигуративный подходы. При этом в конфигуративных исследованиях, включающих интерпретативные методики, он концентрировался на сравнении межправительственных институтов, макрополитических и макроэкономических переменных с учётом специфики исторического, географического и социально-экономического контекстов политической жизни стран Восточной Азии. В целях классификации сходных процессов и институтов отдельных стран и региона в целом диссертант опирался на такие подходы как построение моделей – специально синтезированных для удобства исследования объектов, обладающих необходимой степенью подобия исходному, адекватной целям работы. При этом для оценки роли и эффективности международных организаций и институтов автор применил институциональный и функциональный методы. Эмпирическую базу работы составили многочисленные документальные источники, в том числе: официальные документы органов государственной власти РФ, выступления государственных руководителей России и других стран, аналитические документы, разработанные МИД РФ, внутригосударственными регионами и научно-исследовательскими учреждениями стран Восточной Азии, научные концепции развития региона, монографии и научные статьи российских и зарубежных ученых, статистические данные, характеризующие уровень развития международных связей в регионе. Важную роль в подготовке диссертации сыграли научное общение с экспертами в ходе исследовательских стажировок, участие в международных научных конференциях, а также широкое использование данных, почерпнутых из выходящих в РФ и других странах периодических изданиях и в электронной сети «Интернет». Научная новизна исследования состоит в том, что в нем впервые в отечественном научном сообществе на основе комплексного анализа межправительственных институтов и неправительственных акторов охарактеризованы модели регионализма и регионализации Восточной Азии, что является существенным вкладом в изучение мало исследованной проблематики азиатской интеграции. В этой связи автором: - выявлен алгоритм между изменениями в процессах развития глобализации и моделями создаваемых азиатских институтов; - установлен ряд принципиальных особенностей восточноазиатской интеграции, опровергающих универсализм европейской теории и доказывающих широкую вариативность моделей интеграции; - оценена эффективность институциональных моделей азиатских институтов в зависимости от опоры на закрытый или открытый характер регионализма; - исследована роль основных акторов, дана оценка их лидерского потенциала и перспектив развития конкурирующих моделей восточноазиатского регионализма; проанализирована роль ведущих периферийных и вешних участников; - выявлены факторы, противодействующие и способствующие интеграции, и дана комплексная характеристика Восточной Азии как международно-политического региона; - проанализированы российские подходы к восточноазиатскому регионализму, и предложены варианты более эффективного участия;
- в российский научный оборот введены результаты значительного числа новых исследований, посвящённых проблематике сотрудничества в Восточной Азии.
Основные положения, выносимые на защиту. 1. Формирование новых азиатских институтов совпадало либо со временем шоковых изменений в системе международных отношений (окончание «холодной войны» способствовало появлению АТЭС и АРФ), либо кризисов (азиатский финансовый кризис обеспечил быстрое становление АПТ). Автором доказана гипотеза о том, что создаваемые в регионе межправительственные институты были призваны либо способствовать целям распространения глобализации (формирование АТЭС и АРФ по принципу открытого регионализма), либо противодействовать её негативным последствиям (создание АПТ по принципу закрытого регионализма). При этом формирование Саммита Восточной Азии произошло в рамках трансформаторского подхода в теории глобализации. Компромиссный характер отразился на модели этого института (географически он меньше АТЭС, но больше АПТ, и не имеет ясной идентичности). Включение же в его состав дополнительно трёх государств с устойчивыми демократическими традициями можно рассматривать, как попытку повлиять на характер восточноазиатского регионализма в духе трансформализма Хелда. В то же время установлено, что движимые глобализацией западные образцы международного сотрудничества не оказали доминирующего воздействия на модели регионализма Восточной Азии, которые выстраиваются с опорой, преимущественно, на азиатские подходы.
2. Работа опровергает универсализм европейской теории интеграции, в том числе её положения о том, что основную роль в ней всегда играют государства и создаваемые ими международные организации, и о том, что региональная экономическая интеграция должна начать развитие с создания зоны свободной торговли. К настоящему времени не нашёл подтверждения и тезис о том, что результатом восточноазиатской интеграции должно стать формирование политического сообщества по типу ЕС. В ходе исследования выявлены следующие особенности азиатской интеграции: - дуализм реализуемых проектов. В Восточной Азии действуют два конкурирующих межправительственных форума (АРТ и Саммит Восточной Азии), принципиально отличающихся видением региона. Первый предлагает закрытый регионализм и «азиатские ценности», а второй – открытый регионализм и универсальные демократические ценности; - экономическая интеграция, характеризующаяся низкой степенью институционализации сотрудничества, получила приоритетное развитие, а интеграция в политической и культурной сферах практически отсутствует; - основными направлениями экономической интеграции являются торгово-экономическое и финансовое, при этом последнее, в силу меньшего потенциала конфликтности и большей актуальности для региона, вышло на ведущие позиции и получило развитие, не дожидаясь создания даже зоны свободной торговли; - рынки, торговля и инвестиции, а также частные корпорации явились главной движущей силой экономической регионализации, которая в Восточной Азии предшествовала регионализму и определила как основные функциональные направления интеграции, так и границы формирующегося региона; - интеграционные процессы Восточной Азии являются многоуровневыми (трансрегиональные, региональные, субрегиональные, «естественные экономические территории») и взаимонакладывающимися. Например, Малайзия, одновременно входит в АТЭС, АРФ, АПТ, АСЕМ, Саммит Восточной Азии, АСЕАН, АФТА, треугольник развития Индонезия, Малайзия и Сингапур, зону развития Большого Меконга и другие межправительственные институты. В большинстве их них она выступает как суверенное государство, однако в некоторых, как, например, АПТ, АСЕМ, FEALAC, предстаёт как член консолидированной группы стран ЮВА; - низкая степень формализации интеграционных процессов, обусловленная широким разнообразием входящих в регион государств, а также наличием специфических проблем, вызванных непреодолённым историческим наследием второй мировой войны, и рядом других причин. Сложившуюся модель восточноазиатского регионализма можно охарактеризовать, как мягкий интеграционный проект, направленный, преимущественно на укрепление финансового взаимодействия и создание ЗСТ. Под «мягкостью» понимается то, что в обозримой перспективе участники азиатского интеграционного процесса не последуют примеру европейцев, передавших часть государственного суверенитета наднациональным структурам. Таким образом, азиатский опыт доказывает отсутствие установленных этапов и стандартного процесса интеграции, модели реализации которой широко варьируются. 3. Опыт Восточной Азии подтверждает аргумент институционалистов о том, что наличие уже действующих авторитетных межправительственных организаций повышает вероятность создания новых региональных институтов и снижает издержки при их формировании (на базе АСЕАН были созданы АРФ, АПТ и Саммит Восточной Азии). За последние годы наибольшую эффективность в качестве инструмента для укрепления чувства региональной общности демонстрировали АСЕАН и АПТ - институты, опирающиеся на азиатский формат членства и стремящиеся представлять в международных контактах единую Юго-Восточную и Восточную Азию соответственно. В целом, региональные МПО, исповедующие принципы «пути АСЕАН», имеют ограниченную эффективность как механизмы практического сотрудничества. Что касается АСЕАН, то, столкнувшись с трудно разрешимыми проблемами социализации новых членов, страны ЮВА в интересах повышения эффективности взаимодействия предприняли меры по повышению уровня институционализации своей базовой МПО. В то же время в плюралистических по составу институтах (АТЭС, АРФ, АПТ) государства ЮВА блокируют возможности формализации сотрудничества, опасаясь доминирования в них великих держав. В вопросе приёма новых членов азиатские институты также демонстрируют дифференцированный подход. Так, во второй половине 90-х ускоренный прием в состав АСЕАН четырёх новых членов из бывшего социалистического лагеря (Вьетнам, Лаос, Мьянма и Камбоджа) был организован, в отличие от опыта ЕС, без выполнения каких-то предварительных условий. Приёму же в члены Саммита Восточной Азии предшествует выполнение ряда условий, оценка соответствия которым во многом носит субъективный характер. 4. Ведущим сторонником закрытой формы регионализма в формате АПТ стал Китай, существенно усиливший политическое и экономическое присутствие в регионе. В настоящее время взаимодействие между АСЕАН и Китаем является ключевой осью восточноазиатского регионализма, по сравнению с которой оценивается состояние отношений АСЕАН с Японией и РК. Япония предпочитает открытую модель регионализма, способную обеспечить интересы США и дружественных им государств. В качестве основного механизма в этих целях Токио использует Саммит Восточной Азии. Таким образом, Токио предложил собственную модель, отличную от предлагаемой Пекином, и в этом заложена интрига будущих столкновений по их реализации. Вместе с тем, ни США, ни Япония не заинтересованы в изоляции Китая, напротив, они стремятся и дальше вовлекать его в диалог по вопросам сотрудничества в безопасности и экономике, одновременно не отказываясь от политики стратегического сдерживания. До настоящего времени странам ЮВА удавалось сохранять, по крайней мере, видимость лидерства в региональных организациях, сформированных на базе АСЕАН. Так, в 1997 г. и 2005 г. они предприняли успешные попытки сдержать чрезмерное, с их точки зрения, усиление Японии и Китая соответственно, что подтверждает верность концепции А. Богатурова о том, что для Восточной Азии характерна преимущественно «пространственная» структура отношений, когда высокая «плотность» регионального пространства позволяет средним и малым странам АСЕАН сдерживать региональных лидеров. В то же время столь важная для сохранения международного престижа задача усидеть в «водительском кресле» при построении новой архитектуры Восточной Азии становится для стран АСЕАН трудноразрешимой. Более естественной для них будет роль своеобразного «центра «тяжести» регионализма, балансирующего интересы КНР и США в области безопасности, и КНР и Японии в финансово-экономической сфере. 5. Среди внешних акторов и периферийных участников регионализма Восточной Азии особую значимость имеют США и Индия соответственно. Невнимание США к региону в целом и к многостороннему сотрудничеству в АТЭС и АРФ в частности способствовало укреплению позиций более компактного видения восточноазиатского региона. При этом Вашингтон активно участвует в Шестисторонних переговорах по проблемам безопасности Корейского полуострова, прорабатывает возможности трансформации “расширенных” двусторонних отношений с Японией и Австралией, а также с Японией и РК, в различные модели трехсторонней системы безопасности. Что же касается американских двусторонних союзов безопасности, то они являются тормозом для возможных проектов построения регионального сообщества безопасности. Новым важным фактором стал выход на восточноазиатское геополитическое и геоэкономическое пространство Индии. Начиная с 90-х годов, Дели активизировал взаимодействие со странами АСЕАН в развития торговли, инвестиций, науки, технологий, и ведёт работу по подготовке с ними соглашения о создании ЗСТ. Лоббирование со стороны членов этой МПО способствовало включению Индии в состав АСЕМ и Саммита Восточной Азии. Этот курс будет встречать противодействие Пекина, стремящегося не допустить усиления индийского влияния в ЮВА, и станет одной из причин сохранения ВАС в виде аморфной политической структуры. 6. Вклад участников гражданского общества в развитие регионализации был не столь существенен, как ТНК, но их воздействие на становление региональной идентичности имело принципиальное значение. В то же время опыт СВА показал, что без поддержки правительств внутригосударственные регионы не способны добиться качественного повышения уровня международного сотрудничества. Налаживание регионального сотрудничества более продуктивно, когда интересы правительств и международных неправительственных организаций (МНПО) совпадают. Так, получив поддержку правительств, сети природоохранных МНПО стран Восточной Азии по численности и эффективности превзошли неправительственные организации в других сферах деятельности. Несколько удавшихся проектов объединения в одну сеть интеллектуальных ресурсов государств АПТ стало важным шагом на пути выработки идентичности Восточной Азии. При этом представители экспертного сообщества способны влиять на направления проектов регионализма через представление правительственным акторам политических рекомендаций. 7. Восточная Азия соответствует большинству признаков «региональности». Регион имеет подвижную границу, устанавливаемую операционной зоной заключённых и обсуждаемых соглашений о сотрудничестве, в первую очередь, в финансовой и торгово-экономической сферах. Определение ключевого региона как включающего 13 государств АПТ является доминирующим, но оспаривается рядом концепций более широкой географической трактовки. Для региона характерна полиядерная структура, в которой двумя основными ядрами выступают Китай и Япония. Важную роль играет ещё один, хотя и до некоторой степени формальный, центр влияния, состоящий из нескольких ведущих стран ЮВА (Индонезия, Сингапур, Малайзия, Таиланд), которые активно продвигают интеграционные процессы в рамках АСЕАН и других институтов, балансируя противоречия, возникающие между лидерами. К внутренней периферии Восточной Азии следует отнести экономически отсталые бывшие социалистические страны (Лаос, Камбоджа, Мьянма), а к внешней - Индию, Австралию, Новую Зеландию, Пакистан, Монголию, Россию, КНДР, Восточный Тимор и, возможно, другие государства. Влиятельным внешним актором являются США, оказывающие через военные союзы доминирующее воздействие на региональную систему безопасности. Лидирующие позиции в экономической интеграции продолжает удерживать финансовая сфера, особенно с учётом того, что в 2009 г. на фоне углубляющегося мирового экономического кризиса страны Восточной Азии достигли соглашения о создании крупнейшего в мире регионального валютного фонда объёмом $120 млрд. для оказания экстренной помощи странам региона в этот период. Важным этапом на пути к институционально-правовому оформлению торгово-экономической интеграции (хотя и не в масштабе всего региона) будут 2010-2012 гг., когда вступят в силу соглашения о ЗСТ между странами АСЕАН, в большинстве форматов «АСЕАН плюс», а также обязательства развитых стран – членов АТЭС по либерализации торговли. Слабо интегрированная институциональная среда системы безопасности, которую формируют американские двусторонние союзы, а также межправительственные диалоговые форумы и механизмы, несёт черты, как комплексной взаимозависимости, так и классических принципов неореализма. Остающиеся неразрешёнными межкорейская и территориальные проблемы, противоречия между Японией и Китаем чреваты обострениями политической обстановки и тормозят интеграционные процессы. В силу этих ограничений, а также наличия американских двусторонних союзов, создание межправительственного института и, тем более, регионального сообщества безопасности в масштабе Восточной Азии, в настоящее время не возможно. В то же время существенно выросли роль и активность в многосторонних механизмах безопасности (АРФ, ШОС, Шестисторонние переговоры) Китая, без учёта интересов которого не может быть решена ни одна региональная проблема. В этой связи в перспективе следует ожидать усиления влияния действующих региональных институтов (АРФ) и, возможно, появления новых (например, на основе механизма Шестисторонних переговоров). Ситуация в сфере морально-политических и культурных ценностей в регионе остаётся противоречивой. С одной стороны, по-прежнему сильны приверженность принципам конфуционизма и предрасположенность к авторитарной форме государственного управления. С другой – исключительно «азиатские ценности» разделяются не всеми странами. То есть впереди поиск компромиссной модели, и в этом должны помочь уже действующие в регионе разнообразные сети сотрудничества. Его формализация ещё не велика, но постепенно этот уровень повышается, и региональная архитектура становится более комплексной. Уже сегодня государства региона способны выступать на международной арене сплоченной группой и едины в стремлении строить ВАС на основе экономической интеграции. Таким образом, хотя и с некоторыми допущениями, следует признать Восточную Азию в качестве самостоятельного международно-политического региона. 8. Начавшийся в 2008 г. мировой экономический кризис, как и азиатский кризис 1997 г., будет способствовать усилению влияния закрытой модели регионализма. В целом, будущая модель региона ближе к НАФТА, чем к ЕС, и нет оснований ожидать создания в Восточной Азии наднациональных институтов даже в отдалённой перспективе. В ближайшие 10-15 лет продолжится формирование интеграционной модели, базирующейся на развитии экономического сотрудничества. На этот период теория «гибридного» регионализма («концерта» с элементами противоборства между США, Японией и Китаем) является одним из самых вероятных сценариев развития событий, при котором институты открытого регионализма (АТЭС и/или Саммит Восточной Азии) и закрытого формата (АПТ) могут развиваться параллельными курсами. В более отдалённой перспективе следует ожидать некоторого снижения роли США в системе безопасности региона и перехода к доминированию Китая в экономической сфере. Возможность всеобщего признания Пекина в качестве регионального лидера во многом будет обусловлена тем, сможет ли следующее поколение руководителей страны начать реформу политической системы и построение демократии «с китайской спецификой». 9. С середины 90-х российская политика в АТР стала более динамичной. Москва стала членом всех значимых межправительственных институтов на трансрегиональном и субрегиональном уровнях, и важно продолжать активно работать в этих форматах. Наиболее эффективным способом для получения Россией членства в Саммите Восточной Азии является сочетание функционального и геополитического подходов, то есть на основе расширения экономического сотрудничества (в том числе путём участия в многосторонних проектах развития инфраструктуры как символов регионализма) со странами СВА и выстраивания более сбалансированных политико-экономических отношений с ведущими государствами Восточной Азии. Недавние решения о проведении саммита АТЭС во Владивостоке и о взятии на себя в рамках Шестисторонних переговоров существенных финансовых и других обязательств по поддержке КНДР свидетельствуют о том, что экономическое направление регионализма начинает постепенно сокращать разрыв с долгое время превалировавшей в российских подходах проблематикой обеспечения стратегического баланса силы и региональной безопасности. Без выхода на лидирующую роль правительства РФ, неправительственные участники не способны обеспечить подключение страны к процессам регионального сотрудничества. Нужна комплексная долговременная Азиатская стратегия России, в которой в качестве одного из ключевых компонентов необходимо предусмотреть расширение взаимовыгодного взаимодействия Восточной Сибири и Дальнего Востока с быстро формирующимся восточноазиатским экономическим пространством. Это позволит постепенно снять две важнейшие для нашего государства угрозы в регионе: продолжающийся отток населения и недополученная выгода от неучастия в интеграционных процессах. Теоретическая и практическая значимость работы. В исследовании автор сосредоточился на анализе моделей регионализма и регионализации Восточной Азии, что позволило сформулировать ряд принципиальных особенностей азиатской интеграции. Результаты исследования, демонстрирующие что нового, по сравнению с европейским опытом, азиатская интеграция внесла в её общую теорию, составили основную теоретическую ценность работы. Основные выводы и базовые результаты исследования могут быть использованы представителями политического руководства, бизнес-сообщества и научной общественности России для оценки перспектив развития азиатской интеграции и выработки путей более эффективного взаимодействия российского Дальнего Востока и Восточной Сибири со странами региона. Кроме того, эти материалы уже используются автором в учебном процессе для преподавания дисциплин, посвящённых изучению институтов международного сотрудничества АТР в политической и экономической областях. Апробация результатов работы. Научные результаты исследования отражены в двух личных и пяти коллективных монографиях, учебном пособии и 28 научных статьях, опубликованных в России и за рубежом. Общий объём работ, написанных по теме диссертации лично автором, составляет более 60 п.л. Основные положения диссертации использовались автором в учебном процессе, в том числе: во Владивостокском государственном университете экономики и сервиса при чтении курса «Международные организации экономического и политического сотрудничества» (в 2007-2008 и 2008-2009 учебных годах) и в Университете Луисвиля, штат Кентукки, США при чтении курса «Международные отношения в СВА» (в рамках программы Фулбрайта в 2006-2007 учебном году), а также в ходе лекций и семинаров в ряде университетов и исследовательских центров РФ, США, Японии и РК. Результаты исследований докладывались автором на научных конференциях и симпозиумах. Участие в них позволило диссертанту ознакомить со своими наработками российских и иностранных экспертов и учесть в работе их конструктивную критику. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры мировых политических процессов факультета политологии МГИМО (У) МИД России.
Комплекс теоретических подходов и инструментов для оценки роли многосторонних институтов сотрудничества
В условиях расширения ядерного клуба, снижения управляемости мировых процессов снова возрастает роль силы в мировой политике, что особенно опасно на фоне нарастающих в различных регионах мира экологических проблем и негативного воздействия демографических факторов. При этом на практике не подтвердились оценки, сделанные после событий 11 сентября 2001 г., когда США заявили, что определяющей особенностью нового международного порядка станет борьба против международного терроризма. Война с терроризмом, как не стала «столкновением цивилизаций», так и не привела к сколько-нибудь серьёзному соперничеству противоборствующих идеологий. В то же время она снова усилила в системе международных отношений позиции государства, на которое возлагается основная ответственность по противодействию терроризму.
Принципиальное же значение для исследования имеет тот факт, что в современном мире в качестве определяющего тренда сохранилось воздействие глобализации. Одновременно усилились — наряду или иногда в противовес этому - и другие тенденции: регионализм и регионализация, действие которых вызывает значительное повышение роли регионов.
Среди российских и зарубежных исследователей существует множество точек зрения на характер и природу глобализации. Ниже приводятся несколько оценок, детерминированных в рамках, преимущественно, экономического подхода.
В этом случае под глобализацией понимается возникновение новой системы мирового хозяйствования, заключающейся в слиянии национальных экономик в единую общемировую систему, основывающуюся на новой ступени либерализации движения товаров и капитала, новой информационной открытости мира, технологической революции, телекоммуникационном сближении регионов и стран, возникновении межнациональных социальных движений, интернационализации образования, сопровождающаяся стандартизацией процессов глобального управления, политических интересов, культуры и ценностей, информационных и коммуникационных потоков и выражающаяся в параллельно идущих процессах регионализации и фрагментации мира.
Глобализация мировой экономики отражает достигнутый мировым сообществом критический уровень экономической взаимозависимости, за которым ни одна страна уже не в состоянии самостоятельно и при этом успешно решать задачи социально-экономического развития. При этом глобализация обусловливает взаимозависимость напрямую интеграционно не связанных друг с другом частей мирового хозяйства. Так, несмотря на минимальные объёмы экономического сотрудничества РФ с ЮВА, обвал на азиатских валютных и фондовых рынках 1997-1998 гг. косвенно - через деятельность международного спекулятивного капитала - негативно повлиял на финансовую ситуацию в России, ускорив банкротство финансовой политики, основывавшейся на спекулятивной пирамиде ГКО.
Важно учитывать, что процессы глобализации протекают не только в экономическом измерении, и что даже существенные успехи в этой сфере не сглаживают различий культур, политической и военной организаций.
Именно поэтому в различных странах и регионах мира тенденции развития экономической и других аспектов глобализации оказались зависимы от геополитики и политики регионализма. В целом, российские исследователи не затушёвывают отрицательных последствий глобализации, отмечая, что «раскол существующей цивилизации становится одной из определяющих черт нашего времени». По оценке В. Иноземцева и С. Караганова, значительная часть государств Азии и Африки в условиях глобализации оказались в тяжелейшем экономическом и социальном состоянии и выступают «источником большинства нынешних глобальных проблем — политических, социально-экономических и даже экологических»
Характеризуя западные подходы к глобализации, можно заключить, что для них характерно всестороннее исследование темы: как теоретическое в рамках экономического, философского, политического, культурологического, экологического и других базовых подходов, так и практическое — в плане отслеживания конкретных последствий глобализации для национальных экономики и политики. Особую важность приобретают формы, которые глобализация принимает в каждом регионе мира, и в этом контексте соотношение процессов глобализации и регионализации (вторая способствует развитию первой в качестве дополняющего механизма или, напротив, препятствует ей) стало предметом научного дискурса. В качестве компромисса можно привести подход, рассматривающий эти феномены, как сопряжённые и политически мотивированные. В научной литературе этот термин получил название «глокализации» и был введён Р. Робертсоном, который использовал его для характеристики трансформации экономической компоненты глобализации на локальном уровне.25
В азиатских новых индустриальных странах (НИС) исследователи делают основной акцент как на тех возможностях, которые глобализация открывает перед их странами, так и вызовах, которые она создаёт для http//www2.kokugauin.ac.jp/ijcc/. национальной стабильности, а также поиску приемлемого варианта контроля над глобализацией. В этой связи южнокорейские эксперты, как и их коллеги из стран Юго-Восточной Азии (ЮВА), большее внимание, чем западные учёные, уделяют проблеме взаимосвязи глобализации и регионализма. При этом распространена точка зрения о том, что усиление последнего происходит как ответ на доминирование США в процессах глобализации. Серьёзный импульс дискуссиям по этой проблематике дал финансовый кризис, охвативший в 1997-1998 гг. страны ЮВА и Республику Корея (РК).
Что касается китайских подходов к глобализации, то они основываются на принципе разделения политики и экономики. В политической глобализации Пекин видит угрозу вмешательства Запада в его внутренние дела по вопросам прав человека, реформирования политической системы, проблемы независимости Тайваня и автономии Тибета, и др. В то же время он использует экономическую глобализацию для получения дополнительных ресурсов от развитых стран, прежде всего, для выхода на их товарные рынки, получения капиталов и современных технологий. Свидетельством целенаправленного движения в этом направлении стало вступление Китая в 2001г. в ВТО.26
Геополитические подходы к формированию региона
Лэйк заменяет интерес к географическим, историческим и культурным связям соседних государств исследованием объединяющих их угроз безопасности, а также моделей взаимодействия стран по их поводу. При этом «региональной» угрозой объявляется всё, что меньше глобальной, и границы КРБ определяются ограничениями в проецировании военной мощи входящих в него государств. В ситуации, когда Лэйк сводит вопросы идентификации регионов к наличию или отсутствию угроз безопасности, США становятся участником комплексов региональной безопасности не только на Ближнем Востоке и Корейском полуострове, которые не близки и не граничат с этой страной, но практически всех подобных КРБ на планете, которая отягощена наличием тысяч аналогичных комплексов.110
В отличие от Бузана и Лэйка, оперировавших понятием КРБ, Д. Лемке, опираясь на теорию перераспределения силы Органского111, разработал собственный подход, получивший название «локальных иерархий». В его рамках Лемке выделяет 23 самостоятельных мини-иерархии, которые находятся под контролем глобальной иерархии (американская гегемония). Таким образом, этот автор представляет «многостороннюю иерархическую модель» в качестве пирамиды власти, на вершине которой находится глобальный гегемон. В то же время, принимая важность регионального уровня анализа, он полагает, что предложенная модель актуальна лишь в тех случаях, когда гегемон редко вмешивается в дела регионов, что, по мнению автора, характерно для однополярного мира112.
В целом, концепция регионов Лемке представляет собой гибрид моделей Бузана и Лэйка. С одной стороны, локальные иерархии компонуют регионы из территориально близких государств, имеющих многолетнюю историю интенсивного взаимодействия. С другой стороны, Лемке выбирает рационалистическое определение региона, формируемое восприятием угроз безопасности и физическими возможностями государств по проецированию военной мощи. В результате он делит планету не на девять комплексов почти континентального масштаба (как Бузан), а на 23 самостоятельных мини-иерархии, восемь из которых представлены диадами государств, например, КНДР-РК. Как и у Лэйка, регионы формируются, исходя из возможности военного конфликта, однако в отличие от него, Лемке полагает, что военные угрозы касаются в основном соседних государств. По его мнению, снижение больше чем на 50% эффективности проецирования военной силы на дальности, определяемой расстоянием между столицами двух стран, выводит данное государство за пределы локальной иерархии.
Оценив рационалистические подходы к определению регионов, уместно рассмотреть, какие концепции применяют в этих целях сторонники рефлективизма. Сторонники критического подхода (Хеттне, Хентц, Фаррелл, Фальк) целенаправленно позиционируют себя как «новых регионалистов», и, не удовлетворяясь объяснением мировых процессов, стремятся на основе адаптации неофункционализма выработать теории регионального порядка и интеграции, способные помочь развивающимся странам ответить на вызовы гегемонизма и глобализации.
При этом сторонники критической теории исследуют регионализм в области безопасности в интересах разработки теорий регионостроительства. По их оценке, регионализм позволяет смягчить действие усилившихся с распадом биполярности проблем локального хаоса, а также противостоять американскому гегемонизму. Регионализм, преследующий эти цели, Фаррелл определяет как «оборонительный», а конструктивист Ачара — как «автономный»114.
Динамичный подход к формированию регионов характерен и для коструктивистов (Ачара, Адлер, Харрелл, Солинджен и др.), формирующих их с помощью таких понятий, как общие ценности и идентичность. Для существования когнитивных регионов не требуется, чтобы их участники занимали общее пространство, так как они могут формироваться через непространственные взаимодействия. Важный тип таких регионов — сообщество безопасности, члены которого ожидают, что проблемы будут разрешаться без применения силы115. Конструктивисты противопоставляют преимущественно материальному подходу к определению регионов другое видение, когда регионы возникают под воздействием изменения норм и идентичностей у правительств, гражданского сообщества и бизнеса.
Формальную институционализацию регионального сотрудничества конструктивисты, так же как и рационалисты, считают важнейшим достижением, так как «все регионы конструируются социально, и поэтому политически могут быть оспорены».116 В этом контексте представляет интерес подход Э. Солинджен, поддерживающей концепцию постоянно меняющихся регионов, что вызвано изменениями во взглядах ведущих внутренних коалиций (групп влияния) в странах региона117.
Предлагаемый подход подчёркивает ключевое влияние внутренних структур на внешнеполитический курс государства. Солинджен выделяет два типа таких внутренних коалиций: либерально-интернационалистическую и консервативно-националистическую. При этом первые предпочитают экономическое и политическое сотрудничество, а вторые — экономический протекционизм и политическое противостояние. Эти предпочтения и формируют региональные порядки, например: либеральный (Западная Европа), националистический (Ближний Восток) или смешанный (Латинская Америка). В то же время, взаимоотношения между внутригосударственными коалициями и регионами являются улицей с двусторонним движением, и внешние условия (региональный и глобальный контекст), например, возможные плюсы от участия в мировом рынке, также влияют на точку зрения этих коалиций. Таким образом, в отличие от «нового регионализма» в духе Хеттне, Солинджен считает, что определяющим в формировании регионов выступает взаимодействие не по линии «регион - мировая система», а по линии «регион — государство», отводя основную роль внутренним факторам118.
По мнению Э. Харрелла, достижение участниками региональной идентичности или общего взгляда на ключевые вопросы является важнейшим фактором для успеха регионального проекта в целом и характеризуют то, что называется «региональная целостность» (сплочённость). Её наличие позволяет региону: - играть определяющую роль во взаимоотношениях между входящими в него государствами и остальным миром; - стать базой для координации политики внутри самого региона.119
Идентичность регионов существует в сознании людей, а её источники ищут в культурной близости, формирующейся общей историей, религией, языком и т.д. В обществе должны присутствовать исторические и современные символы, которые разделяет население стран региона, а придание процессам сближения непрерывного характера обеспечивается через их повторение и стандартизацию в рамках региональных организаций.
«Туманган» и Организация экономического развития Кореи как модели межправительственного сотрудничества Северо-Восточной Азии на принципах «естественной экономической территории» и функционального подхода
При этом институциональный механизм АТЭС предусматривает активную деятельность всех участников, в том числе поочередную организацию ими мероприятий ежегодной программы, которая весьма обширна. Так, в 2001г. в Москве прошло заседание Делового консультативного совета АТЭС. В дальнейшем местом проведения большинства российских мероприятий из годовой программы АТЭС стал Владивосток. В 2002 г. в этом городе прошли седьмой инвестиционный симпозиум и третья ярмарка инвестиций АТЭС, в 2005 г. - ежегодное заседание Транспортной группы АТЭС. Регулярное участие Президента РФ в саммитах, утверждение Концепции участия России в АТЭС и создание Комиссии правительства по вопросам участия России в этой организации, активизация проведения мероприятий АТЭС на своей территории свидетельствует о том, что высшее руководство страны считает участие в работе МПО приоритетной задачей. Подтверждением этого стало решение провести в 2012 г. саммит АТЭС во Владивостоке.
Открытый регионализм в сфере безопасности подразумевает предоставление не только странам региона, но и государствам, находящимся за его пределами, возможность присоединяться к заключенным членами организации соглашениям и становиться участниками региональных режимов. Становление многосторонних подходов к обеспечению безопасности стало отличительной чертой АТР в 90-е годы, что нашло выражение в создании в 1994 г. Регионального Форума АСЕАН, в котором внешние акторы получили статус партнеров по диалогу. Предложения о создании альтернативных действующим механизмам безопасности высказывались представителями России,254 Австралии,255 Канады, Японии и что вызвало появлении схожих региональных инициатив, предложенных правительствами Австралии, Канады и др. На Постминистерской конференции АСЕАН в июле 1990 г. бывший в то время Министом иностранных дел Австралии Гарет Эванс предложил создать Конференцию по безопасности и сотрудничеству в Азии по других стран. Однако материализовать её смогли страны АСЕАН, чему во многом способствовали такие факторы, как: - окончание «холодной войны» и стратегическая неопределённость в регионе, вызванная отстранённостью США; - инициатива, проявленная рядом стран, в первую очередь, Австралией, Канадой, Сингапуром, Филиппинами, и накопленный институциональный опыт взаимодействия в формате АСЕАН; - плодотворное взаимодействие сети научно-исследовательских институтов стран АСЕАН, занимающихся проблематикой безопасности.256
В то время как США, утратив в 1991-1992 гг. военные базы на Филиппинах, несколько отстранились от региона, Китай усилил военную активность в Южно-Китайском море, а роль Японии была ограничена экономической поддержкой на основе государственной программы помощи развитию. В этой ситуации страны АСЕАН предложили трансформировать старую систему односторонних действий и двусторонних союзов безопасности в новый формат многостороннего регионализма. Как следует из названия, центром притяжения МПО являются страны АСЕАН, создавшие её для поддержания безопасности региона совместно с великими державами и другими государствами, получившими статус партнёров по диалогу.
На первом этапе основной вклад в разработку новых подходов взяли на себя НИИ, представлявшие собой сложившуюся сеть институтов стратегических и международных исследований ASEAN - ISIS (ASEAN Institutes of Strategic and International Studies) из пяти стран АСЕАН: Индонезии, Малайзии, Филиппин, Сингапура и Таиланда. Начиная с 1990 г., институты сети ISIS занялись подготовкой концептуального видения новой организации, а в 1993 г. к ним присоединились ещё пять исследовательских институтов и центров из Австралии, Канады, Японии, РК и США, которые вместе создали новую МНПО - Совет по сотрудничеству в области безопасности ATP (CSCAP), ставшую основной поддерживающей АРФ организацией «второй дорожки».
Опираясь на эти предпосылки, в 1993 г. страны АСЕАН достигли согласия о необходимости формирования АРФ. Они же стали и лидерами новой организации, так как не рассматривались другими участниками в качестве угрозы безопасности, а сама организация (АСЕАН) в 90-е годы оценивалась, как исключительно успешная. Первое официальное заседание АРФ состоялось в 1994 г. в Бангкоке,258 а уже на втором заседании в 1995 г. в Брунее была принята концепция, определяющая видение, структуру и нормы Форума. Во многом она отражала идею «кооперативной безопасности», которую было предусмотрено достичь последовательной (в ходе трёх стадий) реализацией мер, как ниже указано:
В 1996 г. к членам АРФ в качестве партнёров по диалогу присоединились Россия, Китай и Индия, что отражало политический курс АСЕАН, направленный на подключение к региональному диалогу по безопасности всех великих держав, которые должны уравновешивать друг друга (полный состав членов АРФ см. в приложении №1).
На начальном этапе работы Форума участники уделили основное внимание выработке и согласованию мер доверия. В интересах их реализации они согласились укрепить диалог в сфере безопасности, усилить прозрачность в области военной политики и расходов, развивать военные обмены и т.д. Однако перевести работу МПО на вторую стадию оказалось непросто, так как возникли разночтения в понимании участниками пределов и вариантов применения мер превентивной дипломатии. Позже было достигнуто согласие о том, что мероприятия первой и второй стадии могут выполняться одновременно.
За 14-летнюю историю АРФ остался консультативным Форумом, действующим на основе консенсуса, и не стал организацией, «решающей проблемы». Оценки эффективности МПО разнятся в зависимости от ожиданий участников. Так, к позитивным результатам можно отнести то, что со времени её создания в Восточной Азии не произошло ни одного серьёзного военного конфликта, а участники реализуют комплекс мер доверия в военной области. С другой стороны, выработка мер превентивной дипломатии застопорилась, уровень институционализации остался низким, а такие важнейшие вопросы, как Тайваньская проблема или безопасность Корейского полуострова на нём не обсуждаются, хотя КНДР является членом АРФ.
Оба набора оценок могут быть обоснованы в зависимости от того, какая роль для АРФ предусмотрена участниками. Европейский опыт сильно отличается от исторического, культурного и экономического контекста восточноазиатской политики безопасности, поэтому признание релевантности АРФ нуждам безопасности членов МПО зависит только от них. Своё отношение они могут выразить, продолжая активно работать в формате АРФ, или перенацелив организационные, финансовые и прочие ресурсы на другую международную или региональную структуру.
Трансформация экономической системы и становление гибридной модели регионализации Восточной Азии
С точки зрения регионализации, Япония является для производственных сетей центральным узлом, откуда экспортируется до трети региональных компонентов для последующей сборки, при этом для РК, Тайваня, Индонезии и Филиппин в 2001 г. этот показатель превышал 50%.333 Формируемые японскими ТНК производственные сети широко представлены в странах АСЕАН. Что касается Китая, то здесь позиции японских ТНК не так прочны. Это вызвано, как давними проблемами исторического характера, так и наличием в Китае огромного внутреннего рынка, привлекательность которого вызывает более жесткую конкуренцию с компаниями других иностранных государств за выход на рынок производства высокотехнологичной продукции.
Многие страны Восточной Азии в 70-е и 80-е годы предприняли существенные усилия по созданию институтов и инфраструктуры, способствующих облегчению трансграничного перемещения людей, товаров, капиталов, информации и т.д. Другие государства региона, ограничивавшие права собственности, перемещение капитала, возможности использования средств коммуникации, сдерживали движение трансграничных потоков. Эти различия, характеризующие инвестиционную привлекательность регионов, и определили для японских ТНК места вложения ПИИ и размещения производственных сетей. Их основная часть (порядка 75%) сконцентрирована в двух торгово-инвестиционных коридорах (см. приложение № 3). Первый из них, сформировавшийся в 70-х - 80-х годах в СВА, берёт начало в Токио, спускается вниз вдоль морского побережья РК, Китая и Тайваня, и заканчивается в Гонконге. Второй возник в 80-х годах в ЮВА. Он начинается в районе Чианг Май (Таиланд), спускается вниз вдоль западного побережья Малайского полуострова, через Сингапур тянется к Джакарте и Сурабая (Индонезия) и заканчивается в Маниле.
Гораздо меньше японских производственных сетей размещено за пределами этих двух коридоров в так называемых «новых приграничных государствах» и на их отдельных территориях, к которым японский исследователь Д. Ташики относит Дальний Восток России, внутренние районы КНР, Монголию, страны Индокитая и Южной Азии.334 По мере реализации этими странами и отдельными территориями мер по повышению инвестиционной привлекательности, ведущие иностранные ТНК готовы перенести туда наиболее трудоёмкие производства. Например, южный Китай и Вьетнам уже стали крупными производителями электроники, электроприборов и продукции текстильной промышленности.
Для характеристики регионализации Восточной Азии показательно исследовать тенденции развития индустрии по производству электроники, которая доминирует в региональной торговле и инвестициях, отличаясь высоким уровнем интеграции сетей. Производство электроники превзошло текстильную промышленность в качестве основного двигателя регионального роста, а японские ТНК многие годы играли основную роль в её развитии, являясь основным источником как капиталов, компонентов и оборудования, так и управленческих технологий. В 80-е годы японские ТНК вышли на лидирующие позиции по ключевым производственным технологиям в этой отрасли. Однако в 90-е годы американские корпорации вновь консолидировали своё лидерство в производстве полупроводников, компьютеров, программного обеспечения, развитии интернет-технологий и т.д. Утратив лидерство, японские ТНК стали искать новые пути трансформации производственных сетей Восточной Азии, которая является для них источником недорогой, но квалифицированной рабочей силы, глобальной экспортной производственной базой, важнейшим рынком для сбыта готовой продукции, продвижения услуг и технологий.
Однако для японских ТНК оказалось сложно провести изменения в организации и управлении, направленные на совершенствование производственных сетей. Одна их причин была в том, что многие характерные черты управления ими, которые в прошлом были сильными сторонами, в изменяющейся обстановке стали системными слабостями. К таким особенностям модели управления японскими производственными тэг сетями в Восточной Азии эксперты относят следующие: Частичная конвергенция в организации японских сетей при сохранении принг\ипиалъных отличий от американской модели.
В начале 90-х японская экономика уступила лидерство американским ТНК в ряде важнейших отраслей. Для интеграции японских ТНК в глобальную экономику японскую модель надо было сделать более открытой. Но её быстрой трансформации препятствовало наличие таких традиционных для страны институтов и социальных ценностей, как пожизненная система найма рабочей силы, стабильная система поставщиков комплектующих, тесные связи правительства и бизнеса, от которых японское общество было не готово отказаться.
В результате реформирование в сторону американской модели осуществлялось не столь радикально, а вносимые инновации соотносились с ранее действующими институтами и практиками. С одной стороны, японские ТНК вынесли производство электроники в страны Восточной Азии, стали развивать производство продукции по контракту и передали дочерним компаниям ряд производственных и исследовательских задач. С другой — они по-прежнему стремились к минимизации рисков, практикуя жёсткое централизованное управление со стороны головной компании, опору на долговременные партнёрские связи и т.п.
